Текст книги "Полет к солнцу (СИ)"
Автор книги: Мелания Кинешемцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)
Потом она же сидит на грубой табуретке, а Нэнси, чуть раскачиваясь, ходит вокруг. Женщина в фартуке и парень с худым длинным лицом, сидя в отдалении, смотрят неодобрительно, но молчат.
– В общем, так, – выплевывает Нэнси. – Жрать нечего. У самих на ужин по куску хлеба. Вот перечного зелья я тебе дам – мне не надо, чтобы ты тут больная валялась, своей заразы полно. Ляжешь с нами со всеми, уберемся. Заодно и теплее будет. Накроемся твоей накидкой ради такого случая, она уж почище нашего одеяла будет.
Клеменси с трудом кивает. Следующее воспоминание – Нэнси вдет бледную, вялую Клеменси через толпу по каким-то закопченным улицам. Наконец останавливается.
– Вокзал направо, за углом. Про платье и деньги не обессудь: сама понимаешь, даром тебя пускай мне совсем ни к чему. Давай, иди. Пирожков лучше не покупай, а то не доедешь до дома. Продавщицы все тифозные, хоть и не болеют.
Клеменси, пошатываясь, идет вперед. Потом Нэнси, уже у себя дома, пересчитывает галеоны – к ее досаде, их всего четыре – и примеряет голубое платье в мелкую оборку (лучшее платье Клеменси, насколько помнил Альбус). Оно оказывается узко в груди, и Нэнси, недолго думая, распарывает его…
Альбус вынырнул. Девочка, растирая висок, наблюдала за ним, и ее лицо не выражало ничего, кроме любопытства. Он невольно вздрогнул.
– Я все знаю, – медленно проговорил Альбус. – Про галеоны, про платье, даже про то, как вы устраивались на ночь. Один только вопрос: почему ты нам ничего не рассказала?
Нэнси поиграла карандашом.
– Да так… Приятно было посмотреть, как все вы мечетесь. Как ты мечешься.
– Почему? – не понял Альбус. – За что ты на меня злишься?
– За что? – протянула Нэнси, ожесточенно вертя карандаш. – Ну, допустим, я влюблена в тебя, а ты не обращаешь на меня внимания. Логично мне мечтать, чтобы ты помучился, правда?
– Влюблена? – опешил Альбус. – Правда, что ли?
Прежде чем он решил, что с этим делать, Нэнси рассмеялась.
– Конечно, нет, Дамби. Ты не в моем вкусе. Мне не по нутру те, кто предпочитает слизеринок. Потому я и молчала – чтобы тебя наказать.
– Что ты за человек… – вздохнул Альбус, вставая.
– Обычный человек, Дамби. Обычный. Хотя, где тебе понять…
http://www.youtube.com/watch?v=SGpbnZAlVVA
========== Глава 46. Дуэли и сонеты ==========
Альбус, сидя в углу, оглядывал собравшихся. Лица у людей, столпившихся под дощатым потолком домишки где-то между задворками Косого и Лютного переулков, были довольно разнообразны: юные и немолодые, холеные и покрытые шрамами, горящие нетерпением и мрачно-спокойные. Но кое-что объединяло их: предвкушение опасной, а может, и кровавой забавы, которая вот-вот начнется.
«Кто же из них – мой соперник?» – гадал Альбус, вглядываясь пристальнее. Может, вот этот мальчишка чуть постарше него самого – бледный, волнующийся, явно тоже попавший сюда впервые? Об такого даже жаль пачкать руки. Или вон тот – светловолосый, с пустыми бесцветными глазами и жестоким ртом? Опытный, кажется, боец, и точно беспощадный. Но пощада Альбусу и не нужна – ему нужна победа.
Собственно, он давно мечтал побывать на турнире, а сейчас прибавилась и нужда. Во-первых, мать пожаловалась Аберфорту, что у нее почти совсем не осталось денег – зелья у нее редко кто заказывал. Во-вторых, профессор Кей, которому ребята рассказали о случившемся с Клеменси, сказал, что будет заниматься с ней, чтобы в дальнейшем она могла сдать СОВ и ЖАБА экстерном – в конце концов, колдовать ее не лишали права. Однако ей нужна была новая палочка. Ну и наконец, очень хотелось сводить куда-нибудь Камиллу, устроить ей настоящий праздник – от всей души. Итак, Альбус аппарировал в Косой переулок, добрался до Лютного, наудачу пошел за двумя субъектами подозрительной наружности – и оказалось, они шли именно в подпольный дуэльный клуб. Один, худосочный, с крысиным хвостиком грязных волос, шмыгнул куда-то в сторону, но другой – тот самый нервный мальчишка – сел на скамейку, где ждали начала турнира бойцы. Альбус подсел туда же, на всякий случай скрыв лицо под маской. Некоторые из присутствующих также были в масках, так что на него никто не обратил внимания. Палочку он решил использовать краденую – на всякий случай, мало ли, чем окончится бой.
Человек с крысиным хвостиком взбежал на помост, окинул зал странным взглядом: одновременно хищным и вороватым. «Он нас оценивает, – понял Альбус.– Гадает, кто рискнет первым. Хм, а почему бы и нет?»
– Приглашается первые желающие!
Альбус сделал небольшой шаг вперед, скрестив руки на груди.
Распорядитель с удивлением посмотрел на него.
– А ты что тут делаешь, мальчик?
– Пришел забрать ваш приз, – ответил Альбус.
Зал утонул во всеобщем хохоте.
– И с кем ты здесь собираешься сражаться? С уборщицей Молли? – все вновь смеялись.
– Неважно, с кого я начну, важно, кем я закончу.
– А тебе хоть семнадцать-то есть? Хотя, если тебе жить надоело, какая нам разница, кого закапывать?..
– Может, хватит болтать? Я сюда не за разговорами пришел, – оборвал его Альбус нетерпеливо.
– Ладно, черт с тобой. Может, у тебя мамаша – старая шлюха, которой не хватает на бутылку, и она послала тебя сюда…
Альбус едва сдержался, но промолчал, ожидая.
– Ладно, сопляк, дадим тебе шанс. Кто тут есть еще из молокососов? Эй ты, парень! – крикнул распорядитель замеченному ранее Альбусом юноше. – Ну давай, раз пришел, бери палочку, и выходите оба на ринг.
Альбус в три прыжка оказался на ринге, достав палочку и встав в дуэльную позу.
– Мы тут церемониал не соблюдаем, так что извольте начинать, когда я хлопну в ладоши. Правил два: не стрелять в почтенную публику и не использовать Непростительные. Готовы?
Оба соперника кивнули.
Распорядитель развел руки в стороны и замер, очевидно, чтобы заставить дуэлянтов поволноваться.
Альбус не думал о нем, в упор разглядывая парнишку. Тот явно нервничал, значит, нужно с самого начала нападать, чтобы подавить и ошеломить его.
Раздался хлопок, и Альбус, взмахнув палочкой, заставил доски пола под парнем треснуть, сбросив того на землю.
Экспеллиармус – и палочка его соперника отлетела в сторону, и через секунду Альбус уже держал ее в руках, после чего восстановил сломанные доски.
Зал негромко похлопал.
– А ты парень с выдумкой! Ладно, садись, жди своей очереди. Следующий бой не для молокососов вроде тебя, так что можешь забрать свои медяки хоть сейчас и проваливать. Выиграешь еще – куш удвоится. Но если проиграешь – не получишь ничего, так что думай. Здесь таких сопляков больше нет, легких денег тебе не видать.
– Я пришел за главным призом, сэр, – последнее слово он протянул иронично, сделав полупоклон.
– Ладно, жизнь не мила, мы отговаривать не будем. Садись и дай уже почтенным джентльменам скрестить палочки.
Следующим распорядитель вызвал того самого блондина с бесцветными глазами. Альбус с интересом вытянул шею – ему было любопытно, оправдаются ли его ожидания. И оправдались они полностью: светловолосый разделался с противником быстро и безжалостно. Тот не был таким размазней, как противник Альбуса, пробовал обороняться и даже один раз перешел в наступление – но блондин изматывал его неожиданными и жестокими ударами, пока не швырнул об пол так, что тот минуты две лежал неподвижно.
Прошло еще несколько дуэлей, и половина претендентов отсеялась – остались лишь те, кто выиграл по одному бою.
– Кажется, твоя очередь, парень, – бросил Альбусу распорядитель. – Да, если что, как тебя хоть звали-то?
Альбус подумал, что ему нет резона называть настоящее имя, и что он не озаботился тем, чтобы придумать псевдоним.
– Меня зовут… – протянул он, стараясь придумать что-то поинтереснее, но в голову шла сплошная ерунда. Махнув рукой, он сказал: – Ладно, меня зовут Воин Феникса.
Как он и ожидал, зрители рассмеялись.
– Ладно, выходи давай. Вот и твой противник – мистер Сириус Блэк! Уже год, как наш завсегдатай.
Альбус не поверил своим ушам – и быстро понял: это и правда было в характере Сириуса, судя по его дурной славе в Хогвартсе. Судя по виду Сириуса, тот в ожидании, пока его нареченная Геспер Гэмп закончит школу, даром времени не терял.
«Анджела», – вспомнил Альбус и понял, что не отпустит Блэка так легко.
Тот его, к счастью, не узнал (как все же благоразумно было надеть маску!), достав палочку и, нетерпеливо припрыгнув, оценивая противника. Ему явно не терпелось вступить в схватку. Что ж, отлично…
Раздался хлопок распорядителя, и Сириус, сделав краткое рубящее движение, выпустил из палочки режущее заклинание, которое Альбус отклонил легким движением. Блэк уже послал в него ударным заклятием, которое Альбус отразил в противника – тот не ожидал такого, но успел подставить щит. Альбус вызвал могучий порыв ветра, отбросивший Блэка к стене и впечатавший с такой силой, что та, кажется, дала трещину. Изменив направление ветра, Альбус поднял Сириуса высоко к потолку и резко опустил вниз.
Блэк, однако, не сдался. Его лицо исказила гримаса ненависти, и он выпустил в Альбуса огромный огненный шар, который тот легко перехватил и превратил в огненное лассо, закрутившееся вокруг Сириуса. Тот завопил, бросив палочку, и Альбус немедленно отпустил его, приманив палочку Блэка себе в руки.
В этот раз зал хлопал ему куда громче, раздавались одобрительные выкрики, а распорядитель внимательно, изучающе прищурился, разглядывая его.
Альбус сел и вновь стал смотреть, как сражаются другие.
Блондин вновь одержал победу – на этот раз над каким-то громилой.
В следующем раунде Альбус одолел крепкого старика с тяжелым подбородком – как он понял, отставного аврора. Тот сражался умело и пару раз чуть не обезоружил Альбуса, но тот вовремя успел увернуться и кинул встречное заклинание, мгновенно лишившее противника сознания.
Бои продолжились, и претендентов осталось всего четверо – сам Альбус, тот блондин, высокомерный на вид человек в дорогом костюме с утонченными манерами и элегантной полумаске и краснолицый бородач огромного роста.
Блондину достался «лорд», как прозвал того Альбус – бой шел долго, минут двадцать, но в конечном счете блондину удалось продырявить «лорду» бок и забрать его палочку. Проигравшего куда-то увели (как догадывался мальчик, в притоне был кто-то вроде сестры милосердия, иначе оставалось бы слишком много трупов), а Альбус сразился с бородачом. Противник был силен и свиреп, неплохо разбирался в темной магии, но полагался на грубую силу и был лишен фантазии, так что Альбус дождался, пока тот немного устанет, и, воспользовавшись секундным промедлением противника, превратил игральный стол в гигантского лукотруса. Пока бородач отвлекся на то, чтобы сжечь его, Альбус вызвал взрыв под его ногами, так что гигант повалился на пол со страшным грохотом. Еще одно движение, и тот был обезоружен. Альбус надеялся, что тот сдался, но бородач бросился на него, расставив руки, очевидно, не желая признавать поражение. Альбус оттолкнул его, впечатав в стену (на этот раз уже едва не проломив ее), и связал Инкарцеро.
Зрители были поражены его успехом и громко хлопали, выкрикивая его прозвище – кажется, он произвел фурор.
Ему дали десять минут отдохнуть, и вот он оказался напротив блондина, пристально смотревшего ему прямо в глаза своими, ледяными и почти бесцветными. Альбус чувствовал, что перед ним стоял очень опытный и хладнокровный человек, скорее всего – убийца. На пару мгновений ему стало не по себе, но он подобрался.
Распорядитель долго тянул, прежде чем хлопнуть, и когда хлопок раздался, Альбус аппарировал в сторону. Не зря – блондин выпустил в него что-то очень мощное и темное. Альбус взмахнул палочкой над головой, и стулья со всего зала слетелись к нему, выскочив из-под ахнувших зрителей. Мгновение – и противник был погребен под ворохом дерева, но этого не хватило – тот тут же разбросал их в разные стороны, поломав, и выпустил в Альбуса длинный луч, изгибающийся подобно змее. Альбус отклонил его, но тот отразился от стен, разделился и ударил вновь, ему за спину. Вызвав самый мощный щит, Альбус ударил фиолетовой сферой, которая должна была сдавить противника, как лягушку, но тот отразил атаку.
Они обменялись несколькими залпами заклинаний, Альбус каждый раз блокировал или отклонял атаки, но противник не выходил из себя и не уставал, явно ожидая, когда парень допустит ошибку.
Альбус заставил деревянные осколки взлететь в воздух, и превратил их в рой стальных дротиков – блондин создал вокруг себя щит, но ему потребовалась вся концентрация, чтобы не пропустить атаку.
Альбус применил одно из более могущественных заклинаний, вычитанных им в книгах – магический молот внушительных размеров упал на блондина, каким-то чудом отскочившего назад. Удар сотряс весь зал, потрескав каменный пол, и блондин еле устоял на ногах, успев выпустить поток зеленого дыма, который Альбус сгустил в шар и отправил обратно. Последовал новый обмен ударами, и Альбус ударил из палочки молнией, ослепительно сверкнувшей на весь зал. Противник отразил атаку, но Альбус призвал упавшие стальные дротики и превратил их в огненные шары, окутавшие блондина огненным облаком. Тот потушил пламя, и Альбус, не теряя времени, вложил в удар все силы – его заклинание разбило щит блондина и раскатилось эхом по всему залу, кто-то запнулся, едва не потеряв равновесие. Оппонент упал на одно колено, не потеряв, впрочем, палочки, и выпустил в Альбуса фиолетовый луч, который тот отразил обратно. Враг едва успел заблокировать собственное заклинание, когда Альбус призвал кольцо чистой энергии, со звоном схлопнувшееся вокруг блондина и стиснувшее его стальной хваткой. Еще секунда – и бой был окончен.
– Поздравляю! – распорядитель пожал спустившемуся с помоста Альбусу руку. – Однако ты рисковал, парень. Белого Микки еще никто не одолевал. Приз твой по праву.
Альбус сунул тяжелый сверток с деньгами к себе в сумку, выскочил за дверь и немедленно аппарировал: чутье подсказывало ему, что не Микки, так кто-то другой – тот же Сириус Блэк – захочет поквитаться за проигрыш. Вымотавшись, он уснул в тот вечер так крепко, что опоздал бы на уроки, если бы Фоукс довольно громкими криками не разбудил его.
Выигрыш Альбус разделил, почти не глядя. Половину отправил матери, оставшуюся часть также разложил пополам: на палочку для Клеменси и на развлечения для Камиллы. Первое отдал Айле (она поколебалась, но все-таки не стала спрашивать, откуда деньги), вторым распорядился в следующую же субботу.
Сперва он предложил было девочке отправиться в Лондон и найти какой-нибудь ресторан (до того он в ресторанах не бывал никогда, просто слыхал, что там кормят вкусно), но девочка с ужасом замахала руками – по ее мнению, в ресторан водили только «женщин порочных и падших». Не помогли даже уверения, что под дезиллюминационными чарами (недавно их освоил, чтобы Спэрроу не испортил ненароком их ночного свидания) ее никто не увидит. Пришлось ограничиться походом в Хогсмид, зато там Альбус не поскупился.
Он снял отдельную комнату на втором этаже «Трех метел» и привел туда Камиллу под дезиллюминационными чарами. К ее приходу стол – об этом он тоже заранее позаботился – был уставлен всевозможными лакомствами: сэндвичами, пирогами, пирожными, фруктами, желе, – а довершали великолепие несколько кувшинов с соком. Камилла осмотрела стол с изумлением, но говорить ничего не стала. Альбус, решив, что ей понравилось, галантно помог спутнице усесться, плюхнулся на место сам и придвинул к себе два блюда: кусок пастушьего пирога и сэндвичи с рыбной пастой.
– Ешьте, налетайте, – подмигнул он девочке. – Все наше.
Она поколебалась, но в конце концов протянула руку к пирожку. Альбус принялся поглощать сэндвичи.
– А представляете, – забывшись, он стал говорить с набитым ртом, – вот пройдет несколько лет, мы с вами поженимся и будем пить чай с гренками где-нибудь на развалинах Министерства магии. В самом деле, зачем все эти бумажки, чиновники? Взорвать это Министерство совсем!
– Ну не с людьми же, – робко остановила его Камилла. – Каждого из них кто-то любит. А может, кто-то – хороший человек и вовсе не заслуживает смерти.
– Хорошо, взорвем ночью, – Альбус пожал плечами.
– И куда же денутся те, кто по вашей милости лишиться работы?
– Э-э… – Альбус почесал в затылке. – Они могут начать обрабатывать землю или что-то мастерить. Как магглы. Куда более полезное занятие. А могут отправиться в путешествие и открыть для Британии новые колонии. Вы же не думаете, что в мире больше нечего открывать?
– Но они могут быть для этого не созданы, – Камилла пожала плечами. – У каждого свой удел. Кто-то может путешествовать или обрабатывать землю, а кому-то это не по силам.
– Тогда пусть идет в науку! – воскликнул Альбус и спохватился. – Хотя нет. Чиновник от науки – это Колдфиш. Такие только тормозят, мешая идти вперед. Ну не оставлять же их теперь у власти, чтобы они и дальше мешали нам всем жить? – добавил он, схватившись за пирожок с требухой.
– Но что им делать? Для чего-то же они должны жить, как-то получать свой хлеб. Если они ничем особенным не одарены, ничего не могут… – Камилла вдруг покраснела, и ее бархатные брови расстроено дернулись. – Я знаю, вы скажете, что бездарности недостойны рождаться, недостойны жить. Но если уж человек родился, стало быть, судьба за нас решила, достоин он или нет.
– Ну что вы, я не говорил такого! – он взмахнул руками. – Нет, почему. Они ведь научились заниматься своей ерундой? Научатся и заниматься простым трудом, уж с этим-то всякий справится.
– Не знаю, – Камилла поморщилась. – Людей, которые занимаются простым трудом, принято презирать. Ведь мы, волшебники, и магглов презираем за то, что можем не работать руками, а они этого не могут. Получается, если человек рожден без дара, то обречен на презрение?
– Но это аргумент против презрения, а не против труда! – удивился Альбус. – Будем учить детей, что любой труд почетен, а презирать надо за безделье!
– Думаете, так когда-нибудь может быть? – Камилла подняла брови. – По-моему, мир может внешне измениться до того, что люди начнут ходить на головах, и все же кое-что останется неизменным. Сильный будет презирать слабого, богатый – бедного, талантливый – бездарного, красавец – урода. Неравенство неизбежно. Всегда одни будут наверху, другие внизу.
– Вот в Америке нет высших сословий, там каждый добивается положением своим трудом, – сказал Альбус, хотя не так уверенно. – Я знаю, все равно там есть богатые и бедные, но ведь их бедные живут получше наших, не так ли?
– Не знаю, – Камилла опустила ресницы. – Я не очень хорошо себе представляю, как живут в Америке. Но можно вас спросить – вы не обидитесь? Вы вечно подтруниваете над своим братом. Он, конечно, много глупее вас, и в этом причина… Но вам не кажется, что это тоже доказательство невозможности равенства? Что бы ни говорил человек, стремление подавлять тех, кто проигрывает, в нем заложено.
Альбус задумался, почувствовав некоторую неловкость.
– Но… но ведь я же не серьезно это все говорю. Не потому что в самом деле считаю его дураком, просто он такой серьезный, обидчивый… не знаю, это меня раздражает.
– Вы даже не позволяете быть людям не такими, какими вам хочется, чтобы они были, – грустно сказала Камилла. – А мечтаете о всеобщем равенстве. Но ведь начинать надо с себя, правда? Пока у вас наклонности короля Лира. Вы придете только к тирании.
Если бы Альбусу это сказал кто-то другой, он бы, скорее всего, взорвался, но, глядя Камилле в глаза, он чувствовал, что не может злиться на нее – ведь она была и будет его путеводной звездой, его прекрасным сокровищем, его заветной мечтой…
– И что же мне тогда делать? – спросил он тихо. – Сдаться? Смириться с несправедливостью и косностью, отказаться от борьбы?
Камилла поколебалась.
– Подождать. Если вы в самом деле хотите всем блага, вам нужно подождать… чтобы измениться. Вам следует переродиться, мне кажется… если бы это было возможно. Знаете, как ваш феникс – сгорел и вновь ожил, обновленный.
– Как же я должен сгореть? – спросил он настороженно.
– Ну, не физически! – она взмахнула руками и засмеялась. – Что вы, не вздумайте устраивать самосожжение. Знаете, бывают такие испытания – они закаляют душу человека, как огнем. Не у всякого, конечно. От кого-то остается только пепел. А кто-то в самом деле возрождается. Вы знаете, наверное, это страшно, – она распахнула глаза. – Обычно такое испытание – смерть близкого. Вам надо кого-то потерять… Чтобы как кусок души отрезало. Может, тогда… Я читала про такое. Тогда человек действительно меняется. Но это ужасно больно, – она вдруг судорожно прижала ладони к лицу. – Господи, как я могу желать вам такого! Ведь ближе вас у меня никого нет, нет никого лучше вас, понимаете, бестолковый вы человек?!
– Правда? – ошеломленно спросил Альбус – он почувствовал неожиданно такую слабость, что уронил руки на стол.
Камилла улыбалась, хотя на щеках ее блестели слезы, и смотрела на Альбуса ласково, просто, внимательно… Он вдруг понял, что это все – не те слова. Она смотрела с любовью. Именно так. Ни разу до того он не ощущал такого взгляда, а сейчас узнал молниеносно. Быстрее, чем он мог подумать, Альбус подскочил к ее креслу, упал на одно колено и трепетно, как фарфор, взял ее ручку в свою, прижав к лицу.
– Я не должна была так говорить, – прошептала Камилла. – Это глупо, опрометчиво с моей стороны. Я не знаю, как вы ко мне на самом деле относитесь. Мне говорили, меня нельзя любить. Вы понимаете, я до сих пор не до конца вам верю. Но вы вправду – самое дорогое, что у меня есть.
– И вы для меня, – сказал он несколько сдавленным голосом, – пусть у меня не будет ничего, никого, пусть я буду один, пусть я бы стал магглом, но если вы будете со мной, я буду счастлив!
Камилла, склонившись, поцеловала его в голову, отчего у него по всем телу пробежали сладостные мурашки.
– А вы знаете, что у меня есть жених? – вдруг задумчиво спросила она. – Гектор Кэрроу. Мы помолвлены с двенадцати лет. Хотя, мне кажется, он любит совсем не меня, а Дециуса Малфоя.
– Мальчик – мальчика? – не понял Альбус. – Как это?
– А вот так, – в голосе Камиллы звучала горечь. – Некоторые мальчики смотрят на других, как на девочек. Вы разве не знали? Не так давно маггловского писателя – прекрасного писателя, к слову, – за это посадили в тюрьму. Того самого, что сочинил сказку по соловья и розу. Вот так… Любовь, напоенная кровью.
– Ну какая же может быть у мальчиков любовь? – Альбус недоумевал. – Дружба – другое дело. Может, там какая-то путаница? Это же совершенно невозможно: смотреть на мальчика, как на девочку.
И тут вдруг вспомнился Финеас Блэк, в солнечном свете сидящий у окна, его льняные кудряшки, пронизанные лучами, невинные голубые глаза, кожа, белая, как слоновая кость, и хрупкие плечи под руками – кажется, они были не сильнее, чем у Виктории. И если уж начистоту, Финеаса в самом деле хотелось защитить от всего, развеселить, утешить… Хотя бы и поцелуем. А почему нет? У него губы, как у девочки, – вишневые и мягкие. «Ерунда! – вздрогнул Альбус. – Я им просто любовался. Любоваться можно кем угодно».
– А давайте снова поговорим о литературе, о Шекспире? – спросил Альбус. – Вы обещали мне, что будете мне все объяснять! – он прищурился с улыбкой, гладя ее пальцы.
– А вам придется целовать меня, если вы проявите непонятливость! – она легко пропустила его волосы между своих тонких пальцев. – Ну что ж, о чем на сей раз вы хотите услышать?
– Никогда не понимал стихов. В чем здесь смысл, говорить так, чтобы слова похоже заканчивались. Может с них и начнем, с сонетов? Какие ваши любимые?
Камилла прочитала ему сонет 90, и Альбус подумал, что эти слова и впрямь звучат сильно. Она говорила тихо, и смотрела будто бы куда-то вдаль.
– Видите, первая строчка. Он не пишет «разлюби», хотя это имеет в виду, для него отсутствие любви – уже не лучше ненависти, ведь если его разлюбят, это обожжет, как настоящая ненависть.
Альбус не отвечал, но про себя подумал, что чувствовал бы себя именно так, если бы Камилла вдруг разлюбила его.
– Now, when the world is bent my deeds to cross. Чувствуете, какое сравнение? Он не просто в беде, мир согнул, привязал его к кресту – и даже распятие он видит хуже, чем потерю любви. Join with the spite of fortune, make me bow, but do not drop in for an after-loss.
– А ведь в английском нет такого слова, – заметил Альбус.
Камилла улыбнулась.
– Вы не знали, что Шекспир придумал более полутора тысяч слов для нашего языка? Большинство из них мы и до сих пор используем, например, «багаж» или «одинокий»… Впрочем, неважно. Согласитесь, он очень точен, ведь как иначе назвать ту потерю, которая случилась после другой?
– И правда, – пробормотал Альбус потрясенно.
– Ah do not, when my heart has scaped this sorrow,
Come in the rearward of a conquered woe… – знаете, так и представляется битва, которую ты едва выиграл, и тут…
– И тут ты видишь, что впереди такая стена, которую тебе нипочем не одолеть, – неожиданно для себя проронил Альбус.
– Точно! Give not a windy night a rainy morrow, – похоже на ту бурю из Лира, да? Только он пережил ночную грозу, но когда утром, после такой ночи, вдруг пасмурное, дождливое небо…
– То, для чего ты сражался и выстоял? – Альбус, наконец, понял смысл – в нескольких словах, строчках было сложено целое повествование, целый большой сюжет.
If thou wilt leave me, do not leave me last,
When other petty griefs have done their spite.
Альбус, не дожидаясь комментария Камиллы, сам сказал:
– Да, да, это ужасно! Когда ты весь утомлен, исколот маленькими ударами, иголочками, когда тысячи неудач тебя утомили, и после этого…
But in the onset come; so shall I taste
At first the very worst of Fortune’s might.
От последних слов по телу пробежал холодок – так сурово и грозно прозвучали слова о могуществе Фортуны.
– Действительно, – сказал он, – действительно, по сравнению с этим все остальное… Значит, я так понял смысл поэзии? Целая книга в нескольких строчках?
– Больше того, переживания всей жизни. Человек чувствует распятие, грозу так, словно его раздавили или колесовали. Такие эмоции, такие переживания, которые могли бы разорвать тебя всего изнутри – в четырнадцати строчках.
– А еще? Пожалуйста! – Альбус пододвинул стул и сел рядом – затекли ноги.
– Ну хорошо, – Камилла озорно улыбнулась. – Этот – мой любимый.
Она прочитала сонет 126, и на этот раз волнующий озноб охватил Альбуса не раз и не два. Он смотрел ей в глаза, и Камилла, помяв край платья, начала:
– Ну смотрите… Let me not to the marriage of true minds
Admit impediments…
– Вот начало я не совсем понял, – признался Альбус.
– Это отсылка к формуле бракосочетания. Священник спрашивает, есть ли препятствия к браку, ввиду которых он может быть заключен, а Шекспир, даже зная о них, отказывается их признавать, то есть ставит любовь выше любых препятствий.
– И он прав, – сказал Альбус горячо.
Love is not love
Which alters when it alteration finds… – вы ведь поняли, о чем это? – спросила Камилла.
– Хм, когда нашлась замена?
– Да, когда ты встретил того, кто лучше, кто больше тебе подходит, ты все равно остаешься с тем, кого любишь.
– Or bends with the remover to remove.
– Вот здесь я тоже не понял, – вновь признался Альбус.
– Я тоже думала об этом… знаете, мне кажется, так: когда встречается то, что убивает любовь, то что удаляет ее, она все равно… Понимаете, она не умирает, если ее убить! Как… как Спаситель.
Эти слова поразили Альбуса – в сердце кольнула игла, обожгла сладостным огнем.
O no, it is an ever-fixèd mark
That looks on tempests and is never shaken.
– Я понял! Я понял! Я сейчас представил, как бакен, на тоненьком шесте, такой слабенький, смотрит в самое сердце бури, ураганные ветры, и хотя он так слаб, он ни на секунду не шелохнется! – Альбус почувствовал, что у него защипало в носу, и резко вдохнул. У Камиллы на ресницах блеснула слеза, и она тепло улыбнулась, погладив его по руке.
It is the star to every wand’ring bark,
Whose worth’s unknown, although his heighth be taken.
– А ведь я именно так и думал! Именно так, представляете? Мне иногда казалось, что я – лодка, суденышко, плыву через океан, и мне светит и указывает путь одинокая звезда…
Love’s not Time’s fool, though rosy lips and cheeks
Within his bending sickle’s compass come, – это моя любимая метафора, – вновь улыбнулась Камилла, – как образно, не правда ли? Не шут в рабстве у времени, чей кривой серп неуклонно скашивает алый цвет губ… Все в мире – раб у времени, а любовь – нет…
Love alters not with his brief hours and weeks,
But bears it out even to the edge of doom, – и здесь та же мысль! Любовь неподвластна времени – и даже на краю смерти, за краем смерти – не погибает. Точнее, она даже доносит себя до края смерти, и там дает ей бой, так мне кажется.
If this be error and upon me proved,
I never writ, nor no man ever loved.
– А если такого не бывает, то ничто не имеет права зваться любовью? – спросил Альбус.
– Да, да! Вы сейчас очень верно сказали…
Альбус чувствовал себя оглушенным, почти пьяным – казалось, все вокруг вращается, плывет, – но сознание его не спуталось, а наоборот, очистилось – и он подумал, что знает теперь, что такое счастье.
Зимний день догорел быстро, но они и не заметили ничего. В комнате похолодало, Альбус усадил Камиллу на диванчик в углу, накрыл пледом и прижал к себе. Можно бы наложить согревающие, но зачем они, если прижимаешь к себе свое маленькое, теплое, тревожно дышащее чудо. Потом они без музыки кружились по комнате, вальсируя все быстрее: Камилла плясала легко, без устали, и Альбус не отставал. Спохватились они, лишь когда часы пробили восемь вечера – через час в школе должен был наступить отбой. Быстро собрав еду, большая часть которой так и осталась нетронутой (будет, чем угостить друзей), они выскочили на улицу и некоторое время бежали, затем девочка запыхалась и остановилась.
– Какая луна, посмотрите! – хрипло воскликнула она. – Сегодня полнолуние, гуляют оборотни!
Альбус немного повыл, на собачий манер закидывая голову, потом подмигнул огромному желтому глазу, удивленно на них вылупившемуся, поцеловал Камиллу и наложил на нее дезиллюминационные чары. Пусть они и попадутся завхозу, но ее Спэрроу не тронет.
========== Глава 47. Перед новым веком ==========
На следующий день после свидания с Камиллой Альбус отправился вместе с Айлой навестить Клеменси. Девочка пыталась описать ему деревню, где жили Йорки, но рассказчик из нее всегда был неважный, так что перед аппарацией Альбус предпочел представить место, которое видел в воспоминаниях Клем три года назад, когда испробовал на ней легилименцию. Следовало только вообразить тот же сад в снегу, а это не составило труда.
