Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

Он, видно, уже приготовился спрыгнуть с подоконника и бежать, но Виктория отомстила иначе: послала в него жалящее заклинание.

Вскоре, впрочем, у Слагхорна появился повод взять реванш. На ЗоТИ стали проходить боггартов. Оказалось, что боггарт Виктории со времени первого курса изменился и превращался теперь ни в кого иного, как в Эндрю Спэрроу с розгами в руке. Виктория справилась – заставила его кричать петухом, да и урок у рейвенкловцев был спарен с хаффлпаффцами, но Гораций все равно узнал и не мог не посмаковать ее открывшуюся тайну.

– Страхи иногда бывают завуалированными влечениями, Викки. Ты уверена, что не влюблена в нашего завхоза и не мечтаешь оказаться в его милой комнатке снова? А может, тебе в тайне нравится, когда он… хм… готовит тебя к наказанию?

Конечно, это снова стоило ему жалящего заклинания, но в чем-то Альбус его понимал: очень уж забавно Викки злилась. Его самого редко тянуло дразнить девочек, но он замечал, что в минуты гнева они одновременно смешны и трогательны, точно рассерженные котята. А еще в тот день была странная погода, солнце довольно ярко светило из-за сизых туч, грозивших кромешным ливнем, и когда Викки, заколдовав Слагхорна, отшатнулась к окну, ее волосы загорелись красным золотом. Альбусу показалось, что если он пропустит длинные медовые пряди между пальцами, на ощупь они будут, как атласные ленты. Тогда на душе стало до странного спокойно, и захотелось глупо улыбнуться.

Удивительно, но примерно то же он испытал несколько дней спустя, когда увидел стоящего у окна Финеаса. Маленький Блэк был чем-то огорчен и сидел, понурив кудрявую голову. Он был такой хрупкий, слабый – точно девочка; хотелось подойти и поиграть завитками его кудрей. Альбус когда-то, в раннем детстве, играл так кудряшками сестры, очень уж они были забавные. Наверное, он и сейчас подсел бы к Финеасу, да, пожалуй, и пальцы бы в волосы запустил – просто чтобы посмотреть, что будет, – но Блэк заметил его первый, фыркнул и ушел. Не забыл, видно, что они в ссоре.

Говорили, он не справился с боггартом: ему являлись поочередно трупы всех членов семьи. Лэм тоже не совладал со своим: у него почему-то изменился. Теперь перед ним появлялись мертвые тела Айлы, Альбуса и Филиппа, старшего брата. Лэмми очень просил сокурсников не рассказывать никому, но те разболтали, конечно, и потом Дональд с компанией неделю не давали Лэмми жизни, дразнясь, что он влюбился в Альбуса, пока тот не вмешался и не заставил их плеваться жабами. Обычно в Хогвартсе заставляли плеваться слизнями, но жаба больше да еще вся покрыта едким секретом, поэтому ее выплевывать, конечно, сущее мучение.

Зато Клеменси с боггартом справилась отменно. Ей явилась фигура в плаще с капюшоном, окруженная зловонным желтоватым туманом; худые руки в язвах тянулись к детям. Клеменси сумела обратить ее в пьяного бородача, танцующего джигу.

– Это был дементор? – поинтересовался Альбус, узнав про ее боггарта.

– Нет, – она посерьезнела. – Это была болезнь. Как-то вся моя семья заразилась сыпным тифом. Я единственная уцелела.

Альбусу вспомнилось, как он проникал к ней в мысли, и сделалось стыдно.

У него самого боггарт нисколько не изменился, хотя раздевать его при всех, конечно, Альбус уже не стал: ограничился тем, что его ненавистное и страшное будущее прошлось на руках.

Руны, как оказалось, преподавала племянница завхоза, мисс Эмили Спэрроу. Перед уроком он сам демонстративно зашел в класс с пучком розог и, потрясая ими, потребовал отнестись к профессору с должным почтением. Бедная девушка отчаянно смотрела в сторону, потом натянуто-широко улыбнулась дяде и поблагодарила, но едва он вышел, прижала ладони к запылавшим щекам и с минуту не могла произнести ни слова.

Ей было, пожалуй, под тридцать, но ростом она казалась не выше Виктории. Тщедушная, бледная, словно не видела солнечного света (Альбус поморщился: перед глазами всплыло личико Арианы), настолько слабая, что непонятно было, как она вообще передвигается без посторонней помощи, она узенькой рукой то и дело поправляла большие тяжелые очки. Жиденькие пегие волосы были собраны в пучок на затылке, верхняя губа, когда мисс Спэрроу говорила, некрасиво приподнималась. Альбус фыркнул про себя: завхозу не было нужды их предупреждать, здесь собрались не те люди, которые могли бы умышленно обидеть подобное существо. Впрочем, при всем сочувствии к ней, он должен был признать, что объясняла она из рук вон плохо: путано и скучно, к тому же то и дело сверялась с конспектом, а в середине урока так закашлялась, что минут пять выравнивала голос.

– У нее, кажется, чахотка, – прошептала Клеменси, сидевшая с Альбусом за одной партой (Айла и Лэм сели вместе, а Гораций устроился поодаль). – Бедная, как же она столько говорит? Это же мучение для нее, и врачи такое обычно запрещают.

– Чахотка? – удивился мальчик, следя за учительницей взглядом. – Но она же не умрет? Волшебники изобрели от этого лекарство?

– Викки говорит, нет. У нее тоже была в детстве угроза чахотки, и лечили ее по-маггловски.

– Странно, – раздраженно хмыкнул Альбус. – Маги с древности сращивают переломы, даже выращивают новые кости, а вырастить человеку новые легкие – не могут?

– В медицине всегда есть пробелы, – вздохнула Клеменси. – Мы с Айлой собираемся попроситься в Больничное крыло, помогать мисс Шанпайк. Говорят, так можно. Хельга Эббот и Натали Макмиллан уже записались. Представляешь, кто-нибудь из нас станет колдомедиком и все-таки найдет лекарство от чахотки?

Девочка мечтательно улыбнулась, но тут же под огорченным взглядом мисс Спэрроу опустила глаза в пергамент.

Грустное впечатление от урока рун развеялось, когда вечером Элфиас, захлебываясь от восторга, рассказал про урок ухода за магическими существами. Преподаватель, мистер Маккиннон, показал им ручную ишаку – серебристо-зеленую ящерку длиной дюймов девять, при их появлении немедленно уменьшившуюся в размерах.

– Это из нее кошельки почти невозможно украсть? – уточнил Гораций. – Очень удобно, я бы сказал.

– Как бы ее не истребили из-за этих кошельков, – покачала головой Айла. – Мне кажется, таких животных лучше разводить на фермах.

– Кажется, Скамандеры этим занимаются, – Викки слегка нахмурилась. – Те еще чудаки.

Уже наступил октябрь, когда у них наконец провели первый урок маггловедения: преподаватель, как им объяснили, был в заграничной командировке. Николас Олдмен оказался человеком средних лет, тонкокостным, но уже с брюшком, с залысинками, с маленькими серыми глазами, по первому впечатлению кроткими. Поздоровался он вежливо, кашлянул, провел перекличку.

– Надеюсь, среди вас нет магглорожденных? – спросил затем. Альбус прыснул в кулак: если бы он был магглорожденным, то пошел бы на маггловедение разве чтобы узнать, как волшебники представляют себе мир магглов, и посмеяться. Но немногочисленные магглорожденные оказались слишком благоразумны, чтобы хохмы ради взваливать на себя дополнительную нагрузку курса до шестого.

– Что ж, отлично, – продолжал преподаватель. – Тогда я буду говорить без помех. Вы еще не поняли, что магглорожденным доверять нельзя? Все, что они видят и слышат в нашем мире, они рассказывают магглам.

– Но сэр, – перебил Альбус, – если бы это было так, их бы давно наказали за нарушение Статута секретности.

– О, – протянул Олдмен, – о! Глупый мальчик! Наивный мальчик! Статут регулирует одежду, сокрытие волшебных существ, применение магии в присутствии магглов – но никак не речь! Речь проконтролировать невозможно! А магглорожденные пользуются этим. Статут – цепи, навешанные на волшебников маггловскими агентами. Они не позволяют волшебникам занять место, по праву и от природы им принадлежащее, то есть господствующее. Волшебники – более сильная раса, а возможно, иной биологический вид, и потому магглы взяли нас в кольцо, загнали в подполье и насылают своих агентов – так называемых магглорожденных, которые на деле суть воры магии, – чтобы они вынюхивали секреты магии и продавали магглам!

Серые глаза Олдмена уже не казались кроткими – сейчас это были глаза помешанного, блуждающие, почти вылезшие из орбит. Рот кривился, пару раз учитель брызнул слюной. Альбус смотрел с недоумением: ему было непонятно, как до преподавания допустили сумасшедшего.

– Простите, сэр, – он снова поднял руку. – Статут был принят Международной конфедерацией магов. При чем тут магглы?

– При том, что они послали своих агентов, чтобы те срежиссировали его принятие! Да-да, у половины голосовавших были любовницы-грязнокровки, еще у половины – магглорожденные друзья: это все агенты! Не исключаю, что применялось Империо.

– Что же, – фыркнула Виктория, – по-вашему, прав Салазар Слизерин, не желавший брать в ученики нечистокровных?

Лицо учителя дрогнуло и благоговейно вытянулось.

– Салазар Слизерин, – отчеканил он, – великий защитник волшебного мира. Борец за права волшебников. Страдалец и патриот. Прочие основатели, не исключаю, были агентами магглов; Годрик и Хельга так точно ими были. Слизерин же не сдался без борьбы: ему пришлось уйти после травли, которую развернул мерзавец Годрик со своей глупой подстилкой, но он оставил в школе секретное оружие, и когда-нибудь его наследник найдет этот чистый меч, которым вырежет скверну…

Альбус вытер слезы подавленного смеха: такого толкования легенды о Тайной комнате он еще не слыхал. Викки, сидевшая позади него и Элфиаса, украдкой подбросила записку. «Какая глупая пропаганда, – дальше была рожица, в которой Олдмена с трудом, но можно было узнать. – Я разочарована в директоре Блэке. Думала, он предпочтет действовать тоньше». Альбус спрятал записку в карман. «Да, – подумал он. – Я тоже разочарован».

Хотя, собственно, если отбросить пафос, кривляние и паранойю Олдмена, то здравое зерно найти можно. Статут для волшебников весьма неудобен. И дело даже не в том, к примеру, что если бы отец не нарушил Статут, применив волшебство к магглам, может, его не наказали бы столь сурово… Но маги обрекли себя на значительные неудобства, чтобы скрывать волшебство от магглов – а так ли уж нужно его скрывать? Применяя его открыто, можно было бы принести куда больше пользы людям в целом: продвинуть вперед медицину, промышленность, науку… В конце концов, не все же магглы – мракобесы, удалось бы и с ними как-то договориться. А если бы и все: можно просто прийти к власти и делать, что считаешь нужным. Люди потом оценят.

Над эссе про число тринадцать Альбус постарался из некоторого желания бросить профессору Кею вызов, но особенных результатов не ждал и через пару дней уже забыл о нем. К его удивлению, через неделю профессор Кей велел ему задержаться после занятия.

– Что-то не так, сэр?

– Это касается вашей домашней работы, – Кей задумчиво поиграл паучьими пальцами. – Не могу сказать, что согласен с вашими выводами, и тем не менее, предлагаю вам публикацию.

Глаза мальчика расширились, он чуть не выронил сумку с книгами.

– Правда?! То есть… Спасибо, сэр, я…

– Вы даже не дослушали меня до конца, а уже благодарите. В журнале «Вестник нумерологии» есть рубрика «Юный нумеролог». Время от времени там публикуются работы учеников магических школ. Думаю, ваше эссе того вполне достойно.

Преподаватель опустился на стул и положил ногу на ногу.

– Имейте в виду: я только пошлю его на рассмотрение редакции. Это не значит, что его опубликуют. А если публикация и будет – только попробуйте зазнаться. Учтите, я буду спрашивать с вас раза в три строже, чем с остальных, и остальным учителям предложу то же самое. Такому, как вы, нужны шпоры и хлыст, иначе ускачите неизвестно куда и сломите себе шею.

Лицо Кея снова исказила гримаса, на сей раз болезненно-грустная. Альбус заметил, что одна из манжет учителя неловко задралась и обнажает шрам на запястье, словно он долго носил кандалы. «Значит, в детстве он в самом деле побывал в рабстве… Ну не заковывают же в кандалы в Азкабане?» Представился отец в камере, и стало не по себе. «Он, наверное, плывет сейчас куда-то… Вода холодная, соленая. Рыбы его едят». Мальчик с трудом удержался от того, чтобы вздрогнуть.

========== Глава 27. Склоки ==========

Утром, когда еще мало кто встал и в коридорах живет тишина, каждый звук становится много отчетливее. Негромкий голос Клеменси Альбус услышал еще когда она была довольно далеко, и пошел на звук, надеясь встретиться с ней и не особенно вдумавшись в её слова. И только завидев её, сбавил шаг, а после и вовсе остановился: она говорила с Финеасом Блэком.

– …Айла говорила мне. Понимаете, я немного сердилась сначала… Точнее, не ожидала от вас… Но сейчас не сержусь совсем. А вот перед Альбусом извиниться вам бы действительно стоило.

– Перед ним? – в голосе Финеаса звенело недоумение. – Но неужели вы не согласны, что он недостойно поступил?

– Не будем обсуждать. Это не мое дело. И не ваше.

– Ну а все-таки? Между нами? Я не верю, чтобы вы одобряли такое.

– А я вам говорю, что не буду обсуждать это ни с кем, – отрезала девочка. – И пока вы не извинитесь перед Альбусом, общаться по-прежнему мы с вами не сможем.

– Но в чем мне извиняться?

– В том, что грубо вмешались в то, что вас не касается.

– Я высказал неодобрение. Это запрещено?

Клеменси некоторое время молчала, опустив глаза, потом проронила:

– Вы как будто уверены, что имеете право судить. Может, настанет день, когда вы поступите гораздо хуже. Вы же не можете знать…

Финеас дернулся.

– Я никогда так не поступлю с моей семьей! Я люблю их всех, жизнь готов за них отдать! И я пишу им каждую неделю.

– Рад за вас, – Альбус подступил к ним вплотную. Клеменси покраснела и недовольно поджала губы, Финеас резко обернулся и смерил его негодующим взглядом.

– Вы видели? – бросил он девочке и вперил в лицо Альбуса расширившиеся от волнения голубые глаза. – Впрочем, я даже рад, что вы оказались здесь. Это новое доказательство вашей бесчестности. И позвольте узнать: почему вы дважды, ставя себя в некрасивое положение, не принимали мой вызов? Вы согласны с обвинениями или не считаете меня достойным противником?

Альбус растерянно осмотрел маленького Блэка. Тот не доставал ему даже до плеча, был таким тонкокостным, будто не составило бы труда сломать его запястья или шею. Голубые глаза опушали, на зависть девочкам, черные стрельчатые ресницы. На щеках и подбородке румянились ямочки. В самом деле, вступать в поединок с таким было все равно, что с девчонкой. У Горация за внешней мягкостью угадывались жесткость и крепкие нервы – у этого же была только слабость и больше ничего. Разве задор, который может втянуть в неприятности, но на котором не продержишься долго.

Финеас, казалось, хорошо понял его взгляд.

– Значит, вы презираете меня… – пробормотал он обиженно и снова обернулся к Клеменси. – Вы за этим и посылали меня к нему? Чтобы он надо мной посмеялся? А может, и сами посмеялись бы потом с ним?

Клеменси беспомощно улыбнулась.

– Какие глупости. Как вам такое… Постойте, куда вы?

Но Финеас, развернувшись, побежал прочь.

Некоторое время Альбус и Клеменси тяжело смотрели друг на друга.

– Не надо было показывать, что ты здесь, – пробормотала она. – Немудрено, что он обиделся.

– Но я не понимаю… – пробормотал мальчик. – Ведь я даже не сказал ему ничего… Ладно, может, пойдем?

Вчера был Хэллоуин, и светильники из тыкв еще не убрали. Альбусу передразнил оскал, и Клеменси засмеялась, но глаза её были по-прежнему тревожны.

В тот же день Финеасу прибавилось поводов обижаться: на нумерологии профессор Кей поздравил Альбуса с тем, что статья о числе тринадцать действительно была опубликована, и даже подарил номер «Вестника нумерологии» с закладкой на нужной странице. Номер, конечно, тут же пошел по рукам. Финеас демонстративно отвернулся, и на лицо Осборна Крауча набежала тень, хотя на перемене он радостнее всех, даже друзей, поздравил Альбуса с первым успехом.

На Гриффиндоре новость восприняли вполне благосклонно – тем более, профессор Кей добавил по такому случаю двадцать баллов. Уизли поздравили в полном составе, Анджела одобрительно потрепала его по макушке (хотя, признаться, он уже мог позволить себе смотреть на нее сверху вниз), даже Джейн снисходительно признала, что он приносит факультету много пользы, когда не хулиганит. Что касается Дональда, он был доволен прошедшим матчем, выигранным почти исключительно его стараниями, а потому на успехи соперника внимания не обратил.

– А ты сам-то как? Рад, правда? – спросил Элфиас, когда вечером они всей компанией гуляли по коридорам. Альбус задумался. Особенного ликования он не испытывал – с ощущением полета к солнцу, конечно, не сравнить. Но внутри словно что-то зазвенело: словно дали сигнал к началу действия, и теперь требуется следующий шаг.

– Я… Если честно, не знаю. Хочется уже чего-то нового, вперед двигаться, посмотреть в будущее. Здесь уже скучно как-то…

– Скучно? – кудахчуще засмеялся Гораций. – Думаю, скоро скучно тебе не будет. Если посмотреть в будущее, мы увидим там грядущий Рождественский бал. Мы уже на третьем курсе и можем принять в нем участие.

– Не думала, что ты такой охотник до развлечений, – рассмеялась Викки. – Вот и приоткрывается твоя истинная сущность, не так ли?

– Может быть, я забочусь о друзьях, – пробрюзжал Слагхорн. – Бал всегда открывают лучшие ученики. Альбусу пора присмотреть даму, чтобы достойно смотреться.

Викки бросила на Альбуса странный долгий взгляд, но он предпочел этого не заметить.

Про бал действительно заговорили слишком рано: о подготовке к нему директор объявил лишь через месяц. Девчонки в зале загалдели так, что Альбусу сделалось не по себе, но Викки, по счастью, отвлеклась на другое. На перемене она, догнав Альбуса и Горация, с гордостью показала им заметку на второй странице «Ежедневного Пророка».

«Председатель отдела международного сотрудничества Эдмунд Бальфорт принял немецкого посла Отто Шульца. Переговоры прошли при участии Фрэнсиса Уркварта. Отто Шульц остановился в его доме». На колдографии сухопарого немца обнимал пухлощекий, румяный старичок с белыми бакенбардами в форме котлет. Немного в стороне держался человек много моложе, с породистым и очень интеллигентным лицом, украшенным тонкими усиками и очками в изящной оправе.

– Это мой отец, – гордо указа на последнего Виктория. – А вот здесь – мама.

Под колдографией пониже, изображавшей миниатюрную светлоглазую женщину с прихотливой прической белокурых волос, значилось: «Отто Шульц очарован хозяйкой дома – Сесилией Уркварт, урожденной Гринграсс».

– Ты больше похожа на отца, чем на мать, – ответил Альбус, рассмотрев родителей Виктории как следует. Гораций хмыкнул.

– Поверьте, её родственники этому не рады. Твой отец, Викки, – ты меня извини, но он самый вздорный либерал в Англии, а может, и на всем свете. Он хуже…

Слагхорн не успел договорить, вдруг зашедшись в бешеной джиге. Он подпрыгивал, как мячик, пухлые щеки его раздувались, пузо судорожно опадало, по лицу бежал пот, глаза вылезли из орбит.

– Останови! – взмолился он, взглянув на Альбуса. – Прекрати это!

Но Альбус задыхался от смеха, схватившись за живот. К тому же Луиза, увидев, как издеваются над кузеном, с порога зала бросилась к нему, но упала, пораженная Импедиментой Викки. Вокруг них уже образовывался небольшой круг: зрелищем пляшущего Горация хотелось насладиться всем. Но вдруг толстяк упал, тяжело отдуваясь. Альбус оглянулся: Финеас помогал подняться Луизе, а в дверях Большого зала стоял с опущенной палочкой Лэмми.

– Поссорились? – мягко спросил он. Маленький Блэк шагнул к Альбусу вплотную.

– Все видят ваше истинное лицо, и я не понимаю, как вас еще терпят. Издеваться над собственными друзьями…

– Э… При чем тут я?

Финеас, скривившись от отвращения, ничего не ответил и ушел, резко развернувшись. Гораций, верно, сказал что-то резкое Луизе, и она тоже отошла прочь. Вытерев потный лоб, он обернулся к Виктории:

– Я ведь планировал пригласить тебя на бал. Увы… честь пойти со мной достанется моей кузине.

– Желаю ей благополучно опозориться с тобой, – Викки вздернула носик. – Ты же не думаешь, что я выставила бы себя на посмешище, согласившись появиться с таким толстяком?

– Отлично, – вздохнул Слагхорн. – Тогда выбирай среди мужланов.

Так парадоксальным образом светский пустяк стал сеять вражду. Через неделю после случая с Горацием, едва он перестал дуться на Альбуса (хотя с Викки еще не разговаривал), внезапно поссорились Айла и Лэм. Точнее, Айла теперь держалась от бедняги подальше и бросала на него тяжелые взгляды, отказываясь заговорить, а он только грустнел, вздыхал, почти не ел и даже перестал тайком бегать на Астрономическую башню. В конце концов Альбус поинтересовался у Клеменси, в чем дело.

– Айлу пригласил на бал Мелвин Лавгуд, – рассказала она. – Ну, Айла сначала хотела отказаться, но Лэм – он сидел там же – завил: мол, иди с ним, я все равно тебя не приглашу, ведь я не умею танцевать. Представляешь?

– Ну и что? – не понял Альбус. – Он просто сказал правду. Он в самом деле не умеет танцевать, ты же знаешь, падает на ровном месте. А он хочет, чтобы Айла действительно повеселилась.

– Ей не будет весело без него, – вздохнула Клеменси. – И вообще… Нельзя говорить так прямо.

– Но почему?!

– Просто нельзя. Айла подумала, что ничего не значит для него, а ведь она так к нему привязана.

Альбус схватился за висок.

– Я не понимаю вашу логику, честное слово, – зло пробурчал он. – Человек проявил заботу, а на него дуются. Я был об Айле лучшего мнения. Ну да ладно. Проследи, чтобы сегодня на нашем обычном месте были оба. Будем их мирить, а то это никуда не годится. Кстати, она все-таки согласилась пойти с Лавгудом?

– Да. Так обиделась, что согласилась.

С Мелвином Лавгудом тоже случился курьез. Его лучший друг, Осборн Крауч, заболел от перенапряжения и угодил в Больничное крыло. Ужасаясь, что он может отстать в учебе, Крауч упросил Лавгуда тайком носить ему учебники. Айла и Клеменси, поправляя постель, нашли спрятанную под тюфяком небольшую библиотеку и немедленно, несмотря на мольбы больного, книги унесли. В тот же день Мелвин попробовал уговорить Айлу закрыть глаза на нарушение предписаний миссис Шанпайк, суля коробку сахарных перьев в качестве взятки.

– Ну так ты взяла бы коробку, что такого? – заявил Альбус, отсмеявшись, когда она рассказала все друзьям.

– Вот еще! Он и так считает, будто может отслеживать каждый мой шаг – а ведь я только согласилась пойти с ним на бал. Что было бы, если бы я согласилась взять коробку?

– Зато нам было бы, чем угоститься сейчас, – вздохнул мальчик (они уже которую неделю сидели на сухом пайке: рядом с кухней ошивался Спэрроу).

Декабрь проходил в непривычной суете вокруг: девочки спешно планировали свои наряды, мальчишки лихорадочно искали, кого бы пригласить. Дональд Поттер позвал Джейн, и она неожиданно для всех согласилась. Луиза сияла: Гораций в самом деле ее пригласил. Геспер Гэмп ходила, чуть не лопаясь от гордости: с ней шел ни кто иной, как Сириус Блэк. Сперва никто не мог поверить, пока не распространился слух, что Гэмпы и Блэки заключили соглашение об их будущем браке.

Мелвин Лавгуд по-прежнему следил за Айлой и безуспешно отгонял от нее Лэмми. Сама она вместе с Викторией пыталась найти кавалера для Клеменси, но увы: с той не хотел пойти даже Дерек Лонгботтом.

– А кого позовешь ты? – спросила Викки, когда они с Альбусом вдвоем гуляли однажды по коридору. – Смотри, думать надо быстрее: всех красивых девушек скоро разберут.

– Ну и что? Чем некрасивые хуже?

– Как? Неужели тебе было бы приятно пойти с какой-нибудь хаффлпаффкой?

– А чем хаффлпаффки хуже других? Та же Натали Макмиллан довольно мила.

Виктория засмеялась.

– Мила? У нее полторы мысли в голове! Умному человеку через две минуты с ней станет тошно. А Хельга Эббот? Такая же глупая курица, к тому же толстая и неуклюжая! Не знаю, кто на нее вообще посмотрит. А…

Её с силой толкнули в плечо. Хельга Эббот, вынырнув из-за их спин, быстро пошла вперед, и Альбус различил тихий всхлип. В два прыжка он догнал её.

– Подожди! Пойдешь со мной на бал?

Толстушка остановилась и, вытирая глаза, с подозрением на него посмотрела. Волосы у нее были точь-в-точь того оттенка, что и у Джеральдины.

– Не надо так шутить.

– Я не шучу. Я прошу тебя пойти со мной на бал.

Она прищурилась и подумала с минуту.

– А если в самом деле пойду?

– Буду очень тебе благодарен, – Альбус непринужденно, но с чувством поцеловал её пухлую мягкую руку, отметив про себя, что касаться губами белой нежной кожи очень приятно.

– Хорошо… Тогда я согласна.

Виктория, кажется, не веря своим глазам, подошла к ним вплотную, потом фыркнула и прошествовала дальше.

========== Глава 28. “Утренние листки” ==========

Виктория дулась пару дней, а потом с прежним энтузиазмом взялась помогать друзьям готовиться к рождественскому балу. В первую очередь следовало раздобыть праздничные наряды: у нее самой и у Айлы были бальные платья, а у Лэма – фрак, правда, поношенный, с плеча старшего брата, но у Альбуса, Элфиаса и Клеменси, кроме школьной формы и повседневной одежды, не было ничего. Выручила служба проката, работавшая в школе: мальчикам подобрали фраки, а Клеменси – белое платьице и газовую пелеринку. Викки спешно давала Альбусу последние уроки танцев и манер. Кроме того, следовало что-то решить с его волосами: он очень давно не стригся, и теперь каштановые пряди спадали чуть ли не ниже плеч. У Лэма, к слову, была та же проблема. И с этим Викки справилась быстро: явилась однажды с двумя черными лентами и ими стянула волосы мальчиков.

– Может, нам еще напудриться? – засмеялся Альбус.

– Нет, это будет чересчур, – она не моргнула глазом. – Лучше не забывай держать осанку. Тогда у тебя будет вид пирата или поэта. Жаль только…

Виктория вздохнула и многозначительно посмотрела на него, но Альбус предпочел не заметить ее взгляда.

В день бала школа празднично преобразилась. В Большом зале установили двенадцать пихт, украшенных золотыми шишками; парящие в воздухе свечи обвили яркие ленты, в гостиных и классах висели венки. Первоклассники носились по коридору, распевая хоралы и иногда вступая в перестрелку жеваной бумагой с передразнивавшим их Пивзом.

Джейн и Розалин разыскивали Нэнси Стюарт: она с утра прихватила праздничный наряд, истертую сумку, которую обычно от всех прятала, и куда-то исчезла.

– Я хотела помочь ей с прической, – сокрушалась Джейн. – Она ведь не знает, как следует причесываться, и может устроить из волос что-то совершенно неприличное.

– Даже неприличнее, чем ее платье? – смеялась Глэдис Фадж, поправляя у зеркала папильотки. – Джейн, как ты позволила ей взять такое? Или ни на что, кроме этого убожества, не хватило денег?

Розалин передернуло.

– Учти, – процедила она сквозь зубы. – Если узнаю, что Нэнси убежала, потому что над ней смеялись, неприятности тому, кто смеялся, будут обеспечены.

– Да брось, кому эта Стюарт нужна? – скривился Дерек Лонгботтом. С ним согласилась пойти Лайза Миджен, и хотя она ничуть не похорошела с прошлого года, Дерек смотрел королем. Лайза и разрешила вопрос, сообщив, что Нэнси устроилась пудриться и завиваться в одном из пустых классов на третьем этаже.

– По-моему, ее не стоит тревожить.

Бал должен быть начаться в семь; за полчаса до того Альбус спустился к гостиной Хаффлпаффа, чтобы дождаться Хельгу. Она появилась довольно скоро и выглядела приятно: ей шла высокая прическа, шло розовое пышное платье и в тон ему – ленточка в волосах. Альбус церемонно поцеловал ей руку и оглянулся, ожидая еще Элфиаса, но вспомнил, что тот пригласил Викторию, стало быть, ждал сейчас на лестнице у гостиной Рейвенкло.

– Пойдем? – он чуть не взял Хельгу под локоть, но вовремя вспомнил, о чем говорила Викки: порядочную девушку нельзя брать под руку, это может ее скомпрометировать.

Они неспешно пошли по коридору; Хельга, кажется, не очень уверенно держалась на каблуках, и мальчик забеспокоился о том, как она будет танцевать, но решил, что сам может двигаться помедленнее.

У дверей Большого зала первым делом он отыскал Клеменси и Лэма, пришедших вместе. Хотя Лэмюэль и не танцевал, но все-таки согласился сопровождать девочку, чтобы она не выглядела хуже остальных. Договорились, что они просто послушают музыку, посмотрят на танцующих и полакомятся мороженым и фруктами. Возможно, Клеменси в душе ждала большего, но она всегда была реалисткой.

– Айла вон там, – указала она подбородком, когда поздоровалась с Альбусом и кивнула Хельге. – По-моему, они с Лавгудом уже почти поругались. Он умудрился сказать гадости почти о каждом из нашей компании.

Точно, Айла, не изменившая любви к темно-синему цвету, отвернулась от прилизанного, безукоризненно элегантного Мелвина, и нервно обмахивалась веером. Она находила неприличным убежать от кавалера перед самым балом, но и оставаться с ним ей было, видимо, почти противно.

Вообще, отнюдь не все лица были радостны. Оскар Фенвик дулся, потому что так и не стал первым учеником и не ему выпала честь (с точки зрения Альбуса, не стоящая внимания) открывать последний для него школьный рождественский бал. Он с ненавистью смотрел на отличника-рейвенкловца Дэвида Гольдштейна, стоявшего с кузиной Ребеккой и с выражением хитрого самодовольства иногда оборачивавшегося. Анджела, иногда тревожно касавшаяся плеча Оскара, была бледна и заметно дрожала, будто от холода. Сириус Блэк, отвернувшись от строгой и неподвижной Геспер, разодевшейся в бежевое атласное платье, беззастенчиво рассматривал хрупкие и бледные плечи Анджелы. Его вид напомнил Альбусу кота, припавшего к траве, чтобы подкрасться к птичке.

Его младший брат стоял чуть поодаль, рядом с Эллой Крейвуд, разодетой в лиловый шелк, и походил на маленькую мраморную статую.

– Вижу, мы не опоздали, – раздался близ Альбуса свежий голосок Виктории. В фисташковом платье, которое ей необыкновенно и необъяснимо шло, в медовых буклях, с белым веером в руках она стояла рядом с Элфиасом, напоминавшим молодого петушка, улыбалась чуть высокомерно. Скользнув пренебрежительным взглядом по спутнице Альбуса, она хотела что-то сказать, но в эту минуту разом залились смехом слизеринки с четвертого курса, группкой стоявшие у лестницы, вслед за чем по толпе прокатились удивленные восклицания. Альбус, Викки и остальные разом обернулись.

По лестнице важной походкой, придерживая трен платья, спускалась Нэнси Стюарт. Она, видно, действительно выбрала в службе проката самый дешевый наряд: когда-то, очевидно, пунцовый, он выцвел до того, что пошел пятнами – кирпичный цвет соседствовал со свекольным. В некоторых местах ткань протерлась, став почти сетчатой. Из-под мятого подола мелькали будничные стоптанные туфли – других, вероятно, у Нэнси не было. Однако в этом Альбус не нашел бы ничего смешного, если бы Стюарт не попыталась вырядиться с претензией на роскошь.