Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

Первой ему бросилась в глаза табличка «Дурмстранг», под которой в чем-то вроде гусарских ментиков потели трое довольно крепких парней. Рядом с раздраженным видом сидел низенький человечек в роговых очках. Лэм, кажется, угадал, куда смотрит Альбус, и дернул его за рукав.

– Алистер писал, тот умница – ну, который австриец, а учится на славянском отделении Дурмстранга – ужасно расстроился, что его не взяли на конференцию. Даже скандал закатил, едва замяли. В самом деле, Альбус, это не очень-то справедливо, правда? Если человек умный, неважно же, сколько ему лет… Альбус, смотри, а вон там – русская школа.

Чуть в стороне от дурмстранговцев, изредка с ними переговариваясь, сидели два высоких русоголовых парня в вышитых рубашках.

– Колдовстворец, говорят, зельями традиционно славится. И еще у них там какая-то жуткая форма квиддича…, – вступил в разговор Гораций.

– Что-то я не понимаю, – Альбус потер лоб. – В России две школы магии? Зачем им столько?

– Дурмстранг – он для Восточной Европы в целом, – объяснил Гораций. – Ученикам из, к примеру, Сибири туда добраться довольно сложно. Кроме того, время от времени туда запрещают брать магглорожденных. Так вот, для всех, кому в Дурмстранг не попасть, есть Колдовстворец.

Альбус кивнул и отметил, что преподаватель у русских, пожалуй, чуть постарше своих учеников: красивый белокурый детина с бородкой, он опирался на посох и то и дело вытирал лоб платком. Затем он перевел взгляд на табличку «Махоутокоро»: там сгрудилось несколько маленьких японцев в кимоно, возглавляемых горбатым старичком с глазами-щелками.

– Говорят, они ценят вишневые палочки, – задумчиво пробормотал Лэмми. – Интересно, почему? Вишня – все-таки не сакура.

– О Мерлин, ну кого сюда привезут еще? Может, обезьян? – вздохнул Гораций. – Взгляните-ка направо.

В правом углу под табличкой «Уагаду» поместились четверо негров в пестрых балахонах и странных ожерельях: три подростка и один старик. Прищурившись, Альбус различил, что ожерелье на груди у старика было из птичьих черепов и перьев.

– Интересно, это шаман?

– Какая разница, – возмутился Гораций. – Мне неприятно находиться с ними в одном обществе.

Шармбатонцы, хрупкие и темноволосые, в голубых мантиях с золотыми нашивками, с некоторой опаской заняли первый ряд.

Кей наконец вернулся, а вскоре в дверь вошла целая процессия из местных профессоров в белых балахонах. Главный из них, самый высокий и самый старый, с горбатым носом и длинной бородой, произнес на нескольких языках приветственную речь, после чего учитель, возглавлявший каждую из делегаций, выступил с ответом. Что говорил Кей, Альбус, признаться, не успел дослушать: задремал под шумок.

Конференция, впрочем, проходила довольно интересно. Доклады зачитывались на родном языке каждой из делегаций, но к группам приставили переводчиков, которые тут и переводили – как это назвал Гораций, «синхронно». У группы из Хогвартса переводчиком оказался совсем молоденький студент, худощавый, с приятным оливковым цветом лица и пронзительными миндалевидными глазами. Звали его Ахмед. Откуда он знал английский, Альбус так и не понял, зато за месяц успел выучиться нескольким арабским фразам.

В дни перерывов Кей и Кингсли в самом деле не давали мальчишкам скучать, будто стараясь, чтобы у тех и мысли не возникло выбраться в город самим. Они таскали мальчишек по мавзолеям, приводили глазеть на мечети и даже сводили в парк; Кингсли в основном отмалчивался, но Кей в обычной едкой манере кратко и емко рассказывал историю каждого места, словно знал ее назубок. Их прокатили и на верблюде; Альбусу понравилось: высоко сидишь, обзор прекрасный, да и покачиваться на горбу забавно. Сказать по правде, он единственный благополучно залез на верблюда и в конце прогулки слез обратно. Лэмми оба раза упал, а Гораций вовсе отказался и взбираться, и слезать без посторонней помощи. Признаться, было вообще непонятно, как он преодолел свой страх перед этими рослыми животными; во всяком случае, он вцепился верблюду в шею, забыв о брезгливости, и повизгивал при любом незначительном толчке.

– Вот дадут нам премию за доклад – куплю думосброс и обязательно покажу Виктории нашу прогулку, – пообещал ему Альбус, когда в конце прогулки совершенно измученного Слагхорна Кей и Кингсли осторожно отвели под руки в сторонку.

– Да пожалуйста, тешься, – вздохнул тот, вытирая пот. – Тебе самому нечего показывать, да и некому.

Лэм сердито засопел. Альбус попробовал уговорить верблюда плюнуть в нехорошего человека, но верблюд понял просьбу превратно и плюнул в самого Альбуса, к немалой радости Кея и Кингсли.

На четвертый день выступили они сами, и довольно удачно, кажется: аплодировали им долго. Кто-то из студентов восхищенно переговаривался с преподавателями, другие смотрели завистливо и мрачно. Кей, после прибытия почти не говоривший с учениками о докладе, по возвращении их на место пожал каждому руку.

– По крайней мере, Британию мы не опозорили, – удовлетворенно заявил он. – Теперь можно смело идти смотреть пирамиды.

Однако в тот день стояла столь небывалая жара, что к пирамидам решили отправиться ночью – по крайней мере, не пришлось бы тащиться по раскаленной в дневном зное пустыне. На сей раз Кингсли не отправился вместе с Кеем, да и Гораций так старательно изображал спящего, что жаль было его тревожить. Из дома вышли втроем.

Улицы, кажется, спали в совершенной тишине. Кое-где вдалеке мелькал огонек, будто кто-то шел со свечой, но ни звука Альбус не мог поначалу уловить. Уже потом стал различать тихий стрекот насекомых, трусливое тявканье собак, а пару раз прокричала какая-то ночная птица. Небо, невероятной, глубочайшей синевы и ясности, тихо мерцало звездами, а горизонт будто бы светился. Огромная желтая луна бросала бледные отсветы.

Путники миновали городскую стену и пошли через пустыню. Теперь перед ними были только две бесконечности: песчаная, казавшаяся белой в свете луны, и небесная, усеянная звездами – лишь теперь Альбус понял, насколько они высоко на самом деле и как они огромны. Лэм расхохотался, заломив руки, потом подпрыгнул и помахал звездам. Кей, улыбнувшись, хотел что-то сказать, но внезапно изменился в лице и толкнул обоих парней на песок. Альбус, падая, успел заметить, как по песку метнулась чужая тень. Затем все осветил залп вспышек. Кей упал на песок рядом с мальчишками, выставив щит.

– Выследили-таки, – процедил он сквозь зубы.

Лэм, вытаращив глаза, поднял голову.

– Ой, смотрите, слева…

Зеленый луч мелькнул в дюйме от его виска. Альбус, снова спихнув друга на песок, без раздумий метнул влево огненный шар. Громкий крик показал, что он попал в цель. И мгновенно на всех троих обрушился рой вспышек – впрочем, Альбус успел различить за ними несколько фигур, подступавших с разных сторон. Он, Кей и Лэмми успели прижаться друг к другу спинами и выставить тройной щит.

– Их шестеро, – шепнул Кей, мгновенно подсчитавший противников. Альбус медленно кивнул. Он ощущал, что опасность над ними нависла не менее реальная, чем когда-то в Буковом доме, но совершенно не чувствовал страха – наоборот, ему точно влили в жилы порцию свежей крови, мгновенно заигравшей. Мгновенно приняв решение, он живо схватил горсть песка и метнул во врагов, на ходу превратив песок в железные шипы и придав им скорости. Кажется, одного он так вывел из строя, а двух других Кей расшвырял Экспульсо, но еще один, сумевший отскочить, швырнул заклятием взрыва в них самих.

Их раскинуло в разные стороны. В первые секунды Альбус едва не вскочил на ноги, сообразив, что для Лэма смерти подобно оказаться одному, но удержался и мигом позже осознал, что был прав: у него над головой, кувыркаясь, пролетел меч. Где-то завизжали, но прежде, чем парень смог присмотреться, он почувствовал, что рядом кто-то есть, и едва успел увернуться от удара: над ним навис закутанный в лохмотья человек с кинжалом. Альбус кинул ему песком в глаза – тот бросился снова, вслепую, и все же смог всадить парню кинжал в голень, но в ту же минуту мелькнула зеленая вспышка, и враг упал мертвым. Рядом вырос Кей в заляпанной кровью одежде, придерживавший Лэма – того, видно, оглушило взрывом.

– Ранены? – деловито осведомился учитель. – Все равно, надо попробовать аппарировать. Их вроде больше нет, но нам нельзя быть в чем-то уверенными.

…Аппарация прошла довольно удачно, хотя, когда все трое упали на песок, из раны у Альбуса на ноге кровь хлынула потоком, так что он застонал сквозь зубы. Учитель остановил кровь, пошептал над раной, пока у нее не соединились края, и перебинтовал, трансфигурировав в повязку носовой платок. Кое-как приведя в чувство Лэма, Кей приказал Альбусу опираться им обоим на плечи. Так, едва ковыляя, они и потащились в город. Время от времени приходилось останавливаться: как ни пытался Альбус стерпеть боль в ноге, но Кей, едва замечал вновь падавшие на песок капли крови, поправлял шов. Лэм давал другу воды и вытирал лоб. В конце концов Альбус, чтобы отвлечься, спросил учителя:

– Вы очень хорошо знаете Каир. Вы жили здесь раньше?

– Жил, – просто ответил Кей.

– Вы араб? – Лэм с любопытством склонил голову набок.

– Нет, – Кей разогнулся и вгляделся в даль, уже освещенную рассветом. – Я наполовину англичанин, наполовину индус. От отца у меня, правда, только имя, больше мне ничего не известно. А мать была рабыней, и сам я до семи лет был в рабстве.

Мальчишки, опустив глаза, ничего больше не решились спросить. Путь был продолжен, но Кей, видно, впал в то состояние, когда жизненно необходимо выболтать свою историю первому встречному – чтобы хоть кто-то знал о тебе все.

– Кода мне было семь лет, мать умерла, а другой англичанин – фамилию которого я теперь ношу – забрал меня с собой. Думаю, он узнал, что со мной творятся странности. Он ведь и сам оказался волшебником… Так я очутился в Британии и в одиннадцать поступил в Хогвартс, на Рейвенкло.

– Вы там были, как Саид Раджан? – сочувственно спросил Лэмми. – Ему нелегко.

Кей грустно засмеялся.

– Нет, совсем не как он. Я куда хуже говорил по-английски, да и не привык к богатой жизни – скорее едва отвык от постоянных унижений. Но с другой стороны, на каникулах я возвращался в дом, который мог считать родным. Отчим и его жена были довольно добры ко мне.

– А в Каир вы переехали с ними? – спросил Альбус, стараясь отвлечься от ноющей раны.

– Нет, – Кей задумчиво посмотрел под ноги, на бесконечный песок. – В Каир я попал после того, как провел пять лет в Азкабане.

– За что? – спросил Альбус машинально и осекся, но Кей будто и не удивился.

– Давно хотели узнать, да? За убийство. Один подонок напал на меня и мою невесту, когда мы тайно встретились на задворках Косого переулка. Я несколько перестарался… Увлекался в школе Темной магией, вот и ударил по нему кое-чем из известного мне арсенала. Уложил на месте. Следователь, однако, счел, что действовал я с умыслом. Только пять лет спустя, выйдя на свободу, я узнал, что моя невеста вышла за следователя, который вел мое дело, – Кей вытер лоб. – А потом нашлись люди, которые дали мне шанс смыть позор кровью… Так я очутился в Каире, а когда по ранению стал непригоден для службы, меня навязали директору Блэку. Кингсли – мой приятель по годам, проведенным здесь, а сегодня, кажется, мы столкнулись кое с кем из моих давних недругов.

Альбус вспомнил, как живо появился Кей после зеленой вспышки, и вдруг осознал: учитель, недавно упрекавший его за неразборчивость в методах, сам владеет по крайней мере одним из Непростительных заклятий. «Ну и что? – сказал себе юноша. – Он применил Аваду тогда, когда не применить ее было бы преступно. Он защищал нас. Его нельзя назвать убийцей». Он окинул сухую фигуру учителя благодарным взглядом.

========== Глава 55. Философия ==========

Рана все-таки воспалилась, начался сепсис. Три дня Альбус пролежал в доме Кингсли в бреду. Так ему, по крайней мере, сказали, а сам он помнил только, как все поплыло перед глазами, он доковылял до циновки, вытянулся и подумал, что надо бы попить. Хозяин приводил лекаря из местных, тот очистил и зашил рану, а после за Альбусом ухаживали Лэмми, Гораций и Кей. Он, конечно, пытался управляться сам, но в первые дни слабость еле давала поднять голову, и пот лился градом, разъедая кожу.

– Ничего, – улыбался Лэм, протирая Альбусу лицо мокрой тряпочкой, обсушивая одежду и отпаивая зеленым чаем. – Целитель сказал, обойдется без последствий. Столбняк мы не занесли, это самое главное, а с заражением он уже справился.

– А что он делал, ты не видел? – оживлялся Альбус, и Лэм принимался добросовестно описывать, какие заклинания применял лекарь и какими зельями он поил больного и мазал рану. Потом спохватывался:

– А ведь, пока ты лежал, от девочек и Элфа пришло письмо! У них все хорошо, Клеменси сдала экстерном СОВ, и баллы у нее очень неплохие…

«Спасибо Кею. Хотя Клем и сама умница».

– Фоукс подружился с Лансом – единорогом, которого воспитывает Айла. Гуляют часто вместе, то есть Ланс гуляет, а Фоукс летает. Но ты не волнуйся, Айла за ними следит.

Альбус грустно улыбался. Единорог Ланс был памятен тем, что с ним, еще жеребенком, которого принесли раненым и истощенным из Запретного леса и отдали на попечение Айле, однажды играла Камилла. Камиллы нет… Нет уже почти три месяца. А единорог жив, совсем вырос, но от Хогвартса не отходит, подпуская к себе Айлу и еще пару девочек, которые ей помогают. Хорошо, что Фоукс подружился с ним, а то все время перед отъездом сидел, нахохлившись и почти не давая о себе знать, в клетке: видимо, чувствовал настроение хозяина. Альбусу представилось, как белоснежный единорог ступает по жухлой траве, ветер треплет лунную гриву, а рядом парит, раскинув огненные крылья, феникс. Так, несомненно, путешествовали бы их с Камиллой Патронусы. Он почему-то не сомневался, что Патронусом Камиллы был бы единорог. «Если бы она только научилась его выпускать…»

Лэм растерялся, заметив, что друг загрустил, но Гораций, до того в стороне кушавший рахат-лукум, исправил положение:

– Лучше расскажи, что Виктория учудила от скуки.

– Построила баррикаду в Большом зале? – предположил Альбус, усмехнувшись.

– На сей раз она, видимо, вспомнила, что революцию во Франции подготовили мыслители, – Гораций развел руками. – Она засела за философию! Даже не представляю, как бедняжка выдерживает: философы в основном были весьма суровы к женщинам… Ей прислали маггловские учебники, она уже прочла про Платона и Аристотеля, стоиков и эпикурейцев. Просит, Альбус, проэкзаменовать ее, когда вернемся.

– И проэкзаменуем. Почему ты считаешь, что она не способна понять чужую точку зрения? Ведь вся философия – всего лишь чужие точки зрения на все на свете.

– Ну, с таким подходом… – Гораций вновь развел руками. – С таким подходом не удивлюсь, если ты поставишь ей «Превосходно».

…На конференции работа учеников Хогвартса заняла первое место, в голосовании с большим отрывом опередив даже Колдовстворец и Дурмстранг, не говоря уже о Шармбатоне. Ребят наградили медалями и похвальными грамотами, а также денежным призом. На вручение Альбус пришел с палочкой, про себя отчаянно на нее ругаясь и обещая себе на следующий же день выбросить ее к драклам и разрабатывать ногу. Однако же Кей пригрозил, если Альбус палку выбросит, найти ее и ею же парня отделать. Не то, чтобы Альбус всерьез воспринял угрозу, но после стычки с бандитами злить Кея ему не хотелось.

Потому и на рынок за подарками – не могли же ребята вернуться из путешествия с пустыми руками – пришлось тащиться в унизительно-беспомощном образе. К тому же Кей после вручения выигрыша немедленно забрал деньги, выдав ученикам на сувениры мизерную сумму. Пришлось укладываться в нее. Гораций купил для Викки крошечную фигурку черной кошки, подвешенную на длинную цепочку, Лэм для Айлы – нефритовую фигурку коршуна и жука-скарабея из яшмы. Альбус набрал для остальных: заколки в виде цветков лотоса – для Клеменси и Арианы, фигурку Исиды для матери и солнце с крыльями – для Аберфорта. Правда, он в толк не мог взять, зачем матери и брату могут понадобиться такие безделушки, но догадался, что надо проявить внимание. Лэм напоследок еще наскреб мелочи и тоже прикупил кое-что для старшего брата: серебряное кольцо, все исписанное иероглифами. Больше у него не было ни кната, так что билет Кею пришлось покупать за счет той части вознаграждения, что еще оставалась.

С Кингсли попрощались прохладно: за все пребывание мальчишек в его доме он не перекинулся с ними и десятком слов. Когда, нагруженные чемоданами, вышли из дому, Альбус все-таки решился отбросить палку и зашагать самостоятельно, но тут же, приступив на раненую ногу, дернулся от боли и повалился вперед. Лэм попытался его подхватить, но в итоге очутился с расквашенным носом на мостовой, придавленный тяжелым телом товарища.

– Теперь вы понимаете, почему на палку опираться предпочтительнее? – отчитывал Альбуса Кей, когда вместе с Горацием помогал им подняться. – Она все же более крепкая, чем мистер Принц.

Лэм, утиравший кровь, покраснел, и лицо его обиженно вытянулось, но он промолчал.

– В следующий раз буду падать на Горация, – пообещал Альбус, рассмеявшись. Слагхорн фыркнул:

– Да пожалуйста. Тем более, если бы ты повредил Лэму серьезно, миссис Уркварт этого бы тебе не простила, а следовательно, и Викки тоже.

– При чем тут миссис Уркварт? – пробормотал Лэм странным тоном.

Гораций вздохнул:

– Не стоит притворяться, Лэмми. Я помню, как она просила тебя писать ей в случае затруднений. Покровительница в лице жены дипломата – это весьма недурно. Тем более, даже в ее годы она гораздо красивее, чем Айла в свои семнадцать.

Лениво зевнув, Слагхорн взялся за тележку, и тут случилось неожиданное: Лэм, забыв про разбитый нос, вдруг подскочил к толстяку и несколько раз ударил его по спине. Гораций взвизгнул:

– Ай, ты что, совсем с ума сошел?! Профессор Кей, остановите его!

Кей молча связал Лэму руки Инкарцеро, велел Альбусу левитировать чемодан товарища, и группа наконец продолжила путь.

На пароходе Лэм забился в угол и ни с кем не говорил. Гораций тоже явно был обижен, но демонстративно болтал с профессором Кеем, обсуждая с ним промахи Колдовстворца, Дурмстранга и то, почему Шармбатон, некогда подаривший миру Николаса Фламеля, в последнее время показывает себя на конференциях откровенно провально.

Альбус тоже помалкивал: ему было не до спутников. Не то, чтобы он жалел о расставании с Каиром, хотя тот, признаться, любопытный город, не говоря уже о том, что они так и не побывали в пирамидах… Нет, хотелось домой, застать зиму, побродить по снегу. Он вспомнил, как они в своей комнатенке встречали недавно Рождество: стукнулись пиалами с зеленым чаем, закусили лепешками со жгучей бобовой намазкой, потом бродили по двору и пели хоралы. А с кем-то, интересно, танцевали девочки на этом Святочном балу? Элфиас наверняка воспользовался случаем и пригласил Викки. Айлу может выручить Саид Раджан, за каникулы изрядно прибавивший в росте.

Альбус дернулся, прикрыв глаза. Ему вспомнился вдруг прошлый бал, Камилла в бело-розовом платье, прелестная, веселая, живая. Вот отчего сейчас ему было не по себе: он сильно соскучился по друзьям, но предпочел бы встретиться с ними где-нибудь за пределами Хогвартса, в котором о ней напоминал каждый камень. И тут же вспомнился разговор с Бальфортом. Альбус сжал кулаки. «Все будет иначе. Хватит уже мечтать и болтать, пора за дело. Старик прав: воевать с учителями – значит тратить себя по пустякам. Мне надо для начала наладить связи и собрать команду. Вроде у меня уже есть, но что может каждый из них? Лэм – без сомнения, золотая голова, к тому же внушаемый и управляемый. Однозначно нужен. Гораций… Тоже талантлив и хитер, хотя и в пределах собственных весьма примитивных интересов. Мелкие интриганы нам нужны. Оставляем. Девочки… Викки рождена, чтобы быть Шарлоттой Корде. Айла нужна для Лэма. Клеменси неплохо разбирается в людях. Ах да, еще Финеас и Элфиас. Из маленького Блэка можно вышибить морализаторскую дурь и использовать для составления листовок: у него неплохой слог. Элфиас… Пусть тоже останется. Верный и исполнительный. Такие тоже нужны». Конечно, пока соратников было маловато, следовало привлечь кого-нибудь еще… Саида, конечно. Возобновить контакт с теми приятелями Камиллы: Спенсер-Муном и Блишвик. Присмотреться к окружающим: возможно, найдется кто-то еще.

…Он стоял на палубе, а за бортом серебристая рябь переливалась на темно-синей толще. Ночь стояла, при черном небе, необыкновенно ясная, так что Альбус не удивился, увидев рядом поникшую фигурку Лэма, однако минуту спустя с недоумением понял, что тот смотрит не на звезды, как обычно, а на воду. Худое лицо было необычно сосредоточенным и угрюмым.

– Все переживаешь из-за того, что Гораций сказал? – Альбус похлопал его по плечу. – Брось. Он что-то потерял в пустыне чувство юмора.

– Нет, – Лэм потряс головой. – Он в самом деле просто глупо пошутил, хотя если он еще раз скажет плохо про Айлу, я его опять ударю. Но просто… Неправильно это все, – он вздохнул.

– Что неправильно? – Альбус подпер рукой подбородок. У Лэма лихорадочно заметались глаза, как всегда было, когда он сильно волновался.

– Айла меня любит, но от меня ведь ей никакого толку. Человеку ведь надо, чтобы его понимали – ну, каждому надо – а я про других не думаю, мне больше вон звезды интересны. И Айле надо, чтобы человек понимал, где хорошо, где плохо. Она не говорит, но я вижу, что ей надо. И я притворяюсь, вру, но на самом-то деле не понимаю! Я не знаю, когда мне стыдно должно быть, а когда все в порядке.

– Я это тоже не очень понимаю, – осторожно вставил Альбус. – Не ты такой один.

Лэм обескуражено покачал головой.

– Но ты смелый. Ты драться можешь, защищать. А я? Меня толкнут – я валюсь тут же. И когда на нас напали, я не дрался: об песок головой стукнулся – и дальше ничего не помню. Это неправильно, парень таким быть не должен.

– Ты предупредил нас об опасности, – Альбус сжал его руку. – И вообще, а кому ты должен и что? Какой ты есть – таким тебя Айла и любит. Ей ты нужен, такой, как сейчас, а не другой – иначе она бы и выбрала другого. Чушь это все – кто каким должен быть. Вон Викки любит Горация, хотя он толстый и трусливый. А Розалин Уизли – помнишь ее? Замечательная же девушка. Ну вот, она любит Дерека Лонгботтома, который слова-то доброго не стоит, и когда он окончит Хогвартс, они поженятся. Перед любовью все равны, она не выбирает. Это не конфетка, чтобы ее заслуживать. Она либо приходит, либо не приходит.

Альбусу показалось, что где-то рядом стоит Камилла и улыбается ему. Он улыбнулся в ответ. Лэм все еще смотрел недоверчиво, но, кажется, успокаивался.

Путешествие по Европе снова заняло несколько дней. По мере того, как путники продвигались на север, становилось все холоднее. Пришлось вытащить из чемоданов зимние вещи, успевшие изрядно помяться. Гораций со вздохом влез в нечищеный теплый жилет и натянул сверху запыленную дорожную мантию. Лэм и Альбус укутались в зимние плащи, с тоской вспоминая египетские лепешки и колбасу. Кей по-прежнему деньги выдавал скупо, так что питались они скудно, сидя на овсянке и булочках.

Когда, переправившись через Ла-Манш, они сели в экспресс до Лондона, Альбус принялся считать часы до того, как они окажутся за ломящимися от съестного столами в Большом зале. Он уже не мог думать ни о планах на будущее, ни о друзьях: вид дымящегося пастушьего пирога заслонял все. Парень почти ощущал запах картошки и мяса. Как выяснилось, Лэм в это же время думал об омлете с беконом, а Гораций – о пудинге с сухофруктами и сладких пирожках.

Однако счастье оказалось ближе, чем они ожидали. Уже когда поезд скользил вдоль платформы, Альбус с удивлением заметил Викки и Айлу, идущих за вагонами и машущих руками. Рядом развевалась седая борода профессора Корнфута.

– Нас встречают! – Лэм радостно припал к стеклу. – У них какие-то корзинки… Что там, интересно?

Едва путешественники сошли с подножек, их буквально задушили в объятиях. Айла вела себя как обычно сдержанно, зато Викки и Корнфут обняли и перецеловали всех, включая Кея.

– Мы узнали, что вам откроют камин только завтра утром, – защебетала Виктория. – Мы же не могли оставить вас мерзнуть в «Дырявом котле»! Профессор Корнфут был так любезен, что наврал директору, будто мы ему нужны для работы в лондонской обсерватории, и вуаля – мы здесь! Айла, скорей доставай покрывала: мальчики замерзли.

Немедленно путники с удовольствием укутались в четыре клетчатых шерстяных пледа. Гораций не преминул пошутить, что Викки собирается сделать их похожими на курсисток в России. Правда, он же с удовольствием отхлебнул из фляжки с глинтвейном, которую прибывшим по очереди протянула Айла. А когда они прибыли в «Дырявый котел», чудеса продолжились.

– Ночевать мы не останемся, разумеется, – продолжала болтать Викки, уставляя стол в комнате, где они жили, кастрюльками и тарелками. – Но покормим вас как следует… Только смотрите, оставьте на завтра!

На столе один за другим очутились карбонат, пастуший пирог и пирог с почками, йоркширский пудинг и пудинг с сухофруктами, тосты, джем и заварочный чайник.

– Ограбили эльфов, мисс Уркварт? – хмыкнул Кей, впрочем, тут же отрезав себе пирога с почками.

– Не совсем… – Викки лукаво на него посмотрела. – Элфиас угрожал им палочкой, а Финеас читал проповедь о любви к ближним, в общем, отдали они все добровольно.

Лэм наконец отвлекся от пальцев Айлы, которые задумчиво перебирал снова и снова.

– Тебе привет от родителей, – улыбнулся он Виктории. – Они нас очень хорошо приняли. У тебя мама очень красивая и добрая, а папа очень умный.

– Спасибо, я знала, что они вам понравятся, – Викки расцвела. – Мама успела мне написать, кстати, что ты очень милый. Даже удивилась, не спутала ли я чего-нибудь…

– Да, похоже, твоя мама иначе представляла себе поклонника дочери, – вставил Альбус: Гораций сидел с таким капризным видом, что его хотелось чем-нибудь подразнить. – Уж явно не баловня и не консерватора.

– О, любовь такая вещь! Я знал девушек, которые влюблялись чуть ли не в лукотрусов! – изрек профессор Корнфут, доедая йоркширский пудинг. Кей и Айла разом нахмурились, на лице Лэма мелькнуло сомнение.

Гораций со вздохом отложил вилку и нож, с которыми трудился над любимым лакомством.

– Что делать, профессор: есть женщины, для которых лукотрус – в самом деле идеал мужчины. Во всяком случае, мужчина должен быть тощ и жалок, чтобы его можно было вволю откармливать и жалеть. А уж остальное они ему придумают, правда? Даже если во время стычки он падает в обморок и никак не помогает товарищам…

– А кто-то вообще отлеживал бока дома, – съязвил Альбус, которому вовсе не понравилось, что Лэма вогнали в краску.

– Скажите пожалуйста! – Гораций начал кипятиться. – А кто три дня играл около тебя потом роль сиделки, ты, великий герой, забыл? Мне вовсе это не было приятно, но…

– Расскажите уже нам о той драке, – вмешалась Викки. – Профессор Кей едва ее упомянул в письме к профессору Корнфуту. А я хочу знать все.

Ее зеленые глаза жадно сверкнули.

Альбус почувствовал, казалось бы, забытое воодушевление, у него загорелись глаза.

– Мы шли по пустыне, – начал он. – Думаю, их было человек десять…

– Шестеро, Дамблдор, – кисло уточнил Кей.

– Не суть! Они окружили нас со всех сторон…

Альбус расписал каждый момент сражения красочно, как только мог, при этом случайно слопав пирожок, которым хотела полакомиться Айла, и выпив полчашки чая у Лэма. Впрочем, эти двое ничего не заметили: Айла испуганно обняла Лэмми, а тот совершенно разомлел.

– Был взрыв, и нас раскидало в разные стороны, а потом мы с профессором Кеем начали укладывать их одного за другим! Меня, правда, слегка поцарапали, но это ерунда.

– Ерунда или нет, спросил бы у людей, которые потом над тобой трудились, – проворчал Гораций. – У лекаря, который вскрывал рану, или опять же у нас.

Альбус вдруг широко улыбнулся ему, почувствовав жалость. В самом деле, стоило ли так шпынять Горация за капризы? Он не был виноват, что в семье с него сдували пылинки. Но когда потребовалась его помощь – не отлынивал.

– Спасибо тебе, – Альбус пожал ему руку. – И тебе, Лэм, и вам, профессор Кей. Вы просто молодцы все, правда. Гораций, я никогда не сомневался, что ты надежный парень.

Слагхорн хмыкнул, но все же на круглых щеках выступил румянец. На некоторое время за столом воцарился мир. Путники по очереди рассказывали о конференции и о достопримечательностях, особо потешил всех рассказ о поездке на верблюдах. Вдруг Альбус кое-что вспомнил.

– Да, Викки, как обстоят дела с философией? Что ты читаешь сейчас?

– Канта, – лицо Виктории приобрело выражение, которое у нее появлялось перед экзаменами по предметам, которые ей не слишком давались. Глаза Горация блеснули странно хищно для его пухлой физиономии.

– Канта? Любопытно… И далеко ли ты продвинулась?

– Транс… трансцендентальная эстетика, – выговорила Викки, споткнувшись, и инстинктивно поморщилась.

– А которая часть?

– Первая, – горестно вздохнула она.

– Как далеко до конца, правда? – Гораций кивнул с притворным сочувствием. – О чем в точности ты читала в последний раз?

– Какая разница, о чем именно? Разве важно не то, что я поняла? – возмутилась Виктория, посмотрев с вызовом.

– И что же ты поняла? – последнее слово Гораций произнес чуть ли не по слогам, непередаваемым тоном: так Альбус говорил с Аберфортом в моменты, когда высмеивал брата.

– А что тебя интересует? Можешь ли ты сказать, что такое пространство? – перешла в нападение Викки.

– То есть? – удивился Гораций. – Глупый вопрос! Это то, – здесь он запнулся, очевидно, удержав на языке слово «пространство», – где все находится.

– Что «все»? – спросила Викки. – А в воздухе, где ничего нет, и пространства нет?

Альбус не выдержал и рассмеялся, за ним следом прыснули в кулаки Корнфут и Кей. Гораций вспыхнул.

– Неостроумно. Как вижу, ты ничего ровным счетом не поняла и не запомнила. И вот скажи, зачем тебе понадобилась философия? Решила, что это поинтереснее Конан-Дойла и светской хроники? Захотела выглядеть умной? Увы, всяким возможностям есть свой предел.

– Вот и нет! – возмутилась она. – Чтобы мыслить понятием пространства, надо, чтобы оно уже было в твоей голове! Стало быть, есть такой вид знания, который присущ нам от рождения, а не извне!

– А, кое-что вызубрила, – пробормотал Гораций снисходительно. – Молодец. Уже не «Тролль», а просто «Отвратительно».

– Ну хватит, – Лэму, видимо, стало жаль Викторию. – Мы только что вернулись, а вы ссоритесь. Лучше расскажите, что там у вас в Хогвартсе творится.