Текст книги "Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Марина Аэзида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)

Но даже эта удача не развеяла тягостные думы Аданэя. Стоило вновь оказаться в Эртине, как навалились воспоминания, придавив к земле тяжелым гнетом. Он часами бродил по дворцу, подобно отрешенной тени, подолгу смотрел на статую мальчика-раба или стоял в комнате, где некогда жил Вильдерин и в которой теперь все переделали: в ней больше ничто не напоминало о смуглом любовнике Лиммены.

"После того мальчика, – думал Аданэй, – осталась хотя бы статуя, которая до сих пор тревожит сердца людей. А что осталось после тебя, Вильдерин? Ничего. Кроме этого треснувшего гребня, который, наверное, закатился в дальний угол и его никто не заметил. Может, он провалялся бы там вечно, если бы я его не нашел. А теперь сжимаю в руке. Будто сжимаю твои кости… Только от тебя не осталось даже костей. Только неживой крохотный обломок. Ничего. С тебя не напишут полотен художники, не создадут статуй скульпторы, и менестрели не расскажут твою историю в песне. У тебя никогда не родятся дети, а у детей – внуки. Что же останется после тебя? Ведь скоро не будет даже воспоминаний. Уже сейчас разве кто-нибудь помнит о рабе Вильдерине кроме меня и, наверное, Рэме? Но с нашей смертью даже эта хлипкая память оборвется, и твой образ канет во мглу, растворится во времени среди мириадов других таких же – безликих, безымянных".

– Какой смысл стоять у статуи и пялиться на нее часами? – услышал Аданэй бесцветный голос за спиной. Обернулся – на него смотрели пустые глаза Аззиры, которая днем, как всегда, походила на покойницу.

– Смысла, пожалуй, и впрямь немного, – прошептал он. – Но что еще мне остается?

– То же, что и раньше.

– Раньше он был жив. А сейчас – мертв.

– И что? Мало ли рабов умирает?

– Это для тебя он раб, а мне он был другом.

– Ну и что?

– И это я виноват в его смерти!

– Ну и что?

– Ты что, правда, не понимаешь?! – повысил Аданэй голос. – Вильдерин для меня не просто раб! Он был мне дорог! Но сейчас он мертв, я убил его. И еще твоя мамаша, которая как-то очень вовремя убралась в Якидис. Наверное, почувствовала неладное!

– Так ты кого жалеешь – его или себя?

Аданэй потрясенно умолк. Неужели все готовы видеть в нем существо, озабоченное только собственным благополучием? А может, это не так уж и далеко от истины?

Аззира продолжила:

– Себя, конечно. Потому что твоего друга-раба жалеть ни к чему. Жизнь куда хуже смерти.

– Его тело бросили на съедение псам, – прорычал он. – Ты можешь себе это представить? Можешь?! Откуда в тебе эта бесчувственность?!

– А какая разница, что после смерти делается с телом?

– А если бы это был Шлееп?

– Я бы умерла с ним вместе, а не разыгрывала траурное представление.

– По-твоему, я играю?

– Перед самим собой. Как всегда.

– Сука! – выпалил он.

Аззира только пожала плечами в ответ на оскорбление, которое ее никогда не трогало.

– Я действительно не понимаю, о чем ты переживаешь. Ему повезло. Я бы тоже хотела умереть.

– Но почему-то до сих пор жива, – едко уронил Аданэй.

– К сожалению. Я не могу сейчас умереть.

– Лицемерка!

– Я никогда не лицемерю, мой бог. Всегда говорю правду, поэтому ты злишься. Я говорю, что тебе жалко себя. И я говорю, что не так уж плохо уйти из этого мира в мир теней. Но у меня не получается.

– Погоди отчаиваться, – выплюнул Аданэй, – может, умрешь родами! – и отправился прочь, услышав, как она равнодушно пробормотала ему вслед:

– Может быть. Но я сомневаюсь.

После этого разговора Аданэй, предупредив только советников, вновь отбыл из Эртины в один из загородных домов. Там, среди деревьев, вдали от дворцовой суеты, хотел он прийти в себя, успокоить расшатанные нервы. И ему это почти удалось. Вот только надолго он там не задержался: царь не мог позволить себе выпасть из жизни страны. Кроме того, он понимал, что не найдет в себе ни сил, ни желания навсегда отойти от суматошной изорванной жизни столицы и забыть о двуличных пафосных дворцах.

Равно как не сумеет позабыть и Аззиру. Как судьбы своей не миновать, так не убежать и ему от этой зеленоглазой ведьмы, хоть душу рви, а не убежать. Несмотря на всю злость, которую жена зачастую вызывала в нем словами или поступками, несмотря на то, что периодически он чувствовал смутный порыв убить ее – несмотря на все это, – ее образ, глаза и сластолюбивая улыбка не отпускали. Перед внутренним взором стояло вожделенное тело и взгляд, обещавший бездну наслаждений и муки, пронизывающий насквозь, сдирающий все покровы, заглядывающий в такие глубины души, которые даже ему самому казались далекими неизведанными островками, поглощенными мраком.

Они недобро расстались перед его отъездом в загородное имение. Но разве могло быть иначе? Редко выпадал хотя бы один день в их череде, чтобы женщина хоть чем-то не вывела его из себя. Неизвестно, что он рассчитывал услышать от Аззиры. Слова поддержки? Понимания? Сочувствия? В любом случае, ни того, ни другого, ни третьего он не услышал.

"Ты моя болезнь, – обратился Аданэй к ее образу. – От тебя нет лекарства. Ты – огонь для мотылька. Ты – глоток вина для пьяницы. Проклятая!"

***

Обратно к царскому дворцу удалось подобраться незамеченным – Аданэй не хотел торжественных встреч. Их и не было: никто не ожидал его возвращения именно в этот день и час. Потому вместо напыщенных приветствий, он встретился с потрясенными возгласами и любопытными взглядами.

Аданэй шел по коридорам в свои покои, приветствуя по пути людей, которые смотрели на него очень странно: в их глазах интерес мешался с ожиданием, будто они хотели его реакции на какое-то событие. До своих палат он добраться не успел, потому что к нему, разъяренная, подлетела Гиллара, ухватила под локоть и затащила в первую попавшуюся комнату.

– Почему ты так долго не возвращался? – прошипела она. – Я боялась, что с тобой что-то случилось! Не для этого мы с несчастным Ниррасом помогали тебе стать царем!

– И не для этого избавлялись от Вильдерина. Так, Гиллара? – злобно выдал Аданэй. На секунду в лице женщины отразилось замешательство, но только на секунду, ибо тут же она всплеснула руками:

– Неужели ты думаешь, я стану обсуждать с тобой какого-то раба, когда моя дочь рожает!

– Он не какой-то раб… – и осекся, потому что до него вдруг дошел смысл ее слов. – Что?! – теперь Аданэй понял, отчего люди так странно на него косились.

– Она уже больше суток разродиться не может, даже чары жриц не помогают. Они говорят, что… – Гиллара прижала ладошку ко рту и всхлипнула. – Что бедра у нее слишком узкие. Если все продолжится так же, она может умереть!

– Где она?! – крикнул Аданэй, хватая женщину за плечи.

– В своих покоях. Но жрицы тебя туда не пустят. Они даже меня, ее мать, не подпускают. Приходится стоять за дверью. О, царь, мне так страшно, – заныла она, – это же моя единственная дочка.

Естественно Аданэй и не думал ее утешать. Больше не обращая внимания на женщину, он бросился вверх по лестнице.

"Она может умереть", – так сказала Гиллара. Неужели такое может случиться с Аззирой – жрицей Богини-Матери? Ведь богиня должна покровительствовать всем роженицам, и уж тем более одной из своих служительниц.

Стоило оказаться в просторном прямоугольном помещении, сразу за которым располагались покои Аззиры, как его оглушили ее крики, доносящиеся из-за двери. Аданэй мимоходом заметил Шлеепа. Тот при появлении царя даже не повернул головы. Как обычно. Крики сестры его, похоже, тоже не трогали: лицо выродка застыло в непроницаемой тупости, а пустые водянистые глаза уставились в пол.

Аданэй метнулся к входу – он хотел увидеть Аззиру. Но в этот момент дверь распахнулась, и он лицом к лицу столкнулся с вспотевшей Маллекшей.

– Тебе сюда нельзя, царь, – прошипела жрица, оттесняя его в сторону. – Не смей. Это не мужское дело.

Аданэй опомнился. Да, действительно, его появление сейчас могло лишь навредить. Он покорно отступил назад и только спросил взволнованно:

– Это правда, что ей грозит опасность? Это правда?

В ответ женщина набросилась на него с упреками, совершенно забывая, что говорит с царем. Впрочем, с Маллекшей, привыкшей властвовать на побережье, такое происходило всякий раз, стоило ей чуть-чуть утерять спокойствие.

– И почему тебя это заинтересовало именно сейчас? Ты пропал, не сказал ей ни слова. Она волновалась. И вот результат! Роды пришли раньше срока. И они сложные. Она может не выжить! Даже наше искусство почти бессильно!

Жрица, больше не теряя времени на разговор с ним, бросилась в соседнюю комнату, через минуту выскочила обратно, неся в руках какой-то таз, и снова скрывшись в покоях роженицы.

А в голове Аданэя всплыла фраза, произнесенная им, как сейчас казалось, вечность назад: "Погоди отчаиваться, может, умрешь родами".

Неужели это он проклял ее своими словами? Он проклял ее и своего ребенка? Или не своего – это уже почти не имело значения. Неужели он призвал беду?

"Аззира, Аззира, пожалуйста, только не умирай, я никогда не смогу простить себе этого! Пожалуйста, не умирай!"

И снова его полоснул крик. Душераздирающий. Аданэй сам едва не закричал, не в силах спокойно его слушать. В помещение заявилась Гиллара и встала в углу, покусывая костяшки пальцев. Шлееп так и оставался неподвижным. Но на этих двоих Аданэй почти не обращал внимания, думая лишь об Аззире.

"Если я потеряю еще и тебя, что у меня останется? Зачем тогда вообще жить?" – спрашивал он себя снова и снова. И не находил ответа.

Внезапно крик оборвался. Оборвался на середине. Зловещая тишина.

«Нет! Нет! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это значит, что ей просто не больно! – мысленно взмолился он. – Умоляю, только не смерть. Нет, нет! Ей больше не больно, вот она и не кричит, – и тут же новая мольба: – Пожалуйста, закричи снова, пожалуйста, закричи снова, родная! Пожалуйста! Ты не можешь умереть, не имеешь права умереть! Закричи! Закричи снова!»

Но крика не было, царила тишина. Аданэй собрался ворваться внутрь, он даже сделал первый шаг, но его, оттолкнув в сторону, опередил выродок. Шлееп! Мутные глаза его вдруг озарились огнем, а в вялом теле неизвестно как родились ловкость и сила. И вот уже он, издав яростный рык, распахнул дверь, раскидал пытавшихся преградить ему путь жриц и исчез в глубине комнаты. Аданэй кинулся следом, но Маллекша расставила руки, загораживая ему проход:

– Вы что, хотите собрать там орду из мужчин? – гневно выплюнула она.

Но Аданэя сейчас совершенно не волновали слова и запреты и, несомненно, он отбросил бы ее в сторону, если бы спустя миг крик не раздался снова. Крик Аззиры. А еще через короткое время второй крик – ребенка. Надрывный требовательный плач.

Аданэй засмеялся. Нервно. Снова захотел пройти внутрь, но Маллекша сказала:

– Хватит там внутри и одного мужчины. Все закончилось, не волнуйся. Жди здесь.

Прошло около получаса, прежде чем незнакомая Аданэю жрица вынесла закутанного в покрывало ребенка, но взглянуть на него не позволила:

– Сначала обряды, – сказала она. – Все остальное потом, – и быстро прошла вниз по лестнице.

Краткие секунды Аданэй выбирал, куда ему кинуться – вдогонку за жрицей или в покои жены, и выбрал второе. Столкнулся в дверях с Шлеепом, который плетущейся походкой выходил от Аззиры, снова превратившись в аморфное существо.

Аззира – неестественно бледная, безвольно раскинувшая руки, походила на мертвую. В груди екнуло, он бросился к ней в ужасе, что его самые страшные опасения подтвердились, и она, дав жизнь ребенку, все же умерла. И едва не расплакался от облегчения, когда она повернула к нему обескровленное посеревшее лицо. До настоящего момента Аданэй и не подозревал, насколько дорога ему зеленоглазая ведьма, и что чувства, которые он к ней испытывает – нечто гораздо большее, нежели просто страсть.

– Аданэй, – произнесла она слабым голосом, когда жрицы покинули комнату. – Аданэй, я так боялась. Почему тебя так долго не было? Я боялась, что ты разозлился на меня и решил оставить. Навсегда. Мой бог, я боялась, ты покинул меня…

– Разве в силах я тебя оставить? – отвечал он, улыбаясь и при этом ощущая жгучий стыд за свое пренебрежение ей в последнее время. – Я к тебе словно цепями прикован. Я как тот ребенок, который сбегает из дома, обидевшись на родителей, но возвращается, стоит проголодаться или замерзнуть. Ты ведь никогда меня не отпустишь, ведьма.

Она тихонько улыбнулась в ответ:

– Не отпущу. Не теперь. И никогда.

Аданэй ничего не ответил, только провел рукой по ее волосам. Он все еще не верил до конца, что ребенок – его. Да и разве возможно определить по новорожденному, на кого тот похож?

– Чем же ты привязала меня к себе? – рассеянно спросил он и почему-то перевел взгляд на окно, занавешенное шторами. Когда Аззира не ответила, он снова посмотрел на нее, но обнаружил, что глаза ее закрылись, и она крепко уснула. Тогда он еще раз пригладил ее волосы и тихо вышел. Сразу после этого в покои зашла жрица, чтобы не оставлять царицу одну без присмотра.

***

На девочку Аданэю позволили взглянуть лишь спустя неделю после окончания незнакомых ему обрядов. И стоило ему увидеть младенца, как последние сомнения в собственном отцовстве пропали. Аззира не врала. На Аданэя смотрели серые глаза, огромные на крошечном личике, на которое спадали довольно длинные пряди волос цвета льна.

– Ты моя дочь, – прошептал Аданэй, понимая, что у черноволосой Аззиры не мог родиться светловолосый ребенок, если бы не могучая кровь элайету в жилах отца. – Моя царевна…

– Эй! – рассмеялся он, поднимая ее на руки. – Да ты вырастешь настоящей красавицей! Вся в отца.

Дочь молчала. Он держал ее на вытянутых руках, но она молчала, не надрывалась в плаче, как это обычно делают новорожденные. И своими большими глазами смотрела не рассеянным взглядом младенца, а как будто внимательным – взрослого. Аданэю стало не по себе.

– И в мать тоже…. – пробормотал и вернул ее в колыбель.

Однако долго еще сидел рядом и смотрел на нее. Рождение дочери что-то перевернуло в сознании.

"Ты та нить, – думал он, – которая отныне и навсегда связывает меня с Илирином. Именно ты, а не Аззира и не трон. Ты – крошечное, маленькое существо, даже не сознающее себя, подарила мне больше, чем твоя мать. Ты подарила мне дом. Благодаря тебе я обрел родину. Только теперь Илирин перестал казаться чужим. Только теперь это царство из средства для свержения Элимера превратилось в мою землю, мой край, за который я должен и стану драться".

Сзади неслышно подошла Аззира и заглянула ему через плечо, тоже посмотрев на девочку. Аданэй обернулся и, даже не пытаясь сдержать радости, обнял Аззиру за талию и закружил с ней по зале.

– Родная, мы должны быть счастливы! – кричал он как когда-то на заре своего правления. – Мы цари, мы молоды, и у нас есть наследница. То, что останется после нас!

– Я всегда поражалась, – безлико отвечала Аззира, – как мужчины гордятся рождением детей! Можно подумать, они приложили к их появлению хоть какое-то усилие.

Аданэй пребывал в слишком хорошем настроении, а потому нисколько не обиделся на ее слова, даже не обратил на них внимания.

– Какое дадим ей имя? – спросил он

Аззира только пожала плечами, и у Аданэя возникло ощущение, будто она совсем не разделяла его счастливого возбуждения. Впрочем, сейчас она – рыба. Уже давно пора привыкнуть, что задавать Аззире вопросы, равно как и любить ее, лучше всего вечером и ночью.

– Назовем ее… – он задумался. – Ильярна.

– Зачем? – снова пожала плечами Аззира.

– Тебе не нравится?

– Нет, почему же, нравится. Илльярна. Пусть будет Илльярна, какая разница.

И она медлительно, с застывшим ликом, удалилась.

– Зверь, прорвавшийся наружу, становится опасен даже для себя

Лицо кхана угрожающе темнело в глубине покоев. Сверкающие глаза, пронизывающий насквозь бешеный взгляд, напряженная поза – все это придавало ему сходство с оголодавшим хищником.

– Ты рано проснулся, Элимер, – произнесла Шейра, стараясь не выдать интонацией охватившую ее внутреннюю дрожь. – Еще даже не рассвело.

– Я не спал, – его охриплый голос отдаленно напомнил рык. Шейра невольно поежилась. Она уже успела забыть, каким видели мужа его враги. Эта злая жестокая воля придавливала, обездвиживала, сжимала в тиски. И человек, словно муха в паутину, попадал в тенета собственного страха. Невозможно было оторвать взгляда от этих сжигающих одновременно льдом и жаром глаз. Не поддавалась описанию эта беспощадная, неодолимая власть страшного зверя, уверенного, что все падут ниц в ужасе пред его ликом. Шейра судорожно сглотнула. Она понимала – в этот раз его ярость направлена на нее. И догадывалась почему. Но она – айсадка, она не позволит превратить себя в дрожащее ничтожество.

– Что с тобой, Элимер? – спросила она почти твердо. – Ты меня пугаешь.

– Пугаю? – губы его расползлись в жуткой ухмылке, и он медленно, неторопливо, словно понимая, что жертве все равно не спастись, приблизился к ней тем самым обманчиво мягким шагом хищника. – Пугаю, значит… Это хорошо, что пугаю. Ты должна бояться. Где ты была?

– Прости, мой Элимер. Я знаю, я заставила тебя беспокоиться. Я должна была сказать тебе заранее, но боялась, ты меня не отпустишь. Прости, давай я все тебе расскажу…

Но он будто бы не услышал ее слов и продолжил свою речь все тем же угрожающим тоном:

– Где же ты бродила, айсадка моя? Или уже не моя? Или не только моя?

– Прекрати, Элимер! Успокойся. Давай мы поговорим позже, когда ты успокоишься. А сейчас я уйду, ты и впрямь меня пугаешь.

Она уже развернулась, но голос ее остановил, заставив медленно обернуться.

– Ты не уйдешь! Я не позволяю, – процедил он незнакомым голосом, подошел вплотную и провел пальцами по ее шее почти нежно, почти ласково. У Шейры получилось не вздрогнуть, не отшатнуться и выдержать взгляд. В ответ на это Элимер недобро засмеялся:

– Я всегда поражался силе твоей воли. Но с моей она не сравнится. Ты не уйдешь, пока я не разрешу. И ты подчинишься, ты ответишь на мои вопросы, пока я не решу, что услышал достаточно. Это приказ.

– Если это успокоит твое безумие, – бросила она с усмешкой, хотя на самом деле ей было вовсе не до смеха, – то так уж и быть, я отвечу.

– Как мастерски ты скрываешь свой страх. Я в восхищении. Не зря именно тебя я сделал кханне. С кем ты была?

– Тебе ведь уже известно это, разве нет? С Тйерэ-Кхайе.

– Одна с ним?

– Да.

– Ночью в степи?

– В лесу.

– В лесу… Место не имеет значения. Я запретил тебе уходить одной. Ты ослушалась. Ты солгала мне.

– Да.

– И ты так просто об этом говоришь? – послышалось еле сдерживаемое бешенство, которое несложно было угадать за сталью голоса. – И не пытаешься оправдаться. Как ты посмела?

– Мне нужно было поговорить с соплеменником. Наедине.

– Поговорить?

– Да.

– И больше ничего?

– Да.

– Почему я должен верить?

– Можешь не верить.

– Нет, так не пойдет, – прорычал он. – Отвечай на вопрос. Почемуя должен верить? Или мне приказать своим людям нагнать этого твоего Тйерэ-Кхайе и заставить говорить его? Может, он поведает мне больше? Как знать, не услышу ли я от него, что моя жена потаскуха?

– Как смеешь ты говорить со мной так?! Я не рабыня твоя.

– Нет. Пока. Но в моей власти это исправить.

Вот теперь Шейра не выдержала, она зажала ладонями уши, чтобы не слышать этого глухого голоса, она завизжала:

– Прекрати! Прекрати! Прекрати! Я не узнаю тебя! Это не ты! Перестань!

Элимер стоял и холодно ждал, пока она успокоится.

– Отвечай. Я жду.

– Что я могу тебе ответить? – уже не стараясь сдержать своих эмоций, воскликнула айсадка. – Что?! Либо ты веришь мне, либо нет! Мы говорили, а потом началась гроза, и я не рискнула возвращаться обратно. Как только она закончилась, я приехала.

– Почему наедине? – прошипел кхан.

– Тебе не понять! – выплеснула девушка. – У тебя нет друзей. Только подданные! Тебе не понять, почему с друзьями, особенно после долгой разлуки, говорят наедине.

– Или с любовниками?

После этой фразы Шейра сдалась окончательно и, уже ни на что не рассчитывая, прошептала:

– Ты чудовище. Злобное чудовище. Ты всегда таким был, зря я решила не обращать на это внимания.

– Не смей, дикарка, иначе я заставлю тебя пожалеть о твоих словах. Я заставлю тебя на коленях вымаливать прощение, даже если для этого мне придется воспользоваться плетью! Я заставлю.

– Заставь! – Шейра вскинула голову, неуловимо подавшись вперед. – Давай, заставь же! Как свою Зарину, или как мятежников, как всех остальных, кто смел тебе перечить! Я проклинаю тот день, когда поверила твоим словам, твоим обещаниям никогда не причинять мне боли!

Последняя фраза отрезвила Элимера, он непроизвольно отшатнулся назад, и Шейра, разглядев в его лице смятение, воспользовалась заминкой и попыталась сбежать. Сбежать от мужа, который вдруг обернулся к ней ликом зверя. Но не успела, он схватил ее за плечи, разворачивая к себе.

– Я не знаю, что со мной, – быстро-быстро заговорил он, – я просто ревновал, как любой мужчина на моем месте. И поэтому, только поэтому… В последнее время я сам себя боюсь. Я все чаще вижу людской страх, и он меня пьянит, пьянит зверя во мне. Помоги мне. Только ты сможешь…

С этими словами он отстранился от Шейры, прошелся в угол помещения и снова обратился к ней.

– Эта постоянная боль, эти мысли о брате сводят меня с ума. Мне кажется, я уже сошел с ума.

– Мне тоже, – пробормотала Шейра.

– Не уходи! – воскликнул он, увидев, как жена разворачивается к двери. – Только не сейчас! Прости мне эти злые угрозы. Я никогда не осуществил их, ведь ты знаешь. У меня никого нет кроме тебя и сына. Пожалуйста.

Он снова метнулся к ней, прижал к себе, прошептал:

– Просто ты слишком дорога мне.

– И ты мне, Элимер. Но ты болен своей войной. Я бы очень хотела помочь, но не знаю как. Порою мне даже страшно быть возле тебя, – она высвободилась из объятий. – Я уйду к себе. Я лягу спать. Пусть наступит новый день. Завтра. Пусть придет рассвет, и ты снова станешь моим Элимером, моим кханом, и я перестану тебя бояться.

Он не стал ее удерживать, и когда она ушла, так и остался, потерянный, стоять посреди комнаты, размышляя о том, откуда появились в нем эти неконтролируемые вспышки ярости, которые, он заметил, прорывались все чаще и чаще.

Наконец, уже под утро, он смог уснуть. Но сон не даровал ему спокойствия, потому что в нем он вновь увидел свои потаенные страхи.

Вот он спешил по коридору в тронную залу. Там собрались советники, там все ждали его, кхана, правителя. Он открыл дверь и тут же сознание перевернулось. Он вдруг понял, что всего лишь простой служка, которому снился долгий сон про то, что якобы он – кхан. А кто же на самом деле повелитель империи под названием Отерхейн? Вот он – восседает на троне, светловолосый и ясноглазый. Аданэй! И Элимер услышал собственный голос, который произнес:

– Вино, повелитель, – и его руки вручили кхану кубок, а спина согнулась в поклоне.

Аданэй сделал глоток, поморщился и в злости выплеснул янтарную жидкость ему в лицо.

– Что за дрянь ты принес, грязный раб! – крикнул он и приказал молчаливо стоящей страже отвесить ему, Элимеру, десять ударов плетью.

– Прости, повелитель, – услышал он свое бормотание. Отступил назад, готовясь быть схваченным стражниками.

Но те вдруг исчезали и теперь Элимер увидел у ног кхана – у ног брата – множество красивых женщин, которые смотрели на того с умилением, целовали его руки и ласкали стопы. И с ужасом заметил среди них знакомое лицо – Шейра. Вот она, прижалась к коленям Аданэя. А он погладил ее по волосам, рванул с ее плеч одежду, и она сладко простонала

Элимер все вспомнил! Ведь это его враг восседал сейчас на троне, на котором должен сидеть он. Элимер зарычал и бросился на брата. У него не было оружия, он бросился с кулаками. Потаскухи Аданэя с визгом бросились в стороны. А он принялся яростно молотить по ненавистной физиономии, он сломал ему нос, разбил губы, почувствовал соленые брызги крови, а потом увидел, что напротив него вовсе не лицо Аданэя, а его собственное, Элимера лицо. И избивает он сам себя.

Тут он проснулся. В холодном поту и, как следовало ожидать, с болью.

«Слава Богам, только сон», – с облегчением выдохнул Элимер, но чувствовал, что тошнотворный осадок не покинет его весь день. Он глотнул из кувшина прохладной воды, а остатки вылил себе в лицо, пытаясь смыть и боль, и дурман. Посмотрел в окно. Судя по положению солнца, оставался час до полудня. Пора было приходить в себя и заняться тем, чем должно. Сны снами, а дела государства никуда не делись.

***

Поздняя осень завладела Отерхейном. Вновь пронизывающие ветра, вновь ночная холодная морось. Но Шейра по-прежнему много времени проводила в умирающем саду. Там и обнаружил ее кхан, когда солнце катилось к горизонту. Элимер приблизился сзади, осторожно обвил ее руками и губами прикоснулся к затылку. Она не обернулась, только вымолвила тихо:

– Элимер…

– Это я.

– Ты…

– Я потерял слишком много нашего времени. Давай вернем его. Оставь Таариса на нянек, и поедем в лес, к Еху.

Айсадка согласилась с радостью. Тем же вечером они покинули Инзар и к ночи оказались на поляне, окруженной деревьями-исполинами, в маленьком охотничьем домике.

Тьма давно сгустилась за окном, но в камине задорно потрескивал огонь, мягко освещая пол и стены. Завывания ветра, доносящиеся из-за стен, только добавляли уюта теплому дому. Кхан с айсадкой утопали на медвежьей шкуре, и Шейра медленно, задумчиво водила пальцем по обнаженной груди Элимера.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– О том, что таким я тебя полюбила.

– Каким?

– Таким… Опасным, как хищник, и нежным, как дитя, – она засмеялась.

– А я полюбил тебя просто… Просто потому, что полюбил. Ты единственная моя сбывшаяся мечта.

Они провели в лесу еще двое суток, на закате вернулись в столицу и скрылись в покоях кхана.

Умиротворение снова овладело Элимером, когда он опустился на свое ложе, и пушистые волосы его женщины разметались по подушке и защекотали ему плечо. Он приобнял айсадку и заснул почти сразу. Умиротворенным глубоким сном без сновидений.

Проснулся от жажды, чуть за полночь. Отпил из кувшина и собирался уснуть снова, но перед этим взглянул в ее лицо, которое всегда было умиляюще забавным во сне. Он осторожно откинул закрывающие ее лик светлые волосы, вгляделся в любимые черты. Но не увидел их, ибо на него широко раскрытыми глазами выпялился Аданэй. Издевательски улыбнулся и язвительно спросил:

– Тебе не спится, Элимер? Снова мысли о войне?

Он насмехался над ним! Снова насмехался, намекал на мнимую неуверенность Элимера!

– Ты! – прорычал кхан. – Посмел явиться сюда!

И грубо, со всей силой столкнул брата с ложа. Тот кубарем откатился, как-то тоненько вскрикнул и отполз в угол. Элимер вскочил с кровати и кинулся к нему, схватил за волосы:

– Мерзкий ублюдок! Ты теперь в моей власти. И ты умрешь! Но до этого ответишь: где Шейра? Где?! Куда ты ее спрятал?!

– Ты что, Элимер, – ехидно выкрикнул Аданэй, исказив губы в глумливой ухмылке. – Это я Шейра. Ты сошел с ума!

– Сейчас ты сойдешь, сукин сын! Ты будешь умирать медленно, я тебе обещаю!

– Остановись, Элимер! – теперь в голосе послышалась мольба, и кхану она показалась приятнее всех песен. Он расхохотался.

– Сдохни!

Ухватив брата за волосы, он со всей силы ударил его головой о стену. Раздался вопль, и Аданэй с окровавленным лицом пал к ногам кхана.

– Давай, ползай! Это еще только начало, – холодно процедил Элимер, снова хватая его за волосы. Он поднял кулак для нового удара, но в этот раз сам получил сильный удар ногой в челюсть, который заставил его отлететь назад, едва не потеряв равновесие. За это время Аданэй вскочил на ноги и выбежал из покоев. Ускользнул! Элимер, чуть задержавшись, чтобы взять меч, бросился следом.

Вот он – в конце коридора мелькнули светлые волосы!

– Стой! – рявкнул он. – Ты, мерзкий трус, стой!

Но брата и след простыл. Должно быть, он уже завернул за угол. Так и оказалось: там, за поворотом, вновь мелькнули светлые волосы и исчезли.

– Я тебя все равно найду!

– Кого ты найдешь, Кхан? – в тот же миг раздался у него над ухом спокойный голос.

Элимер обернулся и увидел Видольда.

– Аданэя, – ответил он воину.

– Кого?! – кажется, в голосе телохранителя проскользнуло изумление.

– Аданэя! – повысил кхан голос. – Идем со мной! Сейчас же! Мы догоним его, и я его убью! Ты его видел? Где он?

– Аданэй в Илирине, Кхан, – хладнокровно ответил Видольд.

– Нет! Нет! Я видел его!

– Аданэй в Илирине, – уже настойчивее повторил воин.

– Нет! Ты ослеп! Неважно, я сам найду его! – и он бросился дальше по коридору, но сильные руки телохранителя обхватили его сзади за плечи, не давая двинуться с места.

– Не смей удерживать меня, ты, слуга! – в ярости выплюнул Элимер, но в следующий момент те же самые руки развернули его, и он почувствовал обжигающий удар оплеухи.

Ошеломленно схватившись за щеку, первым делом Элимер подумал: "Кто посмел?"

Однако в это же время он вынырнул из багрового тумана, неожиданно четко увидел окружающие его стены, коридор, вымощенный гранитными плитами и Видольда, что стоял, неторопливо опуская руку.

– Прости, Кхан, – промолвил телохранитель, – но тебе это было необходимо.

И добавил:

– Аданэй – в Илирине.

– В Илирине… – бездумно вторил Элимер, постепенно приходя в себя. – Да, в Илирине. Наверное, я видел сон и не до конца проснулся. Или это зверь смотрел моими глазами.

– Какой зверь? – сухо спросил воин.

– Неважно… Как ты оказался здесь, Видольд?

– Не услышать твои вопли было сложно. Их, должно быть, все услыхали. Да только кроме меня никто не посмел тебя остановить.

Элимер кивнул и тусклым голосом произнес:

– Я вернусь к себе. Лягу спать.

И поплелся в свои покои. До чего же еще способны довести его эти сны? Приснилось, будто Аданэй находился в его палатах. А потом он, кхан, по-прежнему видя сон, выбежал в коридор. Когда же это наконец закончится? И закончится ли?

Оказавшись в покоях, Элимер упал на кровать и моментально погрузился в забвение. До самого утра сны его больше не тревожили.

***

Шейра, почти не разбирая дороги, неслась темными коридорами замка. Где-то вдали она еще слышала яростные крики мужа, но скоро они отстали, и она сбавила темп. Из носа, изо рта хлестала кровь, которой она пыталась не дать пролиться на пол, чтобы не оставить следов. Но безуспешно. Лишь оказавшись в своих, не Элимера, комнатах, айсадка почувствовала себя в относительной безопасности и позволила себе разрыдаться. Элимер! Безумен! Безумен!

«Когда-нибудь он меня убьет, он меня убьет когда-нибудь, – вертелась мысль. – А если в следующий раз в Таарисе он увидит Аданэя?»

И дальше:

«Надо спасать. Себя и сына. Пока не поздно. Бежать. Прочь. Это уже не он, это не мой Элимер. Чудовище скоро подменит его. В этом случае лучше ему умереть, чем стать добычей зверя. Бежать! Прямо сейчас. Сейчас, пока не поздно».