Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 45 страниц)
Он ушел в себя, поникнув, и через полминуты с надеждой спросил:
– Неужели ей нужен обычный человек? Неужели она такова, что хочет жить с обычным, начитанным, – это слово он выговорил с ироническим пренебрежением, – обывателем? Хочет стать какой-то простой “леди”, миссис такой-то? Ей не хочется ничего великого, ничего, присущего смене веков? – в глазах Геллерта, казалось, застыли ужас и недоверие.
– Вообще её прельщала участь Шарлотты Корде, насколько я помню. Она же говорила об эмансипации женщин и участвовала в наших запрещенных вылазках, кстати, в отличие от Горация. – усмехнулся Альбус. – Кажется, мы подъезжаем, приготовьтесь слезать. Архивы здесь на окраине.
Он сам не знал, почему ему становилось все неприятнее поддерживать разговор о Викки. С Геллертом хотелось говорить о переустройстве общества или о науке, но не обсуждать школьных подружек. Он уже жалел, что напомнил Гриндевальду об общей знакомой.
Геллерт же, услышав о Шарлотте, заметно повеселел – вновь задорно улыбнулся, зашагал пружинисто и бодро.
– Что ж, посмотрим, чего стоит мистер Начитан фон Остроумен! Ах, ну почему она именно теперь уехала! Ничего, уж когда она вернется… Надо будет найти и подарить ей какой-нибудь древний артефакт, как считаете, ей понравится? И почему я сам тогда был так груб с ней? Ведь мне тогда показалось, когда я ее увидел, что это какая-то фея или ангел, и я смешался… Вы должны знать, герр…то есть, сэр Дамблдор, я всегда бываю груб, когда стесняюсь или чувствую, что человек меня привлекает – вы не должны обижаться, если я вдруг резко вам отвечу или буду изводить иронией, хорошо?
– Хорошо, – Альбус рассмеялся. – Я сам такой. Как думаете, кстати, в архиве долго придется работать? А то я не знаю, где тут можно перекусить.
– О, не беспокойтесь, – улыбнулся Геллерт. – Мы работать не будем. Мы будем пить чай. И никакого Кнонфундуса или Империо, ручаюсь.
И вправду, едва они вошли, Геллерт, улыбаясь, мягко обратился к полненькой немолодой ведьме , уныло сидевшей за стойкой – и через полминуты они с Альубсом уже потягивали плохо заваренный чай в продавленных пыльных креслах, а служащая носилась по архиву с палочкой, отыскивая отдел сведений за десятый-двенадцатый века.
Альбус немного понаблюдал за ней, уперев подбородок в кулаки, потом снова обратился к Гриндевальду.
– Расскажите мне про Дурмстарнг. Что это за место? Что вы проходите на уроках темной магии?
– Не о чем и вспоминать, мерзкое местечко, – отмахнулся тот, презрительно скривившись, – я освоил весь школьный курс меньше, чем за четыре года, и осваивал уже то, чего не знает добрая половина наших тупоголовых учителей. И что вы думаете, они увидели во мне возможность прославить школу, хотя их заслуги и близко в том не было? Как бы не так! Меня записали в вольнодумцы и смутьяны, сочли угрозой порядку и спокойствию, и старшие товарищи давали мне понять, что карьеры мне не видать. И черта с два! Вы не видели начальство в этой дикой стране – чем выше по чину, тем больше чугунных голов, – Гриндевальд явно разгорячился и продолжал, энергично размахивая руками – все умники и светила сидят в самом нижнем чине! Мне намекали, что с моим талантом к темной магии я мог бы стать важным человеком, – и что же вы думаете? В так называемых тайных обществах царит та же бюрократия, да еще хуже! А уж наши, немецкие кружки… Будь там тридцать человек, их «предводитель» бежит как от чумы от любого, кто угрожает свергнуть его в этом ничтожном клубе. Сказать короче, я ушел из этого бедлама и согласен увидеть его вновь лишь в огне! – лицо его и правда, словно окуталось завесой дыма, глаза сверкали мрачно и воинственно.
– Тайные общества? – переспросил Альбус. – Чем же там занимались?
Геллерт снова отмахнулся.
– Ах, не спрашивайте. Одно баловство. Все полезное, что я умею, я освоил сам. А они… Немецкие романтики, помешанные на готике и поклонению темным силам. И как бы ни считали они себя сверхлюдьми, они те же обыватели! Используют темную магию ради чего? Карьеры, богатства, женщин! Как будто жирнопузые бюргеры не о том же мечтают! – здесь он символически сплюнул.
Работница архива между тем подошла к ним, краснея, как девочка.
– Вот, – она протянула свиток пергамента. – Певереллы владели особняком под названием «Буковый дом». Он переходил из рук в руки, пока во второй половине восемнадцатого века его не выкупил Корвинус Гонт.
– Потомок Кадма, – кивнул Альбус.
– Именно. Он существенно перестроил дом, оставив нетронутой лишь часть правого крыла. У Антиоха потомков не было. Что касается потомков Игнотуса, то их след теряется: у его сына были только дочери, то есть ветвь рода фактически пресеклась.
Пять минут спустя юноши уже шли из Пэгфорда через поле.
– Мы узнали не так много, но достаточно, – чтобы начать поиски, – рассуждал Альбус. – Я, правда, не уверен, что мы можем найти что-нибудь из Даров в Буковом доме…. Про камень говорят, что он таки хранится у Гонтов.
– Говорят те, кому выгоднее, чтобы так считали, – ухмыльнулся Геллерт и от скуки поджег куст можжевельника. Альбус, встав рядом, также взмахнул палочкой – и ветви, и еще уцелевшие иглы стали железными; расплавленный металл потек, шипя. Альбус снова прицелился – и вот кипящая струя превратилась в ужа, ползущего по земле. Секунда и уж взлетел в небо пестрым попугаем.
– Прекрасно, – кивнул Гриндевальд и наставил на птицу палочку. Попугай заискрил и обратился в дым.
– Смотрите, – сказал Гриндевальд негромко, – это заклинание я сам придумал.
Молниеносно прочертив в воздухе палочкой, он указал ее концом на дерево. Из нее вырвался шар энергии – сердцевина его, несомненно, была сгустком холода, но внешняя оболочка пылала ярко-красным, подобным лаве, пламенем. След заклинания тянулся двумя переплетающимися хвостами – синим и красным. Взрыв, шипение – и дерева на месте не было. Альбус подошел к его обломкам и выдохнул от удивления – одна половина развалившегося ствола и упавших веток еще догорала, обугленная, потрескивая языками пламени, другая же – покрылась толстой коркой льда. Кое-где крупные ветки раскололись, как сосульки.
– Потрясающе, – честно признал Альбус. – Защититься от такого непросто: защитные чары заблокируют что-то одно.
Гриндевальд с гордостью усмехнулся, приосанившись.
– Огонь и лед! Вечные противоположности… А знаете, как я догадался их совместить?
– Расскажите!
Гриндевальд кивнул, и на несколько секунд замолчал. Немного постоял, покачиваясь и глядя в небо, освещенное солнцем в зените, с веселой и яростной улыбкой.
– Огонь и лед…– сказал он вновь, словно сам себе. – А я вот иногда так всерьез и думаю. Знаете, что я ненавижу больше всего на свете? Умеренность! Золотую середину! Какой пошлостью это отдает, какой безвкусицей! О каком счастье может только говорить приверженец золотой середины, пресыщенный римлянин? Такой человек не счастлив, не несчастен, он Доволен! Или не-у-до-вле-тво-рен! Подумать только! И они еще смеют рассуждать о вреде крайностей? Я сам – одни крайности, и потому я совершенно счастлив, в эту минуту и все другие, и знаете почему? Потому что я не признаю середин! Я ненавижу! Ненавижу этот мир всей душой, всеми силами, ненавижу так, что посвящу мою жизнь тому, чтобы стереть его в порошок, снести до кирпичика! Но я люблю его, люблю так страстно, что не могу жить без мысли, что не воссоздам его из пепла, прекрасным и великим, где каждый будет счастлив и свободен – как я сам теперь! И все же я чувствую, что и сейчас мне мало! Я должен ненавидеть еще сильнее, иначе стены крепости устоят, иначе я не потрясу мироздание! Я должен любить еще пламенней, иначе не будет той первозданной красоты, без которой незачем и жить. Признаюсь, я частенько думаю, что человеку надо любить не только мир, но и другого человека, любить столь же бескомпромиссно и безумно, чтобы сделать его… её – королевой этого нового мира. Ах, как бы увенчала корона ее золотые волосы! А вы? Вы, мой друг, достойны править со мной, я убежден в этом, ведь вы такой же незамутненный мерзостью компромисса, я теперь вижу это ясно…
Геллерт неожиданно умолк, словно будучи не в силах продолжать, и только запрокинул голову, вглядываясь в солнечное небо.
– Завтра идем в Буковый дом? – тихо спросил Альбус.
– Конечно, – Геллерт не сводил глаз с белого сияющего диска.
Аберфорт вел себя на удивление тихо. Только за ужином, наблюдая, как брат жадно наворачивает печеную тыкву, пробурчал:
– Взялся помогать – так помогай, или нечего из себя великого альтруиста строить.
– Угу, – Альбус засыпал в чашку молока две ложки земляники и размял. Слова брата не задевали его, словно не к нему относились. Все, о чем он мог думать – завтрашняя встреча с Геллертом, невероятное удовольствие от каждого его слова и предвкушение того, как скоро они вместе наконец осуществят общую заветную мечту.
…В Буковый дом отправились поутру, едва рассвело. Геллерт первый пришел к дому Альбуса и разбудил его, бросая в раму камешки. Они побрели по росе, не замечая звуков пробуждающейся деревни: обоих захватило чувств надвигающейся опасности.
Когда темно-серые стены наконец показались за деревьями, Альбус почувствовал, как распаляется кожа. Ему вспомнился давний побег от инфернала, и невольно стало стыдно, смешно и противно: он был беспомощен, и все потому, что не смел использовать волшебную палочку. Ему почему-то ужасно не хотелось, чтобы Геллерт об этом узнал.
Они прожгли себе путь в живой изгороди, взошли на заросшее травой крыльцо, открыли дубовую дверь – сейчас это оказалось не так-то сложно. Заглянули внутрь, подсвечивая себе Люмосами.
На мраморную лестницу падал откуда-то сверху слабый луч света. В воздухе ощутимо пахло затхлостью, рот забивала пыль. Альбус и Геллерт поколебались, раздумывая, куда бы пойти в первую очередь.
– В подвал, – предположил Альбус. – Там был инфернал… Наверняка неспроста. Он мог что-то охранять.
Они разыскали бальную залу, лесенку около нее ,спустились пошли в направлении, которое Альбус пытался припомнить.
– Кажется, здесь, – остановился он, обернулся и едва не отшатнулся: эту «кучу тряпья» он узнал, несмотря на годы. Бесформенная серая масса приподнялась и стала вытягиваться. Альбус, прикусив губу, выставил палочку, решив, что пора поквитаться за прошлый позор, но Геллерт его опередил. Огненный шар с ледяным сердцем ударил в труп, и тот, вскинув руки, застыл – полуобугленный, полузамерзший.
– Охранника уложили, – Геллерт усмехнулся, с любопытством рассматривая острые когти на серой руке. – Любопытно, что же он охранял.
Они зашарили по комнате, заклинаниями проверяя наличие тайников, но прежде ,чем что-либо смогли найти, почувствовали, как откуда-то потянуло острым холодом.
– Хм… Герр Гонт выращивал дементоров? – поежился Геллерт. Альбус высунулся в коридор.
– Не совсем, но похоже, их родственников. Посмотрите!
Коридор наполнялся призраками и трупами. Одного из них – черное существо ростом до потолка – Альбус узнал, другие выглядели еще страшнее и отвратительнее. Медлить было нельзя. Он вскинул палочку:
– Воро малус!
Этому заклинанию – Копью света – его обучил Кей, когда они скучали в Египте. Ослепительно-белый луч, от которого будто расходился жар, ударил в тонкую черную фигуру. Призрак мгновенно лопнул и растворился.
– Люмос Солем!
Это, конечно, не могло остановить призраков, но инферналы на пару секунд застыли. Альубс и вслед за ним Геллерт вновь применили Копье света. Духов расшвыряло в разные стороны, а Гриндевальд выкрикнул какое-то длинное слово – Альбус повторил за ним – посе которого пол и стены стали сами всасывать нежить. Но холод не пропадала: очевидно, сюда устремлялись все новые существа.
– Глупо так погибать, – Геллерт снова прорезал лучом света коридор. – Уходим!
…Они лежали под буками, на порослях голубики. Сок раздавленных ягод пачкал одежду, просачиваясь сквозь ткань. Гриндевальд тяжело дышал, ловя воздух мягкими губами. Все-таки у него был совсем детский рот, и волосы – тонкие, льняные, воздушные – были не как у девушки даже, а как у мальчика лет семи. Альбус, едва касаясь, провел по ним рукой. Геллерт перехватил его пальцы и стал медленно целовать.
– Что?! – Альбус попытался отдернуть руку. – Что вы делаете?
– То, чего вы хотите, – ответил Гриндевальд невозмутимо, и Альбус замер, потому что понял: он в самом деле хочет именно этого.
– Нам можно все, – спокойно повторял Геллерт, целуя его руку выше, у запястья. – Все.
Альбус порывисто поцеловал его в губы.
========== Глава 62. Общее благо ==========
Ариана варила малиновый джем. Она уже выдавила из ягод сок, смешала с сахаром и поставила на огонь; запах обгоравшего жира на металле смешивался с ароматом малины. Альбус, выдержав, руками вытащил из тарелки несколько раздавленных ягод. Облизал пальцы.
– Ну-ну, – проворчали за спиной. – Грязные-то.
Аберфорт, прислонившись к дверному косяку, наблюдал за движениями сестры с ревнивым и тревожным прищуром. Она не говорила с ними, действовала аккуратно и точно, но молча.
– Мы тебе не понадобимся, Ари? – спросил Аберфорт. Она помотала головой, помешивая сироп. Он обернулся к Альбусу:
– Тогда пойдем. Кое-что сказать надо.
Оба вышли на задний двор. Аберфорт, поигрывая топором, присел на колоду, где обычно колол дрова.
– Вы с этим австрияком уж четвертую неделю не разлей вода, – начал он.
– Допустим, – Альбус равнодушно пожал плечами. Все происходящее между ним и Геллертом казалось совершенно естественным: он чувствовал Гриндевальда большей и лучшей своей частью и не видел причин, почему им нельзя стать единым целым. Хотя, признаться, ему было неприятно, если бы брат, сестра или друзья о чем-то узнали.
Аберфорт насупился.
– Вы бы хоть поосторожнее были. А то про вас такое говорят… Я сейчас в лавку заходил – волосы дыбом встали.
– Ты поменьше всяких кумушек слушай, – натянуто улыбнулся Альбус. Брат холодно кивнул.
– Да мне бы дела не было, во что ты еще вляпался: душа-то твоя, не моя. Да только за мужеложство сажают и у магглов, и у нас. Ты не Кэрроу и не Малфой, у тебя ни сейфа, ни связей, чтобы кто-то стал глаза закрывать.
Альбус вздохнул.
– Согласись, это идиотизм.
– Не о том речь! – Аберфорт раздраженно бросил топор. – Ты на свете не один. Вот осудят тебя, посадят – а нам с Ари после такого позора как жить? Где и чем? Из деревни тут же уехать придется, на работу меня даже в батраки вряд ли наймут, а чужого я отродясь не брал. Получается, если ты на этом попадешься и тебя посадят, мы с Ари с голоду помрем.
– Буду осторожнее, – Альбус пожал плечами, зевая: он не мог дождаться, когда Геллерт, как и обещал, наконец вызовет его.
– Осторожнее! Вас уже видели, голубки, – фыркнул Аберфорт и встал. – Ну ладно, мое дело – сказать.
Дверь на двор заскрипела, и осторожно выглянула Ариана.
– Твой друг пришел, – сообщила она Альбусу, опустив глаза (теперь она избегала смотреть ему в лицо). – Он на кухне. Сказал, что проследит за джемом.
Аберфорт фыркнул, видимо, представляя, во что под присмотром Геллерта превратится кухня.
Когда они вошли, то, к удивлению своему, не обнаружили ни пожара, ни следов взрыва, ни даже разлитого на полу сиропа. Огонь в очаге потух, а Геллерт сидел на корточках у котелка, с ложкой в одной руке и лепешкой в другой (на столе стояло блюдо лепешек, оставшихся с утра) и, судя по движениям, котелок активно опустошал.
– Я ускорил варку, – объяснил он с набитым ртом, повернувшись к Альбусу. – Применил заклинание, ускоряющее процесс, а потом остудил. Неплохое вышло желе. Присоединяйся.
Альбус тоже взял ложку, лепешку и уселся было рядом, но кое-что вспомнил.
– Аб, Ари, – он повернулся к брату и сестре, бессильно застывшим посреди кухни. – Давайте сюда лепешки. Угощайтесь тоже.
Брат продолжал стоять и мрачно смотреть.
– Он сам собирал малину, чтобы вышло не на один раз, – пробормотала Ариана. – Не надо было обманывать. Если бы вы сказали, что хотите джема, я бы вам отложила.
Геллерт брезгливо осмотрел Ариану, но ничего не ответил, а Альбус почувствовал сильное желание немедленно как-нибудь задеть сестру.
– Ты бы еще разревелась, как маленькая, – фыркнул он. – «Ах, мамочка, Альбус и Геллерт съели мое варенье!»
Ариана побледнела. Аберфорт обнял её за плечи и поспешно вывел. Альбус хрюкнул.
– Ох, малышня. Может, возьмем котелок с собой? Скучно сидеть дома.
…На воздухе есть был вдвое вкуснее, тем более, когда никто не видел, можно было позволить себе шалости вроде тех, что когда-то устраивали они с Викторией. Геллерт смеялся, но не отталкивал.
– Пока вы, герр Дамблдор, поедаете малину, – Геллерт провел пальцами по его подбородку, – я узнал кое-что новое, что касается нас обоих. Во-первых, милейшая работница архива сумела разыскать записи о браках внучек Игнотуса. Старшая, Кандида, вышла за некоего Юджина Бирминга. Видимо, магглорожденный – больше о нем ничего неизвестно. Вторая, Александра – за Эдвина Поттера. Кажется, такой род есть среди ваших чистокровных?
– Еще бы, – хмыкнул Альбус. – Его представитель семь лет жил со мной в одной спальне. И кстати, – он нахмурился, припоминая. – Я слышал, у них в самом деле есть какой-то плащ-невидимка… Я, правда, подумал, что речь идет лишь о мантии временной невидимости.
Геллерт покрутил меж пальцев стебелек цветка.
– Меня удивляет другое: как они держат такой артефакт у себя, почти не таясь? Не боятся, что Дар смерти кому-то может понадобиться?
Альбус мысленно скривился. До сих пор он не мог представить, зачем им может понадобиться мантия-невидимка, кроме того, что она довершит совокупность Даров. Допустим, под ней можно шпионить… Но есть же дезиллюминационные чары. «Мы можем прятать под ней Ариану, – предположил он. – Хотя лучше бы с помощью камня вернуть к жизни родителей. Тогда я смог бы оставить сестру и брата на их попечение». Геллерт продолжал.
– Но самое интересное – это Бузинная палочка. И это я узнал уже из совсем другого источника, который позволь пока не раскрывать, – он подмигнул. – Она в Восточной Европе. По слухам, ею владеет один из мастеров волшебных палочек. Правда, эти слухи распускают они сами, так что поди разберись, где тут правда…
– Выход один, – обыскать каждого из них, – засмеялся Альбус, растянувшись на траве.
– Именно, – Геллерт лег рядом с ним. – Если у нас будет непобедимая палочка, мы с легкостью вынудим Гонтов и Поттеров отдать нам камень и мантию. Значит, решено. Тетя Батильда сейчас хлопочет, чтобы мне выделили часть денег, которые остались после мамы – не так много, но на первое время хватит. К сентябрю все будет готово, и тогда мы с тобой уедем вместе.
– К сентябрю? – Альбус приподнялся на локте. – Нет, погоди. К сентябрю Аберфорт уедет в школу. С кем тогда останется Ариана?
Геллерт мучительно зевнул.
– Мне кажется, самое разумное – передать её целителям. Помнишь, что она устроила недавно?
Несколько дней назад Альбус, придя с очередной ночной прогулки, снова застал Ариану на кухне. Она опять сидела за столом, но уже не плакала, а смотрела на лежащий перед ней нож. Реакция была мгновенной: Альбус захлопнул дверь, припечатал Коллопортусом, взбежал по лестнице, растолкал Аберфорта, подтащил к распахнутому окну, наложил амортизационные чары и спрыгнул вместе с братом вниз. После поволок оглушенного и ничего не соображающего Аберфорта к мисс Бэгшот. Соседка еще не ложилась, Геллерт тоже. Некоторое время они вместе обсуждали, вызывать ли авроров или целителей, пока Альбус не сообразил: нож мог предназначаться и не для них с братом. Ни слова никому не сказав, он снова выскочил на улицу. Геллерт бросился за ним.
Альбус снова, как после смерти матери, войти в дом в мертвой тишине, так что почти обрадовался, услышав тихо постукивание в дверь. Ариана, кажется, различила, кто кто-то вошел
– Альбус, я убрала нож, – спокойно сказала она. – Открой, пожалуйста.
…Пузырек с успокоительным зельем из аптечки мисс Бэгшот оказался опустошен мгновенно, а через день сестра, как ни в чем не бывало, перебирала ягоды, принесенные Аберфортом.
– Взять её с собой означает жить в постоянном страхе, – продолжал убеждать Геллерт. – Или любоваться на её пресное личико, когда она тихая. Меня не прельщает ни то, ни другое. Здоровые люди должны идти вперед. Она на нас повиснет камнем.
У Альбуса потемнело на душе.
– В Мунго я её не отдам, – повторил он. – Там с ней будут плохо обращаться. Мы сможем её контролировать… В конце концов, – он поморщился, – есть Конфундус, Империо. Это лучше, чем цепи и плеть.
Геллерт кисло вытянул губы.
– И Силенцио, потому что я не хочу выслушивать её бесконечные «это нехорошо» и «вы неправы». Впрочем, кажется, она у тебя неплохо обращается со сковородой? Кухарка нам кстати. Что ж, ради тебя я и на это готов пойти.
Альбус кивнул и поспешил вернуться к прежней теме:
– Так вот, мы завладеем Дарами смерти… Геллерт, я все же тебя не пойму. Ты согласен, что история о Дарах – сказка, но в титул Мастера смерти почему-то веришь.
– Кто знает, может, он и дает бессмертие? – хохотнул Гриндевальд. – Это штука полезная. Но в любом случае: я предполагаю, что соединение трех мощнейших артефактов и, возможно, проведение какого-то обряда, про который нам тоже надо узнать побольше, даст нам силы, в сотни и тысячи раз превышающие силы обычных волшебников. А значит, наш путь к власти станет существенно легче.
Альбусу села на рукав бабочка павлиний глаз, он улыбнулся, глядя, как она складывает разноцветные крылья.
– А сколько власти нам нужно, Геллерт? Ты считаешь, абсолютно необходима тирания, полное подчинение нижестоящих вышестоящим?
Глаза Гриндевальда загорелись темным огнем одержимости. Он стиснул тонкие пальцы в кулаки – на тыльных сторонах ладоней вздулись вены.
Я считаю, что мы должны вернуть великую Римскую империю! И не просто вернуть, а расширить! Конечно, нам не нужны дикие края вроде Сибири или негритянской Африки, но Передний и центральный Восток, но Индия, Магриб – это древние центры магии! Как иначе управлять такой огромной территорией, как не через подчинение низших высшим? Ты пойми главное – мы ведь это делаем не для того, чтобы себе польстить, возвыситься – лично я и сейчас себя чувствую превосходно – это нужно затем, чтобы каждый двигался в сторону прогресса, то есть к развитию, творчеству. Взгляни на тех же магглов – живут, как свиньи! Им бы только пожрать, поваляться в грязи, найти объект для своей похоти…куда они придут сами по себе? Ясно как день – мы должны направить их же к развитию, к свету ради их же собственного блага! Ты представь себе, вздумай Моисей играть в демократию? Евреи вернулись бы в Египет, поклонялись бы золотому Тельцу, хотя они это делают сейчас! Но я не о них – а о том, что прогрессировать болезненно и трудно, а жить в рабстве и невежестве – легко! Поэтому мы не должны останавливаться ни перед чем! Родитель может задать трепку ленивым детям, или муж – вздорной жене, но не потому, что хочет им зла, а наоборот! Таким и был Рим! Вот когда народ будет выведен из мрака и животных устремлений, мы незамедлительно перейдем к демократии и республике, потому что свободные и сознательные люди могут управлять собой сами!
Он на минутку перевел сбившееся дыхание.
– Но и нашему брату волшебнику нельзя давать спуску! Только посмотри, как похожи они на магглов, – разгорячился Геллерт, – где теперь Фаусты? Или мы не те, кто рожден постигать тайны природы и волшебства, такие законы, которые управляют миром, которые недоступны абсолютному большинству! И много ли кто этим занят? Мы устроили бюрократию, как последние сквибы, наплодили инстанций, даже, ты подумай, юристов! Будь моя воля, вся эта братия бездельников у меня топала бы по болотам в своих смокингах, искала новые волшебные травы и артефакты для Империи!
– Да, того они и заслуживают, – Альбус потер подбородок. – И хотя насчет жен и детей я с тобой не согласен – насилие в семье дело мерзкое – но… Ты уверен, что мы вправе говорить магглам, будто они живут, как свиньи? Погляди, какой у них технический прогресс в последнее время? Они расширяют возможности, ищут способ подняться в воздух…
– Ты сам знаешь: по сравнению с нашими возможностями это ничто, – отмахнулся Геллерт. – Для них будет благом, если они нам подчиняться. Общим благом – для них для всех. Мы должны понимать главное, – вздохнул он, – нет ни малейшего смысла выступать открыто, нас просто выставят на посмешище, высмеют в их ничтожных газетенках! Мы должны стать профессиональными революционерами, устроить хаос, чтобы прийти к власти.
– То есть… террор? – Альбус почему-то затаил дыхание. Мысленно он много раз соглашался с тем, что иногда террор необходим, однако теперь стена огня и крови почему-то встала очень близко к глазам.
– Никто из невинных не пострадает, – ответил Геллерт решительно, – мы сделаем ставку на таких же, как мы, на молодежь, которой бюрократы ставят преграды везде, где могут! Мы будем вычислять самых ненавистных и одиозных из чиновников, преследователей, реакционеров, и вершить над ними справедливость! В то же время, ты станешь неформальным центром в кругах молодежи, за тобой пойдут, ты будешь растолковывать каждому наши идеи, организовывать в будущее имперское управление! Мы отберем самых перспективных! Я же возглавлю сопротивление, безопасность и тайные отряды! Нас будут бояться все враги прогресса и восхищаться – друзья! Когда враг дрогнет, мы выступим открыто и возьмем министерства штурмом, и объявим свое, новое государство!
Альбус улыбнулся, представив себе радужную картину торжества.
– Кстати, у тебя есть приятели в вашем министерстве? – спросил Геллерт озабоченно, – всегда очень полезно иметь…осведомителей в стане врага.
Альбус потер переносицу.
– Леонард Спенсер-Мун. Мы с ним не то, чтобы близко знакомы, но дело поправимое, думаю. Еще, кажется, в Министерство собирался Генри Уизли, мой однокурсник. Но опятьже мы с ним не друзья. Ах, забыл! Еще Осборн Крауч. Я оказал ему небольшую услугу на шестом курсе… Возможно, с этой услуги начнется его карьера.
– Прекрасно! На них мы и будем опираться, сделаем их своими агентами, посулим им невероятные перспективы, о которых они бы и мечтать не могли при нынешнем режиме. Хотя, не стоит им полностью доверять – наше дело рискованное, и они предадут нас, если почувствуют нашу слабость.
– Да, жаль, люди, которые мне преданны, пошли другим путем, – вздохнул Альбус. – Элф сейчас путешествует, Лэм – золотая голова, но прост, как маггловские прописи, а Финеас и Гораций достаточно богаты, чтобы не служить. Хотя… Не исключено, что они пойдут работать в министерство, – он взлохматил себе волосы. – Эх, как же хочется перезнакомит вас всех! И с девчонками нашими тоже… Они молодцы! Ничего, как-нибудь напишу им, и соберемся все вместе! Вот только вернется Элф…
– А твой Элфиас, каков он? Какие у него сильные и слабые стороны для нашего дела?
– Он, – Альбус задумался. – Ну… Он честный парень. Добрый, заботливый. Что-то в нем есть такое… Точнее, чего-то нет… Эгоизма, что ли? Вот он влюблен в Викки давно – и всегда уступает её другим. Он развиваться хочет. Но главное, знаешь, он очень верный, прямо как собака.
– О! Это восхитительно! Ты знаешь, кого труднее всего найти? Личного секретаря, докладчика, исполнителя тайных поручений. Потому что это человек, у которого в руках огромной силы информация, и найти того, кто бы не подумал о том, чтобы ударить тебя с спину, забрать все себе… Такого человека надо держать крепко и не обижать… а он хорошо соображает в практическом смысле? У меня с этим не очень, признаюсь.
– Он из простых, как и я, – Альбус пожал плечами. – Соображает хорошо. Если мы идем в Хогсмид, деньги доверяем ему или Горацию. Иначе все можем спустить.
– О, о, о, я все больше уверен, что это удача… Хотя погоди, ты сказал, что он уступал Викторию другим? Разве она…
– Ну, она сначала встречалась с мной, курсе на четвертом, – пояснил Альбус. – Но недолго. Ну а потом… Гораций.
– С тобой? Вот это неожиданность, – Геллерт ехидно прищурился. – Но не думай, у меня нет предрассудков к прошлому. Тем более, это говорит о ее хорошем вкусе, в отличие от этого Горация, – его имя Гриндевальд протянул с издевательской интонацией. – Как думаешь, она его так уж сильно любит? Не может быть, не верю, что ей душевно близко мещанство! – кажется, он сейчас был серьезно взволнован: сам того не замечая, быстрыми движениями мял и теребил рукава куртки.
Альбус широко улыбнулся.
– Я не знаю, не знаток. Они ссорятся все время. Странная любовь какая-то. Но вот сам подумай… Ты, допустим, её заберешь. А с ним что будет?
– Какое мне дело? Если я ее заберу, и он не помешает, значит, он не любит ее так, как люблю я, иначе бы он этого не допустил! Значит, найдет приличную леди под стать себе, которая будет разделять его глупый цинизм и сибаритские устремления. Опять же, к общему благу, – не без иронии прибавил он. И добавил немного тревожно. – Надеюсь, ты не ревнуешь? Ты пойми, я тебя люблю как друга, единомышленника, как родственную душу, наконец. Не вижу, почему у мужчин должны быть близки только души, не тела. А Викторию я люблю как женщину, как свою Прекрасную Даму, понимаешь? Это вдохновение, это звезда на горизонте, это желание жить и творить…
Перед глазами Альбуса поплыло воспоминание, как будто очень давнее и в то же время жгущее свежей болью: Камилла в черном платье, склонив голову, читает сонет 90…
– Я понимаю, – вздохнул он. – У меня было так же. Она умерла.
Геллерт, кажется, потерялся, не зная что сказать. Отведя взгляд, он неуверенно погладил кисть Альбуса рукой.
– Альбус! – прогремел над полем голос Аберфорта. – Альбус, дракл тебя за ногу подери, куда ты котелок дел?
– Да здесь он, здесь! – Альбус, одной рукой подняв котелок над головой, помахал им.
– Фух, – Аберфорт, добежав до них, вытер потный лоб. – Я же тебе говорил, что к вечеру зарежу курицу, которую вчера купил. Её же варить надо в чем-то. Зачем ты его умыкнул, а?
– А мир рухнул бы, если бы курицу пришлось жарить? – зевнул Геллерт.
– Много ты понимаешь! – вздернул нос Аберфорт. – Жареное вредно, так магглы говорят. И вообще, помолчи, белоручка, не твоего ума дело.
Геллерт напрягся и приподнялся. Заметив на земле ложки, брат подобрал и их.
– Всю посуду растеряет новый-то глава семьи, – проворчал он. – Родители собирали-собирали, копили-копили, а он тут транжирит. Ишь ты, вылизали-то как! Чтоб у вас там слиплось все.
У Геллерта на висках вздулись жилы. Пришлось успокаивающе хлопнуть его по плечу, взять брата за шкирку и потихоньку отвести к дому.
…Ночью Альбусу не спалось. Как это часто бывало, он много раз прокручивал в голове разговор с Геллертом, припоминая каждое слово и обдумывая все, что не успел сказать. И не было ему покоя, пока он не схватил перо и не стал набрасывать (рука так и летала):
