Текст книги "Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Марина Аэзида
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)
Она схватила со стола бронзовый кувшин и с размаху ударила об оконное стекло. Сверкающие в лучах восхода осколки брызнули во все стороны, оцарапали Зарине руку и рассыпались по полу. Девушка какое-то время смотрела на них, непонимающе, тупо, затем приподняла ногу и резко опустила на битое стекло. Закричала, когда осколки вспороли обнаженную ступню и, прихрамывая, прошлепала в другой конец комнаты, оставляя кровавые следы. Там свалилась на кровать и наконец-то заплакала. Стало легче. Словно боль телесная на миг пересилила другую боль. Она плакала и неразборчиво бормотала: «Ненавижу! Ненавижу… Проклятый…»
***
Отерхейн был взбудоражен предстоящим событием, ведь не каждый день Великий Кхан брал себе жену. И хотя выбор его казался несколько странным, простой народ пока не придавал этому значения. Ну, станет кханне вопреки всем традициям никому не известная дикарка, подумаешь! Зато будет большое празднество, а значит, много бесплатной еды и пива.
Правда, люди благородные между собой перешептывалась с изрядным осуждением. Но дальше робкого шепота дело не шло: мало ли кто мог услышать, донести кхану – тогда не миновать беды. Тем более, тот уже озаботился, чтобы по Отерхейну полетели слухи, будто он собрался жениться не на простой дикарке, а на легендарной царь-деве, ворожее и предводительнице не то всех лесных и степных племен, не то горцев с Высоких Холмов. И если кто-то и понимал, что это не совсем так, а может, и вовсе не так, предпочитал помалкивать.
Когда вождь сообщил Шейре, что она станет его женой, дни девушки превратились в кошмар, подернутый пеленой безумия; она зачастую теряла ощущение реальности, будто ее опоили дурманом.
Как удивительно хорошо изучил ее шакал! Понял, что она не сможет отказать, если ее народу вернутся Горы Духов. Знал, что она согласится пожертвовать видимостью свободы. Ненавистный! И зачем ему это понадобилось? Ее тело он уже заполучил однажды. И после того позорного случая в лесу много раз мог взять ее силой. Или сделать одной из своих наложниц, точно так же пообещав вернуть айсадам Горы Духов. Но зачем-то вождю понадобилось жениться…
Шейра почти не замечала того, что творилось вокруг. А между тем, в столице царила радостная суета, унылую каменную кладку домов и самого замка украшали яркими лентами, знать шила наряды, купцы завозили лучшие вина, а из окрестных деревень гнали скотину на мясницкий двор. Богатые и высокородные люди – владельцы обширных имений и замков – съезжались в Инзар со своими домочадцами со всех окраин страны. Спешили в императорский замок и дейлары провинций, и воинская знать, и послы соседних государств.
Те, кому не хватило места в замке, или кто был недостаточно знатен, расселились по всему Инзару. И как никогда раньше взлетели цены в трактирах и постоялых дворах. Находились и особо смекалистые горожане, готовые за определенную плату уступить приезжим уголок в собственных домах.
Замок походил на растревоженный муравейник. Шум голосов не смолкал и ночами, люди из разных уголков страны встречались здесь и неминуемо принимались обмениваться новостями и сплетнями. Элимер, который не любил излишнюю суету, старался реже появляться на людях. Он понимал, что это время нужно просто переждать: спустя несколько дней после его бракосочетания народ разъедется, праздничная горячка пойдет на спад, и желанное спокойствие вернется в столицу.
И вот – преддверие долгожданного для отерхейнцев дня.
Приставленные к Шейре женщины тщательно одели, причесали ее и постарались объяснить, что необходимо знать будущей кханне. Айсадка слушала, смысл слов вроде бы доходил до нее, но как-то медленно, будто сквозь преграду.
Она чувствовала себя скованно и неловко в странном наряде, к которому ей надлежало привыкнуть прежде, чем появиться перед народом и знатью. Тонкий венец сдавливал голову, тяжелое ожерелье душило, а серьги, кольца и браслеты напоминали оковы. Длинное платье затрудняло движения и путалось в ногах. Шейра не раз и не два наступала на подол, и женщинам понадобилось еще полдня, чтобы научить девушку правильно двигаться. Впрочем, айсадка скоро освоила эту науку, и к вечеру лишь по светлым волосам да слишком суровому для отерхейнской женщины лицу в ней удавалось различить дикарку.
– Ого! – присвистнул Видольд, когда впервые увидел ее в новом обличье. – Не думал, что айсадские девчонки могут выглядеть столь прелестно!
Шейра лишь хмуро покосилась на него, вызвав этим новую порцию насмешек.
– Эй, да ладно тебе! Сделаешься Великой Кханне, я стану называть тебя «повелительница», – он хохотнул. – А может, еще кланяться и приказы выполнять начну. Да еще и Горы Духов заимеешь. Такой плен вроде намного лучше нынешнего, а?
Она снова промолчала, только помрачнела еще больше. Видольд смягчился:
– Чего боишься-то? Не такой уж кхан страшный. Смею думать, твоя жизнь мало изменится. Вот увидишь, так и продолжишь шататься по степи и меня отвлекать, – ирония напоследок все же проскользнула в его интонации.
Обряды бракосочетания начинались в полночь и продолжались до позднего вечера, завершаясь большим шумным пиром. Ночью кхан и его будущая жена отдельно друг от друга прошли через ритуал очищения, скрытый от всех, кроме жрецов. И лишь на рассвете встретились, чтобы предстать перед народом Отерхейна.
Когда со всеми сопутствующими церемониями Шейру подвели к Элимеру, то в первое мгновение он едва ее узнал, настолько сильно одежда и украшения преобразили девушку. Красное платье с причудливой вышивкой, накидка из волчьей шкуры, витой венец, усыпанный рубинами, развеваемые ветром светлые волосы, собранные в высокий хвост, и неторопливая поступь – все это словно сделало ее на несколько лет старше. Непонятно, откуда взялась в ней скрытая до сих пор женственность. Теперь и впрямь несложно было поверить, будто Шейра – властительница народов, а не безвестная айсадка, которую выбрали предводительницей на один неудачный бой.
Шейра чувствовала себя совершенно раздавленной и больной. Кажется, так плохо ей не было, даже когда она только что попала в плен к шакалам. Тогда у нее оставалась хотя бы робкая надежда однажды вырваться на свободу. Сейчас же плен грозил затянуться до конца ее жизни. Она по-прежнему почти не замечала ничего вокруг. Непонятный и чуждый ночной обряд очищения мало запечатлелся в ее памяти, да и после, на рассвете, она видела все будто сквозь душное марево. Единственное, на что хватало воли – сохранять видимое достоинство. Ни к чему показывать, как ей страшно, горько и стыдно: шакалы не должны знать о ее слабости. Шейра смутно осознавала, что говорит какие-то заранее разученные ритуальные фразы, но совершенно не вникала в их смысл. Мелькающие лица казались одинаковыми, слова восхвалений проносились мимо. Девушка мало что различала, все походило на дурной сон, и только хищное лицо молодого кхана с горящими глазами удивительно четко выделялось среди пестрой круговерти, напоминая о том, что это – реальность. Лица, слова, опять слова, церемонии и снова лица – все смешалось в одной неутомимой пляске.
На закате в роскошно убранной зале состоялся пир, на котором присутствовали знатные люди Отерхейна и других государств. Шейра восседала рядом с кханом и каждый раз вздрагивала, когда он мимолетно, словно невзначай, касался ее руки. И снова говорились какие-то слова. Вождь что-то произносил, она поднимала кубок с вином и, кажется, даже улыбалась из последних сил в ответ на улыбки темных людей. Если ради того, чтобы ее народ вернулся в Горы Духов, ей приходится вести себя так, как, по мнению отерхейнцев, должна вести себя жена и кханне, то она будет это делать, другого не остается.
Элимер, искоса взглянув на Шейру, которая теперь, хотела она того или нет, всецело принадлежала ему, решил, что его новоявленная жена выглядит уставшей и потерянной. Кажется, у нее уже не оставалось сил изображать радость.
– Кханне утомилась, – сказал он, поднимаясь из-за тяжелого каменного стола. Шейра, к счастью, поняла, как ей следует отреагировать и готовно подала ему руку. Удивительно, как быстро и точно она усвоила то, что объясняли приставленные к ней женщины.
Люди встали из-за стола вслед за повелителем и склонили головы, провожая Великую Кханне. Шейра кивнула на прощанье и даже улыбнулась. Затем Элимер вывел ее из залы. И если бы в этот момент он заглянул в лицо айсадки, то увидел бы, как слетела с него горделивая маска и со всей откровенностью обнажились истинные чувства – тоска и усталость.
Стоило им ступить на лестницу, как словно ниоткуда появились женщины, ожидая приказаний кхана, хотя, без сомнения, и так знали, что им делать.
– Тебя проводят в новые покои, Шейра, – обратился Элимер к ней, но, кажется, она даже не расслышала его слов. – Отдыхай, – прибавил он и подал знак женщинам. Те быстро подхватили Шейру под руки и повели наверх. Она не сопротивлялась. А кхан вернулся в пиршественную залу: его роль на празднестве еще не закончилась.
Весь мир всей своей тяжестью обрушился на Шейру, когда женщины ввели ее в просторные палаты. Только теперь, скрывшись от глаз толпы, она почувствовала, как ощущение реальности вернулось к ней – и тут же об этом пожалела. Ей хотелось сейчас только одного – остаться одной и чтобы никто ее не трогал. Но и этому маленькому желанию не суждено было исполниться. Стоило закрыться двери, как три женщины окружили ее и начали верещать:
– О, Великая Кханне, как ты, должно быть, счастлива!
– Ты так превосходно держалась, повелительница!
Шейра ничего не ответила, а женщины снова подхватили ее под руки и подвели к большому бронзовому зеркалу. Она чувствовала себя не в состоянии о чем-то спрашивать или как-то интересоваться дальнейшей судьбой, а потому апатично и вяло позволила женщинам произвести все необходимые действия.
Сначала с нее сняли украшения и платье – дышать сразу стало легче. Потом Шейру узкими коридорами отвели вниз, в имперские бани, там усадили на чуть нагретые камни возле чаши с водой и аккуратными движениями принялись мыть ее волосы и тело. Шейра почти задремала: мягкий свет, звук льющейся воды, влажный теплый пар заставили расслабиться и даже немного успокоиться. Затем, разомлевшую, ее попросили подняться, завернули в широкое льняное покрывало и снова увели наверх, в покои. Там айсадку начало убаюкивать мерное бормотание самой старшей женщины, которая расчесывала ей волосы. Другие в это время натирали ее тело какими-то пахучими маслами. Глаза Шейры закрылись почти против воли и, несомненно, она скоро провалилась бы в неспокойный сон, если бы одна из женщин не заметила ее состояния.
– О, Великая Кханне, – протянула она сочувственно, – должно быть, ты очень утомилась, но спать нельзя. Ведь этой ночью тебе предстоит встретиться со своим повелителем!
Шейра моментально распахнула глаза и вздрогнула. Как же у нее могло вылететь из головы, что еще ничего не закончилось? Ей захотелось расплакаться. Но нельзя. Нельзя. Не при них. Не при этих шакальих женщинах.
А те по-своему поняли ее реакцию:
– Ну вот, ты сразу оживилась, – хихикнула одна.
– Конечно, ведь это будет первая ночь с Великим Кханом. Самая счастливая, – вторила другая, и для Шейры слова ее прозвучали издевкой. Ей захотелось пронзительно завизжать и впиться ногтями, расцарапать, располосовать эти тупые угодливые физиономии, но она только помрачнела еще больше.
– Слушай, – внезапно посерьезневшим голосом обратилась к айсадке старшая из женщин, не переставая расчесывать ей волосы, – я должна объяснить, как в эту ночь следует себя вести. Это очень важно, моя Кханне. Ты не из Отерхейна, а потому незнакома с обрядами первой ночи. Но для начала возьми, выпей это, – женщина протянула Шейре крошечную бутыль. – Тебя это сразу взбодрит, усталость пройдет, сон отпустит.
Шейра послушно вынула из рук женщины бутылек и, припав к горлышку, выпила. Какая разница, что там? Лишь бы от нее отстали! Но вскоре она поняла, что женщина сказала правду. Исчезла тяжесть и голова прояснилась.
Та довольно крякнула:
– Вот, теперь я вижу: ты готова меня слушать, моя Кханне, – и немного помолчала, подбирая слова:
– Запомни, ты теперь повелительница для всех, но – покорная служанка Великого Кхана. Ныне только его слово для тебя закон. Ведь вся империя смотрит на тебя, ты должна показывать хороший пример остальным женам этой страны. Я не знаю, как было в тех краях, откуда ты родом, но здесь – Отерхейн. Ты никогда не должна перечить своему мужу. Ты должна предугадывать и выполнять все его желания. Повелитель не должен раздражаться из-за непослушания собственной жены, ведь у него есть гораздо более серьезные поводы для беспокойства. Тебе ни в коем случае не позволено выражать недовольство, когда тебя наказывают, а если провинишься, то следует, преклонив колени, молить о прощении. Если будешь послушной и тихой женой, то муж твой всегда будет с тобой добр и ласков.
Дальше Шейра уже плохо разбирала, что ей говорили. Она успела похолодеть уже от одного вступления. Уродливая страна с уродливыми обычаями! Но следующая же фраза, произнесенная женщиной, вырвала ее из собственных мыслей.
– Когда кхан вернется, мы отведем тебя к нему. Ты должна будешь войти, склониться перед ним и поцеловать правую его руку. Ту, на которой надето кольцо. А потом произнести обрядовую фразу: "Повелитель мой, отныне и навсегда я принадлежу тебе, и слово твое больше моей жизни".
– Что?! – вырвалось у Шейры против воли. – Я действительно должна это сделать… сказать?!
Женщины растерянно переглянулись, потом одна из них пожала плечами:
– Ну да, Великая Кханне. Так велит Придворное Уложение.
– К-какое уложение? – Шейра не поняла ни слова.
– Ты и впрямь ничего о нем не знаешь? Придворное Уложение – это свод основных законов, правил, традиций, которые определили еще наши предки, – женщина посмотрела на Шейру с гордостью. – Все достойные люди его соблюдают, иначе можно прослыть дикарем или чернью.
"Уродливая страна с уродливыми обычаями, – еще раз подумала Шейра. – И люди здесь столь же уродливы и отвратительны!"
Она уже пожалела, что ради гор согласилась на это позорное замужество. Если бы только она заранее знала, что перед тем, как вновь отдаваться вождю, ей придется подвергнуть себя очередному унижению! А сколько их еще будет! Преклоняться перед шакалом, ощущать в себе его плоть! И, о Духи, потом ей придется носить в себе проклятый плод, зачатый от врага. В прошлый раз ей просто повезло, что этого не случилось.
Но теперь отступать было некуда, и страшная мысль пронзила Шейру. Казалось, даже кровь на миг застыла. Как же она сразу не догадалась – вот зачем шакал решил на ней жениться! Он сказал тогда, что хочет не только ее тело. Он сказал, что хочет, чтобы она покорилась. И придумал, как добиться этого – обманом превратить в такую же рабыню, какими являются все женщины Отерхейна: лишенную свободы, воли, униженную, никчемную! Темный вождь понимал, что она не могла знать об ужасных традициях, о том, что женам в этой стране приходится кланяться мужьям в ноги и прислуживать им.
"Я тебя ненавижу, – злобно прошептала девушка про себя. – Ненавижу! Хоть бы ты сдох!"
***
Элимер смог уйти с пира лишь в середине ночи, и больше всего ему сейчас хотелось погрузиться в сон, ибо вот уже более суток он был его лишен. Как же он удивился, когда спустя всего-то несколько минут дверь в его покои распахнулась, и на пороге появилась Шейра.
Шейра – с рассыпавшимися по плечам волосами, в черном полупрозрачном платье без рукавов, сквозь которое так откровенно и соблазнительно просвечивало тело.
Проклятье! Он совершенно не позаботился о спокойствии айсадки. Она ушла с пира несколько часов назад, и он полагал, что давно и крепко спит. Элимер понимал, что напряжение этого дня не прошло для Шейры бесследно, ей требовался отдых, как, собственно, и ему. Этой ночью он и не собирался притрагиваться к ней. Но теперь! Элимер не мог не пожирать глазами ее тело. Отправить ее обратно оказалось выше его сил. Она сводила с ума, вызывала непреодолимое желание совсем как тогда, в лесу.
Пока он раздумывал, Шейра шагнула вперед, нервно сглотнула, и кхан заметил в ее взгляде страх. И еще холодную решимость сделать что-то. Вот только что именно?
Он едва успел задать себе этот вопрос, когда в голове ярко вспыхнула догадка. Он просто глупец! Наверняка женщины не только переодели и подготовили Шейру к этой ночи, но еще и просветили ее относительно Придворного Уложения. И эта мысль заставила Элимера похолодеть. Он понял, что собиралась сделать его жена. Он должен был подумать об этом раньше и предотвратить нелепую ситуацию. Судя по всему, она, опасаясь лишить свой народ гор, намеревалась исполнить все, что ей сказали. И ей как айсадке этот обряд наверняка кажется унизительным! А унижения она никогда ему не простит.
А Шейра уже начала медленно склоняться в поклоне.
– Нет, – бросил Элимер, удержав ее за плечи. – Не надо.
Она вскинула глаза в немом удивлении, и он продолжил уже спокойнее:
– Забудь все, что тебе сказали. Придворное Уложение устарело. Но, к сожалению, народ этого не понимают.
Его утверждение не отвечало истине. Хотя знатные люди по-прежнему неукоснительно следовали – или делали вид, что следуют, – старому своду правил, то простой народ давно позабыл большую их часть; уложение неспроста называлось "придворным", оно изначально предназначалось скорее для благородного сословия, нежели для простонародья. Достаточно было вспомнить бойкую трактирную служанку Айю, чтобы понять это.
Шейра по-прежнему безмолвно смотрела на кхана, правда, теперь в ее лице отразилась растерянность.
– Пожалуйста, не бойся, – произнес Элимер, склоняясь над ней. – Ты теперь моя кханне. Я больше никогда не причиню тебе зла, я никогда не причиню тебе боли. Я никогда тебя не унижу, моя гордая Шейра. Я хочу только любить тебя и ничего больше. С этого дня не ты, а я твой пленник.
Шейра напряглась, но стоило ей поймать устремленный на нее теплый и ласковый взгляд, как страх начал медленно таять. Никогда прежде ни один мужчина не смотрел на нее с таким восхищением, желанием и страстью. Это взволновало, и – чего таить, – польстило, а потому, когда темный вождь прикоснулся губами к ее волосам, и даже когда притянул ее к себе, она не отстранилась. Шейра почувствовала, как от его прикосновений по спине и животу пробежала горячая волна, и это показалось ей странным.
На рассвете, когда, опустошенные, они лежали рядом, кхан, едва касаясь, провел пальцами по ее губам и задумчиво произнес:
– Ты первая, кого я полюбил.
– Ты первый, кого я возненавидела, – глухо откликнулась айсадка.
Элимер пристально вгляделся в ее лицо и негромко засмеялся.
– Ты лжешь, – и устало опрокинулся на подушки.
"Он прав. Я лгу", – подумала Шейра, но не успела продолжить мысль, ибо глаза ее закрылись, и она уснула рядом со своим врагом, победителем и мужем.
Гл. 30. Когда пробуждается Великая Шаазар, мир должен замереть в ужасе
Аданэй вопросительно взглянул на Лиммену, которая только что влетела в комнату и уселась рядом с ним. В ее глазах искрился смех. Казалось, женщине не терпелось о чем-то сообщить ему.
– Что случилось? – вырвался у него вопрос.
– О, ты и представить себе не можешь! Проклятый отерхейнец вздумал жениться! – и она хихикнула, разом утратив царственный вид. – И знаешь на ком?
– Ну, судя по твоему хорошему настроению, Эхаския здесь ни при чем.
– Угадал, – Лиммена заговорчески подмигнула и понизила голос до полушепота, отчего стала походить на обычную сплетницу. – Насколько я поняла то, что сказали мне разведчики, его женой станет какая-то дикарка из лесов. Вроде из айсадов, – тут она поморщилась. – Впрочем, это название мне ни о чем не говорит, дикие племена меня никогда не интересовали.
"Вот как! – подумал Аданэй. – Очень интересно. Значит, мой братишка осуществил-таки свою детскую мечту о воительнице. Каков глупец!"
– Впрочем, – продолжила Лиммена, – об Эхаскии он тоже не забыл. Собирается женить на Отрейе одного из своих наместников. Это не очень хорошо, но куда лучше, чем если бы он женился на ней сам. По крайней мере, мне доносят, что Иэхтрих не очень доволен таким решением. Мне вот только интересно, с чего это Элимеру взбрело в голову делать дикарку кханне? Какая выгода от этого Отерхейну?
– Никакой. Сплошной вред.
– Тогда почему он это сделал?
– Влюбился, наверное, – презрительно усмехнулся Аданэй, пожимая плечами.
– Он? Влюбился?! Да еще и в дикарку?! – скептично отозвалась Лиммена, но тут же добавила. – Хотя чему я удивляюсь? Он и сам недалеко ушел от состояния дикости. Но разве это поступок мудрого правителя? Ведь он пошел на поводу собственных желаний.
– Как и ты, – откликнулся Аданэй.
Царица не обиделась на эту насмешку: она уже привыкла, что ее любовник иногда бывает язвительным, а потому мгновенно парировала:
– Однако мне не пришла в голову глупая мысль делать тебя мужем.
– Потому что ты умнее его, – улыбнулся он. – И на какой день назначено счастливое событие?
– Если я не ошиблась в подсчетах, то уже сегодня дикарка станет кханне.
– Прелестно! Впрочем, от Элимера вполне можно было этого ожидать.
– Ты настолько хорошо его знаешь? – усмехнулась Лиммена.
– Не ты ли все время повторяла, что врага нужно хорошо изучить? Я хорошо его изучил, – такая злоба прозвучала в голосе Аданэя, что Лиммена даже вздрогнула.
– Ты действительно его ненавидишь… – пробормотала она растерянно.
– Да, я уже говорил тебе. Когда-нибудь я его убью, – лицо Аданэя уродливо перекосилось, однако спустя секунду вновь стало спокойным. Но Лиммена все-таки решила сменить тему. Несмотря на то, что она сама испытывала к Элимеру не лучшие чувства, реакция любовника напугала ее. Царице на миг показалось, будто говорило в нем нечто гораздо большее, чем просто ненависть. Что-то, чему еще не придумали названия.
– Айн, ты помнишь, тебе совсем скоро самому придется жениться?
– Аззира? Помню.
– Зима уже на исходе. Отправитесь в Нарриан, когда сойдет снег. Твое путешествие, увы, обещает быть долгим. Но пусть так, это лучше, чем терпеть Аззиру в Эртине. Не представляю, что я буду делать без тебя. Наверное, стану считать дни до твоего возвращения.
– Я тоже, – рассеянно отозвался Аданэй, глядя куда-то вдаль. Однако скоро спохватился и обернулся к царице, тепло ей улыбаясь. Пугающий незнакомец исчез, Лиммена вновь видела перед собой чарующий взгляд ее любимого Айна.
***
Дорога к окраине страны, к самому морскому побережью, у которого стоял замок Аззиры, выдалась непростой. Путь, неблизкий и сам по себе, осложнился еще и весенним бездорожьем. Плодородная земля Илирина впитала в себя влагу талых снегов, размякла, и лошадиные копыта вязли в ней, замедляя движение. Даже по Великому Торговому Тракту не удавалось ехать, не теряя скорости. Кроме того, путешествие часто прерывалось остановками в городках и поселениях, длящимися, бывало, по нескольку дней. Иногда Аданэю казалось, будто Ниррас специально, по одному ему ведомой причине, тянул время.
К концу пути, когда города встречались все реже, деревни становились все беднее, а в воздухе ощутимо повеяло соленой свежестью, выдававшей близость моря, уже вступал в права месяц новых листьев. Солнце все чаще выглядывало из облаков, и природа наполняла сердце мятежной тревогой.
Аданэй ехал в сопровождении Нирраса и воинов, которых царица отрядила для безопасности ее возлюбленного.
Как только они остановились на отдых в небольшой рощице, советник подошел к Аданэю и, понизив голос, сообщил:
– Аззира – одна из жриц Богини-матери. И потому перед тем, как на ней жениться тебе придется пройти какой-то их обряд.
– Это обязательно? – поморщился Аданэй.
– Да, – отрезал Ниррас, – иначе они грозят рассказать Лиммене, кто ты такой на самом деле.
– А откуда им это известно?
– Не знаю. Думаю, Аззира рассказала.
– Вот дуреха…
– Замолчи! – прошипел советник. – Не смей так о ней говорить!
– Прости, Ниррас, – недоуменно протянул Аданэй, – просто вырвалось.
– Ладно. В общем, слушай: Лиммена ничего об этом не знает. Как и сопровождающий нас отряд. И они не должны узнать. Жрицы обещали, что за сутки ты управишься. На это время я тебя прикрою. Но постарайся развязаться с этим поскорее и не опаздывать.
– Но как я найду этих жриц?
– Они будут ждать тебя у опушки Бишимерского леса.
– Бишимерского? Это где Лесной Клык?
– Что, уже успел наслушаться глупых суеверий? – фыркнул Ниррас. – Наверняка от своего дружка-раба? Забудь о них! – рявкнул он. – Лесной Клык – старая башня. Она разрушена столетие назад, в ней давно уже никого не держат. Только среди черни да рабов еще бродят нелепые слухи.
– Да мне, в общем-то, все равно, – Аданэй пожал плечами.
– Вот и хорошо. К завтрашнему вечеру мы доедем до одной деревеньки. Там и остановимся. Как только стемнеет, ты незаметно улизнешь. Тебе нужно будет идти на восток, туда, где протекает Прета – это приток Бишимер. Перейдешь ее – окажешься у границы лесов. Там остановишься и будешь ждать. Жрицы найдут тебя сами.
***
Как и обещал советник, на закате следующего дня на горизонте замаячило небольшое поселение. Крестьяне издали заметили отряд всадников и, распознав гостей из далекой Эртины, столпились у плетеной ограды. Они с боязливым любопытством рассматривали богато одетых господ и облаченных в доспехи воинов: нечасто в их захолустье забредали путешественники, а уж столичные жители – тем более.
В поселение отряд въехал хмуро: очередная остановка никого не радовала. По мнению воинов, измученных небывало долгим путешествием и проволочками, лучше было бы скорее добраться до Нарриана и там уже отдохнуть, как следует. Однако Ниррас жестко обрывал раздающийся ропот.
Селяне, робко поглядывая на вооруженных людей, спешили предоставить им кров и пищу, хотя понимали, что восполнить запасы снеди после такого визита еще нескоро удастся. Но как отказать советнику самой царицы? Вот и жертвовали крестьяне своими припасами, и доставали пиво и вино из погребов, зато прятали своих юных дочерей. Они прекрасно сознавали, что от воинов можно ждать любых неприятностей: натешатся с девками, а им потом бастрюков воспитывай, лишние рты корми.
Первый раз за всю дорогу Ниррас позволил своим людям отведать хмельного, объяснив, что путь близится к завершению, и они заслужили награду. Но Аданэй понимал: советник сделал это лишь для того, чтобы помочь ему незаметно уйти. И как только окончательно стемнело, а воины всерьез увлеклись пивом и деревенскими красотками – теми, которые не успели, или не захотели спрятаться, – Аданэй скользнул за ограду.
Стоило ему отойти от деревни, как на него обрушилась тьма, скрывающая за облаками и луну, и звезды. От земли тянуло прохладой и сыростью. Он плохо представлял, куда идти, поэтому просто придерживался восточного направления. Жрицы сказали, что найдут его сами? Отлично – пусть ищут. Не успел Аданэй так подумать, как расслышал тихое журчание воды. Видимо, шел он верно, и это бормотала та самая речушка, о которой говорил советник – Прета. Звук ее становился все громче, а земля под ногами все мягче, вскоре сменившись липкой грязью, густо поросшей осокой и камышом.
Стоило Аданэю проделать еще несколько шагов, и он почувствовал, как речная влага проникает сквозь кожаную обувь: ноги онемели почти сразу. Он тихо выругался, не в силах сдержать собственного раздражения. Что за глупость! Почему он должен бродить в потемках по каким-то топям и лесам, лишь бы исполнить несуразные прихоти суеверных жриц, а не отдыхать в дружелюбной деревушке? Впрочем, на этот вопрос он и так знал ответ: потому что желает стать правителем этой страны.
И, взяв себя в руки, он решительно перешел стремительный поток, вымокнув почти по пояс в ледяной воде. Вероятно, через речушку где-то был перекинут мостик, но пытаться отыскать в таких потемках, где именно – занятие неблагодарное. Хорошо, что Прета протекала в непосредственной близости от Бишимерского леса и, судя по всему, где-то сворачивала, устремляя свой бег к печально знаменитой лесной реке, так что скоро Аданэй смог остановиться.
Оказавшись на опушке, он наконец-то перевел дух. Мокрая одежда, обдуваемая ночным ветром, холодила тело, вызывая неприятную мелкую дрожь. Проклятые жрицы еще не пришли, а ему вовсе не улыбалось провести остаток ночи в темноте и холоде, ожидая их, ведь здесь даже костра не разжечь – все пропиталось влагой.
Впрочем, долго переживать по этому поводу Аданэю не пришлось, ибо скоро промеж ветвей замаячили далекие огоньки, а спустя еще недолгое время, из леса вынырнули три темные фигуры, тускло освещаемые пламенем факелов. Три женщины в одинаковых одеждах, но разного возраста. Одна – уже седая, согбенная годами старуха, вторая – зрелая женщина невысокого роста, третья – совсем еще юная девушка. Наверное, жрицы – а кем еще они могли быть? – символизировали три возраста богини. А возможно – нет. Об этом культе Аданэй почти ничего не знал, в Отерхейне он никогда не был распространен.
Молчание нарушила старуха.
– Он пришел, – качнула она головой, обращаясь к своим сестрам так, словно Аданэя здесь не было.
– Нас не обманули, – с едва заметным восхищением в голосе произнесла вторая, – он красив, словно бог!
– Нет, ему еще только предстоит стать Богом, – проскрипела старуха.
– Может, вы все же объясните, что происходит и что вам от меня нужно? – поинтересовался Аданэй.
Жрицы переглянулись, словно только сейчас осознали, что у него есть язык, и он даже может разговаривать. Как же Аданэй устал от этих властных и надменных илиринок! На его родине женщины вели себя намного проще и относились к мужчинам с куда большим почтением.
Самая молодая из жриц все же соизволила ему ответить.
– Ты должен отправиться в Мир-По-Ту-Сторону, вернуться перерожденным и вступить в священный брак с Богиней-на-Земле. Только после этого ты сможешь стать мужем Аззире. В ней течет древняя кровь илиринских царей, ты должен доказать, что достоин ее.
– Что?! – вырвалось у него. – Какой бред! Почему это я должен?!
– Я же вам говорила, – отозвалась средняя по возрасту, – он непосвященный чужеземец. Так что подобное неуважение ему можно простить. Пока.
Аданэй от возмущения потерял дар речи. Он так и не успел ничего ответить. Женщина вдруг откинула с волос покрывало, приблизилась почти вплотную, вонзив в него неподвижный, немигающий взгляд, и произнесла негромко, но отчетливо.
– Меня называют Маллекша. Я скажу, что надо делать. Сейчас мы пойдем туда, где Прета впадает в Бишимер. Это в лесу, – она понизила голос до полушепота. – У назначенного места ты окажешься после полуночи, когда открывается тропа в Мир-По-Ту-Сторону. Ты ступишь на эту тропу и увидишь реку. Истинную Бишимер. Здесь, в нашей яви – лишь ее отражение. А дальше… Никто не сможет тебе сказать, что произойдет дальше. Тебе нужно пересечь Реку и вернуться, но как ты это сделаешь, и по силам ли тебе это – мы не знаем. Духи ночи и смерти станут тебе препятствовать, они могут явиться в любом обличии. Но если помыслы твои чисты, а дух силен – ты сможешь выстоять. И тогда Солнечный Бог покинет подземное царство и воплотится в тебе, чтобы прийти на нашу землю. Если же нет… – Маллекша многозначительно пожала плечами, потом сунула ему в руки горящий факел, приказав: "Иди!".