Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 45 страниц)
========== Глава 1. Насыпное Нагорье ==========
1866 год.
Кендра Дейл, магглорожденная ученица Рейвенкло, стояла во внутреннем дворике Хогвартса и смотрела на влажные хлопья сыплющегося снега. Ей вдруг захотелось увидеть, как снежинки падали бы в бьющую струйку фонтана и таяли в ней. Но фонтан не работал, и чтобы развлечь себя, Кендра наколдовала голубые огоньки. Этому она научилась еще на первом курсе, когда зимой в башне Рейвенкло ветер дул во все щели, а согревающих заклинаний оказывалось недостаточно, и хотелось над чем-нибудь приятно-теплым подержать озябшие руки. Часто и другие девочки собирались вокруг ее огоньков. Со временем Кендра научилась ради общего веселья заставлять огоньки танцевать, складываясь в фигуры: то восьмерка, то цветок, то вензель… Лазурные вспышки так покорны, что глядя на них, забываешь про свои огорчения.
Абраксас Нотт сегодня, проходя по коридору, обозвал Кендру «грязнокровой индианкой». Обычное дело, она давно привыкла и научилась не обращать внимания и не обижаться. Но гриффиндорец Персиваль Дамблдор, бывший там же, вдруг вспылил, опрокинул Нотта и заставил давиться слизнями. Конечно, Нотт нажалуется декану – в этом сомневаться не приходилось, – и Персиваля накажут. Жаль, не так часто за нее кто-то заступается. А если быть откровенной до конца, на первом курсе почти все относились к ней так, как Нотт. Если бы Кендра попыталась завоевать чью-то дружбу угодничеством и показной добротой, купить помощью с уроками – благо, на потоке она быстро стала одной из лучших – пожалуй, ее ждала бы незавидная роль. Но в ее жилах действительно текла индейская кровь, и от бабушки, привезенной когда-то дедом-путешественником из лесов Северной Америки, ей досталась невозмутимость и независимость человека, слитого с природой и не знающего суеты. Так что очень быстро дразнить ее всем стало скучно: она не выказывала ни малейших признаков не только обиды, но и того, что замечала существование обидчиков. Лишь самые заносчивые из слизеринцев иногда шипели ей вслед гадости – но что с ними поделать, если они настолько жалки, что не способны ни на что, кроме мелких пакостей.
Гораздо сильнее тревожило отсутствие вестей из дома: магглорожденные, увы, не имели возможности переписываться с родственниками. Между тем, когда Кендра осенью уезжала учиться, отец ее был уже на пороге разорения.
Джек Дейл был крайне деятельным человеком, но отчего-то ему ни в чем не везло: то ли излишне доверял людям, то ли не умел видеть выгоду. Чем он только не занимался: учился на юриста, потом на врача, пробовал, подобно отцу, путешествовать, поступал на военную службу, торговал сукном – и всегда терпел неудачи. Он сам шутил: «Если бы я не был таким оптимистом, пожалуй, давно пустил бы себе пулю в лоб». Кажется, он, даже зная о своей неудачливости, все равно не мог бы удовлетвориться скромным местом с небольшим, но надежным доходом. Ему хотелось прожить интересную жизнь. Увы, он совершенно не думал, насколько интересно живется его детям. Он вообще мало думал о них. Сначала о Кендре и двух ее младших братьях – Вульфрике и Брайане – заботилась мать, и Джек считал, что этого довольно. Потом, когда Кендре шел одиннадцатый год, миссис Дейл подхватила горячку и умерла. Мистер Дейл долго горевал о жене, и в основном его горе выразилось в том, что о существовании детей он почти перестал думать. Когда за Кендрой явилась профессор Марчбэнкс – самая молодая из преподавателей Хогвартса, – отец из всего разговора с ней понял только, что дочь забирают на полный пансион, и притом совершенно бесплатно. Кендра плакала ночами, боясь представить, во что в ее отсутствие превратится дом и что будет с братьями: и за ними, и за всем хозяйством в последнее время следила только она. Она даже хотела попросить профессора Марчбэнкс как-нибудь заколдовать отца, чтобы он стал серьезнее, но в последний момент постыдилась.
Боялась она не напрасно. Иногда, приезжая домой, Кендра заставала обновившуюся обстановку, братьев, играющих в дорогие игрушки – правда, образованием их отец заняться так и не удосужился – и даже прислугу. Но чаще, как правило, мистер Дейл где-то пропадал, братья шатались по Лондону в сомнительных компаниях, а дома ждали пустой буфет и пустая кубышка. В последние два года, примерно представляя, что может случиться в семье, пока она находится в Хогвартсе, Кендра нашла способ немного заработать. За умеренную плату она помогала первогодкам и отстающим – так удалось скопить немного средств, а уж обменивать деньги в Гринготтсе она давно научилась.
…Снежок, упавший к ее ногам, отвлек от воспоминаний. Кендра оглянулась: длинная фигура Персиваля Дамблдора слегка согнулась над сугробом, одну руку он прижимал к груди. Заметив легкую улыбку Кендры, парень достал из-под пальто диковинный цветок – несколько причудливых сиреневых соцветий на одной ветке.
– Орхидея… – залюбовавшись, девушка невольно протянула руку.
– Я иду, а она на лестнице валяется, – соврал Персиваль; его физиономия ярко разрумянилась, хотя на улицу, кажется, он вышел недавно. «Быстро бежал из теплиц», – поняла Кендра.
Парень немного потоптался.
– Ты поедешь на Рождество в Лондон? – пробормотал он.
– Да, к своей семье. Ты, наверное, тоже?
– Да, я поеду в Насыпное Нагорье. Деревня такая. Мы коз держим… Слушай, я вот что думал спросить. Хочешь рукавички из козьего пуха? Мать такие замечательные вяжет, такие красивые, даже кукла Блэк обзавидуется!
Кендра слегка покраснела: ей всегда становилось стыдно, когда приходилось заговаривать на подобные темы.
– У меня нет денег, чтобы заплатить за рукавички, Персиваль.
– А зачем деньги? – опешил тот. – Я же хотел просто так… Сделать подарок.
Тут Кендре снова пришлось покраснеть, но уже по другой причине.
– Прости, – пробормотала она и прижала ветку орхидеи к груди. Что ж, недаром, что бы ни говорили, она никогда не считала себя дурнушкой – напротив, чувствовала, что ее смуглое лицо, высокие скулы и угольно-черные волосы могут волновать сильнее, чем наружность белокурой куклы вроде Элладоры Блэк.
Поездка домой превзошла самые худшие опасения Кендры. Во-первых, дом, когда она приехала, оказался на замке, и похоже, что в нем не жили уже не меньше месяца. Твердя себе, что отец и братья, скорее всего, просто съехали, а ее не предупредили, потому что не знали, куда писать, девочка побежала к соседке, вдове солиситора, миссис Говардсон, с которой и прежде у семейства Дейлов были прекрасные отношения. Та встретила ее удивленным возгласом, а после обняла и залилась слезами.
– Бедное дитя… Бедняжка… Я написала бы тебе, но не знала адрес пансиона. И как это тебя не исключили, ведь теперь некому вносить плату?
– Как некому? – Кендра похолодела.
– Твой отец…. Он связался с каким-то проходимцем, а тот оказался вспыльчивого нрава и в пьяной ссоре застрелил его.
У девушки так закружилась голова, что вдова поспешно заставила ее сесть и подала стакан воды.
– А мои братья? – прошептала Кендра, борясь со слезами. – Их отвезли в приют?
– Хотели, но эти пострелята сбежали прямо из повозки. Бог знает, где они теперь.
Кендра с трудом кивнула. Отыскать Брайана и Вульфрика среди лондонских беспризорников казалось ей почти невозможным. И все-таки она попробовала. Вдова Говардсон не имела ничего против того, чтобы Кендра погостила у нее десять дней, но каждое утро Кендра бежала в полицейский участок, потом в другой, в третий, чтобы узнать что-нибудь о мальчиках, приметы которых совпадали с приметами ее братьев. Она подумывала о том, что, пожалуй, не вернется в Хогвартс после каникул: наверное, стоило послать директору письмо… Ничего этого не понадобилось. Утром в очередной участок, куда наведалась девушка, принесли трупы двух беспризорников, замерзших ночью насмерть. Вульфрика и Брайана она узнала сразу.
С помощью вдовы Говардсон Кендра похоронила братьев. Для нее тоже в некотором смысле все было кончено. Нити, связывавшие ее с миром, в котором она родилась, разом оборвались. Она возвращалась в Хогвартс, оставляя за собой пустоту.
…Персиваль Дамблдор оказался единственным, кому она смогла открыть свое горе. Он, может быть, не выразил сочувствия по всем правилам этикета, но долго смотрел на нее, ошарашено приоткрыв рот, а потом спешно стал выяснять, у кого же она будет останавливаться на каникулы и вообще на что жить. Его слова помогли девушке, уже было впавшей в апатию, собраться с силами и задуматься о будущем. И потом Персиваль почти не отходил от нее, охраняя и развлекая. Это покорило Кендру, и в 1969 году, едва окончив Хогвартс, они сыграли свадьбу. Жить стали в Насыпном Нагорье: Персиваль продолжал разводить коз, а Кендра открыла небольшую аптеку. Детей не было долго, первенец – Альбус – появился на свет лишь в 1881 году.
1891 год.
Альбус сидел на краешке слухового окна, свесив длинные ноги. Солнце било в глаза, отражаясь в стеклах очков, и хотя мальчик закрыл лицо книжкой, это мало помогало. В другой раз, пожалуй, Альбус непременно снял бы очки и стал ловить лучик света сквозь линзы: так он уже неоднократно поджигал залежи сухих листьев. Но сейчас ему было интереснее почитать. Попалась в руки маггловская книжка, «Приключения Гулливера». Собственно, сначала рассказ показался ему глупостью: автор явно слишком идеализировал и гномов, и великанов – но когда дошло до описания Лапуты, то стало любопытно, каким же образом остров с основанием из огромного алмаза мог быть поднят в воздух. Скорей всего, маггл Свифт когда-то наблюдал очень мощное заклинание левитации, которое его так впечатлило.
На секунду мальчик прикрыл глаза, представляя себе, как он взмахом волшебной палочки перемещает Насыпное Нагорье на гигантский овальный алмаз и поднимает в воздух. Ох и визг будет стоять! Пуще всех, наверное, развопится противная молочница, миссис Скитер. А занудный мистер Моррис, небось, упадет навзничь и засучит ногами. Альбус рассмеялся, представив себе такую картину, и ненадолго отвлекся от мыслей о лапутянах, которых приходится бить мешком по голове, чтобы отвлечь от занятий.
– Ал, – раздался слабый голос. Мальчика слегка дернули за рукав. С досадой обернувшись, он поморщился, увидев стоящую на приставной лесенке сестру.
– Чего тебе?
– Мама тебя зовет, – у Арианы голос был настолько тихий, что всегда казалось, будто она шепчет. Альбусу часто хотелось прикрикнуть на нее, чтобы она говорила погромче – а иной раз он все же не выдерживал и ругал ее за едва слышную речь. Но в общем-то Ари ему нравилась, особенно когда молчала и слушала рассказы обо всем, что он успел узнать.
– Зачем еще?
– Она пастуший пирог испекла.
– О, иду, – есть Альбус хотел всегда, хотя, как ворчал отец, еда не шла ему на пользу: он вытягивался, но оставался тощим, как жердь. Мальчик заметил промелькнувшую на лице Арианы довольную улыбку и относительно пирога усомнился. В конце концов, сестрица его была не так проста. Но снизу действительно тянулся божественный аромат печеных мяса и картошки, и Альбус поспешил вслед за сестрой на кухню.
Мама, как всегда прямая и аккуратная, в безупречно чистом фартуке и свежем чепце, стояла у стола и нарезала запеканку ломтями. Также Альбус приметил блюдо с кусками печеной тыквы и супницу.
– Вымойте руки, – строго велела мать. – И садитесь за стол, будем ждать отца и Аберфорта.
– Да Аберфорта вряд ли теперь дождешься, – проворчал Альбус (мысль о том, что нельзя наброситься на еду прямо сейчас, была невыносима). – Он ушел проверять силки. А отец, наверное, засиделся в пабе.
Кендра прищурила черные глаза.
– Чтобы таких слов про отца я от тебя больше не слышала! Они оба скоро явятся. Имей терпение.
Альбус со злостью поджал губу, но тут Ариана, коснувшись его руки, чуть слышно попросила рассказать, о чем он читал. Мать, скрестив руки на груди, встала у окна.
На первый взгляд, казалось, дети не походили на нее: Альбус и Ариана, да и отсутствовавший Аберфорт были белокожими, с пронзительно-голубыми глазами; у мальчиков были волнистые каштановые волосы, а кудри Арианы, еще более светлые, отливали золотом. И лишь присмотревшись внимательнее можно было заметить, что дети унаследовали от матери овал лица, высокие скулы и особенный разрез глаз. И все же Альбус походил на мать больше брата и сестры – их роднило сосредоточенное и слегка высокомерное выражение лица.
Наконец скрипнула калитка, застучали в дверь, и Кендра молодой легкой походкой поспешила открывать. Персиваль и Аберфорт явились домой одновременно: один принес запах эля и несколько свежих новостей, другой был удручен и сердит, потому что в силки никто не попался.
– А ты заколдуй их, – серьезно посоветовал Альбус брату. Тот только покосился.
– Но-но! – прикрикнул отец. – Ты что парня с пути сбиваешь? Мало я тебе недавно всыпал? Смотри, потом сам будешь отвечать: я-то пойму, кто надоумил…
– Вот еще, не стану я так делать, – поморщился Аберфорт. – У меня мозги на месте, в отличие от некоторых.
– Я бы сначала убедился, есть ли у тебя они вообще, – съязвил Альбус, за что немедленно получил от отца ложкой по лбу. Ариана сжалась: она не выносила, если при ней кого-то били. Ее саму, младшую дочь и любимицу отца, не трогали пальцем, но ее расстраивало до слез, если наказывали кого-нибудь из братьев. Для Альбуса оставалось загадкой, как она могла водить дружбу с Аберфортом, для которого не составляло труда свернуть шею попавшей в силки куропатке. Хотя при ней, кажется, брат так не делал.
– Ешь давай, непутевый, – проворчал отец и обратился ко второму сыну. – А ты не переживай. Посмотрим мы с тобой силки. Ты их, наверное, расставил не как надо. Еще погоди, поймаешь самого жирного кролика во всей округе. Так что, жена, готовься стряпать.
Аберфорт просиял, очевидно, уже представляя себе пойманного кролика. Кендра тоже улыбнулась, потрепала по макушке младшего сына, не обошла и провинившегося старшего, погладила по щеке дочь, а потом, накладывая мужу суп, обратилась к нему:
– Так что ты нового слышал?
– Россия и Франция, говорят, заключили военный союз. Не больно это для нас хорошо…
– Думаю, магглы придумают что-нибудь, чтобы нам это не повредило,– мягко ответила Кендра. – Я бы больше опасалась Германии. А что пишет «Пророк»?
– «Пророк» восхваляет пустомелю Спэвина. Тот удумал провести в Англии чемпионат мира по квиддичу. Вопрос, в какую это выльется копеечку. Опять задолжаем гоблинам, – отец довольно сердито отхлебнул суп (содержатель местного паба, мистер Филч, волшебник, выписывал «Ежедневный пророк», и Персиваль специально заходил к нему каждое утро, чтобы узнать свежие новости).
Аберфорт поводил ложкой в тарелке.
– Пап, а если будет чемпионат, можно, мы съездим?
– У нас денег не хватит, – вздохнула мать. – Может, в округе соревнования будут, папа вас свозит. А вообще, потерпи до Хогвартса, будет там тебе квиддич, сколько душе угодно.
Альбус тихо хмыкнул. Аберфорт летал плохо, но квиддичем бредил, хотя знал о нем только по рассказам отца. Должно быть, представлял себе что-то невероятно прекрасное. Как глупо. Магия может открыть такие возможности, а братец мечтает только носиться за мячами. Если уж садиться на метлу – так сразу подниматься выше птиц и облаков, чтобы посмотреть, что там, на небе, и далеко ли до солнца.
И вообще, если бы детям разрешали колдовать с того момента, как у них проявляются магические способности – сколько всего они бы освоили уже сейчас! У них нет волшебных палочек – но что за дурацкая традиция покупать детям палочки только перед самой школой. Как будто у кого-то соображения не хватит, чтобы лет в пять осилить Репаро или Вингардиум Левиосу, а уж в десять… Но, пожалуй, у таких, как Аберфорт, может и не хватить.
Альбус скрипнул зубами, вспоминая, как пару месяцев назад, съездив с отцом на ярмарку в соседнюю деревню, потихоньку вытащил из карма какого-то растяпы в зеленой с лиловым мантии волшебную палочку. Это было счастье! Он берег ее, как зеницу ока, покуда они не вернулись в Нагорье, а потом стал каждый день уходить в луга и тренироваться, благо, учебник по заклинаниям для первокурсников прочел еще задолго до этого. Потом он как-то стащил у мамы из аптеки один из котлов, несколько ингредиентов и в заброшенном сарае у околицы сварил раздувающий раствор. Опробовать его надо было на чем-нибудь живом. Но к козам Альбус побаивался подходить, как-то не находил с ними общего языка, а куриц или престарелого соседского кота ему было жалко: он любил птиц и кошек. Поэтому испытать зелье он решил на Аберфорте с Арианой. Заманив брата и сестру в сарай, он приказал им закрыть глаза и намазал носы зельем.
Раствор, видимо, вышел отменный, носы раздулись, став величиной с баклажаны, но Альбус не учел, что Аберфорт вряд ли станет ждать, пока зелье кончит действовать само по себе. Одной рукой придерживая нос, а другой волоча за собой Ариану, брат выбежал, на ходу крича, что теперь Альбус – точно покойник. Собственно, так вполне могло быть, учитывая, что пострадала еще и обожаемая отцом Ариана – в общем, Альбус побоялся идти домой. Однако к вечеру желудок скрутило голодом, он выбрался из сарая, чтобы нарвать фруктов у кого-нибудь в саду да выдернуть хоть редьку – и его немедленно схватили за ухо. Отец, видно, давно его караулил.
За ухо и за шиворот Альбуса провели через всю деревню, втолкнули в дом, и там под сочувственные взгляды Арианы и злорадное хмыканье Аберфорта пришлось объясняться с матерью, которая недавно обнаружила пропажу ингредиентов и котла. Когда вина преступника была установлена достоверно и отец уже вытащил ремень, мать вдруг знаком остановила его.
– Проясним еще один момент. Зелье без палочки не сваришь, а наши с отцом на месте. Где ты взял палочку, Альбус?
Альбус сжал губы, представив, что с ним сделают за воровство палочки.
– Говори, а то вожжой получишь, – пообещал отец.
Вожжой мальчишка еще не получал, но вид у нее был слишком уж внушительный, так что запираться было явно неразумно.
– Я… Я нашел ее в траве, у паба. Наверное, пьяный какой-нибудь выронил, – сорвал Альбус на ходу.
– А зачем ты у паба шлялся, бестолочь? – отец снова взял его ухо. – Что ты там забыл? Любовался на забулдыг? Да еще и палочку чужую утащил, вы посмотрите на него… А ну снимай штаны, я тебя отучу чужое добро брать!
– Погоди, – снова вмешалась мать. – Пусть он сначала нам палочку отдаст, а потом ты его накажешь. А завтра ты отнесешь ее в паб, скажешь, что нашел сам, и Филч объявит о пропаже.
Так и сделали. Когда Альбуса отправили спать, мать пришла к нему и долго объясняла, что его наказали не только за то, что взял чужое, но и за то, что подверг себя, брата и сестру опасности.
– Волшебные палочки не всегда хорошо принимают новых владельцев. Ты мог погибнуть, выполняя простейшее заклинание. А зелье? Если бы ты сварил его неправильно?
– Но ведь ничего же не случилось, – проворчал Альбус. – Палочка меня слушалась, и зелье сварилось правильно.
– Но могло случиться.
– Нет, не могло, – Альбус стукнул кулаком по постели. – Я чувствовал, что ничего не случится.
– Нельзя действовать, исходя из предположений, – мать взметнула брови и встала. – Спи.
Лежавший на соседней кровати Аберфорт, прикинувшийся спящим, как только мать вышла, обернулся и показал Альбусу язык. Тот хотел запустить в брата подушкой, но поленился: все-таки тело болело так, что двигаться было неохота. И пес бы с ними, с колотушками: доставалось ему довольно часто – но как же обидно, что палочку пришлось отдать… Где теперь взять другую?
…Обед кончился, и Альбус тотчас поспешил на улицу.
– Ты сделал уроки? – крикнула мать ему вслед: Кендра сама занималась с детьми, хотя разрываться между ними, домом и аптекой стоило ей немало сил.
– Да! – ответил сын, не собираясь останавливаться.
– Хорошо, потом проверю, – пообещала мать, но он уже не слушал. Выскочив из калитки, Альбус перемахнул через канаву и зашагал по улицам. Мостовые в Насыпном Нагорье были причудливые: бугрясь булыжниками, они то взлетали высоко, так что со стороны и не понять было, как можно всходить по таким отвесным склонам, то падали вниз тоже под головокружительным углом. Зимой ребятня каталась здесь на лыжах или на санках, и дети Дамблдоров не были исключением. Летом, как-то после дождя, когда камни были мокрые и скользкие, Альбус тоже попробовал однажды съехать вниз на подошвах башмаков. Ничего не вышло.
В последние летние дни, теплые и солнечные, листва еще не думала желтеть, но посветлела, сделалась прозрачнее, и под ней румянились и источали аромат яблоки, золотились груши, темнели сливы. В палисадниках распускались астры и осенние грустные розы. Вон маггловский школьный учитель, мистер Сливс, гнусавый человек в роговых очках, разговорился с почтальоном, а сварливая миссис Скитер ругается с молодым кузнецом Барри. Альбус перелез через каменную изгородь и полез на холм.
Холмы вокруг деревни были высокие и крутые, каменистые, поросшие редкой травой и деревцами. За ними открывалась низменность, поросшая зеленой травой: туда Аберфорт и отец гоняли коз пастись. Однажды, когда брат заболел, а Персиваль был занят, выгнать коз поручили Альбусу. Он, конечно, прихватил с собой книжку – кажется, это была «История Хогвартса» – и так зачитался, что когда отвлекся, не сразу увидел, куда же разбрелись животные. К счастью, стадо собрать ему тогда удалось, недосчитались только одного козленка. Больше Альбуса пасти не посылали, чему он был весьма рад.
Сейчас он опустился на теплые от солнца камни, приставил ладонь к лицу «козырьком» и стал осматривать луга. Просторно было. Тысяча мыслей роилась в голове, уйма планов. Не так уж много осталось до его одиннадцатого дня рождения. А там ему все-таки купят палочку, и он сможет колдовать на полном просторе – а заклинаний он уже теперь знает порядочно. Может, в Хогвартсе его сразу возьмут курс на третий: ради чего, в самом деле, барахтаться лишних два года с несмышленышами? А там, управившись с учебой, он отправится в путешествие, побывает в колониях, а лучше – отправится в свободное плавание по Тихому океану, откроет какой-нибудь остров с дикарями, научится у их жрецов особенной магии, вернется в Англию, и его сделают министром… По ушам резанул кошачий вопль.
Альбус глянул вниз, инстинктивно спрятавшись за росшее рядом деревце. Трое мальчишек поймали того самого престарелого соседского кота, которого он пару недель назад пощадил и не взял для опытов; двое растянули бедное животное, а третий поливал его чем-то из бутылки. Альбус принюхался: воняло керосином. Опустошив бутылку, третий шарил в карманах.
– Ты что, спичек не раздобыл? – проворчал тот, кто держал кота за передние лапы. А Альбуса передернуло: он понял, что мальчишки собрались делать.
Со стихийной магией он давно умел обращаться: мама объяснила, что ее при желании можно контролировать и использовать. А уж человеку, который колдовал при помощи палочки, стыдно не воспользоваться своими способностями – тем более, во благо живого существа.
Альбус напрягся, сосредоточился. Кот завывал невыносимо, и это только подхлестывало ярость и желание разрушения. Едва третий мальчишка поднес зажженную спичку к полосатому боку, с холма посыпалось множество камней. Крупные и мелкие, они катились вниз с бешеной скоростью. Альбус вцепился в ствол деревца: кажется, земля затряслась.
Одного из хулиганов задело мелкими острыми камешками по ногам, другому крупный булыжник едва не угодил в голову. Бросив кота, они с воплем кинулись бежать. Подождав, когда они окажутся достаточно далеко, Альбус выдохнул и расслабился. Камнепад прекратился. Мальчик осторожно спустился вниз: следовало все-таки поймать кота и где-нибудь искупать, чтобы керосину не нализался. Увы, видимо, бедному животному тоже досталось камнями: помочь ему было уже нельзя.
Вечером, после ужина, мать хлопотала по дому, а отец уселся в кресло и стал жевать табак. Ариана забралась к нему на колени, Аберфорт, пытавшийся сплести корзину, придвинул ближе стул, и даже Альбус слегка отвлекся от «Приключений Гулливера». Отец вечерами рассказывал о Хогвартсе.
– В Черном озере, во-первых, водится гигантский кальмар…
– Ты бы им лучше о библиотеке рассказал, – добродушно проворчала Кендра.
– В библиотеке ты чаще бывала, так что отвлекись как-нибудь от дел да расскажи. Ну так вот, кальмар…
– Он хищный? – спросил Аберфорт.
Альбус хихикнул в рукав.
– Нет, он добродушный. Бывает, всплывает на поверхность и показывает всем свое брюхо. На седьмом курсе мы с вашей мамой однажды катались на лодке и пощекотали ему щупальца. Ходят, знаете ли, слухи, что это Годрик Гриффиндор в анимагической форме охраняет школу, но слабо верится. Думаю, у него форма была бы уж точно хищная, – Персиваль крякнул и усмехнулся в бороду. – А вообще, там еще много чего. Гриндилоу – мы с ребятами однажды поймали одного на удочку, ага, и подкинули задаваке Нотту, но он не оценил нашу щедрость.
Противный задавака Нотт был одним из любимых персонажей в историях отца, причем персонажем одновременно отрицательным и комичным. Аберфорт и Альбус одновременно прыснули, причем Альбусу показалось, будто брат думает о том же, что и он: на какую же наживку гриндилоу ловится.
– Он испугался, да? – серьезно спросила Ариана.
– Кто? Нотт или гриндилоу? – не выдержав, уточнил Альбус. – Кого из них тебе больше жаль?
Ариана хлопнула глазами, отец погладил ее по плечу и мягко ответил:
– Я думаю, они оба испугались, зато нам было весело.
– Обормоты вы были порядочные, – Кендра, управившись наконец, присела отдохнуть рядом со старшим сыном. – Помнишь, как ты для меня сорвал в оранжерее ветку орхидеи и врал потом, что нашел ее в коридоре?
– Не помню такого, – спешно отмахнулся отец и прокашлялся. Жена лукаво улыбнулась, и он поспешил вернуть разговор в прежнее русло. – Так вот, а еще в озере водятся русалки. Правда, они настоящие уродины… – он скорчил рожу, снова насмешив обоих сыновей.
– Вы их не дразнили? – спросила Ариана строго.
– Нет, милая. К ним так просто не подберешься, они довольно свирепы. Да и живут глубоко… И к тому же объясняются на каком-то своем языке. Не уверен, что они понимают человеческий.
От свечи чуть слезились глаза, русалки в сознании смешивались с гуигнгнмами, Ариана на коленях отца казалась иволгой, присевшей на старый пень, и блаженно смаривал сон.
========== Глава 2. Беда ==========
Первые дни осени выдались теплыми, золотыми от солнца и пахнущими подмороженными холодным утром яблоками. Альбус и Аберфорт не вылезали с улицы, мать с трудом загоняла их обедать или делать уроки, и даже домоседка Ариана выбиралась на улицу, усаживаясь на холмик возле дома или на скамеечку на заднем дворе с книжкой или с карандашом и бумагой.
На заднем дворе братья как-то и застали ее всю в слезах. Обнимая захватанный том сказок Андерсена, девочка безутешно плакала.
– Ари, что случилось? – Аберфорт первым кинулся к ней и попытался обнять.
– Ру… Русалочка умерла… – Ариана размазывала по щекам горькие слезы, носик и веки ее покраснели.
Альбус вздохнул: пожалуй, рановато Ариане выдали для прочтения его старый, давно заброшенный сборник сказок. Хотя он-то «Русалочку», помнится, читал лет в пять, и ничего – даже не впечатлило особенно. Но то он, а сестренка, как отец иногда говорил, «сосуд скудельный».
– Это же просто книжка, – Аберфорт подсел к ней. – Просто сказка, выдумки. Этого не было на самом деле.
Ариана смолкла, но продолжала сидеть, грустно поникнув. Аберфорт все-таки совершенно не умел утешать. Альбус уселся перед сестрой на корточки.
– Ну-ка, где написано, что она умерла? Покажи страницу.
Аберфорт насупился и посмотрел недоверчиво. Ариана, втянув воздух, открыла книгу, ткнула пальчиком.
– Здесь, да? Ну и где здесь слово «умерла»? Тут упомянуто, что она перестала думать, чувствовать?
– Нет, – пролепетала сестра.
– Тогда с чего ты взяла, что она умерла? Она просто стала другим существом. Но ей так даже лучше. Она сможет получить душу за свои дела, а не по прихоти какого-то принца.
Он улыбнулся, и Ариана улыбнулась в ответ. Он погладил ее по руке.
– Думать надо, когда читаешь, дурочка.
– Может, на качели пойдем? – вмешался Аберфорт. – Ари, хочешь, мы тебя покатаем?
Качели Персиваль поставил на лугу, недалеко от заднего двора: деревянные, с широкой и длиной скамьей, с крепкими столбами. Дети обожали там кататься, особенно весело было, когда на скамью забирались все трое, но случалось это редко: только когда у отца было время покачать их самому. Сейчас Альбус стал по очереди катать Ариану и Аберфорта: при своей худобе он был сильный, жилистый, размах выходил большой.
И вот Ариана, хохоча, взлетела на качелях высоко, вцепилась в спинку и от удовольствия стала болтать ногами; качели опустились, Альбус толкнул снова, и она что-то запела – защебетала, как жаворонок. Ее лиловые ленты и оборки платья бились на ветру, а потом Ариана вдруг сама поднялась в воздух, несколько секунд парила и плавно опустилась на траву.
Братья не очень удивились: все же у нее недавно начались всплески стихийной магии, всякое может происходить – но все же поспешили подойти.
– Ты в порядке? – торопливо спросил Аберфорт. Ариана кивнула, покраснев.
– Да. Простите, я нечаянно…
Альбус покачал головой. У сестры была дурацкая привычка извиняться. Особенно неприятно становилось, если его за нее наказывали, а потом она приходила просить прощения: в такие минуты он чувствовал себя последней свиньей, так что даже хотелось стукнуть ее, лишь бы она замолчала.
– Не извиняйся, – оборвал он. – Ничего плохого тут нет. Ты волшебница, значит, летать для тебя в порядке вещей.
Послышались голоса, показавшиеся преувеличенно-громкими, из-за кустов вышло трое мальчишек, ровесников Альбуса, и прошлепали по камням мостовой к краю деревни, в луга. Альбус сморщился, узнав в них хулиганов, издевавшихся над котом. Что-то подсказывало ему, будто следует немедленно вступить в перепалку, и появилось неприятное чувство, до холодка в животе, но в эту минуту мать позвала их в дом: отец возвратился с ярмарки.
Следующий день выдался облачным и по-летнему душным. С утра все разошлись: у матери был срочный заказ в аптеке, отец выгнал коз пастись, Аберфорт убежал резать для корзин новые прутья. Дома остались только Альбус и Ариана, но общаться с сестрой сегодня не было желания, и Альбус, зевнув, прихватил какую-то книжку и полез на крышу.
В тот день у него вообще необъяснимо слипались глаза, и голова была тяжелая. Он думал, на крыше, на ветру, станет легче, но ничуть не бывало. Не успел Альбус почитать пару страниц, как глаза заболели, а в виске загудело. Он зевнул раз, другой, а потом решил, что, должно быть, не выспался за ночь. Спустившись по лесенке на чердак, Альбус растянулся прямо на полу под слуховым окном, положил голову на локти и задремал.
