Текст книги "Трудные дети (СИ)"
Автор книги: Людмила Молчанова
Соавторы: Татьяна Кара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 47 страниц)
Он все еще подозрительно оглядывался, теперь избегая меня и сосредотачиваясь, скорее, на окружающей обстановке.
– Все нормально?
– Как видишь, – непринужденно пожала плечами и размяла шею. – Ты бы разулся, что ли.
Мое замечание проигнорировали. Да ладно, больно надо. Все равно ему убирать. Хех, а еще меня манерам учит. Чурка.
– Звонили?
– Нет.
– Вообще?
– Я же сказала. Отвали уже.
Он кивнул, когда разговор стал таким, к какому мы привыкли. По крайней мере, я. С привычными вещами спокойнее.
– Ты ела?
Марат прошел в коридор, разделся и зашуршал пакетом. В животе у меня заурчало.
– Нет. Че принес?
Любопытство и голод потянули меня на кухню за Маратом.
– Что принес.
– Ну. Что принес? – исправилась я, не придавая значения замечанию.
– Икру.
Присвистнула. Никому не запретишь жить красиво.
– Какую?
– Красную, – он с любопытством на меня покосился, не прекращая разбирать сумки и хозяйничать. – А есть разница? Можно подумать, ты ела.
– Ела, – издевательски скривилась, корча мужику рожу. Иногда он меня выбешивал своим превосходством. – Представь себе.
Расспросы прекратились, а через полчаса мы с удовольствием ужинали. В еде я никогда не была прихотливой.
Стоит сказать, что теперь мне приходилось приспосабливаться жить одной без надзора Марата, к которому я привыкла. К надзору, в смысле. Но постепенно напряжение, с которым парень покидал квартиру, рассеивалось и пропадало, уступая место спокойствию. Привычные вещи.
Но, даже проводя много времени где-то, Марат не уменьшил наблюдение и контроль надо мной. Тонко подмечая все особенности и детали моего поведения.
– Почему ты ничего не ешь? – спросил как-то Марат, придя с универа поздно вечером. – Еда же есть.
– Я ем.
Марат не доставал, захватив меня в плен своих вопросов. Упертый, зараза.
– Ты всегда меня дожидаешься. Зачем?
– Не от большой любви. Отвали от меня.
Сегодня он оказался не в настроении, и терпеть меня был не намерен.
– Саша, – с угрозой протянул он.
– Слушай, че ты от меня хочешь? Мне, может, в туалет ходить по расписанию? Когда ты скажешь?
– Не ори на меня. Не доросла.
– Отъе***ь.
– Давно не получала? – с особым выражением глаз Марат вплотную приблизился и навис надо мной темной, тяжелой и обволакивающей тенью. Он был слишком. Весь из себя слишком, и иногда мне ко мне приходила кощунственная в своей правде мысль. Мне никогда не стать сильнее его. Не вырасти. Рядом с ним. – Я тебя нормально спросил. Что за очередные психи?
– Что ты ко мне пристал?! – я с ногами вскочила на диван, который даже не прогнулся от моего веса. – Лезешь, лезешь ко мне. Ты меня задрал со своей заботой, понятно? Это не делай, то не делай, туда не ходи! Не хочу я жрать, понятно теперь?! Не хо-чу!
– Прекрати орать! – рявкнул Марат, и от его крика-рыка содрогнулись стены.
– А ты прекрати ко мне лезть!
– Я о тебе забочусь, дура!
– А мне не нужна твоя забота! Ничья забота не нужна!
Он тяжело задышал, как разъяренный бык, пристально глядел мне в глаза, и становилось страшно, когда это дикий, свирепый взгляд был в десятке сантиметров от моего лица. А вкупе с той мощью и скрытой яростью, которыми Марат в полной мере обладал, это как дразнить голодного крокодила. Я в жизни не видела крокодила, только по телевизору недавно, но сейчас, застыв статуей самой себе, я вспомнила ту передачу. И крокодила, который беспощадно рвал и драл другое животное. А перед лицом разозленный Марат.
Наконец, он выругался себе под нос, больно обхватил меня за предплечье и сдернул с дивана. Я чуть носом вниз не упала, но Марат меня почти сразу же дернул на себя и понес к комнате. Едва ли не за шкибот, швырнув в проход как котенка. На пороге я споткнулась и бедром врезалась в прикроватную тумбочку.
Псих. К тому моменту, до ссоры, ненависть притупилась. Хотя интересно, почему говорят, что чувства притупляются? Неправда. Просто человек не может испытывать только одно чувство. Будь то ненависть или любовь. Или еще что-нибудь. Эмоции просто наслаиваются друг на друга. Как слоеный торт. Мне кажется, что так природой специально задумано. Чтобы человек сам не потонул в собственной эмоции, чтобы не разорвался под крышесносной похотью или адской ненавистью. Что же будет, если все станут моночувствующими? Мы будем психами, сдвинутыми по фазе.
Но это я сейчас так думаю. А тогда я, только успокоившаяся, вновь разозлилась, и моя ненависть, припорошенная чем-то еще, заботливо очистилась и снова всплыла на поверхность кожи, так что вздумай чурка в ту минуту сунуться в комнату, я бы его избила.
Когда перевалило за час ночи, Марат осторожно вошел в комнату, ступая как большой и тихий кот.
– Ты спишь?
Долго думала, отвечать или нет. Наконец, нелюбезно выплюнула:
– Нет.
– Пойдем есть. Пока ужин горячий.
– Не пойду.
Он скривился, как от боли, потер переносицу, а потом и глаза.
– Саш…
– Что еще?
– Пожалуйста, прекрати. Хотя бы не сегодня. Я устал, а тут еще ты со своими концертами. Просто пошли поедим, а потом будешь дуться.
Я отвернулась к стене и демонстративно накрылась одеялом с головой. Марат страдальчески вздохнул и, потоптавшись минуту, вышел, тем не менее, оставив дверь открытой. Курицу пожарил, изверг?
Лежать и дуться долго я не могла. Я была голодной, и физический дискомфорт волновал меня больше, нежели духовной. С выражением величайшего одолжения на лице я вползла на кухню. На столе уже стояла тарелка, наполненная до краев. Рядом лежала вилка. Типа, знал, что я приду? Ну-ну.
Чурка на меня не смотрел. И только когда я поставила тарелку в раковину, он меня остановил, перекрыв мне путь, и попросил, на этот раз без присущего ему высокомерию и вызова:
– Ты можешь брать в этом доме, что хочешь. В том числе и еду. Если ты поешь, если даже съешь все, что есть в холодильнике, я ничего тебе не скажу. Не считай это одолжением, подачкой или воровством. Это просто еда.
– Еще чего, – гордо задрав нос, я сделала независимый вид. Толкнула Марата в плечо, вынуждая отойти и пропустить меня. – Если бы хотела, я бы взяла что угодно. Не думай, что ты такой крутой. Я делаю, что хочу. Захотела бы – обшмонала тебе всю хату, оставив ни с чем. Дай пройти.
Он не спорил, пропустил и даже не пошел следом, чтобы закрыть комнату на замок. А я быстрее юркнула под одеяло и задумалась.
Все-таки беспризорники гордые. У таких как я, своя, больная и раненая гордость. Свой кодекс, своя честь, непонятная и непринимаемая обычным миром. Предательство, воровство, убийство, ненависть, любовь, верность – у нас все эти понятия есть. И даже куда более четкие и ясные, чем у добропорядочных людей, живущих обычной жизнью. Просто они другие, не всегда применимые к миру, где люди юлят между законами государства и насаждаемой морали. Нам проще. И чем старше мы становимся, тем проще становится.
Мое поведение было продиктовано той гордостью, которая напоминает вызов раненого зверя, порыкивающего на лекаря, пытающегося вылечить его. Я не хотела быть обязанной Марату. Не хотела без спроса брать у него что-то, внутренне приравнивая это к воровству. В моих действиях и мыслях тогда проскальзывали уличные законы, углы которых стерлись со временем. Но тогда мне казалось это предательством – взять что-то у него без него. Воровать у человека, помогающего тебе, победившего тебя – не есть хорошо. И почему-то я, дикая, нелюдимая и выросшая на улице, это четко осознавала.
Глава 5.
Оксана.
Стоило мне уехать на полгода, как наша жизнь внезапно изменилась. Причем самого этого изменения я не уловила. Так часто случается, когда происходит что-то важное. Ты никогда не знаешь, важное ли это событие в твоей жизни или нет. Об этом ты можешь рассуждать потом, позже, оглядываясь назад и как бы прикидывая, сколько в твоей жизни поменялось после какого-то поступка.
Тогда я просто приехала из Чехии, куда ездила учиться по обмену. Я была радостной, очень счастливой, истосковавшейся по родной стране и родным людям, которых долго не видела. Но меня волновали не все люди. Я жутко скучала по Марату. Я хотела его видеть, обнимать и целовать, зная, что после долгой разлуки поцелуи окажутся еще слаще, губы – еще прянее, а объятия – только крепче.
Он не смог вместе со мной поехать в Чехию. Хотя у него были все шансы. Он же лучший студент на своем курсе, пример для подражания, причем для многих. Очень многих. Марат всего добивался сам, и люди его за это уважали. Некоторые даже боялись, хотя лично я не могла понять, как можно его бояться.
Но съездить вместе у нас все равно не получилось. Мой папа мне все-таки немного помог, хотя я и без его помощи бы поехала. Папа мог помочь и Марату, но характер у него был не такой. В смысле, у папы. Хотя по сравнению с другими молодыми людьми, Марат у отца пользовался уважением, и папа очень часто прислушивался к мнению моего молодого человека. А вот с поездкой помогать не спешил. Из-за чего я безумно расстраивалась. Это же был такой шанс – полгода с Маратом наедине. Только он и я. Мы вместе, далеко от всего мира. И я не уверена, что будь мы с Маратом вместе в Чехии, я бы торопилась так оттуда уехать.
Но теперь я ехала в такси, подпрыгивая от нетерпения и выглядывая в окно, в надежде ухватить взглядом знакомый дом, подъезд. Я всей душой рвалась домой – не к родителям, а именно домой. К Марату.
Таксист помог мне выгрузить чемоданы, даже занес их на второй этаж, и, забрав деньги, легко выбежал на улицу. Я же кинулась на Марата, крепко обхватив его ногами за талию, а руками – за шею. Я была как голодная, дорвавшаяся в один момент до любимых яств. Марат тоже был рад и немного удивлен тем, что я приехала раньше срока. Но я не могла. Не могла больше в маленькой, красивой и такой одинокой Праге без него.
– Ксюша? – удивленно вскинул черные брови вразлет Марат и застыл в дверях. Я радостно кивнула, ослепительно улыбаясь, и влетела в теплые, большие объятия, в которых могла с легкостью затеряться. – Ты что здесь делаешь?
– Я приехала! Марат, как же я соскучилась!
Счастливо рассмеялась – звонко, так что мой переливающийся колокольчиками смех отскакивал от исписанных ругательствами и признаниями в любви стен. Не умела никогда прятать эмоции, особенно когда они сильны. Вот и сейчас еле сдерживалась, чтобы не начать прыгать от радости. Я дома. Наконец-то дома.
– Я так соскучилась, – я лихорадочно шептала, обхватывая слегка колючие щеки. Без меня даже побриться забывает. – Я дома!
Он гортанно рассмеялся, откинув голову и сверкнув белозубой улыбкой.
– Дома.
Я снова притягиваю его голову ближе, путаясь пальцами в отросших черных прядях. Мне мало его, мне хочется больше. И Марат это чувствует, он дает мне больше, сильно сжимая в объятиях, так что трещат кости. Я удивленно охнула и оторвалась от его губ, встречаясь взглядом с потемневшими серыми глазами, которые смотрели на меня со знакомой заботой, нежностью и присущим только им выражением вызова всему миру.
– Ты собралась прямо на лестнице? – дернув кадыком, поинтересовался парень, кивая на лестничную клетку позади нее. – В принципе, я не против, а очень даже за…
В его голосе столько решимости и обещания, что зная Марата, я понимаю – он действительно не против. А очень даже за. Его “за” я ощущаю, внутренне сжимаясь от желания. И только потом до меня доходит смысл его слов! Господи, мы же на лестнице! Тут соседи, дети ходят. А входная дверь по-прежнему нараспашку, чемоданы перегородили проход, а мы…
Я ласточкой спрыгиваю с его рук, влетаю в квартиру и прислоняюсь лбом к стене, пытаясь скрыть смущенный, густой румянец. Марату нравилось мое смущение, он всегда наблюдал за мной в такие моменты со скрытой, прячущейся в уголках губ улыбкой. А от его внимания я краснела еще больше.
Кошмар! Что я делаю?! А ведь из нас двоих именно Марат любит раздвигать границы дозволенного, играть с ними, правда, никогда их не переступая. Ему нравилось смущать меня, но он всегда вовремя останавливался. А я сама…почти что на глазах у всех…
Марат мягко рассмеялся моему стыду и, проходя мимо, скользнул широкой ладонью по бедру, приподняв подол свободного платья.
– Я подарки привезла.
– Это все подарки? – слегка удивленно уточнил парень.
– Нет. Я прямо с аэропорта к тебе приехала.
– Домой не заезжала?
– Нет.
Он понятливо кивнул и с легкостью внес несколько чемоданов в тесную прихожую, заставив меня потесниться.
Я сбросила легкие босоножки, потянулась, разминая шею, и пошла мыть руки. Даже усталость отошла на второй план, уступая место счастью и радости.
Мы познакомились два с половиной года назад. Я тогда только поступала, а Марат уже учился. Первый раз я увидела его на перваке, окруженного толпой друзей и девушек. С друзьями он был раскован, весел и видно было, что он свой в доску. С девушками же держался вежливо, каждой улыбаясь и к каждой прислушиваясь, но, тем не менее, держа их на расстоянии и никого не выделяя. Меня тогда это больше всего поразило. Обычно, если молодые люди пользуются успехом у противоположного пола, то пользуются на всю катушку, позволяя себе мыслимое и немыслимое. Именно это мне врезалось в память, и только потом я обратила внимание на внешность, когда уже Марат оказался рядом со мной.
– Привет, – я опустила глаза вниз и затеребила подол длинной кофты, которую привезли мне родители из Франции. Мне казалось глупым стоять рядом и молчать. – Я Оксана.
– Марат, – он протянул мне руку и со всей серьезностью пожал. Но ладошку мою не выпустил, как будто забыл о ней. Сжимал в своей смуглой руке, на фоне которой моя казалась почти болезненно-бледной, и рассматривал. Наконец, медленно поднес к губам и скользнул по нежной коже, заставив меня шокированно замереть и растерянно хлопать глазами. – Очень приятно.
Я только открывала и закрывала рот, не в силах выдавить ни слова. Мы были в лесу, на поляне, рядом с нами куча народу, слева доносится аромат шашлыков. А он целует мне руку. Как настоящей леди.
Он меня смутил и прекрасно это понял. Отпустил мою безвольно повисшую лапку, еще раз улыбнулся и отошел, за что я ему была бесконечно благодарна в ту минуту.
Позднее я успокоилась и попробовала рассуждать здраво. Но стоило мне вспомнить, как его губы осторожно скользнули по руке, а потом слегка втянули нежную кожу, становилось душно и нехорошо. Я не знала, что с этими ощущениями делать. А Марат мелькал на горизонте все чаще.
Тогда я начала присматриваться к нему. Черноволосый, с иссиня-черными блестящими волосами, кончики которых касались щек. Часто щетинистый, как будто забывал побриться, но это добавляло ему определенного шарма и красоты, совершенно не портя. Острые, резко очерченные черты лица становились еще четче, словно вырезанные из грубого камня. Хищный профиль, явно не русский. Но тем не менее, Марат меня привлекал именно несоответствием внутреннего и внешнего.
Внешне он был донжуаном, во всяком случае, походил на такой тип мужчин. Роковой, от которых голову теряют. А внутренне он постоянно держался с достоинством, очень избирательно относясь к контактам. Будучи популярным в университете, он не имел репутации бабника и не слыл веселым шалопаем, который ничего не делает, но которому, тем не менее, все удается. Марат производил впечатление не по годам взрослого молодого человека, ответственного, решительного и надежного.
Я не любила хулиганов. Хотя все считали меня хорошей девочкой, тяги к плохим мальчикам у меня не наблюдалось. Я была хорошей девочкой, но еще и с головой на плечах.
Чем больше мы с Маратом сталкивались, тем больше я им очаровывалась, подмечая жесты, привычки и вкусы. Как-то раз получилось, что у нас образовалось общее окно, и мы с ним столкнулись в читальном зале. Именно тогда в первый раз Марат позвал меня на прогулку, и я пошла, хотя обычно с недоверием относилась к такого рода предложениям.
Вначале я жутко робела, и в голове крутилась только одна мысль – зачем это все Марату? Рядом с ним крутится множество девушек – более красивых, более уверенных и раскованных. Я не была дурнушкой, я была симпатичной, по-милому симпатичной, но этого мало. Что его могло во мне заинтересовать? Что во мне такого, что привлекло его? Я не знала.
Но Марат мою неуверенность в себе и скованность без усилий разбивал, вовлекая в интересные беседы, разговаривая меня и заставляя держаться свободней. Он был интересным собеседником, и даже шутки у него никогда не отдавали пошлостью. Ни разу он не перешел ту грань.
– Ты родился в Москве? – я попробовала узнать о нем побольше. И вначале вполне была готова встретить отпор и сопротивление, но Марат рассказывал о себе спокойно.
– Нет. Я далеко родился. Здесь у меня бабушка осталась. Дедушка умер, а бабушка одна. А я единственный внук.
Какой еще человек приедет в совершенно другой город, далеко-далеко, чтобы заботиться о бабушке? А с Антониной Семеновной я потом встретилась. И если до встречи с ней у меня мелькала мысль о том, что Марат может быть корыстным внучком, только и ждущим, пока бабуля отправится на тот свет, после встречи с ней мне стало стыдно и неприятно от собственных мыслей.
– Ну что, убедилась, что я не за деньгами сюда приехал? – с мягкой полуулыбкой спросил меня Марат после того как мы вышли из маленькой квартирки. У меня даже уши заалели. – Не волнуйся, Ксюш, это нормально.
– Прости, Марат, – искренне извинилась я, не зная, куда девать глаза и руки.
– Все в порядке.
После того случая сомневаться в Марате не приходилось. Наши отношения взметнулись на новый виток, более доверительный и близкий. Хотя парень меня ни в чем не подгонял и давал мне время.
Я познакомила его с родителями. Конечно, не сразу, примерно через год, после того как мы начали встречаться. И жутко боялась. Марат был вторым парнем, которого я знакомила с папой и мамой. К тому же папа, не отличавшейся тактичностью, мог сказануть что-нибудь такое, отчего мне будет потом тяжело смотреть в глаза. Я волновалась. А Марат – ни капли.
– Все будет хорошо, – уверял он меня, согревая голые плечи. Через секунду я оказалась закутанной в черный пиджак. Стало теплее. – В грязь лицом я не ударю.
Я покраснела.
– Зачем ты так? Не в этом же дело!
– А в чем?
– Ты просто папу моего не знаешь. Он как скажет что-нибудь…он просто может, не подумав…
– Я же сказал, что все будет отлично, – когда он говорил таким тоном, невозможно было не верить. Почти физически. Марат умел своей уверенностью заражать других людей, даже такую трусиху как я. – Да. Да, я верю.
Первая их встреча прошла не идеально, но лучше, чем я могла предположить в худшем случае. Папа у меня был послом, человеком, наделенным авторитетом, поэтому всех людей оценивал по-своему, по каким-то своим критериям.
– Вы татарин? – бесцеремонно поинтересовался папа в первую минуту знакомства, заставив меня судорожно сжать стальное предплечье Марата.
– Нет. Чеченец. Наполовину.
– А на вторую половину татарин?
– Русский, – ничем не выдавая своего неудобства или волнения – если они вообще были – Марат вежливо и отстраненно улыбнулся моему отцу. – С маминой стороны.
– Вы мусульманин?
– Гоша, – даже мама не выдержала папиной бесцеремонности и дернула мужа за рукав пиджака. – Мы же за столом.
– Так самое время спросить. У них же есть ограничения в еде. Вдруг, ему твое мясо нельзя.
– Нет, я не мусульманин, – Марат отрезал кусок и отправил в рот. – И даже не христианин. Скорее, атеист.
Папа заинтересованно вскинул голову.
– А разве вас не должны были воспитывать в вере?
– У меня была семья с разносторонними интересами и свободными взглядами. С обеих сторон. Так что мне была предоставлена полная свобода, – отчеканил парень, промокнув рот салфеткой. – Светлана Сергеевна, вы чудесно готовите. Очень вкусно.
Мама мило зарделась. Да и я сама, сидя рядом с Маратом, попадала под его очарование. Я уже попала. Правда, сейчас мне выпала возможность наблюдать за ним со стороны.
Мы отужинали, потом папа повел Марата на балкон. Курить. За те двадцать минут я вся издергалась, и даже мама не могла меня успокоить.
– Приятный молодой человек, – отведя ее в сторону, в ухо проговорила мама. – Очень интеллигентный. А он точно без всяких этих…Чадру на тебя не оденет?
– Мама! – с укоризной вскинула я глаза.
– Что? Ты наша единственная дочь, и мы о тебе волнуемся. Вдруг, он перед нами только такой хороший.
– Он всегда хороший, мам. Мы с ним уже год вместе.
– И ты только сейчас мне об этом говоришь. Молодец, дочка, – поджав губы, закивала мама. – Добрый ребенок.
– Ну мам! Ты же видишь, какой у нас папа.
– Ладно, ладно. Извинения приняты.
К этому моменту с балкона вышел Марат с отцом. Оба вроде бы довольные, спокойные. Значит, все прошло хорошо. Марат проверку прошел и с честью выдержал. Хотя и по сей день папа любил ворчать на Марата, не из-за злости, а просто так, как ворчит любящий отец на избранника дочери, по определению недостойного его маленькой красавицы.
– Вот видишь, – парень ласково поцеловал меня в лоб, смахнув русую прядь. – А ты боялась.
– Я не боялась, я волновалась. За тебя.
– Я уже большой мальчик, – сдерживая улыбку, рассказал он страшную тайну. – За меня не надо волноваться.
– За всех надо волноваться. Даже за больших мальчиков. Тем более, я тебя люблю.
– Я тоже.
Не верилось даже, что с того момента прошло почти два года. Два года вместе, не разлей вода. Чем больше я была с Маратом рядом, тем больше влюблялась. Любила. Да, уже любила.
Оставив воспоминания, я закрыла кран, тщательно вытерла руки и направилась в зал. Но увиденное заставило меня замереть посередине комнаты.
На диване, в самом дальнем углу сидел ребенок. Лет десяти-двенадцати на вид, сказать сложно. Я его не сразу даже заметила. Мальчик сидел тихо, не шевелясь, застыв памятником самому себе, и только немигающе смотрел на меня. Абсолютно черными глазами. Возможно, он и выглядел маленьким, но взгляд был какой-то страшный, пробирающий до костей и заставляющий холодеть кровь. Так не смотрят дети десяти лет. Так не смотрят вообще люди.
Я застыла в нелепой позе, боясь шевельнуться. Сама не знаю, почему, но боялась. И не сказать, чтобы от ребенка исходила ненависть, мальчик казался наоборот, замороженно-равнодушным. Но, возможно, именно это и пугало. Даже на руках у меня приподнялись тонкие волоски.
Я могла бы что-нибудь сказать, но слов не находилось. Что говорить? Как? Кому? Откуда этот ребенок? Эти вопросы пролетали в моей голове с бешеной скоростью, а глаза жадно ощупывали болезненно-худое тело ребенка. Мальчишка был одет в одежду Марата, в свитер, который я когда-то ему подарила. Тяжелый свитер крупной вязки закрывал ребенка до колен, дальше висели черные спортивные штаны. Из-под закатанных рукавов выглядывали тонкие запястье, какие-то слишком костлявые. Мальчик сам весь был угловатый, резкий, сплошные острые углы. Острый нос, остренький подбородок, скулы, обтянутые кожей, и только огромные черные глаза, как два омута, выделяющиеся на бескровном лице.
В комнату вошел Марат, и мне стало даже как-то дышать легче. Он почувствовал, – как всегда – понял, что мне нужна поддержка, и встал позади меня, обхватывая за талию и заставляя облокачиваться на него. Я с радостью подчинилась.
– Это Саша, – представил ребенка Марат, успокаивающе поглаживая меня по слегка дрожащему животу. – Саша, это Оксана.
Ребенок промолчал, только сейчас в его черных, матовых глазах блеснула искра интереса и, возможно, насмешки. Но он все равно молча сидел и поедал меня глазами.
Я почувствовала, как позади меня напрягся Марат. Не знаю, что он сделал, но ребенок злобно сузил глаза, рот скривился в недоброй усмешке, раскалывая лицо на две части, и неохотно выдавил:
– Понятно.
– Ксюша моя девушка, – со значением продолжил Марат. – И к ней надо относиться так же, как и ко мне. Это ясно?
– Да.
Его разговор с мальчиком напоминал какие-то команды. Такие же, какие дают диким животным, когда дрессируют. У меня было чувство, что если ребенка не сдерживать, он вполне может кинуться. Зачем Марат его привел сюда?
– Я буду на кухне. А ты пока сидишь здесь. Поняла?
Это девочка?! Я с суеверным ужасом скользнула взглядом по ней еще раз. По темному ежику волос, по скулам, стараясь избегать глаз. Бог мой. Что она здесь делает? Откуда она взялась?
– Поняла. Не ссы.
Марат за моей спиной явственно скрипнул зубами, но промолчал. Обхватил меня за плечи и почти донес на кухню, плотно прикрыв за нами дверь. Только здесь я смогла расслабленно выдохнуть.
– Господи, кто это?! – взвилась я, непонятно от чего дрожа.
Парень устало потер лицо, прикрывая глаза ладонью.
– Это Саша.
– Саша? Ты где ее взял? Ты ее вообще видел?
– И не раз, – невесело усмехнулся Марат. – Она здесь не один месяц уже.
Что еще случилось за те полгода, пока меня не было? Я села, вцепившись двумя руками в табуретку, и приготовилась слушать.
Я слушала и не могла представить то, о чем спокойно рассказывал Марат. Он делал чай и спокойно рассказывал, как эта девочка своровала у него вещи, как он ее поймал и притащил домой. Зачем? Хотя после этого мысленного вопроса передо мной как видение вставала эта девочка. Саша. И я смутно понимала, что Марат не мог ее оставить там, бессознательную и вот такую…прозрачную.
– Не отдавай ее в милицию, – попросила я.
Марат дико вылупился.
– И не собирался. Я ей пообещал, что в милицию не сдам.
– А детдом? Она из детдома?
– Вообще не из Москвы, как я понял, – передо мной поставили чашку с чаем и блюдце с печеньем. – А если и была в детдоме, то очень давно и мне ничего не рассказала.
– А как ее зовут? Что-нибудь еще известно? – не унималась я.
Этот ребенок дикий. И хотя у меня сердце кровью обливается, стоит вспомнить матовые черные глаза, лишенные эмоций, в первую очередь нужно думать о Марате. Эта девочка…неизвестно, как она росла, где, с кем. Она может быть больной, бешеной, наркоманкой…Я не знаю. Я не сталкивалась с такими детьми. Но кто может гарантировать, что она не причинит вред Марату?
– Ее зовут Саша. И как она сказала, ей четырнадцать.
– А остальное?..
– Ничего, – отрицательно качнул головой парень. – Только это.
Не густо, прямо скажем. Но эта Саша не выглядит на четырнадцать.
– Что ты с ней будешь делать?
Он помрачнел и насупился.
– О чем ты? Я не могу ее на улицу вышвырнуть. Ты же видела.
– А если ее в детдом определить? У нас же есть в Москве детдомы. Хорошие. Пойми, Марат, – я удержала его руку в своей, – я за тебя боюсь. А что если она на тебя кинется? Нападет?
– Не нападет.
– Откуда ты знаешь?
– Я с ней живу четыре месяца. И как видишь, пока жив.
Он смеется, а это все серьезно. И даже очень. Это ребенок. Дикий, нелюдимый. Несчастный. В конце концов, она человек, а не зверь.
– Она все время дома сидит?
– Да.
– А твоя учеба?
– Она сидит дома одна.
– И не убегает? – мне не верилось, что она по доброй воле остается здесь. И терпеливо дожидается Марата, к тому же. Парень кивнул. – Не знаю. Я все равно боюсь.
– Она тебя не тронет.
Я почти рассмеялась.
– Ты говоришь о ней, как о животном.
Марат отвернулся, избегая немого вопроса. Что ж…
– Ты оставишь ее у себя? – он кивнул. – И не передумаешь?
– Нет.
– А если она наркоманка?
– Руки чистые.
– Ты проверил?
– С самого начала.
Я только приехала, а уже устала. Не так я представляла себе приезд на родину. Но в одном я с Маратом сходилась – ее нельзя выкидывать на улицу. У меня не поднимется рука ее выгнать. Только если она убежит сама…
– Почему она такая худая? – снова задала я вопрос. Выглядела девочка, действительно, не важно. – Ты ее кормишь?
Марат недовольно дернул бровью.
– Конечно. Она не поправляется.
– К врачу ей надо, – вздохнула я. – К нормально врачу, который ее обследует. Неизвестно, что она нахватала на улице и в каком состоянии у нее организм.
– Документы, Ксюш. У нее нет документов. Нас не примут ни в одной поликлинике.
– У отца была знакомая. Заведующая в диагностическом центре. Я его попрошу. Он договориться.
Марат был расслабленным. Усталым, но расслабленным. А сейчас неуловимо изменился. Где-то под ним как будто всколыхнулось что-то, мелькнуло такое странное. Таким он бывал редко, как будто находился где-то далеко. Передо мной словно вставал другой Марат, бескомпромиссно-решительный. И спорить с ним в такие моменты было самому себе дороже.
– Не говори о ней никому. И родителям тоже.
Не вопрос, и даже не просьба. По тону напоминает приказ. Хотя Марат тут же преподносит слабую улыбку, которая смягчает впечатление.
– Ладно. А что мне ему сказать по поводу врача?
– Скажи, что у тебя подруге нужно показаться. Срочно.
– Ты думаешь, пройдет? – скептически хмыкнула я. Папа сразу заметит, если я начну юлить.
– Пройдет.
Ладно, так и поступим. Я еще раз нерешительно посмотрела на дверь, за которой скрывалась эта девочка. Мне было страшно выходить к ней одной, снова смотреть на неподвижную фигуру и немигающий взгляд. И чувствовать ее пристальное внимание на себе.
Марат подошел ко мне, заставил подняться и бережно обнял, закрывая широкой спиной от всего мира. С ним я была в безопасности, неважно, какая опасность стояла на пути.
– Не бойся, Ксюш, – он отбросил мои длинные пряди за спину и заботливо поцеловал в нос, щеки, лоб. Та нежность, с которой он ко мне относился…Зная, что рядом со мной всегда будет Марат, я могла перестать бояться. И эта неподвижная девочка казалась теперь не такой уж страшной, как пару минут назад. – Все хорошо.
– Будь рядом, – взмолилась я.
– Буду.
Мы вместе вышли в зал – Марат позади меня. Я сразу закопошилась в сумках, краем глаза наблюдая за девочкой. С того момента как мы ушли, она не пошевелилась. Поза та же, что и двадцать минут назад. За моими движениями она не следила, но мне казалось, что она держит меня на поводке своего внимания. По коже прошел холодок, руки у меня слегка подрагивали, а пакеты посыпались из рук. Что эта Саша добивается? Почему она так себя ведет?
– Давай помогу, – парень забрал шуршащие пакеты из моих ослабевших рук, отложил их в сторону и переставил чемоданы и сумки так, чтобы мне было удобнее. – Что сделать?
– Вот, – я показала на красный и синий чемоданы, – здесь подарки. Тебе, Антонине Семеновне…Сам разберешь?
– Конечно, – заверил Марат, убирая вещи в сторону. – Ты домой?
Нервно дотронулась до волос и облизнула губы. Я хотела остаться сегодня с Маратом. И всю неделю, которую должна была прожить в Чехии, провести с ним. Но обстоятельства всегда сильнее. Тогда я не знала, что все только начинается. Что перемены будут дальше, а сейчас – только цветочки.
Я хотела остаться с Маратом, но не могла. Я боялась эту маленькую бледную девочку, а сам Марат…После долгой разлуки особенно сильно бросалась в глаза его усталость. Как он мог столько времени жить с ней в одном помещении? Сколько? Четыре месяца? Я здесь полчаса, и у меня уже все мышцы свело от дичайшего напряжения. Такое ощущение, что все тело звенело, готовясь принять атаку. А тут четыре месяца…Конечно, он устал.
