Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)
После рывка – Айла слегка побледнела от испуга и вцепилась в его руки, но не вскрикнула – они упали в сугроб. Мальчик помог девочке подняться и отряхнуться. Они оглянулись, щурясь от бьющей по глазам белизны: день стоял солнечный, на свежий снег и пронзительно-голубое небо почти невозможно было смотреть.
– Нам лучше выбраться на тропинку, – предложила Айла. – Если мы явимся прямо из сада, родители Клеменси вряд ли это поймут.
Тихая улочка, заметенная недавней метелью, поразила чистотой и тишиной. Домик учителя, мистера Йорка, не слишком выделялся среди прочих таких же – каменный, серенький, островерхий, – разве что перед входом склоняли длинные плети ветвей, отягощенные снегом, береза и плакучая ива.
– Это что, на розги посажено? – пошутил Альбус, но Айла только нахмурилась.
– Отец Клеменси никогда не бьет учеников. Он против такой мерзости, как физические наказания. Считает, что нельзя унижать человеческое достоинство ребенка.
Альбус смущенно поправил шапку; кажется, Клеменси однажды упоминала об этом. «Богу не могут быть угодны страдания ребенка», – так она сказала тогда. Что ж, если это ей внушил отец, мистера Йорка любопытно будет увидеть.
На слабые трели звонка вышел, открыв им дверь, темноволосый мальчик лет двенадцати с холодно прищуренными глазами и насупленными бровями. Айла, кажется, была ему знакома, он немного удивленно поздоровался с ней. Затем перевел глаза на Альбуса и нахмурился сильнее.
– Кто это с вами?
– Я друг Клеменси, – пояснил Альбус. – Мы учимся вместе. Хотим ее навестить. Как она?
– Разве мальчики и девочки могут учиться вместе? – довольно ядовито ответил паренек. – И у Клеменси не может быть друзей-мальчиков, она приличная девочка.
– Это мой кузен, – нашлась Айла. – В нашей школе два отделения, для мальчиков и для девочек, так бывает. Мы в самом деле очень хотим увидеть Клеменси. Впустишь нас?
Все еще с опаской мальчик отступил и пропустил их в дом.
Клеменси, укутанная в плед, сидела в гостиной, заставленной дешевенькой мебелью, обитой тусклой материей, и сшивала по шву перчатки. При виде друзей она выронила шитье, слабо вскрикнула и протянула к ним руки. Альбус привык к ее бледности и худобе и все же испуганно остановился, гадая, как бы ее обнять, чтобы ненароком не задушить. Айла оказалась проворнее: подбежав к подруге, она присела возле нее и схватила за руки.
– Милая, как же мы волновались, – Айла прижала к губам тоненькие пальчики Клеменси. – Неужели нельзя было известить пораньше… Хоть записку оставить?
Клеменси между тем увидела Альбуса и удивленно приподнялась – очевидно, она была еще слишком слаба, чтобы двигаться быстро. Он сам шагнул вперед и аккуратно обнял ее, погладив по волосам, но брат Клеменси, остановившийся в углу, тут же сердито крикнул:
– Не надо ее обнимать! Она приличная девочка!
Альбусу стало жаль Клеменси еще сильнее – мало ей директора Блэка в школе, у нее и дома имелась его уменьшенная копия. Впрочем, видимо, она не привыкла обращать на брата много внимания: расцеловалась с Айлой, а потом с Альбусом, и извинилась, что не поднялась им навстречу:
– Мама так укутала меня, что я боюсь упасть.
– Ты сильно больна? – тревожно спросила Айла, все еще сжимая руки подруги, но прежде, чем та успела ответить, брат важно изрек:
– Она была при смерти!
Альбус и Айла невольно схватили Клеменси за плечи. Она слегка покраснела.
– Джастин, полно пугать. Мне уже гораздо лучше. Доктор говорит, еще неделя, и он разрешит мне выходить из дому.
– А к весне ты совсем поправишься, – ободрил ее Альбус. – Профессор Кей будет с тобой заниматься. Да и мы тоже не останемся в стороне. В общем, все наладится, а Блэк еще пожалеет о том, что сделал.
Клеменси поколебалась, очевидно, желая о ком-то спросить, но постеснялась присутствия брата. Вместо этого она подняла глаза на Альбуса:
– Ты знаешь, да?
– Знаю, – он многозначительно кивнул.
– Да все знают, – заверила ее Айла. – Ты же написала нам.
– Я бы написала раньше, – Клеменси чуть кашлянула. – Но в школе меня торопили и не разрешили оставить записку, а у Нэнси писать было не на чем. Но я думала, она…
Айла сердито нахмурилась, Альбус смущенно заерзал:
– Так вышло, что мы и не подумали у нее спросить. Смех, да? А кстати, как же ты нашла ее?
«И как ты умудрилась не замерзнуть?»
– Когда я… – Клеменси явно спохватилась, чуть о чем-то не проболтавшись. – В общем, в Лондоне я сначала хотела найти констебля, чтобы он меня забрал в участок. Сами понимаете, там хотя бы тепло. Но в одном из окон я заметила Нэнси и решила попроситься к ней. Она была очень добра. Да, вы ведь останетесь на ленч? – торопливо прибавила девочка. – Скоро должны вернуться родители, они рады будут вас увидеть.
– А тебе не пора в постель? – тут же вмешался Джастин. – Доктор говорил, что тебе нельзя пока вставать слишком надолго. А ты уже три часа на ногах.
Клеменси жалобно на него посмотрела:
– Но я так соскучилась по друзьям…
– Я провожу тебя в комнату и посижу с тобой, – успокоила ее Айла. – А к Альбусу ты еще потом выйдешь. Пойдем, посекретничаем.
Подобрав шитье, она вывела подругу из комнаты, поддерживая ее. Альбус неловко молчал, неприязненная напряженность Джастина начинала раздражать. Он уже хотел выйти на улицу, чтобы не спровоцировать как-нибудь ссоры, но тут вновь зазвонили в дверь – весело, чуть не обрывая шнур. Джастин ушел, и минуту спустя в гостиную ввалилась разом, как показалось Альбусу, уйма народа. Лишь через некоторое время он разглядел, что вошло всего четверо: высокий рассеянный человек, маленькая кругленькая женщина и две белокурые девочки – одна лет десяти, другая не старше восьми.
– Какой мороз на улице! – воскликнула женщина и растерла щеки. – Пойду немедленно разогрею нам чай. И непременно нужны гренки. Так, а это кто? – заметила она Альбуса. – Эдмунд, это твой ученик? Я его что-то раньше не видела.
– Это кузен подруги Менси, – пояснил Джастин. – Они обе сейчас у сестры в комнате.
– Правда? – подпрыгнула девочка, казавшаяся младшей и бывшая, очевидно, самой красивой в семье. – Я хочу посмотреть, какой стала подруга Менс! Мамочка, можно мне пойти к ним?
– Погоди, Вив, отнесешь им чаю с гренками. Да, молодой человек, – спохватилась миссис Йорк, вновь взглянув на Альбуса, – зуб даю, что вы очень голодны. Да-да, я знаю. Ученики моего мужа, ваши ровесники, всегда голодны, как волки. Ничего, для вас мы разогреем картофель и достанем солонину. Оливия, за мной!
Вместе с очень похожей на нее толстушкой Оливией миссис Йорк скрылась на кухне. Альбус благодарно улыбнулся им вслед. Тем временем мистер Йорк, опустившись в кресло и закинув ногу на ногу, стал разглядывать Альбуса с той невольной бесцеремонностью, которая свойственна очень близоруким людям.
– Ваши родственники, родители мисс Хитченс, вытащили мою дочь с того света, – медленно проговорил он наконец. – Я не знаю, что произошло – знаю только, что ее исключили. Однако передайте, что я им благодарен.
– Передам, – просто ответил Альбус. – Мы и дальше Клеменси не бросим. Можете не беспокоиться. С ней будет заниматься учитель из нашей школы.
– Это хорошо, – согласился мистер Йорк. – Девушке очень нужно образование. Да, в общем, любому человеку оно нужно.
Джастин, фыркнув, вышел из комнаты. Отец не обратил на него внимания.
– Вы знаете… – мистер Йорк обвел комнату расфокусированным взглядом, напомнившим Альбусу взгляд Лэма в минуты задумчивости. – Я думаю, скоро наступит такое время, когда не иметь образования будет постыдно.
– Это правда, сэр! – одержал Альбус. – Наука…
– Дело не только в ней, – мистер Йорк взмахнул руками. – Образование помогает поддерживать в себе достоинство. Вы можете представить, чтобы человек, по-настоящему хорошо образованный, унижался? Допустим, льстил начальству и делал подлости товарищам, чтобы заработать чин?
Альбус моргнул; он перестал улавливать нить рассуждений.
– Сэр, я ценю образование, но подличать оно не мешает. Сам видел, как вроде начитанные люди…
– Не начитанные! – прервал его мистер Йорк. – Не начитанные, а образованные. Это совсем другое. Чтение, как и прочие полезные для души занятия, служит одной-единственной цели: сформировать наш характер, привить нам нравственные правила, заставить нас уважать себя, беречь собственное достоинство. Достоинство – вот главный капитал, клад будущего. Знаете, я верю, что унижаться скоро будет объявлено государственным преступлением.
– Да уж, – Альбус покривился от отвращения, вспоминая Оскара Фенвика. – Разных подхалимов вообще надо казнить.
– Ни в коем случае! – отец Клеменси снова взмахнул руками, и только сейчас Альбус понял, что дочери достались глаза мистера Йорка: прозрачные, временами бесцветные, но сейчас наполненные солнечным светом. – Смертная казнь – самое отвратительное изобретение человечества. Это ритуальное убийство, тем более отвратительное, что совершающие его мнят себя честными людьми, стоящими много выше жертвы. Да, собственно, все наше общество построено на этом отвратительном ханжестве: учитель, который сечет ученика, не думает, как сам мерзок, что избивает беззащитного ребенка. Что в сравнении с подобным поступком детские шалости?
– Уже навязался молодому человеку? – весело спросила миссис Йорк, вернувшаяся в комнату с большим подносом, загроможденным блюдами и блюдцами. Оливия с важным видом несла чайник с заваркой.
– Почему же, мэм, мне очень интересно! – воскликнул Альбус. – Мистер Йорк говорит вполне здравые вещи.
– За которые его того и гляди уволят, и что мы тогда будем делать? – поставив поднос, миссис Йорк вытерла вспотевший лоб. Муж подошел и обнял ее за широкую талию.
– Тогда мы снарядим фургон и будем путешествовать по стране цирком-шапито. Но можешь не беспокоиться – косность уходит в прошлое. Близится новый век, наступает новое время. Я думаю, – он обернулся к Альбусу, – что символом нового времени будут права человека. Понимаете? Как в эпоху Ренессанса, человек встанет во главу угла, в центр мира, но уже не избранный – не герой, не гений – а всякий, самый жалкий и слабый… Мы все равны, и права у нас равные.
Альбус колебался, не зная, что сказать – будто одна часть его рассудка безусловно соглашалась со словами мистера Йорка, другая же брезгливо кривилась, не желая быть приравненной разным Дерекам Лонгботтомам и Ричардам Вудам. Выручила его миссис Йорк, объявившая, что к ленчу можно приступать. Все расселись вокруг стола, и даже Джастин, раздраженный, что гость у них задерживается и отец с ним болтает, соизволил присоединиться. Мистер Йорк, положив себе чуть-чуть солонины и картофеля, вновь стал рассуждать об образовании, и Оливия поддержала его, заявив, что непременно станет учительницей.
– Глупенькая, – хихикнула Вивиана. – Это очень тяжело. Я вот, например, хочу выйти замуж за богатого человека.
– Вив, это неприлично! – мать погрозила ей пальцем.
– Почему? – девочка распахнула глаза. – Все девушки этого хотят. А ты сама говорила, что я красивая и в меня будут много влюбляться.
– Ты глупая, – важно заявила Оливия. – И ленивая. Ты хочешь замуж, потому что не хочешь работать. А мне работать нравится.
– А по-моему, девчонкам вообще неприлично болтать за столом, – процедил Джастин. Отец устало покачал головой:
– И как тебе внушить, что девочки имеют право на все, на что имеешь право ты?
– Отец, вы их развращаете, – Джастин покраснел от злости. – Как их воспримут в обществе? Что о них подумают, что скажут?
Альбус скривился.
– Какая тебе разница, что о твоих сестрах скажут люди, которые явно их хуже и глупее?
– Не хуже и не глупее, – поправил его мистер Йорк, – но в самом деле, оглядываться на них не стоит до тех пор, пока ваши действия не могут причинить им настоящую боль.
Между тем Клеменси, несмотря на ворчание брата, все-таки спустилась с Айлой в гостиную – ей хотелось побольше повидаться с Альбусом. Младшие девочки пожаловались на свой спор, и Клеменси с Айлой рассудили, что права, конечно, Оливия: хотя бы потому, что в зависимость от мужа попадать опасно – неизвестно еще, каким он окажется. Джастин побагровел.
– Вы болтаете, как пристало бы только уличным женщинам! – прошипел он. Мать посмотрела на него строго, отец грустно улыбнулся:
– Джастин, девочки здраво и правильно рассуждают. За умными, рассуждающими женщинами – будущее, как будущее за милосердными и кроткими мужчинами. Да, именно так! Женщине предстоит стать тигрицей, мужчине – кротким ягненком. Тогда они построят новое общество – общество прав для всех, общество взаимной помощи и сострадания.
– Рая на земле быть не может, – фыркнул Джастин.
– Зато мы можем удержать землю от превращения в ад, – серьезно возразила Айла, а Альбус горячо вмешался:
– В то, что рай на земле невозможен, верят только лентяи и трусы, которые готовы найти себе любое оправдание, лишь бы ничего не делать!
– Ну и что же делать? – криво усмехнулся Джастин. – Как террористы в России, чиновников взрывать? Путь к милосердию усеян изуродованными трупами… Прелестно.
– Не нужно трупов! – мистер Йорк рубанул руками по воздуху, да так, что чуть не уронил тарелку – к счастью, жена вовремя остановила падение. – Люди просто станут лучше. Просто разучатся подличать, ставить себя выше других, мучить, убивать. Дарвин доказал, что мы эволюционируем, то есть цивилизуемся, развиваемся. Когда-нибудь мы откажемся от любой подлости и от любого насилия. Тогда и наступит подлинный рай.
– Простите, сэр, – остановил его Альбус. – Но эволюция – это более совершенное выживание и подавление конкуренции. Стало быть, она полностью противоположна вашим ожиданиям.
– Нет! – горячо возразила Клеменси. – Это среди животных так. Среди людей уже много веков все иначе. Люди уходят от зверя в себе, создают культуру. Развивается мораль, религия, люди становятся добрее друг к другу. Так что, Альбус, по-моему, отец прав. И вообще, если мы не станем добрее, мы точно вымрем – просто перебьем друг друга. Но мы становимся добрее, – она закашлялась в платок.
Альбус подавил горькую усмешку. Казалось, то, как поступили с Клеменси директор и Фортескью, должно было бы послужить для нее доказательством, чего на самом деле стоят люди, – и тем не менее, она продолжала смотреть на людей, как на полуангелов. Мать спешно поправила на ней плед, брат снова что-то забубнил, Айла погладила по спине и попросила мистера Йорка подлить подруге горячего чаю, что тот и сделал. Кажется, от тревоги за дочь он растерялся, позабыв, о чем вообще говорил.
…Распрощались с Йорками тепло, даже Джастин выдавил подобие улыбки, а остальные и вовсе уговаривали остаться ночевать. Альбус потихоньку пожелал Клеменси быстрее окрепнуть; когда ей стало бы лучше, они немедленно отправились бы за новой волшебной палочкой. Мистер Йорк выразил надежду, что им с Альбусом доведется поспорить еще не раз.
С тех пор часто кто-нибудь из компании Альбуса аппарировал с ним в деревню, где жила семья Клеменси. Бывало, что кого-то из них прихватывал с собой профессор Кей. Едва девочка окрепла, Альбус отправился с ней в Косой переулок, и там – не у Олливандера, конечно, а в какой-то невзрачной лавчонке – ей купили очень хорошую палочку из ивы с волосом единорога внутри. Друзья натаскали ей учебников, и под руководством профессора Кея она спешно наверстывала упущенное, попутно помогая матери шить перчатки, воротнички и салфетки и иногда занимаясь с младшими детьми в школе, где работал отец.
Альбус привык к суматошному дому Йорков, и выходные у них казались ему почти поездками к родственникам – тем более, к таким, с которыми никогда не скучно. Джастин, правда, при появлении Альбуса хмурился и старался уйти, зато миссис Йорк откармливала мальчика всем, что было в доме, а мистер Йорк разрешил пользоваться довольно большой библиотекой, хаотично забитой трудами философов вперемешку с маггловскими естественными науками и классикой литературы. Часто Альбус захватывал книги с собой в Хогвартс и там с упоением читал ночами.
Единственное, что удивляло его поначалу – поведение Финеаса. Блэк с трепетом выслушал рассказ о семье Клеменси, несколько раз спросил, все ли у нее хорошо теперь, однако навестить ее отказался, хотя Альбус предлагал помочь с аппарацией. Даже писать девочке Финеас не хотел.
– Если отец узнает, что она жива, у нее все хорошо и мы поддерживаем связь, последствия могут быть катастрофическими, – пояснил он наконец Альбусу, когда тот вздумал его отругать, напомнив, что Клеменси, наверное, ждет его письма, а лучше прихода. – Ей еще жить, и жить в нашем мире. Пусть лучше отец забудет о ее существовании, а для этого должен забыть и я, – он горько вздохнул и опустил голову.
– Больно? – с жалостью вырвалось у Альбуса.
– Конечно, – ангельское лицо исказила судорога. – Но так надо. Ради нее я должен это вытерпеть.
Альбус сочувственно похлопал его по плечу, подавив желание поцеловать в щеку.
Между тем воздух стал теплеть, а снег в несколько дней стаял – наступила весна. Почти сразу зарядили дожди, сменявшиеся необычайно жарким для марта солнцем. Вечера стали куда светлее и дольше, и вся компания Альбуса, включая присоединившихся к ним Финеаса и Камиллу, часто до темноты гуляла по окрестностям школы. Однажды, уже на закате, их довольно далеко от Хогвартса застиг бурный ливень; Альбус трансфигурировал свой плащ в огромный зонтик, и все сбежались к нему. Камиллу, прижавшуюся к нему в испуге, он для верности укрыл мантией, посмеялся, когда Викки и Гораций в один голос взвизгнули – на них попали капли – и не сразу заметил, что двоих под зонтиком недостает.
– Мистер Принц и мисс Хитченс, вон они! – воскликнул Саид Раджан, указывая на обрывистый склон у озера. Альбус оглянулся – Лэм, точно, отстал от остальных и стоял теперь под косыми струями дождя, раскинув руки, запрокинув голову и громко смеясь. Он, кажется, совершенно не замечал, что с его волос уже текли потоки, а мантия мгновенно промокла. Между тем Айла торопилась к нему, на ходу превращая в зонтик собственную шляпку. Ее прическа разбилась, темно-каштановые волосы рассыпались и тут же отяжелели от влаги, но, торопясь к Лэмми, она ничего не замечала. Несколько раз поскользнувшись и чуть не упав, она все же добежала, вытянула руку, чтобы укрыть Лэма зонтом, стала обсушивать его одежду. И тут он вдруг быстро и нежно поцеловал ее в губы.
Несколько секунд они не шевелились, кажется, просто глядя друг другу в лицо. Потом, неловко отбросив зонтик, крепко обнялись и стояли под ливнем вместе. Викки радостно ахнула, прикрывая рот ладонью, Элфиас и Гораций беззвучно зааплодировали, переглядываясь, тонкое смуглое лицо Саида расцвело улыбкой, и Финеас, растроганно моргая, рассеянно растрепал маленькому индусу волосы. Альбус посмотрел в небо, затянутое сизыми тучами, но с алой полоской заката на горизонте, улыбнулся и крепче прижал Камиллу к себе, привычно замерев от ее дыхания. Айла и Лэм между тем, подобрав зонтик, не спеша пошли к остальным.
…Камилла постепенно приживалась с их компании, хотя, кроме Альбуса, тесно общалась только с Финеасом и Горацием, наиболее близко ей знакомыми. Викки и вслед за ней Элфиас предпочитали игнорировать девочку; Айла, Лэм и Саид были приветливы, но как-то не находилось общих тем. Однако постепенно они все-таки сближались; к примеру, когда учитель ухода за магическими существами принес в Хогвартс раненого маленького единорога и поручил Айле за ним ухаживать, она сама настояла, чтобы Альбус привел Камиллу полюбоваться прекрасным животным.
Жеребенка поместили в одном из лодочных сараев, спешно набросав соломы и соорудив загон. Он был еще слаб; когда Альбус и Камилла вслед за Айлой вошли, он полулежал на соломе. Шкурка его в свете лучей, пробивавшихся сквозь затянутое паутиной оконце, отливала золотом, грива лунно блестела. Грудь и одну из передних ног обвивала, контрастируя с нежнейшей шерстью, бинтовая повязка. При появлении незнакомцев он испуганно дернулся, начал тоненько и встревоженно ржать и успокоился только когда Айла, присев рядом, погладила его по холке.
– Все хорошо, малыш. Они тебя не обидят. Альбус, ты лучше встань подальше, а Камилла может подойти. Они не боятся девочек.
Камилла осторожно подошла и опустилась на солому рядом с животным. Через минуту она уже гладила узкую морду, смотревшую недоверчивыми, испуганными глазами, и трепала серебряную гриву. Жеребенок довольно пыхтел и перебирал слабыми ножками. Его настало время кормить, Айла передала Камилле соску и научила, как засунуть ее детенышу в рот. Жеребенок зачмокал губами. Камилла, придерживая соску, кажется, вся отдалась заботам о слабом существе, с интересом наблюдая за каждым его движением, – а Альбус наблюдал за ней, за тем, как играет солнце в ее гладко зачесанных волосах, как детски приоткрывается от удовольствия ее алый ротик, светятся черные глаза, и как ее маленькая рука гладит золотистую шерсть.
А после они долго бродили, держась за руки, по коридорам Хогвартса, наблюдали игру лучей заката сквозь витражные стекла, и Альбусу стало одновременно так хорошо и так волнительно, что он начал нести околесицу, какой не бывало давно.
– Вы знаете, мне даже не по себе, – признался он. – Вот мы с вами все твердим, что любим друг друга. А если однажды нам надоест это говорить? А никакого другого слова не придумано. И что тогда?
– Почему же нам должно надоесть, если мы это чувствуем?
– Не знаю… Но повторять одно и то же слово – вам не надоело бы никогда, точно?
Она звонко рассмеялась, распахнув глаза:
– Вы правда не шутите?
Альбус смутился:
– Не знаю, пока я себя чувствую прекрасно, просто иногда меня волнуют какие-то странные мысли…
– Вы не будете против, если я опять отвечу стихами? Наверное, это глупо выглядит, но что делать, если эти слова лучше, чем я когда-либо могла бы сказать…
– Только не для меня! Хотя, я и правда хочу, чтобы вы прочитали, – Альбус поймал себя на непоследовательности, но все же взял Камиллу за руку, ожидающе глядя ей в глаза, и она прочитала сонет 76 – и так красиво, что под конец защипало в глазах. Мысли взвились потоком, и он, как старательный ученик, делающий успехи, но боящийся ошибиться, стал лихорадочно говорить:
– Вот, значит не мне одному приходила эта мысль! Даже Шекспир ловил себя на том, что говорит все о том же и теми же словами… Но, все, что в нем было хорошего, вся та теплота, делает так, что те же слова каждый раз звучат, как впервые! Трачу то, что уже потрачено… Действительно, ведь и Солнце… Знаете, я понял, что он и правда – гений! Любовь говорит то, что уже сказано – сколько в этом смысла, сколько переживаний – и всего каких-то семь слов!
Он глубоко вдохнул – и не нашелся, что сказать; в груди было так легко и хорошо, что он просто раскинул руки. Камилла вновь рассмеялась, прибавив:
– А вы боялись, дурачок, – и, кажется, испугалась, не обидится ли Альбус на шутливое оскорбление.
Но напротив, он почувствовал, что в эту секунду они стали еще ближе – он даже на секунду отчего-то подумал, будто они – муж и жена. Сбросив наваждение, Альбус нежно обнял и поцеловал ее, после чего, придерживая за локоть, повел наверх, к Астрономической башне, с которой он тогда совершил тот самый прыжок – ему хотелось посидеть с ней на краю площадки, полюбоваться закатом.
Они взобрались на парапет; Камилла упорно смотрела перед собой, на темный массив леса, над которым заря прощально золотила небо.
– Ужасно боюсь высоты, – Камилла прикрыла глаза. – А помните, как вы осенью прыгнули с башни? Мне до сих пор дурно, как подумаю… Как вам вообще такое могло прийти в голову?
Альбус тоже вспомнил необыкновенное ощущение парения.
– Сам не знаю. А вы, наверное, за чокнутого меня приняли?
Камилла покачал головой.
– Нет, я слишком испугалась, чтобы о чем-то думать. Я не хотела, чтобы вы так рисковали, вовсе не хотела.
– Но как же я смог бы иначе, – он неожиданно смутился и почувствовал, что краснеет, – ну… чтобы…
Она тоже покраснела.
– Вы решились взять меня в бою. Наверное, это правильно. Может, я странный человек… Но я никогда бы не поверила, что вы в самом деле меня любите. Со своей точки зрения, вы поступили правильно.
Альбус улыбнулся, чувствуя, что гордится.
– Я в этом не сомневался, – признался он, – хотя друзья меня чуть не убили.
– Они просто любят вас, – Камилла улыбнулась. – Как это прекрасно, когда ты кому-то дорог. Когда кто-то дорог тебе – тоже хорошо, но не так…
Она соскользнула с парапета, стала тихонько прохаживаться по площадке.
– А мне недавно было дорого только то, что у меня здесь, – она прижала пальцы к виску. – Я всегда любила фантазировать, знаете. Представляла, что далеко-далеко есть страна…
– Чудесная? – с готовностью подхватил Альбус.
– Вовсе нет, – Камилла чуть нахмурилась. – Страшная и жестокая. Там правят кровавые тираны. Там следят за каждым чужим шагом, все доносят друг на друга. Людей бросают в тюрьмы, истязают, даже казнят за одно резкое слово в адрес власти. Формально правит король, но он так, тряпка, ничтожество, любящее только эль и виски. Заправляет всем его мать… Ужасная женщина, – Камилла укуталась в шаль. – Страшно жестокая, деспотичная, фанатичная. Она верит, что только так, как живется людям в их стране, – только так и правильно. Людей публично вешают, бьют на площадях кнутами… Римскими кнутами – знаете, что это? Тяжелый кожаный кнут, а на концах костяшки, металлические когти, свинцовые шарики.
Черные глаза Камиллы распахнулись в пол-лица.
– Но есть люди, которые не собираются с этим мириться, – мрачно продолжила она.
– Еще бы собирались! – подхватил Альбус. – Что они делают?
– Одни устраивают покушения на чиновников. Другие партизанят по лесам. Есть и такие, кто уехал за границу и там готовит государственный переворот. Они связались с правительством соседних государств… Получается, желая освободить свою страну, на деле они предают ее.
– А как же им еще… – начал Альбус, но Камилла раздраженно взмахнула рукой. Она так глубоко погрузилась в фантазии, что прерывать ее в самом деле было неловко.
– И мне все мерещились два образа. Юноша и девушка, революционеры… Оба гибнущие почти бесполезно, но безумно любившие друг друга и свою страну, мечтавшие о благе для нее.
– И кто же победил в итоге? – тихо спросил Альбус.
Камилла глядела в темнеющее бездонное небо.
– Этого я так и не смогла решить.
Когда совсем стемнело, Альбус проводил Камиллу до слизеринских комнат. Только когда она скрылась в гостиной, он вспомнил, что завтра наступают пасхальные каникулы и им предстоит не видеться десять дней. Отчего-то стало тревожно.
========== Глава 48. Жертва ==========
На весенних каникулах в школе остались почти все приятели Альбуса, только Гораций и Викки решили встретить Пасху с родными. Айла не хотела оставить детеныша единорога, Лэм не хотел оставить Айлу, Раджану было просто некуда уезжать, а Элфиас остался – к полной для всех неожиданности – из-за Натали Макмиллан, которая не пожелала, чтобы он уезжал. После бала и рождественских каникул Альбус, поглощенный поисками и помощью Клеменси и любовью к Камилле, не успел заметить, как у тихони Элфи также начался роман.
Миниатюрная кудрявая Натали с ее синими живыми глазками и пикантным личиком оказалась особой до безумия энергичной. Она была постоянно готова куда-то идти, что-то придумывать: то пожелала влезть в подземный ход в «Сладкое королевство», о котором Элфи догадался ей сболтнуть, то в разгар учебной недели захотела в Хогсмид, то приказывала достать ей гроздь рябины с верхушки дерева – и непременно залезть самому. Элфиас долго разрывался между ней, требующей неустанного внимания, и остальной компанией, но в итоге Макмиллан всецело подчинила его себе. На каникулах они почти не расставались. Каждое утро Элфиас входил в Большой зал под руку с гордо шествующей Натали, потом они отправлялись в Хогсмид или гуляли по окрестностям, и девочка краснела, кусала губы, дергалась и злилась, когда кто-то из компании обращался к ее спутнику с самым пустяковым вопросом.
– Можете узнать у кого-нибудь другого, – нарочито копировала она французский прононс. – У вас почти все – ходячие энциклопедии. Оставьте Элфиаса в покое.
Альбусу ее поведение казалось смешным, но Элфи, похоже, нравилось: рядом с Натали он и сам становился до того важным, что едва изволил сказать хоть слово. Иногда, впрочем, на него находил стих – похвастаться своим счастьем.
– Натали много понимает в искусстве, – доложил он как-то Альбусу. – Мы с ней обсуждали художников Возрождения, английских художников, а еще она обещала мне показать альбом с картинами русских… Как бишь их? Смешное слово…
– Рад за тебя, – улыбнулся Альбус. В самом деле, он был доволен, что Элфиасу хорошо, что кто-то смог оценить парня по достоинству. Правда, Финеас все ворчал:
– Не понимаю, зачем Макмиллан это нужно. Элфиас – не красавец, не отличник, гораздо ниже ее по положению и беднее… Зачем он ей?
– Нравится, – раздраженно пожимал плечами Альбус – привычка Блэка лезть не в свое дело, при этом громко рассуждая, его все-таки злила. Финеас качал головой, и Альбус начинал распаляться: – Слушайте, он хороший парень! Почему бы ему не понравиться девчонке?
– Здесь совершенно другое дело… – начинал Финеас, но Альбус отмахивался. Его всегда коробили разговоры о чувствах, а сейчас все сильнее разрасталась тревога, связанная – он это понимал совершенно ясно – с Камиллой.
Отсутствию писем он не удивлялся: может, ей просто было не о чем ему написать – но с каждым днем все же сильнее хотелось увидеть ее, и не потому, что он соскучился, просто чтобы убедиться: с ней все в порядке. Под конец Альбус целые вечера стал проводить у ворот, глядя на дорогу, а в день, когда с каникул должны были вернуться те, кто уезжал, торчал на посту чуть ли не с обеда. Уже похолодало и стало темнеть, когда наконец показались повозки. С одной из них помахала рукой Викки, ехавшая вместе с Горацием и Луизой, Альбус ответил и вытянул шею, чтобы увидеть ту, которая непременно поехала бы вместе с подругой, – но увидел только Илларию Малфой, похожую на испуганную болонку, и больше никого. Сердце упало. Альбус пошел вдоль замелявших ход повозок, вглядываясь в них.
Камилла нашлась в одной из крайних, в окружении Гектора Кэрроу, Дециуса Малфоя, Кантанкеруса Нотта и Эллы Крейвуд. В ее позе чувствовалось напряжение, глаза были опущены; она, кажется, даже не заметила Альбуса, а когда стала спускаться, то чуть не упала – так неудобно, видимо, ей было двигаться. Кантанкерус Нотт подал ей руку, за что Кэрроу, Малфой и Элла тут же принялись над ним подшучивать.
Альбус в два прыжка оказался рядом и обхватил Камиллу – очень бережно, но она все равно вздрогнула. Кэрроу присвистнул:
