Текст книги "Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Марина Аэзида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 49 страниц)

Счастливые смертные! Им не знакомо чувство одинокости, настоящей одинокости. И они никогда не узнают, как она невыносима. Не узнают, как невыносимо осознание своего бессилия и могущества.

Но теперь у Шаазар – у них всех – появился шанс уйти. Благодаря вражде двух жалких смертных. Лишь бы ни один из них не умер по какой-нибудь глупости раньше срока, как это часто случается с людьми. Но как раз об этом она может позаботиться. Помочь. Братьям, Хаосу в его вечной битве и, самое главное, себе.

Шаазар хихикнула и по привычке, родившейся из этой самой одинокости, произнесла вслух:

– Неизбежное… Неотвратимое… Какая прелесть!

Гл. 27. Упасть, как птица с перебитыми крыльями

Гиллара, согнувшись в неудобной позе, сидела за обшарпанным столом в верхней комнате высокой башни. Из углов заметно поддувало, края маленьких оконцев подернулись снежными узорами. Небольшой камин, покрытый трещинами, чадил и почти не грел, так что женщине постоянно приходилось потирать руки и притопывать ногами, лишь бы спастись от холода. Но она не хотела спускаться в уютные и теплые подвальные покои: они слишком располагали к тому, чтобы расслабиться и заснуть, а женщина не могла себе этого позволить. Не сегодня. Сегодня ей нужно думать. Много, много думать, а это лучше всего делать здесь.

Но сначала она напишет шифрованное послание Ниррасу. Гиллара потянулась, расправляя коченеющее тело, и снова схватилась за перо, которое до сих пор задумчиво вертела в руках.

Ночь. Хладная, страшная, одна из тех, что именуются Темными. Ночь, когда Боги сходят в Мир-По-Ту-Сторону. Эта ночь с любопытством заглядывала в мутные окна, буравила Гиллару пустыми зраками, и лишь неяркая свеча несмело разгоняла тьму и плавилась, источая неприятный запах жира.

Гиллара, последний раз вздохнув и призадумавшись, опустила перо в чернильницу и коснулась острием пожелтевшего от времени пергамента. Непросто будет объяснить все Ниррасу, используя лишь шифрованные символы вместо привычной вязи, но придется это сделать.

Сегодняшний день, как и несколько предыдущих, не заладился с утра. Впрочем, чего-то подобного Гиллара ожидала: слишком уж долгое время ей владела радость из-за того, что все задумки осуществлялись куда быстрее и легче, чем она предполагала изначально.

О, милый мальчик, милый Аданэй! Просто умница, не зря она возлагала на него такие надежды! С каждым новым днем, считая от времени, с которого кханади-изгнанник стал возлюбленным стервы-Лиммены, донесения Нирраса становились все торжественнее и воодушевленнее. Даже Хаттейтина, ее когда-то верного союзника, удалось вернуть на высокую должность. Так идеально все складывалось! До сегодняшнего проклятого дня!

Гиллара сразу почувствовала неладное, когда ранним утром ей доложили о прибытии в Якидис, а точнее – в ее замок, служительницы культа Матери Богов. Какие дела привели сюда жрицу? И в другое время года Гилларе показалось бы странным, что женщина явилась к ней, преодолев столь долгий путь – почитай от самого морского побережья, – а сейчас, в зимние Темные Ночи, это и вовсе казалось немыслимым. Люди вообще избегали покидать жилье, выходить на улицу, лишенную божественной защиты, а уж путешествовать тем более никто не решался. Пустовали дороги, обезлюдели торговые тракты, а трактирщики подсчитывали убытки. На несколько дней Илирин словно замирал. И тут, в это мертвое время, к ней явилась служительница культа Великой Матери! Конечно, она, будучи жрицей, не опасалась того, чего боялись обычные люди. Но как она могла пропустить свои ежегодные зимние обряды? И ради чего? Чтобы тащиться по обледенелым дорогам? Странно, очень странно…

Гиллара почувствовала неясную сосущую тревогу еще до того, как жрица переступила порог и сказала хозяйке замка хоть слово. Впрочем, Гиллара не выдала волнения и ласково обратилась к женщине, которая окоченевшими, непослушными пальцами стягивала с себя заиндевевший плащ.

– Что привело славную служительницу Великой Богини в эти заброшенные края? – улыбаясь, повела она сладкую речь, но жрица, не переняв ее интонации, лишь остро сверкнула глазами и коротко бросила.

–  Я проделала долгий путь, чтобы говорить с тобой, – то, как она это произнесла, походило на требование не отнимать у нее времени и приступить к разговору тотчас же.

Гиллара проглотила неуважительное к себе отношение и решила сначала послушать, что скажет эта женщина. Вообще-то, по ее мнению, жрицы Богини мнили из себя слишком многое. Да, когда-то давно на земле Илирина верховная жрица культа стояла даже выше царей, считаясь воплощением Богини. Но сейчас-то иные времена! Служительницы древней религии ныне не имели почти никакой власти в государстве, лишь на морском побережье, среди дремучего берегового народа еще сохранялись старые традиции. На остальной же территории страны Богиню вытеснили воинственные и куда более юные Боги, хотя отголоски культа, ранее распространенного повсеместно, до сих пор слышались обрядах, связанных с землей, а также в различных суевериях.

Прокрутив в голове эти мысли, Гиллара вновь обратилась к страннице, внимательно рассматривая эту невысокую смуглую женщину:

– Что ж, пройдем в мои покои, – и отправилась первая, подав служанкам знак, чтобы те приготовили гостье глинтвейн. Женщина безмолвно последовала за Гилларой.

Когда служанка внесла в покои кувшин, наполненный согревающим напитком, и ушла, поклонившись, жрица заговорила:

– Меня называют Маллекша. Как ты поняла, я служительница Матери Богов.

– О чем же ты хотела говорить со мной, досточтимая Маллекша? – сухо спросила Гиллара.

– О твоей дочери. Аззира – одна из служительниц нашего культа. И потому мы будем рады видеть ее владычицей Илирина.

– Вы хотите предложить какую-то помощь? – тут же оживилась Гиллара.

Губы Маллекши искривились в полупрезрительной улыбке.

– Зависит от того, что ты называешь помощью, – и тут же сменила интонацию, заговорила со всей серьезностью, не отрывая пронзительного взгляда от собеседницы: – Мы узнали о твоей задумке, Гиллара. И теперь, когда ее успех близится, настало время разговора. Лиммена решилась выдать Аззиру за отерхейнского кханади.

Не обращая внимания на то, как глаза Гиллары раскрылись в изумлении, Маллекша продолжила:

–  Позволь мне выразить восхищение твоим умом. Брак между кханади Отерхейна и царевной Илирина – великолепная задумка! После смерти царицы, Латторе нечего будет противопоставить, Богиня не даровала ей ни ума, ни силы духа. Мы, жрицы, будем счастливы, если трон займет одна из наших сестер, и все станет как в прежние времена. Ибо править этим древним краем должна та, что воплощает в себе одну из ипостасей Богини, а не лишенная посвящения Лиммена или Латтора, – жрица пренебрежительно фыркнула.

Гиллара знала, служительницы древнего культа уже давно выражали недовольство правителями Илирина, но разве до сегодняшнего дня они могли что-то с этим сделать?  Новые Боги по всему миру медленно, но неотвратимо вытесняли из людского сознания Богиню-Матерь. И даже здесь, в Илирине Великом, где ее власть всегда была сильна, ей приходилось отступать перед мощным напором чужеземной магии. Так что Аззира действительно дарила древнему культу возможность снова воспрянуть в своей странной и пугающей красоте – тяжеловесной магии смерти и возрождения.

– Но есть одна проблема, которую надо решить, – продолжала тем временем Маллекша, вырвав Гиллару из пространства ее мыслей.

– Какая проблема? – подозрительно косясь на жрицу, спросила она. Маллекша помедлила, после чего с новым выражением в глазах посмотрела на собеседницу.

– Какими бы правителями ни были твой умерший брат и Лиммена, каковы бы ни были Латтора  с Марраном, они – илиринцы, в их жилах протекает чистая кровь наших предков, они с рождения принадлежат этой земле. Чего нельзя сказать о наследнике полудикого кочевого народа, который лишь недавно стал оседлым. Народа, в котором поклоняются чуждым нам Богам. И если обычным, позабывшим собственные корни илиринцам, достаточно того, что Аданэй – царской крови, то Богиня не может допустить, чтобы ее землей управлял чужак.

– Что ты хочешь этим сказать?! – вскричала Гиллара.

Жрица осталась невозмутимой и, не обращая внимания на этот возглас, спокойно продолжила свою речь:

– Чтобы земля Илирина Великого приняла отерхейнского выкормыша как своего сына и, тем более, как царя, ему необходимо пройти посвящение.

– Ну, так действуйте, зачем для  этого обращаться ко мне? – снова вспылила Гиллара, но тут же застыла в испуге, услышав ответ Маллекши:

– Не обычное посвящение. Ему предстоит стать царем, а потому он должен пройти Тропой Смерти, чтобы после вступить в священный брак с Богиней-на-Земле.

Некоторое время Гиллара не могла вымолвить ни слова, чувствуя на себе выжидательный, требовательный взгляд жрицы, а затем глухо, свистящим шепотом, процедила:

– Да вы сошли с ума! Я наслышана о подобных испытаниях. Мальчику не выдержать, он ничего не смыслит в вашем колдовстве и понятия не имеет об этом обряде, – и тут шепот ее взорвался криком, как только она до конца осознала, на что хотят толкнуть Аданэя жрицы. – Вы безумны! Да ведь он может умереть! О, Боги, вы готовы пустить прахом все мои и ваши, кстати, тоже, надежды ради старых нелепых традиций?!

В зрачках Маллекши полыхнуло холодное пламя, она порывисто вскочила с кресла и, сверкнув глазами, воззрилась на стоящую у окна Гиллару.

– Не смей говорить так о наших традициях! – прошипела она, злобно щурясь. – Если тебе не хватает ума, чтобы понять сокрытое, то лучше молчи и не гневи Богов! Тебе не мешало бы поучиться общению с Великой Матерью у собственной дочери.

– Да я проклинаю тот день, когда позволила вам обучать Аззиру! – яростно выкрикнула Гиллара. – Если бы не это, ты не явилась бы ко мне с безумным разговором. Ты хоть понимаешь, что ваш фанатизм способен разрушить все, что мы так долго планировали?! Но я вам не помощница! Аданэй станет мужем Аззиры, и я помешаю случиться этой нелепой инициации!

Глаза жрицы засверкали еще ярче, в их глубине мелькнула искра коварства.

– Ты не только не помешаешь, – проворковала Маллекша, – но даже поможешь. У тебя просто не будет выбора. Либо ты убедишь Аданэя пройти Тропой Смерти и вступить в священный брак, либо…– жрица помедлила, и губы ее изогнулись в злой улыбке. – Либо мы откроем Лиммене правду о происхождении ее любовника. И о твоих кознях расскажем. Думаю, ты представляешь, что тогда тебя ждет? Своего любовника она, может, и пощадит, но тебя – никогда. И не видать тебе в этом случае не только власти, но и жизни. Аззиру мы укроем и защитим от гнева царицы, но ты от нас помощи не дождешься! Так что хорошо подумай, прежде чем дерзить жрицам, а через нас и самой Богине!

– Но вам самим это невыгодно… – обескуражено пробормотала Гиллара.

Маллекша, заметив ее растерянность, ответила уже спокойнее, огонь в глазах потух, и облику ее вернулось  обычное хладнокровие.

– Верно. Если ты не пойдешь нам навстречу, мы многое потеряем, это правда. Но лучше так, лучше Латтора  с ее никчемным мужем, чем отерхейнский чужак, не принявший древних знаний. Они хотя бы чистокровные илиринцы. Думай же, Гиллара.

И Маллекша замолчала. Гиллара молчала тоже, широко раскрытыми глазами глядя на жрицу. Две женщины смотрели друг на друга так, что почти физически можно было ощутить пробегающие между ними искры злости и напряжения. Гиллара первая отвела взгляд в сторону: не родился еще человек, способный выдержать взор служительницы Богини. Иногда она не могла долго смотреть в глаза даже собственной дочери. Издав вздох поражения, она вновь повернулась к Маллекше и проговорила ласково и умиротворяюще:

– Нам обеим нужно успокоиться, иначе в порыве эмоций наговорим друг другу лишнего. Я очень уважаю служительниц Матери, и потому не хотела бы, чтобы между нами легла тень недоверия, – Гиллара слабо улыбнулась, лелея в голове одну задумку. – Я обещаю спокойно поразмыслить над твоими словами. А пока, не хочешь ли отведать еще вина? Я прикажу принести.

Жрица не поддалась этому дружелюбному тону и продолжила напряженно следить за собеседницей, а спустя миг насмешливо расхохоталась.

– Гиллара, Гиллара, когда ты испугана, разум покидает тебя! Не пытайся подсыпать мне яду в кубок или убить каким-то иным способом. Это глупо. Моя смерть ничего не изменит, у меня много сестер и все они знают то же, что и я.

Гиллара застыла. Верно, спонтанная идея с ядом и впрямь была глупой, но как эта жрица смогла догадаться о ее мыслях? Или не лгут суеверные слухи, твердящие, будто служительницы способны читать в людских душах? Встряхнув головой, чтобы привести саму себя в чувства, Гиллара ответила:

– Как могло тебе прийти в голову, что я способна на убийство?

– Еще как способна, – усмехнулась Маллекша, – но это твое дело. А мой вопрос в другом. У меня нет времени ждать, пока ты подумаешь, решай сейчас и дай мне ответ. По весне, как только день сравняется с ночью, Лиммена хочет отправить своего любовника к побережью, чтобы он женился на Аззире вдали от столицы: она не желает, чтобы твоя дочь появлялась в Эртине. Так вот, до того, как Аданэй сочетается браком с Аззирой, он должен пройти Великий обряд. Объясни ему это и расскажи, как нас найти. И запомни, он должен явиться к нам один, без провожатых. Как именно ты все устроишь, нас не волнует. Но я не сомневаюсь, что у тебя все получится – в интригах нет тебе равных. И запомни, если он не явится в назначенный срок, в самом начале месяца новых листьев, то Лиммена узнает все, чего ей знать не следует. Выбор за тобой. Хотя, я думаю, ты понимаешь, что он невелик.

– Понимаю! – резко выкрикнула Гиллара. – Ты победила! Довольна? Ладно, я сделаю все, что в моих силах. Но ты и твои сестры безумны! Вы рискуете погубить нашу единственную надежду! Мой план, который я так тщательно продумала, может рухнуть.

– Прекрати истерику, – отмахнулась Маллекша. – Риск, конечно, есть. Но он не так велик, как ты думаешь.

– Хотелось бы верить… Однако я слишком многое слышала о ваших жутких обрядах.

– Мы не открываем сакрального. Ты могла слышать лишь домыслы.

– Может быть… – Гиллара обреченно вздохнула и посмотрела на Маллекшу потухшим взглядом. – Я устала. Наш разговор меня вымотал. Ты услышала мой ответ: мне придется подчиниться, хоть я этого и не желаю. Ты можешь остаться в этой комнате, отдохнуть, выспаться. А я, извини, удаляюсь. Продолжим беседу завтра.

Гиллара двинулась к двери, но Маллекша окликнула ее:

– Подожди! Мне не нужна комната, я уезжаю прямо сейчас, мне нужно побывать еще в одном месте. А потому – прощай! – и, на выходе обгоняя Гиллару, она уверенно прошествовала по коридору, ни разу не сбившись с пути.

Очень скоро сквозь мутное стекло можно было наблюдать укутанную в теплый плащ маленькую женскую фигурку, грациозно восседающую на серой лошади, которая быстро удалялась от замка по заметенной снегами, лишенной красок равнине.

Гиллара некоторое время злобно смотрела ей вслед, затем отвернулась и отошла от окна. Тотчас же после отъезда Маллекши она поднялась и закрылась в холодной башне, спрятавшись от докучливых глаз прислуги. Здесь она пребывала и по сию пору.

Миром давно овладела глубокая ночь, а Гиллара так и не смогла ничего придумать, хотя сидела здесь вот уже полдня. Судя по всему, придется подчиниться безумному требованию не менее безумных жриц. Это хоть какой-то шанс. А вот если обо всем узнает ненавистная Лиммена, то надежды не останется совсем. И зачем только она, Гиллара, в свое время отдала Аззиру жрицам? Не сделай она этого, сейчас все было бы куда проще. Несомненно, именно дочь рассказала обо всем проклятым служительницам! О, Аззира, как же ты глупа!

И что за напасти посыпались в эту последнюю, такую неудачную, неделю! Все словно бы сговорились против Гиллары, будто какие-то неведомые силы старались помешать осуществлению ее потрясающего плана! Подумать только, и двух дней не прошло с тех пор, как она схоронила Ли-ли. И вот, теперь, эта жрица.

Ли-ли. При воспоминании о любимице на глаза Гиллары навернулись слезы. Она смахнула их тыльной стороной окоченевшей руки и бездумным, пустым взглядом уставилась на подрагивающее пламя свечи.

Бедняжка Ли-ли! Как сильно она должна была страдать по не заслуживающему такой любви мальчишке, чтобы выброситься с расположенного под самой крышей балкона! Как птица с перебитыми крыльями она полетела не вверх, а вниз. Маленькая, светлая Ли-ли, что сотворила с тобой обманщица-жизнь?

Да, два дня назад опустили ее тело в землю, вернули Матери, дарующей и отнимающей. Гиллара устроила для своей любимицы пышные похороны, она не пожалела денег, чтобы достать в эти зимние дни сотню красных маков. Беспорядочно разбросанные, они словно пятна крови выделялись на белой обмороженной земле. Ли-ли, ее бедная девочка, такая весенняя, умерла во время лютых морозов. Что за злобный рок заставил ее сделать это?!

Ли-ли упала на спину, ее нежный затылок разбился, раскрошился, излился алым, но лицо осталось таким же прекрасным, как при жизни, на нем застыло лишь легкое изумление, словно она не понимала, как могла приключиться с ней смерть. Но приключилась. И теперь навсегда потух согревающий огонь ее глаз, больше никогда и никто не услышит ее тихого голоса, никого не осветит ее улыбка.

Слезы текли по лицу Гиллары, и она больше не пыталась утереть их. Она забыла и о письме, и о жрице. Сейчас она думала лишь о своей девочке. Ли-ли! О, Ли-ли! Как же ты могла, бедная глупышка! Видят Боги, самовлюбленный кханади не стоил такой жертвы!

Гиллара знала, как это случилось. Она пыталась забыть, но, увы, в потаенном уголке души воспоминание осталось нетронутым.

Ли-ли подошла к ней вечером, когда Гиллара в одиночестве читала шифрованное послание от Нирраса. Услышав шаги, она поспешно скомкала письмо в руке, но девушка успела заметить этот судорожный жест, и странное выражение промелькнуло на ее лице.

– Моя госпожа, – начала она тихо, – я отправляюсь в Эртину.

– Зачем? – Гиллара не смогла скрыть удивления: никогда прежде ее воспитанница не выказывала желания жить или появляться в столице.

– Я очень благодарна тебе за все, – смущенно произнесла Ли-ли, отводя в сторону взгляд, – я очень тебя люблю, ты знаешь. Потому я хочу быть с тобой честной, не хочу делать что-то у тебя за спиной.

– О чем это ты, девочка? – в груди Гиллары зашевелилось беспокойство: Ли-ли вела себя очень странно. Словно в  подтверждение этим сомнениям, девушка ответила:

– Я долго думала, но теперь наконец-то решилась. То, что вы с господином Ниррасом задумали – это подло. И, хуже того, никому не принесет счастья. Как бы я ни относилась к той женщине, но она моя мать. А Латтора – сестра. Как ни странно, но я не хочу, чтобы они страдали. И Айн…

Гиллара нервно рассмеялась, хотя на самом деле ничего смешного в этой ситуации не увидела:

– О чем ты? Я тебя не понимаю. Как связаны Айн и царица? Да, мы с Ниррасом отправили этого раба в Эртину, но…

Ли-ли подняла на Гиллару взгляд, и та осеклась. Что-то новое горело в глазах девушки, исчезла привычная мягкость – теперь в них сверкала решимость.

– Будь и ты со мной откровенна, – произнесла она. – Я знаю, что Айн на самом деле вовсе не Айн, а кханади Аданэй, и что вы решили посадить его и Аззиру на престол.

Гиллара чуть не потеряла дар речи.

– Откуда ты знаешь?

– Неважно, – отрезала Ли-ли.

– Ли-ли, ты бредишь. Успокойся, пожалуйста, – тихо промолвила Гиллара, напряженно вглядываясь в лицо девушки. Но та не замолчала:

– Твоя дочь, твоя Аззира – безумна. Ты знаешь об этом. Она сделает Аданэя несчастным. Но до этого принц погубит мою мать и мою сестру. И мне заранее обидно: за него, за Лиммену, за Латтору. И за себя тоже… Я не хочу, чтобы ваш замысел удался. И я постараюсь этому помешать. Но вообще-то… – девушка запнулась, и в ее голосе послышались просящие нотки, – я надеюсь, что ты сама поймешь, как это все низко.

– Кого ты пытаешься обмануть Ли-ли? – ласково и насмешливо отозвалась Гиллара, хотя в душе ее сейчас бушевало море самых разнообразных эмоций. – Я ни за что не поверю, будто тебя волнует судьба царицы и ее дочери. Аданэй – вот тот единственный, ради кого ты все это затеяла. Ты просто хочешь, чтобы он был с тобой. Думаешь, я не вижу, что мальчишка свел тебя с ума?

– Да, – тихо кивнула девушка, слегка улыбнувшись, – ты не могла этого не заметить. Да я и не скрывала. Но если бы дело было только в нем, я бы смирилась… И даже смогла бы забыть. Но ваш с советником замысел касается нас всех! – тут она снова подняла голову, а в голосе зазвенела сталь. – Этот замысел всем нам обернется во зло, вот увидишь! Даже тебе.

– Да с чего ты взяла?! – вскричала Гиллара вне себя. – Твой любимый Аданэй, к примеру, будет вполне доволен, если наша общая задумка удастся. Да и что плохого в том, что он станет правителем Илирина?!

– Но какой ценой?! – Ли-ли в свою очередь возвысила голос, но почти сразу утихла: – Я уже все решила, моя госпожа. Просто посчитала нужным сообщить тебе. Я и так слишком долго, почти полгода, решалась на этот поступок. Но теперь меня ничто не остановит. Я отправлюсь в царский дворец.

– И что же ты там сделаешь? – вопрос Гиллары прозвучал желчно.

Ли-ли отвела взгляд и прошептала:

– Попробую отговорить Аданэя, – затем она снова посмотрела на Гиллару, и в глазах ее опять загорелся тот огонь, о присутствии которого женщина не подозревала до сегодняшнего дня. – А если мне не удастся переубедить его, я расскажу царице, кто он такой.

Гилларе потребовалась вся выдержка, чтобы не сорваться на крик и не отвесить Ли-ли оплеуху. Это бы только все испортило. Можно, конечно, посадить девчонку под замок и никуда не выпускать. Но это не решит проблемы, какой-нибудь доброжелатель обязательно поможет ей выбраться, невзирая на риск: слишком уж любят Ли-ли в этом замке. В голосе Гиллары, вместо гнева и испуга, которые она ощущала, послышались любящие и ласковые нотки.

– Дитя мое, моя Ли-ли, с каждым твоим словом я все больше убеждаюсь, что ты не в себе. Да если Лиммена обо всем узнает, она казнит Аданэя – и все.

– Я уже обо всем подумала. Все будет хорошо, – Ли-ли нежно улыбнулась. – Эта женщина – моя мать, она пощадит его ради меня. Чтобы я ее простила. И я прощу.

– А как же я?! А Ниррас?! Ты подумала о нас? – вскричала Гиллара со слезами в голосе. – Неужели моя жизнь тебе настолько безразлична? Аданэя царица, может, и пощадит, но меня – никогда. Как только она узнает, кто за всем этим стоял – мне не жить!

– Ну что ты! Как ты можешь так думать? – испуганно прошептала девушка. – Да ведь ты мне вместо матери! Неужели я смогу так с тобой поступить? Царица ни за что не узнает, что это был ваш с Ниррасом план. Она станет думать, будто это идея одного только Аданэя.

– И чего ты хочешь всем этим добиться, Ли-ли? – все еще не теряя надежды отговорить девушку, спросила Гиллара, хотя понимала, что надежда эта бесплодна.

– Я просто хочу, чтобы никто не пострадал, вот и все. Лиммена не столкнется с предательством, Латтора не лишится законного трона. Твоя совесть будет чиста. Аданэй не женится на Аззире и тем самым избежит трагедии. Может, ему придется уехать из Илирина. Но он обоснуется где-нибудь и забудет о своих подлых замыслах.

– А ты, конечно, будешь рядом с ним? – язвительно пропела Гиллара.

– Я бы очень этого хотела, к чему скрывать. Но вряд ли смогу, ведь  за его жизнь и свободу я пообещаю Лиммене остаться при дворе и стать ее дочерью.

– Ты готова жертвовать жизнью и счастьем ради властолюбца, которому нет до тебя никакого дела?

– Я ведь уже сказала: не только ради него. Ради других тоже. И ради себя: я не смогу спокойно жить, зная, что могла предотвратить беду, но не предотвратила. И не надо, госпожа моя, – Ли-ли усмехнулась, заметив, как ее наставница снова собирается что-то сказать, – не пытайся открыть мне глаза на Аданэя. Я прекрасно вижу все его недостатки.

– Тогда почему? Почему он так для тебя важен?

– Не знаю. Это как болезнь… Впрочем, со временем я смогу с ней справиться.

– Ты безумна! – рявкнула Гиллара. – Делай, что хочешь! Но сначала позволь мне последний раз воззвать к твоему разуму. Я хочу кое-что показать тебе. Идем! – крепко ухватив девушку за запястье так, что та даже вскрикнула от неожиданности, Гиллара потащила ее вверх по лестнице. Ли-ли едва поспевала следом за разгневанной женщиной. Наконец, Гиллара остановилась и, неровно дыша после долгого подъема, открыла дверь в библиотеку, пропуская Ли-ли вперед. Не зажигая огня, она обернулась к девушке и еще раз спросила:

– Ты точно уверена Ли-ли, что готова чем-то жертвовать ради людей, которые от тебя отказались, бросили?

– Я не считаю, что чем-то жертвую, – рассеянно произнесла девушка. – Так что ты хотела мне показать?

– То, что тебя разубедит. Но для этого нам придется выйти на балкон. Там, конечно, холодно, но мы ненадолго. Если хочешь, накинь что-нибудь, чтобы не замерзнуть.

Ли-ли только равнодушно пожала плечами и первая подошла к двери, что вела на этот самый балкон. Обняв сама себя за плечи и съежившись от холода, она недоуменно посматривала на Гиллару. Последняя холода не чувствовала: горячая кровь так быстро бежала по жилам, а сердце так неистово колотилось, что ей стало даже жарко.

– Но здесь ничего нет, – растерянно оглядываясь, произнесла Ли-ли.

– Подойди к перилам и посмотри вниз, – приказала Гиллара. – Ты видишь эту высоту? Я хочу, чтобы ты представила, что тебя ждет. Из-за опрометчивого решения вся твоя жизнь, Ли-ли, станет похожей на бесконечное падение в пропасть. Так смотри же, Ли-ли, смотри! Ты готова к такому? Тебе не страшно?

– Я не боюсь, – слабо прошептала девушка, все еще не отрывая взгляда от далекой, угрюмой земли. Она слегка перегнулась через низкие перила, словно пытаясь что-то разглядеть во тьме. Ли-ли стояла так совсем недолго, было холодно, и она уже собиралась отойти от темной бездны и вернуться в замок, когда почувствовала, как ноги ее отрываются от пола, она теряет равновесие, и легкое тело переворачивается в воздухе. А затем – полет. Короткий, как вспышка молнии. И крик, оборвавшийся ударом о землю.

Гиллара, держась обеими руками за ограждения, тяжело, со свистом дышала, хватала ртом воздух. Удивительно, откуда в ее старом теле вдруг появилась такая сила и ловкость, которая позволила осуществить задуманное. Сейчас за это приходилось расплачиваться. После такого мышцы и кости станут ныть еще не один день. Но ей удалось: Ли-ли не успела ни ухватиться за перила, ни вообще хоть как-то отреагировать.

Не сразу Гиллара осмелилась подойти к краю и посмотреть на землю, а когда решилась, то лишь резко глянула в темноту, увидела там чернеющий силуэт Ли-ли, раскинувшийся в уродливой позе смерти, и так же резко отвернулась от страшного зрелища. Неосознанным движением вытерла ладони о юбку, тяжко вздохнула, зашла обратно в комнату и только тут почувствовала, как ее знобит.

Губы Гиллары еле слышно прошептали: "Я любила мою девочку, мою Ли-ли. А она выбросилась с балкона. Какой чудовищный рок!"

С трудом передвигаясь, она добралась до теплых подвальных комнат, чувствуя боль во всем теле. Боль, которая продолжит напоминать ей какое-то время о том, как все произошло на самом деле.

Предпочитая не звать слуг, Гиллара сама разожгла в камине огонь, раскинулась на широком мягком ложе и принялась пить вино, не считая количества выпитого, пока веки ее не потяжелели. И только тогда ее сморило. Гиллара знала: это лучший способ забыть.

А наутро прибежали перепуганные рабы и рассказали обо всем. Ли-ли. Самоубийство.

Да, Гиллара помнила, как это было.

Она очнулась от раздумий, обнаружив, что по щекам стекают слезы, а она так и продолжает бездумно вращать перо в руке, еще не написав Ниррасу ни строчки. А между тем свеча уже догорает, да и телу становится все холоднее и холоднее в этой высокой, открытой всем ветрам башне. Что же такое происходит? Словно все сговорились разрушить ее планы! Сегодня жрица, до этого – Ли-ли.

Ли-ли. Бедная девочка, она могла бы жить. Но, увы, предпочла умереть. Она сказала, что готова пожертвовать жизнью ради Аданэя. Это были ее слова, разве нет? Вот и пожертвовала, бедняжка. Это было самоубийство.

Гиллара внушала себе эту мысль с завидным упорством, ибо, когда ей казалось это необходимым, она могла обмануть кого угодно, даже себя.

«Я так любила мою девочку, – вздыхала Гиллара, утирая слезы, – я бы никогда не смогла ее убить. Это она, она сама! И Аданэй. Он виновен в ее смерти, только он. Девочка просто не выдержала безответной любви. О, как это все ужасно!»

Гиллара печально качнула головой и усилием воли прогнала траурные мысли. Все-таки надо было взять себя в руки и написать Ниррасу послание, объяснить советнику, почему так необходимо отправить принца к жрицам, которые собирались подвергнуть его жизнь и, следовательно, их общие надежды серьезному риску.

Она уставилась на все еще чистый пергамент, и наконец коснулась его пером. Шифрованные символы быстро побежали по бумаге, оставляя на ней темный неровный след.

И, кажется, ничего не изменилось в крошечной башенной каморке. Точно так же пялилась в окно ночь, плавилась и  плакала свеча, а тьма продолжала скрывать людские злодеяния, что так часто совершаются под ее покровом.

Гл. 28. Хороша лесная жизнь, но хищник в ночи поджидает

Шейра потянулась, расправляя застывшее после сна тело, весело сощурилась на скользящие меж деревьев лучи новорожденного солнца и пошевелила пальцами ног, ощутив, как приятно холодит и щекочет ступни влажная от росы трава.

Птичий щебет мешался с далеким перестуком топора. Едва не потеряв равновесие, пока прыгала на одной ноге, стараясь поскорее натянуть обувку на другую, Шейра побежала на звук. Как ни хотелось ей прогуляться по шелковистой траве босиком, да осторожность была важнее. В этом лесу, как и во всех прочих, змеи и ядовитые насекомые водились в изобилии.

Цепляясь волосами за торчащие во все стороны ветки, девушка уверенно продвигалась по чаще, на слух угадывая направление. За две недели, проведенные в одиноком охотничьем домике, она успела привыкнуть к этому лесу и чувствовала себя радостно и покойно, находясь дни и ночи с одним только старым Еху. Тут все выглядело почти как дома, все напоминало о нем, вот только сородичи находились далеко.

Старик всегда был весел, ни разу, ни словом не намекнул ей, что она всего лишь пленница из вражеского народа, и относился к ней, словно к гостье.

«Задержаться бы здесь подольше», – думала Шейра. Не раз ловила она себя на непроизвольной дрожи, стоило только заслышать шорох деревьев и шаги. Она боялась, что пришли за ней. Но всякий раз это оказывался всего лишь привычный, добрый Еху. Может быть, темный вождь забыл о ней? В конце концов, какая ему разница, где она находилась, в замке или здесь, в лесу, ведь и то, и другое – часть Отерхейна. И чем дольше думала об этом Шейра, тем больше нравилась ей эта мысль. И тем правдоподобнее казалась. Так что к концу второй недели пребывания в лесу, Шейра перестала вспоминать и о кхане, и о его людях.