Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 45 страниц)

На кладбище их встретили два могильщика, показавшие готовую яму: Аберфорт захотел, чтобы сестру положили в могилу к матери – а также чиновник из Министерства, проводивший церемонию. Братья поставили гроб, чиновник забормотал традиционную речь. Аберфорт склонился, поглаживая крышку, хотя дома, перед тем, как закрывать гроб, они оба поцеловали сестру в последний раз. Альбус, осторожно подойдя, попробовал поднять брата – тот не шелохнулся.

– Ну же, – Альбус аккуратно обнял его, – держись, Аб…

Дальше были искры из глаз, хруст и вспышка боли, которая немедленно повторилась. Девочки закричали, миссис Скримджер завопила, мисс Бэгшот возмущенно повысила голос. Альбус, машинально зажав кровоточащий нос, наблюдал, как Аберфорт скидывает повисших на нем Элфиаса, Лэмми и Финеаса.

– Да примените же магию! – воскликнула Викки. – Альбус, почему ты ему позволяешь?

А Альбус позволял, покорно мотаясь под ударами, потому что в ушах все еще звучали два голоса: Арианы и собственный.

«– Это я её убила?

– Да, ты».

«А еще я Геллерту позволял говорить о ней все, что угодно», – отметил Альбус, увидев, как Аберфорт упал, связанный невидимыми веревками. Айла, выпустившая Инкарцеро, подошла к брату, помогла ему встать на ноги и поручила заботам подбежавших Финеаса и Клеменси, а сама вернулась к Альубсу, все еще зажимавшему нос. Лэм, Викки и Элфиас попыталась отвести его в сторону.

– Какой стыд! – тем временем тараторила миссис Скримджер. – прямо при покойнице драться, над гробом сестры, над могилой матери! Позор!

– Кендра бы этого не пережила, – вторила ей мисс Бэгшот.

–Да заткнитесь вы обе! – взвыл Аберфорт. – Вы ничего не знаете! Этот подонок Ариану убил! Сам или нет, но все из-за него! Из-за него она погибла!

Обе женщины подступив к Аберфорту, заслонили его от Альбуса. Айла тем временем велела другу отвести руки от лица.

– Так… Ребята, держите его покрепче. Викки, намочи платок, надо будет стереть кровь. Альбус, не вертись.

Она взмахнула палочкой, и кости снова хрустнули, но Альбус машинально дернул головой, и все произошло, не как следовало бы.

– Я же сказала, не вертись, – Айла с досадой опустила палочку.– На этой же неделе обратись в Мунго, а то так и останешься с кривым носом. Думаю, можно продолжать, – кивнула она чиновнику, когда Викки стерла Альбусу кровь с лица.

Час спустя ребята сидели на кухне. Соседки оставаться не стали, отправились чесать язычки к мисс Бэгшот. В стекла брызгал мелкий, соврешенно осенний дождь, но стараниями девочек и Элфиаса на кухне стало тепло, как летом. Клеменси недоставало: она с самой драки не отходила от Аберфорта, и едва все вернулись, отправилась с ним наверх.

– Альбусу оставаться здесь нельзя, – заявила Викки, – да и его брату тоже. Им надо срочно сменить обстановку. Ребята, кто может их принять? Только принять как следует, так что, Лэм, не высовывайся, в итоге они оба окажутся в сарае или на чердаке.

– Может, на ферме у нас потребуются работники… – предположила Айла, но Элфиас махнул рукой:

– Какая ферма! Разве у отца не найдется в трактире свободной комнаты? Поживете у нас, местность хорошая…

– Аберфорту в школу скоро, – напомнил Альбус.

– А, ну так ты один поживешь. Я тебя устрою, а остальные будут навещать.

Девочки между тем разогрели обед. И Клеменси спустилась, чтобы взять картофеля с мясом для Аберфорта: он согласился поесть.

– Кстати, Альбус, – попросила она слегка растерянно, – не мог бы ты налить мне немного брэнди или огневиски? А если нет, наколдуй, пожалуйста. Буквально чайную ложку. Я разведу в воде.

– Это для мальчика? – с сомнением спросил Финеас. – А ему не рано?

– Ему пятнадцать, – строго ответила Клеменси. – И я прошу совсем чуть-чуть.

Она собрала три тарелки и два стакана на поднос и вышла. Айла проворчала, что не успела напомнить подруге поесть самой. Финеас проводил маленькую фигурку Клеменси теплым взглядом.

– Теперь она непременно станет моей женой, – улыбнулся он Альбусу.– Наверное, неуместно говорить об этом в такой момент, но… Впрочем, наверное, частично вы знакомы с ситуацией? Вы читали «Пророк» на прошлой неделе?

– Нет, – удивился Альбус. После смерти матери Аберфорт отказался от подписки, так что семья практически не следила в это лето за новостями.

– Я написал статью в защиту прав магглорожденных, – улыбнулся Финеас. – Описывал, как сложно им в нашем мире без защиты со стороны родителей, без возможности привлечь их к решению школьных проблем, а часто и просто послать весточку домой. Я давно хотел высказать все это, собирался с мыслями…

– И что же? – спросил Альбус: он одобрял поступок Финеаса, но не понимал, какое отношение это может иметь к возможному браку того с Клеменси.

– А то, что я выжжен с фамильного древа Блэк! – юноша улыбнулся странной для себя, уверенной и слегка циничной улыбкой. – Отец самолично выжег меня, стало быть, отныне я к дому Блэк не принадлежу. Полгода назад он изволил сказать мне, что… э-э… магглорожденная леди Блэк никогда не станет. И Клеменси не станет ею, потому что я отныне взял другую фамилию. С недавних пор я – Финеас Брокльхерст.

Он поклонился, прижав руку к сердцу, но осекся под серьезным взглядом Айлы.

– Мы все очень рады за тебя, – мягко остановила его она и пояснила. – Мы с Викки узнали первыми, а потом – Лэмми, Элфиас и Гораций. Он-то и подсказал идею относительно фамилии. Как раз собирались сказать тебе…

– И вы взяли такую фамилию? – удивился Альбус. – Не слишком самокритично? И кстати, вы уверены, что Клеменси не стоит опасаться вашего отца?

Финеас пожал плечами.

– Самоирония никогда не помешает. А отца я держу крепко, и вы знаете, чем. Разумеется, она знать ничего не должна.

Альбус кивнул и опер подбородок на руки. Как и после смерти Камиллы, друзья были рядом и оставались недосягаемыми – они тянули к нему руки с высоты своей цельности и незапятнанности, не понимая, что им его уже не вытащить – так низко он пал. «Как же, как такое могло случиться? Почему я молчал, когда Геллерт оскорблял мою семью, моих друзей? Как я мог позволить ему мучить Аберфорта? Как приятно было сбегать от ответственности, забывать о том, что обещал, и строить грандиозные планы… Интересно, как бы я потянул весь мир, если не смог позаботиться о собственных сестре и брате? Арии сидела с ножом… Понятно, что не нас она хотела убить – иначе зачем бы ей нас потом прикрывать? А я-то подумал… Вот до чего я её довел».

…Ребята уехали только к полудню следующего дня, когда Альбусу удалось их убедить, что ему надо сначала проводить Аберфорта в школу, а после отправляться самому. Сам Аберфорт почти не выходил из комнаты, а в редкие встречи был молчалив и сосредоточен, едва замечая брата. Перед отъездом друзья снова оставили им денег и еды, и три дня удалось прожить этим. Вечером третьего дня Альбус, поднимаясь по лестнице, заметил свет в комнате Арианы и, удивленный, поспешил посмотреть, что там. На тумбочке у кровати сестры горела свеча. Немногочисленные пожитки Арианы были свалены на кровать, и Аберфорт, сердито сопя, перекладывал их в сундучок.

– Что ты делаешь? – глупо спросил Альбус.

– Вещи её собираю, – фыркнул брат. – Не оставаться же им здесь.

– Но я их не трону.

– Они будут со мной, – отрезал Аберфорт. Альбус взял с кровати книжку в белой обложке с черными фигурами. Сказки Андерсена. На «Русалочке» была закладка из выцветшей лиловой ленты. Альбус сунул книжку за пазуху. Аберфорт счел нужным пояснить:

– Я с Ллойдом списался. Завтра отгоню миссис Скримджер коз, она согласилась их купить, и от нее через камин отправлюсь к Уизли.

– Ты коз продаешь? – изумился Альбус. – Зачем?

– Ты же ведь не будешь за ними ходить, – засопел брат. – А я сюда больше не вернусь. Меня в этом доме удавиться тянет.

«Как будто тебя одного».

– Давай переедем. Сменим дом, деревню…

– Оставь, – поморщился Аберфорт. – Чего лицемерить-то? Чужие мы с тобой. С детства чужие. Сейчас уж можешь ни перед кем не притворяться.

Он шмыгнул носом, вытер лицо рукавом.

– Я жил ради Ари, понимаешь? А теперь мне жить ради кого?

– Ты встретишь девушку… – неуверенно начал Альбус, но Аберфорт отмахнулся:

– Заткнись.

Он уложил в сундучок последнюю косынку сестры, закрыл и взвесил.

– Ну, легонький. А насчет школы ты не дергайся, от Уизли и отправимся вместе с Ллойдом. И все, братец, ты свободен, как и хотел. Можешь боша своего разыскать или один придумывать что-нибудь – уж это не мое дело.

– Заткнись, – прошипел Альбус, отвернувшись: болезненно-острый ком подкатил к горлу.

– А ты не обижайся на правду, – ответил Аберфорт спокойно. – Давай уж, что ли, не ругаться. Я здесь последний день.

Альбус некоторое время не оборачивался, давя резавшие глаза слезы. Он все-таки смог сморгнуть их и обернулся к Аберфорту.

– Я рассказал Ариане, что она убила мать. И Геллерту про нее рассказал… Все.

Он надеялся, что брат снова его ударит или хотя бы наорет. Но Аберфорт посмотрел на него с недоумением, точно на пьяного, развалившегося посреди мостовой – и так же отчужденно, как если бы видел незнакомого человека. Альбус опустил голову:

– Прости меня.

Аберфорт молча вынес сундучок и заперся у себя в комнате.

========== Глава 65. Мертвые и живые ==========

Альбус вытащил из кармана горсть мелочи и положил в жестяную мисочку на прилавке.

– Мало, – кисло сказал продавец, – на сыр не хватит, даже на один ломтик. Берите булку и идите, или уходите совсем.

Парень взял булку: хлеб хоть немного позволит забить желудок. Деньги, оставленные друзьями, почти закончились, просить снова он бы не стал, а искать работу у него не было сил. С тех пор, как брат уехал, Альбус чувствовал себя каким-то полутрупом, истасканной тряпкой; он едва заставлял себя вставать утром, растапливать камин, варить кашу (нашел в кладовке большой запас круп – верно, мать сделала, будто предчувствовала), изредка мыться и стирать белье. В первый вечер он купил бутылку огневиски и попробовал напиться. Его только вырвало. А на второй вечер пришли его мертвецы.

Когда вечером он сидел со свечой на кухне и в тысячный раз представлял, кто же, вероятнее всего, выпустил убившее Ариану заклятие, за столом появилась она сама – такая, какой умерла, даже в том же платье.

– Здравствуй, Ари, – он чуть вздрогнул, но вдруг понял, то рад ей. – Послушай, скажи мне, будь добра: кто из нас тебя убил?

Она молчала, как будто его не слыша. Из темноты выступила еще одна фигура, высокая, в темном платье. То была мать.

– Мама, – Альбус сглотнул комок, – я не справился. Кажется, ты была права.

Мать тоже смотрела мимо. А он уже знал, кто появится следующим.

Камилла тоже была в черном, словно в трауре; с головы её падала на плечи темная вуаль. В первые секунды Альбус, забывшись, ахнул от радости, схватил её за руки – но его руки прошли сквозь пустоту. И он вспомнил.

– Я… Пойми, я не знаю, как так случилось…

Она положила маленькую ручку на руку его матери, а их ладони накрыла своей Ариана. Рядом с ними, точно обнимая их всех, возник еще один силуэт – высокая белокурая девушка в застиранном чепчике и грубом переднике.

– Джеральдина, – Альбус опустил глаза, уже не надеясь на ответ. – Я не того хотел.

И она тоже не ответила. А когда за столом появился отец, Альбус ему уже ничего не сказал. Ему не было страшно сидеть с ними, ему в голову не пришло сбежать. Все они были дороги ему, и он был рад, что они вернулись. Он очень быстро заснул прямо там, и последним, что он видел, закрывая глаза, было лицо Камиллы. Утром ему было страшно досадно, что они не остались, и он пошел на кладбище, надеясь встретить их там – однако там их лишь чувствовал, не видя. «Ничего, – подумал Альбус, – они придут вечером». Но вечером никто из них не пришел, и Альбус вновь перебирал в памяти события последних двух месяцев. Постепенно всплывали и более ранние: история с Камиллой, насмешки над братом, подложные письма, побег из библиотеки… Письма, ан которые он не ответил Джеральдине. «Все к этому шло, – усмехнулся Альбус по себя. – Я всю жизнь шел именно к тому, что случилось».

Он пробовал писать брату: кое-как выдавил из себя пару абзацев. Аберфорт не ответил. Можно было бы аппарировать в Хогсмид… Впрочем, брат вряд ли теперь туда пойдет.

В выходные явились друзья. Заставили умыться, побриться, прибрались, накормили и оставили мелочь «на хозяйство». Он был благодарен, но – над чем раньше бы и не задумался – не знал, как им сказать, чтобы они на время оставили его одного. Ему ничего не было нужно – только еще раз увидеть своих мертвецов. Однако они не появлялись больше, и с каждым вечером одиночество впивалось больнее, как будто у пиявки, присосавшейся к душе, выросли зубы. Когда особенно свирепо взвывал за окном ветер, дуя во все щели, Альбус гадал, где теперь Геллерт, и чувствовал только жалость, как к младшему брату, которому обжечься только предстоит. А без этого он перебирал в памяти лица своих мертвецов, то как поступал с ними, или гадал, кто же мог убить Ариану.

«Я стоял прямо напротив двери… Но я же не пускал заклятий в ту сторону! Или у меня дрогнула рука? Ничего не помню…»

На улице он появлялся редко и неизменно слышал смех и перешептывания за спиной. Иные и вовсе шарахались от него. Кажется, слухи об их с Геллертом отношениях разрастались. Это не имело значения. Его сестра была мертва, а его брат был несчастен и не желал его знать.

Как-то его остановила мисс Бэгшот. Они не виделись с самых похорон Арианы. Теперь она выглядела сердитой.

– О вас с Геллертом говорят самые мерзкие вещи. Почему ты это допускаешь?

– А что, Силенцо на каждого накладывать? – вяло ответил Альбус. – Я почти не выхожу и ничего не слышу.

Бледные брови мисс Бэгшот сошлись на переносице, она взяла его за рукав:

– То, о чем говорят – правда?

Он скривился:

– Я даже не знаю, о чем.

Догадывался, конечно, но говорить об этом с соседкой не стал бы. Мисс Бэгшот покраснела, и Альбусу вдруг вспомнилось, как она однажды фотографировала и с Геллертом в саду – на память, для себя. У нее, наверное, карточка осталась.

– Ты его совратил? – она посмотрела в упор. – Я понимаю, что это вполне может быть правдой. Чему еще ты его научил?

– Не ваше дело, – огрызнулся Альбус, только бы окончить разговор.

… Вернувшись из лавки, он обнаружил нескольких сов, бьющихся в окно. Половина булки была скормлена птицам, а в руках у Альбуса оказалось четыре письма. До недавнего времени друзья предпочитали связываться с ним по камину, но камин сломался, и на неделе они стали писать ему.

«Привет, Альбус. Почини камин все-таки, а то мы все волнуемся за тебя, а навещать можем не слишком часто, так что камин был хорошим выходом, пока его не завалило. А лучше переезжай побыстрее ко мне. Комната тебя заждалась.

К тому же скоро мне понадобится твоя помощь. Я буду готовиться поступить на курсы магического права при Министерстве – платные, конечно, зато после них открываются хорошие перспективы. Деньги для меня отец еще с получения наследства отложил. Ему важно, чтобы я получил хорошее образование, он считает, даже с деньгами только оно поможет выбиться в люди. Я и сам так думаю. Бухгалтерию я вел с четырнадцати лет, в чарах поднаторел, пока путешествовал, а теперь вот буду знать законы – неплохой багаж в целом.

Да и тебе нужно устраиваться. С твоими талантами и наградами тебя везде с руками оторвут, только приди. Так что собирайся, пора нам обоим вырываться из глуши. И прости, но поменьше думай о том, что произошло. Ты обмолвился, когда мы возвращались с похорон, что считаешь себя виновным в смерти сестры – Альбус, это же не так, ты сам знаешь. Она давно болела. Очень жаль, но не все болезни можно вылечить.

Жду письма, а лучше приезда. Элфиас».

«Дорогой Альбус!

Пишем вдвоем: Клеменси гостит на ферме, где я работаю. Она передает извинения от Финеаса: тот поступил журналистом в одну газету, штат там небольшой, поэтому у него сразу оказалось очень много работы. Как ты понимаешь, ему довольно сложно.

Недавно на ферму заглядывали профессор Маккиннон и профессор Кей, они дружат с мистером Каслом. Я была очень рада их видеть. Профессор Маккиннон договорился забрать в следующем году на некоторое время молодого лунного тельца, чтобы показать его третьекурсникам. Он рад, что Ланс нашел себе на ферме друзе, а главное, подругу. Что до профессора Кея, он рассказал мне весьма неприятные подробности с назначением нового преподавателя астрономии. Оказывается, профессор Корнфут, подавая заявление об уходе, рекомендовал взять на его место Лэмми, но директор Блэк отказал в весьма оскорбительных для Лэмми выражениях. Понимаю, с чем это могло быть связано, но все же так несправедливо. Лэмми давно все понял и раскаялся, он никогда больше не причинит никому вреда, а астрономию больше него не любит никто. Не знаю, кого директор найдет лучше.

Они засиделись допоздна, и профессор Кей напоследок стал рассказывать о Дурмстарнге: там, оказывается, в мае был большой скандал. Студент предпоследнего курса вместе с подругой вызвал Адский огонь. Погибло больше десятка ребят, и в том числе эта девушка. Сам он спасся каким-то чудом. Его исключили, и только возраст спас его от суда. Не знаю, может Блэк опасается тог же – он наверняка слышал об этой истории. Но Лэмми на такое не способен!

Впрочем, я увлеклась. Буду очень рада видеть тебя у нас на ферме. Приезжай. Поверь, здесь особенная атмосфера, среди животных так спокойно. На сегодня прощаюсь и передаю перо Клеменси.

Альбус, прости, но мне почти нечего тебе написать. Финеас работает, я работаю. Сказать, что все хорошо? Наверное, да. Мы есть друг у друга.

Ты это тоже помни, пожалуйста. Ты есть у своего брата, ты есть у нас всех. Мы все любим тебя. Пожалуйста, не отдаляйся надолго.

Преданные тебе, Клеменси Йорк и Айла Хитченс.

P.S. Кажется, у Викки что-то случилось. Её мать говорит, что она снова уехала отдыхать. Помилуй, после её возвращения месяца не прошло! И она почему-то не отвечает на письма. А Гораций все хворает, и нас не пускают к нему. Мы очень встревожены».

«Альбус, надеюсь, ты в порядке. У нас тут безумие какое-то. Пропала Виктория, Гораций видеть нас не хочет. Элфиасу пока ничего не говорим, он же любит Викки, он с ума сойдет, а нам только этого недоставало. Девочки и Финеас каждый вечер собираются на квартире у кого-нибудь из нас и гадают, как лучше поступить. К тебе мы боимся врываться просто так… Но, ты понимаешь, надо вмешаться, пока не вышло новой беды.

Альбус, знаешь, я все время думаю про твою сестру. Часовщик мучил её, как и меня. Его надо остановить, чтобы он больше не мучил детей. Мне кажется, это все связано с какими-то перекосами во времени, оно не везде одинаковое и правильное, и в этих-то перекосах он живет. А может, он создает их сам? У меня такое чувство, что мы его поймаем, стоит только разгадать эту штуку: почему время идет то быстро, то медленно. Может, как-то небесные тела влияют? Я найду зацепку, я уверен.

И, конечно, тебе не в чем винить себя. Это Часовщик пришел к вам в дом и на какое-то время свел всех с ума. Наверное, твоя сестра что-то о нем поняла, хотела рассказать, и он её за это убил.

В общем, нужно выяснить, что там с Викки. Как думаешь действовать? Девочки даже не могут понять, где она. Лэм».

Осенний ветер ударил в открытую грудь. Альбус поправил куртку и оглянулся. Сад Слагхорнов стал, кажется, еще запущеннее, напоминая лесок, окружавший Буковый дом. Между деревьев блестел пруд, по которому всего несколько лет назад Альбус катал Камиллу – тогда она была жива, и мама, и Ариана тоже, и он помыслить не мог, что однажды все будет иначе. «И по моей вине». Тряхнув головой, Альбус зашагал по узенькой тропинке, которая, насколько он помнил, вела к французскому окну в комнате Горация.

Добравшись до дома, он заглянул в окно: друг сидел у камина, укутавшись в плед и положив ноги на пуфик, попивал из чашки что-то, очевидно, теплое и читал. Когда Альубс постучал по стеклу костяшками пальцев, Гораций чуть не выронил чашку, пару минут сидел потерянный, потом все-таки отворил, стараясь держаться в стороне от сквозняка, и мгновенно закрыл створки.

– Ты в самом деле болен, как я вижу? – пробормотал Альбус, оглядывая тумбочку, уставленную микстурами. Слагхорн вздохнул:

– Увы, да. Прости, я так плохо себя чувствовал, что не смог прибыть на похороны твоей сестры. Прими мои соболезнования.

Альбус кивнул, продолжая ощущать настороженность, зародившуюся, едва он прочитал письма друзей и сопоставил все факты.

– Скажи, зачем ты прячешься от друзей? От Викки? Она так переживает, что сама пропала неизвестно куда.

Гораций развел руками, потом забрался в кресло и укутался пледом.

– Я не хотел её волновать. Я совершенно не подумал об этом.

– Так подумай! – Альбус сел против него. – Напиши, объяснись. В конце концов, у вас свадьба скоро.

Слагхорн очень странно на него посмотрел.

– Думаю, – медленно проговорил он, – Викки захочет подождать, пока у тебя не истечет срок траура. Она не представляет свадьбы без твоего присутствия.

Альбус пожал плечами: Гораций явно увиливал от прямого ответа, а как вывести его на чистую воду, сложно было понять: очень путались мысли. В дверь постучали, и в комнату вошла чуть постаревшая за эти годы миссис Слагхорн, бормоча на ходу:

– Дорогой, я подала объявление о вашей с Эллой помолвке… Здравствуйте, сэр, – она остановилась, заметив приставшего Альбуса. Тот растерянно поклонился и также поздоровался.

– Ты не предупреждал, что у тебя будут гости, -удивленно обрались миссис Слагхорн к сыну, осевшему в кресле. – Сейчас вам принесут кофе, сэр, – кивнула она Альбусу и вышла, оставив друзей вдвоем.

– Только не говори, что твоя матушка никак не запомнит имя твоей невесты, – мрачно усмехнулся Альбус и заметил, что у Горация дрожат руки. Тот затравленно оглянулся.

– Ты совершенно не понимаешь… Я не виноват. Я не ожидал…

– Помолвка расторгнута? – спросил Альбус жестко. – Свадьбы не будет? Ты боишься объясниться с Викки?

– Напротив, – грустно вздохнул Слагхорн. – Она все знает. Да, поначалу я боялся и скрывался от нее, ссылаясь на болезнь, но в конце концов пришлось все рассказать. Мы с Эллой должны пожениться, и как можно скорее.

Альбус взглянул в упор.

– Я не верю, чтобы ты предпочел нашей Викки идиотку Крейвуд.

– О, – протянул Гораций. – Она не идиотка, поверь. Но ты прав, я не предпочитал, предпочли за меня. Элла заманила меня к себе в гости и, видимо, подлила в чай приворотного зелья. Нас застали. Теперь мне нет другого пути, кроме как жениться.

Альбус моргнул.

– И ты не понял, что пьешь? Ты же знаешь о приворотном зелье все! и зачем ты вообще к ней пошел? Ты же знаешь, она спала и видела, как бы получше выйти замуж! Ну прости, не ожидал.

Он откинулся, скрестив руки на груди. Гораций склонил голову набок:

– Может. Так и к лучшему. Я представляю, что за жизнь ждала бы меня с Викторией. Эти ее потуги быть эмансипе… Её эксцентричность, стремление влезть в то, чего она не понимает… Я не был бы с ней счастлив.

– И потому не особенно и сопротивлялся Крейвуд, хотя сразу все понял? – догадался Альбус. – Ну что ж, мне тоже все понятно. Прости.

«Да, пожалуй, если бы Геллерт вмешался в их жизнь, то было только к лучшему», – он распахнул французское окно, заставив Горация застонать, и вышел в сад.

За Викторию было очень обидно, хотя он не мог не сознавать, что брак со Слагхорном и ей счастья бы не принес. Конечно, ис Геллертом встерчастья ей бы ни к чему… Хотя, может, в её жизнь Геллерт и не внес бы разрушения? Ведь жизнь собственной семьи Альбус разрушил сам.

«Я думал только о власти, – усмехнулся Альбус про себя, когда снова очутился в Годриковой Впадине. – Об ответственности, помнится, говорил… А у самого не хватило ответственности даже на то, чтобы присмотреть за братом и сестрой. Она в могиле, а он знать меня не хочет – и правильно. Он вообще был прав. Не умею я держать. И Горация не мне судить». Следовало теперь подумать, где может быть Викки – но когда Альбус подходил к своему дому, оказалось, что Викки ждала его там. Она укуталась в темно-синий плащ с капюшоном, и все-таки не узнать её было невозможно. Завидев друга, Виктория кинулась ему на шею и уткнулась в плечо.

– Я несчастна, Альбус! Я несчастна!

– Я знаю, – вздохнул он и погладил её по спине. – Пойдем в дом.

В передней Викки сбросила плащ и немного брезгливо осмотрелась. Она не была здесь дольше всех, и запущенность обстановки, кажется, удивила её.

– Тебе… следовало бы прибраться, а то пылью пахнет, – она принюхалась потом провела ладонью по щеке Альбуса. – И побриться. Раньше тридцати тебе бороду отращивать не стоит, нелепо смотрится.

Живо пройдя на кухню, она наклонилась к давно остывшему камину.

– О Мерлин, чем ты его топишь? – двумя пальчиками Викки достала обрывок обгорелого пергамента: дрова кончились, и Альбус подбрасывал в камин свои рукописи. – Черновиками научных статей? Дамби, ты свинья!

– Знаю, – ответил Альбус, усаживаясь за стол, и потер виски. – Я только что от Горация.

Викки застыла у камина, на спички у нее в руках капнули слезы.

– Он предпочел мне эту Крейвуд. Эту злобную клушу!

Она отшвырнула коробок и топнула ножкой.

– Элла, наверное, радуется. Пишет ему, да? Он хвастался? Показывал тебе письма? Она смеется надо мной, а он наслаждается её остроумием?

–Нет, – Альбус подобрал коробок, подошел к камину и стал растапливать сам. – Наполни чайник, пожалуйста. Ты знаешь, что Крейвуд использовала приворотное зелье. Я не знаю, почему Гораций считает себя обязанным спасать эту дрянь…

– Потому что видит в этом шанс спастись от брака со мной, – вздохнула Викки. – Он давно не был доволен, но трусил разорвать помолвку без повода.

– Ну так не жалей о нем, – вырвалось у Альбуса. – Он того не стоит.

«Сказать ей про Геллерта или нет?»

– Да уж, и притом он сам себя наказал браком с Эллой, – кивнула Виктория, нарезая хлеб, чтобы сделать гренки. – Представь, она прислала мне письмо, где в самых издевательских выражениях просила поздравить её с победой.

– Это было сегодня? – мягко спросил Альбус, с отвращением представляя смеющиеся болотные глаза Крейвуд.

– Это было пять дней назад, – ответила Викки вяло. – А сегодня я приняла предложение Оскара Фенвика, секретаря моего отца. Я выхожу за него замуж.

Альбус выпрямился во весь рот, взмахнул руками сбив неубранную с утра миску.

– За Фенвика? Да ведь он… Он подонок, каких мало! – он остановился на секунду ,вспомнив, что Викки не знала о случившемся с Анджелой. – Он… Он ничтожество, и к тому же жесток. Я лучше его знаю. Он был старостой на Гриффиндоре.

– Он говорит, что любит меня, – Викки пожала плечами. – Людям свойственно меняться. И вообще, Альбус, пойми, – она вдруг сложила руки. – Я не могу допустить ,чтобы эта Крейвуд торжествовала. Чтобы они с Горацием наслаждались жизнью, а я осталась брошенной невестой – посмешищем для всего света.

– Да какое тебе дело до всего света?! – Альбус вскипел. – Скажите пожалуйста, ценность! Какая разница, что о тебе скажут глупцы и бездельники? Постоянно оглядываться на них – это независимость, по-твоему?

– Я не хочу быть проигравшей, – Викки шмыгнула носом.

– Ну хорошо, – Альбус взял у нее сковородку и закрепил над огнем– а то еще обожжется, когда будет ставить. – Все равно, зачем тебе Фенвик? Выходи за Элфиаса. Он любит тебя. Он отличный парень. Он будет просто счастлив.

– В этом-то и беда, – она снова вздохнула. – Он будет счастлив, а потом я встречу настоящую любовь – это ведь обязательно случится, Альбус. И что тогда? Я не смогу быть счастлива, зная, как Элфи из-за меня страдает. Дать счастье, а потом лишить – это ведь хуже, чем не давать вовсе. Нет, нет. Я знаю, что он прекрасный человек, что он любит меня, и поэтому хочу с ним вести себя честно. А Фенвика мне не будет жаль – и если он таков, как ты говоришь, тогда тем более.

Они выпили чаю, и она ушла, а Альбус остался. Быстро стемнело, холд стал покусывать руки и кончик носа, но юноша не спешил снова растапливать погасший камин. После дня, проведенного среди живых, желание увидеть своих мертвецов стало невыносимым. Опустившись на пол у окна, он стал ждать.

«Приходите, приходите, мои хорошие, я очень хочу снова увидеть вас. Может, ан этот раз вы меня простите? Я ведь все понял. Я никогда больше не буду стремиться к власти. Только если ен будет иного пути… Но я буду знать предел. Я теперь знаю себя. Мне нельзя брать ответственность… Ари, ведь это не я тебя убил? Будь добра, приди и скажи, что это так. я не смогу жить, понимая, что виноват перед тобой еще и в этом. А хотя… Если из-за меня тебя убили Геллерт или Аберфорт – это ведь еще хуже. Что убийство делает с душой? Не знаю точно, но лучше ведь, чтобы это стало с моей душой, верно? А еще лучше, если бы Геллерт пустил тогда в меня Круциатусом. Я-то заслужил. Как Аберфорт теперь живет? Не представляю…»

Наверху тревожно вскрикнул феникс. Альбус поднялся к себе, выпустил птицу из клетки, открыл окно: Фоуксу надо было погулять, а ночной холод его бодрил. Феникс, взмахнув крыльями, вырвался в ночь, и тут Альбус почувствовал в комнате чье-то присутствие. Радостно обернулся: перед ним стояла Ариана.

– Ари, ведь это не я тебя убил? – он опустился на колени. – Скади, что не я. Пожалуйста.

Она молчала. Он снова кое-что вспомнил.

– Ты не хочешь, чтобы я себя оправдывал? Да, все стало совсем плохо, когда после смерти Камиллы я стал искать других виноватых и забыл, что погубил её сам. Хорошо, я не буду искать виноватых. Только прости меня, пожалуйста. Прости.

Он молча отвернулась, тихо пошла к двери. Альбус поднялся и последовал за ней. Он шел быстро, но никак не мог догнать её, а из комнат между тем появлялись мертвецы: мать, Камилла, Джеральдина, отец… И напрасно он снова обращался к каждому из них: они молчали.

– Я виноват, что забывал по вас, – твердил Альбус. – Я понял все. я не знаю, как это исправить. Простите меня!

Они молчали и шли вперед. Он и не заметил, как они вышли на улицу, не почувствовал ни пронизывающего ветра, ни первых капель холодного затяжного дождя.

– Вы сердитесь, что я не остановил Геллерта, когда он пытал Аберфорта? – гадал Альбус. – Что сделал его несчастным? Я все исправлю! Я всегда буду помогать Аберфорту. Он единственный, кто у меня остался. Только простите меня, пожалуйста…

Ветер дунул так, что зазвенело железо, которым была обложена чья-то крыша. Взвыла собака. Альбус оглянулся: они вышли за пределы деревни, в поле. Мертвецы окружили его. Он потянулся к каждому, чтобы обнять, но едва касался – они исчезали один за другим. Арстаяли Ариана, Камилла, Джеральдина, родители – и он остался в поле, едва дыша.