Текст книги "Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Марина Аэзида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 49 страниц)

– Силы огня и воздуха, земли и воды, закройте слух и сотрите память Бишимера – злого духа, о словах Айна – сына воздуха.

– С чего это я стал сыном воздуха?

– Ты прожил большую часть жизни в Отерхейне. Считается, что это государство принадлежит воздушной стихии. Именно поэтому духом-покровителем Отерхейна издавна является птица. Коршун, если я не ошибаюсь?

Аданэй непроизвольно притронулся к виску, но Вильдерин, к счастью, не заметил этого жеста. Иначе неизвестно, какие догадки могли бы возникнуть в голове этого юноши, очевидно слишком хорошо знакомого с традициями и историей его родины.

Аданэй непременно вернулся к своему шутливой интонации:

– А стихия Илирина, надо полагать – земля?

– Почему ты так решил?

– Две вечные противоположности: огонь-вода, земля-воздух. А Илирин с Отерхейном не очень-то ладят, верно? Я угадал?

– Угадал.

– И кто же дух-покровитель? Какая-нибудь землеройка?

– Не смейся, Айн. Мне сложно понять, почему ты столь циничен при обсуждении серьезных вещей. Как ты не боишься гнева духов?!

– Просто я не единожды убеждался: духам абсолютно безразличны люди и то, что они говорят или делают.

– Я не согласен с тобой, Айн. И оставь насмешки, они мне надоели. Предлагаю больше не спорить на эту опасную тему.

– Хорошо. Ответь мне только, кто является покровителем Илирина? Чтобы я не попал впросак, разговаривая с коренным жителем.

– Змея.

– Змея? А ведь подходит!

Вильдерин улыбнулся, но Аданэй, напротив, стал непривычно серьезен.

– Ты прав, – голос его прозвучал тихо. – Мои насмешки, да и я сам, многих раздражают.

– Это не так, и тебе это известно. Мне, например, нравится с тобой общаться.

– Просто ты плохо меня знаешь. Или в людях не разбираешься, – со смехом выдал Аданэй, на что Вильдерин с укоризной ответил:

– Замолчи, а? Иначе я больше никогда тебе слова доброго не скажу, имей в виду, – он немного помолчал и вдруг оживленно выпалил:

– Слушай! Царица хочет увидеть меня в ближайшие пару дней. Обычно она просит сыграть ей что-нибудь на кифаре или рассказать старинные легенды. Может, отправишься со мной? Ненадолго? Расскажешь что-нибудь из отерхейнских преданий.

"Вот оно! Аданэй, может, ты и лицемер, но очень умный!" – пронеслась мысль. Он даже не заметил, что Вильдерин все еще ждет ответа.

– Айн, ты слышишь меня? Айн, ну так как?

– О, извини, твое предложение застало меня врасплох. Конечно, я согласен. Разве могу я отказаться от такого?

Глаза его слегка сощурились, и в них засветился странный огонек, выдававший напряженную работу мысли. Но Вильдерин этого не заметил: слишком доверчивый, он не мог заподозрить своего лучшего и единственного друга в неискренности.

Гл. 14. Найди мишень свою, ты, быстрая стрела

Мелководная, непригодная для судоходства Туманка укрывалась предрассветной белесой хмарью. Утро Отерхейна, как всегда промозглое, заставляло воинов плотнее кутаться в плащи и шкуры и прятать носы от холода.

Этельды быстро переходили вброд реку, чтобы успеть к холмам раньше племен и именно там дать им бой. Последний бой, который навсегда покончит с кровожадными дикарями. Задача выглядела простой: что могла неорганизованная толпа варваров против хорошо вооруженного и обученного войска? Дикари просто несчастные глупцы, если осмелились выступить против такой силы!

Элимер ехал на своей любимой гнедой кобыле в окружении телохранителей. Их предводитель – Видольд – не расслаблялся ни на минуту. Казалось, что могло угрожать кхану в родном государстве, народ которого давно уже мечтал окончательно избавиться от произвола дикарей? Но нет, острый, все подмечающий взгляд Видольда шарил по окрестностям и лицам. Кажется, ничто от него не ускользало. Даже когда закончились города, и этельды выехали в вольную степь, пустив коней рысью, телохранитель не успокоился, цепким взором выхватывая из однообразия равнины изложины, кручи и редкие заросли кустарника.

Элимер и сам не понимал, что подвигло его, кхана, на этот поход. Ирионг и советники говорили верно: ему незачем было выступать во главе войска, с дикарями в силах справиться и обычный тысячник средних способностей.

Но что-то гнало его в этот бой. И это «что-то» не имело ничего общего с объяснением, которое он озвучил своим людям. В конце концов, какая ему разница, что станут рассказывать выжившие дикари своим детям? Да и будут ли вообще выжившие?

Не хотелось бы уничтожать дикарей подчистую, ведь из них могли бы получиться честные и верные подданные. Но никогда, никогда они на это не пойдут, нет для них никого ненавистней людей Отерхейна. Какая жалость! А ведь на просторах империи нашлось бы место и вольному народу. В том случае, конечно, если бы этот народ отказался от воли и склонился перед ним, Великим Кханом. Но такое вряд ли случится, а значит, у него один путь: уничтожить позабывших про страх безумцев, осмелившихся нарушить покой империи.

С такими мыслями вел Элимер войско. Настроение в этельдах царило разудалое, воины рвались в бой: передвижение по степи давно им наскучило – куда как лучше проявить выносливость и силу на поле брани. Тем более бой этот казался им не более чем развлечением: чем-то наподобие воинских состязаний. Это не взятие крепости и не сражение с мощным противником, в котором так легко остаться калекой или потерять жизнь.

Утренний холод сменился полуденным зноем, шкуры с плеч перекочевали в мешки, притороченные к седлам коней, а вода во флягах начала стремительно убывать. У Сонного Озера пришлось остановиться, чтобы пополнить ее запасы и напоить коней, ведь от них в бою зависело очень многое: воин на уставшей плохой лошади – воин лишь наполовину.

***

Дагр-Ейху, могучий вождь айсадов, задумчиво смотрел в спину Шейры, которая ехала на пегом жеребце впереди него. Впереди всех. Так уж повелели Духи, что в эту битву народы вела она, почти девочка. Почему неведомые силы избрали ее, а не опытного воина, смертным никогда не узнать, на то они и смертные.

Шли они долго, но вот показалось на горизонте Зеркальное ущелье. Когда они приблизятся к нему, то соберутся в единый кулак, чтобы ударить по шакалам. А там – либо славная победа, либо столь же славная смерть, которую воспоют в веках. Если будет, кому воспеть.

Дети младше девяти лет остались в лесах. Будущие охотники, они вполне смогут прокормить и защитить себя до возвращения взрослых. Но если возвращаться будет некому, то и детям лучше сделаться добычей хищных зверей, чем живыми потомками поверженного народа. Лучше, чем ждать, пока темные люди прочешут леса и уведут их в рабство, заставят позабыть предков и предать свою кровь. Слабые народы не имеют право на жизнь, мир сам от них избавляется.

Дагр-Ейху оглянулся. Еще ни разу за свою жизнь не видел он такого множества родов, собравшихся вместе: лукавые тоги, суровые лакеты, воинственные равены, айсады и самые многочисленные – туризасы. И дети, много детей. Всех, кто старше девяти, взяли в эту Великую битву, для которой понадобятся все силы. Маленькие храбрые девочки и смелые мальчишки, строго насупившись, изображали из себя бывалых воинов, пытались скрыть неуверенность и страх.

«Это наши дети, – с гордостью думал Дагр-Ейху. – Те, кто продолжит нас, когда мы покинем мир живых. Уже сейчас видно, какие славные выйдут из них охотники. Нет, народ, воспитавший таких детей, не может быть слаб. Мы победим. Нам помогут Духи – и мы победим».

Солнце уже утонуло в восставших на горизонте тучах, землю окутали тусклые сумерки, размыв очертания Дейнорских лесов, затуманив Зеркальные скалы и скрыв морщины человеческих лиц.

«Пора делать привал, – подумал Дагр-Ейху. – Шейра догадается, или ей подсказать?»

И, словно отвечая на его мысли, Белая Кошка придержала коня и подняла правую руку. Люди с готовностью остановились и облегченно спрыгнули с лошадей. Отдых был необходим и войску, и скакунам.

***

В сгустившейся тьме степи Элимер заметил всадника. Прежде, чем кхан успел сказать хоть что-то, Видольд натянул тетиву, взяв стремительно несущегося наездника на прицел. Когда тот приблизился на расстояние выстрела, Элимер распознал в нем серого странника. Видольд, очевидно, тоже, ибо лук его тут же опустился. Кхан сразу отдал приказ о привале: пусть войско отдыхает, а он сможет спокойно побеседовать с разведчиком.

Воины начали разжигать костры и расстилать шкуры: шатры в этот поход не брали, чтобы не замедлять движение, так что спать всем предстояло на холодной земле.

– Мой Кхан, – заговорил тем временем посланник. – Меня называют Амтер, я из серых разведчиков.

– Вижу. Какие вести? Где дикари?

– До ущелья им еще сутки. А потом пара часов – и они у Каменистых Холмов.

– Быстрее, чем я предполагал, – Элимер обратился к Видольду: – Нужно поторопиться и нам. Придется выступить до рассвета. Полноценного отдыха не получится.

Телохранитель промолчал.

Все воины, кроме тех, кого оставили на страже лагеря, торопливо укладывались спать, надеясь восполнить силы краткими часами отдыха. Серый странник снова исчез в степи, а Элимер растянулся у костра и тут же уснул.

На небе еще не погасли звезды, когда он открыл глаза. И понял: выступать слишком рано – ночная степь неверна, должен пройти еще как минимум час, прежде чем можно будет снова двинуться в путь. Взгляд его уперся в сидящего у костра Видольда. Тот, не отрываясь, пристально вглядывался в огонь.

– Ты рано проснулся, – обратился кхан к телохранителю.

– Я и не спал.

– Нет? – Элимер позволил себе усмешку. – После бессонной ночи внимание рассеянное. Как ты намерен защищать меня в бою?

– Это, Кхан – мое дело, не твое. Я еще ни разу не давал тебе повода для сомнений.

– А ты не слишком-то почтителен, – мрачно бросил Элимер.

Видольд многозначительно глянул на него.

– Зато честен.

"Это верно", – подумал кхан, решив, что иногда Видольду и впрямь можно позволить то, что не дозволено другим. Подобный телохранитель на вес золота: того самого, которое тратится на его жалование. А тратится его не так уж и мало…

Элимер ухмыльнулся и поднялся с земли.

– Никогда я вас, горцев, не пойму.

Видольд только равнодушно пожал плечами.

Как только звезды поблекли, кхан протрубил в рог. Воины проснулись, сложили шкуры и, еще сонные, вскочили на коней. Поход продолжался.

***

Шейра оглядела войско и не удержалась от ироничной улыбки: она, вчерашний ребенок, только-только прошедший посвящение, вела в бой все эти народы! Да неужели они и впрямь надеялись победить? Как? Нельзя сомневаться в воле Духов, но Увьйя-ра сказала, что ученики могли ошибиться. Правда, она же дала Шейре надежду. Девушка любовно нащупала стрелу в своем колчане. Самую главную. Стрелу Надежды, как мысленно назвала ее айсадка. Единственную стрелу! А чтобы хоть как-то не бездельничать в приближенном бою она обзавелась пращой.

Почти половину ночи провела Шейра без сна, в неясной тревоге. Что-то не то с ней происходило: вчерашние подруги казались неинтересными, сердце не пламенело больше от мысли о битве и славной смерти. Да она вообще не хотела умирать! Не хотела даже ради спасения своего рода. Она – айсадка! Откуда у нее взялись столь мрачные и трусливые мысли?

Одиночество свалилось неожиданно, ведь девушка понимала, что никому не сможет поведать о своих предательских сомнениях. Ночами она бездумно сидела у костра, наблюдая за игрой пламени, языки которого причудливо переплетались в борьбе и объятиях. Либо до боли в глазах всматривалась в звезды, необычайно яркие в степи в это время года.

Как только рассвело и все проснулись, перед Шейрой возник Тйерэ-Кхайе.

– Хочешь знать, как все будет, Белая Кошка? – неожиданно спросил он.

Шейра слегка опешила, а потому не ответила. Но Тйерэ-Кхайе, судя по всему, и не нуждался в ответе.

– Вожди и старейшины признали в тебе посланницу Духов. Но теперь ты не охотник, а дичь. Самый сильный и хитрый сделает тебя спутницей-в-жизни и через тебя станет еще сильнее. Я близок к вождям, я не раз видел, как орлы превращались в лисиц.

– К чему слова твои, Бегущий-по-Листьям? – сухо откликнулась девушка.

– Поймешь их после победы. Тогда будь осторожна – сначала стервятники склюют павших, а потом друг друга. Дети волка и шакала не так сильно отличаются друг от друга – власть у всех в голове. И каждый захочет посланницу Духов для себя. Белую Кошку ждет нелегкий выбор. Но Тйерэ-Кхайе друг, потому и предупреждает. Когда кровь и победа сделают нас глупыми и хитрыми, пусть твоя голова не станет лисьей.

– Бегущий-по-Листьям уверен в победе?

– А Кошка нет? Сомнения – это хорошо, значит, человек умеет думать. Но перед битвой они – зло, гони их.

И, не дожидаясь ее реакции, воин развернулся и быстро двинулся к своему коню, оставив девушку в недоумении. Но скоро Шейра опомнилась, встряхнула головой, отогнала непрошеные мысли и, последовав примеру Тйерэ-Кхайе, отправилась к своему Пегому. Настала пора продолжить путь.

***

Минул еще один день, прежде чем племена обогнули Дейнорский лес и оказались перед ущельем, образованным горделиво вознесшимися к небу утесами. Ущелье называлось Зеркальным из-за неправдоподобно гладкой и блестящей поверхности, которой, казалось, не могло быть в природе.

Люди Отерхейна считали, что это Гхарт в незапамятные времена отполировал поверхность скал до блеска, чтобы изготовить зеркало для своей великанши-дочери. Десятилетиями, веками сидела девица, любуясь на свое отражение. А когда вставала, то выдерживала земля ее тяжести и начинала дрожать. Упасите Боги повредить зеркало Гхарта и разгневать его могучую дочь!

Люди племен полагали, что зеркало – врата в мир духов, и что в ночь полной луны сильные шаманы могут пройти в них и вернуться обратно, принеся с собой бесценные знания. Но, к сожалению, способные на это давно уже умерли, а шаманы нынешние, увы, были не чета прежним. Уходило волшебство из мира людей, покидало неразумных смертных.

Ведущие отряды племен остановились, чтобы дождаться отставших. Пришло время собраться в единую силу – и на Отерхейн. Шейра кожей почувствовала нарастающее напряжение и волнение следующих за ней людей.

Да, пора! Шейра еще раз бросила взгляд на юг. Там, за ущельем, виднелись подернутые туманом Каменистые Холмы. А за ними, знала айсадка, простиралась степь с разбросанными по ней поселениями шакалов. А еще дальше – каменные города. Племена пройдут Отерхейн из конца в конец и изгонят врагов с этих земель, они по камням разнесут все уродливые постройки!

В душе девушки не осталось и намека на неуверенность. Прав, тысячу раз прав Бегущий-по-Листьям: не должно быть сомнений перед великой битвой. Ощущая нетерпение союза племен, она резко взмахнула рукой и издала боевой клич. Словно бурный речной поток, пустив коней галопом, устремились наездники в проход между лесом и скалами.

Они промчались мимо одиноких деревень и сел, на ходу вырезая немногочисленных защитников, которые осмелились выйти с кольями и топорами против несущейся на них лавины. Большинство же селян с криками разбежались, посылая проклятия кровожадным дикарям.

Оставив позади убитых защитников, визжащих женщин и плачущих детей, племена ни на миг не замедлили движения: основная битва ждала их там, впереди.

Глаза Шейры полыхали яростью и азартом. Гнев и скачка пьянили ее, заставляли быстрее бежать по жилам молодую кровь и наполняли душу пламенем. И развевались гривы лошадей, и ветер бил в лицо и рвал ее волосы!

Да, именно так! Не в их обычаях ждать и тайком пробираться во вражье логово. Они сливаются с ветром, они пускают коней вскачь, они умирают, но уходят из жизни свободными!

И сейчас, в этом исступлении, лишь одна мысль вертелась в голове Шейры: быстрее, быстрее схватиться с шакалами, отправить на погибель темному вождю Стрелу Смерти и увидеть страх в его злобных глазах!

Войско Отерхейна подъехало к Каменистым Холмам и остановилось у их подножия. На вершине, в высокой траве, залегли дозорные, которые поручили следить за продвижением дикарей. Кхан решил, что как только племена приблизятся, войско обрушится на неразумных сверху. Победа обещала быть легкой. Краткое время ожидания – и все закончится. Навсегда. Так считали все воины в этельдах. И, наверное, не ошибались.

Племена неслись к холмам, когда из-за гребня показалось огромное отерхейнское войско. Солнце сверкало на начищенных до блеска доспехах. И не успели союзные народы приблизиться, как сверху на них обрушился ливень стрел. И падали тоги с туризасами, лакеты с равенами, и айсады, многие так и не успев поднять оружия. Но не остановилась скачка, и вот уже близился подъем, когда грозной лавиной хлынули с вершины противники. И два войска смешались в кровавой бойне, которая снова, как много лет назад, походила на истребление. Краем глаза видела Шейра, как умирали ее родичи: вот, получив удар топором, сполз с коня могучий Дагр-Ейху, вот ее подруга схватилась за пронзенную копьем грудь. Мечи же ее соплеменников не причиняли особого вреда одетым в броню врагам, а наконечники стрел ломались при ударе о пластины кольчуги. И лишь скорость пока спасала их от полного уничтожения: врагам сложно было достать оружием народ племен, ведь шакалы не привыкли, что противники, нанеся точечный удар, разбегаются врассыпную до следующего быстрого нападения. Но все же, за одного убитого шакала гордый народ отдавал пятерых.

А чего ты ожидала? – спросила себя айсадка. – Надеялась, что шакалы не узнают о нападении?"

Однако очень скоро Шейра перестала замечать, что творилось вокруг. В висках стучала лишь одна мысль:

«Убить вождя, убить вождя, убить!»

Стрела говорила с ней, подсказывала, что делать, она завладела Шейрой. И вот девушка уже не принадлежала себе: она слилась со страшным оружием, она стала воплощенной смертью. Ярость – неистовая, безудержная – разрывала грудь. Не видать ей покоя, пока она не спустит тетиву! Главное – найти вождя. Найти его в неразберихе сражения. Найти, убить, узреть его страх. Убить, найти – и больше ничего не надо.

Стрела управляла Шейрой и защищала. Оружие врагов обходило ее стороной. Уже многие пали, а на ней не появилось ни царапины. Стрела защищала, чтобы ее носительница исполнила свой долг.

Вот он! Вот! Пусть она никогда прежде его не видела, но узнала сразу. Стрела указала на него.

Шейра, повинуясь властному зову, достала стрелу из колчана и натянула тетиву лука. Время замедлилось. Время почти остановилось. И вот напротив себя айсадка увидела глаза шакальего вождя, увидела так ясно, будто он находился в паре шагов, хотя на самом деле, Шейра знала, он неблизко. И она увидела – о, да! – страх в его взгляде. Он боялся! Он знал, что ее глазами на него смотрит сама Смерть! Так умри же, шакал! Стань падалью!

Девушка хрипло, с яростью крикнула, лицо ее перекосилось от ненависти, она оскалилась, словно хищный зверь и – спустила тетиву.

***

Элимер находился в самой гуще схватки, прикрытый телохранителями. Сраженные дикари падали, но остальные и не думали сдаваться или бежать, а значит, у него не осталось выбора: придется уничтожить всех. Несколько раз ему самому грозила опасность, но всякий раз он успевал защититься, повергая нападавших. Пару раз мелькнули детские лица. Или ему показалось? Откуда на поле боя взяться детям? Впрочем, в пылу битвы и не такое привидится.

Элимер заметил краем глаза, как пало несколько его воинов. Что ж, даже в таком стремительном и легком бою жертв не избежать. Но долг предводителя в том, чтобы свести их к минимуму. По знаку кхана телохранители образовали вокруг него плотное кольцо, и Элимер достал рог. Раздался громкий гул, перекрывающий шум битвы, и из зарослей выскочил засевший там загодя этельд. Дикари растерялись, но сообразили быстро, и вот уже часть их развернулась к новому противнику. Кольцо вокруг правителя распалось, и снова он включился в бой.

Но неожиданно что-то изменилось. Странное головокружение, и Элимеру показалось, будто время замедлило свой бег. Он заметил устремленный на себя взгляд холодных серых глаз, смотрящих с обезображенного ненавистью лица. Звуки смолкли, поглощенные вязким и будто бы застывшим воздухом, и теперь он слышал только свист несущейся стрелы и тонкое дрожание тетивы. Возникло ощущение, будто он смотрит в глаза собственной смерти. Стрела в этом замедлившемся времени летела неторопливо, но Элимер понимал: ни отклониться, ни отбить ее он уже не успеет. И ледяной страх пронзил его нутро – страх перед гибелью, который неминуемо испытывает все живое. И лишь одна мысль успела мелькнуть: «Проклятье!»

***

Шейра увидела, как Стрела, когда ей оставалось пролететь расстояние всего-то с пол локтя, резко отклонилась, словно какая-то противоборствующая сила направила ее в сторону. Дальнейший ее путь айсадка так и не узнала. Шум битвы обрушился на нее вместе с озарением: пророчество касалось не стрелы, а ее – Белой Кошки. А значит она, именно она, своей рукой должна поразить шакала. Айсадка выхватила из-за пояса топор и со всей силы метнула во врага, целясь ему в лицо, но ей так и не привелось узнать, попала она или нет, ибо в тот же миг ее настиг тупой удар в голову. С залитым кровью лицом Шейра упала с лошади и, успев откатиться в сторону, потеряла сознание.

***

Испугавшая Элимера стрела вдруг пропала из поля зрения, а в следующий миг его вышвырнуло обратно в круговерть боя. Оглушенный шумом и лязгом металла, яростными криками и предсмертными стонами, он подумал, что еще чуть-чуть, и сойдет с ума, но скоро пришел в себя и понял: стрела пронеслась мимо. Неимоверное облегчение заставило расслабиться, и он не заметил, как в него метнули топор. Один из телохранителей – Тхерг – преградил путь оружию. Но не успел отбить его и, захлебываясь бьющей из горла кровью, рухнул с коня. И лишь тогда Элимер опомнился окончательно.

***

Тардин в своих покоях напряженно вглядывался в видимую только ему даль и вдруг зарычал, гневно хлопнул себя по лбу:

– Дурак! Мне не мудрецом прозываться, а сельским костоправом!

Как же так! Он, словно зеленый ученик, пропустил очевидное! Артефакт, оказавшийся, как он теперь знал, стрелой, не мог обернуться против потомков создавших ее древних айсадов. И пославший ее шаман остался жить. А стрела? Она благополучно обогнула Элимера, чтобы вонзиться в первого попавшегося отерхейнского воина. И вонзилась. Но не кого-нибудь, не в безвестного рядового вояку, а в Видольда, главного телохранителя. И пусть Тардин не видел его смерти, но знал о ней: ни один смертный не смог бы избежать гибели, когда на него нацелена Великая Стрела.

Впрочем, ничего не поменялось бы, ведай Тардин заранее, что жертвой стрелы окажется Видольд. Он все равно дал бы погибнуть телохранителю, лишь бы спасти жизнь своего воспитанника. Он дал бы погибнуть даже десятку таких, как Видольд – и окончательно потерял бы право называть себя магом-хранителем. Он, подобно последнему ученику, поддался человеческим слабостям. И уже довольно давно. Сложно было не поддаться. Особенно если жить несколько сотен лет и не иметь при этом сына. Разве мог он, Тардин, не полюбить странного замкнутого мальчика, который тянулся к нему с искренностью, свойственной детям? И не важно, что мальчик вырос в жестокого правителя, ведь к тому моменту он уже успел стать для Тардина почти что сыном.

Видольд, как до него Элимер, увидел летящую в него стрелу. И он понял, что это за стрела. Странное выражение промелькнуло в его глазах, с лихой улыбкой поднял Видольд меч и стремительным, неразличимым для людского взгляда движением разрубил ее на две части. Одна половинка, изменив путь, все-таки успела долететь до него и слегка оцарапала руку, чтобы, лишенная силы, безвольно упасть на землю.

***

Старая ворожея Увьйя-Ра горестно причитала в своем крытом шкурами шалаше, в отчаянии рвала на себе волосы и дрожащими руками окрашивала лицо пеплом в знак скорби. Великая Стрела Смерти – та, что хранилась ею столько лет, не исполнила своего предназначения. Как же могла она, Увьйя-Ра, не подумать, что среди шакалов Отерхейна тоже окажутся шаманы? И неслабые. Из тех, что способны менять путь Стрелы.

Покачиваясь, вышла ворожея к немногим оставшимся от некогда сильного племени айсадам. Молчанием встретили ее дети и старики: все знали, что означает окрашенное пеплом лицо шаманки. Никто не заплакал и не опустил глаз, даже малыши, ведь айсады всегда встречали несчастья с поднятой головой, ибо все плохое, что случается в жизни – это расплата за неверные действия.

А Увьйя-Ра занесла над собой кривой ржавый нож и охрипшим голосом произнесла ритуальную фразу жертвоприношения:

– Великие Предки, примите мою жизнь. Я отдаю ее, чтобы жил мой народ, чтобы родились дети и не погасли на земле глаза айсадов. Пусть будет так.

Нож вонзился в грудь шаманки, хлынула кровь, и старая Увьйя-Ра – самая старая из ныне живущих в ее роду – медленно осела на землю, вступая в призрачный мир.

Позже об этой жертве сложили легенды, которые не раз рассказывались в последующие Ночи Весенней Луны.

***

В тот момент, когда Увьйя-Ра пронзила свою грудь клинком, Элимер отдал приказ: завершить бой пленением выживших противников. Никто не понял, зачем это понадобилось кхану. Ведь уничтожить дикарей подчистую казалось гораздо легче, чем брать их в плен. Но перечить никто не посмел.

Скоро все закончилось и теперь предстояло подобрать раненых, разжечь погребальный костер для павших в бою соратников, а также сжечь тела убитых дикарей.

Элимер осматривал место сражения, когда лицо его окаменело. Дети! Много детей! Значит, ему не показалось!

– Видольд, – сквозь зубы обратился он к телохранителю, – не знаю, как ты это сделаешь, но найди мне их предводителя. Надеюсь, ублюдок еще жив.

И добавил уже скорее для себя, чем для Видольда:

– Он поплатится за то, что заставил нас убивать детей. Мучения его будут очень, очень долгими.

Гл. 15. Подвиг проигравших зовется преступлением

Как только день начал гаснуть, войско Отерхейна завершило последние приготовления и тронулось в обратный путь. Настроение победителей отметилось радостным возбуждением, они обсуждали схватку и хвастались собственной доблестью. То тут, то там раздавались отрывки бранной песни:

Горячая кровь на холодной стали!

Мы пришли, хотя нас не звали!

Мы стаей волков, кровь учуявшей, стали!

И мы искупаемся в вашей крови,

И не вернетесь вы с этой войны!

Все оказалось даже проще, чем они предполагали: союз племен разгромлен, выжившие взяты в плен. Теперь дикарей, лишенных оружия и связанных, вереницей вели вслед за отбывающим войском. Пленные потупили взгляды, и в них читалась смесь отчаяния и злобы. Интересно, а чего они ждали, столь безрассудно выступая против могущественной империи?! Немногие вояки смогли удержаться от того, чтобы посмеяться над глупостью варваров.

Когда день догорел окончательно, кхан приказал остановиться: теперь спешить было некуда, и войску лучше отдохнуть, чем тащиться по ночной степи.

«Вот и все, – думал Элимер. – Теперь угрозы на границах нет, поселенцы, если вздумается, могут занимать леса. Только зачем? Разве что как охотничьи угодья… А куда, интересно, запропастился Видольд? Пора бы ему выяснить, кто вел дикарей».

Словно в ответ на эту мысль, позади него раздалось легкое покашливание. Элимер резко обернулся:

– Кхан! – услышал он в тот же миг.

– Видольд! Сколько раз я говорил: не подкрадывайся!

– Ну, извини. Старая привычка. Я узнал.

– И?

– Тебе сразу указать главаря, или хочешь спросить что-нибудь еще?

– А ты разве выяснил в чем смысл этого тщательно спланированного самоубийства?

– Ну, не то, чтобы… Но кое-что интересное услышал.

– Говори.

– Их шаман что-то там напророчествовал перед смертью. Вот они и ринулись на Отерхейн.

– Что именно?

– Понятия не имею. Я и это понял только из их ругани и проклятий. А как спросил – так они и замолчали.

– Знаменитое дикарское молчание? Понятно. Хотя неплохо бы разузнать поподробнее. Предсмертное прорицание – не шутки. Хорошо, веди, покажешь мне их вождя.

– Идем, – Видольд  двинулся вперед и, не оборачиваясь, спросил. – Что ты собрался с ним сделать, Кхан?

– Я уже говорил. Казнить. Неспешно. Медленно. Так, чтобы его муки растянулись на недели.

– Да? Ну, хорошо, – в голосе Видольда проскользнула усмешка. Причины ее Элимер не понял, но уточнять не стал: от телохранителя все равно не добиться связного ответа, если он сам не захочет его дать.

Пленных расположили в центре лагеря. Крепко связанные, они жались поближе друг к другу, избегая смотреть на победителей. Элимер вгляделся в эту сравнительно небольшую кучку выживших: в основном зрелые воины, чуть меньше молодых. И несколько детских лиц.

"Естественно, – он зло скрипнул зубами, – потому что остальные дети мертвы".

– Я жду, – обратился он к Видольду.

Телохранитель, ничего не говоря, протиснулся в толпу пленных и достаточно небрежно вытолкнул вперед измазанную в земле и крови девчонку. Она вскинула голову, и Элимер вспомнил: именно в эти глаза он смотрел, когда в него летела та страшная стрела. Кхану стала понятна усмешка телохранителя.

– Ты уверен? – спросил он.

– Она так сказала. Остальные не перечили. Не думаю, что она взяла на себя чужую вину.

– Хорошо, идем, – и тут же обратился к стражникам. – С девчонки не спускайте глаз. Головой отвечаете.

Больше Элимер не обмолвился с Видольдом ни словом. И почему-то кхан был уверен, что Видольд прекрасно понимал причину его молчания.

Элимер же находился в растерянности: видимо, что-то важное содержалось в предсказании дикарского шамана, если они поставили во главе войска сопливую девчонку. Сколько ей лет? Пятнадцать? Шестнадцать? С другой стороны, это – не Отерхейн, это – дикари. У них и такие считались взрослыми. А эта мерзавка вынудила его воевать с детьми, а значит, наказание ей – смерть. Она будет казнена, несмотря на юность. Может, не так "медленно и мучительно", как он планировал, но казнена.

***

«Лучше смерть, смерть! Если бы у меня была возможность, если бы я осталась в сознании, я успела бы себя убить. Если бы я не засомневалась в воле духов, они не оставили бы мой народ. Я, я одна во всем виновата. Слишком много было трусливых мыслей, вот Стрела от меня и отвернулась. Все потеряно! И даже смерти я не достойна. Связана, унижена. Как стыдно!».

Так, всю дорогу занимаясь самобичеванием, Шейра избегала смотреть в глаза соплеменникам, ступая с низко опущенной головой. Ей казалось, будто она чувствует на себе их ненавидящие взгляды, казалось, будто все знают, что в поражении виновата именно она. Все оказалось зря. И пророчество, и великая Стрела, и множество принесенных в жертву жизней. Их дети – дети айсадов и других племен – погибли почти все.

И теперь остатки гордых народов идут вслед за торжествующими победителями. Больнее всего видеть радость на лицах шакалов и слышать их смех. Куда их ведут? Зачем? Почему не убили? Решили унизить позорным пленом? Сделать рабами? Нет, никогда, никогда этого не будет! Любой из племени скорее умрет под плетью, чем согласится прислуживать врагам. И все же, как стыдно!