Текст книги "Изгнанники Эвитана. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)
Причем Эдингем разминулся с ним дней в десять – не больше...
Капитан со злости чуть не послал за Таррентом погоню. Но – полномочий нет. Есть – договариваться, намекать, завуалированно угрожать. А вот ловить и хватать – нельзя. Может, Леон Таррент и убил папашу. Но не доказано – не преступник.
Что ж, на такой случай Ревинтер предусмотрел еще вариант. Конечно, лучше заставить мальчишку помогать добровольно. Но тот может заупрямиться.
И тогда придется пойти другим путем. Министр финансов найдет потом способ уладить формальности. Он – мастер по таким способам.
Мальчишку... Алан ведь сам старше Леона всего года на четыре.
Времени осталось впритык – на исходе Месяц Сердца Зимы. Еще неделя-полторы – и лед капризного Альварена станет ненадежным. Жди потом Рождения Весны...
3
Алан гордился, что не боится никого и ничего. Ну, почти.
Но леонардитов опасаются все. Орден со зловещей историей лишь формально подчинен кардиналу Эвитана. А на деле дает отчет только своему Магистру. А тот в свою очередь – одному Патриарху.
Леонардиты не вправе воспрепятствовать отъезду монахинь. А тем более – послушницы. При наличии разрешения аббатисы.
Но вот навязаться в сопровождающие и утешители душ – запросто. И тогда уже Эдингем не сможет отказать...
Тем не менее, пока всё идет гладко. Его беспрепятственно проводили к настоятельнице Амалианского аббатства.
Коридоры – неуютны, безлики и безлюдны. Алан внутренне готовился к долгому и неприятному разговору. И, конечно, ожидал, что мать-аббатиса – отнюдь не молода. Но всё же...
Бабке явно стукнуло лет сто. А то и все двести. Столько морщин на одном лице умещается с трудом.
Впрочем, может, это даже хорошо. Старуху легче уболтать.
Если она еще не совсем выжила из ума. И за нее не распоряжаются другие. Не дряхлые.
А вот и ошибка! Чуть не расслабился при виде возраста собеседницы. А как насчет колючего блеска – в умнейших маленьких глазках? Бабка – в своем уме, бабка и не думает упускать власть из костлявых скрюченных ручек. И знает, чего хочет.
А на что Эдингем рассчитывал? Откуда возьмутся белопушистые одуванчики – в подобном гадюшнике?
– Итак, что привело вас, юноша, в обитель мира и покоя? – слабым, умирающим голоском прошелестела мать-настоятельница.
Алан насторожился. Всё – еще хуже, чем он думал, или... Или ему всё примерещилось? И это просто очень старая бабуля? Старая и больная...
– Мне нужно забрать из монастыря двух...
Кого? Карлотта – монахиня, а Эйда?
Сопляк-отцеубийца удрал. Узнать теперь не у кого...
– ...сестер! – выкрутился Эдингем. – Вот разрешение лиарского лорда.
Аббатиса скрупулезно изучила острыми как илладийский кинжал глазками бумаги. Над ними трудился лучший подделыватель почерков Бертольда Ревинтера. А уж где всесильный министр достал печать точь-в-точь как у лиарского лорда – остается только дивиться.
Алан вообще чем дальше, тем сильнее удивлялся своему монсеньору. Причём даже больше, чем восхищался. Эдингем любил умных людей. И презирал чванливых дураков. Вроде большинства придворных хлыщей. Или этого Леона Таррента.
Да сколько можно печати рассматривать?! Сейчас в них глазками-иголками дырку просверлит! Алан готов поклясться – у старой карги зрение не хуже, чем у него. А притворяется полуслепой.
– Сын не может распоряжаться матерью, – наконец выдала она резолюцию.
Эдингем замер – дураку понятно, что не может. Да у него на руках и не приказ сына, а просьба. Приказ в другой бумаге – в нее старуха вцепилась сейчас. И касается он не матери, а сестры отсутствующего лорда.
А бабка сейчас еще вспомнит, что Леону нет восемнадцати. И при наличии других кровных родственников он не вправе распоряжаться даже младшими сестрами. А у Эйды Таррент есть родной дядя по матушке – барон Ив Кридель.
Алан, конечно, знал, что возразить. Дядя до сих пор не заявил о своих правах. Значит – признал право опекунства над сестрами за Леоном.
А если аббатиса пошлет за подтверждением к вышеупомянутому барону? В Тенмар! На это уйдет не один месяц.
Да и барон – темная лошадка, очень темная. И еще тот, говорят, упрямец.
– Сын не может распоряжаться матерью. Но может предложить ей выйти из монастыря, – попытался подъехать с другой стороны Эдингем.
Бабка продолжила сверлить собеседника въедливыми глазками. Но пока не вспомнила ни о каком тенмарском дяде. И Алан слегка перевел дух:
– Я – капитан личного гарнизона графа Ревинтера. А Бертольд Ревинтер, как вы знаете, – член Регентского Совета. И он подтверждает разрешение Карлотте Гарвиак покинуть монастырь.
Сама узница наверняка вцепится в подобный шанс зубами и когтями. Но, чтобы добраться до бывшей графини Таррент, нужно уломать эту упрямую старуху.
– Молодой человек, Карлотта Гарвиак приняла монашество еще год назад. И отныне мирские власти не в силах ни заточить ее, ни освободить...
– В таком случае я забираю послушницу Эйду Таррент. По приказу ее брата, – быстро сказал Алан. Моля Творца и всех агнцев и голубей Его, чтобы хоть девчонка не успела стать монашкой.
Иначе, чтобы вытащить ее отсюда, не поможет даже личное присутствие Леона Таррента и Ива Криделя сразу. Добровольно готовых помочь. Бабка отлично знает свои права.
И Эдингем не ошибся.
– Конечно же, заберете. Если сестра Эйда не предпочтет стать невестой Творца. В этом случае она сегодня же примет монашеский обет...
Алану стало еще холоднее. Совсем не обязательно девушку постригут по ее собственному желанию...
– Но я могу хоть поговорить с сестрой Эйдой и... сестрой Карлоттой?
– Сестрой Валентиной, – поправила старая ведьма, откидываясь на спинку высокого узкого стула. Действительно устала или притворяется? Если она еще и сильна как семь быков, Эдингем ничуть не удивится. – Можете. Поговорите. Лучше начать с младшей из смиренных сестер. Если дочь согласится уехать, и мать захочет ее сопровождать – я отпущу обеих. Материнский долг в глазах Творца свят и для монахини.
Что? Что?!
– У вас ведь есть и приказ о доставке в Лютену государственной преступницы Карлотты Гарвиак, не так ли? – хитро прищурила бабка выцветшие голубые глазки-бусины. С угольными зрачками-кинжалами. – И за пределами монастыря он вступает в силу?
Она сама хочет избавиться от Карлотты?! Или... или здесь какая-то игра. И нужно держать ухо востро.
– Неужели у капитана личного гарнизона одного из Регентов может быть два совершенно разных приказа? – пожал плечами Алан. Прямо под насмешливым взглядом старухи.
Если хотела раскусить наивного офицера – ничего не вышло. Если аббатиса – враг, то очень хитрый и расчетливый. А уж если советует идти к Эйде... Не разумнее ли начать с Карлотты?
4
Следовало послушаться мать-настоятельницу! Эдингем явно переоценил собственные способности. Или мало пообещал.
Карлотта оказалась крепким орешком. Практически неразгрызаемым! Даже на обещание (угрозу!) увезти дочь и бровью не повела.
Бертольд Ревинтер опять абсолютно прав. А Алан – зеленый юнец. Решил, что материнский инстинкт есть у любой женщины. У Карлотты Таррент, урожденной Гарвиак, его отродясь не водилось.
И что теперь?
Эдингем практически провалил задание! Предположим, он даже уговорит и привезет Ревинтеру Эйду Таррент. Что дальше? Девчонка – никто, даже не жена Джерри. И наверняка не знает ничего.
Сестричка сопляка Леона не слишком-то и нужна. Нужна – подколодная змея Карлотта. Но змею не вытащить из ее логова!
Открывал тяжелую дверь в келью "сестры Эйды" Алан в самом препаршивом настроении.
И келья, и дверь – безлики, как все их товарки в этом склепе. А послушница Эйда Таррент – очень юная, очень хорошенькая и очень печальная.
Впрочем, нет. Насчет крайней юности – преувеличение. Ровесница Леона, просто выглядит младше...
Золотистые локоны трогательно выбиваются из-под мрачного глухого убора. Грустные серые глаза, правильные черты, нежное личико...
Кукла. Хорошо воспитанная кукла. Обычная "послушная дочь". В будущем – "хорошая жена и мать". Тихая, кроткая, в меру романтичная...
С такой застрелишься со скуки! Через пару месяцев.
И на этой пресной курице собирались женить Джерри? Да ей в монастыре самое место!
– Сударыня. – Эдингем всю сознательную жизнь избегал именно таких девиц. И теперь плохо представлял, как вести себя с теми, кто чуть что – в слезы. Наверное – как угодно. Всё равно разревутся. – Сударыня, у меня приказ вашего брата. Вы должны отправиться со мной в Лютену.
– Зачем? – тихим невыразительным голосом произнесла послушница. И вновь склонилась к пяльцам с вышиванием.
– Что?! – опешил Алан.
Курицы и послушные сестры вопросов не задают. Они повинуются.
– Зачем? – повторила девушка. Вновь поднимая на него серые глаза – большие и печальные. Действительно красивые. – Брату совсем не нужно мое присутствие в Лютене. А вы – не из его людей.
– Совершенно верно, сударыня. Тем не менее, у меня приказ доставить вас в столицу. И разрешение на это вашего брата, – поправился Эдингем. Решил взять сухой, официальный тон.
Люди обычно повинуются такому. Особенно те, кого дрессируют с детства. Вроде Эйды Таррент.
– Вас прислал Регентский Совет. – В огромных серых глазах – не вопрос, а утверждение. Она отложила пяльцы и встала. – Я готова еще раз повторить мои слова.
Какие слова? Она что-то знает? Хорошо бы! Тогда Карлотта, может, и не понадобится...
– Ирия – невиновна. Я уверена, что нашего отца убила мачеха, Полина Кито. – И всё это Эйда Таррент произносит тем же тихим, кротким голосом! – Я готова повторить это перед кем угодно. Даже если меня тоже приговорят к смерти. Я готова, едем.
Она что – серьезно?! Эта курица, глупая овца, которую семнадцать лет приучали к покорности?!
Алан чуть зло не рассмеялся. Прямо аллегория – жаль, он не художник! Прелестная мученица с кроткими глазами. И злодей, готовый вести ее на казнь! Злодей, конечно, – он.
– Сударыня! – Эдингем с трудом, но взял себя в руки.
Самое разумное – соврать ей, спокойно довезти до Лютены. И сдать с рук на руки Ревинтеру.
Вот только о деле Эйде не известно ничего. Значит – придется вновь уламывать Карлотту. А змея-мамаша найдет по дороге способ сказать дочери правду. Эта для всего способ найдет!
Какие бездонные у сестры Леона Таррента глаза! Прямо в душу смотрят. И она – все-таки красива. Даже в этом ужасном балахоне послушницы.
Пожалуй, понятно, что в ней нашел Роджер...
– Сударыня, мне жаль вас разочаровывать. Но речь пойдет не о вашей сестре, а о вас и вашем будущем.
– Мое будущее? – серые глаза погасли. – Оно предопределено. Или Леон нашел мне жениха?
Таким тоном интересуются, что на завтрак – овсянка или отварная морковь? Когда не любят ни то, ни другое.
– У вас уже есть жених, сударыня. И вам это прекрасно известно. Он не отрекался от вас. Причина разрыва – отказ ваших родных. Но теперь, после смерти вашего батюшки...
Как же трудно врать, глядя в эти глаза! Даже если врешь не до конца...
Ни проблеска радости – в двух глубоких серых озерах. Что же ей еще сказать? Что Роджер в квиринском плену помнит ее и любит? Всё равно она вряд ли увидит бывшего любовника вновь.
– Вам известно, почему мой отец отказал Роджеру Ревинтеру? – А Эдингем думал: еще тише и печальнее говорить невозможно.
– Мне известно даже, что больше года назад у вас, сударыня, родился ребенок. И его отец – Роджер Ревинтер, виконт Николс.
Вспышка радостного огня в двух серых омутах. Дрогнул уголок тонкого очерка губ. Затрепетали темные ресницы...
– Моя дочь – жива?! – В наполнившихся слезами глазах – безумная надежда. Сколько же боли и счастья сразу может поместиться в одном взгляде?! – Вы знаете, где она?! Говорите, не молчите!
Алан не знает. Но, возможно, знает Карлотта. И из нее необходимо это вытрясти. Потому что – не из матери же настоятельницы...
– Сударыня, именно это я и пытаюсь сделать. Найти вашу дочь. Я отвезу вас в семью жениха, вы...
– Я смогу ее увидеть?!
Юноша едва не отвел глаза:
– Да, сударыня, вы сможете ее увидеть. Сможете ее растить, заботиться. Вы же ее мать...
– Я еду с вами! – тихий решительный голосок не дрогнул.
Взглянуть в бездонные серые глаза Эдингем больше не посмел. Они полны непролившихся слез и невыразимо-отчаянной надежды. От нее одной зависит – жить ли дальше. Или не стоит.
Роджер – дурак, что не стал за Эйду драться! Есть в подлунном мире вещи и люди, за которых сражаться можно и нужно. Всегда и везде.
Джерри – дурак, а Алан – мерзавец. Потому что Эйда – игрушка двух беспринципных семей. А он везет ее к тому, для кого она – вещь. А ее жизнь – ненужная роскошь!
Станет ненужной – едва найдется внучка Бертольда Ревинтера.
Никто не даст тебе растить ребенка, Эйда. Роджер – в Квирине. А монсеньор легко сбрасывает лишние фигуры с доски. Вряд ли ты доживешь даже до лета...
– Вы любили Роджера? – не удержался Эдингем.
Пусть в ее жизни было хоть что-то счастливое! Что-то, что она сможет вспомнить, когда ее придут убивать.
И тут же одернул себя за глупый вопрос. Конечно, любила. Если родила от Роджера дочь. Пожертвовала добрым именем...
– А разве вам забыли сказать? – грустно дрогнули губы. И искривились в усмешке. Враз сделавшей Эйду старше. – Я – военная добыча. Мой отец был вне закона...
Был, но... Есть же законы чести, рыцарский кодекс войны...
Фигура, сброшенная с доски... Когда Эдингем отдаст ее Ревинтеру – напьется! Страшно.
Но правила игры придумал не он. И не ему их менять.
– Я готова, сударь.
Он не успел увернуться от светлого лучистого взгляда.
– Сударыня... – Всё сейчас летит к змеям! – Сударыня, вы уверены?!
– У вас приказ.
– Я не могу погубить вашу жизнь! – выпалил Алан. Отчетливо понимая, что сказал.
И что готов сейчас отдать. Дружбу, службу, да хоть самого короля вместе с его Регентским Советом!
И за что? Дурак!
– А зачем она мне? Губите, – грустно улыбнулась Эйда. – Если мне дадут хоть увидеть ее... Хоть знать, что она жива. Я же живу ради нее. Я готова, – повторила она. – Идемте.
5
– Ты предала нашу семью! – шипит Карлотта.
Карету нещадно трясет на ухабах. Отодвинуться от матери – некуда. При малейшем толчке их швыряет друг к другу.
– Ты предала честь нашей семьи!
– У нас давно уже нет ни чести, ни семьи, – спокойно ответила Эйда.
У Ирии получилось бы лучше. Но умная и смелая Ири погибла. Лучшая из сестер Таррент – в мире ином, а самая никчемная – жива. Вместе с матерью, что могла спасти Ирию и не спасла.
Девушка прикрыла глаза, пытаясь отрешиться от всего. Особенно – от ядовитого голоса матери.
Жаль, нельзя увидеть дорогу, лес, холмы, свободу... Вдохнуть свежего морозного воздуха!
Завешенная черным карета так напоминает тюремные! В них тоже везли в Лютену.
Саму Эйду – отдельно. Как наложницу и невесту ненавистного Роджера Ревинтера.
А остальных – в мрачный Ауэнт. На заранее предрешенные суд и казнь...
Черная карета так же равнодушно подскакивала на ухабах. Три недели – от Лиара до Лютены. Ровно три. От Лиара... от амалианского аббатства!
– Ладно! – От голоса Карлотты никуда не деться. Он – неотвратим. Как когда-то – ночные визиты Ревинтера-младшего. – Ты натворила дел – как обычно. Но ты всегда была глупой курицей. Он говорил с тобой наедине. Конечно, ты наболтала лишнего. Но теперь будешь делать лишь то, что скажу я. И отныне...
– Почему?
– Что?!
– Я – собственность монастыря, – тихо и внятно произнесла дочь. – Или Леона, который разрешил увезти меня к Ревинтеру. Но тебе-то я с чего должна подчиняться?
– Ты понимаешь, что я могу с тобой сделать?! – с мягкой угрозой поинтересовалась Карлотта.
В детстве это означало, что наказание будет особенно суровым.
– Что? – устало и равнодушно уточнила девушка.
Страшно лишь одно – умереть, не увидев дочь. Да и с этим Эйда уже успела смириться.
Она, наверное, слишком долго боялась. Но страх тоже имеет пределы. Вот и кончился.
Да и всё ужасное, что могло случиться, – уже случилось. Давно.
Ири в детстве говорила, что с людьми происходит лишь то, что они позволяют с собой сделать. Значит, Эйда позволила продать себя, изнасиловать, опозорить. Запереть в монастыре – заживо гнить. Позволила отнять дочь!
А самое страшное – позволила погубить Ирию!
Привычные слезы опять струятся по щекам.
Девушка вновь закрыла глаза. Друзей у нее не осталось. А врагов чужое горе лишь радует. Либо раздражает.
"Найдите мою дочь, спасите! А взамен возьмите мою жизнь – если она так вам мешает. Я вам это позволяю."
Глава седьмая.
Аравинт, Дамарра. – Эвитан, Ритэйна – Тенмар.
1
Закрывай глаза – не закрывай, роковое письмо с церковной печатью – вот оно. Исчезать не собирается.
Известие о смерти Алексиса тоже никуда не делось. И не оказалось дурным сном.
– Отлучение? – Кармэн честно попыталась немедленно осознать последствия. Включая самые страшные.
Но ничего непоправимого нет. Аравинт – не Мидантия и не Квирина. Никогда не славился религиозным фанатизмом.
Епископ и священники будут по-прежнему проводить все положенные службы и обряды. Умерших потом отпоют еще раз – делов-то.
А желающие обвенчаться подождут пару месяцев. Или даже год. Никуда не денутся...
– Кармелита, они объявили отлучение с первого дня этого года, – напомнил дядя. Он же – король Аравинта Георг Третий.
Герцогиня Вальданэ едва не сбросила письмо со стола. Вот это – уже хуже, причем намного! Значит, все сыгранные в этом году свадьбы – недействительны. В том числе венчание одной скромной девицы дядиного двора. Рожденной в не по-аравинтски консервативной семье. А если добродетельная Хуанита еще и беременна...
А еще – брак Александры Илладэн и Витольда Тервилля! Алекса и Вит по всем законам церкви – не женаты. Любой скандал в любой аравинтской семье в Аравинте же и уладим. Но Александра и Витольд – уже в Эвитане!
– Кармэн, как думаешь – скоро ли нам объявят войну?!
Только войны еще и не достает! Но ее действительно объявят.
Как скоро? Едва Эвитан посчитает нужным ввести войска. Император Мидантии, несмотря на помолвку сына с Арабеллой, бросил их на произвол судьбы. Иначе зачем ему понадобилось отлучение?
– Кармелита... – дядя потянулся к пока еще почти полному тёмно-рубиновому графину.
А вот это уже – совсем лишнее! Им еще сегодня беседовать с очень зубастыми послами Квирины и Мидантии. И Мэнда – на всякий случай. На самый крайний.
– Подожди! – вдовствующая герцогиня сжала занывшие виски руками. – Я пытаюсь решить, кому из нас лучше заболеть – тебе или мне?
– Что? – король Георг, кажется, опешил.
И – вот и славно! – оставил в покое пузатого друга и советчика. Зато на Кармэн уставился так, будто она хрустальное произведение лучших мастеров Мидантии уже опустошила. В одиночку.
Ничего, сейчас поймет!
– Мне, – приняла решение вдова Алексиса Зордеса. – Дядя Георг, бери перо. Пиши.
Он покорно придвинул чернильницу – смуглую хеметийскую танцовщицу.
Когда-то наследный принц Георг во всём слушался грозного отца. Теперь – того, кто лучше разбирается в ситуации. Хорошее качество для не слишком умного правителя.
Вот только Кармэн – не разбирается. Почти совсем...
– Пиши: твоя любимая племянница, вдовствующая герцогиня Кармэн Зордес-Вальданэ, тяжело больна. При смерти. Это должно помочь... При смерти – и потому срочно вызывает воспитанниц. Виконтессу Александру Тервилль, урожденную Илладэн, и Элгэ, герцогиню Илладэн. Обе дамы должны выехать немедленно после получения сего письма.
Не понимает. Искренне не понимает, при чём здесь герцогини Илладийские?
Хуже, что понимает она. А еще хуже – что вряд ли ошибается.
Дядю интересует (и пугает!) только грядущая война. Племянницу – тоже. Но это еще не повод забыть о другой опасности. Напрямую связанной с этой.
– Дядя, если мы не вернем в Аравинт Александру и Элгэ – повод для войны будет точно. – Кармэн Ларнуа нир Зордес-Вальданэ прямо взглянула в непонимающие глаза Георга Третьего. – Нам его предоставят.
2
Звереющий ветер воет осиротевшим волком. На воле – по запертой в клетке волчице.
Между ним и Элгэ – тяжелое железо оков, стены несущей в Лютену кареты и чужие солдаты! Все свои – мертвы.
Пока не знаешь точно – жива надежда. Надежда Элгэ уже умерла. Под полупьяный хохот солдатни, развешивавшей трупы на воротах.
– Вит, я в цепях, но на тебе – веревки. Попробую их разорвать.
– Я не оставлю здесь тебя и Алексу!
Темный бы побрал этого героя! И тех, кто сочинял сказки о других героях.
"Никогда не бросай друзей в беде!" Храбро погибай рядом – за компанию...
Девушка едва не заплакала – от отчаяния. Дуэтом с ветром!
– Вит, хоть один из нас должен добраться до Аравинта!
Один, без оружия, без провизии. Зимой – через всю страну! Витольд скажет именно это – и будет прав. Но...
Не сказал. Молча подставил руки.
Как туго затянуты узлы! В Аравинте "дети Прекрасной Кармэн" справлялись с таким на скорость. И Элгэ в последний раз быстрее всех распутала напарницу. Но Арабеллу связывал Грегори, а не солдаты свинопринца Гуго.
Давай, Элгэ! Если не успеешь – конец всему!
3
Ледяной ветрище завывает стаей оборотней. Будто не вьюга колотится в хрупкие ставни, а огромные, страшно голодные звери. Вот-вот разнесут. Доберутся до теплой крови!
"Луна видит тех, кто ее не боится".
Если открыть ставни – глянет ли с ночного неба всевидящий серебряный глаз? Или за окном – только метель?
И сквозь нее по-прежнему где-то летит одинокая черная птица. Вне времени и пространства.
А вокруг – ничего, кроме холода и снега. И льда – застывшего в вымороженном воздухе...
Луна, метель или голодные оборотни – какая разница? Сегодня Ирии точно не придет в голову любоваться сиянием звезд на агатовом небе! Она от искушения не гасить свечи едва удержалась. И теперь борется с желанием зажечь...
Почему-то в темноте – всегда страшнее! Особенно – в старинном многовековом замке. Где просто обязаны бродить призраки тех... об этом лучше не думать!
Здесь вырос Анри. И он первым посмеялся бы над глупыми страхами начитавшейся романов девчонки.
Как Анри прожил здесь целых шестнадцать лет? И не сошел с ума, не взвыл с тоски?!
Впрочем, может, и взвыл. Об этом не узнать. Даже если удастся встретиться вновь. Разве сын старого дракона в таком признается?
Что-то тяжелое грохнуло за окном. В вой ветра отчетливо вплелись голоса волчьей стаи. А на непроглядно черной стене начал вырисовываться смутный силуэт...
Ирия рванулась к подсвечнику – у изголовья. С третьей попытки комната осветилась тусклым, чадящим огоньком. Колеблющимся.
Вторым, третьим...
Даже пламя этой ночью какое-то жутковатое!
Прекрати! Возьми себя в руки...
Не сегодня.
Да что происходит?! После Воцарения Зимы Ирия спала плохо. Но свечей ночами не жгла.
И уж точно – не тряслась от ужаса при свете. Тем более, призрак неизвестно кого на старинном гобелене всё-таки примерещился. Да и за окном попросту свалило ветром очередное старое дерево. Завтра в саду Ирия в этом убедится! Просто еще один по-зимнему беззащитный вяз или клен не выдержал злобной атаки метели.
Стук. В дверь, а не в окно. Призраки не имеют привычки стучать. Но кого принесло к баронессе Ирэн ночью?
Всхлипывания... Души чьих-то жертв?
Совсем ошалела?
– Госпожа, впустите!
Мари. Плащ поверх рубашки. Мертвенно-белой, как платье призрака. Любого, кроме лиарских.
В дрожащей руке тоже чадит свеча. В круге света на полу колеблется тень.
Мари – живая. Но когда же Ирия перестанет испытывать облегчение при виде чужих теней?
– Госпожа, я боюсь! Такая ночь! Сегодня страшно!..
– Ложись со мной.
Вот-вот, а если старику что-то не нравится – это его трудности. Глубоко личные.
Шорох одеял. Живое ровное дыхание рядом.
– Тепло?
– Да, госпожа...
– Спи.
И всё хорошо. Мари не страшно. И Ирии – больше не страшно. И спасительные свечи можно не гасить. Даже если никому не признаешься, что горят они не только ради испуганной служанки.
И уж точно не признаешься старому герцогу Тенмару!
"Здесь древнее место, здесь спит древняя кровь. Здесь злой старик, что будит мертвых!.."
Как у такого отца мог родиться такой сын?
