Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)
– Эй, что происходит? По какому праву разные мужланы лапают мою невесту?
Он попытался встать на пути, но Альбус молча отпихнул его и повел Камиллу прочь.
– Иди-иди, дорогая! – визгливо выкрикнул ей Гектор вслед. – А твоя матушка к лету запасется новыми розгами!
Развернувшись, Альбус молча послал в него таким Ступефаем, что Кэрроу отбросило и ударило об повозку. А они с Камиллой отправились дальше и шли молча, пока остальные не скрылись из виду. Наконец она сжала его руку:
– Давайте остановимся. Я устала.
Альбус подчинился. Он попытался было заглянуть девочке в лицо, но она отвернулась, прижав к губам ладонь.
– Что с вами… было? – тихо спросил мальчик, холодея от догадок.
– Кэрроу написал моим родителям о нас с вами, – секунду она молча смотрела на землю, поросшую мать-и-мачехой, потом расстегнула манжеты и закатала широкий рукав своего платья так, что открылось плечо. Повернулась к Альбусу спиной, и он ахнул – плечо покрывали рубцы, уходившие под ткань, успевшие побледнеть, но еще припухшие; в некоторых метах запеклась кровь.
Мгновенно подавив жгучую ярость, только скрипнув зубами, Альбус схватил ее за руку и быстро повел за собой. Доведя до Большого зала, вызвал Айлу:
– Нужна твоя помощь.
Та внимательно посмотрела на Камиллу и увела ее в башню Рейвенкло. Альбус пошел следом, но Айла велела ему, когда они пришли, оставаться в гостиной, а сама поднялась вместе с Камиллой в спальню девочек. Мальчик присел на диван, стиснув руки в замок. Ярость вновь поднялась в нем, слепя глаза, и он молча швырнул об пол синюю фарфоровую вазочку, тут же восстановив ее Репаро.
«Уничтожу… Уничтожу…» Он запрокинул голову, закусив губу. В прохладной башне Рейвенкло сейчас было душно. Когда наконец Камилла снова появилась на пороге, он в нетерпении вскочил. Айла осторожно вела ее под руку.
– Вот так. Прилягте сюда, набок. Можете поговорить с Альбусом, я пока уйду.
Она в самом деле ушла, едва помогла Камилле лечь. Альбус пододвинул стул и устроился рядом с диваном. Схватил Камиллу за руку, сжал ее пальцы, покрыл поцелуями маленькую кисть. Она молча улыбалась одними уголками губ.
– Только не говорите, что убьете моих родителей или Кэрроу, – тихо попросила она потом. – Вы можете это сделать, я знаю, но вас отправят в Азкабан, и я этого не переживу.
– Но нельзя же вам это терпеть! – воскликнул Альбус; при одной мысли о том, что с ней сделали, стало больно, как от ожога. – А если нам сбежать? Я сумею…
– Вы должны сейчас учиться, а не обеспечивать семью, – Камилла покачала головой. – Нет, нет. Я не хочу стать причиной краха ваших планов.
Альбус сжал голову руками и закачался. Оставалось одно решение, но ему до тошноты, до крика не хотелось так поступать.
– Я потерплю, – слабо улыбнулась Камилла. – У меня есть вы. Нашу любовь они из меня шомполами не выбьют, не то что розгами. Пусть делают, что хотят, я буду думать, что скоро вновь вас увижу, и этим жить.
– Вы терпеть не будете, – Альбус резко встал.– Если понадобится расстаться на эти два года – мы расстанемся. А с выпускного бала я вас увезу. Пока мы не дадим им повода… А потом станем свободны.
Камилла, побледнев, приподнялась на локте.
– Вы серьезно так думаете? – ее зрачки расширились, как у испуганного зверька.
– Конечно! – Альбус развернулся на каблуках и заходил по комнате. – Серьезнее некуда. Ведь вы не выдержите. Они вас до чахотки могут довести, до горячки… Я не могу думать о том, что вам плохо, мне легче себя железом прижечь! А если вам плохо из-за меня – я, может, того и стою! Нет, нет. Два года. И все. Мы ведь выдержим. Мы с вами сильные. Правда?
Камилла не ответила. Альбус обернулся: она лежала, уткнувшись лицом в скрещенные руки, но, кажется, не плакала – плечи не вздрагивали.
– Вы устали, – он осторожно погладил ее по волосам. – Давайте я принесу вам поесть, а потом провожу до подземелий?
– Спасибо, я не хочу, – ответила она глухо, не поднимая лица. – А до подземелий меня проводит кто-нибудь… Мисс Хитченс обещала найти кого-то нейтрального. Ступайте. Вы и так из-за меня пропустили ужин.
Альбус минуту постоял, посмотрел на нее, но Камилла так и не подняла головы, и он вышел.
В первый вечер Альбус почти не понимал, что произошло – перед глазами было изуродованное плечо Камиллы, и он радовался, что нашел способ оградить ее от побоев. Но на следующий день, увидев ее в Большом зале, едва не задохнулся от схватившей за сердце тоски – так хотелось подойти к ней, заговорить, поцеловать, прижать к себе. Она не оборачивалась в его сторону. «Держится. И мне тоже надо держаться. Это все только ради нее».
Но с каждым днем держаться было труднее – без Камиллы жизнь мгновенно стала пустой. Альбус просиживал в библиотеке, готовясь к грядущим СОВ, нарезал круги на метле, гулял с друзьями; заметив неладное, они не отходили от него, всячески развлекая. Викки так и вовсе превратилась в клоунессу, а Лэм с каждым разом выдавал все более сумасбродные идеи. Вместе они подготовили пару статей в «Вестник астрономии». И все-таки жизнь казалась выхолощенной. Тем невыносимее было видеть Камиллу каждое утро и осознавать, что стоит только подойти – и все станет по-прежнему. «Ага. А потом ее на каникулах из-за твоего эгоизма насмерть забьют. Соберись. Финеас Блэк уж на что нежный, а как-то принуждает себя сдерживаться».
Финеас вообще теперь вызывал у него глубокое уважение. Как бы ни приходилось ему трудно, какая бы горечь ни мелькала порой в его глазах, но он и виду не подавал, что ему плохо: был спокоен, даже смеялся иногда, подтянулся по учебе. Альбус мог лишь догадываться, чего это стоило ранимому, чувствительному мальчику. «И тоже счастье-то близко. Ему стоит только попросить меня или Кея… Но нет, отказывается. И мне нельзя себя распускать».
Если бы еще Камилла выглядела хотя бы не настолько несчастной… Но каждый день ему казалось, что она вот-вот расплачется прямо на занятиях или за столом. Она осунулась, а глаза как будто стали больше из-за появившихся одними черных кругов. Луиза часто обнимала ее и что-то шептала на ухо, но Камилла почти не слушала подругу, все глядя куда-то в стену. Альбус отворачивался, кусая губы и впиваясь ногтями в ладони.
«Ну почему у меня нет силы, нет власти, чтобы прямо сейчас прекратить все? Зачем мы мучаемся оба? Почему ее дозволено мучить какой-то старой стерве? Что это за дурацкое общество, где люди не могут просто любить друг друга?» Днем он кипел от бессильной ненависти, а по ночам Камилла снилась ему, избитая, плачущая, и умоляла помочь.
…Однажды в воскресение, вернувшись из библиотеки, Альбус застал в гостиной Гриффиндора всех троих Уизли, между которыми происходила невиданная ссора – точнее, Генри и Ллойд бегали за Розалин и ругали ее, на чем свет стоит.
– Он тебя не стоит, – кипятился Генри. – Я не позволю тебе нанести нашей семье еще один удар. Мало того, что Малкольм женился на шлю…
Он не договорил – Розалин наложила на него Силенцио. Зато Ллойда заклятиями было не напугать.
– Он ничтожество! А ты дура, ты просто паршивая кошка, которая…
– Ну-ка заткнись, – Альбус сгреб его за воротник и встряхнул. – И если не хочешь, чтобы я надрал тебе уши, сейчас же извинись перед сестрой.
– Отпусти его, – жалобно попросила Розалин, красная до корней волос.
– А я извиняться не буду! – взвизгнул Ллойд. – Только паршивая кошка могла собраться замуж за Лонгботтома! Он сделал предложение, и она согласилась.
– Я люблю его, – голубые глаза Розалин холодно сверкнули. – И выйду за него, какого бы мнения вы о нем ни были.
– По какому праву вы вообще вмешиваетесь? – возмутился Альбус. – Роз – свободный человек.
– Она наша сестра! – Ллойд рванулся, его воротник треснул. – Она обязана нас слушаться, мы мужчины!
– Да?! – фыркнул Альбус. – Сначала получи за полугодие хоть одно «Превосходно», а потом заявлять о своих правах. Мужчина он… Не можешь один раз взять себя в руки и есть за книги.
– Спасибо, Альбус, – Розалин взяла братьев за руки. – Но достаточно. Попробуем разобраться сами.
– Да пожалуйста, – Альбус передернул плечами в раздражении. – Просто меня бесит, когда за других решают, как им жить.
Вскоре Генри волей-неволей пришлось оставить сестру в покое – СОВ приближались, а он не хотел показать себя на них хуже Малкольма или Розалин. В гостиной Гриффиндора стало заметно тише: пятикурсники вплотную занялись подготовкой к экзаменам.
Джейн читала теперь почти круглые сутки, даже на завтрак, вопреки правилам приличия, выходила с очередным конспектом или учебником, так что лицо ее из смуглого сделалось желтоватым, а на лбу расцвели синяки – пару раз она во что-то врезалась. Дональд, на зависть всем, сумел как-то так организовать день для себя и Ричарда с Оливером, так что они успевали готовиться и к СОВ, и к последнему в этом году матчу. Правда, поговаривали, что Ричард и Оливер частенько захаживают в Хогсмид, скупая в «Кабаньей голове» разные снадобья не то для увеличения объема памяти, не то для быстрого умственного развития (хотя, как считал Альбус, чтобы ум развивался, следовало хотя бы изначально его иметь). О чем было известно точно, это о том, что б крыло раз за разом прямо-таки грабили на предмет бодрящих зелий и средств от головной боли.
Их всех гриффиндорцев к экзаменам не готовилась только Нэнси Стюарт. Кажется, она неважно себя чувствовала: похудела и побледнела – а еще стал задумчивой и сосредоточенной, но до начала первой экзаменационной недели и книгу в руки не брала.
– Она считает, что достаточно находилась на отработки к Розье, дабы он замолвил за нее словечко комиссии? – ехидничала Элла Крейвуд, подметившая странную рассеянность Стюарт.
– Нет, скорей всего, она решила уйти из школы после пятого курса, – как всегда замедленно отвечала Геспер Гэмп. – Что ж, мы должны быть благодарны Мерлину, что в ней проснулись зачатки разума. Еще одной грязнокровой швалью в школе меньше. Не понимаю, зачем их вообще берут?
Впрочем, про Эллу тоже нельзя было сказать, что она воспринимает подготовку всерьез, за что Геспер, практически не поднимавшая головы от учебников, нередко ей выговаривала.
– Ах, брось, – отмахивалась Крейвуд. – Кому нужны мои оценки. Девушка должна быть невинным цветком, а не синим чулком. Тебе ведь не нравятся синие чулки, правда, Финеас?
Альбус наблюдал за слизеринцами, стоя перед кабинетом ЗоТИ в ожидании профессора Меррифот. Блэк и Слагхорн как раз остановились у подоконника, на котором, болтая, сидели девочки. Финеас был так погружен в чтение конспектов, что даже не расслышал вопроса.
– Видишь, Элли: вот как надо стараться, – важно сказала Геспер, указывая на Блэка подбородком. – Мы не можем показать себя хуже каких-нибудь Принца или Хитченс.
Круглое лицо Горация исказила саркастическая ухмылка.
– Вы же понимаете, что Финеас занят подготовкой исключительно в силу собственной добросовестности? Посмотрел бы я на того, кто осмелится не поставить высший балл сыну директора.
– Мне не нужны оценки по протекции, – ответил Финеас довольно резко; в эту минуту его лицо херувима сделалась резким и сердитым, страшно напоминающим лицо его отца.
Элфиас предпочитал, несмотря на бурные сцены ревности, которые устраивала капризная Натали, повторять материал вместе с рейвенкловцами. Он, Айла и Лэм почти совсем перестали говорить, и даже Викки приумолкла – слишком, видимо, уставала для своих обычных шуток и шалостей.
Не сказать, чтобы сам Альбус сильно волновался. Экзамены были лишь средством, чтобы выйти вперед. Камилла, почти переставшая появляться в Большом зале, неизменно занимала его мысли. И все-таки последнюю ночь перед СОВ он провел без сна, представляя, будто тяжкие два года, что ждали впереди, уже пролетели, впереди выпускной вечер, на котором они бросятся друг другу в объятия и улетят из Хогвартса на метле, чтобы вместе уйти в новую, огромную, красочную жизнь. Перед рассветом он почти задремал, а разбудил его какой-то шум, доносившийся из гостиной. Он прислушался: то было пение. Десятки голосов – ломкие басы мальчишек и нежные сопрано девочек – выводили:
– Rule, Britannia! Rule the waves:
Britons never shall be slaves.
Хор смолк, но тонкий голосок Джейн и глубокий баритон Дональда упрямо продолжили:
– Still more majestic shalt thou rise,
More dreadful, from each foreign stroke;
As the loud blast that tears the skies,
Serves but to root thy native oak.
Хор снова подхватил:
– Rule, Britannia! Rule the waves:
Britons never shall be slaves.
Поспешно одевшись, Альбус решил выглянуть и посмотреть, что же происходит.
Гостиная была полна народу. На табурете посреди нее стояла Джейн, ее поддерживал под руку Дональд, а гриффиндорцы самых разных возрастов окружали их и напрягали голоса:
– The Muses, still with freedom found,
Shall to thy happy coast repair;
Blest Isle! With matchless beauty crown’d,
And manly hearts to guard the fair.
Rule, Britannia! rule the waves:
Britons never will be slaves.
– Ну что, теперь вам не страшно? – Джейн, блестя глазами, спрыгнула с табурета. – Мы британцы, а британцы ничего не боятся и ничем не выдают своих чувств.
Под аплодисменты Дональд вывел ее из гостиной, и остальные отправились следом. Альбус усмехнулся: способ, которым Джейн решила поднять боевой дух товарищей, напомнил ему Викки, распевающую «Марсельезу» перед визитом к Спэрроу.
За завтраком Мейбл Росс и Лидия Пруэтт приглушенно ахнули и осторожно указали другим. За преподавательским столом, помимо учителей, сидело еще двое: сухопарый лохматый человек с горящими глазами, в котором Альбус узнал Эмерика Свитча, и худенькая, сутуловатая женщина с аккуратно причесанными седыми волосами.
– Кто это рядом со Свитчем? – шепотом спросил мальчик у Розалин.
– Гризельда Марчбэнкс, – ответила она. – Когда-то преподавала в Хогвартсе – как раз когда училась моя мама… Да и твоя тоже. Потом ушла в науку. Теперь, видишь, принимает СОВ и ЖАБА.
– Точно, – встрял Дерек Лонгботтом, теперь почти не разлучавшийся с Роз. – Я ее помню с прошлого года. Она ничего… Спрашивает строго, но завалить не старается. Вот Свитч – он хоть и великий ученый, но немного не в себе.
– Как Рубашечник, что ли? – фыркнула Нэнси. – Представляете, ребята: лет двадцать спустя Рубашечник будет принимать экзамены у наших детей.
– Вот еще, – Джейн возмущенно хлопнула ресницами. – Кто подпустит это чудовище к детям?
– Точнее, у ваших детей, – Нэнси помрачнела. – А я буду гнить где-нибудь в уайтчаппельской канаве с перерезанным горлом.
– Не надо так о себе говорить… – с расстановкой начла Джейн, но Нэнси только отмахнулась:
– Да шучу я, шучу! Для поднятия боевого духа, опять же, – и, потянувшись за бутербродом, она стала напевать себе под нос: – Бритвой по горлышку я полоснула…
У Альбуса в голове было до странного пусто, и так до тех пор, пока пятикурсников, некоторое время после завтрака проболтавшихся без дела, не пригласили в Большой зал, где вместо обеденных столов уже стояли парты.
С письменной работой Альбус управился за полчаса и оставшееся время наблюдал, как корпят другие: вон Айла выводит одну за другой строчки, с силой сжимая перо, а Элфиас, раскрасневшись, пыхтит, точно ежик; Гораций пишет спокойно, даже слегка небрежно, временами задумываясь, а Лэм и вовсе с мечтательным видом уставился пространство… Викки строчила быстро, лишь иногда покусывая кончик пера, а Финеас с досадой тер лоб – кажется, ему достались вопросы, которые он плохо знал.
Интересное началось после обеда, когда их пригласили на устную часть. Выполняя одно за другим задания, Альбус так разошелся, что Манящие чары применил без палочки, а под конец и вовсе исчез, наложив на себя дезиллюминационные чары, и появился только через минуту.
– Прекрасно, – Гризельда Марчбэнкс потрясенно покачала головой. – Хотя и самонадеянно, что уж там говорить. Кстати, сэр, вы мне кого-то напоминаете… Кто ваши родители?
– Отец – Персиваль Дамблдор, – спокойно ответил Альбус.
– Это ясно, я хорошо его помню. Вы похожи на него, но тут что-то другое… Ваша манера держать палочку, кое-что в лице… – она нахмурилась и заморгала. – Ах да! Персиваль был женат на Кендре Дейл. Я ее помню. Моя первая и самая любимая ученица. Замечательная девочка. Кроме моего предмета, ей еще хорошо давались зелья. Даже жаль… – Гризельда вздохнула и спохватилась. – Прошу прощения. Можете идти.
СОВ шли своим чередом. День на четвертый школьники уже привыкли к ним настолько, что почти перестали волноваться и посещали экзамены, как обычные уроки. Возможно, правда, и усталость сыграла роль: студенты не могли больше оставаться в напряжении и потихоньку стали, пусть на пару часов в день, возвращаться к обычным способам расслабиться. Установилась чудесная погода, одновременно теплая и свежая, так что даже в последний раз повторять материал все предпочитали на свежем воздухе.
После экзамена по трансфигурации, где Альбус сорвал всеобщие аплодисменты, продемонстрировав боевые превращения – свой коронный трюк, студенты всей толпой отправились на озеро. День был облачный, собирался дождь, тянуло прохладой – впрочем, то было приятное ощущение. Вся компания немного посидела на берегу, потом Викки заявила, что хочет покататься на лодке.
– Посмотрю, выставили ли их, – кивнул Альбус и пошел к мосткам. Но, не дойдя двух шагов, замер на месте – рядом с мостками стояла, опираясь на согбенную иву, купавшую в темной воде серебряные ветви, Камилла.
Кажется, она что-то увидела в воде, а может, просто думала о своем, не замечая, как мелкие буручники почти подкатывают к ее черным туфлям. Вот наклонилась, тронула воду рукой… Альбус молчал, не решаясь заговорить и будучи не в силах уйти. И тут она обернулась.
С бумажно-бледного лица глянули огромные глаза помешанной. Губы, пару месяцев назад алые, как земляника, теперь стали бескровными и истончились. Щеки запали, волосы потускнели, и только руки, маленькие фарфоровые руки, остались прежними.
Альбус, рыкнув сквозь зубы, бросился к ней, схватил, прижал к себе. Она сама, первая, впилась в его губы, и они долго, неистово целовались – так даже с Викки никогда не бывало. Под ногами кружилась земля, тело горело, он дрожал от любого ее прикосновения – но вместо привычного счастья по душе разливалась острая горечь, такая, какой он еще не чувствовал никогда – или, может, уже забыл о пережитом.
Минут пять они обнимали и целовали друг друга, как сумасшедшие, пока не устали, не выдохлись, не замерли в изнеможении. Потом Камилла припала щекой к его плечу и стала тихо гладить Альбуса по спине.
– Как вы? – тихо спросил он. Она сжала ткань его мантии и ничего не ответила. – Вас никто не обижает? Я смогу припугнуть их так, чтобы вы не пострадали.
Она подняла лицо и очень горько улыбнулась.
– Благодарю. Луиза уже натравила на Гектора Кэрроу пару змей. Он притих.
Альбус погладил ее по щеке.
– Спасибо Луизе.
Он снова стал целовать ее лицо, а она закрыла глаза и мелко-мелко вздрагивала, как будто он бил ее, а не ласкал. Наконец она пробормотала, отстраняя его:
– Довольно. Вы… Вам нужны лодки? Их поставили, их еще никто не брал. Как раз хватит на вашу компанию. Покатайте мисс Уркварт и мисс Хитченс, остальные справятся сами.
Камилла отступила, все еще не сводя с Альбуса глаз. Он удержал ее было:
– Погодите! Ведь мы оба соскучились. Пока никто не видит…
– Нас могут заметить, – сказала она глухо. – Вон там гуляют наши второкурсники. Они будут рады выслужиться перед старшими. Прощайте.
Чуть запинаясь, она пошла прочь.
========== Глава 49. Нэнси ==========
В окне мелькали солнечные блики, ветви, как всегда, хлестали по стеклу. «Хогвартс-Экспресс» уносил студентов на летние каникулы.
Кажется, все едва смогли поверить, что СОВ остался позади. Все сидели расслабленные и притихшие, даже Викки, обычно заряжавшая всю компанию весельем, теперь больше молчала, попивая сок из благополучно прихваченного ими кувшинчика.
– На следующий год, думаю, пойду в больничное крыло помогать Айле, – вздохнула она и слегка пожала плечами. – А что? Надо иметь какую-то профессию. Медсестра – одна из немногих, что одобряется обществом для женщины.
– С каких это пор для тебя важно одобрение общества? – лениво спросил Гораций и воровато отщипнул от булочки с изюмом, лежавшей на столе.
– Оно меня не волнует, – ответила Виктория холодно. – Просто, если чего-то хочешь достичь, нужно выбирать безопасные пути.
– Как?! – Гораций картинно опустил руки и раскрыл рот. – Не могу поверить… Ты это поняла?!
Викки глазами указала ему на угол, куда забился Финеас, – тот самый, где любила ехать Клеменси. Слагхорн замолчал, насупившись.
Альбус удивленно приподнял голову.
– Безопасные пути… – он посмотрел на Викки, словно не узнавая. – Как же ты, выбирая безопасные пути, будешь привлекать внимание к проблеме? Раньше ты мне больше нравилась.
– Общение со мной не проходит даром, – Гораций комически напыжился.
Финеас, кажется, задремал было, свесив на грудь кудрявую голову, а проснувшись, не сразу сообразил, о чем разговор, уловив лишь слово «безопасность».
– Вы про безопасность на фабриках говорите? – встрепенулся он. – Конечно, надо. А детский труд запретить вообще! Что за свинство – наживаться на работе детей?
– Чаще всего дети идут работать, потому что им нечего есть, – скучающе пробормотал Альбус. – Запретите брать их на фабрики – они пойдут попрошайничать, воровать, а то и похуже.
Что именно «похуже», он не знал, но предполагал, что подростки вполне могут использоваться, как наемные убийцы.
– И это тоже мерзость, – поморщился Финеас. – Почему у этих детей не может быть такого же беззаботного детства, как у нас?
«Ох, Клеменси, повезло тебе, – усмехнулся про себя Альбус. – Брат похож на директора, отец – на любимого…» Он вдруг осознал, что Финеас, несмотря ни на что, каким-то образом соединится с девушкой – пусть даже им придется уехать из страны. «И если понадобится помощь – я им помогу». А вслух Альбус только проронил:
– Для этого надо уничтожить бедность как таковую. Или хоть крайние ее степени.
– Что невозможно, – добавил Гораций.
И снова завязался сотый или тысячный по счету спор между ним, Альбусом и Викки – и на сей раз Финеасом – о том, действительно ли бедность непреодолима.
…Когда стала приближаться платформа Кингс-Кросса, Альбус, как всегда, распрощался с друзьями и пошел за Аберфортом. Тот вместе с Ллойдом Уизли и Лили Карлайл играли в морских разбойников, захвативших в плен изнеженного лорда, который прежде притеснял их семьи. Как догадывался Альбус, идея игры принадлежала Лили – мальчики фантазией не отличались.
– Молитесь, сэр, – важно говорила девочка, направляя палочку на увеличенную тряпичную куклу, которую держал Аберфорт. – Больше вы никогда не увидите своей жены, прекрасной Лисандры.
– Умри, злодей Гринблэк! – торжественно заявил Ллойд и уже замахнулся было линейкой, изображавшей саблю, когда Альбус решился напомнить о себе. Аберфорт с неохотой потянулся за вещами. «Вот лбина вымахал, – умилился про себя Альбус, глядя на брата. – А все играть ему охота. Нет, мы такими не были».
…Ариана встретила братьев в новом платье: дешевеньком, правда, бумазейном, зато хорошо сидевшем и приятной расцветки – белом, в частый розовый цветочек. И ленточка в косе тоже была новенькая, розовая.
– Ты красавица, – Аберфорт, обняв сестру, погладил ее по светлым, расчесанным на пробор волосам. Ариана сияла тихой улыбкой, но Альбус грустно покачал головой. Сестра была бы красавицей, если бы не бумажно-бледное лицо, костлявые руки и мутно-рассеянный взгляд уже потускневших глаз. Еще не успев расцвести, она уже увядала.
Вдоволь наласкавшись к Аберфорту, Ариана подошла к Альбусу, обняла и ткнулась в плечо. Он рассеянно погладил ее по голове. Ариана подняла лицо и внимательно на него посмотрела.
– У тебя все хорошо? – мягко спросила она. – У тебя такое лицо, словно что-то болит.
Альбус сжал губы. Ну как она могла догадаться, что всю дорогу он думал о Камилле и сейчас жалел, что не успел увидеть ее на платформе? «Что с ней будет летом? Нет, нас никто не видел у озера, ее не за что наказывать… Как эта старая мымра вообще смеет…» Он стиснул кулаки с досады.
В это лето Альбус, как никогда, ощущал вокруг себя вакуум. Он старался загрузиться работой под завязку, переписывался с учеными, читал, строчил статьи, даже помогал по дому, насколько мог, – и все-таки, едва оставался один у себя в комнате, начинал нервно ходить из угла в угол. Тревога душила его, не отступая ни днем, ни ночью. Он написал бы Камилле, но понимал: письмо может попасть в руки ее матери.
Лето выдалось душным и облачным. У Арианы то и дело случались припадки. Особенно страшно было по ночам, когда Альбус просыпался от сыплющейся в кровать штукатурки и спешил, схватив клетку с метавшимся Фоуксом, вслед за матерью и братом выскочить на улицу – стены так тряслись, что дом, казалось, вот-вот рухнет. Несколько раз мальчик замечал, что в окне сестры мерцает словно бы зарево, странные вспышки во время припадков освещают ее комнату. «Это магия, – догадывался он. – Магия так ищет выход; чем больше Ари ее подавляет, тем становится хуже». На следующий день он хотел было поговорить с сестрой, но Ариана была слишком слаба, чтобы понимать, о чем речь. Она лежала в полузабытьи, бессмысленно глядя в потолок, и играла какой-то странной вещицей. При ближайшем рассмотрении то оказались старые часы отца, неизвестно откуда взявшиеся. Должно быть, мать забрала на память, а Ариана нашла или Аберфорт подарил… Но Альбусу от ее находки стало необъяснимо жутко – с той давней ночи, когда ему приснился первый кошмар, связанный с Часовщиком, мальчик терпеть на мог циферблаты и стрелки.
Спустившись вниз, он услышал разговор матери и Аберфорта, которые на кухне вместе возились с обедом.
– Чувствую, это добром не кончится, – вздохнула мать. – Всякое может случиться. Обещай, что если меня не станет, не позволишь Альбусу отправить Ариану в Мунго. Он бессердечный, бессовестный, легко ее сбудет с рук, если она ему будет мешать. Присматривай за ними.
– Хорошо, – дрогнувшим голосом ответил брат и через некоторое время добавил: – Мама, а может, мне не ездить больше в Хогвартс? Останусь здесь, буду тебе помогать… Ну ее, эту школу!
– Из-за нас ты не должен ломать себе жизнь, оставаясь без образования, – жестко ответила Кендра. – Я думаю, что справлюсь. Прошу просто на случай.
«Мать боится, что во время припадка может погибнуть», – понял Альбус и поежился. Тогда, получается, Ариана станет убийцей? Ему представилась сестра, какой он ее видел только что: беспомощной, больной, почти бесчувственной. «Она не может себя контролировать», – подумал он и зябко поежился, осознав, что именно поэтому то, чего опасалась мать, и могло случиться.
Результаты СОВ прибыли с опозданием: Альбус успел отпраздновать шестнадцатый день рождения. Он получил все «Превосходно», причем по трансфигурации, заклинаниям и ЗоТИ отмечались «чрезвычайно высокий уровень знаний и небывалое мастерство». Как выяснилось из писем друзей, похожие пометки были у Лэма – по астрономии и у Горация – по зельям. Девочки, Элфиас и Финеас тоже справились неплохо: у Айлы оказалась всего одна «Выше ожидаемого» – по древним рунам (которые теперь вела сухопарая старая дева, ничего толком не объяснявшая), а остальные «Превосходно»; у Викки и Финеаса – по три «Выше ожидаемого», а Элфиас справился без единой «Удовлетворительно», что нечасто у него получалось.
У Клеменси – вместе с одним из писем Айлы пришло письмо и от нее – дела тоже были неплохо. На все лето ее пригласили присматривать за детьми местного эсквайра, Шолто, того самого, что когда-то подстрелил подаренного друзьями сычика. Шолто успел жениться и завести двоих детей. Человек прижимистый, даже скаредный, он норовил сэкономить на всем, и на гувернантках в том числе, и посчитал, что нанять дочку местного учителя окажется куда дешевле, чем девицу с опытом. «Папе он не нравится, – писала Клеменси. – Мне тоже не особенно, но он почти и не будет появляться в доме, а его жена и дети очень милы. Кроме того, это хорошее подспорье для нашей семьи. Рада, что все вы отлично справились с СОВ. Профессор Кей говорит, к зиме я тоже смогу сдать их – конечно, экстерном». Альбус порадовался за подругу, хотя Шолто, убийца птиц, заочно не нравился и ему.
Список учебников, присланный на сей раз, заставил Кендру застонать – мало того, что Альбусу приходилось покупать новый комплект, так еще Аберфорту половина старых учебников брата не подходила. Альбусу, правда, кое-что прислали за пару статей, немного выручил Аберфорт, удачно сходивший в Пэгфорд с козьим пухом, и еще немного навязала «в долг», несмотря на сопротивление Кендры, мисс Бэгшот. В один из последних дней августа, облачный и ветреный, пропитанный грядущей осенью, мать и сыновья аппарировали в Лондон.
В книжном магазине стояла обычная для такого времени толчея, но кое-кого знакомого Альбус все же смог углядеть. Геспер Гэмп, важно поправляя тонкие очки, в сопровождении пожилой гувернантки выбирала книги. Мальчик вспомнил звериное и прекрасное лицо Сириуса в подпольном дуэльном клубе и подивился про себя, как два таких разных человека смогут ужиться вместе. Черноволосая Герда Энслер, чуть не сгибавшаяся под стопкой книг – за лето девочка стала высокой и хрупкой – приветливо кивнула Альбусу и разболталась с Аберфортом, который все еще копался в книгах. От духоты Альбус скоро стал судорожно зевать и, оставив книги на прилавке возле матери, стоявшей в очереди, вышел на улицу.
По совести, он надеялся, преступая порог, мельком увидеть Камиллу, которая наверняка пришла бы за покупками перед новым учебным годом, но увы – из знакомых перед ним только однажды промелькнули в толпе Мелвин Лавгуд и Осборн Крауч, что-то обсуждавшие настолько увлеченно, что и не заметили одноклассника. Альбус проследил за ними взглядом: они присоединились к толпе, выстроившейся вдоль стены магазина мантий и что-то негромко комментировавшей. Поколебавшись, мальчик последовал за ними и пробился вперед.
Вдоль стены медленно шагала бормотавшая что-то себе под нос девушка. Лицо ее было страшно, пятнисто, синевато-бледно, губы почернели, глаза ввалились. Черные волосы прилипли к мокрому от испарины лбу. Она водила рукой по стене, то и дело приваливаясь к холодным камням, и запрокидывала голову, тяжело дыша. Зеваки свистели и улюлюкали.
– Ишь ты, как напилась! Что, худо? А нечего было лопать паленое огневиски!
Девушка прислонилась к стене спиной и стала сползать на мостовую. Только теперь, увидев ее лицо вблизи, Альбус узнал Нэнси Стюарт и лишь сейчас заметил алую влажную цепочку следов, бегущих за ней. Оттолкнув скалившегося Крауча в сторону, он подхватил девушку и быстро понес к порогу «Флориш и Блоттс».
