Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)
Альбус рассмеялся. Аберфорт фыркнул – но, кажется, быстро успокоился.
А утром, по сырости и темноте, делегацию провожали до Хогсмида Викки и Айла, Элфиас и Финеас. От Клеменси накануне каким-то чудом пришло письмо, где она желала друзьям удачи и просила себя поберечь.
Небо нехотя светлело. От холода девочки кутались в плащи и дышали на руки. Гораций тяжело пыхтел, напоминая Альбусу круглого ежа. Вид Финеаса выражал смиренную покорность судьбе. Лэм тоже загрустил: ему в последний момент расхотелось прощаться с Айлой. Одна Викки то пыталась обменяться шуткой с профессором Кеем, то принималась напевать под нос «Марсельезу».
Группа добралась до «Сладкого королевства»: здесь должны были открыть камин. Профессор взбежал на крыльцо, но вместо того, чтобы постучать, обернулся к ученикам.
– Попрощайтесь, – бросил он. – Не увидитесь долго. Может, пару месяцев.
Элфиас глубоко вздохнул, с отчаянием посмотрел на Викки и отвернулся: она, взяв Горация за руки, ласково поцеловала его в обе щеки и поправила теплый плащ. Айла и Лэм замерли, обнявшись. Финеас пожал руку Альбусу и отступил в сторону, ожидая, пока девочки отойдут от двух других уезжавших. Альбус, желая подбодрить Элфиаса, похлопал его по плечу – тот снова тяжело вздохнул:
– Кто-то счастлив. А мы с тобой одинокие.
Альбус машинально удивился про себя: у Элфиаса роман с Натали Макмиллан был в самом разгаре, и в одинокие другу не с чего было себя записывать. Что до самого Альбуса… Он понурился. Где-то издали словно зазвучал голос Камиллы:
– О Боже, у меня недобрый глаз! Ты показался мне отсюда, сверху, опущенным на гробовое дно и, если верить глазу, страшно бледным.
Он поднял голову. На горизонте показалась светлая полоска: занималась заря.
========== Глава 53. Каир ==========
Альбус поправил широкополую соломенную шляпу – такие все четверо путешественников приобрели перед посадкой на пароход, – вытер потный лоб и осмотрелся. Он стоял на пристани, а перед ним кипела толпа: легкие пестрые одежды европейцев мелькали среди рубищ портовых работников и местных беспризорников, в поисках то ли милостыни, то ли легкой жертвы кражи шнырявших тут и там. Гораций жался поближе к профессору Кею, невозмутимо протискивавшемуся вперед, и дышал через надушенный платок. Профессор Кей тянул за собой Лэма, который успел спросить у одного из оборванцев, далеко ли видно с башни мечети аль-Ахзар, едва не купил какой-то амулет у старухи-египтянки и едва не подал руку, чтобы помочь встать какому-то бродяге, покрытому страшными гниющими язвами.
– Сначала отметимся у посла, что мы прибыли, – втолковывал Кей ребятам. – Потом отправимся к моему старому другу. У него и остановимся.
– Вы бывали в Каире, сэр? – удивился Альбус, когда Кей, вытащив их наконец с пристани, бойко свернул в какой-то незаметный проулок, прошипев на ходу, что так быстрее.
– Блестящая дедукция, мистер Дамблдор! Я прожил здесь десять лет.
Они долго шныряли узенькими пыльными улочками, под глухими заборами которых играли мальчишки в длинных, до пят, рубахах и шапочках. Изредка проходил какой-нибудь седобородый старик или девушка, тащившая прямо на голове, покрытой тяжелой тканью, кувшин с водой. Первой из таких Альбус предложил свою помощь. Она шарахнулась, кувшин не упал каким-то чудом, а профессор Кей чувствительно огрел ученика промеж лопаток.
– История с мисс Фарли вас совсем ничему не научила? – он жестко посмотрел Альбусу в глаза. – Идите вперед, идиот!
Альбус вздохнул и поплелся дальше, давя всколыхнувшуюся горечь. Чтобы развлечься, он старался вспомнить, как перед самым их отбытием Викки щебетала:
– Мой отец давно вас ждет. Он очень хочет посмотреть на вас всех. Им с мамой там, в Египте, очень скучно, так что вы просто обязаны отобедать у него.
Они свернули в квартал, который сложно было назвать иначе, как трущобами. От части зданий остались руины, в которых, тем не менее, все же как будто кто-то жил – дымились очаги и пахло прогорклым маслом. Серые стены других домов, кажется, довольно крепкие, были почти скрыты за деревянными, крайне ветхими закрытыми балконами, угрожающе нависавшими над мостовой. По одному из таких Кей, остановившись, постучал палочкой. Высунулась смуглая голова, обмотанная тряпицей. Кей сказал несколько слов на непонятном языке – голова исчезла.
Гораций тихо вздохнул, пораженный ужасом.
– Не хотите же вы сказать, сэр, что посол магической Британии живет в этой, с вашего позволения…
– А как выглядит со стороны «Дырявый котел», вы никогда не задумывались? – холодно спросил Кей и знаком велел ученикам следовать за ним.
За узенькой, низенькой дверью оказалось нечто вроде передней – тоже с не слишком высоким потолком, но просторной и неожиданно чистой. Слуга в халате и с тряпицей на голове молча поклонился гостям, но прежде, чем Кей успел снова к нему обратиться, на пороге возник сам хозяин, в котором Альбус без сомнения узнал мистера Уркварта.
Тот загорел, медовые волосы его выцвели, и в легком льняном костюме он казался куда более энергичным, чем во фраке. Пожав руку профессору Кею, он поздоровался со студентами.
– Мистер Дамблдор, мистер Принц… и мистер Слагхорн, конечно. Да, да, Виктория мне писала. Проходите, вы как раз к обеду.
Кей кашлянул.
– Нам, наверное, нужно заполнить какие-нибудь бумаги. И вообще, это неудобно…
Альбус вздохнул сквозь зубы; на пароходе учитель не разрешал им есть ничего, кроме хлеба, да и пока они тащились через всю Европу, питаться приходилось скудно – денег с собой достаточно дали только Горацию. Он чувствовал, что если ему не дадут поесть хотя бы через час – убежит в пустыню ловить страусов. Мистер Уркварт предлагал нечто очень заманчивое, и отказаться было невозможно.
– Мне кажется, профессор, – он блеснул очками, – Лэму и Горацию не повредил бы отдых. А мистер Уркварт, надеюсь, на нас не рассердится…
– О, что вы! – рассмеялся хозяин в усы. – Жена не простила бы мне, если бы я не привел гостей сразу к столу. Тем более, у нас есть, кому составить вам компанию.
В гостиной, убранной просто, но просторной, чистой и светлой, их приветливо встретила миссис Уркварт, на сей раз показавшаяся Альбусу улыбчивой и беззаботной. Только теперь ему бросилось в глаза, что все особенности жестов и мимики Викки явно унаследовала от матери. Она живо усадила путешественников, приказала слуге подать зеленый чай и представила всех поочередно другому гостю – уютно устроившемуся в мягком кресле старичку с кротким лицом священника. Римский профиль не добавлял ему жесткости: глаза лучились благодушием, мягкие руки поднялись в приветственном жесте, а на румяных щеках выступили ямочки, когда он заговорил:
– Простите, что остаюсь сидеть. Меня, увы, с утра разбил ревматизм. Надеюсь, и миссис Уркварт извинит мне такое непочтительное отношение к остальным гостям?
– С удовольствием, – мать Виктории послала ему обворожительную улыбку. Он кивнул, изображая поклон:
– Эдмунд Бальфорт, председатель отдела международного сотрудничества. Здесь, как и вы, по случаю конференции в основном.
Мистер Уркварт неслышно вошел и примостился у окна. Хозяйка, послав улыбу и мужу, обратилась к гостям:
– Как вы добрались? Надеюсь, благополучно? – он взмахнула широким рукавом легкого причудливого платья – бежевого, расшитого вишневыми шнурками – и Альбус подумал, что и голос, и манера показывать запястье у нее точь-в-точь, как у дочери.
– Славно добрались, – кивнул Кей. – Экспресс от Лондона до Ла-Манша, переправа, потом Восточный экспресс: вчетвером в купе второго класса – весьма недурно.
Уркварты и Бальфорт рассмеялись негромко, словно опасаясь огорчить гостей.
– Ну и наконец, – Кей пожал плечами, – пароход.
– Жаль, ни на что не успели посмотреть, – вздохнул Лэм. – Очень торопились. Зато, – у него заблестели глаза, – вы знаете, что воздух Франции ночью и воздух на Балканах совсем по-разному пахнут? Выходил посмотреть, как виден Млечный Путь, и принюхался: вот, это почти как два разных воздуха!
Гораций печально вздохнул и с позволения миссис Уркварт взял щербета. Альбус пододвинул к себе вазочку с рахат-лукумом.
– А как дела с Млечным Путем? – мягко спросила хозяйка.
– На Балканах здорово, я почти все рассмотрел. Вот во Франции не так, слишком много огней. Жаль, мы останавливались в Париже, там смотреть неудобно. Если бы где-нибудь в сельской местности… Но воздух! Чем только он не пахнет, когда вдали от города…
– И благоухает коровьим навозом и конским потом, – закончил Гораций и чуть покраснел, взглянув на хозяйку. – Извините, мэм. Не могу разделить лирического настроения своего друга.
– Так ты бы обосновал, чем с химической точки зрении объясняется то, о чем говорил Лэм, – Альбус вытер губы от сахарной пудры и озорно улыбнулся. Слагхорн с печальным и усталым видом поджал губы. Хозяин, видимо, решил переменить тему.
– Да, – вздохнул он, – да, без изобретений магглов нам не обойтись. А ведь сколько было криков и стонов, когда появился «Хогвартс-Экспресс», к примеру. Мы сами до сих пор не изобрели ничего подобного, но вместо того, чтобы заимствовать удобные изобретения у магглов и магически их корректировать, предпочитаем морщить нос и заявлять, будто оберегаем традиции и самобытность!
– Да, Фрэнсис, – улыбнулся краем губ Бальфорт, – мы оба понимаем, как многие пренебрегают достижениями человеческого ума – мы вечно забываем, что магглы, как и мы, прежде всего люди – а ведь их открытия за прошедшие века помогают чуть ли не обогнать нас… Но ты же знаешь, как дипломат, сколь многие в силу консерватизма возмущаются, когда слышат такое…
– К сожалению, да, – вздохнул мистер Уркварт. – И самое скверное, что возмущаются те, кто в силу своего материального и общественного положения мог бы в первую очередь помочь прогрессу.
– Получается, сэр, что богатые чистокровные фамилии из-за своего консерватизма просто-напросто тормозят развитие общества? – аккуратно спросил Альбус: разговор начинал его заинтересовывать.
– Давно завидую молодым, – поддержал его Бальфорт, переведя взгляд серых глаз на Альбуса, – вы можете позволить себе говорить, что думаете, не оглядываясь на стягивающие и сковывающие вас рамки приличий, условностей и этикета, присущего должности, – чиновник слегка вздохнул, отведя на мгновение взгляд.
Гораций кашлянул и очень выразительно посмотрел на Альбуса, но тот отмахнулся:
– А к чему это, сэр? Пока мы говорим намеками, так вечность пройдет, а мы так и не выясним, что же нам надо друг от друга. А надо-то нам одно: идти вперед!
– Поверьте, друг мой, некоторые крепости нельзя взять лобовой атакой, – возразил Бальфорт, но Альбусу показалось, что тот смотрит на него с одобрением.
– Точнее, можно, – вмешался Кей, до того сидевший в углу и потягивавший вино. – Но сколько при этом будет жертв… Вы всю армию положите, Дамблдор, если всегда будете идти только вперед. Трупы в три ряда… Вы на это согласны?
Альбус поколебался.
– Если… – проговорил он нерешительно. – Если ситуация такова, что или эти трупы, или в десятки раз больше…
– Да! – нервно хохотнул учитель. – А вам не приходило в голову, что всякая человеческая жизнь имеет ценность, всякая? А вы с таким подходом похожи на русских революционеров. В тот год, когда вы родились, они у себя там убили императора. Взорвали бомбу. От взрыва погиб мальчишка. Их повесили. Правильно это или нет? – Кей оскалился, глаза его засверкали, как у голодного волка. – Я считаю – правильно! И не за императора стоило их повесить, нет. За мальчишку, который имел право жить и был абсолютно ни в чем не повинен!
Все в комнате испуганно притихли. Лицо Кея, налившееся было кровью, вдруг побелело. Только Лэм робко пробормотал:
– Тот, кто вешает, кто казнит – тоже убийца. Одним нельзя убивать, а другим можно?
Хозяйка вскочила и хлопнула в ладоши, радостно смеясь (в этот момент Альбусу показалось, что вместо нее в комнате появилась Викки):
– Обед! Я совсем забыла про обед. Идемте скорее, я думаю, вы все ужасно голодны.
За обедом удалось попробовать местной кухни: их угостили тушеными бобами, говяжьей колбасой – эль-белехат, лепешками с острой бобовой намазкой – фуль мудаммас и египетским кофе.
Миссис Уркварт, видимо, не давала покоя худоба Лэма: она подкладывала ему лучшие куски и все расспрашивала, как у него дела дома.
– Нормально, – растерянно отвечал Лэм. – Тетя Доротея немного болеет, зато со свадьбой Филиппа все решено. А так я сейчас звездными картами занимаюсь. Там некоторых звезд нет, которые недавно открыли…
– Думаю, мои внуки будут учиться по вашему учебнику, – миссис Уркварт жестом, который Викки тоже явно у нее переняла, поправила белокурые волосы. Лэм вздернул брови, покраснел и принялся объяснять, что именно не так с картами. Бальфорт послал мистеру Уркварту умиленную улыбку и прошептал, что на месте хозяина дома уже извелся бы ревностью.
За еду Альбус взялся с удовольствием: все же рахат-лукум оказался бессилен побороть мучившее его чувство голода, да и скрыть неловкость легче всего, уткнувшись в тарелку. А ему было неловко, и Кею, как он успел заметить – тоже. По правде, лишь Бальфорт чувствовал себя в своей тарелке. Старик, как видно, поставил своей задачей разговорить Горация, с брезгливым видом кушавшего бобы.
– Молодой человек, а как вам понравилась поездка? Не стесняйтесь, пожалуйста, вы же видите, все здесь – люди без предрассудков. Нам интересно ваше мнение.
– Так как мое мнение ничего не изменит, я предпочел бы оставить его при себе, – Гораций, поколебавшись, посмотрел на кусочек говядины, но все-таки отправил его в рот.
– Ну что вы, – возразил Бальфорт, – любое мнение может изменить историю. Взять вот того же Мартина Лютера…
– А что он изменил, по сути? – вздохнул Слагхорн. – Власть была у церкви. Власть отошла феодалам. Кому в целом стало лучше?
– Но я и не говорил, что стало лучше, я говорил, что мнение одного человека может многое поменять. Больше века Европу сотрясали войны, резня, катаклизмы… Поэтому мнения могут быть катастрофичны, и я не стал бы недооценивать их вес.
– Подозреваю, что если я выскажу свое мнение, – Гораций промокнул губы салфеткой, – то изменения пойдут того же плана, что после мнения Лютера. К примеру, участятся железнодорожные катастрофы. Вообще, вы не обращали внимания: каждое изменение вызывать новые потоки крови?
– Но, помилуйте, если все будут так думать, мы отстанем навек, – взмахнул руками мистер Уркварт. Гораций вздохнул.
– Перед нашим отъездом ваша дочь читала младшим студентам один роман Гюго… Про Великую французскую революцию. Знаете, было забавно: она любит повторять главный лозунг этой революции, петь Марсельезу, но крайне редко вспоминает об обратной стороне медали. О гильотинах.
– И законе о врагах народа и неблагонадежных? – поддержал Бальфорт, вопросительно взглянув на Уркварта.
Тот покраснел и слегка растерялся.
– Но на совести королевской тирании… куда больше преступлений… И зато сейчас во Франции почти демократия!
– Да, – мрачно кивнул Гораций. – А гильотина все-таки сохраняется.
– А в Англии сохраняется виселица, – с омерзением поморщилась миссис Уркварт. – А уж о том, что используем мы, волшебники, я предпочту за столом не упоминать.
– Неважно, в конце концов, что там сейчас, – вздохнул Гораций. – Но если сравнивать по количеству жертв на временной период, якобинцы казнили гораздо больше. Предвижу возражения, – он встретил взгляд Альбуса, – и скажу сразу: тот, кто оправдывает террор, должен быть готов лечь под нож первым. Но ты, мой дорогой друг, скорее пошлешь других, не так ли?
– Простите, – вмешался мистер Уркварт, – но вот этого никто точно знать не может, пока не дойдет до дела.
– Почему же, – усмехнулся Слагхорн.– Ваша дочь мне как-то рассказывала, что мой друг намеревается прийти к власти, используя для отвлечения всеобщего внимания выходку какой-то экзальтированной особы вроде Шарлотты Корде. Из Виктории сделать Шарлотту не получилось, но ведь девушек много, правда, Альбус?
– Много, – поддержал Кей. – Хотя мистер Дамблдор обладает талантом несколько сокращать их количество.
Повисла тяжелая пауза. Лэм, распахнув косящие глаза, уставился на Кея:
– Зачем вы… Вы же его жалели?! Оставьте, что вы… нельзя так!
– Как нельзя? – осторожно поинтересовался Бальфорт.
– Неважно, – Альбус, допив кофе, встал из-за стола и обратился к хозяину. – Простите, здесь есть что-нибудь вроде террасы? Хочу подышать свежим воздухом.
Хозяйка поспешно кивнула, и мистер Уркварт проводил юношу в просторную комнату с окнами в полстены, уставленную банкетками и горшками с цветами. Окна сейчас были распахнуты, ветерок колебал тюлевые занавески, служившие одновременно москитными сетками, посреди комнаты бил наколдованный фонтанчик.
«Викки бы здесь понравилось, – подумал Альбус и перевел взгляд на ящик с розовыми орхидеями. – И Камилле тоже». Он сдернул очки и устало спрятал лицо в ладонях. И в ту же минуту почувствовал, что в комнате есть кто-то еще. Он поднял голову: Бальфорт, мягко улыбаясь, стоял у фонтана. Альбус вскочил, чтобы усадить старика.
– Извините, кажется, солнце нагрело людям головы, и они напали на вас, – Бальфорт слегка нахмурился, осуждающе посмотрев в сторону гостиной.
– Ничего, – Альбус, засмущавшись, пожал плечами. – Глупости. Мы ехали долго, устали… Я вот вас о чем хотел спросить, – спохватился он. – Вы говорили, что лобовые атаки не всегда эффективны, так? Ну, я ведь и сам это понимаю. Просто не всегда получается не лезть напролом. А вот обходным путям – им надо долго учиться, да?
– Верно, – подтвердил Бальфорт, – но учиться можно не только на своем опыте, что, правда, долго, но и на чужом, что намного… быстрее и безопаснее.
– На чужом? – Альбус опер подбородок на руки и с любопытством посмотрел на старика. – Как это?
– Для этого есть книги, повествующие о войнах и революциях, и есть люди, которые имеют некоторый опыт в подобных делах. Ну и конечно, чтобы взять крепость, военачальник должен иметь внутри нее своих тайных сторонников, которые могли бы, скажем, открыть ворота ночью для вашего отряда или отравить колодцы… думаю, вы понимаете, что мы просто обсуждаем абстрактный пример, не так ли, мистер Дамблдор? – Бальфорт вновь улыбнулся краем губ.
Альбус фыркнул, подавляя смех.
– Да, кажется, я вас понял. Предатели – двигатели прогресса?
– Смотря с какой стороны они находятся, не так ли? Или не вы сами пренебрежительно смотрели на революционный идеализм буквально полчаса назад?
– Идеализм… Вы имеете в виду, я осознавал, что революция не может пройти без жертв? Да я и сейчас это осознаю. И да, от красивых поступков толку немного – разве отвлечь внимание толпы.
– Я имел в виду скорее благородные идеи, что революционер обязан соблюдать рыцарский кодекс чести, никогда не лгать и встречать противника в чистом поле с одним мечом, даже зная, что тот приведет с собой десяток человек в засаду. Вы придерживаетесь подобного мнения?
– Но толку-то от него будет? – усмехнулся Альбус. – Его уложат на месте, и никому он не поможет. Такое поведение – тоже своего рода красивый жест. Человек только любуется собой: ах, посмотрите, какой я благородный. А что в итоге? И сам в могиле, и лучше никому не стало.
– А что же ваши друзья-пессимисты и друзья-моралисты? Они уверены, что за изменения придется платить слишком дорого и такая цена их не стоит.
Альбус поколебался.
– Думаю, они со временем поймут. А если нет – не отказываться же от счастья для всего человечества только потому, что придется поссориться с друзьями!
– А как вы видите это счастье? – спросил Бальфорт.
Альбус заговорил, сверкая глазами, – такого подъема он не ощущал давно:
– Прежде всего, чтобы все было устроено по разуму, а не по нелепым устоям! Чтобы устранить все эти правила, которые неизвестно кто придумал, которые век назад устарели, но которые для всех обязательны, – ведь всем мешают, всем – а за них держатся! Все боятся что-то делать! Вот поэтому я за то, чтобы убрать все эти традиции и устои – только то, что логично, то, что разумно, должно вводиться и внедряться! Потом, сделать так, чтобы правили не самые хитрые, не самые старые, а самые умные! А то разведут бумаги, пишут макулатуру, а дела – никакого, понимания – никакого! Так что общество должно выстроиться в пирамиду – вверху те, кто всех умнее, кто наиболее открыто и независимо мыслит, за ними просто умные и те, кто способен организовывать работу, далее те, кто хорошо выполняет то, что им укажут, и наконец магглы – ведь они тоже часть нас, вы правы, и о них тоже нужно заботиться. Так вот, я считаю, должны мы изменить наше общество и подать пример другим.
– А почему, как вы думаете, этого еще не случилось? – тихо спросил Бальфорт. – Неужели никто больше, кроме вас, этого не видит?
Альбус призадумался.
– Мне кажется, видят, только говорить боятся, а уж делать – тем более. Нас так воспитывают: чуть вдохнул не по правилам – сразу розги. В людях просто забито все…
Перед глазами встала Камилла, показывающая изуродованное плечо, и он нервно стиснул руки.
– А потом? Вот взять нас, просвещенных государственных деятелей, – сказал Бальфорт самоиронично. – Уж нам-то никто не даст розги, но почему мы с мистером Урквартом молчим, говорим то, что обязаны по случаю, когда не беседуем меж собой?
– Вы не доверяете друг другу? – догадался Альбус. – Вы не знаете, друзья вы друг другу или враги, и боитесь, как бы сказанное не обернулось против вас?
– Возможно. Но стань кто-то из нас даже министром, могли бы мы разом изменить такое могучее явление, как общественное мнение, или лишились бы этого кресла так же быстро, как сели в него?
– Вы хотите сказать, все-таки второе… – Альбус внимательно посмотрел на старика.
– Подумайте сами, разве не так? Ведь министра выбирает и снимает Визенгамот, а каких убеждений придерживается большинство его членов?
– Визенгамот… – Альбус поиграл пальцами. – Получается, председатель Визенгамота стоит выше министра и имеет больше власти?
– Только если бы он мог приказывать каждому его члену, что, увы, не так. Председатель – фигура чисто процессуальная, и имеет ровно один голос, как и все прочие. В этом и есть особенность демократии – чтобы что-то изменилось, нужно согласие большинства…
– И этим она неудобна… – медленно произнес Альбус. – Значит, я прав. Все-таки диктатура поначалу неизбежна.
– А вот всякий ли способен быть диктатором? Или только тот, кто сознает ответственность за каждого, кто ему доверился, тот, за кем идут? Много ли вы знаете таких людей, мистер Дамблдор?
– Немного, – признал Альбус. – Поэтому придется самому. Что ж, я готов.
– И это уже много значит. Однако вы ведь понимаете, что помимо одной лишь готовности нужны и другие вещи: четкий план, осознание ответственности за каждого… Словом, вы молоды, и это значит, что у вас много времени и сил. Не считаете ли вы, что лучше всего употребить силы на подготовку себя к тому, что предстоит – вы ведь понимаете, какая огромная это работа?
– Вы считаете, что сейчас я занимаюсь ерундой? – нахмурился Альбус. – Но ведь вы же не знаете…
– Вы боретесь со школой, но это маленький враг для вас. Думайте крупнее, сейчас ведь важнее набирать союзников, а не врагов – для настоящей борьбы. Впрочем, думаю, нас уже ждут. Поймите меня правильно, – Бальфорт положил сухую ладонь Альбусу на плечо, – я не отговариваю вас, напротив, пытаюсь в рамках возможного намекнуть, что вы не так одиноки, как думаете. Поэтому я и прошу вас: не делайте себе проблем сейчас попусту, дождитесь настоящей схватки, соберите и сохраните силы. Думаю, мы еще встретимся, и вы можете рассчитывать, что не останетесь без поддержки.
– Спасибо, сэр. С вашего позволения, я пять минут еще здесь побуду, – Альбус посмотрел вслед ссутуленной фигуре старика.
С одной стороны, приятно, когда кто-то наконец воспринял тебя всерьез. После сегодняшней выходки Кея любая поддержка казалась юноше вдвойне ценной. С другой, несколько настораживало, что Бальфорту, по-видимому, очень хорошо известна школьная жизнь Альбуса. «Узнавал подробности через родителей Викки? Но зачем?» То, что он говорил, определенно стоило взять на вооружение. Но стоило ли доверять самому Бальфорту, Альбус пока решить не мог.
Его размышления прервал неловкий кашель: в дверях возник тщедушный силуэт Кея.
– Нам пора, – кашлянул он, пряча глаза. – Вы тут, смотрю, долго болтали со стариком. Мы все вас заждались. Как он вам?
– Умный человек, – Альбус пожал плечами: ему не очень-то хотелось теперь делиться с Кеем своими мыслями.
– Умный? Пожалуй… – Кей потер лысую голову. – Ловкая шельма, однако. К каждому – с особым подходом… Я бы поклялся, что он спровоцировал сегодняшнюю ссору, если бы понимал, зачем это ему. Да и вряд ли он мог бы заставить меня выпить лишнего.
Учитель задумчиво посмотрел на струйку фонтана, играющую и бьющую вверх.
– Чтобы между нами не оставалось недопонимания… Я не жалею ни об одном слове, которое сегодня сказал. Ваши взгляды мне отвратительны. И да, я виню вас в смерти этой девушки, Камиллы Фарли.
Альбус откинул занавеску и посмотрел на улицу, но решительно ничего не мог подметить: каменные пыльные проулки, и только.
– Я считаю вас виновным, – продолжал учитель. – Поэтому и не хотел с вами говорить. Отменить розги я упросил директора не из жалости, а из опасения, что вы разнесете всю школу. Вы ведь больше под розги не ляжете. В вас непомерно выросла гордыня, Дамблдор, и она продолжает расти не по дням, а по часам.
Кей вздохнул.
– Но то, что я сказал вам в больничном крыле, было правдой. Мисс Фарли никто забрать у вас не в состоянии. Она вот тут, – он неловко ткнул себя пальцем в костлявую грудь. – В вашем сердце. Оно, знаете, как ларец с сокровищами… Толстый Монах любит как-то так выражаться…
– Вы говорили, что нам пора, – довольно зло ответил Альбус.
– Пора… Пора, конечно! Друг меня заждался. А у него есть отличное вино, я еще напьюсь, и уж никому не будет пощады, так что лучше, как придем, ложитесь спать. Вы и так, я смотрю, обиделись. Помните, вы удивлялись на людей: что это они обижаются на правду? А сами обижаетесь. А Бальфорту я бы все-таки не стал доверять.
– Для вас правда одна, а у меня об этом свое представление. И о том, кому я доверять буду, а кому нет, тоже. И о том, кто готов заниматься делом, а не размазывать сопли, вздыхая о том, как все вокруг безнравственно, тоже, – выплюнул Альбус, разозлившись еще больше от того, что почувствовал жгучий комок в горле.
Кей широко улыбнулся.
– Довел я вас, да? Вижу, вижу, не отворачиваетесь. Мальчишки таковы. Когда хочется реветь – злятся, шипят. Глупые щенки.
Прежде, чем Альбус успел ответить, в дверь просунулась лохматая голова Лэма.
– Опять ссоритесь? – вздохнул он. – Надо было девочек взять. При них никто не ссорился бы. Пойдемте, а то мистер Уркварт говорит, надвигается смерч. Конечно, интересно попасть внутрь воронки, но все-таки тогда мы на конференцию не попадем и подведем школу.
========== Глава 54. Конференция ==========
Приятель Кея, как оказалось, жил не так далеко от Урквартов, всего в двух кварталах, в тесном и низком домике с белеными стенами. Селдон Кингсли, высохший и дочерна загорелый человек, хоть и был англичанином, но так долго жил в Египте, что перенял почти все туземные привычки, начиная от одежды и кухни. Гостеприимством, впрочем, он явно ни от кого не заразился. Мальчишек, выдав им по паре лепешек и чашке чая, хозяин препроводил в отведенную им комнатку. Та оказалась очень тесной и почти лишенной мебели: кроме столика в углу, на полу было только три циновки и несколько подушек. Гораций, перетаптываясь, поставил чемодан и осмотрелся с самым несчастным видом.
– Как же мы будем спать? – жалобно спросил он; казалось, у него на глазах вот-вот выступят слезы.
– Я превращу циновки в матрасы, – пообещал Альбус. – А подушки тут есть.
Несмотря на жару, заснуть удалось довольно быстро: мальчишки слишком устали за день. Однако проснулся Альбус очень рано, и пока товарищи спали, лежал, глядя в низкий белый потолок. Слова Бальфорта не давали ему покоя. Кем бы ни был этот старик на самом деле, что бы ему ни требовалось, он определенно сказал Альбусу правду. Надо учиться искать обходные пути. Надо набирать союзников, оценивая прежде всего полезность и возможности каждого из них. А что для человека лучше, чем потребность реализовать свои возможности? Вот реализацию и нужно обещать. Да, в конце концов, если все удастся, эти обещания не будут ложью.
На конференцию отправились на следующий день. За фасадом одного из бедняцких домов скрывался, подобно апартаментам Урквартов, целый дворец из белого мрамора с вазами, колоннами и широчайшими лестницами, с внутренним двориком с фонтаном и башенкой, где размещалась небольшая обсерватория. Аль-Мансурия, каирская школа магии, была одной из старейших в мире.
Кей шагал уверенно, будто и здесь бывал не раз. Гораций с опаской поглядывал на бородатых преподавателей в белых тюрбанах и балахонах и студентов в одинаковых полосатых рубахах до пят. Ни одной девочки или девушки среди них не было, как среди преподавателей не было женщин.
– Викки бы здесь определено не понравилось, – шепнул Гораций, к которому на миг вернулось желание шутить. Лэм, щурясь, пытался разобрать письмена, бежавшие черной цепочкой под потолком.
– Сколько продлится конференция? – поинтересовался Слагхорн, брезгливо поморщившись при виде двух студентов, усевшихся на корточки.
– Думаю, где-то месяц, – спокойно ответил Кей и усмехнулся от того, как вытянулось лицо ученика. – Сами посудите: всех опросить… Здесь представители десяти школ магии из одиннадцати. Сегодня – день приветствий, да по докладу на каждый, да подведение итогов. Ну и перерывы по два дня, конечно. Забыл вам сказать: мы четвертые по счету. Ну ничего, мистер Слагхорн, мой друг и я уже позаботились о культурной программе. Разве вы не хотите, к примеру, побывать в пирамидах или покататься на верблюде?
По лицу Горация было очевидно, насколько страстно он желал бы очутиться подальше от всех верблюдов и пирамид вместе взятых, но Альбус невольно улыбнулся: заглянуть в пирамиды, в особенности в проклятые гробницы, было любопытно до крайности. Да и на верблюде, должно быть, ездить забавно.
Наконец они вошли в просторнейший зал, превышавший по размерам Большой зал в Хогвартсе, наверное, раза в три. Правда, потолок и здесь был прискорбно низкий, так что Альбус заметил, как некоторые студенты в зале, почувствовав дурноту, отпрашивались у преподавателей в коридор.
Пока Кей отбежал в сторону, к низенькому человечку с длинной бородой, державшему в руках перо и пергамент («Регистрирует нас, должно быть»), Альбус принялся жадно рассматривать всех, кого только мог увидеть. Приехавшие группками по три-четыре человека усаживались на скамьи, устанавливая рядом с собой плакат с названием школы, выведенным на нескольких языках.
