Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц)
– На своих кузинах. А иногда и на родных сестрах. Корвинус родился именно от такого брака, – старика, казалось, потешало вытянувшееся лицо Альбуса. – Джема?
Альбус боялся, что закашляется.
– Родственные браки – та еще штука! Корвинус, пожалуй, самый яркий из представителей нашего рода. Он был разносторонне одаренным человеком, умел влиять и использовать влияние, жил на широкую ногу, но был чудовищно жесток. Его имение, Буковый дом, – это близ Годриковой Впадины – для знающих людей одно из самых страшных мест в Англии. Там он ставил темные эксперименты, в основном на детях маггловских крестьян. Там совершил несколько убийств. Хотя, не скрою, его научный склад ума и смелость поражают меня. Он не только привлекал к опытам самых одаренных темных волшебников того времени, но не щадил и себя. Некромантия, создание новых сущностей… Только за крестражи он не взялся: он так любил жизнь, что не верил, будто может умереть. И точно, судьба его хранила: он дрался на бесчисленных дуэлях, но выходил без единой царапины.
– И эти сущности… Они так и остались замурованными в его доме? Или они погибли вместе с ним?
– У нас, в мире волшебников, ничто не исчезает без следа, как и любая магия. Думаю, там осталось немало призраков, нежити. Я вижу, что вы уже загорелись идеей отправиться к нему в дом… Что ж, раз вы так и будете продолжать рисковать своей жизнью, советую вам поискать заклинания против нежити и призраков. У вас в школе, конечно же, нет курса некромантии?
– Нет, сэр, – Альбус хмыкнул, представив, как на введение подобного курса отреагировал бы профессор Сполдинг.
– До того, как моего великого предка охватило безумие, очевидно, ввиду преклонного возраста, он учил своих студентов этому искусству. Да, и легендарного Мерлина в том числе. Вы ведь знаете, что он закончил наш колледж… О некромантии знают мало, и как всегда и бывает, то, о чем не знают, обрастает вместо знания мифами и слухами. Многие невежды теперь уверены, что смысл некромантии в создании примитивной нежити вроде инферналов. Они, как всегда, путают причину со следствием. Те, кто постиг это искусство, знают, что кроме видимого нашим глазам мира есть и другой, теневой, куда уходит наша жизненная сила, где обитают призраки и духи, да и другие существа. Познав тот мир, мы получаем многие знания, ведь, как я говорил, мертвые – обычно куда более интересные собеседники, нежели живые. Познав тайну жизни и смерти, некромант может делать вещи, которые другим показались бы невозможными. Знать то, о чем другие не подозревают. Впрочем, я понимаю тех, кто не дозволяет слишком юным и неосторожным прикасаться к этому искусству. Все помнят Великую чуму, после которой некромантию запретили по всему миру. Тогда живые мертвецы чуть не опустошили весь континент… Но такое знание в умелых руках раскрывает изнанку мироздания. Когда-нибудь, если найдется достаточно мудрый волшебник, я передам ему свои знания. Ведь там, в мире духов, можно увидеть, как устроена сама магия…
– А что если вы… не доживете до того, как этот ученик появится?
– Мне не нужно об этом волноваться, смерть – это не то, что страшит того, кто живет в мире духов. Когда я устану от плоти и она слишком ослабеет, я покину ее, сохранив мое тело на всякий случай. Это не крестраж, но более тонкая работа. Я буду жить среди духов, пожалуй, это в некотором роде близко к призракам… но не вполне.
Альбус потер ладонью лоб. Все смешивалось в голове: Часовщик с Великой чумой, заманчивая возможность познать тайны магии, то, как она устроена – с Буковым домом, населенным интереснейшими существами. А спросил он полную глупость:
– Вы живете совсем один?
Старик тихо рассмеялся, на секунду пронзив Альбуса острым взглядом.
– Странно, что вы задали именно этот вопрос, не будучи влюблены сами. Когда-то очень давно я женился по большой глупости.
– Почему по глупости?
– Потому что это было самое презренное существо женского рода со времен праматери Евы, и именно его я умудрился встретить и стать с ней, хм, одной плотью. Оцените мое невезение. Впрочем, я тут сам виноват. Представьте: девятнадцатилетний юнец, которого отец только что выгнал из дома, которого из-за репутации семьи если и принимают, то с крайней осторожностью… Я был одинок и уязвлен. А она… она была полукровка и купилась на мое имя, посчитав, думаю, что наш с отцом разрыв – дело временное. Она была красива, чего уж там, и на первых порах казалась мне ангелом, невинным и беззащитным ребенком. А потом оказалось, что это злобная, вредная, царапучая кошка, которая ластилась ко мне лишь потому, что ждала рыбки. Когда поняла, что рыбки не будет, она показала коготки. Впрочем, может, я и обманул ее ожидания слишком непростительно… Понимаете, ползающие по квартире руки скелетов, гомункулюс в реторте, я сам, теряющий сознание на несколько часов, а то и дней… Ей приходилось видеть меня прозрачным – тогда ей тоже становилось не по себе. Надо иметь безмерное терпение и любовь, чтобы такое выдержать. Но она не думала, что придется терпеть, она мечтала появляться в театре и на приемах, чтобы ее всем представляли, как леди Гонт. В общем, после череды безобразных скандалов она сбежала, и я не стал ее искать.
Он вздохнул. Время перевалило за послеобеденное, но Альбус и не заметил бы этого, если бы Асклепиус не обратил его внимание.
– Вам, пожалуй, пора – нехорошо будет, если вас хватятся. Кстати, насчет легилименции, позвольте дать вас один совет. Я пришел к этому методом множества проб и ошибок и хочу теперь сократить ваш путь. Настройтесь и ощутите, что человек перед вами – не какое-то отдельное, уникальное существо (так вам будет невероятно сложно в него проникнуть), а всего-навсего сгусток жизненной энергии в некой не имеющей значения конкретной форме. Он может быть больше или меньше, он может иметь особенности. Вы сами – тоже сгусток, куда больший по размеру. Мысленно протяните от себя к нему некое щупальце, соединитесь и попытайтесь втянуть его в себя, поглотить, слиться с ним. Вы увидите, когда контакт произойдет и вы сольетесь, что остальное станет делом техники, это описано в моей книге. Дальше просто отсеивайте ненужное, как если бы вы были в библиотечном каталоге. Если вы чувствуете сопротивление, выпускайте новые щупальца из себя в него. Помните, все мы – порождения одной энергии, энергии жизни, и потому имеем доступ друг к другу через нее. Жаль, вы не имеете таланта к некромантии, тогда для вас было бы проще, я взял бы вас своим учеником. Впрочем, мой совет и так вам поможет.
Они сердечно распрощались. Старик рассчитался с барменом и бочком, сутулясь, засунув руки под мышки, озираясь по сторонам, вышел. Альбус с любопытством выглянул в окошко и заметил, что Гонт не аппарировал, а расселся темным облаком. «Интересный способ, однако. Итак, легилименция…» Мальчик решился взяться за ее изучение: другого способа сохранить собственный рассудок и помочь Лэму и Ариане – а если верить Асклепиусу, у Часовщика были и другие жертвы, – он не видел. Кроме того, если честно, было весьма любопытно заглянуть в чужой разум.
Сам старик вызывал у него уважение и жалость. Альбуса совершенно не тронуло, из какого рода тот происходит, но он сочувствовал человеку, у которого в родне одни сумасшедшие. Да еще с женой не повезло… Джеральдина, конечно, Альбусу бы закатывать скандалы не стала.
Что до Букового дома, мальчик твердо решил, что во время каникул туда наведается.
…В школе Альбуса хватиться не успели. Друзья его отлично провели время, играя в шарады. В гостиной Гриффиндора на диване рыдал первокурсник Адельстан Хагрид: он потерял кошелек, а там была сумма, выданная родителями на полгода (пусть первокурсников не выпускали в Хогсмид, но в случае нужды в чем-то они могли попросить старших товарищей купить им это, передав деньги на покупку). Альбус сбегал в спальню за собственной заначкой, кинул ее Адельстану и поспешил в библиотеку. Наконец-то он мог что-нибудь написать Ариане.
«Ари, внимательно прочти и, пожалуйста, так именно и делай. Дело в том, что к тебе приходит очень злой волшебник. Ты ни в коем случае не должна с ним уходить. Если он что-то говорит тебе – не слушай, не пытайся это понять. Если он все же увел тебя, просто скажи себе, что ты есть, что вокруг все – правда и ты хочешь в это верить. Но лучше всего все-таки тебе попробовать начать колдовать. Ничего тебе за это не будет, ну правда. Ты ведь хочешь в Хогвартс поехать? Там у тебя будет волшебная палочка, много друзей, и гулять будешь, где хочешь. Ну, постарайся колдовать, пожалуйста, не запрещай себе. Ал».
========== Глава 21. Первые опыты ==========
На письмо Ариане Альбус ответа не ждал, но, к удивлению, все-таки получил – правда, не от сестры, а от матери, притом довольно короткий. «Вижу, ты не воспринял мое обещание всерьез. Однако я слово держу. Дожидайся каникул». Альбус вздохнул. Не то, чтобы побои его пугали, просто не хотелось, чтобы следующие каникулы начинались с них. Летние, конечно: на зимние он твердо решил остаться в Хогвартсе и тренироваться в легилименции.
Чтобы не сердить мать, мальчик попробовал было взяться за перо, но на ум не приходило ничего, о чем он мог бы рассказать. Про встречу с Гонтом и легилименцию она не поймет – еще догадается, что залезал в Запретную секцию, ему опять же достанется на каникулах. Про друзей, уроки, мелкие дрязги yа факультете? Альбус не представлял, что это можно всерьез обсуждать, тем более – с матерью; да и стоящим внимания, честно говоря, ничто, происходящее в последнее время, ему не казалось. Над чистым листом бумаги он просидел весь вечер, но кроме первой строчки: «Здравствуйте, мама, Аб и Ари» – ничего не смог из себя выжать. Когда дали сигнал отбоя, он присвистнул с досадой: если писать матери достаточно часто – хотя бы раз в месяц, как она того хотела – он потеряет уйму времени, которое мог бы провести куда интереснее. Проблему следовало решить, и за ночь мальчик успел придумать, как именно.
Утром, после завтрака, он тихонько отвел в сторону от остальных Элфиаса.
– Слушай, такое дело… У меня к тебе просьба будет… Несложная… В общем, будешь за меня письма писать мои родным? А я тебе домашние делать буду по ЗоТИ и заклинаниям.
Такого ошеломленного лица у Дожа он еще не видел.
– А почему ты сам?..
– Да некогда, и о чем писать не представляю. А ей вот приспичило: пиши, и все тут, раз в месяц, но чтобы письмо было. Странная она.
– Странная? Она твоя мать, Альбус, конечно, ей хочется от тебя весточку получить хоть изредка!
– Зачем?
Элфиас хлопнул себя по лбу.
– Не обижайся, дружище, но кое в чем ты урод редкостный.
– Так выручишь?
Элфиас покачал головой.
– Я просто не понимаю: как это может быть лень писать родной матери? Ты вообще ее любишь? Она же тебе жизнь дала!
Альбус начинал терять терпение.
– Слушай, хватит мне мораль читать! Выручишь или нет?
– Выручу, что ж с тобой делать, – Элфиас вздохнул. – Она что, больнее порет, чем Спэрроу? Ладно, все, молчу, – он замахал руками, заметив, что Альбус готов рассердиться не на шутку. – Почерк постараюсь подделать, но уж насколько хорошо – не обессудь, ни разу в жизни этим не занимался. Ну а ты… Ты с домашними не обманешь, я знаю.
Так и договорились. Теперь можно было не отвлекаться на глупости, и Альбус решил, что учиться проникать в мысли стоит начать немедленно. Вопрос, с чего начать.
Тогда, в «Кабаньей голове», старик Гонт утверждал, что Альбус попытался проникнуть в его мысли, но сам мальчик даже не понял, когда это происходить и стало ли вообще. Возможно, это вышло непроизвольно, исключительно ради того, чтобы вытолкнуть Асклепиуса из собственной памяти. Оставалось только вспомнить советы Гонта и опробовать их. Но на ком?
Зрительный контакт легче всего установить с кем-то из друзей. Но надо помнить, что после легилименции сильно болит голова. Так что лучше не рисковать с Лэмми – мало ли, как это на него повлияет. И с Элфиасом тоже: он только что согласился оказать важную услугу. Тогда, может, попробовать на девочках? В конце концов, любопытно, что у них в головах.
Первым уроком была история магии с Рейвенкло. Альбус еще с утра заметил, что Лэмми слишком увлечен разговором с Айлой, и позволил им занять одну парту, а сам подсел к Клеменси. Она застенчиво улыбнулась и принялась слушать преподавателя: странно, но у нее иногда хватало выдержки не засыпать на лекциях Бинса. Подождав, пока под невнятное бормотание призрака (что-то об эпидемиях в Европе в Средние века) класс почти уснет, Альбус потихоньку окликнул соседку.
Клеменси обернулась, хотя, кажется, не вполне понимала, где находится сейчас; глаза у нее были влажные и растерянные. От нее буквально пахло грустью – Альбус вдохнул и почувствовал ее энергию, тот самый сгусток – так зверь чует кровь. Оставалось немногое: лизнуть кровь, присосаться к ране…
Он словно прорвался чрез серую пелену тумана. Осенние тучи поливали землю обложным дождем. Альбус видел сельскую местность – луга, полусгнившие травы, дрожащий мокрый лес. По проселочной дороге торопливо шла маленькая девочка. Ее плащ и платье отяжели от влаги и запачкались, руки и нос покраснели. Это была Клеменси, только помладше, чем сейчас, года на три.
Девочка явно торопилась: она то и дело пускалась бегом, начинала задыхаться, оступалась, на секунду останавливалась и снова рвалась вперед. Вот за поворотом показался уединенный домик – она изо всех сил припустила туда, взбежала на крыльцо, заколотила в дверь. Заскрипели петли, выглянул худой лысоватый человек:
– Мисс Йорк? Что вас ко мне привело?
– Мои родители, – она так запыхалась, что не могла говорить внятно. – И Джастин, Оливия, Вивиана… Они все горят, сэр, не могут подняться с постели! Папа вчера навестил двух больных учеников, и вот… – она в отчаянии развела руками.
Доктор – видимо, она прибежала за доктором – осмотрел ее с головы до ног.
– То есть заразились все, кроме вас? Любопытно. Ну-с, проходите в дом. Погрейтесь немного у камина, пока я собираюсь.
Картинку сменила другая: доктор скакал на лошади, Клеменси ехала у него за спиной, зажмурившись, и то-то беззвучно шептала… Альбусу вдруг стало тесно: его как будто пытались вытолкнуть… Или нет, Клеменси просто пыталась вытеснить тяжелые воспоминания. Вот возникла совсем иная сцена: большая семья сидела в цветущем весеннем саду. Высокий рассеянный человек, которого Альбус видел на платформе встречающим Клеменси, играл на скрипке, очень полная румяная женщина улыбалась, глядя на него, и что-то вязала, темноволосый мальчишка читал, а Клеменси и две похожие нее, но более миловидные девочки плели венки из одуванчиков.
Пора было, кажется, выбираться. Альбус слегка растерялся: Гонт не объяснил ему, как это делается. Сам он тогда сопротивлялся легилименции и прервал ее – но Клеменси, похоже, не сопротивлялась. «Если я погрузился в чью-то энергию… Я просто должен вынырнуть. Как из реки». И он представил, что выныривает.
…Клеменси непонимающе смотрела на него и держалась за виски. Похоже, на то время, когда он погружался в ее воспоминания, она словно потеряла сознание.
– Ты о чем-то меня спрашивал? – прошептала она наконец. – Извини, я прослушала. Ужасно болит голова.
Альбусу стало неловко и жаль ее.
– Да нет, мелочь. Кое-что в лекции пропустил. Может, сходишь в Больничное крыло?
– Нет, спасибо. Дождусь перемены.
В тот день Альбус не решился повторить эксперимент на ком-то еще: во-первых, от реакции Клеменси ему сделалось не по себе, а во-вторых, выглядело бы подозрительно, если бы несколько человек в один день посмотрели на него – и у них разболелись головы. Но продолжать тренироваться было необходимо. Он некоторое время выбирал между Викторией и Айлой, но случай решил за него: Викки села рядом в библиотеке, когда он писал эссе по трансфигурации.
– Какая все-таки этот Колдфиш – мороженая рыба! – воскликнула она и рассмеялась. – Сегодня в учительской была открыта дверь. Я видела, как профессор Фортескью, сидя в кресле, покачивала ножкой, а он ноль внимания!
– Покачивала ножкой? – удивился Альбус. – Ну и что?
– Это же почти неприлично, – Викки посмотрела на него преувеличенно-выразительно. – Думаю, наши Гораций и Лэмми со временем тоже такими станут. Как Колдфиш. У них холодная кровь.
Они обернулись лицом друг к другу, смотрели в глаза, и Альбусу на сей раз не составило труда нырнуть в ее мысли. Он внутренне ахнул: его окружил круговорот пестрых картинок. Подсчет дней до какого-то события, которого Викки ожидала с опаской, соседствовал с руками человека, на которых видны линии, мысли о только что выпитом кофе с корицей – с альбомом, куда девочка безуспешно пыталась перерисовать с открытки собор в Вене. Еще мальчик проскакал на деревянной лошадке, превратившись вдруг в полководца на вороном коне – златокудрый, прелестный, как девочка; его сменил Гораций, оправлявший у какого-то зеркала манжеты. Вся сцена была окрашена удивительным тоном, и сам Слагхорн выглядел очень трогательно. Видимо, Викторию умиляли его пухлые щечки и нежные руки.
Потом промелькнула черная туфелька профессора Фортескью, хлюпающий нос Колдфиша, кружево на сорочку, которое оказалось жестким и натирало, образы Холмса и оперной певицы из любимого рассказа Виктории, картинки с обнаженной натурой из альбома, который она стащила в родительской библиотеке, стейк в Вене, гиацинт из оранжереи… Альбус почувствовал, что у него рябит в глазах. Он решил выныривать, но прежде чем смог это сделать, успел полюбоваться на новые осенние ботинки Виктории и шпица, которого она видела у старшей из кузин противного мальчишки Геллерта в Вене и теперь мечтает о таком же. Самым кошмарным, пожалуй, оказалось то, что мысли Виктории были никак не связаны между собой. Ах да, еще все они были невыносимо яркими. В общем, когда Альбус закончил сеанс легилименции, голова болела не только у Виктории, но и у него самого.
«Такое впечатление, что у нее в мыслях Часовщик покопался. А может, и правду он? У нее всегда так или только сейчас? Если все время, то как она еще не взорвалась?»
– Викки, у тебя припадков не бывает? – решил он осторожно ее расспросить.
– Что? – зеленые глаза девочки распахнулись. – Ты меня с нашим Спящим Красавцем не спутал? Кстати, мне кажется, тебе пора учиться танцевать вальс. Все-таки на следующий год нам уже можно будет идти на бал, и ты, как лучший ученик, наверняка будешь его открывать. Но не переживай, я тебя выучу. Надеюсь, Айла нам сыграет что-нибудь простенькое для начала.
– Хорошо-хорошо. Так точно не бывает припадков? Ты не видишь никаких странных людей?
– Одного вижу, – скорчив гримаску, Викки указала на него. – И сейчас у меня вправду начнется припадок, если не прекратишь задавать глупые вопросы.
Иногда ради посиделок друзья, сдвинув парты, слегка меняли форму у них, закругляя концы, – таким образом выходило нечто вроде «заседаний за Круглым столом». Приносили с кухни чай, чашки и угощение, Альбус трансфигурировал газетный лист в большую салфетку – девочки каждый раз заказывали, какую.
Однажды они сидели так, лакомились имбирным печеньем. За окнами сыпал узорчатыми хлопьями ласковый первый снег. Полюбовавшись на него, Виктория обронила, что будет очень славно снова искупать Горация в снегу: в прошлый раз из него получился славный снежный шар.
– А еще хочется снова посмотреть, как Луиза будет отряхивать тебя и нам грозиться. В прошлый раз это было весьма трогательно.
Гораций натянуто улыбнулся.
– Да, Викки, можно себе представить. А кстати, ты громко кричала тогда у завхоза?
Виктория переменилась в лице. Подруги кашлянули и опустили глаза, Элфиас вспыхнул.
– Я… Я не издала ни звука!
Гораций вздохнул и кивнул:
– Понятно. Значит, ты вопила.
– Удивительно интересная тема, – покривилась Айла. – Если оба не угомонитесь, отберу у вас все печенье.
Виктория, фыркнув, встала из-за стола и пошла к Альбусу, слегка покачиваясь на каблучках. Поравнявшись с ним, шепнула:
– Преврати мне карандаш в хлыстик.
Тот, посмеиваясь, исполнил ее просьбу – так, чтобы не заметили другие. Получив хлыстик, Виктория, поигрывая им, приблизилась к Горацию.
– Ну-ка, встань, – приказала она.
– И не подумаю, – он выпятил губу. – Я не знаю, во что тебе вздумалось поиграть, однако… Ай!
Хлыст свистнул в дюйме от его уха. Гораций, взвизгнув, подскочил и побежал вокруг стола, Виктория приспустила за ним. В конце концов, Слагхорн, схватив за плечи Лэмми, выдернул его и прикрылся им, как щитом, причем Лэм раскинул руки: видимо, он посчитал, что так Викки точно не дотянется до своей жертвы.
– Только по голове не бей, – попросил он и улыбнулся. Виктория с сердитым видом опустила руки, и тут за спиной Лэмми Гораций охнул и подскочил: Элфиас, подкравшись сзади, огрел его пониже спины.
– Ты и не подумал о том, чтобы прикрыть тыл, – Элфи самодовольно ухмыльнулся и скрестил руки на груди – где-то Альбус уже видел такой жест. Сам он решил, что также может позабавиться.
– Да ладно, Элф, зря стараешься. На самом деле Гораций ей нравится.
В такой ярости Альбус Викторию еще не видел. Он даже привстал от испуга, когда она, сжимая хлыст, стала подступать уже к нему. Вот замахнулась… И одновременно Альбус взмахнул палочкой. В руке у девочки вместо хлыста оказалась роза.
– Похоже, печенье пора отбирать у всех, – констатировала Айла. Клеменси явно не знала, что думать. Викки с минуту ошеломленно смотрела на цветок, потом зажала розу в зубах и прошлась в причудливом танце.
Они все же успели и поиграть в снежки, и с горки покататься, превратившись на сей раз в снежные шары всей компанией, пока первый снег не сменился слякотью и пронзительными ветрами, как будто выдувшими Хогвартс насквозь. В гостиной Гриффиндора еще можно было отогреться, но у камина обычно устраивалась Нэнси и рассказывала Джейн о публичных казнях, на которые бегал смотреть ее отец, когда был ребенком, а вокруг, случалось, бегали Дональд с компанией, кидаясь друг в друга списанным квоффлом, который они стащили из хранилища спортивного инвентаря. Впрочем, Дерек Лонгботтом все чаще оставался в стороне от их развлечений: Розалин всерьез за него взялась, и по успеваемости он стал потихоньку подтягиваться. Зато в Поттера часто врезался Генри: он не очень хорошо показал себя на первом матче, и Малкольм, заколдовывая какой-нибудь шарик, пускал тот летать по гостиной и приказывал Генри ловить. Сам же старший Уизли предпочитал проводить время, тихо беседуя с Глэдис Фадж. Пару раз, думая, что никто не видит, он касался пышных светлых волос девушки. Оскар и Анджела развлекались иначе: он учил ее играть в волшебные шахматы, не замечая, что, когда они сходились, она неизменно выигрывала. Он же находил в ее игре бесчисленные изъяны и стремился «улучшить ее стиль».
Ссорились они и по другим поводам. Как-то Анджела вбежала в гостиную красная и злая, а Оскар, вошедший следом, выглядел одновременно виновато и вызывающе.
– Если ты мужчина, должен был его вызывать! Что унижает меня, унижает и тебя, ведь ты мой жених.
– Вызвать? – Фенвик нервно поправил очки. – Дорогая, о чем ты? Думаешь, Сириус Блэк опустился бы до дуэли со мной? Нет, он пожаловался бы отцу, и вместо него меня поджидал бы Спэрроу с розгами. И ладно еще, если не сам директор с приказом об отчислении.
– Малкольма что-то не отчислили.
– Но высекли. Мне не хочется ложиться под розги лишний раз – ради чего? Да еще в карцере сидеть. И все только из-за того, что директорский сын бросил в тебя цветком.
– Только? Он меня преследует, как ты не поймешь?
– Ну и что? Он непостоянен. Сейчас увлечен тобой, а потом увлечется другой. Самое разумное, что мы с тобой сейчас можем сделать – перетерпеть.
Альбус сам не знал, почему, но от услышанного стало тошно.
Гораздо больше Альбусу нравилось в гостиной Рейвенкло, хоть там и было куда холоднее. На вопросы орла на двери он наловчился отвечать сразу, а больше никаких препятствий к тому, чтобы он вошел, не было. Рейвенкловцы не обращали на него внимания: рассевшись на синих диванах, они по большей части переговаривались между собой, листали книжки или рисовали. В углу стояло пианино; когда Виктория все же взялась учить Альбуса танцам, и Айлу посадили за инструмент, кто-то из старших ребят только предостерег, чтобы они не врезались в статую Ровены Рейвенкло – высокой красивой женщины со строгим лицом. Альбусу Ровена инстинктивно не понравилась: напомнила мать.
От стрельчатых высоких окон веяло холодом, в воздухе парили пылинки.
– Альбус, положи руку мне на талию. Нет, аккуратнее, мне щекотно. Так, другой возьми меня за руку… Не за ту! Так, разобрались. Айла, играй нам «Голубой Дунай», сначала медленно. Альбус, следи за моими ногами, повторяй шаг. Раз… Два… Три… Считай про себя.
Виктория быстро прибавляла темп, Альбус с трудом поспевал за ней, пару раз оступился, а однажды даже упал и утянул Викки за собой, но в целом вальс показался ему очень забавным танцем. Айла, бойко, хотя и механистично нажимая на клавиши, иногда оглядывалась и давилась со смеху. Клеменси и Лэм, устроившись поблизости в креслах, тоже изрядно подняли себе настроение.
– Вот тоже вышли бы и поплясали, – как-то бросил им Альбус, рассердившись. Лэм покраснел, но Клеменси все-таки вытянула его немного повальсировать. Это оказалось раз в десять хуже, чем самый неумелый танец Альбуса и Викки: Лэмми упал, не сделав и первого поворота.
– Говорил же, плохие отношения с конечностями, – пробормотал он, улыбаясь и глядя в потолок.
– Но тебе тоже надо учиться, – посмеялась Клеменси, пытаясь его поднять. – Иначе с кем будет в следующем году на балу танцевать Айла?
Сама Айла, сидевшая за фортепьяно, покраснела и кашлянула. Виктория дернула Клеменси за волосы, та ойкнула и попыталась дать сдачи, но Альбус живо развел обеих. Осборн Крауч, учивший уроки вместе с Мелвином Лавгудом, попросил всю компанию вести себя потише.
С Элфиасом сначала возникло затруднение: он написал первое письмо Кендре, но когда пришел ответ, воззрился на Альбуса:
– Ты что, предлагаешь мне прочесть письмо, которое не мне адресовано?
– Да, – удивился Альбус. – Как же иначе ты на него ответишь?
– Но ведь это же ваше личное… Ваше с матерью…
– Но как же отвечать на письмо, не прочитав его, дубина? – захотелось постучать ему по голове.
Элфиас долго краснел и мялся, потом все-таки взял письмо и распечатал.
– А ты сам-то прочтешь?
– Зачем? – Альбус пожал плечами. – Если там что-то важное, ты мне скажешь, а так… Про козлят Аберфорта и мамину аптеку мне не очень-то интересно читать.
Элфиас посмотрел на него очень странно, но спорить больше не стал.
Альбус продолжал опыты по легилименции. Он рискнул даже заглянуть в мысли к некоторым преподавателям: мысли Розье поразили обилием женских ног и зрелищем аукциона, на котором тот и купил кровь и кожу дракона, в мыслях Сполдинга статьи «Пророка» смешивались с воспоминаниями о посиделках в каморке Спэрроу (замечательную свиную ногу они тогда уничтожили), а у Колдфиша в голове стоял непроницаемый туман отвращения ко всем и вся.
Однажды был необыкновенный случай. Колдфиш заболел, и подменить его пришел ни кто иной, как сам директор. Как было не воспользоваться? Альбус уже привычно собрался с мыслями, представил, что ныряет, но как будто врезался в стену. Он даже машинально поднес руку ко лбу – проверить, не набил ли шишку – и ошеломленно посмотрел на директора. Тот понимающе кивнул:
– Да, мистер Дамблдор, прежде чем пробовать проникнуть в чей-то разум, убедитесь, что выбранный вами человек не владеет окклюменцией. Десять розог за нарушение субординации. Ах да, если вы узнали о легилименции, стало быть, вы опять ходили в Запретную секцию. Еще пятьдесят и день карцера.
Альбус пожал плечами. Цена была достаточно высокой, но попытка стоила того.
Куда досадней была новость, которую он узнал, вернувшись из лазарета: позапрошлой ночью Лэмюэля поймали в Запретной секции, высекли и посадили в карцер.
– Если бы ты повздорил с директором чуть попозднее, могли бы перестукиваться, – притворно вздыхал Гораций. – Кстати, а что ты такого сделал? Ребята, признаться, не поняли.
– Написал неприличное слово, – отмахнулся Альбус.
– А при чем тут Запретная секция?
– Не при чем, ему что-то в голову взбрело.
Не хотелось сейчас ничего объяснять: расстроился из-за Лэмми. «Ну что за сумасшедший, я же нарочно его никуда не брал – нет, сам потащился…» Альбус даже рассердился, не хотел идти в Больничное крыло, но Айла настояла:
– Он очень хочет тебя увидеть. Нашел что-то интересное, спешит поделиться… – она грустно заморгала и погладила маленький сверток, который прижимала к груди.
– Что это?
– Крыса, – спокойно ответила девочка. – Лэмми опять попал в тот же карцер и приручил ее окончательно. Вот забрал. Пойду попрошу у эльфов клетку, тут же должны быть старые. Заодно найду, чем ее кормить.
Айла не успела пойти пару шагов, как послышался визг: Элла Крейвуд и Геспер Гэмп входили в зал как раз в то время, когда крысе вздумалось высунуть из тряпицы, в которую ее завернули, хвост. Этого было довольно, чтобы довести слизеринок до истерики. Виктория воспользовалась моментом, чтобы наколдовать Геспер крысиный хвостик вместо заколки, а второй такой же к недоумению Альбуса, появился у Эллы. Почему к недоумению? Потому что Викки точно не посылала заклинание второй раз. Правда, обернувшись, Альбус понял, в чем дело: Гораций, сомкнув пухлые руки на круглом животе, самодовольно ухмылялся. В стороне заливалась хохотом Нэнси Стюарт.
Лэм встретил его с виноватым видом.
– Альбус, извини, я тебе не сказал… И немного отвлекся. Я сначала искал про человека с часами, но ничего не нашел пока, самое похожее – гамельнский крысолов, но у нашего же часы, а не дудочка. Но позавчера на такое наткнулся… Всю ночь читал, заснул, в общем, утром меня нашли. Модель летательного аппарата! – у него расширились глаза. – Альбус, на нем можно подняться в небо! Там такие подробные чертежи, все расчеты… Я все запомнил! Даже кровью на рубашке потом основное записал, чтобы не потерялось, и отдал Айле. Она обещала переписать.
– Я ее с крысой видел…
– Ну, она сделает, она мировая. Ты подумай, Альбус: если мне удастся его сконструировать, а? Мы тогда к Луне сможем полететь, к солнцу, к звездам!
– Покажешь потом расчеты профессору Корнфуту, – успокоил его Альбус. – А про человека с часами я тебе вот что хочу сказать…
Он пересказал ему все, что смог узнать у Асклепиуса Гонта, не упомянув, конечно, о старике – но Лэм и не спросил.
– В общем, тебе надо учиться закрывать разум.
– Закрывать разум? А как?
– Ну… Когда почувствуешь, что он приходит, думай о чем-то совершенно постороннем. К примеру… Да хоть о том же летательном аппарате.
