Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)
Виктория скривила губки.
– Его кузины, видимо, хорошо знали, что он из себя представляет, и занялись альбомами, оставив меня за ним присматривать. Сперва мне пришлось выслушивать, что он непременно станет канцлером магии – вы знаете, там, в Австрии, не министр магии, а канцлер – и восстановит Священную Римскую империю в прежних границах. Потом оказалось, что это юное нежное существо уже сполна презирает магглов, а особенное отвращение питает к евреям, цыганам и русским. Отзываясь о них – а дитя уже читает газеты, – в выражениях он не стеснялся.
– Влияние родителей, наверное, – вздохнула Клеменси. – Повторяет то, что они сказали.
– Так или иначе, слушать его мне было противно. Он, видно, это заметил и приказал – именно приказал мне – принести напитки. Я ответила, что я ему не домовой эльф, – я дама, и это он должен за мной ухаживать, а не я за ним. Он сказал мне, что, когда станет канцлером, разыщет меня, и я горько пожалею о своей непочтительности. Я ему ответила, что канцлером он не станет никогда, потому что никто не станет терпеть его заносчивость. Он заявил, что у меня есть последний шанс оправдаться, и велел мне играть на фортепьяно. Я отказалась: мне нипочем его угрозы, я ведь британская подданная, и кем бы он ни стал, не буду под его властью, – Виктория широко улыбнулась, сверкнув зубами.
– Ну вот, теперь ты выразила возмущение сполна? – добродушно спросила Айла. – Погоди, лет через десять вы встретитесь с этим Геллертом, и оба посмеетесь над тем, как тогда поссорились.
Виктория вдруг призадумалась.
– А ведь хорошенький, пока молчит. Лицо нежное, кудри – кованое золото, ресницы длинные, а глаза чистые-чистые…
В ту же ночь Альбус отправился в Запретную секцию, чтобы продолжить поиски. Результат на сей раз порадовал больше: он смог найти кое-что, отдаленно напоминающее происходящее с Арианой и Лэмми. Рукопись попалась столь интересная, что он засиделся почти до утра, едва опомнившись и успев добежать до комнат Гриффиндора буквально за час от сигнала к подъему. Называлась она «Искусство проникновения в сознание» и рассказывала об удивительной науке – легилименции.
«Умелый легилимент может считывать воспоминания, некие визуальные образы в памяти, отделять истинные воспоминания от фантазий и снов, даже помещать свои видения в чужое сознание…»
Ему показалось, что он ухватился за нить, тонкую и выскальзывающую из рук. И все же оставалось непонятным, можно ли насылать видения, даже ни разу не встретившись с жертвой. «Может, спросить у автора? Написать и спросить? Если он еще жив, конечно». Альбус пробежал глазами рукопись, ища имя автора. Оно было проставлено сверху; мальчик, начиная читать, его не заметил. Текст составил Асклепиус Гонт.
В тот же день Альбус, занимаясь уроками, попутно набросал письмо.
«Сэр, извините за беспокойство, но я прочел Ваш труд по легилименции и хотел бы спросить следующее. Вы пишете, что легилимент может помещать свои видения в чужое сознание. Возможна ли ситуация помещения видений в сознание человека на расстоянии? Можно ли сделать так, чтобы видения периодически возникали, когда человеком овладевает, к примеру, припадок безумия? Могут ли эти видения быть такой реалистичности, чтобы подменить собой окружающий мир? И наконец, не сомневаюсь, что волшебников, способных на легилименцию такого уровня, совсем немного. Вы не могли бы назвать мне их имена?
С нетерпением жду ответа.
С уважением, Альбус Дамблдор».
Между тем учебные недели тянулись своим чередом. На трансфигурации превращали мышь в чашу. Альбус справился, конечно, моментально – однако, уже усвоив, что за инициативу Колдфиш снимает баллы, дальше этого во время занятия не пошел, лишь после уроков попробовал обратить пойманную на лестнице жабу (свободолюбивый у кого-то фамильяр) в камень. Камень получился отменный, круглый и в пупырышках. «Очевидно, для успешного превращения значимо сходство формы двух объектов», – предположил Альбус и написал заодно автору учебника по трансфигурации: если он уже писал Уоффлингу и Гонту, почему бы и Эджкому Смиту не написать заодно?
Вместе с ребятами Альбус продолжал тренироваться в беспалочковой магии. То есть, собственно, тренировался он, а они пробовали, но ничего не выходило. Первым не выдержал Элфиас.
– Извини, но я пас. У меня никогда так не получится. Да и чего лезть в дебри? Мне нормальную-то магию освоить бы.
– Ты просто плохо концентрируешься, – рассердился Альбус. – Ленишься. Другие вот…
– Ни у кого из нас не получается, кроме тебя, – вздохнула Айла. – Давайте взглянем правде в глаза: мы недостаточно сильны для этого.
– Вам надо просто понять принцип! Дело не в силе! – твердил Альбус (заниматься одному было бы скучно).
– А в чем, если не в силе? – на щеках Айлы выступили красные пятна. – Ты вспомни: у тебя почти сразу получилось слегка подвинуть карандаш. Мы занимаемся уже несколько месяцев – и ничего! Уверяю тебя, мы концентрируемся, как можем. Но никому не дано прыгнуть выше своих способностей. Да и нужно ли? Пусть каждый занимается тем, к чему он больше расположен.
– К чему расположен, к чему расположен… – проворчал Альбус обиженно. – Это просто оправдание собственной лени. Тебе больше нравится на травологии в земле копаться – так и скажи.
Айла сжала губы и отвернулась. Лэмми заморгал.
– Альбус, не надо так с ней говорить.
– Ну, э-э, я не в этом смысле…
– В этом, – в голосе Айлы слышались слезы. – Не надо оправдываться.
– Я не думаю, что он хотел тебя обидеть, – Клеменси погладила ее по плечу. – Ну, полно. Пожмите друг другу руки.
– Альбус, тебе еще учиться и учиться, – вздохнула Викки. – И вместо беспалочковой магии я бы обратила внимание на манеры, в самом деле. Целовать ручку – это еще не все. Вот когда ты будешь думать, что дама выглядит, как свинья, но скажешь, что ей идет розовый цвет, тебя можно будет назвать воспитанным человеком.
– Ну, тут есть некое сходство… – призадумался Альбус. – Свиньи тоже розовые… А она разве не поймет намек? – спохватился он.
Виктория расхохоталась, запрокинув голову, остальные тоже рассмеялись.
– В этом суть! – Викки утерла слезы. – Чтобы ты говорил не прямо, а намекнул, что именно думаешь.
В середине октября в их кружок вернулся Гораций Слагхорн. По его словам, общество слизеринцев удручало его глупостью.
– Кантанкерус Нотт знай рассуждает об опасности грязнокровок и рассказывает увлекательные истории из жизни знатных родов – которые, к сожалению, я давно слышал. Гектора Кэрроу интересует только собственное отражение в зеркале. Финеас-младший слишком прекраснодушен, а Джозеф Лоуэлл слишком раболепен. К тому же, все они вьются вокруг Сириуса Блэка, а он рассказывает им непристойности.
– Маменька будет бранить тебя, что ты слушал такое? – ехидно спросила Виктория. Гораций только холодно посмотрел на нее и продолжил:
– В обществе моей кузины и ее подруги мне тоже не очень интересно: эта Камилла – слишком заурядное существо. Остается вернуться снова к вам.
– Рады, если сможем тебя развлечь, – ответил Альбус довольно холодно: ему не понравилось, что Гораций будто бы делал одолжение. Однако тот, словно не обратив внимания, принялся делиться новостями. В наибольшей степени Альбуса заинтриговало, что профессор Розье на выходные как-то исчезал из Хогвартса. Вроде бы у него возникли срочные дела в Лондоне, а после Гораций слышал, как он хвастался перед профессором Фортескью своим приобретением… Альбусу пришел на ум разговор между зельеваром и Меррифот.
– Сириус Блэк заявляет, что это как-то связано с теми сектантами из Индии, – зевнул Слагхорн. – Мол, после них остались какие-то ценные артефакты, и профессор Розье не мог упустить шанс купить какую-нибудь диковинку по дешевке.
– А он не боится? – ахнула Клеменси. – Если на них наложено какое-нибудь темное проклятие?
Гораций презрительно фыркнул.
– Во-первых, будь они прокляты, пострадали бы в первую очередь продавцы. Во-вторых, профессор Розье достаточно понимает в темной магии, чтобы соблюсти необходимые предосторожности. Ну и в-третьих… Боюсь, вы превратно представляете себе деятельность этой секты.
– Так в чем же все-таки заключалась ее деятельность? – нетерпеливо спросил Альбус. – Этих сектантов такими словами клянут, всякое можно подумать…
– Хм, – Гораций скрестил руки на груди… или на брюхе… в общем, скрестил. – Сектой эту кучку сброда назвать едва ли можно. Объединились они, пожалуй, вокруг политики больше. Правда, политику они себе представляли очень примитивно. В частности, верили, что если собрать части семи китайских огненных шаров – драконы такие – и произвести особый ритуал, то из крови и плоти других драконов возродится один, самый сильный и справедливый дракон на свете, который прогонит чужеземцев и вернет Индии былое процветание… Сомневаюсь, что она когда-то процветала, ну да не в том дело. Я не думаю, чтобы за темную магию их приговорили к смертной казни. А вот приговорить за попытку государственного переворота – это запросто, да.
– К смертной казни? – прошептала Клеменси. – Что с ними сделают?
– Повесят, – Слагхорн равнодушно пожал плечами.
Айла сморщилась от отвращения.
– Какая мерзость!
– А что еще прикажете делать? Специально для них выписывать дементора или ловить смертофага?
– Смертная казнь – это в принципе мерзость, – резко ответила Айла. – Никто не вправе отнимать у другого жизнь.
– Или, тем более, душу, – поддержала Клеменси. – Ведь не люди вкладывают душу друг в друга.
– А интересно, что если дементор встретится с призраком? – задумался Альбус. – Призрак ведь это душа, не так ли? Дементор его поглотит?
– Не надо об этом, – Клеменси поежилась. – Как ты можешь такое себе представлять… Этот ваш обычай казнить через Поцелуй дементора… Это просто кощунственно.
– При чем тут наш обычай? Я чисто теоретически рассуждаю.
– Не обо всем можно теоретически рассуждать.
– Почему? – удивился Альбус искренне.
Клеменси некоторое время потерянно смотрела перед собой.
– Должно же быть у человека что-то святое.
– Зачем ему это? – Альбус подпер подбородок кулаками. – Ну же, Клем, объясни – почему что-то святое должно быть у меня, к примеру?
Она прищурилась.
– Для тебя свято очень много, просто ты этого пока, видимо, сам не понял или просто стыдишься. А так… Человек чем-то ведь отличается от зверя. Он тоньше чувствует, он способен видеть не только пользу, но и красоту, он способен сострадать, помогать слабым, а не давить их… И он способен во что-то верить, чему-то молиться. Ведь звери не верят ни во что.
– А может, мы все это сами придумали? Боги в мифах похожи на людей, религии служат для подчинения толпы, – Альбус хотел услышать, что же Клеменси ему возразит.
Но она только покраснела.
– Не надо так говорить. Я прошу тебя, не надо.
Он лишь пожал плечами и подумал, что почему-то, когда разговор доходит до самого интересного, люди неожиданно его обрывают, и сказал себе, что об этом надо будет подумать.
Смертный приговор индийцам привели в исполнение неделю спустя, о чем «Ежедневный пророк» не замедлил сообщить, опубликовав колдографию повешенных на первой полосе. Из-за нее, собственно, Малкольм и распорядился не давать читать сегодняшний выпуск младшекурсникам. С Дональдом они чуть вдрызг не разругались: тот успел ухватить экземпляр, спрятал под столом и не спешил отдавать.
– Я хочу посмотреть, что сделали с этими тварями, – ухмылялся Поттер. – Почему мне нельзя гордиться собственной страной?
– Потому что даже слизеринцы не опускаются до того, чтобы торжествовать над умершими и глумиться над ними, – нахмурился Малкольм. – Отдай газету по-хорошему.
– А вот шиш! Только после того, как мы все ее посмотрим!
– Да пусть смотрят, в самом деле, – встрял Оскар. – Поучительный пример. Я вот тоже горжусь тем, как могут авроры в Индии беспощадно расправляться с врагами империи.
Газета меж тем пошла по рукам: Дональд передал ее Ричарду, Ричард – Оливеру, Оливер – Дереку, а Дерек под пристальным взглядом Розалин вручил газету ей. Она аккуратно отрезала первый лист, бросила на пол и подожгла.
– Зачем? – удивилась Анджела. – Ты считаешь, они не заслуживали смерти?
– Нет, – спокойно ответила Розалин. – Они хотели счастья для своего народа. Казнить за это – преступление.
– Если мы патриоты, – Дональд вздернул подбородок, – нас прежде всего должно волновать счастье народа нашего.
Можно было бы подразнить Поттера, спросив, почему наличие колоний непременно гарантирует счастье, но у Альбуса было слишком миролюбивое настроение. Его больше интересовало, действительно ли Розье получил кровь дракона, и что он теперь с ней будет делать.
К спору со старшими Уизли – Генри, как всегда, помалкивал – присоединилась тем временем Джейн, с серьезным видом втолковывая, что без колоний не с кем будет торговать.
– Да что ты им объясняешь? – крикнул ей Дональд. – Это же Уизли! Их папаша пару дней назад потребовал созыва Попечительского совета по вопросу смягчения наказаний.
Вдоль стола прокатилось фырканье.
– Если нас не пороть, что же с нами еще делать? – Оскар развел руками. Альбус прыснул в кулак, заметив, что староста, как часто бывало, повторяет слова декана, хотя как он мог услышать именно эти слова Сполдинга – загадка. Альбус-то видел, как Сполдинг болтал в коридоре на перемене с Колдфишем, и невольно подслушал их разговор:
– Помилуйте, если они и не обезьяны, то, по крайней мере, недалеко ушли от папуасов! А некоторые еще и нравственно развращены – как тот же Принц… Что с такими прикажете делать?
– Не обезьяны? – Колдфиш морщил гнусавящий нос. – Сильно сомневаюсь. По мне, так это настоящие бабуины, причем у каждого смертельно опасное оружие в руках. Уизли просто представления не имеет, о чем говорит. Сам спихнул детей на жену и гувернанток, поди, и не задумывается, как их призывать к порядку. А нам еще объясняй что-то этим животным.
– Да… – вздохнул Сполдинг. – Мягкость к ним может привести к ужасным последствиям. Катастрофическим. Если бы моя бедная Джемма не мешала мне держать племянника в надлежащей строгости, кто знает, может, она была бы сейчас жива.
– Вот как? – Колдфиш вяло приподнял брови. – Что же произошло?
Сполдинг тяжело вздохнул, усы его сильней обвисли.
– У моего брата тогда было уже трое детей, а у нас с Джеммой – еще ни одного. Я уговорил Дэниэля отдать нам на воспитание его старшего сына. Мальчишку привезли в Индию. Джемма была от него без ума, хлопотала над ним больше, чем родная мать, а я… я не вмешивался, чтобы доставить ей удовольствие, хотя видел, что Бейзил нуждается в куда более твердой руке. Он рос упрямым, заносчивым и слишком высоко ценил собственный разум. В Хогвартс мы его не отдали, к нему ходили местные учителя. Я не знаю, кто из них подарил мальчишке ту проклятую штуковину – а может, Бейзил сам нашел ее или купил… Это была дудка, звуки которой зачаровывали любое живое существо, в том числе змей. Бейзил воспользовался ею, чтобы притащить в дом индийскую кобру. Как он утверждал – для опытов.
Он подавил короткий горький вздох.
– Он не нашел ничего лучше, как засунуть змею в шкафчик на кухне. Джемма сама вела хозяйство, ей помогал только один эльф… В общем, я уезжал тогда на два дня по делам аврората, а вернувшись, нашел жену на кухне мертвой.
Колдфиш издал неопределенный звук и покачал головой. Сполдинг продолжал – он словно не видел равнодушия собеседника, высказывая все, что носил в себе долгие годы:
– Кобру я убил Авадой. Как не выпустил вторую Аваду в мальчишку, не знаю. Этот трус, едва я приехал, заперся в своей комнате; пришлось выламывать дверь, чтобы вытащить его. Брат, конечно, увез его… Я не мог больше видеть это проклятое отродье. Он не прижился и в родном доме: Дэниэль запоздало решил, что следует взяться за его воспитание как следует, но испорченная натура мальчишки уже не поддавалась исправлению. Он сбежал. Попал в Лондон, участвовал в таких мерзостях, что я и не решусь говорить здесь, ведь нас могут услышать ученики. В конце концов попал в кружок поклонников темного мага Ницше… Слышали про такого? Отрицают мораль, называют себя сверхлюдьми и готовятся порабощать низших!
– Кого это – «низших»? – пробрюзжал Колдфиш. – Нас с вами или магглов?
– А это уж кто из них как считает… Думаю, что все-таки магглов. Бейзил со своими дружками попался на темных опытах над магглами. Брат на первый раз взял его на поруки – не понимаю, зачем? Но все-таки он не хочет видеть этого убийцу. А ведь все могло быть иначе, не балуй его так Джемма… – Сполдинг шумно вздохнул. – Давайте выпьем сегодня вместе? Сегодня день ее рождения.
Альбус потихоньку пошел прочь, непонятно чем смущенный. В голову почему-то лезло утро в Годриковой Впадине, ссора отца и сына, которую он наблюдал. Сына тоже звали Бейзил, и он говорил по Ницше… Впрочем, не все ли равно?
– Альбус! Где тебя носит? – из-за угла выскочила Виктория и чуть в него не врезалась. – Тебе письмо пришло.
Мальчик машинально взял в руки конверт и посмотрел на подпись. Ему ответил Асклепиус Гонт.
========== Глава 20. Другой Гонт ==========
«Альбусу Дамблдору, эсквайру.
Прочел Ваше письмо. С огорчением должен признать: описание явлений, которое Вы мне предоставили, слишком туманно и лишено конкретики, чтобы я мог предположить, с чем Вы столкнулись: был ли то результат легилименции, вселения в человека или же видения насылались с помощью очень темного ментального контакта. Вероятно, Вы не считаете возможным сообщить мне больше подробностей в письме; что ж, это похвальная осторожность. В таком случае я предлагаю Вам встретиться в Хогсмиде (насколько я понял по метке на лапе совы, Вы студент Хогвартса) в ближайшее воскресение. Думаю, трактир «Кабанья голова» по надежности Вас вполне устроит.
Искренне Ваш, Асклепиус Гонт».
За завтраком, покуда все обсуждали казнь индийских сектантов, письмо Гонта лежало у Альбуса в кармане, и он раздумывал, что делать. В общем-то, не было ничего сложного в том, чтобы, уйдя якобы на прогулку, дойти до Хогсмида. Ростом Альбус уже с четверокурсника, а если накинет капюшон, будет не так-то просто заглянуть ему в лицо. Трактир «Кабанья голова» стоял на отшибе; Альбус, проезжая в повозке, успел заметить неряшливого вида бар и морду вепря над входом. Вопрос заключался в том, брать ли с собой Лэмми. С одной стороны, дело его касалось самым непосредственным образом, и было бы даже лучше, если бы он рассказал Гонту о человеке с часами сам. Но с другой, младшим студентам походы в Хогсмид были запрещены. Лэмми такой низенький, что его и за первокурсника принять можно. Увидят, сцапают. Отведут в школу… Присудят розги и карцер, конечно. И Альбус опять будет знать, что подставил больного человека. Нет уж, хватит с него.
В следующее воскресение Альбус наврал друзьям, что хочет прогуляться один. Они не возражали: знали, что иногда на него находит нелюдимое настроение. Отойдя на достаточное расстояние от школы, накинул на голову капюшон и выбрался на дорогу, ведущую к Хогсмиду.
Туман, с утра обложивший леса и поля, еще не рассеялся, стелясь белесыми клочьями между стволов, так что казалось, будто по обочине притаился рой привидений. Небо обложили серо-сизые облака. Ветер трепал плащ и изредка бросал в лицо морось.
Альбус постарался пройти краем деревни до самого трактира. Внутри, как он и предполагал, оказалось не менее грязно, чем на улице, и почти так же холодно. За одним окном у неопрятного столика распивали что-то вонючее два типа в помятых шляпах и с подбитыми глазами; ни один из них Асклепиусом Гонтом быть явно не мог. Альбус уже начал опасаться, не подшутил ли ученый над ним, когда из дальнего угла дребезжащий старческий голос позвал:
– Мистер Дамблдор!
Обернувшись, мальчик увидел невысокого рыхлого старичка со сморщенным смуглым лицом, крючковатым носом и глазами столь глубоко посаженными, что казалось, будто их окружает чернота. Старичок улыбнулся; наверное, улыбка была приветливой, однако взгляд затененных глаз оставался недобрым, колючим, холодным, и потому она произвела крайне неприятное впечатление: будто за шиворот плеснули холодной воды. Тем не менее, Альбус шагнул к старику и пожал ему руку.
– Что ж, я так и думал, что это вы, – прошамкал тот и на секунду умолк, присмотревшись к мальчику внимательнее. – Сколько вам лет, кстати?
– Двенадцать, сэр.
Старик пожевал губами.
– Ну что ж, не так мало, хотя здесь вы нелегально, конечно. Это не имеет значения, глупые условности, – Альбусу он начинал нравиться. – Позвольте представиться. Асклепиус Гонт, – он протянул дряблую, слабую руку, и Альбус ее пожал, поймав себя на мысли, что старик ждет, будто руку ему поцелуют – как, к примеру, католическому епископу.
– Не желаете ли чаю, мистер Дамблдор? Видите, я сижу и балуюсь: продрог. Проклятая погода, проклятый ревматизм… У вас, конечно, кровь молодая и горячая, но нос все же покраснел и вот-вот начнет течь.
Альбус спешно вытер нос рукавом и на чай согласился. Старик чинно разлил напиток и кивнул мальчику на блюдо с булочками.
– Может, все-таки сразу к делу, сэр? Мое письмо…
– Вы написали недостаточно, – старик чуть не стукнул чайником о столешницу. – Во-первых, вы упомянули про приступы безумия, но не сказали мне, откуда пошло это безумие. Во-вторых, вы не обрисовали толком, что это за видения. И в-третьих, наконец, вы не сказали мне, кем вам приходится человек, по вашей версии, ставший жертвой легилименции. Это самое важное, и давайте именно с этого мы и начнем.
Альбус замешкался.
– Их двое. Один мой друг, а вторая… моя сестра. Младшая.
– Так, отлично. Они всегда были такими?
– Нет, сэр. Друг, кажется, стал таким, потому что его часто били…
– А сестра? Ее тоже били?
– Нет… А это очень важно, почему она такой стала? – все-таки неизвестно, что у него на уме. Вряд ли, конечно, он настоит, чтобы незнакомую девочку отправили в Мунго, и все же кто знает…
– Очень, – старик взял его за подбородок. – Но тут семейная тайна, правда, и вы говорить не хотите. Что ж, это поправимо; просто посмотрите на меня…
В сознании начали возникать картинки недавнего прошлого, которые постепенно сменялись все более ранними. Перед Альбусом промелькнули события последних месяцев, потом каникулы, первый курс… Жизнь в Годриковой впадине до школы… Альбус отчетливо чувствовал, как не хочет, чтобы Гонт увидел то, что было дальше. Но как будто толстое холодное щупальце отбрасывало картинки одну за другой, словно все глубже проникая в мозг. Стало ужасно неприятно, и за это ощущение мальчик ухватился, как за спасительную нить. «Ничего нет, и реален только холод», – сказал он себе, и его будто вытолкнуло наверх с большой глубины. Перед ним снова была грязная скатерть, чашка плохо заваренного чая, надкушенная булочка. Виски то сдавливало, то распирало, как будто голова готовилась взорваться.
– Больно? – спросил Гонт с неожиданным участием. – Оно и понятно, в первый раз, к тому же вы ребенок. Вы испытали на себе легилименцию, которая вас так интересовала. Однако, должен заметить, вы сопротивлялись и даже смогли прервать меня. У вас неплохие способности, юноша. Надо учиться.
– С моими другом и сестрой происходит то же самое? – Альбус растирал виски.
– Нет. То, что вы почувствовали, возникает при непосредственном контакте. Что ж, я увидел все, что мне надо… Теперь я припоминаю, кстати, где слышал вашу фамилию. Полоумный братец даже приводил мне вашего отца в пример… Все никак не успокоится, старый пень. Думал бы лучше, что они из-за долгов его драгоценного внука скоро съедут в последнюю лачугу. Хм, ну да это не относится к делу. Опишите-ка мне теперь подробно, какие именно видения преследуют наших подопытных.
Альбус на сей раз рассказал все, что смог припомнить.
Старик некоторое время молчал, глядя куда-то в сторону, затем, словно нехотя, начал говорить:
– Трудно поверить, что это так. Во всяком случае, такое случается довольно нечасто. То, с чем вы столкнулись, не было легилименцией. Во всяком случае, никакой из известных мне форм, а я, поверьте, знаю об этом практически все. Случаи подобного безумия… Мне приходилось о них слышать, благо, я не ограничен общением лишь с живыми. Если все это правда, то вашим друзьям очень не повезло – они столкнулись к кем-то, о ком почти никому неизвестно. Даже то, что знаю я… в основном, это лишь слухи, домыслы и обрывки воспоминаний. Тот, с кем вы имеете дело… Он живет очень давно, и я не могу быть уверен, что он именно жив или не жив, в привычном для нас смысле. Он вне этого круга… Впрочем, мы не об этом. Помните главное: как только вы увидите нечто странное, что некоторым образом притягивает внимание… Когда какая-то вещь выглядит или ведет себя не так, как должна бы… Бегите и не оглядывайтесь, закройте свой разум, для этого существует окклюменция. Он будет предлагать вам загадки, вопросы, и не подумайте и пытаться разгадать их – я знаю лишь, что никто из тех, кто пытался, не вернулся назад.
– Но все же кто он и чего хочет? – не утерпел Альбус.
– Вы как всегда начинаете с самого сложного, – старик вновь улыбнулся, – я представляю, как он ищет себе жертв, но о его имени не слышал никто или почти никто. Из-за часов, которые он всегда крутит в руках, его иногда зовут Часовщиком, из-за загадок – Загадочником, сами понимаете, это лишь самые очевидные слова.
– А о нем было известно раньше?
– Я знаю, что он иногда усиливает свою деятельность. В одни века о нем не слышно почти ничего, но порой… Вы не слышали историю о Пропавшем Городе?
– Нет, сэр…
– Об этом мало кто знает, все великие маги того времени, а это был пятнадцатый век, сделали все, чтобы засекретить происшедшее. Европа погрязла в войнах между волшебниками, но этот случай был особенным. Некий немецкий городок вдруг исчез полностью. Все жители словно испарились, и никто из тех, кто отправлялся туда, впоследствии не вернулся. Те, кто успел оттуда уехать, сообщали, что люди в городе один за другим становились все более странными, ходили в некое место, недавно там открывшееся. Какая-то лавка или нечто в этом роде. Постепенно это зачарованное состояние не хуже чумы распространилось почти на всех жителей. Они засыпали и бродили во сне, истощались с каждым днем. Те, кто мог сопротивляться, уехали. А когда вернулись, то обнаружили улицы и дома пустыми. Более того, время там словно остановилось – с часами творилось что-то неладное, а продукты, оставленные в домах хозяевами, так и не испортились. Те же, кто расследовал и пытался выяснить, что происходит, сами исчезали или сходили с ума, даже очень сильные маги.
– Чем же все кончилось?
Старик помедлил.
– Город было решено уничтожить.
Альбус резко вдохнул воздух:
– Но что если… Что, если эти люди… Все еще были там? Что если они просто «заперты» среди этих улиц…
– Вы станете великим волшебником, юноша, – ответил Гонт серьезно, – почти все пришли к тому же выводу, что и вы. Тем не менее, риск был сочтен слишком серьезным, и город уничтожили. Несколько великий магов обрушили на него огненный дождь, и от него не осталось следа. Это место заросло лесом, но как я знаю, звери и теперь обходят его стороной.
В горле вдруг стало горько, Альбус мысленно цыкнул на себя, чтобы при едва знакомом человеке не начать шмыгать носом.
– Но я не верю, что этого Часовщика никак нельзя остановить, сэр. Что его жертвам никак нельзя помочь. Они же в каком-то городе, они среди нас. Мы ведь не должны их бросать, верно?
– Я попрошу вас об одном, особенно теперь, когда вы столь юны. Как я уже сказал, величайшие маги Европы отправлялись в тот город и пропадали без следа. Вашу жизнь нельзя просто выбросить в никуда, вы не сможете противостоять ему теперь, тем более не зная о нем ничего. Поэтому не пытайтесь искать его, по крайней мере теперь. Я вижу, что вы из тех, за кем люди идут, из тех, кому доверяют… От вас многие будут ждать ответа, помощи, решения, их судьбы будут в ваших руках. Поэтому, рискуя, вы рискуете не только собой, но и теми, кто полагается на вас.
– Но как же мой друг? Моя сестра?
– Научитесь и научите их окклюменции, она не остановит его полностью, но все же даст некую защиту. Вам это будет труднее, ведь вы легилимент по натуре…
– То есть я скорее сам проникаю в разум, но не защищаю при этом свой?
– Ваша защита – в нападении. Я для вас слишком силен и искусен, но вы, сами того не зная, попытались проникнуть в мое сознание. Это особый талант, с ним рождаются. Как, например, и с умением говорить со змеями…
Альбус улыбнулся, припоминая рассказ Финеаса и Викки о Гонтах.
– Вы и это умеете, сэр?
Тот молча достал из кармана небольшую фигурку змеи. Внимательно посмотрев на нее, он зашипел. Его голос переливался и струился, сам напоминая изгибы змеиного тела. Это было шипением змеи, но в то же время и голосом человека.
– Почти каждый из тех, в ком течет кровь Слизерина, может говорить со змеями. Они не такие уж и плохие собеседники, если живешь один. Мудрые, рассудительные…
Альбус сам не знал, зачем закончил за него:
– Не то, что ваши родственники, да?
Тот немного удивился, словно не ожидая, что мальчик осмелится спросить об этом прямо. Криво улыбнувшись, Асклепиус сказал:
– Я вижу, вы уже слышали о них. Безумие коснулось многих древних родов, и я не удивлюсь, если через век или два потомки древних чародеев останутся лишь воспоминанием. Да, я был изгнан из семьи, будучи последним из Гонтов, кто учился в Хогвартсе. Моих младших брата и сестру отец забрал, когда на Слизерин попали грязнокровки. Никогда не понимал, какой от них вред, но с отцом было невозможно разговаривать. Я протестовал: брату и сестре следовало получить нормальное образование и хоть немного отойти от нездоровой атмосферы нашего дома, однако отец всегда в грош не ставил мое мнение. В тот раз мы с ним окончательно порвали, он выгнал меня из дому и лишил наследства. Он никогда не воспринимал логику и жил лишь мифами, уязвленной гордостью и чувством превосходства. Впрочем, не он один…
– Их много таких, да? Я успел заметить. Блэки, Нотты…
– Да, очень, очень многие. Кэрроу, Флинты, Крэббы и Гойлы. Те, кто умнее, вроде Малфоев, Гринграссов, Макмилланов, Урквартов, разбавляют свою кровь свежей, не афишируя этого слишком уж сильно. Некоторые, наоборот, делают из этого повод для гордости… Мои же родственники пошли дальше всех. Если даже те из Гонтов, кто учился в Хогвартсе, были не вполне душевно здоровы, как мой известный дядя Корвинус, то начиная с моего младшего брата и его потомков, не видевших других людей, вы не найдете ни одного потомка Слизерина, сохранившего какое-то подобие ясного ума.
– Просите, сэр, но если они не общаются ни с кем вообще, то как же… На ком они женятся?
