Текст книги "Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Марина Аэзида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 49 страниц)

По-настоящему война докатилась до Малых Озер вместе с небольшим отрядом отерхейнских всадников, по какой-то причине отколовшейся от войска. Непонятно, каким образом и, главное, зачем их занесло в такую глушь, но они моровым поветрием пронеслись по их и соседним деревням. Забрали у крестьян последнее зерно и скотину, пожгли жалкие остатки посевов, изнасиловали добрую половину женщин и убили большую часть стариков и детей.

Пламя, сожрав посевы, перекинулось на соседние хибары. Крестьяне смогли унять пожар, но несколько семей остались без крыши над головой. Обездоленные, они переселились в опустевший трактир, где жил до сих пор один только Бреден со своим малолетним братом.

А самого Бредена ранили: ничего серьезного, меч всего лишь рассек его плечо, и юноша, стоило отерхейнским стервятникам покинуть деревню, дошел до местной знахарки на своих ногах. Однако Кайла все равно волновалась и, кроме всего, чувствовала себя виноватой. Ведь это ее спасал от бесчестья и смерти Бреден, когда его ранили. Без сомнения, вражеский воин добил бы его, но, к счастью, отвлекся на крики товарищей и тут же забыл о своем раненом противнике.

Кайла стояла у входа в дом знахарки и терпеливо ждала, когда Бреден с перевязанной раной появится в дверях. Но прошел час, два, вот уже забрезжили сумерки, а он все не показывался. Тогда Кайла не выдержала и заколотила в дверь. На стук выглянула сердитая старуха, тут же набросившись на девушку с криком:

– Чего барабанишь, оголтелая?! У меня там раненых пятеро, не до тебя! Домой иди, кыш отсюда!

– Бреден… – только и смогла пролепетать Кайла.

– Чего "Бреден"? Ранен он. Сказала тебе, кыш!

– Подожди, подожди, пожалуйста, тетушка Хайса, – девушка крепко вцепилась в рукав знахарки. – Что с ним? Ведь рана не опасная … кажется…

– Вот именно, что "кажется", – проворчала старуха, немного смягчившись, видя искреннее волнение Кайлы. – Не знаю, что с ним. Вроде простая рана, да нехорошая.

– Что с ним? – еще раз взмолилась девушка, но знахарка не стала ее слушать и, грубо оттолкнув, захлопнула дверь.

Кайла медленно сползла на землю и расплакалась.

III

– Великая Матерь злится на своих детей, – пробормотала Маллекша, тревожно вглядываясь во тьму за окном.

– Откуда такие мысли, жрица? – снисходительно поинтересовался Хаттейтин.

– А ты сам посмотри! Разве когда-нибудь была такая погода? Среди народа уже бродят нехорошие слухи…

– Подумаешь, погода им не нравится! Всякое бывает. Нам это, может, и на руку. Отерхейн пошел на нас по весне, они там рассчитывали, что путь дастся им легче. А не тут-то было. Теперь им придется бороться не только с нами, но и с непогодой.

– Не радуйся. В своих степях дикари привыкли к ветру. А вот мы – нет. Крестьяне ропщут, даже в войске не видно былого азарта, тебе ли этого не знать, военачальник? Поговаривают, что удача отвернулась от Илирина вместе с гибелью царской семьи. Даже наш рассказ о великой жертве не больно-то подействовал. И виной тому – погода. Люди решили, что Боги злятся.

– Не волнуйся раньше времени, Маллекша. Завтра я присоединяюсь к войску. Уж я найду, чем поднять их боевой дух.

– Мне бы твою уверенность… Элимер прошел через Эхаскию. Понимаешь – через земли нашего союзника?! И никто его не остановил! Никто!

– Ну и что? Главное, Иэхтрих с войском в это время находился здесь, а не на родине. Он повел себя достаточно умно, чтобы не спасать свое маленькое царство прямо сейчас, а сосредоточить силы на сокрушении врага здесь. Богатства и земли, которые он получит, когда мы повергнем Отерхейн, с легкостью возместят ущерб, нанесенный Элимером.

– Если повергнем.

– Откуда эти сомнения?

– Не знаю. Но мне очень не нравится эта непогода. Что-то здесь не так, этого не должно быть.

– Ох уж эти твои невнятные знамения, – отмахнулся военачальник.

– Хорошо, давай забудем о знаках, поговорим о реальности, – прошипела жрица. – Отерхейн уже прошелся по западным и южным окраинам, наши войска выбиты оттуда. Ты – военачальник – как ты можешь быть столь беспечен?

– Это всего лишь окраины: деревни, мелкие поселения. Ничем особенным он не завладел, только своих людей вымотал. Ни одной крепости так и не взял.

– А не ты ли мне говорил, что отерхейнцы и не пытались захватывать крепостями? Что кхан метит прямиком на Эртину.

– Пусть метит. Как приблизится еще чуть-чуть, мы его и встретим. Во всеоружии. И задавим числом. А окраины потом восстановим. За счет покоренного Отерхейна.

– Почему ты не послушал Адданэя, когда он говорил, что нам нужно как можно больше наемников? Почему после его предательства ты не продолжил вербовку? Царь, конечно, многое успел, но ты должен бы продолжить. Разве нет?

– Времени оставалось слишком мало. И вообще, женщина, занимайся своими обрядами и знаками, хорошо? А войну оставь мне.

– Так веди ей как следует! Не забывай, мы с тобой сейчас не просто жрица и военачальник, мы – наместники. О, Боги, как не хватает Нирраса!

– Ниррас был талантлив, без сомнения. Но его нет. И мы с тобой знаем, кто виновен в этом – слухами земля полнится.

– Увы. Старая змея ответила за это и многое другое, но нам это сейчас не поможет. К чему все это, если Отерхейн раздавит нас?

– Да с чего ты взяла?! – разозлился военачальник. – Мы находимся в выигрышном положении! Пусть кхан движется к центру, мы пропустим его, подманим поближе, а здесь возьмем голыми руками. Его войско к тому моменту уже истощится из-за долгих переходов и кровавых стычек.

– Надеюсь, Хаттейтин, надеюсь. Да помогут нам Матерь и воинственные сыны ее.

– Да помогут!

***

– Ханке побери этот ветер! – взвыл Батерхан, пытаясь отвернуться от бьющего прямо в лицо воздушного потока. – Даже у нас в степях, даже по осени, такого не бывает! Не иначе илиринские ведьмы чего наколдовали!

– Э, ты чего это, тысячник? Сказочек наслушался? Не повторяй бреда илиринской черни! В Отерхейне, доносят, то же самое с погодой делается, – осадил его Ирионг. – Какое еще колдовство, какие ведьмы?! Илиринцы сами от этого ветра стонут.

– Они хитрые, эти илиринцы. Может, притворяются. Так же, как с победами нашими. Подпускают нас ближе, ловушку какую-то готовят, видят Боги.

– Не считай себя умнее всех, – усмехнулся Ирионг. – Известна их ловушка. Решили пожертвовать деревнями и городками мелкими, чтобы разгромить нас, когда ближе подойдем. Да только поплатятся они за эту самоуверенность. Серые доносят, что в их войске едва ли не смута началась, как царь пропал. Умер, поговаривают. Дурное это дело – воевать, когда в стране переворот. Так что вовремя мы на них пошли, очень вовремя.

– А ты веришь, Ирионг, что Аданэй умер.

– Не произноси этого проклятого имени, – военачальник сплюнул, но ответил: – Кхан наш не верит в его смерть. Да и я в ней сомневаюсь, если честно. Да и хватит об этом. О деле надо думать. Мы скоро к Октане приблизимся. Крупный город – этакое перепутье. Очень удачно расположенный, важный оплот врага. Его надо взять. Приказ кхана.

– Штурм?

– Да. Город плохо защищен стенами – в основном, одни рвы. Но илиринцы оставили там немалые силы…

IV

Прошла неделя, но Бреден так и не вышел из дома знахарки. А Кайлу так и не пускали к нему, хотя девушка каждый день околачивалась у знакомой двери. Уже и мать на нее бранилась, что она домашние дела забросила, пару раз даже оплеух отвесила. Да только Кайла ничего не могла с собой поделать, и как только удавалось улизнуть, так сразу же мчалась к знахарской хижине. Вот и сегодня спряталась за забором и ждала, пока Хайса выйдет на улицу, чтобы снова наброситься на старуху с расспросами. Почти всегда они оканчивались ничем: знахарка гнала девушку со двора едва ли не метлой, но Кайла не отчаивалась. Ведь там Бреден! Бреден, которого ранили из-за нее, который, может быть, умирал из-за нее! Из-за того, что спасал Кайлу! Она себе никогда не сможет простить, если он погибнет!

Вот – скрипнула дверь! Вот – Хайса медленно вышла на улицу. Внимательно оглядела двор. Кайла уже готова была выскочить из своего укрытия и снова, снова, снова умолять старуху впустить ее внутрь, но та сама ее увидела и, вместо того, чтобы как обычно гнать, вдруг подманила ее крючковатым пальцем. Кайла нерешительно подошла.

– Так и знала, что ты здесь, – проскрипела старуха. – Иди. Назвавшая себя Бреденом хочет говорить с тобой наедине.

Кайла вскрикнула от радости и волнения, даже не обратив внимания на то, что знахарка сказала о Бредене в женском роде. Опасливо вступила она в дом, чуть потопталась у входа, ожидая, пока глаза ее привыкнут к чадящему полумраку.

– Кайла…– услышала она слабый зов из глубины хижины и тут же бросилась на голос.

– Бреден, милый Бреден! Как я боялась, как волновалась за тебя! – воскликнула она в слезах. – Что с тобой? Ты выздоровеешь, правда?

– Послушай…

– Обещай мне, что выживешь!

– Не могу… Не знаю. Хайса говорит, рана загноилась, зараза по телу пошла… Плохо мне…

– Бедный мой Бреден, – Кайла притронулась к его щеке и отдернула руку. – Да ты весь горишь!

– Да…

– Прости, прости меня! Это все я виновата! Я жизнь за тебя отдам, не умирай только!

– Правда отдашь? – странным голосом спросил Бреден.

– Да!

– Тогда обещай мне… клянись, что если я умру, выполнишь мою просьбу.

– Ты не умрешь!

– Клянись, что выполнишь. Времени мало.

– Хорошо, хорошо, хорошо! Клянусь! Но ты не умрешь! Я люблю тебя, ты не умрешь!

Ей показалось, или Бреден вздохнул с облегчением?

– Я верю. Возьми лучину… освети мое лицо.

Девушка послушалась.

– Что видишь? Кого видишь?– слабо спросил Бреден.

– Тебя! Только ты бледный, и глаза горят.

– Смотри лучше.

Кайла снова послушалась и наконец заметила странность, не связанную с болезнью. Волосы Бредена стали светлее у корней.

– Ты волосы красил? Зачем? Ты от кого-то прятался?

– Да. Но это не все.

– Я не понимаю.

– Я женщина! – хрипло выкрикнул он.

Кайла остолбенела и едва не отпрянула назад. Женщина?!

Она присмотрелась. До боли всмотрелась в дорогое ей лицо. Тонкие черты. Грудь, которая лихорадочно вздымалась под покрывалом. Женщина… У Бредена никогда не было усов или бороды. Он всегда казался почти по-девичьи красивым. Его голос звучал довольно высоко для мужчины. Но Кайла, как и многие, всегда относила это на счет его юности.

– А Ирейху это… – начала она задавать вопрос, уже предугадывая ответ.

– Да. Мой сын.

– Кто ты? – испуганно пролепетала Кайла, не в силах отойти от изумления.

– Я расскажу. Если твоя клятва еще в силах, если мой обман не разрушил ее.

Кайла помолчала, но спустя миг собралась с духом и ответила:

– Я не знаю, кто ты, я не знаю, зачем ты лгала, от кого пряталась. Но ты меня спасла. Кем бы ты ни была, ты спасла меня. Я сделаю все, что в моих силах.

– Спасибо, Кайла. Я попрошу об одном…– она запнулась.

– Да?

– Мой сын, мой Ирейху. Если… если я умру… И если закончится война… Ведь когда-нибудь она должна закончиться? Тогда, если кхан Отерхейна будет еще жив, найди способ… Пожалуйста, найди способ и отдай моего сына ему.

– Что?! – Кайла в ужасе отскочила назад. – Ты в своем уме? Как ты можешь поступать так со своим сыном? Отдать его врагу, этому зверю?! Он ведь и малых детишек не щадит!

– Он его отец.

Кайла обомлела и больше не выдавила ни слова, силясь осознать услышанное. А странная женщина продолжила:

– Я ошиблась. Не должна была уходить тогда… но я слишком испугалась. Теперь я умираю. И тогда у моего сына не будет матери… Но пусть у него останется хотя бы отец. Отдай ему наше дитя, умоляю!

– Кто ты? – еще раз спросила Кайла робким шепотом.

– Я Шейра-Сину, я кханне Отерхейна. Кханне, убитая собственными подданными. Но они не знали…

Кайла только мотала головой из стороны в сторону и бормотала тихо: "Нет, нет, не может быть".

– Я кханне твоих врагов… Но я не враг тебе и Илирину. И мой сын не враг вам – он просто дитя. Пожалуйста, помоги… Ты поклялась…

– Да! Да! Но я не знала, кому приношу клятву!

– Да… конечно… – слабо выдохнула Шейра, отворачиваясь в сторону и не в силах сдержать слез. Последняя ее надежда рассыпалась прахом. – Ты не знала… Я обманом взяла клятву. Пусть ты будешь свободна от нее…

Обе замолчали. Надолго. Но Кайла первая прервала молчание:

– Ты кханне моих врагов. Но если бы не я, ты бы сейчас не умирала. Ты спасла меня, тебе я обязана жизнью. И я… Я любила Бредена! Я постараюсь, обещаю. Не знаю, как я доберусь до этого твоего мужа, но я постараюсь. Клянусь.

– Спасибо тебе…

– Да…

– Не говори, что я тебе рассказала. Если узнают, заберут Ирейху и будут мучить моего кхана…

– Я не скажу…

***

Великая Кханне Отерхейна, айсадка Шейра-Сину, умерла спустя два дня, на закате. Ее похоронили, поставив простенькое надгробие без надписи. Ибо никто, кроме Кайлы, не знал, что следует написать на нем. Открылось, что под личиной юноши Бредена жила женщина, но никто не ведал, кем она являлась при жизни и почему прятала от всех истину. Никто не знал, кроме Кайлы. Но девушка никому не рассказала. А сына загадочной женщины, Ирейху-Ше, приютила у себя старая знахарка Хайса. Кайла знала – до тех пор, пока не закончится война.

А война продолжалась, с каждым днем становясь все кровопролитней и безнадежней.

«Мы прокляты! – ярились воины. – Как царь наш проклят!»

И даже тысячникам с военачальниками не удавалось заглушить этот ропот.

А ветра продолжали шуметь над Илирином Великим, с каждым днем становясь все яростнее и безжалостнее. Они сносили крыши домов, ломали деревья и вырывали их с корнем.

«Прокляты, мы все прокляты», – шептались старухи. И сейчас уже никто не находил в себе сил им перечить.

– Продолжение. Под песню ветра и твердь начнет плясать

– Подступают значит… – протянул Ианндор Седой, услышав донесение дозорных о передвижениях отерхейнской рати. – Что ж, возвращайтесь на пост и ждите распоряжений.

С этими словами он развернулся и отправился к Аххариту, которого недавно назначили их главнокомандующим – кайнисом. Безумие какое-то! Не видавший жизни, балованный юнец – и вдруг кайнис! Неужели Хаттейтин не мог удержаться, неужели так сильно ему захотелось осчастливить сына высокой должностью? Что это: несправедливость? Глупость? Скорее всего, и то, и другое.

И вот, теперь он, опытный тысячник, обязан подчиняться этому мальчишке, спрашивать его соизволения на любые действия. Зло скрипнув зубами, Ианндор чуть помедлил у дома, в котором разместился Аххарит, но деваться было некуда, а потому он рванул на себя дверь и вошел в помещение, которое встретило его спертым запахом вина, благовоний и мужского семени. Ну конечно! Чем еще мог заниматься этот ничтожный, кроме как не возлияниями и развратом! Еще больше распалив себя, Ианндор огрызнулся на прислугу и проследовал вглубь дома. Его абсолютно не волновало, в каком состоянии он застанет этого, с позволения сказать, кайниса!

– Ианндор, что-то случилось? – раздался ленивый, слегка осипший голос из погруженного в туман курений помещения.

– Да! – выпалил он, игнорируя ухмылявшуюся в объятиях Аххарита шлюху.

– Ну, так говори, – небрежный взмах холеных белых пальцев еще больше вывел Седого из себя. Ладно бы просто мальчишка, так ведь еще глупый и самоуверенный мальчишка.

– Отерхейнцы подступают к городу, – прорычал он.

– Чудесно! – рассеянно промурлыкал Аххарит, но что-то в нем все-таки изменилось: неуловимо, неприметно. Куда только делась расслабленная поза? Он как-то странно подобрался, глаза его заблестели, губы расползлись в недоброй полуулыбке, а рыжие волосы в свете камина и свечей и сами показались пламенем.

– Сколько их? – спросил он.

– Точное число неизвестно, – проворчал Ианндор. – Но не меньше трех тысяч. И двигаются они тремя отрядами.

– Кто их ведет?

– Ирионг. Это их военачальник.

– Я знаю, кто такой Ирионг, – отмахнулся Аххарит. – Как скоро будут здесь.

– Самое большее через двое суток.

– Понятно… – протянул кайнис и, чуть подумав, добавил: – Вот что: будем уходить.

– Что?! – Ианндор едва не задохнулся от возмущения.

– Уходить. Или ты плохо расслышал? – издевательски бросил проклятый юнец и собирался продолжить, но тут вмешалась шлюха:

– Милый, вы разгромите этих дикарей, я в тебя верю. Зачем уходить?

– Несомненно, дорогая, – ухмыльнулся тот, проведя камнем кольца по щеке женщины, и уже серьезно обратился к Ианндору: – Мы уйдем.

– Наместник приказал удержать город!

– Поэтому мы уйдем.

Ианндор даже не нашелся, что ответить, пораженный этой наглостью и глупостью. Аххарит же, воспользовавшись паузой, заговорил снова:

– А пока ступай и прикажи, чтобы всех свежих мертвецов – вчерашних или сегодняшних – свезли на главную площадь. Отправь кого-нибудь, пусть проедутся по дворам, а то, знаешь ли, эта человеческая сентиментальность – еще не захотят отдавать почивших родичей, – он гадко усмехнулся и, сопроводив слова раздраженным взмахом белых пальцев, произнес:

– Иди, выполняй!

– Зачем это?

– Твое дело не спрашивать, а слушать.

Ианндор ничего не ответил, лишь негодующе вздохнул и, резко развернувшись, вышел.

– Милый мой, – обратилась женщина к Аххариту, как только тысячник их покинул, – я тоже ничего не поняла. Зачем тебе мертвецы?

– Такая банальность, право! Привяжем к кольям, будто они живые. И оставим с ними пару сотен воинов. Это будет выглядеть, будто мы по-прежнему здесь, никуда не ушли. А уйдем ночью и попробуем пройти в тыл отерхейнцев. И ударить. Если повезет, если они не догадаются и не заметят нас раньше времени – неожиданность будет на нашей стороне. Враги не ожидают, что мы решимся дать им бой на открытой равнине.

– А почему ты не объяснил это… этому… как его… Ианндору?

– Если сам не понял – значит, дурак. Дуракам ни к чему доверять лишнее.

– Ха! А я? Я тоже не догадалась. Но мне ты рассказал.

– Ты женщина, Ора, тебе простительно, – растягивая слова, произнес Аххарит.

– А не боишься, что я, как болтливая женщина, не выдержу и расскажу о твоей задумке подружкам? А они еще кому-нибудь? Может, отерхейнцам? – она рассмеялась и добавила: – Шучу. Я рада, что ты мне доверяешь.

– С чего ты взяла, что доверяю? – усмехнулся кайнис.

– Ах, я поняла! – снова рассмеялась Ора. – Теперь ты меня свяжешь и запрешь где-нибудь, например, здесь! А сам будешь приходить и… – она, по-прежнему сидя на кровати, показательно завела руки за спину и проворковала: – Я готова.

Аххарит посмотрел ей в глаза, но спустя мгновение схватил клинок и вогнал его в живот женщины. Ора ахнула, глаза ее закатились, и она медленно повалилась на ложе, в котором только что царила любовь. Кровь растеклась по светлой простыне, и кайнис, брезгливо отодвинувшись, пробормотал:

– Так надежнее. Уж извини.

Город встретил Аххарита хмуро. А может, то говорило его похмелье. Подобравшись к площади, он увидел наваленные друг на друга трупы, которые пока еще не воняли. Однако скоро начнут. Что же, придется жителям и воинам ненадолго смириться с этим маленьким неудобством.

– Привязывайте их к кольям, выставляйте у рвов! – повелел кайнис, жмурясь от дневного света, и тут же обратился он к одному из сотников: – Тахир, прикажи своим, пусть наделают чучел из соломы, да оденут их по-нашему. И тоже – к кольям и рвам.

Убедившись, что сотник послушал приказа, он уже повернулся к занимающимся мертвецами воинам, когда ему в ноги бросилась какая-то женщина. Утопая в слезах, она голосила:

– Кайнис, пожалуйста, смилуйся. Это мой единственный сын, он еще совсем маленький! Был… А враги станут по нему стрелять… Я не выдержу! Я похоронить его хотела! Пожалуйста! Он – единственный! У меня никого больше нет!

– Какая жалость, – промолвил Аххарит и наклонился к женщине, приподнимая ее за плечи. – Сочувствую. Но Илирин важнее.

Впрочем, заметив неподдельное отчаяние в ее лице, он добавил, мило улыбнувшись:

– Надеюсь, прекрасная госпожа меня простит, – достаточно оказалось одного его взгляда, и люди быстро оттащили застонавшую от безысходности женщину.

– Проклятый! Проклятый! – хрипло вопила она.

Аххарит приложил руку к груди и вежливо поклонился.

***

Ночь проглотила равнину, а небо, затянутое тучами, делало ее еще темнее. Единственные источники света – костры в лагере и далекие их отблески возле Октане: дозорные илиринцев тоже не дремали.

– Утром двинемся на город, – промолвил Ирионг.

Батерхан вяло кивнул и плотнее закутался в плащ, чтобы спрятаться от ветра. Правда, это плохо помогало. Ирионг, заметив усталость тысячника, прикрикнул:

– Укладывайся спать! Такой ты мне не нужен. Выспись. И чтобы к утру пришел в себя! Давай!

Тот не заставил просить себя дважды и завернулся в раскинутую неподалеку шкуру. Ирионг же, невзирая на пронизывающий ветер, остался у костра: привычка, которой он научился у Видольда – телохранитель всегда утверждал, будто ночью да в одиночестве лучше думается. А Ирионгу нужно было очень хорошо поразмыслить и решить, как лучше взять город, силы защитников которого превосходили силы нападающих.

Утро для него наступило внезапно. Мало что изменилось в сумрачном небе – все так же клубились тучи, гонимые ветром, по-прежнему скрывалось солнце – разве что вокруг посерело. Военачальник продрал глаза, обнаружив, что так и заснул на земле, у костра, заботливо поддерживаемого дозорными.

Протрубив подъем, он наскоро привел в порядок оружие и доспехи. Пора! Пусть илиринцев в городе много, однако хорошие бойцы среди них редкость, а потому можно было считать, будто силы равны.

По его приказу воины выстроились в этельды и выступили в путь. Несколько часов – и на горизонте показался Октане, огороженный рвами, за которыми выстроились илиринцы. Значит, подготовились к вторжению. Что ж…

Ирионг уже собрался отдать приказ о наступлении, когда его внимание привлек голос одного из дозорных. Тот несся со стороны расположенных левее холмов:

– Враги позади! За холмами! Подступают!

Военачальник быстро спросил:

– Сколько? Далеко?

– Как нас. А скорее, больше. В двух часах верхом.

Ирионг тихо выругался. Сожри тьма этих илиринцев! Откуда они взялись? Как умудрились зажать его войско между двух сил? Те, у города, пока не предпринимали никаких действий, чего-то ждали. Должно быть, этих новых сил и ждали.

Военачальник, поразмыслив, решил оставить несколько разведывательных отрядов, чтобы продолжали наблюдать за защитниками Октане, а сам с войском выдвинулся навстречу нежданному противнику.

Еще немного – и отерхейнцы увидели илиринскую рать, и приготовились встретить ее в открытом бою.

Ощетинились копейщики и мечники. Полукругом выдвинулись вперед лучники, расположившись по краям войска.

– Попробуем закольцевать, – сказал Ирионг.

Повторять дважды не потребовалось. Строй-ловушку, который размыкался, проглатывая добычу, и снова смыкался, воины знали хорошо. Рискованный строй – ведь противник мог вырваться из окружения, – совершенно не подходил для битвы, например, с конниками диких племен, но илиринцы – другое дело. Они привыкли воевать стройными рядами, а потому и поймать их будет проще.

Аххарит отдал приказ наступления. И понеслись, держа копья наперевес, всадники, заклубилась пыль под копытами. Отерхейнцы же стояли неподвижно, только лучники посылали стрелы, раня коней и людей. Это показалось кайнису странным, ведь он знал, что враги перед основной схваткой предпочитали отправлять вперед несколько небольших конных отрядов, которые быстро атаковали и тут же рассыпались, изматывая противника и стараясь нарушить его строй – тактика, позаимствованная у дикарей. И лишь потом вступала в бой основная часть войска. А сейчас отерхейнцы стояли и ждали непонятно чего.

Но остановить своих людей он уже не успевал, да и не пытался: стопорить бешено несущуюся конницу чревато – ряды всадников могут столкнуться, смешаться, возникнет неразбериха, которой воспользуется враг.

Сначала их встретили стрелы и метательные копья – но это было предсказуемо и не остановило илиринцев. Скачка не продолжилась, и вот уже они врезались в строй врага.

Пыль, кровь, ржание коней, крики раненых – и все-таки они прорвали цепь отерхейнской конницы, и уже разразились было торжествующими криками, но тут что-то произошло: испугались и заметались лошади: падали, сталкивались, калеча друг друга и наездников.

Ловушка! Это была ловушка! Их окружили! Спасибо хладнокровию и быстрой реакции тысячников и сотников, у них даже в этом крошеве получилось преодолеть всеобщую панику и донести приказ Аххарита до всех: илиринцы образовали круг, который хоть и сжимался напирающими со всех сторон противниками, но позволял держать оборону. Только надолго ли их хватит? Умирали воины, все больше сужался круг, и скоро не останется другого выхода, кроме как умереть в этой схватке.

Взгляд кайниса вдруг натолкнулся на Ирионга – тот бился неподалеку от него, почти не защищенный телами других воинов. Видимо, в азарте боя утратил осторожность. Какая удача! Какая немыслимая удача! Возможность вырваться из окружения! Времени, да и возможности натравить на военачальника своих людей уже не оставалось, а значит, придется рискнуть собой. Но Илирин важнее его жизни. Он важнее любых жизней.

Больше не раздумывая, Аххарит вырвался за круг телохранителей – Ирионг занятый другими противниками, его не заметил. То, что надо! Кайнис размахнулся и, что было сил, обрушил на голову отерхейнца тяжелый топор, который продавил железный шлем, и оглушенный, раненый военачальник начал оползать с коня. Но Аххарит не позволил ему упасть, как не позволил своим людям добить его – вместо этого он умудрился перетащить Ирионга на свою лошадь и рванул под защиту телохранителей. И там уже перевел дух. Удивительно – на это действо ушло всего несколько мгновений, противники даже понять ничего не успели, но у Аххарита возникло ощущение, будто прошла целая жизнь.

А дальше все оказалось более-менее предсказуемо: подав противникам знак о переговорах, прикрываясь плененным военачальником, илиринцам удалось выйти из окружения. Вопреки опасениям кайниса, отерхейнцы, слава Богам, слишком высоко ценили Ирионга, чтобы рисковать его жизнью. Глупцы! Ни один человек не стоил благополучия целого государства. С другой стороны, отерхейнцы воевали не на своей земле, их городам, селениям и семьям пока ничего не угрожало, наверное, поэтому они и позволили себе проявить подобную недальновидность.

– Отходим к Нигне, Ианндор, – обратился кайнис к тысячнику.

Тот молча кивнул: это решение казалось ему верным – там, на реке, стояли корабли, которые пришли с моря еще до начала ураганных ветров, а теперь оказались в плену у этих ветров, вынужденные стоять на якоре, спустив паруса. Они ненадолго прикроют остатки отступающего войска.

Главное, Октане спасена, приказ Хаттейтина выполнен. Теперь-то отерхейнцы не сунутся в город, они станут преследовать Аххарита, чтобы попытаться либо отбить своего военачальника, либо договориться об обмене.

***

Остатки илиринского войска переправились через реку, часть воинов разместилась на стоящих здесь же кораблях, остальные – в поселении, названном по имени реки – Нигне. Отерхейнцы встали лагерем среди холмов неподалеку. Ситуация вырисовывалась интересная: всем оставалось только ждать – либо подкрепления, либо помощи небес. И обе стороны осознавали, что вынужденное перемирие не продлится долго. Если отерхейнцам не удастся освободить военачальника, они пожертвуют его жизнью, но навяжут илиринцам открытый бой. Однако этот бой может закончиться и победой последних, ведь сейчас, соединившись с морскими воителями, илиринцы смогли восполнить свои потери.

Аххарит окинул взглядом своих людей, с неудовольствием отмечая, что не хватает слишком многих. Но скоро лицо его разгладилось, и он вдруг как-то совсем по-мальчишечьи взъерошил волосы той самой холеной рукой, теперь покрытой пылью, кровью и ссадинами.

– Но город-то спасли! И военачальник их у нас! – воскликнул кайнис и рассмеялся.

А Ианндор, проворчав про себя: "Мальчишка!", вдруг уловил в своих мыслях что-то сродни отцовской гордости, и громко расхохотался в ответ.

***

Когда Ирионг очнулся, то обнаружил себя связанным. Он лежал на кровати посреди какого-то дома. Голова болела так сильно, что казалось, будто ее расплющило между молотом и наковальней. Один глаз полностью заплыл и ничего не видел, зато оглядевшись другим глазом, военачальник понял, что находится у илиринцев в плену. Какое бесчестье! И все из-за его самонадеянности! Ирионг знал: если за три дня воинам Отерхейна не удастся его спасти, то они кинутся на илиринцев, невзирая на угрозу его жизни. Так заведено. И это правильно. Если бы он только мог, то приказал бы и этих трех дней не выжидать. Кхан, может, извинит его за легкомысленность, проявленную на поле боя, но сам себя Ирионг не сможет простить никогда. Ведь из-за него пострадало войско, именно он невольно помешал произойти уже почти свершившейся победе в недавней схватке. И лучше ему сейчас умереть… Впрочем, илиринцы не позволят ему сделать и этого.

Дверь застонала, и глазу Ирионга предстал какой-то рыжеволосый воин. Кто он такой, плененный военачальник не знал. Впрочем, тот сам представился и, что удивительно, на языке Отерхейна.

– Кайнис Аххарит. Рад приветствовать доблестного Ирионга у себя в гостях.

Кайнис? Этот мальчишка? Вот так стыд! Его пленил зеленый юнец!

Тот уставился в ожидании ответа, но Ирионг предпочел промолчать, тогда рыжеволосый заговорил сам:

– Я развяжу тебя. Твою рану следует обработать. Потом мы с тобой выпьем вина и поговорим. Только глупостей не делай.

И вся эта фраза на языке Отерхейна! Военачальник не смог сдержать изумления:

– Ты говоришь на нашем наречии?

– Так же, как на наречии Сайхратхи, Ишмира, Эхаскии и многих других. Только зная язык, можно понять душу и культуру чужого народа.

– А был уверен, что илиринцы считают нас неотесанными варварами, не имеющими ни души, ни культуры, – усмехнулся Ирионг, как ему показалось, язвительно. Однако Аххарит отреагировал спокойно, только небрежно взмахнул рукой и обронил:

– Так считают глупцы. Но я не имею несчастья к ним относиться.

И тут же, подойдя к военачальнику, перерезал веревки, стягивающие его запястья.

– Давно мечтал познакомиться с тобой, – произнес кайнис. – С тобой и твоим кханом. Что ж, одно из моих желаний исполнено. Даже жаль, что мы с тобой по разные стороны, но так уж сложилось.

Чем дольше Ирионг слушал и смотрел на этого юношу, тем больше удивлялся. Впрочем, он был далек от мысли, что непонятная симпатия этого рыжего к нему, вражескому предводителю, как-то поможет вырваться из плена. Нет, такой не выпустит своей добычи.

***

Да, Аххарит увел противников от Октане, он захватил их главного военачальника, однако основные силы Илирина продолжали отступать все дальше и дальше к столице, неся огромные потери. Не сбылись надежды Хаттейтина на усталость вражеского войска и на противостоящие ему ветра. Словно злобная ярость кхана передалась и его людям, заставляя их убивать, жечь и калечить противника и не щадить мирных жителей.