Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)
– Со мной ничего не случится, – улыбнулась Клеменси. – Директора ведь тоже в каникулы обычно в школе не бывает. А если он в самом деле что-то задумал, – ее лицо стало серьезнее, – тогда вы все равно не сможете ему помешать. Простите, я…
И она побежала к выходу – на пороге зала как раз появился Финеас. Сразу за ним вошла Камилла, и Альбус поспешил к ней.
…Они договорились переписываться, но девочка все-таки настояла на том, чтобы ехать им в разных купе: ей – с Луизой и Лорой, а ему – с друзьями. Досадно, конечно, тратить впустую несколько часов, которые могли бы провести вместе, но чего не сделаешь ради того, чтобы она так посмотрела матовыми глазами из-под тяжелых ресниц. Ехали довольно мирно: Лэм пытался развлечь встревоженную Айлу, рассказывая ей, что в других галактиках, возможно, время течет, не как на Земле – к таким выводам они пришли недавно с профессором Корнфутом за вечерним (точнее, ночным и десятым по счету) чаем. Гораций и Элфиас оба выговаривали Викки за опрометчивый шаг.
– У тебя же будут неприятности, – вздыхал Элф. – Ради чего это?
– Ради того, чтобы побывать в роли мужчины, конечно, – разводил руками Гораций. – А потом – в роли жертвы наказания, да, Викки? Эту роль ты, я вижу, особенно любишь.
– А ты любишь амплуа комического обжоры,– отвечала Виктория. – Ты не более, чем Фальстаф.
– Зато ни разу не был наказан за все годы учебы, – Гораций обмахнулся газетой.
– Не зарекайся, – мрачно предостерег его Элфиас, за что получил от Вики благодарную улыбку. Альбус, скрестив руки на груди, смотрел на присыпанные снегом леса и поля, но видел только Камиллу, кружащуюся под звуки вальса.
Альбус успел забыть, как выглядит Годрикова Впадина зимой. Когда мать вечером аппарировала вместе с ним и братом с вокзала, было уже слишком темно, чтобы мальчик мог разглядеть деревню как следует. Его больше заботили тепло и сытный ужин, ожидавшие в доме. Но когда на следующий день Альбус вышел на улицу, увидел обряженные снегом деревья, заметенные дома и лавки, белые дорожки, то к сердцу привалилась грусть, одновременно светлая и невыносимая: он вспомнил Джеральдину. По таким зимним дорожкам они гуляли, он рассказывал ей про Дары Смерти и строил планы о том, как станет министром магии и уж точно всех осчастливит, а она кивала, и вода, проклятая ледяная вода, плескалась на ее стертые башмаки.
Будь Джеральдина сейчас жива, ей исполнилось бы двадцать четыре… Ему – пятнадцать. Она еще совсем молода, а он уже почти взрослый. Они были бы вместе. «А Камилла?» – спросил он себя и тут же понял, что чувство к Камилле вовсе не отменяет чувства к Джеральдине, что они в душе его уживаются спокойно, обе мирно соседствуя с Викки. Альбус улыбнулся и дернул плечами; его это устраивало, стыдно ему не было, и он не собирался копаться в себе – почему так.
Каникулы прошли до странного идиллически. Они с Аберфортом несколько раз играли в снежки и даже слепили снеговика – так, чтобы Ариана, не выходившая на улицу, могла его видеть из окна своей комнаты. Вместе наряжали елку, подписывали немногочисленные открытки. Принарядившись, сошли к рождественскому ужину: мальчики надели чистые рубашки, Кендра – то самое парадное, молью траченное суконное платье, и даже у Арианы отыскался где-то наряд, старенький и короткий для нее, но все же украшенный бантами и лентами. Мать улыбалась и шутила, Аберфорт смеялся вместе с ней, а потом все стали петь хором.
И все же ужин оставил у Альбуса странное впечатление. Может, из-за воскового личика Арианы, которая почти не притронулась к тому, что лежало у нее на тарелке, из-за ее странной молчаливости или из-за ожидания визита миссис Скримджер, который та, к счастью, догадалась отменить. Во всяком случае, его не покидало ощущение, что совсем скоро случится что-то нехорошее, и уж точно больше им не собраться так вместе.
Однажды вечером он пришел к Ариане, надеясь расспросить, приходит ли к ней Часовщик. Но сестра сидела на постели неподвижно, глядя распахнутыми глазами в одну точку, и Альбус инстинктивно понял, что мешать ей сейчас нельзя.
…Когда Альбус и Аберфорт, распрощавшись с матерью, забрались в вагон «Хогвартс-Экспресса», старший из братьев почувствовал привычное облегчение – дом, где ему все-таки было душно, остался позади. Друзья, правда, не разделяли его хорошего настроения; Айла молчала всю дорогу, точно ее что-то грызло, а Викки ехала красная, злая и решительно отказывалась заговаривать с Горацием, который то и дело подкалывал ее относительно того, как родителям понравилось письмо от учителей, где те наверняка писали, что устроила их дочь на праздничном балу. Слагхорн притих лишь когда Элфиас пригрозил, что все же подведет его под визит к завхозу.
Уже в повозке Альбус, видимо, заразился общим тревожным настроением и стал щуриться, вглядываясь в смутные очертания замка. Когда подъехали к воротам, заметил маленькую фигурку: Саид Раджан почему-то вышел встречать друзей. А Клеменси, от которой можно было бы больше этого ожидать… Ее не было.
Айла, побледнев, схватила Лэма за руку, тот живо соскочил в снег, упал и, поднимаясь, спросил у индуса:
– А где Клеменси?
Альбус, вдруг заволновавшись, тоже быстро слез. Саид переводил взгляд с него на Лэма.
– Мисс Йорк пропала, – тихо вздохнул он. – На третий день после бала не появилась за ужином, и с тех пор я не видел ее. И никто не видел.
========== Глава 45. Поиски ==========
С минуту все потрясенно молчали. Айла так побледнела, что Лэм обхватил ее, точно боялся, что она упадет. Викки прикрыла рот ладошкой. Гораций и Элфиас беспомощно переглянулись.
– Что, что? – раздался взволнованный голос. Вклинившись между ними, к Раджану протиснулся Финеас Блэк; даже в темноте было видно, как он побледнел. Мальчик поднял на него черные печальные глаза. Губы Финеаса задрожали, Айла молча обняла его за плечи и отвела в сторону. Лэм вдруг всхлипнул.
– Что же случилось? – пробормотал он. – Что случилось?
– В самом деле, расскажи нам подробнее, – вышел из ступора Альбус.
– Да пойдемте в школу, мы и так привлекли к себе внимание, – подал голос Гораций.
– Ага, и холодно стоять, – согласился Элфиас.
Раджан, увы, смог рассказать немногое. На третий день после бала он как раз сидел в библиотеке, Клеменси видел только утром. Из библиотеки он прошел прямо в Большой зал, к ужину.
– А кто из учителей был за столом? – задумчиво спросил Альбус; смутные подозрения одно за другим лезли в голову.
– Профессор Колдфиш, профессор Розье, профессор Фортескью…
– Одни мерзавцы! – воскликнула Викки. Саид строго посмотрел на нее и продолжал:
– Профессор Корнфут, завхоз, ну и сам директор.
– Так вот почему он праздновал не с нами, – раздался упавший голос Финеаса; он вошел в школу вместе с Айлой и Лэмом. – Он сказал, что на работе у него срочные дела… Вот какие это были дела.
На него страшно было смотреть. Казалось, ему не хватало воздуха – он побледнел до сизых губ, едва дышал и беспомощно цеплялся слабой рукой за стену. Голос сухо прерывался, будто он хотел зарыдать и не мог. Айла молча вела его вперед, Лэм гладил по плечу.
– Клемми найдется. Мы будем ее искать, мы ей поможем. Правда? – он поднял косящие черные глаза на Альбуса. Тот кивнул, лихорадочно соображая. «Что же с ней могло случиться? Надо, чтобы Айла и Викки расспросили девчонок. Кто-то же оставался из их соседок по спальне? Допустим, убить ее не могли, это точно, – Альбус вздрогнул от пробежавшего по коже холодка. – Не за что. Танец на балу – все же пустяк, а Блэка не назовешь сумасшедшим. Значит, ее могли выгнать из школы. Точно! Пусть проверят вещи. Но если ее выгнали, почему она не писала нам? Или все же оставила записку? Тоже надо обыскать спальню, хотя записку могли и уничтожить. А Блэк подгадал: в школе не было никого, кто мог бы за Клемми заступиться. Корнфут не в счет. Его стоит расспросить, но вряд ли он что-то помнит». Его размышления прервал громкий стон. Финеас все же не вытерпел: съехав на пол, он обхватил руками колени и закачался. Айла тщетно пыталась поднять его.
– Если с ней что-то случилось… Если… – он захлебнулся в слезах. – Это будет моя вина! Я убийца!
– Но она ведь жива, – серьезно сказал Лэм, однако Блэк его не слушал. На них уже оборачивались, так что пришлось Викки, Горацию и Элфиасу встать стеной, ограждая сына директора от любопытных глаз. Впрочем, Арктурус Блэк и Элфрид Гринграсс задержались, чтобы скорчить презрительные мины.
– Я убийца… – глухо стонал Финеас. – Убийца…
Вдруг он поднял обезумевшие глаза и ткнул в Альбуса пальцем.
– Вы мне посоветовали действовать! Все вы, вы виноваты, вы!
Альбус, едва не зарычав, сжал виски, и в этот момент стоны вдруг прекратились. Айла влепила кузену пощечину, а Камилла, до того не замеченная Альбусом в толпе, живо наложила на Блэка Силенцио и подала ему стакан воды.
– Я присмотрю за ним, – кивнула она Альбусу. – Решайте свои проблемы.
Поцеловав ее в висок, мальчик знаком велел друзьям следовать за ним.
В пустом классе все расстелись вокруг одной парты, придвинув стулья. Альбус изложил все, о чем успел подумать, удивившись про себя, как этого мало и как все бессвязно. Гораций вздохнул:
– А теперь еще кое-что. Ты не учел одного момента: Клеменси может написать нам, только оставаясь в волшебном мире. В маггловском она с нами не связана. Потом, были ли у нее деньги? Достаточно ли? Знает ли она Лондон? А хотя и это не главное…
– Что же главное? – спросил Альбус в нетерпении. Гораций потер лоб.
– Чего хотел добиться Блэк? Думаю, того, чтобы Клеменси исчезла из жизни его сына и больше никогда не появлялась. Но он не такой человек, чтобы идти на убийство. Да и повода особенного нет. А значит, проще всего избавиться от магглорожденной, выкинув из магического мира. Возможно – лишив палочки: иначе, думаю, она нашла бы способ зарабатывать на жизнь и сумела бы с нами связаться. Да и вообще, без палочки в нашем мире человек беспомощен.
– Ее лишили палочки – и что дальше? – почти беззвучно спросила Айла.
– А дальше… Смотря по тому, где ее оставили. Блэк мстителен, вряд ли он по-хорошему отправил Клеменси домой. Либо ее выбросили на какую-нибудь пустошь… Хорошо, если она смогла добраться до деревни или хоть до сторожки лесника. Либо ее оставили в Лондоне – для человека, который не знает его, это равнозначно пустоши. Она, конечно, заблудилась… А дальше либо замерзла насмерть в первую же ночь…
Айла вздрогнула, лицо Лэмми вытянулось, в глазах Викки и Элфиаса сверкнула ненависть, а Альбус почувствовал, как у него защипало в носу.
– Либо выжила и попала… хм… в притон. Магический или маггловский. Куда ей еще деться?
– Но у нее были деньги, – медленно проговорила Айла. – Викки, помнишь? Клем откладывала. Учила кого-то из младшекурсников петь по нотам…
– Деньги почти бесполезны, если нет палочки, – вздохнул Гораций. – Сомневаюсь, чтобы она смогла купить даже подержанную. Она прожила бы эти деньги в «Дырявом котле» – а дальше? Нужна работа, а кто ее возьмет? И к тому же ее могли забросить куда-нибудь на лондонскую окраину, откуда до «Дырявого котла» очень далеко, или в самом деле на пустошь. Тогда она для нас почти потеряна.
– Именно почти, – остановил его Альбус. – Девочки, обыщите спальню, посмотрите вещи Клеменси, расспросите тех, кто оставался с ней – Ирма Амбридж и Мэри Браун, да? Лэм, поговори с Корнфутом; может, он что-то вспомнит.
Девочки, обыскав спальню и расспросив Ирму с Мэри, узнать смогли немногое. Во-первых, с утра в день исчезновения Клеменси они не видели директора в зале, что до нее самой, после обеда она оставалась в гостиной, читала. Мэри гуляла с Мелвином Лавгудом, Ирма ушла в библиотеку. Правда, возвращаясь, она увидела, как Клеменси, выглядевшая подавленной, шла по коридору с профессором Фортескью, но не придала этому значения: торопилась на ужин. «Как можно больше узнать у профессора Фортескью», – сделал по себя отметку Альбус.
Во-вторых, учебники и конспекты Клеменси остались на месте, пропал только саквояж с ее одеждой. Айла припомнила, что, помимо суммы в несколько галлеонов, у подруги всегда было отложено немного маггловских денег. «Если она попала в Лондон, то могла просто уехать к себе домой. Главное, чтобы она не заблудилась, нашла вокзал». В таком случае – и это самый благоприятный исход – оставался небольшой шанс, что она найдет, как отправить им письмо; надо посоветовать Айле следить за почтой в Хогсмиде.
Профессор Корнфут, к сожалению, не смог вспомнить ничего важного, и Лэм написал брату в Лондон в надежде, что Филипп, служивший в Министерстве, смог бы что-то узнать. Айла также написала матери: как-то летом Айла с матерью побывали у Йорков, и теперь миссис Хитченс могла бы проверить, не вернулась ли к ним старшая дочь.
Худший вариант тоже нельзя было исключать, хотя Альбус никогда не заговаривал о таком с друзьями – у него мороз по коже пробегал, едва он представлял, что Клеменси, певчий жаворонок, за эти дни могла погибнуть. Впрочем, профессор Кей мимоходом успокоил его, что учителя тоже ищут пропавшую ученицу: профессор Сполдинг обратился к знакомым в аврорате, а сам Кей тоже уже проверял некоторые места… Что за места, правда, он не говорил.
С момента прибытия прошло два дня. Клеменси, получается, пропала девять дней назад. Время шло, шансы найти ее таяли. В сторону которого-нибудь из Блэков Альбус старался не смотреть – его неизбежно затопили бы эмоции, а сейчас как никогда требовалась ясная голова. Он обдумывал, как узнать правду о произошедшем. «Можно применить легилименцию, – осенило его под вечер на второй день. – Правда, возможно, Колдфиш окклюмент… Директор – тоже окклюмент. Розье или Фортескью?» Поколебавшись, мальчик остановился на учительнице.
Времени он терять не стал: проследовал за ней сразу после ужина. Она почему-то направлялась к директорской башне. Слегка поколебавшись, мальчик ее окликнул.
– Что случилось? – она обернулась, и Альбус удивился про себя глубокой мягкости ее голоса и глянцевому блеску черных глаз. От одного присутствия этой женщины в воздухе разливалось необъяснимое напряжение, беспокойство – словно от дурного предчувствия. Теперь он яснее понимал, почему Викки невзлюбила ее.
«Сосредоточься. Надо проникнуть в ее мысли. Нырнуть. Ныряй!» Ярко-голубой взгляд Альбуса встретился с черными глазами Элеоноры Фортескью. Он ощутил, будто превращается в щупальце, втирающееся в чужие воспоминания.
Первая же картинка, которая ему предстала, была настолько непонятной и гадкой, что он тут же со стыдом ее откинул. Был ряд в том же духе: профессор Фортескью и мужчина, смутно мальчику знакомый (лица его, как нарочно, не было видно), делающие что-то странное, притом раздетые; изредка всплывало нечто другое: уроки, посиделки в учительской… И вдруг возникло другое.
Кабинет директора; за столом сам Блэк, в креслах по обе стороны сидят Колдфиш и Фортескью. Перед ними, маленькая среди всей забивающей кабинет мебели и картин в тяжелых рамах, – Клеменси; бледная, но подбородок вскинут, глаза холодны и сосредоточены. Директор что-то зачитывает из пергамента, который держит в руках.
– …А также за вопиюще аморальное поведение исключить мисс Клеменси Йорк из Школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Палочку мисс Йорк уничтожить. Итак, вам все ясно? – опустив свиток, он притворно-ласково смотрит на девочку, та спокойно приподнимает уголки губ.
– Да, сэр.
– Тогда попрошу вашу палочку.
Клеменси без колебаний вынимает палочку и кладет на стол. Директор разламывает ивовый прутик на восемь частиц и передает Колдфишу, тот выбрасывает остатки палочки в огонь камина.
– Оставаться в школе вам не имеет смысла. Профессор Фортескью поможет вам собрать вещи.
Учительница, хищно улыбнувшись, неспешно встает с кресла. И воспоминание сменяется другим: Элеонора Фортескью на темной, закопченной улочке, меж высоких пыльных домов, стоит над телом оглушенной девочки. «Это она ее… Она…»
Приглушенный стон заставил Альбуса вынырнуть. Профессор Фортескью, сжимая пальцами виски, прислонилась к стене.
– Пожалуйста, – прошептала она. – У меня страшно болит голова, помогите…
– Больничное крыло недалеко, – бросил он сквозь зубы, развернулся и ушел.
Лишь спустившись на несколько этажей, Альбус смог остановиться и осознать, почему так горько во рту, а глаза щиплет. Клеменси, скорей всего, не выжила. Пока они веселились на каникулах, она была уже мертва. Ее оглушили, оставили на холодных камнях. Даже если она успела очнуться, некому было приютить ее и отогреть. Неважно, были ли у нее деньги – она не продержалась бы и одну ночь.
И все же он не мог представить себе ее мертвой – не щебечущей, не поющей, не порхающей по коридорам. Осознавал, что и друзьям о случившемся рассказать не может – а рассказать было необходимо, ведь он понимал, как он мучаются неизвестностью. Ночью Альбус все равно бы не заснул, но, к счастью, Камилла согласилась прийти на свидание, которое он назначил в одиннадцать у Астрономической башни. На сей раз она не опоздала, и когда он обнял ее – не стала его отпихивать.
– Как поиски мисс Йорк? Вам удалось что-нибудь узнать?
Альбус с трудом перевел дух. Впрочем, Камилла почти не знала Клеменси, вряд ли новость будет для нее ударом. Главное, чтобы она не проболталась Финеасу… Нет, не проболтается.
– Вы ведь умеете хранить секреты? – на всякий случай спросил он и тут же скороговоркой выдал: – Видимо, она мертва. У нее почти не было шансов выжить.
Камилла отступила на шаг, с ужасом распахнув глаза. Потом тихо уточнила:
– Почему? Что с ней сделали?
– Лишили палочки, оглушили и оставили на мостовой, – Альбус сжал кулаки в ярости – так ему захотелось испепелить Блэка и Фортескью. – Понимаете, ночь, мороз…
– Это из-за?.. – Камилла не договорила. Альбус резко кивнул.
– И как ему теперь сказать? А Викки, Айле? Они же подруги.
Девочка задумалась.
– А не надо пока ничего говорить, – предложила она. – Пройдет месяц, другой. Они сами все поймут.
– Но пока они будут надеяться! Ждать вестей. А это же пытка.
Камилла тихо вздохнула.
– Может, хорошие вести в самом деле будут. Вы не видели ее мертвой. Значит, есть маленький шанс, что она осталась в живых.
Альбус сдернул и протер очки. В словах Камиллы был смысл. Хотя у него, конечно, надежды не было, но за возможность утаить от друзей то, что наверняка бы их ранило – а кого-то могло и убить – он ухватился, как за соломинку. Он презирал себя за слабость, но все же понимал, что охотно поверит и в шанс для Клеменси, и во что угодно, лишь никому не рассказывать о том, что видел сам.
– Будет верить, что явилась с огнем и мечом Корделия, – горько кивнул он. – Или случилось нечто в том же духе.
– Вы, смотрю, прочитали «Короля Лира»? – Камилла была рада перевести разговор.
– Прочитал, – вяло согласился он.
– Вижу, без большого энтузиазма, чтобы просто мне угодить? – вздохнула Камилла.
Альбус напугался, что она расстроится и уйдет, и потому спешно перебил:
– Нет, нет, что вы! Просто… ну… все обычно любят Лира и считают, что он пострадал от несправедливости, но почему ему вообще пришло такое в голову? Это глупо как-то… Спросить, как его любят, начать раздавать земли. Не очень я понял, – признался Альбус, боясь, что Камилла посмотрит разочарованно, пренебрежительно, но нет – она, кажется, чему-то даже обрадовалась.
– Я очень рада, что вы сказали, как думаете, – улыбнулась она. – Хуже, если бы вы стали врать. Видите ли, Лир – человек, развращенный властью. Деспот, самодур. Ему просто хотелось подчеркнуть, что он властен творить, что угодно.
– То есть вы согласны, что он получил по заслугам? – поднял глаза Альбус.
– Вы считаете, что потеря самого любимого на свете существа – справедливое наказание за деспотизм?
Альбус призадумался.
– Думаю, нет… Я бы не хотел, по крайней мере. А в чем еще смысл?
Камилла задумчиво посмотрела за окно, которое забивала хлопьями снега вьюга.
В такую ночь, когда медвежья матка
Не вылезет, ни лев, ни волк голодный,
Он с непокрытой головою бродит
И ставит все на карту.
Она снова перевела взгляд на Альбуса.
– Мне кажется, что вы могли бы так же. В вас есть нечто сродни Лиру, но речь не об этом. Понимаете, вся трагедия – об очищении человека испытаниями, о том, как он, борясь с судьбой и с бурей, находит самого себя, которого давно потерял. Только став бродягой и попав в бурю, Лир понял, насколько он слаб. И только тогда он стал по-настоящему сильным. Он справился с грозой. Гроза – это аллегория, конечно. Это символ всех испытаний, что нас подстерегают. Они жестоки, но и беспристрастны, как буря. Они могли бы ударить в других, но под удар попались именно мы.
Альбус привлек ее к себе:
– Вас ни одна буря не коснется. Честное слово.
Она грустно улыбнулась, коснувшись легкими пальцами его виска:
Мы будем петь там, словно птицы в клетке.
Благословенья спросишь – на коленях
Прощенья попрошу. Мы будем жить,
Молиться, петь средь сказок и улыбок,
Как золотые бабочки.
– Вам не за что просить прощения, – он стиснул ее. – А так – ваша правда, да. Мы пока, точно в клетке. Но поверьте, это недолго будет. Мы еще разрушим клетку, выйдем на свободу, будем жить совершенно иначе. И никто не посмеет с нами поступить, как Блэк с Клеменси или Лэмом.
Она посмотрела ему в глаза.
– Вы уверены, что ваше призвание в этом? Что с вами не окажется, как с королем Лиром, – вы не заиграетесь и не лишитесь всего, и не поймете, в чем на самом деле смысл вашей жизни, слишком поздно – перед безумием, перед смертью?
– Но я же не… не родился королем! Я знаю, каково быть бедным и гонимым, так что я не стану тираном!
– Можно не родиться королем, знать нужду – и все-таки возгордиться, высоко занестись. Вы еще не замечали, что с вами такое бывает?
– Не знаю, – признался Альбус. – Я как-то не задумывался о себе, если честно.
Камилла тихо рассмеялась.
– Вот этим вы мне и нравитесь. Вы такой цельный, как из одного куска. Ни минуты не копаетесь в себе.
Альбус повеселел, потом остановился, призадумался. Определенно, Камилла видела в «Короле Лире» что-то, чего не увидел он сам, несмотря на свою способность мгновенно (как казалось!) понимать любой текст, заклинание, книгу. И тем не менее, она увидела то, чего не видел он. Теперь он видел это так же ясно, но не смог разглядеть сам!
– Выходит, – сказал он негромко, как бы сам с собой, – если ты понимаешь любой научный текст почти без усилий, то это не значит, что ты поймешь что угодно? Ведь, казалось, трагедии куда проще – там никаких терминов, формул… И вот…
– Они о чувствах. Об отношениях, судьбах. Это сложнее формул, вы не замечали?
– Ну, – признаваться в таком, конечно, не хотелось, но перед Камиллой почему-то не было стыдно, – мне так точно. Давно мечтал, чтобы это как-то все упростилось, что ли. Чтобы не было условностей, всех этих… намеков, недомолвок… Чтобы все регулировалось как-то проще, наукой, чтобы сразу видеть все!
– Чтобы все говорили начистоту, как есть? А если это ранит? Вспомните, с чего начался наш разговор. Вы сами не хотите рассказывать друзьям, что случилось с мисс Йорк, потому что боитесь их огорчить. А регулировалось наукой… Нет, помилуйте, это будет ужасно! Люди превратятся в механизмы. Нет, нет. Ради чего тогда жить, если исчезнут чувства?
– Раньше я бы без колебаний сказал, что без них было бы только лучше! Но теперь… нет, теперь я скажу наоборот: это и есть лучшее, что я знаю!
– Тогда зачем нам машины, – она игриво и осторожно взялась кончиками пальцев за его воротник. – Зачем регулирование всего наукой? Живите и чувствуйте – ради этого вертится земля!
Альбус подхватил ее и закружил вокруг себя, пока она не расхохоталась беззаботно. Поставил на пол и поцеловал.
– А вы знаете, мне кажется, я хочу почитать еще! Только тут я двоечник, и мне придется все-все объяснять, даже то, что очень просто! Вы согласны?
– Согласна! – она вернула поцелуй, и в эту минуту на башне возник прозрачный силуэт призрака. Девочка испуганно вскрикнула, но Альбус успокаивающе сжал ее плечо.
– Это всего лишь Толстый Монах. Что вам угодно, святой отец?
– Мне угодно предупредить вас, во-первых, что завхоз отправился в обход, так что еще минут десять подождите спускаться, – проворчал призрак довольно сердито. – А во-вторых… Молодой человек, обращусь к вам: не губите девушку! Она бедное подневольное создание, так что в случае чего за ваш общий грех будете в ответе вы один.
– Вы меня пугаете, – пролепетала Камилла, прижавшись к Альбусу. – Грех… Ответ… В чем наш грех, если мы любим друг друга, а Бог есть любовь?
Монах склонил голову набок.
– Странно, что вы мне отвечаете, а не ваш спутник. По мне, это тревожный знак. Осторожнее вам надо быть, осторожнее. На вашем месте, я бы к нему не приближался. Человек страстей – то ли вам нужно?
– Позвольте… – начал Альбус, мгновенно разозлившись, но Монах уже улетел, а Камилла, вся дрожа, зажала мальчику рот ладонью.
– Молчите, молчите. Мне вдруг стало страшно. Подождем десять минут и разойдемся. Недобрый что-то у нас брат Лоренцо.
Он погладил ее по волосам.
– Просто он тоже хочет, чтобы мы жили в страхе. А бояться не надо. Чего нас могут лишить, кроме жизни?
– Вот жизни-то и могут, – пробормотала Камилла.
Альбусу вдруг стало жутко – вспомнилась Клеменси, без чувств лежащая на мостовой. Не о чем-то ли похожем Монах пытался предупредить?
– Скорее я убью любого или сам умру, чем умрете вы, – он невольно оскалил зубы. – Так и знайте.
Первые три дня после допроса профессора Фортескью Альбус старался не встречаться с друзьями глазами и не говорить с ними. В особенности он избегал Айлу, а в сторону, где сидел Финеас, и вовсе старался не смотреть. Первое время опасался, что подойдут сами, но они благоразумно от этого воздерживались.
К его отвращению, директор и Элеонора Фортескью продолжали вести себя, как ни в чем не бывало – будто и не было у них на совести безвинной жизни, и не существовало никогда такой девочки – Клеменси Йорк, и не ее друзья сходили с ума от беспокойства. Уж не говоря о том, что переживут ее родители, когда поймут наконец, что дочери нет в живых… Альбус с содроганием понял, что рассказывать правду супругам Йорк тоже придется ему.
Пару раз он наблюдал, как перешептывались за столом Кей и Сполдинг, ради спасения ученицы заключившие перемирие, но горько усмехался – они еще не знали, что не могли сделать ничего. Рассказать им? Надо бы. Но только не прямо сейчас.
Наступила суббота. Против обыкновения, Альбус не отправился с друзьями на прогулку и не пошел в библиотеку (там можно было наткнуться на кого-то из них или на Финеаса), а остался с книгой в гостиной Гриффиндора. Напротив него на подоконнике уселась Нэнси; напевая уличную балладу, она чертила на стекле какие-то вензеля. Мальчик поежился: показалось, что Нэнси наблюдает за ним – но тут же успокоил себя тем, что он вряд ли чем-то может быть ей интересен. Разве помочь по зельеварению… Что ж, если она обратится – он не против.
– Что-то ты гулять не идешь, Дамби, – протянула Стюарт, свесив с подоконника длинные ноги.
– А ты где-то потеряла Джейн, – неловко попытался он отделаться от разговора. Нэнси прислонилась лбом к раме, напевая:
– Отец нашел себе другую – меня обрек на жизнь лихую… – и тут же подняла голову. – О, а Джейн легка на помине.
Джейн Вэнс быстро вошла в комнату, нервно оглянулась и, заметив Альбуса, подозвала его жестом.
– Выходи скорее. Тебя ждет ваш сумасшедший.
Альбус отбросил книжку и вышел, едва различив бормотание Нэнси:
– Ни днем, ни ночью нет покоя: мой брат преследует меня…
Лэм ждал у входа; его косящие глаза блестели, щеки разрумянились, будто он долго бежал по холоду. Едва завидев Альбуса, Лэмми кинулся ему на шею.
– Клеменси нашлась!
Тот невольно отступил на шаг, даже оперся о стену.
– То есть… Погоди… Она жива?
– Конечно! – Лэм энергично закивал. – Мы сегодня с Айли и Саидом пошли в Хогсмид на почту – ну, знаешь, мать ей пишет туда. И вот, миссис Хитченс написала, что побывала у Йорков и увидела там Клеменси. Она, бедная, правда, сильно больна, но ей уже лучше, она даже написала несколько строк. Записка от Клеменси приложена к письму миссис Хитченс. Мы все собираемся в нашей башне, будем читать, меня вот Айли за тобой послала.
Альбус припустил бегом, волоча Лэма за руку.
В гостиной Рейвенкло он в самом деле нашел всех: Айлу, Викки, Саида, Элфи, Горация – и даже Финеас Блэк, бледный от волнения, был там же. Глядя на радостные лица друзей, Альбус мысленно поблагодарил Камиллу за совет – все вышло, как она и говорила. Клеменси спаслась каким-то неведомым чудом, и огорчать никого не понадобилось.
Улыбнувшись вошедшим, Айла, похорошевшая за эту пару часов, оглянулась, нет ли вокруг посторонних, наложила заглушающие и принялась медленно читать:
– Дорогие мои друзья! Очень прошу вас не волноваться за меня ни минуты. Не скажу, что со мной вовсе все хорошо – меня лишили палочки, исключили из Хогвартса, и я немного больна – но все же поводов для серьезного беспокойства нет. Однако меня удивил визит миссис Хитченс. Стало быть, вы не знаете, где и почему не пишу? Разве Нэнси ничего вам не рассказывала? Мечтаю вас увидеть, хотя не знаю, когда это будет возможно. Успокойте Ф., пожалуйста, и не волнуйтесь сами. Ваша Клеменси Йорк.
Финеас закрыл лицо руками, плечи его затряслись. Айла обняла брата. Лэм, сверкая глазами, твердил:
– Я же говорил! Я же говорил!
Элфиас на радостях пожал руку Горацию, Саид – Альбусу, и только Викки сидела, призадумавшись.
– Нэнси? – медленно спросила она. – Кажется, у нас на потоке только одна Нэнси, правда?
– И живет она как раз в Лондоне, – подхватил Гораций. – Что подтверждает мою догадку. Клеменси лишили палочки и выкинули куда-нибудь в Уайтчепел, где и обретается мисс Стюарт. Видимо, Клеменси повезло с ней встретиться, и та – что для меня неожиданно – помогла ей выбраться.
– А нам ничего не сказала, – процедила Викки сквозь зубы. Гораций пожал плечами, а Элфиас спешно отвлек Викки вопросом, где им достать для Клеменси новую палочку и как ей теперь продолжать образование. Альбус, незаметно вытерев лоб, вышел из гостиной Рейвенкло. Ему нужно было кое-что прояснить.
Нэнси, кажется, и не покидала гостиной Гриффиндора. Теперь она сидела за столом, рассеянно марая бумагу – пыталась научиться рисовать. Альбус, оглядевшись по сторонам – ему совсем не хотелось, чтобы разговор слышали Джейн, Дональд или кто-то из Уизли, – молча отодвинул от нее листок.
– Эй, отдай! – Нэнси возмущенно привстала.
– Почему ты не призналась нам, что видела Клеменси? – Альбус жестко взял ее за подбородок, машинально нырнув в воспоминания. Вскоре, едва он отбросил шелуху последних дней, ему представились другие картинки: зимний вечер, узкая, кривая, грязная улочка – то, что было видно Нэнси из окна единственной комнаты в их квартирке. Кровать, где спят все пятеро детей, в том числе старший брат Нэнси и она сама; вместо одеяла – засаленное тряпье. Жуткий закопченный чайник кипит в камине; в дверь стучат. Нэнси, огрызнувшись в ответ возящейся у очага измотанной женщине в замызганном фартуке, идет открывать. А на пороге – кашляющая, трясущаяся в ознобе Клеменси.
