Текст книги "Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Марина Аэзида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 49 страниц)

– Какое назначенное? – выкрикнул Элимер. – Я ничего не знаю!

– Знаешь, – усмехнулся двойник. – Узнаешь.

– Что?..

– Сегодня… узнаешь…

И картинка сменилась. Элимер все так же смотрел в зеркало, но теперь в нем вместо своего отражения (своего ли?) увидел брата. Тот стоял, облаченный в богатые одежды странного покроя. Как и в прошлый раз, шрамы на лице Аданэя отсутствовали.

– Я ненавижу Элимера! – произнесло зеркало устами Аданэя. – Он лишил меня семьи и дома, он превратил меня в раба! И даже если он простит меня, то я его – никогда!

Огонь вырвался из камина комнаты, в которой стоял Элимер, и устремился к зеркалу. Пламя обвилось вокруг головы Аданэя, и на мгновение кхану почудилось, будто оно превратилось в царский венец. Дальше все исчезло во тьме, и он проснулся.

Проснулся, как и всегда после подобных снов, с невыносимой головной болью, сдавливающей виски. И как назло, не было рядом Тардина, который одним прикосновением мог бы ее унять. С другой стороны, это даже к лучшему, иначе советник опять начал бы спрашивать, что ему снилось, а Элимера такие вопросы почему-то раздражали.

Превозмогая боль, он поднялся с кровати и подошел к окну: улицей все еще владела тьма. По ощущениям только-только перевалило за полночь, а значит, поспать ему удалось совсем недолго. И заснуть вновь вряд ли получится.

Элимер прислушался: за окном раздавался звук дождя, точнее мороси – холодной и неприятной. Однако сырой ночной воздух мог его взбодрить и даже избавить от головной боли.

Недолго думая, кхан облачился в невзрачную бурую одежду и теплый дорожный плащ. Меч и кинжал на пояс. Вот и все. Скорым шагом, пытаясь не обращать внимания на обруч, сдавивший голову, он спустился к выходу. Заметил там Видольда (телохранитель вообще спит когда-нибудь?) и скороговоркой бросил:

– Я уезжаю. Вернусь к утру. Сопровождать не надо.

Ни телохранитель, ни стражники не удивились странному поведению своего государя. Они уже привыкли к тому, что иногда, ночами, кхан уезжает неизвестно куда, чтобы вернуться под утро. Домыслы ходили разные. Кто-то говорил, что правитель тайно ездит к своей замужней любовнице с незаконнорожденным сыном, кто-то – будто бы он в одежде простолюдина бродит по улицам, слушает, что говорит народ и следит, как работают патрульные дружины. Впрочем, ошибались и те, и другие, а умные люди понимали это, не особенно доверяя досужим вымыслам.

Элимер выехал за ворота замка и пустил кобылу спокойным шагом, предоставив ей самой выбрать путь. Дождь глухо барабанил по крышам домов и мостовой, стекал по капюшону, ледяными струйками проникал за ворот, заставляя вздрагивать от холода. Но кхан не ошибся, решив выехать в город в непогоду: боль почти утихла, оставив в голове лишь неприятную вязкую кашу.

Он давно полюбил прогулки по ночной столице, когда все краски стерты, а переулки почти безлюдны, если не считать патрульных, бродяг и кошек. Ночной Инзар – единственное место, где он мог забыть о Придворном Уложении и о том, что он – Великий Кхан, а это – его Империя.

Отъехав довольно далеко от замка, Элимер сошел с лошади, перехватил ее под уздцы и медленно двинулся по дороге, часто сворачивая в узкие переулки. Иногда на пути встречались уютно освещенные окна домов, в которых люди отчего-то не спали. Всякий раз он неосознанно косился в их сторону, с любопытством рассматривая внутреннюю обстановку. Однажды даже вызвал этим негодование какой-то женщины. Она отворила окно и, потрясая пухлым кулаком, закричала:

– Уууу! Ходит тут, вынюхивает! Ишь, уставился, тать ночная! И чего те не спится-то, а! Иди-иди себе! Неча выглядывать тут, у нас не поживишься! Проваливай, говорю! Ишь, прихвостень Ханке! Вот донесу дружинникам! –  и с грохотом захлопнула ставни. Элимер усмехнулся себе под нос и продолжил путь.

Побродив по улицам, продрогнув и спугнув пару бродяг, он уже начал подумывать о возвращении, когда прямо перед собой увидел ярко освещенное крыльцо трактира под вывеской: "У дороги". Видимо, хозяева не особенно утруждали себя, придумывая название. Ноги сами привели Элимера в теплое помещение, из которого тянуло пряным запахом еды и пива. Привязав лошадь у входа, он вошел внутрь и с удовольствием снял мокрый плащ. Кхан не опасался, что кто-то его узнает – тем более, в такой одежде, – ведь люди видели своего повелителя лишь на торжествах, да во главе войска.

Элимер сел за потертый, в зазубринах, деревянный стол и огляделся. Народу в трактире оказалось мало: видимо, из-за позднего времени и непогоды. Немногие посетители сидели за такими же, как и он, столами, и тихо о чем-то беседовали. Двое походили на купцов средней руки, еще двое – на ремесленников или, может, обычных работяг.

От праздного занятия его отвлек девчоночий голос:

– Чего желает господин? Выпить, перекусить? У нас все вкусно, все недорого.

Элимер поднял взгляд и увидел перед собой молоденькую чернявую служанку. Девчонка вертляво теребила в руках передник, кокетливо посматривая на него из-под густых неровных бровей. Кокетливо – не потому, что он ей понравился, понял Элимер, а потому, что посетитель. Видимо, она со всеми ведет себя так.

– А что посоветуешь? – спросил он.

– У нас все вкусно, – повторила она. – Пиво отменное, ром крепкий. Возьми телячье жаркое, господин, не пожалеешь.

– Благодарю, я не голоден.

– Ну, тогда выпить? Может рому?

– Лучше пива.

– Пинту? Или, может, сразу две? Ты, я вижу, крепкий мужчина, одно слово – воин.

Элимер не смог удержаться от улыбки. Ишь, ловкая, лишь бы побольше денег с гостя забрать.

– Вполне достаточно и одной.

Девчонка досадливо поджала губы и побежала выполнять заказ, всем своим видом показывая: "Ходят тут, теребят по мелочи".

Когда она вернулась с кружкой пенящегося напитка, Элимер бросил на стол круглую медную монету и обратился к девчонке:

– Я вижу, посетителей сегодня немного.

– Ну, так откуда ж им взяться, в этакую-то непогодь! – со смехом воскликнула служанка. – Все по своим норам забились.

– Не хочешь присесть, развлечь уставшего путника беседой?

Девушка какое-то время внимательно смотрела на Элимера, а потом сочувственно покачала головой:

– Что, день плохой?

– С чего ты взяла? – удивился Элимер.

– Экий ты чудной! А как еще быть может? Если гость просит прислужницу развлечь его беседой, значит, не все у него ладно, от плохих мыслей отделаться хочет. Ну что, скажи, угадала ведь?

– Угадала, – усмехнулся он. – Действительно, угадала.

А служанка, тем временем, оглянулась на трактирщика, буравящего ее тяжелым, неодобрительным взглядом, и снова обратилась к Элимеру:

– Если ты у хозяина чего-нибудь для меня прикупишь, он разрешит мне побездельничать, – хитро улыбнулась она.

Элимер, недолго думая, дал ей несколько крупных монет:

– Возьми, что хочешь.

Улыбка девчонки стала еще шире, она быстро засунула деньги в передник и убежала, чтобы через короткое время вернуться, неся в руках огромную дымящуюся тарелку жаркого и большую кружку с пивом.

"Недолго ей оставаться худышкой. С таким-то аппетитом", – мысленно улыбнулся Элимер.

Девчонка, словно стремясь подтвердить его догадку, с готовностью накинулась на еду, уплетая за обе щеки. Он смотрел на нее в веселом изумлении: девочка оказалась презабавной.

– Ты кто? Воин? – не переставая жевать, поинтересовалась она.

– Вроде того.

– Э, так не бывает. Либо да, либо нет.

– Как тебя звать? – спросил Элимер, словно не услышав последнего замечания.

– Айя называют, – откликнулась служанка.

– Айя? Какое странное имя…

– Чего это странное? – обиделась девчонка. – Самого-то тебя как звать? А то, знаешь ли, как-то странно будет, если я стану обращаться к тебе "о, воин".

– Эл…– и осекся. Надо же, какая неосторожность!

– Эл? – она рассмеялась. – И ты еще над моим именем смеешься? Да у самого еще нелепее!

– Да не смеюсь я. Давно здесь служишь? – спросил Элимер просто, чтобы что-то спросить.

– Ох, давно, Эл, уж и не припомню с каких пор.

– Нравится?

– Издеваешься?! – Айя скорчила рожицу. – Кому ж здесь понравится? Ходят всякие, пьянь да рвань! А вообще-то, раньше я в выселке одном работала, смотрела за скотиной. Вот там очень хорошо было. На конях разъезжала и даже волков убивала, – она гордо вздернула подбородок. – Ну, ничего, вот монет поднакоплю и мигом сбегу отсюда. К поселенцам подамся, на границу с лесами, там у них весело: битвы, дикари… – она мечтательно подперла рукой подбородок и даже перестала жевать.

– Странные желания для отерхейнской девушки.

– А что?! – Айя резко выпрямилась и возмущенно уставилась на Элимера. – Между прочим, я тебе не какая-нибудь там…сопливая маменькина дочка! Я, может, сама из лесов. Лакетка я, вот!

Элимер не смог сдержать смеха.

– Нет, Айя, на дикарку ты не похожа.

– Это еще почему? – оскорбилась девушка.

– Болтливая слишком.

– Что, правда? Ну, я учту. А ты их видел, дикарей? Говорил с ними? Расскажи, очень уж мне эти народы любопытны, – в глазах Айи и впрямь зажегся неподдельный интерес.

– Говорил. Но они мне ничего интересного не рассказали.

– Почему?

– Ненавидят меня, – усмехнулся Элимер.

– Ой ли! Разве можно такого сильного воина да красавца ненавидеть? – девчонка вновь кокетливо глянула на него исподлобья.

– Ты считаешь меня красивым? – его брови взметнулись вверх.

– Ну, не так, чтобы очень, – поправилась девочка. – Но в целом ты вполне ничего.

– А ты что же, Айя, всем говоришь, что лакетка?

– Ну да, – она равнодушно пожала плечами.

– А зачем?

Девчонка вдруг хитро заулыбалась и озорно сверкнула  глазами:

– Ну, как же! Так намного проще мальчишкам головы кружить. У них сразу интерес просыпается. Тем более, это почти правда. Мой отец был лакетом.

– Неужели? И как он оказался в Отерхейне?

– А он и не оказался! – Айя как будто удивилась такому предположению. – Это моя мать жила в пограничном поселении. Как-то встретила моего отца, ну, он ей понравился. А она у меня не то, чтобы скромницей была. Вот я и появилась. Потом-то, как живот у нее вырос, поселенцы погнали ее… Покидало нас с ней по Отерхейну, а теперь я вот здесь и оказалось.

– А мать где?

– Будто я знаю? Где-то по миру бродит.

Тут раздался пьяный голос одного из посетителей, который одиноко сидел за ближайшим столом: приятель его давно уже ушел. Он посмотрел на Элимера мутными осоловевшими глазами и грубо хохотнул:

– Да шлюха ее мать, это всем известно!

Девчонка фыркнула, вскочила со скамьи и, уперев руки в бока, прокричала:

– Это твоя мать да бабка шлюхи, олух ты лысый! Чего ты знаешь?! Каждый вечер шляешься здесь, пьянь несчастная, весь ум пропил!

– Ох, ладно-ладно, – отмахнулся пьяный, – уймись только. В ушах от тебя звенит.

– То-то же, – и, как ни в чем не бывало, обернулась обратно к Элимеру, мило улыбнулась и сменила тему:

– Ты ж точно воин, да? А не страшно в кхановом войске-то?

– А должно быть?

– А то как же! Войны – это одно, а вот Он, сказывают, сущий зверюга. Чуть что, сразу, – девчонка провела ребром ладони поперек шеи, смешно свесила набок язык и закатила глаза.

Элимер не ожидал такого поворота беседы. Чего он точно не хотел, так это заниматься обсуждением себя самого. И уже собирался было направить разговор в другое русло, когда снова встрял пьяный сосед по столу.

– Айя дело говорит! Распоследний он сукин сын! Чтоб он сдох!

– Э, – разгневанно вскрикнула девчонка, – я такого не говорила! Он, может, и сволочь зверская, зато разбойников да прочей погани поубавилось, а то житья от них не было, – однако пьяный ее не слушал, продолжая гнуть свое:

– Сынок у меня был. Так казнить его приказал, паскуда! – мужчина разрыдался пьяными слезами. – Но не знал сукин сын кое-чего… – он понизил голос. – Сынок мой мне говорил: другой-то кханади – Аданэй – жив!

Элимер едва удержался, чтобы не вскочить, однако успел взять себя в руки, и на лице его ничего не отразилось. Не зря, эх, не зря ноги занесли его в этот трактир.

– Да-да, жив! – гневно прокричал пьяный, заметив насмешливые улыбки на лицах начавших прислушиваться к разговору посетителей. – И это мой сынок его спас, он его спас, так-то! Это он мне и рассказал.

– Напился ты снова, старый Лайсэ, вот чушь и мелешь, – угрюмо обронил трактирщик. – Немым был сынок-то твой, как он мог тебе рассказать?

– Так я ж отец его! – ударил себя Лайсэ кулаком в грудь. – Неужто я своего ребенка не уразумею? Руками двигал он, да звуки разные издавал. Другие не понимали, а я – легко.

"Лайсэ, – надо запомнить это имя", – подумал Элимер и решил слушать в оба уха, что еще выдаст неразумный пьяница. Однако его задумке не суждено было исполниться. И виноват в этом оказался он сам:  неосознанным движением, медленно провел руками по волосам, собирая их назад и оголяя виски. Увы, этого короткого времени оказалось достаточно, чтобы лица Айи и Лайсэ вытянулись и побледнели. Остальные, кажется, ничего не заметили.

Лайсэ дрожащим пальцем указал на Элимера:

– Ты! Коршун на виске, вы видели? – он обернулся к посетителям, которые смотрели непонимающими взглядами. – Великий Кхан… – прошептал он.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы девчонка вдруг не перебила его веселым хохотом:

– Что, совсем ум пропил, старый Лайсэ?! – воскликнула она, продолжая смеяться. Все присутствующие с готовностью подхватили ее смех. – Великие кханы уже мерещатся. Эй, Лайсэ, а ты карлов случайно нигде не видишь? – Айя понизила голос и принялась осматриваться вокруг, будто бы в испуге прикрыв ладошкой рот, чем вызвала новый взрыв хохота. Даже трактирщик не смог сдержать улыбки.

– Н-но… я же точно видел… коршун, – пробормотал Лайсэ, уже сам не будучи уверен в своем зрении.

– Ну-ну, – ухмыльнулась Айя, – а я того, алвасти (4). Эх, шел бы ты спать, старик, – она увещевательно покачала головой. И, удивительно, старый пьяница послушно поднялся, пробормотал что-то вроде:

– И то верно, пора, – и, испуганно косясь на Элимера, нетвердой шаркающей походкой тронулся к выходу.

Когда дверь за ним закрылась, Айя приземлилась обратно на скамью. Озорная искра ее глаз погасла, в лице не осталось ни кровинки, и она старательно отводила взгляд. Она тоже видела – понял Элимер. Лучше всего ему бы сейчас уйти, чтобы не пугать девчонку. Но, пожалуй, хотя бы несколько минут придется посидеть, чтобы не вызвать ничьих подозрений: ни к чему лишние слухи, бродящие в народе.

"А девчонка молодец, смекалистая, – подумал он. – Как все вывернула!"

– Спасибо, – тихо уронил.

Айя быстро стрельнула на него взглядом, и потупила голову, не зная, куда себя деть.

Так они и просидели эти несколько минут в молчании, пока Элимер, ничего не говоря, не поднялся из-за стола и не направился к выходу. Краем глаза он успел заметить, как девчонка облегченно выдохнула и закрыла глаза.

–

(4) Алвасти – женские демонические персонажи в мифологии тюркских и некоторых других народов

Когда он вышел на улицу, его ударил порыв ветра, обычный для степной ночи. Но небо уже посерело, приближался восход, когда жаркое солнце превратит сырой холодный ветер в иссушающий поток жаркого воздуха.

Закутавшись плотнее в тяжелый плащ, Элимер вскочил на кобылу и пустил ее галопом, чтобы скорее добраться до замка и приказать серым доставить этого Лайсэ. Они сумеют схватить старика незаметно для соседей, и Элимер выяснит все, что тому известно. Кхана, естественно, не удивляло, что Аданэй жив, ведь он сам его помиловал. Но откуда об этом известно еще кому-то, кроме него и Тардина! И что за странная обмолвка про сына, который якобы спас кханади? Ладно, это он выяснит совсем скоро.

И вдруг всплыли в памяти слова: "Исполни назначенное" и "Сегодня… узнаешь". Значит, вот о чем говорилось во сне. Исполнить назначенное: то, что он уже давно должен был сделать – убить Аданэя. Сначала найти, а потом убить!

Когда Элимер добрался до замка, рассвет все еще не наступил. Швырнув мокрый плащ слуге, он быстро поднялся по лестнице, на ходу приказав следовавшему на почтительном расстоянии караульному:

– Кого-нибудь из серых ко мне. Быстро.

***

Следующей ночью, такой же смурой и ненастной, вернулся из Антурина Тардин. Стражники, съежившиеся под своими облепленными влагой накидками, открыли проход в воротах. Дверь распахнулась с таким скрежетом, что, наверное, перебудила пару соседних улиц. Кобыла Тардина подозрительно повела ушами и покосилась на рвущегося с поводка пса – огромного и как уголь черного. Советник что-то успокаивающе прошептал ей на ухо, и она, понурившись, спокойной трусцой прошла в дверь, которая все с тем же скрежетом закрылась. На гулкой мостовой одинокий перестук  копыт смешался с мерной поступью дождя – и больше ничего не было слышно. Столица спала. И лишь бродяги с кошками осторожно рылись в мусоре, да мелкие грабители стерегли редких ночных прохожих, прячась от глаз патрульных дружин в темных, грязных переулках.

Добравшись до императорского замка, старик передал кобылу дремавшим под навесом служкам и подошел к дверям, ведущим в главную залу. Охрана раздвинула скрещенные копья, и Тардин наконец вошел внутрь, на ходу стряхивая промокший плащ.

Выяснив у прислуги, что кхан еще не спит, советник решил сразу направиться к нему и передать последние вести.

Элимер встретил его самым необычным образом: резко подошел к Тардину и воскликнул:

– Наконец-то ты вернулся!

– Мой Кхан, что случилось? – удивился советник.

– Скорее – не случилось. Аданэя тогда не изуродовали!

– Но как? Ведь ты сам видел…

– Я только думал, что вижу. Вместо Аданэя Горт изуродовал одного из дикарей. Светловолосого, с похожим телом. Не моего брата.

– Как ты узнал?

– Вчера мне не спалось, и я решил прогуляться по городу…

– Один? Элимер, это опасно!

Правитель нахмурился:

– Какая сейчас разница, советник? Не о том речь!

– Да, конечно, прости. И? Что случилось?

– Был дождь, я зашел обогреться в трактир. И не зря. Я услышал слова одного пьяницы. Он сказал, что его сын спас моего брата.

– С чего ты взял, что это не ложь?

– Серые привезли его утром. А я пытал. Он оказался отцом Горта – помнишь того немого? – и он знал о приказе, который я отдал палачу. Жаль, что Горта казнили за другое преступление. Увы, слишком рано, сейчас бы он так легко не отделался.

Советник промолчал, и Элимер с подозрением спросил:

– Я вижу, ты совсем не удивлен? Не обеспокоен?

– Я не удивлен. Я говорил тебе еще тогда: ты услышишь о своем брате.

Кхан нервозно провел руками по волосам и воскликнул:

– Я глупец! Какой же я глупец! Ты ведь предупреждал меня, чтобы я сам им занялся! А я тебя не послушал!

Тардин напряженно думал. Насколько он знал кхана, следовало ожидать, что на поиски брата он поднимет всех серых. Когда речь заходила об Аданэе, Элимер терял разум. А если двое братьев все-таки столкнутся – а к этому все идет, – то беды не миновать. И что за сила толкает их навстречу друг другу?

Колдун чувствовал, что вражда братьев опасна, но не понимал – почему, и не знал, как этой опасности избежать. Может, Древние об этом знали? Но к ним Тардин обратился бы только в крайнем случае. Но что, если "крайний случай" уже наступил? Или наступит очень скоро? В любом случае, воспитаннику придется солгать уже сейчас:

– Успокойся, Элимер, – произнес советник, воздействуя на кхана легкими чарами внушения. – Я давно не чувствую присутствия твоего брата в этом мире – он мертв. Рабы, знаешь ли, обычно не живут долго. Именно поэтому я не удивлен и так спокоен.

– Почему же ты не говорил мне этого раньше? – подозрительно спросил Элимер.

– Не хотел лишний раз напоминать об Аданэе. Ты становишься сам не свой, когда о нем речь заходит. К тому же, волноваться было не о чем, вот я и молчал, – Тардин знал, рано или поздно его ложь откроется, и тогда неминуемо наступит конец их доверительным отношениям. Скорее всего, Элимер вообще воспримет это как предательство. Но придется на это пойти. По крайней мере, это позволит ему, Тардину, выиграть дополнительное время. Неужели беседы с Древними все-таки не избежать?

– А где сейчас этот отец Горта? – поинтересовался чародей.

– Где-то в ином мире.

– Уже?

– К чему тянуть? Ему еще повезло: как только он все мне рассказал, я подарил ему быструю смерть. А мог бы и помучить. Ведь мало того, что он распускал сплетни об Аданэе, так еще и обо мне злословил.

– А что он говорил о тебе?

– Ну а как ты думаешь? Что сказал отец о том, кто велел казнить его сына? – ухмыльнулся Элимер и вдруг резко вернулся к прежней теме:

– Ты уверен, что мой брат мертв?

– Да, Элимер. Ты можешь мне доверять, – снова солгал Тардин, и в груди его неприятно защемило от собственных слов.

– У меня камень с души, – улыбнулся кхан, чуть-чуть помолчал и спросил:

– Что там с Антурином?

– Ничего серьезного. Один самозванец объявил себя наследником бывших императоров. Кто-то из знати поддержал его. Но заговор задавлен в зародыше, дейлар вовремя заметил угрозу, предателей поймали и казнили. Но на всякий случай Арист проведет дополнительное расследование – вдруг кто-то из заговорщиков успел затаиться? Когда выяснит все до конца, отправит тебе донесение.

– Хорошо. Я буду ждать.

– Элимер, позволишь спросить?

– В чем дело?

– Твоя пленница-айсадка… – протянул советник, оборвав фразу на полуслове.

– И? – нетерпеливо откликнулся кхан. – Что с ней?

– Ты все еще держишь ее в плену?

– Да.

– Что ты собрался с ней делать?

– Я еще не решил.

– Когда решишь? Казнить ее ты давно передумал. Что же, до смерти будешь держать взаперти? Тогда куда милосерднее действительно убить.

– Чего ты от меня хочешь? –  возвысил голос Элимер.

– Отпусти ее.

– Нет, – отрезал кхан.

– Элимер, я молчал, когда ты казнил и пытал своих врагов и подданных! Но ты ее видел? Она же совсем ребенок!

– Я знаю, – в голосе послышался лед, но Тардин предпочел не обратить на это внимания.

– От нее уже ничего не осталось, Элимер. Я заходил к ней еще до поездки в Антурин, и я видел.

– Зачем заходил?

– Хотел проверить, не шаманка ли она.

– И как? Она шаманка?

– Нет! Да и не о том ты думаешь! Просто имей в виду – если так продолжится, она умрет от голода. Это что, новый способ казни?

– Дикарка снова отказывается есть? – в голосе кхана наконец-то послышалась тревога.

– Нет, Элимер, не отказывается, – ответил Тардин с легким сарказмом. – Она ест, но так мало, что едва-едва ребенку хватит. И это, предупреждая твой вопрос, не для того, чтобы тебе досадить. Просто она не чувствует голода. Знаешь, что может случиться с диким зверем, если его  посадить в клетку?

– Хочешь сказать, что айсадка не может жить взаперти и поэтому умирает?

– Именно.

Кхан призадумался, но потом рассмеялся и сказал:

– Я знаю, что с этим делать. Скоро она снова захочет жить, не волнуйся, – он поднялся с кресла и направился к выходу

– В чем дело, Элимер? Почему бы ее просто не отпустить?

– Я уже ответил – нет.

– Почему?

Кхан, уже стоя в дверях, обернулся и произнес:

– Потому что я хочу сломить ее волю. А я всегда получаю желаемое.

***

Элимер стоял в тайной комнате, разглядывая айсадку. Советник говорил правду, от девушки и впрямь остались кожа да кости. Она и до этого была худой, но то, что Элимер видел перед собой сейчас, действительно вызывало тревогу. Скулы девчонки некрасиво заострились, потрескались губы, колтун спутанных грязных волос походил на солому, а  глаза нездорово блестели.

– Да, – пробормотал Элимер, – красавицей тебя не назовешь.

Девушка посмотрела на него и, как ни странно, не стала молчать.

– Есть до этого дело? – безразлично спросила.

– Никакого.

– Тогда пришел зачем? – ее голос звучал все так же равнодушно.

– Хотел спросить: ты еще не передумала убить меня?

– А передумать должна почему? Ты – шакалий вождь, а я…

– Тогда радуйся, – прервал ее Элимер, – у тебя появится возможность.

Девушка ничего не ответила, лишь изумленно воззрилась на него, но через миг отвернулась, и губы ее искривились в слабом подобии ухмылки.

– Темный человек пришел, чтобы насмехаться?

– Я не смеюсь, как видишь. Я серьезен. Я дам тебе возможность убить меня в поединке. А за это ты мне кое-что пообещаешь.

– Пророчество? Нет!

– Я уже давно это понял! – раздраженно отозвался Элимер. – Можешь скрывать свое лживое пророчество и дальше. Оно все равно не сбылось.

Вот теперь удивление айсадки стало настоящим.

– Тогда… – с подозрением протянула она.

– Ничего, чем ты не смогла бы пожертвовать ради возможности меня убить, – отозвался кхан. – Ты дашь клятву: если проиграешь, не станешь делать попыток убить себя, меня или моих людей. Не попытаться сбежать и не будешь искать встречи с сородичами.

– Если проиграю, навсегда – пленница?

– Да, – кивнул Элимер, – но у тебя есть шанс.

– У меня выбора нет, – голос ее прозвучал ровно, но сложно было не заметить во взгляде оживление и робкую надежду. Он все правильно рассчитал: ненависть и жажда мести, как и в прошлый раз, вернули ей волю к жизни.

– Не понимаю, Темный вождь, это зачем тебе, но согласна.

– Разумно. Я рад. Правда, есть одна проблема.

Во взгляде айсадки родилась тревога, словно она почуяла какой-то подвох. Но ничего не сказала, лишь выжидательно посмотрела на кхана.

Элимер продолжил:

– Ты в таком состоянии и с ребенком не справишься. Наш поединок состоится не раньше, чем ты снова начнешь походить на человека. Поэтому советую больше не отказываться от еды.

– Не откажусь, – и она улыбнулась в ответ. Правда, улыбка эта больше напоминала оскал.

Гл. 20. Никогда не злите царей и женщин

Его грубо втолкнули в крошечный деревянный сарай. Как только снаружи щелкнул навесной замок, Аданэй, не рассчитав силы, яростно ударил ребром ладони по косяку и скривился от боли.

Ну вот, опять он все испортил! Нашел время показывать характер! Да еще перед правительницей Илирина, которую он должен был обольстить, а не разозлить. Наверное, Гиллара его переоценила. Наверное, он сам себя переоценил. Ну, стал бы он развлечением для развратной рабыни, подумаешь, велика беда! Зато не сидел бы сейчас в паршивом сарае и не ждал, пока ему отвесят назначенные пятьдесят ударов плетью, после которых он может и не выжить.

Аданэй нервно прошелся из угла в угол, не в силах успокоиться. Проклятая Рэме!

Он прекрасно понимал, что рабыня видела в нем лишь красивую вещь, не обладающую собственной волей, разумом, чувствами, в конце концов. Первый раз за все время Аданэй ощутил по-настоящему, каково это – быть рабом.

«Ну и что? – саркастично усмехнулся он. – Подумаешь, всего лишь очередное унижение в их нескончаемой череде».

И тут же снова взорвался в гневе. Нет, не «подумаешь»! Он – не игрушка! Он – кханади. И неважно, что об этом никому не известно.

Видимо, поведение девчонки стало той самой «последней каплей» в цепочке унижений, которую он уже не смог стерпеть. И сорвался. Может быть, зря. Скорее всего – зря. Но уже ничего не мог с этим поделать.

Этим вечером ему передали приказ явиться к царице. Дверь в покои повелительницы открыла Рэме – как всегда – и поначалу это не вызвало никаких подозрений. Пока девушка не улыбнулась и не произнесла взбесившую его фразу:

– В прошлый раз мне очень понравилось, Айн, а потому повелительница отдала тебя мне.

– Отдала?!

– Ну да, – пожала плечами Рэме. – Она часто делает мне подарки.

От ярости у Аданэя сперло дыхание, он растерялся и даже не нашелся с ответом.

– Пойдем, – как ни в чем не бывало, продолжила девчонка, – доставишь мне удовольствие, – и одарила его похотливой улыбкой.

– Нет! – выпалил он.

Рэме от изумления осеклась, но глаза ее злобно засверкали.

– Да как ты смеешь перечить воле царицы? – прошипела она, оправившись от изумления. – Ты, раб!

– Ты тоже, – едко процедил Аданэй сквозь зубы и добавил. – Иди, пожалуйся, что не можешь соблазнить мужчину!

Он заметил, как от злости у Рэме бурно поднялась и снова опустилась грудь. Но служанка сумела сдержаться и только пропела сладко:

– А ты не мужчина, ты – раб.

– Сука, – выругался он тихо.

Именно в этот момент дверь открылась: вошли Лиммена и Вильдерин. Они о чем-то негромко пересмеивались, но царица вдруг приостановилась, окинула взглядом Аданэя и Рэме, которые злобно смотрели друг на друга, и требовательно спросила:

– Что здесь происходит?

Служанка тут же отвернулась от Аданэя и поклонилась царице:

– Этот раб отказался подчиниться твоему приказу, Великая.

– В чем дело, Айн? –  мягко поинтересовалась царица. – Может, ты подумал, будто Рэме тебе соврала? Так вот, она сказала правду. Отныне она твоя госпожа. На некоторое время. Слушайся ее.

Служанка встала за спиной Лиммены, злорадно на него поглядывая. Захотелось разнести все вокруг, кровь ударила в голову, и Аданэй, не раздумывая, выпалил:

– Ни за что!

Повисло молчание. Аданэй заметил, как опешила царица, испугался Вильдерин, а взгляд Рэме стал еще злораднее. Казалось, еще чуть-чуть, и девушка запрыгает от нетерпения узреть развязку этой ситуации.

"Похотливая сука", – подумал Аданэй, буравя служанку взглядом. Но, как выяснилось, он произнес это вслух. По крайней мере, об этом говорила реакция Лиммены.

– Да как ты смеешь браниться при мне?! Как смеешь перечить?!

– Пусть я раб, но я не вещь, чтобы вот так передавать меня с рук на руки!

Интересно, и на что он рассчитывал? Брови Лиммены поползли вверх, а во взгляде промелькнула насмешка.

– Ты не вещь? – язвительно спросила она. – А кто же ты? – и добавила с равнодушной небрежностью: – Я прикажу его высечь, Рэме, не переживай.

И направилась к двери дальней комнаты. Возможно, она позабыла бы о своей угрозе, если б не его проклятый смех, который совсем не вовремя прорвался наружу: такое часто случалось с Аданэем в минуты крайнего напряжения.

– Рэме, а ты всегда получаешь мужчин с помощью плети? Или еще и связывать приходится, чтоб не сбежали? – воскликнул он сквозь смех, но тут же почувствовал обжигающий удар по лицу – это царица отвесила ему пощечину.

Аданэй отступил на шаг, но дурацкий смех не прекратился.

«Сумасшедший», – услышал он растерянный голос Рэме.

Потемневшие от злости глаза Лиммены тоже смотрели недоуменно. А дальше дворцовая стража поволокла его вниз по лестнице. Смех Аданэя мгновенно оборвался: он понял, что натворил.

И вот, теперь его ожидает наказание и новые шрамы. Странно, что предыдущие почти незаметны. Наверное, тогда ему просто повезло. Но сейчас, после пятидесяти ударов, вряд ли на его спине останется хотя бы кусочек гладкой кожи.

«Ты глупец, Аданэй! – сказал он сам себе. – Не видать тебе короны как своих ушей».

«А что, лучше было бы стать чьей-то игрушкой?» – возразил внутренний голос.

Аданэй, так и не решив, что лучше, удрученно опустился на соломенный настил сарая.

***

– Повелительница… – увещевательно протянул Вильдерин, как только они с царицей остались вдвоем.

– Нет, и не проси! – одернула его Лиммена. – Твой друг забыл свое место. Дикарь и безумец!