Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 45 страниц)
Нэнси впилась ногтями в его плечо, разлепила смежившиеся было веки.
– У тебя на руках… Что-то в этом… есть… – она едва лепетала, теряя последние силы. – Не надо… внутрь. Я солнца хочу.
– Надо вызывать врачей. Тебе помогут.
На крыльце его уже ждали мать и брат – и Кендра, увидев его ношу, каким-то чудом куда лучше него поняла, в чем дело. Крикнув Аберфорту, чтобы он вызывал целителей из Мунго, мать сухо велела Альбусу пронести Нэнси внутрь и положить на прилавок. Тот живо подчинился, сметя книги и вызвав крики среди покупателей. Уложив девушку, он продолжал придерживать ей голову и попробовал, наколдовав стакан, дать воды, но она не смогла глотнуть. Кендра между тем возилась в ногах у девушки, так что юбки Нэнси закрывали матери голову и плечи. Та слабо покривила рот.
– Сама дура. Хотела с Розье денег срубить… Не вышло. А так… Зачем мне ребенок? Кормить… Нечем…
– Крючок? – сухо спросила Кендра.
– Ага, – Нэнси снова опустила веки. – Она остановить кровь… Пыталась… А пьяная… руки трясутся… Вышло наоборот…
Покупатели перестали галдеть, замерев в предчувствии чего-то скорого и страшного. Нэнси снова впилась ногтями Альбусу в ладонь.
– Солнце мне… Покажи.
Он, аккуратно отпустив ее, кинулся к двери и распахнул. Слабый свет облачного дня проник в душный магазин. Альбус не был уверен, увидела ли этот свет Нэнси, но во всяком случае, когда он обернулся, ее черные глаза недвижно смотрели в дверной проем. И все лицо тоже было недвижно.
Кендра, скинув с головы юбки девушки, ткнула палочку ей в грудь, стала бормотать, как одержимая, длинные формулы, но тщетно – Нэнси уже не дышала. Вернулся Аберфорт с парой целителей в желтых халатах, и им ничего не оставалось, как констатировать смерть и забрать с собой тело.
– Это моя одноклассница, – пояснил им Альбус. – Ее зовут Нэнси Стюарт, она дочь сквиба, живет где-то… – он наморщил лоб, вспоминая, – в Уайтчапеле…
Один из целителей молча кивнул, другой наколдовал носилки и переложил на них девушку. Альбус вглядывался в лицо мертвой. Ему не верилось, что Нэнси больше не будет ни дышать, ни говорить, ни петь свои ужасные баллады, но синеватая бледность ее лица, не поднимавшаяся больше костлявая грудь были совершенно реальны. Один из врачей опустил девочке веки. Другой набросил на тело белую ткань.
– Кровотечение в результате подпольного аборта, – глухо объяснила им Кендра. – Я пыталась остановить, но она, видимо, уже слишком много крови потеряла к тому времени.
– А… что такое аборт? – пробормотал Альбус. Аберфорт ущипнул его, но тот почти не заметил – с каждой минутой случившееся казалось все более нелепым и невероятным. Стало быть, Нэнси больше не появится в Хогвартсе? Не будет гулять по коридорам с Джейн, не поцапается с Викки? Как это – несколько минут назад она дышала, говорила, и вдруг все закончилось для нее? «Вот так было и с отцом, и с Джеральдиной? Они были – и вдруг перестали быть? Как же это? Хотели ли они, как Нэнси, увидеть перед смертью солнце, или лежали без памяти, пока не угасли?» Целители подняли носилки. Тонкая рука с обкусанными ногтями свесилась из-под покрывала, и Альбусу вдруг захотелось подойти, потормошить Нэнси – вдруг она не насовсем умерла, вдруг очнется… Но прежде, чем он успел это сделать, ее вынесли.
Толпа, окружившая было прилавок, рассасывалась. Альбус заметил, как мелькнула в дверях темная макушка Крауча и рядом – белобрысая Лавгуда. Геспер Гэмп с гувернанткой, похоже, давно спаслись бегством. Герда Энслер застыла посреди зала, глядя на свежие капли крови на полу.
– Вы в самом деле не могли ее спасти? – тихо спросила она Кендру.
– Могла бы – спасла, – мать отвернулась, вдруг заморгав. Альбус отстраненно подумал, что надо бы выучить целебные заклинания: мало ли, что может случиться с кем-нибудь из друзей. «Особенно способное остановить кровь. В первую очередь».
…Вечер спустился чернильно-темный. После случившегося в Косом переулке матери и сыновьям было неловко говорить друг с другом. Аберфорт вместе с Арианой пошел проведать коз, Кендра возилась на кухне, а Альбус сидел на чердаке, у слухового окна, и пытался рассмотреть хоть одну звезду – но нет, стояла такая темень, словно за пределами дома кончался и мир.
«Где сейчас Нэнси? – подумалось ему. – Что с ее родными? Узнали они или нет?» Так или иначе, он был благодарен Нэнси за то, что она помогла Клеменси, да и вообще – ее было жаль. Наверное, она могла бы стать другой, родись она в другой семье. И вообще, могла бы измениться, ведь ей было только шестнадцать лет. Она могла бы стать незаурядным человеком – но все возможности, все надежды так глупо канули в никуда… «Дело даже не в этом. Она могла бы жить. А теперь она жить не будет». Альбус вздохнул, вставая; только сейчас он понял, что предстоит еще рассказать о случившемся Джейн.
Прощание выдалось тяжким: Аберфорт и Ариана едва оторвались друг от друга. Альбус, глядя на них, почувствовал легкое раздражение – следующий год должен был начаться для него вдвойне нелегко, и оставшееся до отправления поезда время тянулось невыносимо долго, так что хотелось подогнать его: раньше начнутся трудности – раньше они и закончатся. Наконец пришла присмотреть за Арианой мисс Бэгшот, Аберфорт, утирая слезы, отпустил сестру, и Кендра аппарировала с сыновьями на Кингс-Кросс.
Едва братья миновали барьер, Аберфорту замахали из открытого окна купе Ллойд и Лили, так что Альбус с облегчением отпустил брата. Самому ему следовало найти Джейн, и обнаружилась она довольно быстро: стоя посреди коридора, отчитывала Арктуруса Блэка и Элфрида Гринграсса, не замечая, как Лисандра Яксли, высунувшись из купе, безмолвно передразнивает ее под одобрительное хихиканье Илларии Малфой.
– Где ты пропадаешь? – Джейн резко обернулась к Альбусу. – Эти мерзавцы чуть не довели двух хаффлпаффцев до икоты.
– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – мальчик взял ее за руку и завел в ближайшее пустое купе, не обращая внимания ни на смех слизеринцев, ни на окрик Дональда, возникшего в конце коридора.
– Понимаешь, – начал Альбус как можно мягче. – Неделю назад я был в Косом переулке и увидел Нэнси…
Он стал рассказывать, и некоторое время Джейн слушала, будто бы не понимая, о чем он, но когда осознала, что он рассказывает ей о смерти подруги, протяжно вскрикнула и бросилась прочь – тут же, впрочем, оказавшись в крепких руках Дональда. Тот одним прикосновением заставил ее успокоиться и повернулся к Альбусу.
– Что ты ей сказал? – процедил Поттер, стиснув худенькие плечи девочки. Пришлось повторить от слова и до слова. Джейн молча плакала, уткнувшись Дональду в плечо, он поглаживал ее по волосам.
– Значит, говоришь, она упоминала Розье… И какого-то ребенка… – Поттер уже и не смотрел на Альбуса и прищурился, как хищник, ищущий цель.
– Какой ребенок? – всхлипнула Джейн. – Она к Розье только на отработки ходила.
– А в самом деле, какой ребенок от отработок? – Альбус почесал в затылке. – Мне жаль, правда… Она была не такой уж плохой.
Джейн, обернувшись, метнула на него гневный взгляд. Поттер продолжал весело и зло усмехаться.
– Спасибо, Дамби, – кивнул он, наконец. – Моему отцу будет интересно узнать… о многом. Пойдем, Дженет, я тебе кое-что объясню.
========== Глава 50. Лунная ночь ==========
Первым, кого Альбус увидел, подходя к купе, которое занимали друзья, был Лэмми, стоявший у дверей.
– Мы беспокоились, куда ты запропастился, – улыбнулся Принц. – Кстати, знаешь? Я видел Камиллу.
Альбус невольно остановился и резко втянул воздух. Лэм, вытянувшись лицом, взял его за руку.
– По-моему, она хорошо выглядит. Такая спокойная, бодрая. Думаю, у нее лето прошло не так уж плохо. А ты какой-то бледный. Тяжело было, да?
Альбус заставил себя улыбнуться и мотнуть головой.
Друзьям он тоже рассказал о смерти Нэнси. Несколько минут они подавленно молчали, потом Гораций в задумчивости пригладил вьющиеся волосы:
– Я так полагаю, ты задержался, потому что сообщал обо всем Джейн? А знает Джейн – знает и Дональд. Следовательно, аврорату тоже в скором времени все будет известно.
– Думаете, у профессора Розье будут проблемы? – робко спросил Финеас. Викки сердито посмотрела на него:
– А по-вашему, он их не заслужил? Вам его жалко?
Блэк посмотрел в пол, поколебался.
– Да, мне его жаль. Я его знаю давно, он очень часто посещал наш дом, занимался с нами зельеварением – просто так, бескорыстно.
– Конечно! – фыркнул Гораций. – При состоянии Розье можно позволить себе быть бескорыстным. Правда, наследник не он, а его старший брат, но наш уважаемый профессор, думаю, в накладе не останется.
Айла сурово посмотрела на него и обратилась к кузену:
– Я понимаю, вы к нему привязаны, но если из-за него девушкам угрожает опасность…
– С чего вы это взяли? – Финеас вскинул брови. – Может, он тут скорее жертва? Стюарт… – он покраснел, но продолжил: – О мертвых – либо хорошо, либо ничего, но согласитесь, ее нельзя было назвать воспитанной девицей. Может, она сама завлекла его, хотела на себе женить?
– А Глэдис Фадж? – подал голос Элфиас. – Мне Натали рассказывала, ее семья дружит с семьей Уизли. Розье соблазнил Глэдис, и она оказалась в положении от него.
– Здесь дамы! – воскликнул Финеас тревожно.
Айла покраснела, опустив глаза, Викки немного поерзала, потом с любопытством подалась вперед. Элфиас продолжал:
– Малкольм все равно женился на ней, но когда на свет появился слишком похожий на Розье ребенок, уехал в Индию. А Глэдис… Может, она встречается с Розье до сих пор.
– Не думаю, – покривился Гораций. – Скорее всего, замужние дамы его не интересуют. Девушки для него значимы, лишь когда они его студентки.
Лицо Айлы исказилось от отвращения. Викки явно было любопытно. Финеас, покраснев, забарабанил пальцами по полке. Один только Лэм, кажется, вовсе выпал из общего разговора, уставившись косящими глазами в окно.
– Я думаю, – наконец протянул он, – что на самом деле все попадают в рай. Ну, или почти все. Те, кому на земле было плохо – это точно.
Гораций со вздохом поднял глаза:
– И при чем тут рай?
– Но ведь Нэнси же умерла, – воззрился на него Лэм.
– Она не может быть в раю, – отрезал Финеас. – Она убила своего ребенка.
– Да кто-нибудь мне объяснит, откуда у нее ребенок взялся? – вскипел Альбус, разозлившийся оттого, что плохо понимал, о чем разговор. Но Финеас лишь поспешно предложил сменить тему.
…Холодный ветер шумел ветвями, тьму разрывал лишь отсвет фонаря в руках лесничего. Альбус, помогая усесться в повозку девочкам, то и дело оглядывался вперед – на животных, о существовании которых знал давно, но только сейчас увидел. Фестралы, живые конские скелеты, обтянутые черной кожей, с большими перепончатыми крыльями, покорно вздыхали, готовясь тащить тяжесть. Их глаза устало мерцали. Альбус зашарил по карманам, нащупал сухарь и сунул в морду ближайшей к нему лошади, но она брезгливо отвернулась.
– Они плотоядные, Альбус, – раздался спокойный голос Айлы. – Подожди, кажется, у меня оставался сэндивч с беконом. Держи.
Она протянула сэндвич Альбусу, и на сей раз фестрал оценил угощение. Викки удивленно повела глазами.
– Вы оба их видите?
– Да, – кивнула Айла. – Альбус, думаю, из-за Нэнси, а я в детстве видела, как умер один папин друг.
Она поежилась и опустила ресницы. Лэм погладил ее по плечу.
– Странно, да? – спросил он. – Почему люди путают причину и следствие? Человек, видевший смерть, способен увидеть потом фестрала. А считается, что это фестралы приносят несчастье. Но ведь это клевета.
Альбус ответил бы ему, но в этот момент увидел, как в повозку рядом с ними вместе с Луизой садится Камилла. Сердце у него сжалось, а земля каруселью закружилась под ногами; он вцепился в оглоблю, чтобы не упасть. Судорожно дыша, стал следить за девушкой взглядом.
Она вправду, как и говорил Лэм, выглядела спокойной. Прежние живые краски лица, правда, уже не вернулись, зато в осанке наконец появилась уверенность, и еще Альбусу показалось, что теперь она ничего не боится. «Может, у нее мать за границу уехала?» – понадеялся он. Камилла не оборачивалась в его сторону, а между тем повозки тронулись – Альбус едва успел заскочить к друзьям. Всю дорогу он мог наблюдать за Камиллой – и не сводил с нее глаз, а она, ничего не замечая, болтала с Луизой. «Может, она хотя бы смирилась? Не страдает больше? Хоть бы не страдала…»
Следующие две недели прошли на удивление привычно, рутинно. Правда, в гостиной Гриффиндора воцарялась по вечерам странная тишина: призрак смерти, хоть и промелькнувший в отдалении, но забравший одну из «своих», напугал ребят. Джейн ходила подавленная. Геспер и Элла, бывало, вслух принимались обсуждать при ней, как опозорила себя Нэнси и как скомпрометирована через нее подруга, пока однажды утром обеих не нашли привязанными к перилам, с задранными юбками, завязанными над головами. Виновников найти не смогли – нападавшие оглушили девочек, так что те ничего не помнили. Некоторое удивление вызвал Розье, державшийся так, словно ни смерть Нэнси, ни происшествие с его ученицами ни малейшего отношения к нему не имеет.
После урока зелий, в пятницу, на второй неделе учебы Альбус и обнаружил у себя в сумке записку. Сердце встрепенулось, когда он узнал легкий, в завитушках почерк Камиллы. «Пожалуйста, приходите сегодня, в шесть вечера в «Кабанью голову». Скажите трактирщику, что вас ждут в шестом номере, он проводит. Встретиться с вами мне совершенно необходимо».
В первые секунды Альбус запрокинул голову и чуть не расхохотался от радости: Камилла простила его, любила по-прежнему, и теперь… Но тут же он похолодел: записка могла означать и разрыв. «Или у нее что-то случилось… Приходить или нет? Если узнают, что с ней опять сделают дома? Не приходить…» Но в конце коридора мелькнуло черное платье, и Альбус мотнул головой: если бы он сегодня не пошел, он не простил бы себя никогда в жизни.
До шести он не мог ждать спокойно: бегал вокруг замка, призвал метлу и гонял на ней, наконец, пришел в Хогсмид на полчаса раньше, послонялся по улицам, но все же не утерпел: явился в «Кабанью голову». Трактирщик, неодобрительно на него посмотрев, знаком велел следовать за собой.
Дверь с прибитым к ней проржавевшим номером отворилась и затворилась, когда Альбус прошел в комнату. У стола, оперев голову на руку, грустно глядя на свечу, сидела девушка в шали и под вуалью. Альбус медленно подошел к ней, опустился на одно колено, поцеловал ей руку. Камилла молчала с минуту, потом подняла вуаль и уронила шаль на пол.
– Спасибо, что вы пришли, – тихо сказала она. – Встаньте, встаньте. Я чтобы вы меня обняли и поцеловали… Если вы сами этого хотите, конечно.
Он встал, бережно обнял ее и целовал нежно, долго. Потом усадил на диванчик в углу и снова привлек к себе.
– Как вы? – только и смог спросить, глядя на ее бледные, бессильные руки. Она слабо кивнула.
– Ничего. Вы, говорят, блестяще справились с СОВ. А у меня всего одно «Превосходно» – по прорицаниям.
Альбус поморщился, вспомнив, что профессор Фортескью чуть не убила Клеменси, но промолчал, не желая омрачать свидание с Камиллой ничем. Девушка слабо улыбалась:
– У меня все время выходит, что я буду счастлива. Представляете?
– Вы и будете счастливы, – он поцеловал ее в висок. – Нам просто нужно потерпеть еще чуть-чуть. И мы сбежим прямо из школы, чтобы взорвать этот идиотский мир. А после построим свой, где не будет дурацких приличий, правил – словом, ничего, что было бы не разумно.
– Значит, надо просто потерпеть? – она прикрыла глаза. Альбус вдруг заметил, что у ее черных, бархатистых бровей залегли две тонкие морщинки.
– Как вам жилось? – дрогнувшим голосом спросил он. – О чем вы думали?
– Жилось не так уж плохо, – коротко ответила она. – А думала о разном.
– О чем же? – допытывался Альбус, и она вдруг расхохоталась, запрокинув голову.
– А помните, как вы мне подкинули птичьи крылья? Ох и испугалась я тогда! Я же ужасно боюсь мертвых птиц!
– Правда? – Альбус тоже рассмеялся и хлопнул себя по лбу. – Простите, я просто идиот!
– А помните, как вы помогали мне на зельях – я так растерялась, что даже нож не могла взять правильно…
– Это бывает. Зато на полетах вы отлично себя проявили. Взлетели одной из первых, помните?
– Не помню, – она покачала головой. – Там всех затмили вы. Почти что улетели к солнцу.
– Если бы меня не остановили, может, я бы уже сгорел, – он с самодовольным видом заломил руки и вытянул ноги. – Ну а так всего лишь оказался у завхоза.
Лицо Камиллы стало серьезным и строгим.
– Слишком часто вы у него оказываетесь.
Альбус немного покраснел.
– Ничего страшного. У меня шкура толстая.
Камилла приподняла уголки губ, мрачно и насмешливо глядя в пространство.
– Пожалуйста, покажите ваши шрамы, – попросила она. – Мне нужно знать.
Он слегка помялся, но не хотел ей ни в чем отказывать: сбросил мантию, жилет, рубашку и повернулся к ней спиной. Она стала водить по его шрамам тонким пальчиком, словно пересчитывая, а потом вдруг коснулась одного из них губами. Ее прикосновения прокатились бодрящим холодом, а касание губ, такое легкое, неожиданно воспламенило все внутри. Альбус наполовину развернулся, приобняв рукой ее тонкую шею. Но не успел он ее поцеловать, как она выскользнула и отбежала в сторону.
– Подождите! Не оборачивайтесь! Лучше закройте глаза.
Альбус опустил веки и ждал некоторое время, пока ее тонкие руки не коснулись вновь его плеч. Он поднял голову – она стояла перед ним, прикрытая лишь тонкой белой сорочкой, под которой нежно розовело тело.
Тот самый зверь – казалось, уже забытый, – что когда-то раздирал Альбусу грудь, веля ему мучить Викки, снова проник внутрь, впиваясь в каждую клеточку. Тяжело дыша, парень поднялся и привлек Камиллу к себе, горя, будто в лихорадке.
Дальше пару минут он ничего не осознавал, кроме растопляющего внутренности жара, пылающего все сильнее от мягкости ее губ, плавных изгибов тела и нежности кожи. Альбус поднял Камиллу на руки, снова положил на диван – она только смотрела в упор и вновь и вновь тянулась, чтобы поцеловать его. Его руки скользили по ее телу – кажется, ей становилось все лучше, и одно это заставляло чувствовать себя вновь летящим к солнцу. Оказывается, великим счастьем было приносить радость, ласку, отдавать себя всего – и чем лучше было Камилле, тем счастливее был он сам. Наконец он и вовсе перестал осознавать, что делает, отдавшись на волю инстинктов, его направлявших.
Его тянуло дальше, ощущения были все острее, пока наконец не стало так пронзительно-сладко, что он громко вскрикнул – и она вместе с ним. Ее голос немного привел Альбуса в чувство: Камилла лежала перед ним, совершенно белая, и дарила взгляд, полный любви и восторга.
– Я твоя, – улыбнулась она. – Это так хорошо. Ты счастлив?
Альбус, не ответив, вновь кинулся ее целовать.
Потом они в изнеможении и упоении сидели, припав друг к другу, не удосужившись прикрыться хоть чем-то из одежды, рассматривали радостно и беззастенчиво тела друг друга, ласкали друг друга, целовались и шептали на ушко всякий вздор.
– Знаешь, – смеялась Камилла, водя пальчиком по его груди. – Я в детстве как-то побывала в маггловском цирке. У меня была такая веселая гувернантка, мисс Пьюси – совсем молоденькая, насколько я помню. При матери она изображала, что строга со мной, а когда мы оказывались наедине, болтала, как с подружкой. И вот однажды она отвела меня в цирк.
– В цирке воняет, – шутливо поморщился Альбус.
– Я ничего не замечала, – беззаботно продолжала Камилла. – Меня поразило выступление канатоходцев. Особенно запомнилась одна девушка – такая, знаешь, тоненькая, с огненно-рыжими волосами. Она дошла до середины каната и начала показывать фокусы, и каждую минуту все ждали, что она упадет, но она потом добралась до другой площадки. Знаешь, я потом все мечтала тоже когда-нибудь пройтись по канату над целой толпой, чтобы все перешептывались, показывали пальцами и ужасались.
– А я однажды попытался сделать канатоходку из сестры, – признался Альбус. – Она была совсем маленькая, года три, а мне было семь. И вот стало мне жутко любопытно, выдержит ее вожжа или нет. Ну, я привязал один конец к кровати, другой – к дверной ручке и уговорил сестру пройтись. Ну, она, конечно, тут же упала, нос расшибла в кровь, разревелась…
Он с улыбкой покачал головой, вспоминая, как крепко отстегал его за тот случай отец.
– А кем ты мечтала быть потом?
– Потом… – Камилла задумалась. – Потом мисс Пьюси выгнали, потому что мать застала их с отцом. Я узнала, что мисс Пьюси стала актрисой, и тоже захотела поступить в театр. Даже из дому попробовала сбежать, но заблудилась, конечно, – заведя руку за спину, она оказала тонкий шрам почти поперек поясницы. – Он у меня с тех пор.
Альбус аккуратно провел по беловатому шраму рукой и поцеловал Камиллу в губы.
– А потом… – она откинулась ему на плечо. – Уже лет в двенадцать я узнала, что бывают такие люди – литературные критики. Они пишут, что думают о разных книгах, и получают за это деньги. И я захотела стать литературным критиком.
– Ты обязательно им станешь, – Альбус пропускал ее волосы сквозь пальцы, словно расчесывая. – Ты заставила полюбить стихи даже такое толстокожее животное, как я. Значит, у тебя действительно талант.
Лицо Камиллы стало странным – или, может, Альбусу так показалось, потому что на них обоих падал из пыльного прямоугольника окна лунный свет.
– Не стоит на себя наговаривать. Ты достаточно чуток.
Он не нашелся, что ответить, а потому просто усадил Камиллу к себе на колени и стал нежно целовать плечи, казавшиеся мраморными в полумраке наступавшей ночи. Она задумчиво перебирала его волосы и наконец решилась спросить:
– То, что с нами было… Тебе понравилось?
– Безумно! – он, распаляясь, продолжал ласкать ее. – Это лучшее, что со мной было. Как будто только сейчас понял, что такое жизнь.
– Да… – она чуть покачала маленькими ножками. – Мне тоже было хорошо. Альбус, – она прижалась лбом к его лбу. – А когда ты почувствовал бы себя совершенно счастливым? Вот так, чтобы уж ничего было не надо?
– Если бы эта ночь не кончалась, – ответил он без колебаний. Припал к ее груди и некоторое время вдыхал тончайший запах кожи, а после тоже спросил: – А каким ты хотела бы видеть этот мир?
Она вздохнула:
– Не поверишь, но я еще год назад ничего не смогла бы тебе об этом сказать. О мире я никогда не задумывалась. Меня к этому не приучали, и какое мне могло быть дело до мира, если миру нет дела до меня? А сейчас… Мне бы хотелось, чтобы люди научились понимать друг друга и принимать такими, какие они есть, а не втискивать в рамки приличий. Если человеку хочется смеяться или плакать в голос – пусть смеется или плачет. Если хочется любить – пусть любит. К чему эти требования, условности, в конце концов? К чему эти стандарты, которым мы должны соответствовать? Кто сказал, что мужчина обязан быть сильным? Почему женщине непременно надо быть кроткой? Говорят, что так установила природа – но ведь мы не можем у нее спросить, так ли она устанавливала. А мне хотелось бы, чтобы у каждого было право оставаться собой. И еще… Чтобы у всех людей были цели в жизни, непременно! Чтобы никто не рождался, лишь чтобы наслаждаться.
– Вот такое общество я и создам! – воскликнул Альбус. – Не отступлю, пока не добьюсь.
Она стала напевать под нос какую-то колыбельную. Потом они долго лежали на диване в обнимку – так долго, что поднялись лишь в третьем часу ночи. Почему-то им было так спокойно, что спешить они и не думали. Оделись, прошлись ночной дорогой – ночь стояла удивительно ясная, небо было бело от сияния всех звезд Млечного Пути – переходя на шаг вприпрыжку, кружась и напевая, Камилла рвала цветы, хотя лепестки у них были смежены, бросала в Альбуса и пускалась бегом – он догонял ее и целовал. Так они добрались до Хогвартса. На пороге девушка попросила, чтобы парень наложил на нее дезиллюминационные чары.
– А дальше я дойду сама. Тебе лучше не показываться у нас лишний раз.
Альбус, кивнув, поднял палочку.
– Погоди. Дай поцеловать тебя.
Обвив руками его шею, она прильнула к нему всем телом и нежно прижалась к его губам, словно желая отдать ему свою душу. У него захватило дух. Он не отпускал ее, и она не отступала, пока где-то в Хогсмиде не залаяла громко собака.
– Пора, – Камилла отшатнулась, задыхаясь и распахнув глаза. Альбус сделал ее невидимой, открыл дверь, пропустил ее вперед, прошел следом, но остановился и долго прислушивался, пока мелкий перестук ее каблучков совсем не смолк.
http://www.youtube.com/watch?v=jEfXdQY7MLQ
========== Глава 51. Холодное утро ==========
Утренний холодок заставил поежиться. Альбус, сладко заворчав, натянул на плечи одеяло и сонно улыбнулся. Ему показалось, что Камилла лежит рядом, он потянулся к ней, чтобы обнять – и чуть не свалился с кровати. Подобное происшествие поневоле заставит проснуться, так что пришлось выбираться из постели. Альбус с удивлением отметил, что все окна закупорены – просто за ночь так похолодало, что воздух успел остыть. В спальне уже никого не было: как и следовало ожидать, проспал он после вчерашнего довольно долго.
Он радостно улыбнулся холодному солнцу сентября, едва заглянувшему в окна. Новый день означал новую встречу с Камиллой. Они так и будут жить, радоваться друг другу, видеться украдкой – пока не наступит заветная минута, когда оба будут свободны. Он глубоко вдохнул, словно опять почувствовав под руками ее кожу, и сощурился, как от ослепительного света, представив перед глазами ее лицо. «Моя любовь. Моя звезда». Фоукс тревожно курлыкнул. Альбус погладил его по голове, насыпал морковки с отрубями и пошел одеваться.
Холод, забиравшийся под одежду, лишь бодрил, заставляя идти быстрее. Альбус молился про себя, чтобы Камилла оказалась на завтраке – он не смог бы ждать полдня, пока увидит ее за обедом, – но войдя в Большой зал, увы, за столом Слизерина ее не увидел. «Встала раньше или еще не проснулась», – подумал Альбус и принялся за омлет, гадая, где можно ее мельком увидеть еще. Между тем Лидия Пруэтт привлекла его внимание удивленным возгласом.
– Погляди-ка, – обратилась она к Мейбл Росс. – Слизеринцев с нашего курса до сих пор нет, ни одного человека. Остальные тоже какие-то странные. И где их старосты?
Альбус, скорей сглотнув, обернулся к зеленому столу. И вправду, востроглазая Лидия разглядела то, чего не заметил он: за столом с зеленой скатертью недоставало очень многих, а те, кто все-таки пришел на завтрак, выглядели удивленными, иногда – потрясенными и перешептывались между собой.
У Альбуса кольнуло в груди, он тяжело задышал. Кусок больше не лез в горло. Отложив вилку, он собирался бежать к комнатам Слизерина, когда в зал вошли Гораций и Финеас, оба бледные и мрачные. Увидев друга, они отшатнулись. Альбус метнулся к ним.
– Что-то случилось? – он взял за плечи Финеаса. – Что? С кем?
Но про себя он уже догадывался, с кем. Блэк заметался, точно пойманный в капкан кролик.
– Только не волнуйтесь. Камилла… Кажется, она выпила вчера слишком много снотворного…
– Что?! – взревел Альбус и вцепился в Финеаса так, что тот застонал. Хмурый Гораций положил пухлую руку на пальцы Альбуса, точно пытаясь ослабить хватку, и, поймав умоляющий взгляд Финеаса, мрачно произнес:
– Она мертва.
Как будто длинная игла вошла в мозг с затылка, и все оказалось серым и маленьким, как если бы смотреть в перевернутый бинокль. Затем на миг стало темно, а потом Альбус обнаружил, что сидит на скамейке у зеленого стола, окруженный друзьями, и по лицу его что-то стекает. Он машинально протер забрызганные очки.
– Извини, – пролепетала Викки, склоняясь к нему с платком. – Я облила тебя водой, ты кричал, как сумасшедший. Что случилось?
– Камилла умерла, – сухо сообщил Гораций, сложив руки на животе и уставившись на преподавательский стол – тоже на удивление пустой. Снова затылок будто проткнули иголкой, и не хватило воздуха. Викки, вскрикнув, зажала рот рукой, Айла побелела, глядя на Альбуса черными от ужаса глазами, у Лэма задрожали губы. Элфиас опустился перед Альбусом на корточки и зачем-то стал растирать ему руки.
– Только не молчи, – твердил он. – Альбус, ну послушай, не молчи, лучше пореви, да что же ты как замерз… Дайте ему что-нибудь! Чай, кофе – что-нибудь горячее!
Айла метнулась к кофейнику. Притихшие слизеринцы не возражали тому, как она самовольно распоряжается за их столом. Викки, расплакавшись, ткнулась в плечо Горацию, продолжавшему стоять в той же позе. Лэм тоже заплакал, опустив голову.
Альбус едва дышал, любой звук как битым стеклом резал уши. На полу бродили цветные круги – а может, их не было… неважно. Камилла умерла.
Он застонал, схватившись за голову: такой нелепости случиться просто не могло. Наверняка ошибка, может, кто-то другой умер, или она просто лежит с отравлением в больничном крыле… Он подскочил и пулей вылетел из зала.
Пока он бежал к больничному крылу, ему каждую секунду остро представлялась Камилла, какой она была вчера: веселая, оживленная, смеющаяся. Он чувствовал ее руки в своих, слышал ее сердце, бившееся совсем близко. Конечно, она не могла умереть – просто нелепо предполагать, что ее может не стать на этом свете. Как же тогда жить, зачем тогда все?
Он вломился в двери, не слушая окриков медсестры, и на секунду застыл, осматриваясь. Потом зашагал вдоль коек, заглядывая за ширмы, – но никого не было. Так он дошел до дверцы в концы палаты, за которой прежде никогда не бывал.
– Туда нельзя! – крикнула миссис Шанпайк, но Альбус, не слушая, рванул дверь и вошел.
Посреди комнаты, выложенной синеватым кафелем, стоял высокий стол, а на нем в тонкой кружевной сорочке лежала Камилла – спокойная, будто спящая, только страшно бледная – белей бумаги или снега, бледная до синевы. Волосы расплескались по столу, глаза были закрыты, руки вытянуты вдоль тела. Дотронувшись до ее ладони, Альбус вздрогнул – кожа, такая горячая вчера, сегодня была ледяной.
– Ей же холодно, – пробормотал он, скинул мантию, завернул Камиллу и поднял на руки. – Ей холодно…
Усевшись на стол, он прижал Камиллу к себе и стал раскачиваться, упрашивая ее открыть глаза. Почему-то ему в самом деле казалось, что сейчас она их откроет.
– Мистер Дамблдор! – возмущенно воскликнула миссис Шанпайк, появившись на пороге. – Оставьте ее в покое и уходите, вам же нельзя здесь быть!
– Уйдите, – бросил он, слез со стола и принялся ходить со своей ношей из угла в угол. Бледное личико Камиллы склонялось набок.
– Открой глаза, – просил Альбус. – Ну пожалуйста, хватит, не пугай меня, довольно. Очнись.
Камилла не шевелилась. Дверь снова распахнулась: в комнатку вошла миссис Шанпайк, а за ней – профессор Розье, профессор Фортескью и директор.
