Текст книги "Трудные дети (СИ)"
Автор книги: Людмила Молчанова
Соавторы: Татьяна Кара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 47 страниц)
– Нашла бы работу, – неприязненно поджав губы, в очередной раз бормотала я. – Тебе жрать нечего, ты у нас подъедаешься. Да еще всё спускаешь на карандаши.
– Не волнуйся, Саш, – одарив меня кроткой улыбкой, Рита продолжила легкими штрихами порхать по бумаге. – Я обязательно найду что-нибудь.
Не удержавшись, я пренебрежительно фыркнула.
– Вот еще! Я за тебя не волнуюсь, просто ты меня объедаешь. И мне это не нравится.
– Прости. Я больше не буду.
– Ты жалкая.
Она мягким взглядом посмотрела на меня, а затем потянулась за испачканной тряпочкой, чтобы вытереть перемазанные пальцы.
– Наверное.
– Фу.
С ней невозможно было спорить. Вся мирская суета для Риты носила досаждающий и неизбежный характер. Она ее не любила, не обращала на нее внимания, и наверное, не будь рядом нас, девушка подохла бы от голода. Зато в обнимку с очередной картиной.
В конце марта Антон быстро упаковал свои нехитрые пожитки и съехал, холодно с нами попрощавшись. Тем самым парень дал понять, чтобы мы – читай я – не лезли в его дела и ни о чем не спрашивали. Конечно, меня интересовало, что именно он сделал и как, но не пытать же его. Рита на прощанье парня обняла, мы посидели “на дорожку”, и эту целую бесконечную минуту я страдальчески вздыхала, а потом Тоха ушел, только его и видели.
– Очень жаль, что с таким хорошим человеком случилось так много плохого, – расстроенно сказала Рита поздно вечером, когда мы остались одни. Девушка переехала на бывшую Тохину кровать, и сейчас, скрестив ноги в лодыжках и устроив на коленях плотный лист бумаги, что-то рисовала, изредка поглядывая в мою сторону. Я же, сидя в точно такой же позе, только полубоком к ней, натачивала нож, чем занималась каждый вечер перед сном. – Правда, Саш?
– Правда, – рассеянно согласилась, не вслушиваясь в мягкий рокот ее слов. – А что с ним случилось?
– Он не рассказывал?
– Нет.
Рита набрала полную грудь воздуха, ее большие глаза лихорадочно заблестели, что являлось негласным предвестником мыльной оперы в не очень кратком пересказе.
– В двух словах, – я осадила ее восторг.
Девушка выдохнула и снова склонилась над листом бумаги.
– Если в двух, то его жена ушла к его родному старшему брату, а их мать встала на сторону последнего, потому что всегда любила Антона меньше.
– Знаешь, Рита, – глубокомысленным тоном поведала я открывшийся мне факт, – если о таких “плохих” вещах рассказывать вот так, то они выглядят как краткое содержание к какой-нибудь мыльной опере и не вызывают должного трагизма или сочувствия. Хм, надо запомнить.
– Что запомнить? – наивно хлопнула глазами девушка.
– Забей. Рисуй вон свои каракули и не отвлекай меня.
– А что у тебя за татуировки на спине? – Рита решила полюбопытствовать и хоть как-то заполнить тишину. – Волк и ящерка.
– Змея, – хмуро поправила ее.
– Хорошо, змея. Откуда они?
– Откуда татуировки берутся?
– Что ты рычишь? Я просто спросила.
– А я просто ответила, – назойливая трескотня соседки меня отвлекла, сбила с нужных мыслей, поэтому, при очередном вращении ножа, я слегка процарапала палец. Его тут же защипало, и я поспешила зализать ранку. – Вот бл*дь, предупреждала тебя, не лезь под руку! Что ты лезла?!
Наверное, раскричалась я действительно громко, потому что за дверью послышались тяжелые шаги, а затем Лёня, по всей видимости, громко забарабанила в дверь.
– Вы че орете, бл*? Дайте поспать людям. Сами ни хрена не делают, а они…
Ее ворчание постепенно становилось все тише, а потом и вовсе затихло, стоило ей вернуться в свою комнату. Я перевела дух и отложила нож в сторону, по-прежнему посасывая палец. Царапина оказалась достаточно глубокой.
– Будь любезна оставить свои расспросы. Меня они раздражают. Я же не интересуюсь, как ты живешь и почему приехала сюда. Вот и ты ко мне в душу не лезь. Ненавижу такое.
– А что мне скрывать? – она равнодушно пожала плечами и почесала нос, оставив на нем черное пятно. – У меня есть мама и отчим. Оба пьют, примерно как Леонида. У меня есть мольберт и мои рисунки. И всю жизнь меня называют странной и сумасшедшей.
– С последним я согласна. Одного понять не могу. Нахрена было переезжать из одного – заметь, своего! – свинарника в другой? Чем здесь лучше?
– Тем, что здесь меня никто не бьет.
После ее слов я только уверилась в том факте, что она психически нездорова. Рита не буйная, конечно, наоборот, всегда блаженная, с улыбкой и добрым взглядом. По крайней мере, теперь ее поведению находилось рациональное и понятное для меня объяснение. Если с детства колошматить ребенка в четыре руки, вряд ли он вырастит гением. Не знаю, чего хотела добиться девушка своим рассказом, но я ее ни капли не жалела. Я вообще никого не жалела и не собиралась этого делать.
Весна была в самом разгаре. До ее наступления я роптала и ругалась на зиму. Вообще зиму любят только поэты, мечтатели и богачи. Человек, оказавшийся на улице в пик морозов и холодов, будет неспособен смотреть на белый покров без злости и досады. Во всяком случае, у меня не получалось. И весну я ждала с нетерпением, предвкушая, как наконец-то буду засыпать и просыпаться в относительном тепле и прекращу мерзнуть. Прекратила.
Но после малейшего потепления дырявая крыша жутко потекла, а так как квартира находилась на пятом этаже, да вдобавок ко всему наша комната была внешней, то мы буквально плавали. Бетонные стены отсырели, в комнате устоялся тяжелый и терпкий запах, все промокало, а однажды натекло так, что мы оказались затоплены по самую щиколотку. От Ритки толку никакого – она свои картины только спасала. Мне же оставались мирские блага.
У меня ничего не получалось. В этом треклятом провонявшем доме я чувствовала себя как муравей, пытающийся выбраться из трехлитровой стеклянной банки. Я работала, я пахала как лошадь, почти забыв, что такое отдых и сон. В шашлычной я стала проводить времени больше, чем даже сам Рафик, притом, что мне не удавалось ни минуты посидеть. При всем при этом я не сдвигалась с мертвой точки, иногда казалось, что я только скатываюсь еще ниже. От таких мыслей во мне просыпался страх, и приходилось в очередной раз стискивать зубы и идти вперед, топчась при этом на одном месте. Я скатывалась по гладкому стеклу как букашка. Не за кого и не за что было зацепиться, оставалось только дно.
Пришлось устроиться еще на одну работу – в ночное кафе на выезде из Москвы. Там приходилось обслуживать водителей, дальнобойщиком и просто людей, которые остановились отдохнуть, поужинать и выпить кофе. Здесь тоже платили немного, но работать нужно было сутки через двое, что не могло не радовать.
Тем не менее, чисто физически с каждым днем я становилась все слабее. Трудясь в кафе и шашлычной, я хронически недоедала, недосыпала и вся стала какой-то “недо”. Недочеловеком. Спасали только сигареты, притуплявшие сон и голод. Глядя на меня, Рита попыталась найти работу и даже проработала какое-то время. Если точнее – два дня. Всю небольшую сумму она потратила на еду и половину разделила со мной. Впервые за долгое время я уснула полностью сытой.
Мне нужно было что-то извне, что могло бы мне подсобить, стать импульсом, своеобразным батутом, который помог бы мне выбраться из стеклянной душной банки. Было три пути – ограбить кого-то, пойти на панель и опустить руки. Третий не рассматривался, второй нравился меньше, чем первый, к тому же воровство не было для меня в новинку. Им я жила больше половины жизни, и кое-какие навыки остались. Таких знакомых как Слава, у меня не осталось, да и мой внешний вид на данный момент мог вызвать желание разве что у пропитого белогорячечного Толика. По рукам я идти не хотела – это не тот путь, что поможет выбраться наверх. Быть чье-то конкретной любовницей – одно, быть общественной подстилкой – совсем другое. Я стояла на распутье, продумывая дальнейшие действия.
Такой импульс быстро и неожиданно приплыл ко мне в руки. Я возвращалась с работы, тихо-мирно, никого не трогала, но, завернув в одну из многочисленных грязных и темных арок, наткнулась на прелюбопытнейшую картину. Мужчина пожилого возраста, слегка пошатываясь, опирался рукой на обшарпанную светлую стену. Он был слегка пьян, к тому же казалось, что он ждет кого-то или чего-то. В мгновение ока из темноты арки вынырнули два паренька в спортивных костюмах, оперативно окружили дядьку, и, громко гогоча, что-то у него спросили. Мужчина, очевидно, догадался, что им не про время интересно, а сигаретка и подавно не нужна, поэтому подобрался, но сделать ничего не успел. Пацан повыше со всей дури долбанул мужика битой по голове, тот охнул и мешком упал на землю.
– Давай ищи, – парень с битой толкнул своего товарища и указал на валяющегося дядьку. – Есть что?
Мелкий присел на корточки, зашнырял по карманам, извлекая на свет мобильный телефон, бумажник и какие-то документы, возможно, паспорт, и победно присвистнул.
– Слышь, брат, ты глянь сколько тут всего…Это мы удачно вышли.
– Подвинься, э! – бритый с битой тоже опустился рядом и принялся деловито перебирать добро. – Небедный дядя, нах!
Шпана малолетняя. Даже грабить толком не умеет. Наверняка денег не хватало на бутылку пива или еще на какую-нибудь фигню. Они даже не удосужились банально уйти на всякий случай. В кармане я нащупала нож и сделала твердый шаг в их направлении.
– Что-то не так, ребятки? – приторно-елейным голоском пропела я, и парни испуганно вздрогнули. Мелкий выронил на землю мобильник. – Чего молчим? Не видите, человеку плохо. Скорую бы вызвали, например, или на помощь позвали.
Они сначала шуганулись, но разглядев в тусклом свете далекого фонаря мою фигуру, расслабились и одинаково пренебрежительно и угрожающе заулыбались. Стоит заметить, что я не выглядела хоть сколько-нибудь опасной. Мои сорок кило чистого веса при достаточно высоком росте, изможденный вид после трудового дня и общая затасканность не могли казаться опасными. Ребята же, хоть и малолетние подростки, крепкие и наверняка сытые.
– Иди отсюда быстро, нах, пока не огребла, – бритый угрожающе взмахнул дубиной. Заметив, что я не двигаюсь, он зло цыкнул. – Быстро!
В два стремительных шага я оказалась рядом, заставив их испуганно вздрогнуть, и взмахнула перед их лицами остро заточенным ножом, лезвие которого серебристой молнией блеснуло в темноте.
– Идите отсюда сами! – ощерилась, пугая их еще сильнее. – Быстро!
Дважды повторять не пришлось. Забыв о награбленном добре, подростки кинулись во дворы, унося ноги. Я подошла к мужику и присела рядом с ним на корточки, осматривая при этом наворованное чужими добро. Дядька был достаточно неплохо одет, к тому же при костюме и галстуке. Вполне возможно, что деньги в его кожаном бумажнике темного цвета имеются.
Пользуясь тем, что он без сознания, я деловито открыла кошелек и едва не ахнула от удивления и нарастающей радости. Здесь было много. Далеко не миллионы, но в пару раз больше, чем имелось у меня. Без труда хватит на комнату, по крайней мере, на месяц точно, а дальше я что-нибудь придумаю. Удостоверившись, что он по-прежнему без сознания, я вытащила все деньги, даже мелочь выгребла, расстегнула свои тяжелые ботинки и спрятала туда бумажки. Пятачки и копейки рассовала по карманам. Следующим на очереди оказался телефон. Сименс А35 мне тоже пригодится, решила я, и взяла его себе. Документы трогать не стала.
Надо было думать, что делать с дядькой. Его сильно ударили по голове, он был без сознания, а здесь район не из лучших, так что дворники не успеют его хватиться. До пяти утра его или убьют, или сам сдохнет. В таком возрасте любые резкие телодвижения опасны. Посмотрела еще раз на телефон и вздохнула. Придется мобильник оставить. Набрала 03, вызвала скорую, натянула на лицо заботливую улыбку и прислонила мужчину спиной к стене дома. Через несколько минут похлопываний по щекам, он разлепил глаза.
– Мужчина, вы меня слышите? – мутный взгляд расфокусировался, дядька покачнулся и я придержала его за плечи. – Моргните хоть, что ли.
– Вы кто? – слабым голосом простонал он.
– На вас напали, – терпеливо пояснила. – Ударили по голове. Молодые люди. Вы помните?
– Д-да, да.
– Я вызвала скорую, сейчас приедут. Может, кому-нибудь позвонить?
– Нет, не н-надо п-пока.
Скорая приехала на удивление быстро, и мне пришлось ехать с ними. Я была не очень довольна, так как в носках у меня его деньги, и по-хорошему, мне наоборот, лучше свалить подальше. Но позже я ни разу не пожалела о том, что поехала с милым мужчинкой и вызвала ему скорую. Старый разбиты сименс этого стоил. Таким макаром мне может понравиться делать добрые дела, но при условии, что я всегда буду получать столько взамен. Как там говорят? Что посеешь, то и пожнешь? Та ночь без сомнения выдалась весьма урожайной.
В больницу пришлось ехать с ним, что меня весьма напрягало. По-хорошему – следовало уйти как можно дальше, в конце концов, у меня на руках – или в носках – немаленькая сумма денег, когда-то принадлежавшая этому мужику. Да и оставаться рядом с незнакомцем и тратить на него оставшуюся часть ночи мне не улыбалось.
– Эй, мужчина, – решила прояснить я один момент, пока его не увели к врачу, – давайте я позвоню кому-нибудь. Каким-нибудь родственникам. Они за вами приедут.
– Не надо, – слабо улыбнулся дрожащими губами и закрыл глаза. – Я в порядке.
Не знаю, за кого меня принял врач, но он приказал мне дожидаться его в коридоре. Я трижды успела пожалеть, что не оставила старика на улице. Все равно он старый, ему жить – плюс минус десять лет. А судя по тому, что никаких родственников и друзей в радиусе видимости не наблюдалось, никто дядьку бы особо не хватился. В общем, к тому моменту, когда мужик вышел из кабинета врача с перебинтованной головой, я была готова почти на стенку лезть, а хрустящие купюры давно жгли кожу нетерпением и волнением.
Сотрясение, к счастью, ему не грозило. Врач оставил какие-то рекомендации, пару слов сказал и отпустил на все четыре стороны. Мужичок, дождавшись, когда доктор скроется за белой дверью, обернулся ко мне и подарил благодарную улыбку.
– Спасибо вам огромное, девушка. Не знаю, что было бы, если бы вы так вовремя не подоспели.
Маска милой и приветливой пай-девочки последний раз надевалась очень давно, в прошлой жизни, но сейчас настало время извлечь ее на свет из рюкзачка знаний и навыков, который был всегда при мне.
– Ну что вы, не за что, – смущенно опустила глаза вниз. – Так бы каждый поступил. Не стоит благодарности. Вы в порядке?
Кончиками пальцев он коснулся перебинтованной головы и поморщился.
– Да. Жить буду.
– Вот, возьмите, – протянула ему теплый телефон, согревшийся в моих руках. – И паспорт. Я видела, как один убегал с вашим кошельком. Простите, я не смогла ничего сделать.
– Господи, девочка, хорошо еще, что я сам жив остался. И ты не пострадала. А кошелек…бог с ним.
Он попросил проводить его домой, и, скрипя зубами, пришлось вызывать такси. Сегодняшней зарплаты, лежавшей в правом кармане куртки, еле хватило, чтобы расплатиться. Но хватило.
– Я вам верну, – грузно усевшись на заднее сиденье желтой волги, пообещал пострадавший. – Как вас зовут?
– Саша. А вас?
– Иван Федорович.
Говорить ему было непросто, поэтому долгую дорогу мы провели в тишине. Дом мужчины находился на другом конце города, а это значило, что мне придется снова потратить несколько часов на дорогу. Когда доехали, дядька пригласил меня к себе в дом, и я, для приличия посмущавшись и помявшись, все же согласилась. Жил он в обычной многоэтажке, аккуратной и уютной, но не шибко роскошной. Правда, после голых стен, его квартира казалась раем на небесах.
– Проходите, Александра, – он посторонился, пропуская меня в просторный, заставленный причудливой и излишне роскошно стилизованной мебелью. Во всяком случае для малогабаритной квартиры. – Чувствуйте себя как дома. Хотите чаю или кофе?
Утром мне нужно было снова ехать на работу, на сей раз к Рафику, поэтому я не стала юлить и отказываться.
– Если можно, я бы не отказалась от кофе. Понимаете, я просто в ночную смену сегодня работала и…
Он смешно всплеснул руками, но тут же поморщился от боли.
– Ох, вы, наверное, голодная. Еще бы. Подождите, я сейчас что-то…Нет, у меня определенно должно что-то быть в холодильнике. Сейчас.
Пока мужчина хлопал дверьми, мыл руки и делал свои дела, я воровато оглянулась по сторонам, перепрятала деньги, а после с независимым видом приблизилась к полке с фотографиями, рассматривая черно-белые и цветные снимки. Все интереснее, чем занудные плакаты в травматологии. Мое внимание привлекла одна фотография – самая большая из всех. И самая старая. На ней было изображено много молодых мужчин и женщин, одетых по моде прошлого, двадцатого века. В правом углу снимка я разглядела едва различимую, размашистую надпись “МПИ65”. Еще раз окинув взглядом комнату, я поспешила на кухню. Хотелось есть.
Спасенный мною дядька приготовил бутерброды, кофе и поставил тарелку с печеньями. Старательно сдерживая голодные взгляды и урчание в животе, я пыталась откусывать маленькими кусочками и не спешить. Получалось плохо.
Мы разговорились, Иван Федорович еще раз меня поблагодарил, я еще раз заверила, что все в порядке, побеспокоилась о его здоровье и под шумок доела четвертый бутерброд.
– Ваши родители не будут волноваться? – спохватился он, когда за окном начало светать. – Может, вам надо им позвонить?
– Не будут, – мило улыбалась симбиозом улыбок Ксюши и Риты и на ходу старательно сплетала кружево своей несуществующей истории. – Понимаете, они умерли…
– О, мне жаль, – мужик с сочувствующим возгласом меня перебил.
– Простите, я не хочу об этом говорить, – голос трагически осекся, ресницы веером накрыли щеки, а сама я, потупившись, сжала керамическую ручку кружки и лихорадочно попыталась выдумывать себе биографию. – В общем, я приехала в Москву в прошлом году. Поступать. К сожалению, не получилось. Живу одна, работаю официанткой и жду лета, чтобы попробовать поступить еще раз. А вы? Возможно, я лезу не в свое дело, но почему к вам никто не приехал в больницу?
Мужчина сделал шумный глоток, избегая смотреть мне в глаза.
– Моя дочь живет далеко, – уклончиво ответил он. – И она не смогла бы приехать, только волновалась бы.
– Понимаю.
– А я? Что я? Работаю преподавателем в университете, пишу книгу, а сегодня вот…Вы представляете, Александра, поехал на юбилей давнего товарища. Стольким отказывал, а тут поехал! Все как водится – посидели, выпили…Я уж было собрался домой, а тут те двое…Ни книги бы не было, ни студентов…
– Все же хорошо. Вы не волнуйтесь.
– Да-да.
– А о чем ваша книга? – не смогла не полюбопытствовать.
– О, она очень скучная. Пособие для работы, не более.
– Понятно. Наверное, это интересно – работать со студентами, – я украдкой вздохнула, наблюдая за его реакцией.
– Неплохо, – мужчина тихо рассмеялся. – Особенно весело на сессии, – увидев, что я пригорюнилась, он спросил, наверное, из вежливости: – А куда вы поступали, Саша? Вы кажетесь умной, дисциплинированной девочкой.
Куда? Куда могла поступать никому не известная сиротка Саша Волкова? Понятное дело не на юрфак и эконом, о которых я всегда мечтала. А университет…Я знала только один, в котором училась раньше, но называть его не собиралась.
– В МПИ, – не моргнув глазом, соврала я, хотя знать не знала, что это такое. Но его этот МПИ существовал в шестьдесят пятом, возможно, он есть и сейчас.
Дядька выпрямился и заинтересованно изогнул бровь.
– В МГУП, вы имеете в виду? – я кивнула, внутри пугаясь до чертиков. – Да что вы? И что случилось?
– Не прошла по одному предмету.
– По какому же?
Еще бы знать, чему там учат.
– Эээ…
– Русский, наверное? – сам того не зная, мужчина меня просто выручил.
– Да, – с облегчением выдохнула и улыбнулась. – Именно русский.
– Да, такое часто случается.
– Откуда вы знаете?
– А я там работаю, – он расслабленно заерзал на табуретке, прихлебнул чаю и с гордостью приподнял подбородок. – Готовлю будущих работников издательской промышленности.
Мне не понравилось слово издательской и промышленности. Под промышленностью я понимала завод, под издательской – книгу. Ни то, ни другое меня не привлекало.
– А расскажите, пожалуйста. Как это все…
Искренне обрадованный моим интересом, он около часа рассказывал об их университете, его истории и специальностям, которым там обучают, а я, как губка, жадно впитывала каждое слово. К концу повествования об этом универе я наверняка знала больше, чем любой студент, уже учившийся там.
– А на кого вы хотели учиться, Сашенька? – переведя дыхание, спросил Иван Федорович.
– На редактора. Я все еще хочу попробовать поступить, – отставила кружку в сторону и кротко улыбнулась. – Я приехала в Москву, чтобы учиться. И не ради денег, а…Это моя мечта почти с детства, понимаете? И пока были живы родители, она казалась такой близкой. Папа обещал помочь во всем, да и я сама училась с утра до ночи. Но когда они…– деликатно всхлипнула и отвернулась. Затем через силу выдавила: – погибли…Мне пришлось работать, заканчивать школу, а потом я переехала в Москву. Не поступила. Но осталась. Это же мечта, понимаете?
Прерывистым голосом, явно впечатленный моими страданиями, мужчина прошептал:
– Понимаю.
– И я не уехала. Правда, оказалось, что в Москве тяжело выживать, а уж тем более жить. Особенно когда за душой ничего нет. И нет рядом человека, способного поддержать в нужную минуту. Но я не отчаиваюсь, – излишне бодро и натужено засмеялась, поднялась и поставила посуду в раковину. – Давайте я вам помогу…
– Что вы, что вы, – охнул дядька. – Не надо, зачем? Я сам, все сам.
– Спасибо. Все было очень вкусно.
Я поспешила в прихожую, незаметно пощупала свернутые деньги и начала одеваться. Мужчина принес мне денег – в два раза больше, чем я заплатила за такси. Конечно, мне хотелось их без промедления забрать, но приличия требовали смущения.
– Здесь намного больше. Давайте я верну, – протянула ему пару бумажек, правда, не особо уверенно.
Мужчина замахал на меня руками.
– Берите. Вам еще домой ехать.
Пока обувала тяжелые ботинки, дядька мялся, чего-то хотел сказать, но на полуслове замолкал. Я его не торопила. В таких вещах торопить нельзя. Наконец, он решился и предложил:
– Саша, вы не передумали насчет нашего университета?
– Что вы? – преувеличенно охнула и вылупила глаза, словно он сказал нечто кощунственное. – Это же моя мечта!
– Знаете, возможно, вы мне жизнь спасли. Не надо краснеть так, Александра. Это же правда. И самое малое, что я могу сделать – это помочь осуществить вашу мечту.
– Я не знаю. Как-то неудобно…
– Вот что, Саша, оставьте свой номер, и я с вами созвонюсь, как будет время, чтобы обговорить детали. Я прекрасно понимаю, что вы не можете в полной мере самостоятельно подготовиться к поступлению, но я могу помочь и позаниматься с вами.
– Да…но у меня нет телефона. Вернее, автоматы, будки, но домашнего…
– Не проблема, – на квадратном листочке он вывел аккуратные цифры. – Возьмите. Я домой прихожу после семи вечера, иногда позже. Но обычно к этому времени уже бываю здесь. Позвоните, как появится возможность.
Очутившись на улице, освещенной яркими рассветными лучами, я не сдержала радостного возгласа, чуть не затанцевав от счастья. О таком я даже не думала. Мне бы из клоповника выбраться, а тут…Целый институт! Профессор, чтоб его за ногу. Настоящий и даже живой. Умный и такой одинокий на старости лет.
Я никогда не уважала старость, не чтила ее и не делала из-за нее никаких уступок. Старость, молодость – все одно. Но одиночество на заре жизни – это ужасное состояние для бабушек и дедушек. И впоследствии я не один раз использовала его в собственных интересах, играя на новых открытых мною человеческих слабостях как на ксилофоне. Раньше мне негде было столкнуться с этой разновидностью слабости. Была похоть, жажда власти, жажда красоты и богатства. Они перемешивались, сливались воедино, но со страхом одиночества и болезненным желанием общества я повстречалась впервые. Мне самой ведь нужно не столько общество, сколько практические плоды, которые оно способно дать.
Теперь же мне предстояло учиться общению ради общения.
В ночлежку я вернулась довольной как никогда. После уютной квартиры дядьки, обшарпанные стены и пьяные рожи смотрелись еще более удручающе, чем обычно, но отвращения не было. Я скоро уеду отсюда. У меня есть деньги, у меня будет учеба и будет жилье. Для студентов же предусмотрены общежития.
– Ты такая счастливая сегодня, – Рита удивленно меня рассматривала, периодически неверяще покачивая головой. – Что-то случилось?
– О да. Я уезжаю отсюда.
– Куда?
– Пока не знаю. Куда-нибудь. Зато потом буду жить в общежитии.
– Ты поступила куда-то?
– Поступлю.
Рита с доброй завистью скорчила рожицу.
– Откуда в тебе столько уверенности? Мне хотя бы половину твоей .
– Откуда надо. Ты сама-то собираешься куда-нибудь уходить? Или будешь вечно здесь жить?
– Я тоже попробую поступить.
– Куда? Небось что-то с твоими каракулями связанное?
Она покраснела.
– Да.
– Ужас.
Я собирала свои нехитрые пожитки, упаковывалась и готовилась к отъезду. Пока собиралась, попросила Риту сходить в киоск и купить газету с объявлениями. Засиживаться в стеклянной банке не хотелось.
– Вот деньги, – вытащила одну купюру. – Сдачу принесешь.
И без того большие глаза потрясенно расширились, глядя на непривычную для нас сумму денег.
– Откуда столько? Ты кого-то ограбила?
– Почему ограбила? Заработала.
– Кем?
– Кем надо. Иди уже. И давай быстрее, ладно?
На крайний случай я планировала переехать завтра утром. Но ни часа больше здесь. Ни за что.
К сожалению, все пошло не так, как я планировала.
Глава 44.
Что мое – то только мое и моим останется. Это касается всего – вещей, денег, мужчин и привязанностей. Я могу милостиво отдать, скрипя сердцем подарить, но не позволю забирать что-то, принадлежавшее мне. Особенно если это что-то – единственный шанс на хорошую жизнь.
Прежде чем уходить на другую ступень новой жизни, надо было разобраться со старой.
Попрощаться с Рафиком, который будет не особо рад лишиться почти бесплатной рабочей силы, утрясти вопрос с ночным кафе и найти новую работу. Но Рафик по степени неотложности занимал первое место. Дождавшись Риту, вернувшуюся с газетой, я забрала сдачу и засобиралась на работу. Деньги предпочла спрятать дома, потому что на улице с такой суммой было небезопасно, к тому же я не в институт благородных девиц направлялась, а в нашу комнату обычно никто посторонний не заходил. Рита заверила, что весь день и вечер будет дома – рисовать.
Потом я сто раз о своем поступке пожалела, ведь обычно всегда носила свои нехитрые сбережения с собой. А тут побоялась. Не того боялась, оказывается.
– Смотри, никуда не уходи, – предупредила ее на всякий случай. – Дождись меня и вали куда хочешь, а комнату без присмотра не оставляй.
– Я поняла. Саша, успокойся, я никуда не уйду. Мне нужно одну картину дорисовать.
В общем, уверенная в том, что все под контролем, я направилась к Рафику. Не рад – очень мягкая формулировка его реакции. Мужчина орал, кричал, топал ногами, размахивал руками и напирал на то, что я неблагодарная девчонка, которая не ценит его помощи. А он, можно сказать без преувеличения, жизнь мне спас. Да-да.
– Все вы такие! – воинственно тряс кулаком Рафик. Я стоически молчала и не двигалась, пережидая бурю. – Поползуетэсь, поиграетэ и что? И все! И нэту! С концами в воду. Что мнэ теперь дэлать, ты подумала своей головой, нэ? Ты посмотри! – он крутанул меня вокруг своей оси и обвиняюще ткнул на нескольких посетителей, спокойно евших свой обед. – У мэня рук не хватает! Наплыв клиентов! А ты что? “Я ухожу”! Ты бы еще мне за час до ухода сказала!
Кричал он долго, но на тон голоса я обращала внимание как раз меньше всего. Уж чем-чем, но мужской эмоциональностью и угрозами меня напугать тяжеловато. В конечном счете, мы с Рафой договорились, что сегодняшний день я отработаю полностью, а завтра могу идти хоть на четыре стороны. Конечно, он вначале попытался шантажировать меня квартирой, но поняв, что номер не проходит, бросил это дело. Расстались мы почти миром.
Зато в последний раз Рафик выжал из меня все, что мог. Я работала до седьмого пота, и такой уставшей, наверное, никогда не была. Плюс, он мне заплатил меньше положенного минимума раза в два. На проезд едва хватило. Жмот.
Но и на это я предпочла закрыть глаза. У меня были деньги, и теперь я смогу найти более приличную работу, пусть там с меня и спросят документы. Домой, несмотря ни на что, я ехала в приподнятом настроении и раздумывала о газете, которую собиралась читать, чтобы найти подходящие объявления.
Стоило мне открыть старую скрипевшую входную дверь, как все мои инстинкты включились в полную боевую готовность. Все вроде бы было так же, как и всегда в это время. За окном темно, на грязной кухне в дальнем конце длинного коридора горит приглушенный свет, отбрасывая на стену тень от обеденного стола. Оттуда же доносится громкая музыка, под стать ей – громкие пьяные голоса, скатывающиеся в нецензурщину, по всему дому – тугой запах самогонки. Но еле заметные детали заставили задержать дыхание, вжаться в темный угол и полностью обратиться в слух.
Музыка была какой-то другой, вернее, не она даже, а сам звук, звучание, частота. Голоса – да, как всегда пьяные, но с излишне радостными, я бы сказала, лихорадочно-радостными нотками. Такое бывает, когда наступает эйфория, когда ты чем-то возбужден. И к запаху самогона приплеталось что-то еще. Чего-то жареного – мяса или курицы, точно не могла разобрать. А у этих людей по определению не бывает нормальной еды – только закуска и водка. Лёня не готовит.
Пользуясь очередным взрывом смеха, я бесшумно проскользнула вперед и влево, заворачивая к нашей комнате. В голове что-то перемкнуло, когда я наткнулась взглядом на раскуроченную дверь, вяло болтавшуюся на нижней петле, и замок, вырванный почти с корнем.
Из комнаты не доносилось ни звука. Свет тоже не горел.
Крадучись, я скользнула внутрь, изогнулась, чтобы не задеть дверь и косяк, и цепким взглядом впилась в окутавший все полумрак. Нож правильно и уютно лег в ладонь.
– Рита? – шепотом окликнула я. Никто не отзывался. – Это я, Саша. Все хорошо, Рит. Я одна.
Из дальнего угла раздался всхлип, от которого я напряглась и подалась вперед, чтобы удостовериться, что мне не показалось. Именно у той стены стояла кровать, закрывая обзор, и увидеть что-то оказывалось невозможно.
– Ты там? Ты под кроватью, Рит? Не волнуйся, это же я, – надо было разговаривать тихо, чтобы не спровоцировать ее истерику и не привлечь лишнего внимания. Мне плевать на Риту, но вся комната была в расхристанном состоянии – мои глаза, привыкшие к темноте, выхватили раскиданные вещи. И найти свой пакет с деньгами я не могла. – Вылезай. Все хорошо.
