Текст книги "Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Марина Аэзида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 49 страниц)

– А ее отец?

– Безродный раб, я уже даже не помню его имени. Знаешь, иногда мне кажется, что болезнь – это расплата, – Лиммена заговорила быстро, словно стремилась быстрее высказаться. – Я тогда настолько погрузилась в дворцовые интриги, тайную борьбу с Гилларой, что меня совсем не интересовала Ли-Ли, а на Латтору совершенно не оставалось времени. Правда, я нашла его, чтобы поженить их с Марраном. Они были еще детьми, Марран тогда казался самым удобным и выгодным для Латторы мужем, а жизнь представлялась такой длинной, я полагала, будто все успею. К сожалению, слишком поздно я обратила внимание, что Латтора растет, но не взрослеет, и принять власть совсем не готова. Да и Марран оказался слишком слаб для власти. И винить мне в этом некого, ведь я сама их поженила. Одно время я подумывала избавиться от Маррана и выдать Латтору за кого-нибудь другого, но его родичи очень богаты и влиятельны, они такого не простят. Да и народу это не понравится: считается плохим знаком, если на престол вступает вдова. Мне очень страшно, Айн, – она понизила голос, – я боюсь за Латтору и боюсь за свою страну, я боюсь представить, что станет с ними после моей гибели. Если случится война, если Отерхейн победит в ней, этот кровожадный зверь не пощадит Латтору, – губы обычно такой сдержанной Лиммены задрожали, а глаза беспокойно забегали. Аданэй мягко привлек ее к себе, она уткнулась лицом в его плечо и вдруг показалась ему совсем маленькой и слабой. Они так и продолжали сидеть в обнимку прямо на полу, когда он, почти неосознанно, коснулся губами ее затылка и произнес:

– Не мучай себя, ведь пока ничего страшного не случилось. Илирин еще силен, и Отерхейну не по зубам. А если и предположить худшее… Не обижайся, Лиммена, но при первом взгляде на твою дочь кхан поймет, что она не представляет для него угрозы. Так зачем ее убивать?

Царица отодвинулась от него и взволнованно вскричала:

– А разве ему нужен повод?! Он собственных подданных не жалел! Да что подданные! Он, не колеблясь, убил родного брата!

Аданэй внутренне похолодел, но ничего не ответил. А Лиммена продолжила говорить, только теперь в интонации проскользнуло любопытство.

– Кто знает, если бы к власти пришел Аданэй, может, все сложилось бы по-другому? Возможно, он не оказался бы таким алчным до новых земель, как Элимер…

Как странно было слышать собственное имя из уст царицы! Оно резало слух, казалось неродным: ныне имя Айна звучало для него гораздо привычнее.

– Какой он был, этот другой брат? – поинтересовалась Лиммена. – Ведь ты должен его помнить.

Сначала Аданэй не смог выдавить из себя ни слова, а когда ему это все-таки удалось, то вышло лишь неуверенное бормотание:

– Это было так давно… – тем не менее, он быстро спохватился и понял, что лучше не показывать своей растерянности: – Разве у тебя в Отерхейне не было разведчиков?

– Были, конечно, но никому не удалось подойти достаточно близко к императорской семье, я получала лишь самые общие сведения. Ну и кое-что приходилось слышать от Гиллары, она видела обоих наследников.

Аданэй ровным и как будто бы даже равнодушным голосом ответил:

– Каким был? На самом деле немногим лучше своего брата, но мой отец поддерживал его, а я поддерживал отца, – он понимал, что если не хочет ненароком вызвать подозрений, лучше не выражать излишних восторгов по поводу собственной личности. – Думаю, для Илирина не было бы особой разницы, окажись на месте Элимера Аданэй. А в остальном – я не знаю. Я никогда не был с ним близок, мы почти не общались.

Царица рассеянно кивнула, разом утратив интерес к этой теме, и Аданэй смог вздохнуть с облегчением.

– Зато Элимера я знаю неплохо, – произнес он. – И вот что я тебе скажу, Лиммена. При его правлении Отерхейн стал намного опаснее, чем раньше, но есть и у Элимера одно слабое место. А если подумать, так даже не одно, – Аданэй улыбнулся, и Лиммена взглянула на него в нетерпеливом ожидании.

– Он слишком прямолинеен, он привык все решать силой, – продолжил Аданэй. –  А еще он не терпит даже намеков на оскорбление или унижение своей особы, тут же впадает в гнев. А в гневе теряет разум. Если правильно сыграть на этих слабостях, можно кое-чего добиться.

Лиммена молчала, задумчиво смотря в никуда, потом медленно повернула голову к любовнику и спросила:

– Как мы можем использовать эти его слабости?

Аданэй безучастно пожал плечами:

– На твой вопрос невозможно ответить сразу, надо думать. У тебя же куча советников, Лиммена, так пусть думают.

– Если бы они могли! – проворчала она раздраженно. – Что ж, придется им вспомнить, как это делается.

– Попробуй пустить по Отерхейну слух, что Аданэй… – он слегка запнулся на собственном имени. – Что Аданэй жив. Потому что его жизнь угрожает власти кхана. Если пройдет такой слух, то и в народе, и среди вельмож начнется волнение. И если Элимер поверит слухам хотя бы на малую часть, он забудет о покое. Появится надежда, что натворит глупостей, которыми можно будет воспользоваться.

Глаза царицы прищурились, и она, пронзительно взглянув на Айна, кивнула:

– Я скажу об этом завтра на совете. Мы подумаем, как лучше все это устроить.

И умолкла. Аданэй не стал прерывать тишину, нарушила ее сама Лиммена. Она потянулась к нему с поцелуем и прошептала:

– Спасибо тебе. После разговора мне действительно стало легче, – и с придыханием добавила: – Мой возлюбленный солнца.

А дальше все было как обычно. Лиммена превратилась из царицы в женщину, поглощенную собственным влечением. Дурманящая душная ночь, шепот и стоны, а затем – нездоровый беспокойный сон, в который они погрузились, когда начало светать. В царские покои она в эту ночь так и не вернулась, задержавшись в комнатах любовника до полудня.

***

Ниррас уже готовился отойти ко сну, когда раздался стук в дверь. Советник, на всякий случай вооружившись кинжалом, медленно подошел к ней, осторожно приоткрыл и, увидев, кто стоит на пороге, резко распахнул.

– Аххарит! – воскликнул он. – Чего тебе?

– Хотел кое о чем спросить. И кое о чем сказать.

– В такое время? До завтра не терпит?

– Терпит. Но лучше сегодня.

– Так и быть, – проворчал Ниррас. – Но давай быстрее. Выкладывай, что хотел.

Аххарит прошел вглубь покоев, советник закрыл дверь и уставился на него в нетерпении.

– Тут лучше не торопиться, господин Ниррас, – уронил тот.

– Давай уже говори!

Потрясающая наглость этого мальчишки одновременно возмущала, удивляла и восхищала советника, так что он не всегда понимал, как на нее реагировать.

– Я видел, – сказал Аххарит, – как ты выходил от этого отерхейнца. Что ты там делал?

А вот на это Ниррас уже не мог смолчать.

– Да кто ты такой, – процедил он, – чтобы требовать от меня объяснений! Я перед тобой отчитываться должен?!

– Не стоит так злиться. Я ведь не враг тебе. Но этот новый любимец Лиммены меня настораживает, а тут еще и ты проявляешь к нему особый интерес. Что тебя с ним связывает?

– Ты ведь сам сказал: он – отерхейнец. Вот я и расспрашивал его об Отерхейне.

"Проклятье! Почему я оправдываюсь?" – пронеслось у советника в голове.

– Тогда почему ты не вызвал его к себе, а сам пришел к нему, какому-то рабу?

– А почему тебя этот "какой-то раб" так сильно беспокоит? Подумаешь, была у Лиммены одна игрушка, теперь – другая.

– О, нет! Это не так! – рассмеялся Аххарит. – Все знают, что этот – не просто очередной любимец. Она его слушается! Именно это меня и беспокоит. Кто знает, как он влияет на царицу, что говорит ей, когда они наедине, какие мысли внушает? И вообще, кто он такой?

– Вот что, Аххарит, – отрезал Ниррас, – ты занимайся своим делом, а в это не лезь. Ты здесь, насколько помнишь, ради одного определенного поступка, который тебе нужно будет совершить в определенный момент.

– Да, и ты так и не сказал – какого поступка. Что мне нужно будет сделать? Не люблю оставаться слепым.

– Я скрываю это от тебя не просто так. Если тебя вдруг начнут подозревать в чем-то, пытать, то лучше, чтобы ты ничего не смог ответить. И, кажется, в прошлый раз ты согласился с моими доводами.

– Да, я согласился играть вслепую, потому что ты убедил меня, что твои интриги Илирину во благо.

– Вообще-то, ты согласился еще и ради отца, ради того, чтобы Хаттейтин вернул свое положение при дворе.

– И это тоже, конечно. Но во вторую очередь.

– Я с ума сойду с этими мальчишками! – воскликнул Ниррас, воздевая руки к небу. – Что ты, что этот… Айн. Вы одинаково невыносимы! Послушай меня, Аххарит. Еще раз повторю: все, что я делаю – на благо Илирина. Ты ведь не считаешь благом Латтору, верно? Ты ведь не хочешь видеть на троне слабую дурочку, которой со всех сторон станут управлять охочие до богатства интриганы? Вот и я не хочу этого. Поэтому тебе лучше быть со мной, а не против. И прекрати наконец цеплять Айна! Он тебя уже терпеть не может.

– И? Почему меня должно волновать мнение рабов?

– Не рабов, а только одного раба. Я не стану говорить тебе ничего больше, просто знай – этот раб нам нужен. Он нужен Илирину. Он, можно сказать, наше главное оружие.

– Вот как… – задумчиво протянул Аххарит. – Интересно…

– Хватит копаться в этом! Я не думал, что ты начнешь во мне сомневаться. Мне нужно твое безоговорочное доверие и преданность, иначе ничего не выйдет. Если ты не готов мне доверять, то мне придется искать кого-то другого. А это очень непросто.

– Не беспокойся, господин советник. Я верю тебе. Считай мои вопросы проявлением… – Аххарит помедлил и усмехнулся. – Проявлением природной любознательности.

– Надеюсь, что это так. А потому, в дальнейшем занимайся только своим делом. Юккен, кстати, скоро подаст в отставку, и тогда ты…

Аххарит прервал его:

– Если бы я занимался только своим делом, то не заметил бы, что за тобой следят.

Ниррас, постаравшись не выдать удивления, спросил:

– И как ты это заметил?

– Я очень наблюдательный. А следить за тобой приказал Кхарра, кстати.

Вот теперь Ниррас не сдержал изумления:

– А это ты откуда узнал?!

– Я нанял одного человека следить за теми, кто следит за тобой. И можешь не благодарить. Я сделал это из той же самой природной любознательности.

– И все равно спасибо… – растерянно пробормотал советник. – А ты далеко пойдешь. Если не споткнешься, конечно. Если эта твоя пытливость не обернется злом.

– Когда мне нужно, я могу притворяться слепым, глухим и тупым. Так что зря ты решил, будто я тебе не доверяю. Если бы я не верил тебе, то не задавал бы вопросов.

– Вот и хорошо, – кивнул Ниррас. – Насчет слежки: ты знаешь их в лицо?

– Да.

– Кто они?

– Понятия не имею. Мне известна только их внешность. Один следит здесь, во дворце, под видом раба. Второй – за пределами, притворяется нищим.

– Мне кажется, стоит выяснить, что они успели увидеть…

– Да. Стоит. У обоих?

– Нет. Пока хватит одного. Того, который нищий. А другого нужно переманить. Выяснить, что для него важно.

– Наверняка золото, как и для всех, – фыркнул Аххарит.

– А вот здесь ты не прав. Не всех интересует богатство. Одними управляет тщеславие, другими – страх за себя и близких, третьими – жажда мести… Выясни, что управляет этим, который во дворце. Сумеешь?

– Попробую. А первого, значит, расспросить?

– Да. Он должен все рассказать. Уверен, ты его убедишь.

– Где убеждать, советник? К сожалению, во дворце все на виду, мой дом – далеко.

– У меня в Зиранбадисе есть имение. Там. Но осторожнее. Он не должен умереть от какой-нибудь… простуды. Еще рано.

– Понял.

– Я напишу письмо, ты покажешь его рабам: тем, которые в имении. В нем скажу, чтобы выполняли все твои приказы.

– Ты так доверяешь рабам?

– Да. Они немолодые и некрасивые. Если бы не я, их отправили бы на тяжелые работы. Так что они мне преданны: если со мной что-то случится, их тоже ничто хорошее не ждет.

– Умно, – бросил Аххарит, поднимаясь со скамьи. – Я могу идти?

– Конечно. И умоляю – больше не цепляй Айна, ладно?

– Это нелегко, но я постараюсь. Просто не терплю выскочек, – на выходе он обернулся и пробормотал: – Может потому, что сам такой же.

– Главное, что тебе нужно запомнить: Айн нам необходим. Его враги – это наши враги. А его друзья… впрочем, его друзья тоже наши враги.

– Спокойной ночи, советник, – улыбнулся Аххарит и скрылся за дверью.

Ниррас опустился на кровать, но былую сонливость как рукой сняло.

Значит, за ним следили. Интересно, как долго? И удалось ли им что-то выяснить? Советник попытался припомнить, что опасного он делал в предыдущие несколько недель, а припомнив, немного успокоился. Ведь Гилларе он уже давно не передавал вестей, с Хаттейтином наедине тоже не встречался. Напротив, в последнее время занимался исключительно делами войска и государства. Однако с Кхаррой все же нужно будет что-то решить, такое нельзя оставлять безнаказанным.

Гл. 25. Ступающие тропой обмана нередко приходит к цели

В последнее время Лиммена стала гораздо чаще обращаться к Айну и за советом, и просто для того, чтобы с кем-то поговорить об интересующих ее делах. Естественно, многих господ возросшее влияние раба на правительницу Илирина не только раздражало, но и тревожило, ибо никто не знал, на что мог подтолкнуть молодой невольник царицу, и чем это грозило стране и лично им.

И особенно сильно это волновало Кхарру, потому что советник по-прежнему полагал, что за Айном стоял Ниррас, и что именно он подсунул этого раба царице. С военачальником у Кхарры давно сложились не самые лучшие отношения, а потому они всегда старались досадить друг другу. Но раб?! Зависеть от какого-то раба?! А между тем, к этому все и шло. Большего унижения даже представить невозможно!

Кхарра уже давно ждал возможности поговорить с царицей наедине. И наконец этот день настал – Лиммена назначила ему встречу. Приготовившись, надев лучшие одежды, Кхарра явился в приемную залу. Четверо стражников во главе с Аххаритом стояли в четырех ее углах. Они коротко кивнули советнику и тут же застыли вновь.

Кхарра присел на диван, ожидая повелительницу, но прошло несколько минут, пробежал час, а она так и не появилась из двери своих личных палат. В конце концов, он не выдержал и постучал. На стук выглянула Рэме. Увидев Кхарру, низко поклонилась и проворковала:

– Прошу простить, господин советник, но Великая занята. Пожалуйста, подожди ее здесь, либо приходи позже.

– Я подожду, – ответил Кхарра. Не для того он добивался личной беседы, чтобы откладывать ее на потом.

Прошел еще час. Наконец дверь раскрылась и на пороге показалась – нет, не царица. На пороге показался Айн! Так вот из-за кого советнику пришлось ждать так долго! Выходит его встрече с Великой помешал не кто-нибудь, а жалкий раб! И ведь еще неизвестно, о чем говорил невольник, находясь с ней наедине, на что подговаривал…

Челюсти Кхарры сжались, заходили желваки. Значит, раб управлял и временем, и мыслями Лиммены! А она-то хороша! Царственная шлюха!

Кхарра поднялся с дивана и посмотрел на раба убийственным, как ему показалось, взглядом. Однако тот не опустил глаз. Он даже не поклонился! Вместо этого насмешливо уставился на советника.

Кхарра ощутил, как к груди подступило бешенство. Все сложилось воедино: долгое ожидание, его собственные подозрения, ехидный взгляд этого Айна…

Советник не сдержался. Да он и не считал нужным сдерживаться.

– Ты! – выпалил он. – Грязный раб! Разве тебя не учили кланяться господам в ноги?!

– А разве мой господин ты? – парировал раб.

Медленно, угрожающе Кхарра приблизился к Айну и прошипел:

– Видимо, ты полагаешь, что под защитой царицы? Ты дурак, если считаешь, будто Великая станет защищать какую-то… какую-то шлюху! – советник настолько взъярился, что почти перестал себя контролировать. – Она рано или поздно поймет, что ты ее используешь, обманываешь! Пусть она стареющая, больная женщина, но это не значит, что у нее нет мозгов.

– Конечно, не значит, – усмехнулся раб. – Это у тебя их нет. А царица умна и прекрасна.

Задрожав от ярости, Кхарра крикнул:

– Молчать, раб! На колени! – размахнувшись, он отвесил Айну пощечину.

От неожиданности Аданэй отшатнулся и, униженный, злой, какое-то время смотрел на советника. Кровь бросилась в виски, бешено заколотилось сердце и он, позабыв об осторожности, сжал кулак и со всей силы ударил Кхарру. Тот отлетел в сторону и, сплюнув кровь, снова бросился на Айна. Неизвестно, чем бы все закончилось, но в этот миг Аххарит подал знак двоим стражником, и они схватили любовника Лиммены.

Кхарра, торжествуя, подлетел к нему и успел ударить еще несколько раз, прежде чем раба оттащили в сторону.

– Ты поплатишься за это, поплатишься, – прошипел советник и обратился к стражам:

– Вы видели, что позволил себе этот раб. Отправьте его палачу, пусть отвесит ему плетей, а потом заприте.

Стражники стояли в растерянности, все еще удерживая взбешенного Айна, когда вперед выступил Аххарит:

– Я понимаю тебя, господин советник, – мягко сказал он. – Раб совсем забылся. Но мы не можем его наказать – он принадлежит Великой, и только она может решать его судьбу, – увидев, что Кхарра направляется к двери, ведущей в личные покои царицы, Аххарит остановил его:

– Нет-нет, господин, подожди, ты слишком взвинчен и у тебя кровь на лице. В таком состоянии не стоит появляться перед царицей. Я сам сообщу ей о проступке раба, она узнает о его непростительной наглости. Не бойся, я ничего не утаю, наказание его не минует, будь уверен, – он махнул рукой стражникам. – Вы пока отведите раба в его комнату и не выпускайте до распоряжений повелительницы.

Когда Айна увели, Кхарра вновь опустился на диван, Аххарит же постучал в личные покои царицы и, не обращая внимания на Рему, преградившую ему путь, прошел внутрь.

– Аххарит? – удивилась Лиммена, когда вышла из спальных палат. – Что ты здесь делаешь? Мне сказали, меня ждет Кхарра, а не ты.

– Прости, Великая, – он в свойственной ему манере быстро опустился на одно колено и порывисто склонил голову. Поднявшись, повторил: – Прости. Но произошел неприятный случай. И теперь… теперь мы не знаем, как поступить с рабом.

– Каким рабом?

– Айном, Великая.

– Что случилось?

– Видишь ли, произошла ссора между советником Кхаррой и Айном. Теперь советник настаивает на его наказании.

– Рассказывай, – приказала Лиммена.

– Когда вышел Айн, советник сидел в приемной зале. И я не знаю, что нашло на господина Кхарру, возможно, он разозлился из-за долгого ожидания, но он вдруг начал кричать, требовал, чтобы раб преклонил колени, угрожал ему, а потом ударил. Ну а раб… он тоже был не прав, все-таки Кхарра – свободный господин… Айн тоже ударил советника.

Лиммена слушала, нахмурившись. И столь же хмуро спросила:

– О чем говорил Кхарра? С чего он вообще накинулся на Айна?

Аххарит опустил взгляд и пробормотал:

– Прости, Великая, я не осмелюсь это повторить.

– Говори сейчас же! Я желаю знать все!

– Господин Кхарра сказал, что Айн… как шлюха. А потом сказал… – Аххарит запнулся и замолчал.

– Что?! Говори.

– Прости, Великая, но он сказал… царица стареет, и только поэтому рабу удается…

– Довольно. А что Айн?

– Вот в этот момент он и ударил советника. А дальше они сцепились. Нам пришлось их разнимать. Сейчас раба отвели в его комнату. Мы ждем твоих приказаний, Великая. Что нам с ним делать?

– Ничего, – отрезала Лиммена. – И пригласи сюда Кхарру.

***

Голос царицы звенел от злости так сильно, что советнику показалось, будто где-то бьется стекло.

– Как смеешь ты обсуждать меня при подданных?! И как смеешь причинять вред моей собственности?! Кто ты такой, чтобы решать судьбу моих рабов?! Твое дело – помогать в управлении Илирином, все остальное тебя не касается. Но с должностью советника ты в последнее время справляешься не очень-то хорошо. Может быть потому, что твой разум больше занят другими делами? Например, ссорами с невольниками?

– Но… Великая… этот раб… он…

– Молчать! Не желаю ничего слышать. И видеть тебя не желаю. Чтобы не смел ближайшую неделю появляться при дворе! Это приказ.

– Слушаюсь, Великая, – сдался Кхарра, внутренне бурля от гнева. Но он нашел в себе силы почтительно поклониться и не выдать своего отчаяния, злости и унижения.

***

Долго ждать решения Лиммены Аданэю не пришлось, она явилась почти сразу после того, как его заперли. Он был уверен, что царица не станет его наказывать, но полагал, что она выразит свое недовольство и попросить впредь вести себя осторожнее. А потому изрядно удивился, когда вместо упреков Лиммена бросилась ему на шею со словами благодарности: «Спасибо, что за меня заступился!» Естественно, Аданэй постарался ничем не выдать изумления, прижал царицу к себе и зарылся лицом в ее волосах.

Ему оставалось только гадать, что сказал Аххарит Лиммене, как он преподнес эту стычку с Кхаррой. И главное – зачем? Аданэй думал, что глава стражи сделает все, чтобы раб Айн выглядел в глазах царицы как можно непригляднее. Но Аххарит поступил по-другому. Почему? Неужели он не враг Айну? Или, может, он просто друг Ниррасу?

Так или иначе, после этого случая Лиммена стала еще ласковее относиться к своему любовнику, а восхищение, любовь и безграничное доверие еще долго переполняли ее взгляд.

Неизвестно, что произошло потом, кто заронил в душу царицы сомнения, но то, что это какая-то проверка, Аданэй понял сразу. Молодая знатная девица держалась не очень уверенно, да и слова ее звучали наигранно и неправдоподобно. Теребя в руках кончик шелкового платка, она неуклюже намекала на свои чувства и пыталась лезть с объятиями. Эти неловкие попытки вызвали у Аданэя лишь смех. Он, не утруждая себя ответом, снисходительно ухмыльнулся и, не сказав ни слова, ушел.

Что это было, и кем придумано? Царицей? Кхаррой? Вероятно, первой, так как подобный розыгрыш в свете последних событий для советника мог оказаться роковым, выплыви все наружу. Так что, скорее всего, это царица решила проверить чувства любовника, подсунув ему девчонку – надо сказать, весьма симпатичную. Что же, Лиммена принимала его за глупца, если решила, будто он станет так глупо подставлять себя, заводя интрижки чуть ли не у нее на глазах? Или наоборот, сама повредилась рассудком, если устроила такое наивное испытания? Она что, думает, он – неразумный мальчишка? Да как она осмелилась проявлять недоверие? Или он переоценил свое влияние на правительницу?

Пока Аданэй поднимался в свои комнаты, его настроение резко сменилось. Если сначала он чувствовал нарастающее веселье, вызванное комизмом ситуации, то стоило ему оказаться за дверью покоев, как оно сменилось неудержимой злостью и раздражением. Он вдруг почувствовал себя униженным, подозрения царицы сильно его задели. Неужели Лиммена по-прежнему считала его своей собственностью, если так откровенно подвергала проверке? Интересно, и что бы она сделала, если бы он ее не прошел?

Не в силах успокоиться, он порывисто вышел на балкон. Как же ему надоело всего остерегаться, особенно при царском дворе, полном наушников, сплетников и интриганов. Насколько проще было жить в Отерхейне, среди воинов, чем среди искушенных в хитрости илиринцев!

Аданэй глубоко вздохнул. Ближе к вечеру воздух обдавал свежестью и прохладой, напоенной ароматом осенней листвы. Но ему вдруг почудился совершенно иной запах, которого не могло быть среди пряного благоухания: запах пыли и солнца, такой знакомый и такой родной. Величественно и неумолимо, словно выплывая из тумана, перед его внутренним взором предстал Отерхейн. Неизвестно, почему воспоминание возникло именно сейчас, но до этого мгновения Аданэй и не подозревал, как сильно скучает по родине. Ему вдруг захотелось пронестись по бескрайности великих равнин, ощутить жар злого солнца и поток знойного ветра! Почувствовать, как пыль забивается в ноздри, а на закате развести огонь, спасаясь от пробирающего до костей холода, и смотреть, смотреть, не отрываясь, на бесконечность чернильного неба и на необычайно яркие звезды. Жестокий степной край, неласковая к своим детям земля – любимый край. Оказаться бы сейчас в Инзаре, в замке, среди его грубых каменных стен. Или в лесу, в охотничьем домишке среди друзей. Как весело они проводили там время! Интересно, жив ли еще старик Еху, а если жив, то вспоминает ли его хотя бы изредка? Оказаться бы дома, и не нужно ему никаких благодатных земель и великолепнейших городов Илирина Великого. Но усилиями Элимера, дома он лишен.

Повинуясь внезапно нахлынувшей тоске, Аданэй тихо запел, смотря в горизонт, расстилающийся туманной полосой сразу за садом. Запел на языке Отерхейна, и от этого ему стало горько и сладко одновременно. С той минуты, как он появился в Эртине, он не произнес на родном языке ни слова, и теперь ощущал, как привычная с детства речь изливается в песне. И что-то томительно потянуло в душе, манящим зовом притягивая, лишая покоя, вселяя в сердце сладостную тревогу и смятение. Это была песня степи, песня пыльной дороги и ветра, песня Дома. Узнав ее однажды, забыть невозможно, она навсегда хранится в сердце, чтобы вырваться из глубин, всколыхнуть сознание, когда меньше всего этого ожидаешь, и лишить покоя. И где бы, в каком бы краю не оказался человек, она всегда пребудет с ним и никогда не покинет.

Аданэй как раз дошел до второго куплета, начиная петь все уверенней, когда почувствовал, что за спиной кто-то стоит. Оборвав песню на полуслове, он резко повернул голову, увидел, что это Лиммена устремила на него любящий и восторженный взгляд, и равнодушно отвернулся, продолжив смотреть в потускневший, покрывшийся блеклой паутиной сумерек сад.

– Хотя я не очень поняла слова, – вымолвила царица, – но так прониклась настроением твоей песни, что мне показалось, будто поняла все. Жаль, что ты редко поешь, у тебя такой красивый голос – любой менестрель обзавидуется,  –  она негромко засмеялась, подходя ближе и ласково запуская ему в волосы прохладные пальцы с острыми ноготками. Но Аданэй не отреагировал на ее присутствие.

– Что-то случилось? – спросила Лиммена. – Ты словно не здесь. О чем-то задумался?

Так и не обернувшись, он отозвался скучающим голосом:

– Ни о чем важном. Просто размышлял, не слишком ли ты для меня стара. Сколько тебе лет, Лиммена? – и только тут повернулся, окинув ее небрежным взглядом.

Он удовлетворенно заметил, что женщина выглядит так, словно только что узрела собственную смерть: в лице ни кровинки, губы подрагивают. Казалось, она едва  верит собственным ушам. Что ж, Лиммена заслужила это, она не имела права устраивать дурацкие проверки. О том, что оскорбленная женщина властью госпожи над рабом вполне может отомстить ему за опрометчивое высказывание, он сейчас не думал.

Царица, все еще не в силах осознать слова, произнесенные обычно таким нежным любовником, даже не успела разозлиться.

– Что? Что ты сказал? – обескуражено повторяла она. – Как ты можешь?

– Не понимаю, чему ты удивлена? – Аданэй обошел Лиммену сзади, заставив ее повернуться вслед за ним. – Кажется, ты сегодня сама дала мне прозрачный намек о том, что мне нужен кто-то помоложе. Ведь ты для этого подослала мне ту девицу?

– Ах, вот ты о чем, – прошептала она. – Ну да, я сделала это. Всего лишь хотела убедиться в твоих чувствах… А ты в ответ наговорил мне обидных слов, – кажется, Лиммена рассчитывала, что сейчас Айн примирительно обнимет ее, прошепчет на ухо что-нибудь ласковое, и все станет как всегда. Но она ошибалась. Аданэй прекрасно понимал: стоит ему забыть о глупой выходке, и подобные проверки станут постоянными: он давно заметил, что женщина очень ревнива. Губы Айна задела нехорошая усмешка, и он изрек:

– Очаровательно! Но кто ты, чтобы следить за мной?

Вот теперь гнев наконец догнал Лиммену, ярость забурлила в груди, и на мгновение ей даже почудилось, будто она ненавидит это красивое лицо.

– Кто я?! – вскричала она зло. – Я – повелительница Илирина, а вот ты, похоже, забыл, кем являешься!

– Отчего же? Не забыл, – Аданэй, не отрывая от Лиммены глаз, издевательски поклонился. – Твой никчемный раб, о, Владычица, смиренно молит о прощении за столь вопиющую дерзость.

– Прекрати! – крикнула Лиммена, срываясь на визг. – Сейчас же прекрати все это, не то я…

– Не то что?! – грубо оборвал ее Аданэй. – Прикажешь высечь? Давай, у тебя уже есть такой опыт!

Но Лиммена, казалось, пребывала в растерянности, не зная, как вести себя в этой непривычной ситуации.

Решив воспользоваться возникшей паузой, Аданэй спокойно и как будто устало проговорил:

– Я терпел, что в глазах всех я лишь твой раб. Я ничего тебе не говорил, хотя мне уже опротивел и дворец, и сад, и я желал бы свободно ездить по Илирину.  Я, с детства приученный к оружию, сейчас научился обходиться без него, ведь рабам оно не положено. Я терпел – ради тебя терпел, – унижение от твоих подданных. Если бы не ты, я уже решился бы на побег. И скорее всего, именно при попытке сбежать меня и убили бы. Но лучше уж умереть так, чем на всю жизнь оставаться рабом. Но ради тебя – только ради тебя, – я и рабство готов был вынести. Но всему есть предел. Им оказалась твоя глупая проверка. Так что выбирай, кто я: либо твой раб, либо твой мужчина. И если первое – то тебе проще казнить меня. Ведь если я пойму, что свободным тебе не нужен, то сейчас же уйду вниз, и больше ничего не будет, Лиммена, никаких отношений. Вообще никаких. Если ты забыла, могу напомнить: я – не Вильдерин.

Лиммена немного растерялась, но решила не сдаваться: Айн слишком сильно задел ее:

– Сначала ты ответь! – требовательно воскликнула она. – Если я для тебя стара, зачем хочешь быть со мной?! – на последней фразе в голосе Лиммены послышались слезы и неподдельная обида.

– А с чего ты взяла, что хочу? – губы его искривились в холодной усмешке. – Может я, как обычный раб, просто желаю пожить в довольстве и праздности?

А в следующий момент, которого он даже не успел уловить, Лиммена ощерилась и словно разъяренная кошка, с искаженным злобой лицом, бросилась на него.

– Ненавижу! Будь ты проклят! – кричала она истошно, стараясь дотянуться ногтями до его глаз. Но Айн крепко сжимал ее запястья, и Лиммене ничего не осталось, кроме как пытаться вырваться и ударить его ногой. Слезы ярости уже открыто стекали по ее щекам, а потом она начала задыхаться, и Аданэй тут же отпустил ее руки. Лицо Лиммены побледнело, грудь начала конвульсивно вздыматься и опадать и, еще раз простонав: "Ненавижу", женщина повалилась на пол и подтянула ноги к животу, скорчившись от боли.

Аданэй кинулся к ней, встревожено приподнял и постарался хоть как-то облегчить ее страдания, хотя  знал, что когда у Лиммены приступ, она ничего не в состоянии воспринять. Скорее всего, она даже не осознала, что любовник никуда не ушел, а напротив, очень осторожно и даже нежно прижил ее к себе. Постепенно ее тело перестало биться, обмякло, и царица подняла на Айна вполне осознанный взгляд.