Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц)
– Короче говоря, Альбус – торжественно объявила Виктория, – ситуация такова. Если ты повздоришь с Блэками, тебя вытурят из школы, и ты не поможешь никому, кто нуждается в этом сильнее, чем Лоуэлл. Он, кстати, уже вовсю притирается к тем, кто побогаче: его видят то с младшим из Блэков, то со Слагхорном… Он справится без тебя.
Противный голосок в голове проблеял, что она права.
В тот день был Хэллоуин, и к ужину зал обрядили светильниками из тыкв. Директор произнес небольшую праздничную речь, которая по большей части свелась к напоминанию о грядущем рождественском бале. Участие в нем обязаны были принять все студенты, исключая первый и второй курс.
– Ну вот, – проворчала Анджела. – Опять что-то придумывать с платьем… Надеюсь, я влезу в старое.
– Ты пойдешь со мной, конечно? – деловито осведомился Оскар.
– Естественно, – Анджела устало вздохнула. – Но прежде, чем делать бал обязательным для всех и ежегодным, наш директор мог подумать о том, что у кого-то нет средств каждый год покупать наряд. Не все же так богаты, как его любимые слизеринцы.
– А первокурсникам совсем-совсем нельзя на бал? – жалобно спросила Лидия и захлопала ресницами.
– Нельзя, – строго ответила ей Джейн. – Но мы, думаю, устроим праздник в гостиной. У меня есть музыкальная шкатулка, так что мы можем даже потанцевать.
Несколько минут после этого об ужине забыли начисто, занявшись тем, что приглашали друг друга на танец. Альбус подавлял зевоту: он не собирался никого приглашать, уже решив, как проведет вечер.
– А я? – обиделся Дерек Лонгботтом, не успевший пригласить никого. – Неужели со мной танцевать никто не будет?
– С тобой? – хмыкнула Нэнси. – Посмотрел бы ты сначала в зеркало.
– Посмотрела бы сама, жалкая грязнокровка! – вдруг вспылил тот. За столом мгновенно замолчали. Малкольм медленно опустил вилку и сжал плечо мальчишки.
– У нас не произносят этого слова, – раздельно проговорил он. – Предупреждаю в первый и последний раз.
– Но ведь она его спровоцировала, – вмешался было Дональд, но под холодным взглядом Малкольма замолчал.
– Нэнси, тебе тоже не стоило дразнить его, – сухо бросила Розалин девочке. – И хотя тебя защищают, но ты тоже неправа.
– Он смешон, поэтому я смеюсь, – Нэнси покривила длинноватый нос. – А вот он ошибается. Я никакая не грязнокровка. Мой отец – не маггл, он сквиб из рода Гойлов.
Дональд демонстративно подавился соком.
– Нашла чем хвастаться! Уроды и тупицы!
– Поттер, они могут быть кем угодно, но вряд ли так неприлично ведут себя за столом, – поморщилась Джейн. – Ты же не в хлеву, что за манеры?
Пользуясь случаем, Альбус быстро распечатал письма, завалявшиеся в кармане. Джеральдина поздравляла с наступающим праздником и писала, что надеется увидеть его вместе с сестрой на Рождество. Мать, напротив, запретила ему приезжать на каникулы: Ариана тяжело простудилась, и припадки у нее случались чуть ли не каждый день.
Вечер завершился тем, что Альбус с друзьями отправился искать боггарта: накануне они прочитали в учебниках за третий курс о способах борьбы с ними. Боггарта они не встретили, зато наткнулись за завхозова мастиффа Джима и оказались щедро облизаны.
За последний месяц перед каникулами нагрузка возросла настолько, что даже Альбусу пришлось засиживаться над учебниками дольше, чем ему хотелось бы. Впрочем, пару раз он находил интересные моменты в дополнительной литературе и зачитывался до глубокой ночи. Дональд с приятелями, не выспавшись, по утрам смотрели злобно, но сказать уже ничего не смели. В конце концов Генри вежливо попросил Альбуса ночью читать в гостиной.
В конце триместра оказалось, что Альбус, в конечном итоге, с учетом всего, что вычли из-за него преподаватели с сентября, принес факультету пятьдесят баллов.
– Если бы ты не спорил с учителями и не хулиганил, мы бы уже сейчас знали, что выиграем кубок школы, – вздохнула Анджела. – В каникулы подумай над своим поведением, пожалуйста.
Вечером в гостиной царила суета. Ребята постарше собирались на бал, а младшекурсники с переменным успехом пытались подготовить комнату к собственной вечеринке. Альбус видел, как Анджела, осмотрев в зеркало белое платье и высокую прическу (без очков в дурацкой оправе девушка оказалась очень миловидной), улыбнулась с некоторым самодовольством, но тут же покраснела, заметив, как насмешливо смотрят на нее соседки по спальне. Они-то знали, что обшивать старый наряд тюлью ей помогала Розалин Уизли.
Сама Розалин выпорхнула в новеньком, с иголочки, розовом платье, и кокетливо подала руку Патрику Диггори. Дерек Лонгботтом засмотрелся на них, запнулся и выронил стул, который тащил, к громкому смеху Нэнси. Альбус почувствовал раздражение: он не понимал, почему эта девчонка считает своей обязанностью смеяться над любой чужой неприятностью, и почему Джейн, обычно нетерпимая к любому поведению, идущему вразрез с ее принципами, как будто этого не замечает и всегда заступается за Стюарт. Впрочем, ему самому скоро надоело наблюдать за остальными гриффиндорцами, и он, потихоньку выйдя, отправился в кабинет, который они с друзьями давно облюбовали.
Остальные были уже там. На сдвинутых партах девочки, застелив их номерами «Ежедневного Пророка», поставили добытое ими угощение: блюдо с кусками индейки, другое – с кексами, еще одно – с жареным картофелем, и кувшин с соком. Элфиас, видимо, поработал тягловой силой. Лэмми в минуту, когда Альбус вошел, расставлял по углам банки с голубыми огоньками. Альбус, взмахнув палочкой, пустил под потолком снег, чем сорвал аплодисменты: в синеватом свечении, в отсветах свеч на столах снежинки переливались тысячью искорок.
Девочки принарядились. На Айле было темно-синее платье и такой же бант в темно-каштановом узле волос, на Клеменси – черное шелковое и большой белый платок на плечах. Виктория рядом с ними выглядела маленькой королевой: в бархатном вишневом платье, пышном, словно для праздника в богатом доме, в маленьких темных туфельках и во всем блеске массы свободно причесанных волос, спадавших ей на плечи медовой шалью.
Она подала Альбусу руку в бежевой печатке, он непринужденно приложился губами к запястью и вдруг проделал то же с Айлой и Клеменси. Девочки засмущались, но все-таки смогли держаться спокойно.
– Милости просим, – Виктория сделал королевский приглашающий жест. – У нас все готово. Рождественский ужин, даже ель, – она с усмешкой указала на стоящую в центре вазочку с сосновой веткой, украшенной единственным стеклянным шариком.
– И даже музыка, – Элфиас с гордостью извлек из-под парты инструмент вроде мандолины. – Никто не знал, что я учусь на ней играть. Хотел сделать вам сюрприз.
…Им было хорошо. Возможно, никогда больше ни один из них не ощущал настолько полного покоя и безопасности, как в тот вечер, когда они теснились за кое-как собранным столом, при тусклом свете свечей ели успевшие слегка зачерстветь кексы, вдыхали слабый запах хвои и любовались на игру голубых огоньков. Элфиас взял мандолину и стал тихо наигрывать, а Клеменси запела мягким легким голоском:
Двое влюбленных на склоне холма
Сидели погожим днем.
Наговориться никак не могли,
Хоть и были весь день вдвоем.
«Я не видел, Маргарет, зла от тебя
И тебе не сделал зла.
Не рыдай же завтра, когда зазвонят
Свадебные колокола».
Виктория бросила на Альбуса быстрый лукавый взгляд, и он догадался, что должен пригласить ее танцевать. Он помнил, как иногда на праздники танцевали родители, и особо не тушевался: встал, протянул ей руку, они стали медленно кружить с ней на месте.
«Умоляю вас, братья, мне разрешить
Видеть мертвую без покрывал.
Побледнела, я думаю, радость моя,
И вишневый румянец пропал.
Я на все для тебя, моя радость, готов.
Не чета я твоей родне…
Я целую в холодные губы тебя,
Ты не сможешь ответить мне».
Баллада, как знал Альбус, была длинной, и Клеменси, видно, выпустила несколько строф. С каждой новой строчкой в ее голосе сильнее слышались слезы:
«Если я молодую целую жену,
То, конечно, я в праве своем:
Никаких обещаний вашей сестре
Не давал я ни ночью, ни днем.
Подсчитайте-ка лучше, сколько хлебов
На столах, сколько вин дорогих?
Ровно столько же будет еды и питья
Завтра днем на поминках моих».
– Я пробралась в спальню мальчиков и приклеила ботинки Осборна Крауча к полу, – со смехом шептала Викки. – И за время каникул, раз уж ты остаешься, поймай мне, пожалуйста, мышь.
– Зачем она тебе?
– Хочу подкинуть в сумку зануде Гэмп. Она сегодня смеялась, что Клеменси никто, кроме Сполдинга и Корнфута, не поставил отличных оценок, а ведь она старалась.
Альбус согласился, что для такого дела мышь поймать стоит.
Схоронили обоих в церкви одной,
Вырос куст белоснежный роз
Из ее могилы. А из его —
Куст шиповника произрос.
И росли кусты очень быстро, пока
Не уперлись в церковный свод,
И сплелись, как влюбленные, ветками там,
И дивился на это народ.
Дверь заскрипела и шевельнулась, словно кто-то за ней стоял, и опять стало тихо. Никто не испугался, только засмеялся Лэмми:
– Наверное, призраки хулиганят. А баллада хорошая. Ты сама сочинила?
– Нет, конечно, – удивилась Клеменси. – Эту песню мама очень любит. Мы все вместе поем, когда гуляем.
– А вас много в семье? – спросил Альбус (они с Викки как раз вернулись за общий стол).
– Четверо. Я старшая. А еще есть Джастин, Оливия и Вивиана.
– А кто твои родители?
– Папа – сельский учитель. Он замечательный, очень умный, очень любит своих учеников. Часто приходит домой только к ночи, – улыбка делала бесцветное личико девочки почти красивым. – И он, представляете, верит в чудеса. Он не давал маме меня бранить, когда случались всплески стихийной магии, и сразу поверил, когда за мной пришла профессор Меррифот. Жаль, не смогу к ним приехать: мы всегда вместе мастерим игрушки на елку, – девочка весело пожала плечами. – А вы? Вот ты, Элфиас? Какая у тебя семья?
– У меня? Да ничего особенного… – Элфиас немного поморщился. – Отец держит что-то вроде постоялого двора. Я единственный ребенок. У нас довольно скучно.
– А у нас шумно, – фыркнул Лэмми. – У отца с матерью очень громкие голоса. Вот тетя Доротея – та тихая. Но она почти все время молчит, только кушает. Еще у меня были тетя Хельга и дядя Ричард, но они давно умерли, я их не помню. Дядя Седрик редко у нас появляется, а его сына я вовсе никогда не видел. У меня есть брат Филипп, и еще был брат Саймон, но он умер.
– Умер? – ахнула Клеменси. – Отчего же?
Айла, словно отстранившись от общего разговора, смотрела на оплывавшую свечу.
– Не знаю, – честно сказал Лэмми. – Ему в тот год должно было прийти письмо из Хогвартса, но не пришло почему-то. Потом родители уехали с ним куда-то под Манчестер, их вроде дядя Седрик позвал, он снимал там дачу. А когда они вернулись, сказали, что Саймон умер.
– Не пришло письмо из Хогвартса? – медленно спросил Элфиас. – Ну, стало быть, тебе наврали. Он не умер. По крайней мере, не тогда, когда сказали тебе.
– Как не умер? – длинное лицо Лэмми вытянулось сильнее.
– Он оказался сквибом, – вступила в разговор Викки; у нее на скулах выступили пятна. – Скорей всего, ему стерли память заклятием Обливейт и подкинули кому-нибудь, если не оставили на улице.
Клеменси поежилась. Айла, глаза которой стали влажными, сжала руку Лэмюэля, продолжавшего удивленно смотреть перед собой.
– Какая мерзость, – с ненавистью прошептала она. – Какая мерзость.
– Может, я его найду? – предположил Лэмми неуверенно.
– Попробуем как-нибудь, – заверил его Альбус.
Утро, когда большинство студентов должно было отправиться домой, оказалось неожиданно тихим. Устав на балу, просыпались медленно. Лишь самые ответственные вовремя явились в Большой зал.
Идя на завтрак по безлюдному коридору, Альбус неожиданно услышал тихий плач. На подоконнике сидела Анджела; одной рукой судорожно сжимая раму, другой она комкала какой-то исписанный лист. Альбус как будто проглотил что-то очень холодное.
– Что-то случилось? – робко спросил он, подходя. – Из дома… Плохие новости?
Анджела подняла зареванное, обезумевшее лицо.
– Джеральдина… Джеральдина умерла! – она тоненько завыла, уткнувшись в колени. Мальчику показалось, что огромный чугунный шар, врезавшись в него, переломал все кости.
– Как? – только и смог он спросить. – Почему?
– Она простудилась… Воспаление легких… В два дня…
Перед глазами возникло давнее воспоминание: Джеральдина несет ведро, скользит на талой тропинке, и вода плещется на ее стертые башмаки. Его сменило другое, острое и яркое: девушка, залитая солнцем последнего августовского дня, обернулась на крыльце, прижимая к груди охапку цветов, подаренную им. А больше – понял Альбус – ей никто и никогда не дарил цветов. А у него в тумбочке – стопка ее писем, на которые не нашлось времени ответить, ни на одно…
В груди продолжало болеть, и не хватало воздуха для крика отчаяния, когда Альбус увидел, как к ним небрежным шагом подходит Сириус Блэк.
– Я слышал, что случилось, Энджи, – с небрежной ухмылочкой сказал он.– Но тебе не стоит переживать. Я помню твою сестру. Она была очень слабой волшебницей. Это счастье, что она тебя больше не позорит.
Альбус не понимал, что сделалось с ним дальше. Бешеный, кипящий гнев переполнил, и он вскинул руки, желая спалить Блэка напрочь, до горсточки пепла. Того отбросило к стене, противно шмякнуло, потом он сполз на пол – без сознания, с разбитой в кровь головой. Анджела зажала рот ладонями. Альбус, тяжело переводя дух, шагнул к Сириусу и вытащил из обмякших пальцев палочку. Он еще не применял этого заклинания, но все же…
– Обливейт.
Искаженное болью лицо Блэка стало глуповатым. Альбус бросил палочку, схватил Анджелу за руку и побежал, потащив ее за собой.
Прим. автора. В главе использованы фрагменты английской баллады «Прекрасная Маргарет и милый Вильям».
========== Глава 12. Преступления без наказания ==========
Они сидели рядом в пустом классе, смотрели оба в гладкую стену. Анджела машинально теребила лист бумаги – письмо со страшным известием. Альбус не чувствовал ничего, кроме холода, усталости да ноющей боли в груди.
– Почему ты не можешь сдерживать себя? – роняла слова девушка. – Ты обязан учиться, чтобы помочь матери поднять остальных детей. А теперь что? Если тебя поймают – это конец. Тебя исключат из школы и сломают палочку, если только предварительно не забьют насмерть.
– Не поймают, – отмахнулся Альбус вяло. – Нас никто не видел, а память я ему стер.
Он не понимал, как можно о чем-то еще думать, когда Джеральдина умерла. Их совместные прогулки одна за другой вставали перед глазами. Кажется, однажды они говорили о потомках Кадма Певерелла, о детях, рожденных от женщины, воскрешенной волшебным камнем… Альбус едва не задохнулся, так ему захотелось сию минуту получить такой камень и вернуть Джеральдину с того света.
– Я вернусь в спальню, а ты иди на завтрак, – голос Анджелы донесся как сквозь стену из плотной ваты. – Если его уже нашли, покрутись там немного, но чтобы смотрелось естественно. Если нет, придется тебе поднять тревогу.
…Как оказалось, Сириуса Блэка уже нашли. Колдфиш и Сполдинг водили над ним палочками, а директор застыл над телом сына, скрестив руки на груди. Альбус видел, как Гораций Слагхорн и Луиза Монтегю спешно оттеснили от взрослых испуганного Финеаса.
За скамейками появлялись старшекурсники. Они успели узнать о том, что случилось с сыном директора, и теперь шепотом обсуждали, надолго ли отложат отъезд: что школьников не отпустят после завтрака, как было положено, никто не сомневался. Кто-то пытался прислушаться к разговору преподавателей у дверей, но профессора озаботились заглушающими заклинаниями, так что понять что-либо было невозможно. Наконец директор в сопровождении учителей прошествовал на место. В зале затаили дыхание.
– В связи с инцидентом, о котором мне только что стало известно, – начал Блэк негромко, – я вынужден задержать отъезд части старшекурсников. Через два дня им будет предоставлен камин в «Трех метлах», откуда они смогут попасть домой. Итак, после завтрака я попрошу пройти ко мне в кабинет всех учеников факультета Гриффиндор с пятого по седьмой курс включительно.
Уголок глаза и бровь Сполдинга слегка дернулись, но он, однако, к словам директора ничего не прибавил. Патрик Диггори сердито покосился на Блэка.
– Ну конечно, на его отпрыска только у гриффиндорцев имелся зуб. Конечно, он ни разу в жизни не перешел дороги ни рейвенкловцу, ни хаффлпаффцу. А отвечать, как всегда, придется нам.
– Директор считает, что только у нас хватило бы смелости, – Малкольм успокаивающе улыбнулся другу и встревоженной сестре. – Так что он в какой-то мере делает нам комплимент.
– Думаете, вызовут авроров? – Оскар Фенвик тревожно покосился на преподавательский стол.
– Вряд ли. Зачем директору шум? Может, его сынка так размазали в порядке самозащиты? – Патрик зло прищурился, оглянувшись на дверь.
Альбус не понимал, кажется, ни слова из того, что вокруг него говорили. После завтрака друзья подбежали прощаться – они все уезжали, даже Клеменси: ее пригласили в гости родители Айлы. Он обнялся со всеми по очереди, проследил взглядом, как они гурьбой сбегают по лестнице, и побрел в комнаты Гриффиндора. Он оказался единственным первокурсником львиного факультета, оставшимся в школе на каникулы, но сейчас от этой мысли становилось чуть-чуть легче: он сможет вдоволь нареветься в пустой спальне, не стыдясь никого.
В спальне, однако, Альбус пробыл недолго: больно было даже думать о том, что именно здесь лежат письма Джеральдины, на которые он так и не успел ответить. А ведь время-то было, просто вечно находились занятия более срочные или интересные… Если бы он только знал, сколько ей оставалось жить, он писал бы постоянно – не раздумывая, не медля. Нет, он сбежал бы из школы и увез ее от жестокой миссис Скримджер, а там пошел бы работать, и они с Джеральдиной отлично бы зажили. Неужели ничего нельзя вернуть, нельзя возвратить Джеральдину хоть на часок, чтобы снова увидеть ее живую, чтобы хоть извиниться?
Стены спальни давили, в одиночестве сделалось страшно. Альбус вернулся в гостиную, совершенно пустую, влез на подоконник и высунулся в форточку, надеясь услышать хоть вороний грай или тревожные вскрики галок. Ему вспомнилось, как лет в семь он, гуляя, увидел синичье гнездо, разоренное куницей. Птичка металась, зовя птенцов, но все, что осталось от них, лежало окровавленной кучкой пуха у ног Альбуса. «Миссис Скримджер, должно быть, жалеет, что так обращалась с дочерью. Хорошо, что Анджелу отпустили». Анджелу, единственную из старшекурсников-грифиндорцев, освободили от допроса и разрешили немедленно ехать домой.
В гостиную кто-то тихо вошел. Альбус, обернувшись, увидел Розалин, присевшую в кресло у камина; лицо ее раскраснелось на холодном ветру. Прикрыв форточку, мальчик спрыгнул с подоконника.
– А вы с Генри разве не уехали?
– Генри я проводила до станции, а сама решила подождать здесь, – девочка стряхнула капли со шляпки. – Ужасная метель на улице, Альбус. Даже страшно, как они поедут.
– Ты не знаешь, где сейчас наши ребята? – спросил он осторожно.
– Их вызвали к директору. Наверное, проверят палочки, и, может, спросят, кто где был, – Розалин поправила волосы. – Мне немного тревожно, Альбус, сама не знаю, почему. Это ведь не мог быть Малкольм, правда? Он слишком разумен, чтобы нападать на директорского сына.
– Конечно, нет! – мальчик склонился к камину, кочергой шевеля угли. У него пока не укладывалось в голове – да, что там, и не приходило в голову, – что кого-то могут наказать за нападение на Сириуса Блэка вместо него. А что на него никто не подумает, Альбус не сомневался. Вообще не хотелось думать об этом сейчас, когда к горлу подступают снова и снова слезы.
Розалин некоторое время молча грелась у огня, затем принесла из спальни книжку, погрела на углях гренки, оставшееся со вчерашнего дня, и чай, угостила Альбуса. Они оба молчали: он не мог сказать ни слова почти ни о чем, она тревожно смотрела на дверь, ожидая, пока ребята вернутся. Когда стало смеркаться – декабрьские сумерки скоры – она, все так же молча, зажгла свечу. Альбус побродил по гостиной, несколько раз прикусывал губу, давя горький вздох.
– Может, дойдем до кабинета директора? – спросил он у Розалин, когда в углах повисла темнота. Девочка покачала головой.
– Думаю, преподаватели проследят, чтобы с ребятами пока никто не говорил. Погоди-ка, мне кажется… Или шаги?
Ей не показалось: в гостиную тотчас вошли гриффиндорцы. Патрик шел впереди, и Розалин поспешила ему навстречу. Она, кажется, не сразу поняла, что ее брата среди тех, кого отпустили, нет.
– Малкольма оставили у Блэка, допрашивают дополнительно. У него на палочке нашли Экспульсо.
– Ну и что? – она хлопнула ресницами. – Он часто так взрывает снег, когда мы гуляем вместе. Хочет нас развеселить.
– Но вчера-то разве он был на улице? – нудно поблеял Оскар. – Во всяком случае, он утверждает, что тайком хлебнул огневиски и всю ночь проспал где-то углу. Как нарочно, его никто не видел, так что…
– Ну что за чушь! – Розалин так рванулась к двери, что рыжие волосы взметнулись у нее за спиной. – Я сейчас сама пойду к директору и все ему объясню. Тем более, на Блэка вроде напали утром.
Оскар успел удержать ее за плечо.
– Постой, Роз. Утром твоего брата тоже не было в спальне. И он опять же не помнит, где был.
Розалин растерянно озиралась. Одна из девочек спешно пробралась к себе в комнату.
– Если бы это сделал Малкольм, то он бы признался, – заявила она, наконец. – Он не напал бы на человека просто так, а поступков, которые считает справедливыми, он не стыдится. Нет, я должна туда пойти!
Она выбежала в проход, Патрик поспешил за ней. Альбус почувствовал, как по спине побежали мурашки: только сейчас он понял, что Малкольм ответит за поступок, который совершил он, Альбус. «Но ты ведь не хотел ему зла, – козлиный голосок на сей раз блеял робко. – И вообще, мало ли, нашли Экспульсо… Память-то стерли палочкой Сириуса. А тебе, даже если ты и признаешься, все равно никто не поверит. Над Уизли будут только смеяться, что за него заступается первоклассник».
– Все на ужин, время пришло, – приказал Оскар. – Глэдис Фадж это тоже касается. Где она, кстати? Заранее переживает, что Малкольма могут высечь?
«Высечь? Но ведь не исключить же из школы, не сломать палочку, правильно? Зря меня Анджела пугала».
Патрик и Розалин, хоть и с опозданием, явились на ужин. Глаза у девочки были заплаканы: директор не стал ее даже слушать. Малкольму назначили семьдесят розог и три дня в карцере.
Кудрявая веснушчатая Глэдис Фадж уронила чашку, когда услышала, на что осудили Малкольма – впрочем, Патрик посмотрел на девушку удивительно жестко. Розалин вся дрожала, кусок не лез ей в рот. В конце концов, не притронувшись даже к чашке чая, она выбежала из зала. Альбус медленно жевал пирог с почками, тесто и начинка казались безвкусными. Уизли всегда были к нему добры, и он совершенно не хотел так вредить Малкольму. Он сам не знал, какое отупение на него нашло, и что самое худшее – осознавал: признаться не сможет. «Да уж и поздно, наверное. Он уже у Спэрроу. А когда после такого возвращаются? Три дня карцера, лечение… Пожалуй, уже к концу каникул. Но Розалин все время будет здесь. Кто же ее дернул не уезжать?» Альбус с горечью понял, что каждый день – может, с сегодняшнего вчера – придется встречаться с ней взглядом. А после выйдет из лазарета и ее брат; не зная, как виноват перед ним Альбус, Малкольм будет относиться к нему все с теми же уважением и заботой. «Может, признаться все-таки? А если в самом деле исключат, да еще палочку сломают? Сложно без палочки стать министром магии». Но мысль о том, что в гостиной он увидит плачущую Розалин, приковывала ноги к полу, как цепями.
В зал вошли преподаватели с директором во главе. Сполдинг задержался у гриффиндорского стола.
– Думаю, вы уже знаете, что ваш товарищ наказан за нападение на одного из своих однокурсников, – декан даже не покосился туда, где сидел директор. – У молодых людей могут быть между собой недоразумения, но мне жаль, что Малкольм Уизли не признал свою вину. Я считал его более мужественным человеком. Надеюсь, вы сумеете выразить ему порицание, если сочтете нужным.
– Вы можете на нас рассчитывать, – с чувством заверил его Оскар. Альбус поперхнулся от отвращения и тут же одернул себя: «Не тебе судить».
Малкольма не было шесть дней. С Розалин Альбус почти не виделся: сначала она убегала вниз в надежде как-нибудь пробраться в подземелья, потом не отходила от брата в Больничном крыле. Следовало бы навестить Малкольма, но Альбус не решался: не представлял, как будет говорить с ним, смотреть ему в лицо после того, как парень так пострадал по его вине. Гостиная совсем опустела, старшеклассники, отпущенные директором даже раньше, чем он обещал, живо перебрались домой. Вообще замок вдруг опротивел Альбусу. Дни напролет, от завтрака и до ужина, мальчик гулял по окрестностям, по заснеженным полям и лугам. Мели метели, такие, что солнца почти не видно было; шапка и плащ мгновенно покрывались снежной коркой, а руки мерзли, если только не засунуть их под мышки. Но Альбусу было все равно – нет, пожалуй, даже лучше гулять в непогоду. Борясь с ветром, но отвлекался от мыслей о том, как подвел Малкольма, и о том, что Джеральдины больше нет. И все равно где-то на подкорке захлебывалась криком синица, потерявшая птенцов.
На шестой день, вернувшись в гостиную перед ужином, Альбус застал там Малкольма, лежавшего на боку на диване. Розалин сидела рядом на маленькой скамеечке и тревожно вглядывалась брату в лицо. Парень побледнел и осунулся, но, увидев Альбуса, заулыбался.
– Привет! Скучаешь? Извини, я думал тебя пригласить к нам на Рождество, да вот видишь, как получилось. В следующий раз встретишь Рождество у нас?
– Нет, – ошалело пробормотал мальчик: он-то надеялся, Уизли его хотя бы не заметят. – Нет, я отлично провожу время.
– Да, то-то же ты, говорят, выбираешься на улицу в такую вьюгу.
– Правда, Альбус, – подхватила Розалин. – Что ты все болтаешься на улице? Можно сильно простудиться. Лучше бы почитал что-нибудь, ты ведь любишь.
Быстро кивнув, Альбус поспешил выйти.
До приезда друзей оставалось совсем немного, и мальчик решил, наконец, заняться тем, что пообещал им. Для начала он попросил одного из эльфов на кухне (ужасно забавляли его эти понятливые лопоухие существа) поставить мышеловку, а пойманную мышь отдать ему. Виктория не уточнила, нужна ей живая мышь или мертвая, но Геспер, пожалуй, живой испугается даже больше, чем мертвой. На третий день мышь была поймана, причем ей повезло: мышеловка всего-то прищемила ей хвост. Альбус посадил мышь в старую клетку, оставленную в тумбочке кем-то из прежних учеников, и от греха подальше спрятал в одной нише в коридоре близ Астрономической башни. Тогда же вспомнил, что давно не заглядывал к Корнфуту на чай, постучался, но дверь была заперта. Видно, старик на каникулы уехал к родственникам. «Или отправился в путешествие. Вырасту, тоже буду путешествовать. Объезжу весь свет».
Затем он написал Адальберту Уоффлингу. Литература о беспалочковой магии, которую им с Айлой порекомендовал Сполдинг, оказалась бессодержательной, так что они решили, что лучше обратиться к специалистам посерьезнее. Девочка, интересующаяся наукой, могла бы вызвать недоумение, и письмо ее осталось бы без ответа, так что решили, что напишет Уоффлингу Альбус.
За делами удалось слегка отвлечься, но все равно что-то темное распирало грудь.
Друзья приехали – и будто свежий воздух впустили в затхлую комнату. Словно и не было кошмарных каникул, все вернулось на свои места. Он несколько успокоился, убедившись, что отношение ребят к Малкольму осталось неизменным: его слишком уважали, а Сириуса Блэка ненавидели, чтобы объявить бойкот. Разве что Фенвик некоторое время при встрече с Малкольмом демонстративно отворачивался, однако тот просто не обращал внимания, и Оскару пришлось смириться с тем, что выполнить поручение декана не удастся. Сириуса никто не видел: из Больничного крыла его каким-то образом переправили домой. Только болезненно оказалось смотреть на Анджелу: теперь Альбусу постоянно бросалось в глаза ее сходство с сестрой – но он и старался не смотреть. Ведь друзья приехали, теперь ему было, чем заняться.
В первую очередь он передал Виктории пойманную мышь. Викки взяла на себя задачу подсунуть зверька Геспер, и ей это удалось, причем аккурат перед зельеварением, совмещенным у Слизерина с Гриффиндором. В итоге гриффиндорцы изрядно посмеялись, когда посреди урока Геспер, порывшись в сумке, с визгом отбросила ее и вскочила на стул. Она отшвырнула сумку, и та угодила в котел, от толчка он опрокинулся, и вода – к сожалению, холодная – разлилась по полу. Дональд с компанией и Нэнси чуть не лопнули со смеху.
– Заткнитесь, грязнокровки! – крикнул Нотт, в то время как Камилла и Луиза помогали Геспер сойти со стула, а Финеас подхватил и унес мышь, от шума и крика, очевидно, упавшую в обморок. Посмотрев на Эллу, считавшуюся ближайшей подругой Гэмп, Альбус с удивлением заметил, что она едва сдерживает улыбку. В болотных глазах плескалось удовольствие.
– Господа гриффиндорцы, с вас десять баллов! Как неосторожно! А если бы в котле было зелье? Шутки на моем предмете опасны для окружающих, я это вам уже говорил… – профессор Розье долго ворчал, но его можно было понять: именно ему пришлось устанавливать на место котел Геспер и сушить ее учебники. Зато вечером, когда они, как всегда, уселись в пустом классе, Викки влезла на стул и уморительно изобразила вопли Геспер – даром, что сама их не слышала, но получилось очень похоже.
– Трусливое ничтожество эта Гэмп, – удовлетворенно вздохнула Виктория, когда получила свою долю аплодисментов и спрыгнула. – А у меня есть еще идея. Давайте вываляем в снегу толстяка Слагхорна! Представляете, какой замечательный из него получится снежный ком?
Мальчики рассмеялись и приняли предложение на ура, но девочки нахмурились.
– Геспер ты мстила за меня, предположим, – сказала Клеменси, – а Слагхорн тебе что сделал?
– Что? Ну, допустим, он тоже называет магглорожденных грязнокровками…
– Их так называет весь Слизерин, – оборвала Айла. – Не надо искать себе оправданий.
– Хорошо, не буду, – Викки оттопырила губку. – Мне просто хочется увидеть жирного Слагхорна в снегу. Этого недостаточно?
– Достаточно, – согласился Альбус. – Ближайшие выходные устроят?
В выходные они, упросив старшекурсников трансфигурировать пару стульев в санки, пошли кататься с горки. Санки побольше и поудобнее отдали девочкам, на другие уселись сами и летали, часто заваливаясь на бок. Ветер свистел в ушах снова и снова, снег мелькал и казался пестрым. Все разрумянились и растрепались, Лэмми пришлось вытаскивать из сугроба, но он был доволен и сообщил друзьям, что снег вкусный. И тут Альбус услышал наверху голосса: нежный, но решительный – Луизы Монтегю, и ленивое бормотание Горация Слагхорна. Знаком он велел Элфиасу и Лэмми следовать за ним.
