Текст книги "Трудные дети (СИ)"
Автор книги: Людмила Молчанова
Соавторы: Татьяна Кара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 47 страниц)
Толкотня была страшная, отовсюду лезли загребущие, огромные ладони, что-то с треском выхватывали у тебя прямо из рук и пихали в спину. Меня чуть не задавили, честное слово. Под всеми этими потными, большими телами мои кости трещали и еле сдерживали решительный натиск. Но я устояла.
Пока тетки переругивались друг с другом из-за необъятной блузки грязно-красного цвета с кружевом на манжетах, я спокойно вытащила подходящие мне по размеру черные брюки со стрелками, по фасону больше напоминающие мужские, самую обычную белую футболку, пиджак вельветовый с кожаными локтями, джинсы – они были очень дешевыми, и я не устояла – и еще пару каких-то тряпок. Тетка одна ко мне кинулась, пиджак вырвала из рук, к лицу своему поднесла, но прикинув размер и поняв, что ей он налезет разве что на руку, небрежно отдала обратно. Я даже смолчала, не отреагировала никак, а спокойно обхватила охапку с вещами и двинулась к кассе, напоследок не устояв перед…кое-чем.
Наверное, именно тогда я своровала в последний раз. Потом – не приходилось, но тогда…Честно заплатив за пять вещей, я вынесла незамеченным целую кипу одежды. Она мне под руку попалась, и раздумывать, тем более ковыряться в ней, выбирая подходящие шмотки – не было времени. Надо было думать, и думать быстро. В итоге я ее украла. Все просто. Зато, возвращаясь тем вечером домой, я точно знала, что мне удастся произвести правильное впечатление на правильных людей. Это главное.
Элеонора Авраамовна не была ни дурой, ни слепой. И сразу догадалась, что в университет я не ходила, а если и ходила, то не на весь день. Наорала на меня, отправила драить полы, а сама принялась рыться в моих покупках. Моих.
– Откуда же у тебя деньги, милочка? – ее слова гноились едким сарказмом.
– Было немного.
– Да неужели? И это все ты купила на одну зарплату?
– Ну да. Элеонора Авраамовна, вы же платите мне такие большие деньги – триста рублей, как-никак. К тому же кормите и вот, – щелкнула тугой лямкой, – даете в безвозмездное пользование вещи. У меня поистине райская жизнь.
– Поговори мне еще! – прикрикнула она на меня и воинственно потрясла пиджаком. – Сейчас ничего не будет.
Она еще ворчала, а я натирала паркет до блеска, краем глаза следя за тем, как она перебирает мои вещи. Она их вертела, крутила, проверяла на прочность, и все это время с тонких поджатых губ не сходила неприятная, высокомерная усмешка.
– Ну и вкус у тебя, – присвистнула старушка. – Мрак сплошной. А тряпок-то купила…Лучше бы взяла одно черное платье. Оно везде бы сгодилось.
– Куда мне платье? У меня и колготок нет.
– Купила бы.
– Ну конечно. На триста рублей?
– Милочка, ты недавно уверяла меня, что это все, – она обвела жестом разложенную на диване одежду, – куплено лишь на зарплату. Неужели не хватило бы денег на самые дешевые колготки?
Я промолчала.
В университете, меня, не считая пары преподавателей, никто из нашей группы не видел. И первого сентября перед ними предстала бледненькая девочка с черными волосами и глазами, немного зажатая, стеснительная, но в меру приветливая, с доброй ободряющей улыбкой. У нее была правильная осанка, короткая стрижка, – поздно вечером я слегка неровно обстригла свои волосы до плеч, так чтобы пряди прикрывали шею, и отрезала короткую челку, – и стройные ножки, которые ладно облегали строгого покроя брюки.
– Привет-привет! – ко мне с радостным смехом подскочила задорная блондинка-одуванчик и затрясла мою ладонь в дружелюбном рукопожатии. Мой лимит человеколюбия стремительно упал. – Я Аня! А тебя как?
– Саша.
– Ооо, народ, – громко присвистнула девушка и обернулась к скучковавшемуся позади нее народу. – Еще одна пожаловала.
– Что значит “еще одна”?
– Ты четвертая.
– В смысле? – вконец запуталась я.
– У нас в группе четыре Саши, – любезно пояснила Аня и за запястье подтащила меня к нашей группе, которая сразу же приветственно загалдела. – Итак, знакомься…
Впоследствии за нами закрепилось неофициальное название “александрийская группа”. Причем даже у преподавателей проскакивало. Два парня-тезки – оба русые, простые и какие-то непримечательные – и две девушки – я и еще одна темноволосая девчонка. С нами жутко путались вначале, особенно по первости, а мы только смеялись.
Чтобы не путаться самим, каждому придумали прозвище – Саша Рыжков стал Рыжим, Саша Давлетов – остался со своим именем, я – сделалась Алей, а вторая Саша – Шурой. Все остались довольны, и путаница прекратилась. Во всяком случае, у нас.
В прошлой жизни я общалась только с теми, кто жил как я – в большей или меньшей степени – или же представлял интерес. Богатство и власть, среди прочих достоинств, имеют еще одно – они потрясающе фильтруют круг знакомств. И дают тебе выбор. Раньше я могла выбирать, как и с кем общаться и общаться ли вообще. Поэтому неинтересных знакомств с людьми типа всепрощающей, свихнувшейся Риты, тронутой бабки, маститых профессоров и милых блондинчиков-докторов у меня не появлялись. В них ни смысла, ни пользы не было, да и с моими приоритетами они не совпадали.
В новой жизни я не могла себе позволить такую роскошь. Куда ни плюнь – везде были те, кто так или иначе лучше меня. Богаче, красивее, умнее, перспективнее. Мои приоритеты по воле обстоятельств изменились – приходилось заниматься и разбираться в таких вещах, которые выглядели в моих глазах тупыми и ненадежными. Все изменилось.
В прошлой жизни мне, по большей части, было класть на тех, с кем я учусь. Я никоим образом не участвовала в университетской жизни, она всегда была как-то по боку. Никаких посиделок, никаких совместных вылазок и задушевных бесед. Теперь все стало по-другому. Я стала разносторонней, общительной, принимала участие в таких глупых и затратных мероприятиях, как коллективные походы в кафе, вылазки на природу, первокурсники и студенческие весны. На это уходило кучу денег и времени, но намеченная цель приближалась. Мне были нужны не только самые умные и красивые, в первую очередь – мне были нужны перспективные, и я таких находила.
Вот и в то первое сентября после лекции мы направились в ближайшее кафе под открытым небом, шумной гурьбой, расталкивая посетителей, туда ввалились и оккупировали несколько столиков, сдвинув их вместе.
– Ну что, давайте сложимся по-быстрому, – решила за всех Аня. Она была очень бойкой, суетливой и вечно решающей все за всех, что никого не удивило ее дальнейшее желание быть старостой. Она меня раздражала, как может раздражать вечно щебечущий попугайчик под ухом, но умение абстрагироваться помогало мне и здесь. Девушка была небедной, достаточно умной и с кое-какими связями, и я ее сразу приметила. Мы с ней стали если не подругами, то хорошими знакомыми. – По сколько? Давайте по двести, нет?
Я мысленно застонала и затеребила свой рюкзак. Ощущение, будто режут по-живому – в ту минуту я Аню, с ее улыбкой от уха до уха, ненавидела. Это были мои последние деньги, совсем последние, и если их отдать – домой придется идти пешком. Меня пытались ограбить.
– Так, а кто что будет? – вклинилась я в разговор. – Я только пить хочу.
– И я. И еще мороженое.
– И я тоже, – поддакнул кто-то слева.
– Давайте мы сходим и все купим сейчас, а потом разберемся, – решили парни и направились к барной стойке.
Пиво, орешки, кола и мороженое – вот и весь нехитрый заказ. Скидываться пришлось лишь по сотке. Мое внутреннее “я” болело, но уже не умирало. Связи, как оказалось, – штука безумно затратная.
Мы делились рассказами о себе, своих планах и увлечениях, и каждое слово я впитывала в себя, как губка, зрительно выделяя нужных людей для более тесного знакомства. Таких в итоге оказалось всего пятеро – остальные слишком обычные, но и с ними приходилось дружить.
– А ты? – спросила одна из девушек, помешивая коктейль трубочкой. – Ты же не в общаге живешь?
– Нет.
– Местная?
– Нет, из Липецка.
– Снимаешь? – в ее глазах промелькнуло уважение, толика зависти и интерес.
– Да.
– Одна или с кем-то?
– Одна. Нет ничего хуже, чем делить с кем-то туалет и ванную, – в притворном отвращении сморщилась, и некоторые засмеялись, согласно кивая моим словам.
– И дорого?
– Ну так, – повела плечами, ускользая от ответа. – Прилично. А ты из общежития?
И девушка переключилась на себя любимую, оставив меня в покое.
Началась учеба, и, может быть, мне так только казалось, но она была в разы напряженнее учебы на юрфаке. Каждый день пары с утра до вечера, все дисциплины новые – никаких школьных. Я ничего не прогуливала и не пропускала, ходила исправно, лекции писала тоже исправно, но не зазнавалась, да и не высовывалась особо. Мне все время казалось, что я могу не по теме ляпнуть, что-то не то сказать или продемонстрировать свое невежество, а глядя на Элеонору Авраамовну, ее гостей, да и слушая о собственной тупости изо дня в день, поневоле станешь задумываться.
У меня во всех тетрадях от и до были исписаны поля, на которых я помечала названия фильмов, книг, а также имена известных людей и деятелей. Я не смотрела кино, и многое, что кто-то знал в детстве, просто в глаза не видела. Не все – но многое. Поэтому, следуя совету старухи, молчала и мотала себе на ус. Я стала постоянным посетителем студенческой библиотеке – месте, где мне ни разу не доводилось бывать. С библиотекаршей я подружилась, она ко мне прониклась, поэтому часто выдавала редкие книги на дом.
Старуха мой всегда посмеивалась над тем, как я старательно изучаю толстые и большие фолианты.
– Язык только не высовывай, – подковыривала она. – И так выражение лица не слишком умное, а уж с языком…
– Не мешайте. Вы отвлекаете.
Бабулька, ко всему прочему, работала с моей внешностью, сминала меня, как мягкую глину, а заодно – и просвещала, рассказывая о людях или историях. Короткие, сжатые затравки, которые мне предстояло изучать более подробно. Что, в общем-то, я и делала. Довольно скоро на горизонте замаячила повышенная стипендия. Я ступила еще на одну ступеньку вверх.
Глава 53
Также помогали и гости старухи. Теперь, на фоне новой жизни и интересов, я более внимательно прислушивалась к их разговорам, старалась так или иначе подзадержаться в гостиной, краем уха уловить, о чем же все-таки их беседы “о высоком”. Это ведь умные люди были: художники, писатели, академики какие-то. Вон, даже актер был один.
– Это кто? – поинтересовалась я у старухи, провожая взглядом высокую, массивную и раздавшуюся фигуру мужчины, бодро сбегающего по лестнице. – Колоритный дядечка.
– Еще бы. Заслуженный артист СССР.
– Да что вы? А чего жирный такой?
Она рассмеялась лающим смехом, явно позабавленная моим комментарием.
– Пенсия большая. Живет хорошо. Жрет с утра до вечера. Чахнет от одиночества. Где ж тут не потолстеть?
Бывают же у людей проблемы все-таки. Денег – море, еды – море, а они чахнут. Я только головой покачала и пошла кашу варить Элеоноре Авраамовне, выкинув из головы посетителя.
Наступило новое лето. Жизнь устоялась, был определенный распорядок – Элеонора Авраамовна, непродолжительные подработки, мое всестороннее развитие и самосовершенствование. Так незаметно наступил еще один учебный год с новыми дарами и возможностями.
– О чем задумалась, милочка? – бабулька испытующе поглядела на мое напряженное лицо, сведенные на переносице брови и заинтересовалась.
– О вечном.
– А поподробней?
– В универе…
– В университете, – тоном на пару градусов холоднее предыдущего, поправила она.
– Ну да. В университете нам предложили на изучение еще один язык. Как факультативный.
– И что?
– И…я теперь думаю.
– О чем тут думать? С людьми надо общаться, и языки для этого нужны.
Досадливо поморщилась и махнула головой, растрепав рваную челку.
– Да знаю. Где только денег взять? Обучение кучу бабок стоит.
– У тебя есть стипендия, – напомнила хозяйка.
– Три копейки?
– Денег не дам.
– Элеонора Авраамовна, хоть вы и считаете меня дурой, но за столько лет даже я поняла, что просить деньги у вас – бесполезное занятие.
– Молодец, – улыбнулась старушка и похлопала меня по руки. – Вот он ум. Попер.
– Вам все смеяться.
– Почему бы и нет? Твои проблемы все равно меня не касаются.
– Ладно. Элеонора Авраамовна, совет можно?
– Мне или от меня?
– От вас мне.
– Рискни.
– Вот если бы вы выбирали между французским и немецким, что бы выбрали?
– Французский, – незамедлительно ответила старушка, не допуская и тени сомнений. – Еще мне не хватало учить язык фашистов.
– Но вы его знаете?
– Врага надо знать в лицо. И…не только в лицо.
– А французский знаете? – сделав невинное лицо, на котором было написано лишь любопытство, как бы между прочим спросила я.
– Знаю. Ох, Александра, был у меня один француз…
– Да-да, – краем уха слушала ее рокотание, а сама думала, какие пункты своего бюджета придется урезать, чтобы насобирать деньги на учебу.
Это была моя первая долгосрочная инвестиция в будущее. Я словно сапер на минном поле продумывала шаги, выбирала правильную и безопасную клетку. Это действительно были большие деньги, которые не приносили дохода сразу – оставалась всего лишь надежда на то, что мой вклад станет надежным подспорьем в будущем. А надежность для меня – один из главных приоритетов.
Пользуясь тем, что платить можно была за семестр, я внесла первую сумму и принялась усиленно заниматься. Языки – не то чтобы мое, но все же лучше, чем искать смысл в картинах Дали. На занятиях французским я хотя бы понимала, о чем пытаюсь сказать.
Элеонора Авраамовна мне и в этом помогла. С произношением, с теоретической базой, да и вообще, просто помогла, не забывая, правда, при этом неустанно повторять.
– Великий Боже, о чем ты думал, когда давал этому созданию язык? Александра, ты меня без ножа режешь.
– Успокойтесь, я вас не трогаю.
– Ну кто так говорит? Покажи мне человека, который исторгает из себя такие же ужасные звуки, как ты? – она выдерживала драматическую паузу, закрывала глаза ладонью и трагично качала головой. – Ужас! Сплошной ужас. От тебя любой француз сбежит, стоит ему услышать хоть слово.
– Слушайте, Эл-леонора Авраа… – не сдержалась я. У меня не получалось, я нервничала и потому запинаться начала, путая русские и французские звуки. – Помолчите, а? Будьте так любезны.
Она нещадно боролась с моим ртом, как сама об этом говорила. Вечерами ставила мне пластинки – а если их не было, то кассеты – с песнями французских певиц прошлого столетия, заставляя меня делать две вещи: понимать, о чем поют, и пытаться подражать французскому говору. Дело пошло на лад – что-что, а подстраиваться и мимикрировать я всегда умела, как никто другой.
Все бы хорошо, не попадись мне в руки пластинка Мирей Матье. Я ее наслушалась, вдохновилась, так сказать, запомнила ее произношение и переняла для себя. А старуха этот момент банально пропустила. В итоге через месяц я получила такой нагоняй от преподавательницы французского, что почти в себе разочаровалась.
Элеонора Авраамовна приняла это за личное оскорбление. Как же так, ведь она не может научить плохому. А тут говорят – неправильное произношение.
– Скажи мне что-нибудь, – сделала повелевающий жест рукой и внимательно на меня уставилась.
– Что?
– Что угодно.
Ну я и сказала. Жалко мне, что ли? А Элеонора Авраамовна неожиданно за сердце схватилась и начала обмахиваться газеткой.
– Воды мне! И валидол.
– Я все правильно сделала.
– Детка, – мягким тоном проворковала старушка. Так с душевнобольными обычно разговаривают. – Ответь мне честно, кто та сволочь, что научила тебя ТАК грассировать?!
– Мирей Матье, – последовал невозмутимый ответ.
Бабулька за голову схватилась, пластинку певицы задвинула в самый дальний ящик и строго-настрого приказала забыть о существовании такой певицы. Только все равно уже сделать ничего было нельзя – с годами сгладилось, конечно, но говор уже утвердился.
– Теперь тебя точно ни один француз не поймет, – заявляла старуха.
– А вот посмотрим, – парировала я.
Несмотря на “южный” акцент, с французами в дальнейшем у меня сложились прекрасные отношения.
Так что все у меня было прекрасно, все шло как надо и извне ничего не тревожило. И понятное дело, что встретить свое прошлое в лице Антона – и через пару месяцев после него – Риту, – я не ожидала.
Все поменялось – обстановка вокруг меня, люди, да и я сама тоже. Не было больше той девочки, живущей под одной крышей с алкашами. Я прилично и со вкусом одевалась, несмотря на малое количество денег, но во многом благодаря все той же старушке.
– У тебя очень специфическая внешность, Александра, и абсолютное отсутствие внутреннего стиля. Поэтому запомни мои немногие советы и следуй им.
– Всегда?
– В твоем случае – да, – старушка назидательно поднимала палец вверх и начинала проповедь. – Хочешь выглядеть стильно – отматывай пятьдесят лет назад и смотри на моду того времени. Будем работать с чем есть – а у тебя нет ничего, лишь бледная кожа да черные глазюки. Ну ноги еще. А по большому счету – ничего. Ты вся на контрастах, Александра. Черное, белое и красное. Поэтому твой вариант – основные и чистые, чувственные, а главное – выдержанные цвета. Зеленый, красный, синий, белый, черный…Что угодно, но однотонное и на контрастах. Цветочки и рюшечки – это не твоя…как там говорят у молодежи?
– Тема, – подсказала ей.
– Да. Тема. Не твоя. Играть со стилями ты не умеешь. Твое – чувственная классика с игрой на цвете. И помада. Обязательно красная помада, иначе слишком много черного и белого.
И пусть мое платье стоило сущие копейки, а потертая сумка, которую я с каменным лицом выдавала за винтаж, – и того меньше, но у меня был образ. А у девушек моего возраста, как правило, его не было.
В конце февраля моя однокурсница Аня пригласила некоторых девушек из нашей группы отметить ее день рождения в каком-то клубе. Отказываться было нельзя – все-таки я столько лет налаживала с ней приятельские отношения, что пришлось согласиться. А мысленно искала, из чего можно урезать деньги на подарок. В принципе, даже урезать ничего не пришлось – решили скинуться всей группой и купить ей плеер.
– А куда мы пойдем? – с любопытством спросила я у сияющей и наряженной именинницы.
Она загадочно сверкнула глазами и захлопала ресницами.
– Секрет.
– Ну Ань!
– Секрет, Аля, секрет. Но вам обязательно понравится. Ты помнишь, во сколько встречаемся?
– В семь, нет?
– В семь, в семь, – закивала девушка и тут же подскочила, громко хлопнув в ладоши. – Слушай, Аль, а может, ты ко мне пораньше придешь? Поможешь мне с нарядом, да и просто с тобой отметим отдельно от всех?
Я просияла.
– С радостью.
В обед приехала к Аньке, и мы с ней вдвоем оторвались. Родителей у нее дома не было, вся хата в нашем распоряжении, поэтому и делали, что хотели.
– Ты так пойдешь? – скуксившись, поинтересовалась Аня и безрадостным взглядом окинула мой наряд.
Я на свое платье посмотрела, потом даже к зеркалу подошла и оглядела себя с головы до ног. Все было прекрасно и выдержано, как старуха и учила. Платье красное, пусть не из самой приятной ткани, зато сидит хорошо, облегая тело как перчатка, черные сапожки длиной ниже колен дожидаются меня в прихожей, тонкий пиджак черного цвета, чтобы не помяться, висит на плюшевой спинке стула. Украшений не было, но и без них смотрелось довольно неплохо. Косметику в этот раз я взяла у Ани, но опять же, накрасилась в меру.
– А что не так?
– Ну, мы же в клуб, Аль.
– И что? Я плохо выгляжу?
Она неопределенно мотнула головой и почесала высокий лоб.
– Да нет, не то чтобы…Просто это клуб. Погляди на меня. Видишь, как я одета?
В ультракороткое ярко-желтое платье, еле прикрывающее бедра. Мне такое не подходит.
– Мне не идут такие вещи, Ань, – уклончивым тоном отказалась я. – Давай все так оставим.
– Хотя бы румяна возьми.
– Ты посмотри на меня. Какие мне румяна?
Девушка рот ладошкой прикрыла и мягко засмеялась, признавая свою оплошность.
И каково же было мое удивление, когда мы с Анной приехали не куда-нибудь, а в элитный стрип-клуб. Поправка – с мужским стриптизом. Девушка была к тому моменту изрядно подшофе, висела на моем локте и через каждые три шага спотыкалась на своих высоких каблуках, поэтому на мой ошарашенный и слегка ошалевший вид громко рассмеялась, окинув голову.
– Мы точно в нужное место приехали? – на всякий случай уточнила я и слегка Аньку за плечо потрясла. – Сюда нам надо?
– Сюда-сюда. Эх, оторвемся! Ты здесь была?
– Не доводилось как-то.
– А зря, зря. Пользуйся, ой, черт, – каблук неудачно попал в ямку, и девушка еле удержалась на ногах, в последнюю минуту схватившись за рукав моей дутой куртки. – Да что ж за дороги здесь, япона мать?
– Не выражайся. Ты ведь “почти филолог” и не устаешь об этом напоминать.
– У меня день рождения. Сегодня можно все. Я угощаю.
Народу здесь оказалось очень много и, конечно, преимущественно одни женщины. Разных возрастов, комплекции и степени смущения. Какие-то – вальяжно и нагло пялились на мужские задницы, обтянутые джинсами, какие-то – стыдливо отводили глаза и прятали горящий румянец на щеках. Наши девчонки сидели у самой сцены, весело улюлюкали танцующим парням и салютовали им бокалами. Увидев нас, они нестройным хором протяжно и фальшиво пропели:
– С днем рожденья тебя! С днем рожденья тебя! С днем рождения, Анна, с днем рожденья тебя! – все захлопали в ладоши и принялись обнимать смутившуюся девушку, а потом чокаться друг с другом.
Я тоже, как и все, улыбалась, наперебой поздравляла именинницу и всячески активничала. Когда ажиотаж спал, а девушка разбились на кучки по интересам, мой взгляд упал на меню. За свой “пропуск на вечеринку” я заплатила – скинулась со всеми девчонками Ане на подарок, значит, настал ее черед возвращать деньги мне. Пользуясь возможностью, наелась до отвала, перепробовав все, что можно, и расслабленно откинулась на спинку бордового кожаного дивана.
Сложила руки на животе, сыто улыбнулась и без особого интереса принялась наблюдать за извивающимися накаченными телами, покрытыми маслом. Впечатляло, прямо скажем, но такого возбуждения, как остальные, я не испытывала.
А девушкам по-настоящему голову снесло. Алкоголь убрал последние нравственные барьеры, и милые красавицы, позиционирующие себя примерными дочерьми, будущими матерями и хозяйками семей, а также цветом творческой интеллигенции, орали что-то не совсем пристойное одному из танцоров в ковбойской шляпе. Парень на них внимания не обращал, спокойно дотанцевал свой номер и ушел со сцены, а однокурсницы раздосадованно выдохнули, но тут же приободрились, решив заказать приват. Хотя бы для именинницы, которая, судя по расфокусированному, затуманенному взгляду, была отнюдь не прочь приватизировать паренька.
К трем ночи самой трезвой осталась только я, и именно мне предстояло транспортировать этих красавиц разной степени подпития. Интеллигенция интеллигенцией, а пьют как лошади.
– Алька, ты такая классная, – заплетавшимся языком Аня признавалась мне в любви и вечной преданности. – Я тебя так люблю…Ну реально ты…ты супер! Спасибо тебе, подруга.
– Завтра спасибо не забудь сказать, – не слишком любезно пропыхтела я, таща виновницу торжества к такси. – Кто ж вас пить учил?
– Тссс! – девушка болезненно поморщилась. – Чего шумишь?
Кое-как отделавшись от нее и усадив в машину, я вернулась в клуб за собственными вещами. К четырем утра уже почти никого не осталось, две трети примерно потянулось к выходу, и танцоры вздохнули спокойно. Я как раз куртку надевала, выправляя из-под нее волосы, когда взглядом зацепилась за одну мужскую фигуру. Походка и осанка кого-то напомнили, и я даже прищурилась, пытаясь понять, кого именно. Словно почувствовав, что на него смотрят, парень обернулся, вопросительно на меня поглядел несколько секунд, а потом его ярко-голубые глаза расширились, выдавая огромное удивление.
– Эээ…Саша?
– Она самая, – улыбнулась я и покачала головой. – Не ожидала тебя здесь встретить… – прочитала имя, написанное на бейджике. – Джон. Давно имя сменил?
Антон по-прежнему слегка ошарашенно смотрел в мое лицо. Никто из нас не ожидал подобной встречи.
Глава 54.
Когда нам читали курс истории в университете,
я долгое время недоумевала над Владимиром Святославовичем.
Даже не над ним самим, а над тем, что он был канонизирован.
А за что, собственно? Он грабил, убивал и насиловал,
не испытывая при этом никаких мук совести.
Но после того как он по политическим и личным соображением
выбрал для нас христианство, он стал святым.
Куда делись все изнасилованные, убитые и ограбленные?
Вот вам и святость.
Саша
Время пошло ему на пользу. Раньше, когда мы вместе жили, Антон был стройным, а когда стал работать грузчиком, то превратился в тонкого, как тростинку, но жилистого парня. Сейчас же руки бугрились выдающимися мышцами, а сквозь белую обтягивающую футболку просматривались скульптурные кубики живота, такие рельефные, что хотелось протянуть руку и потрогать их – на самом ли деле они такие твердые или так только на вид? Антон лоснился, как сытый и живущий в тепле кот, и даже блестел, правда, это заслуга скорее масла, нежели его самого. В общем, ничего общего с тем парнем, которым он был когда-то.
– Польщена тем, что ты узнал меня, – тембр моего голоса автоматически стал бархатным, зовущим и медовым. Пусть я пока и забывалась, но рядом с мужчиной все штучки Элеоноры Авраамовны включались автоматически. С любым мужчиной. – А вот я тебя с трудом. Ты изменился, Антон.
Он склонил голову набок и посмотрел мне в глаза. Пораженный. Удивленный. И восхищенный.
– Ты тоже.
– Я знаю. Как видишь, времени зря не теряла, – не успев застегнуть куртку, сняла ее и покружилась перед парнем, демонстрируя себя во всей красе. – Нравится?
– Неплохо, – признал он.
– Неплохо? Неплохо – это очень плохо, Антон. Очень плохо.
– Ты занята сейчас? – перевел он разговор.
– Нет. Устала, конечно, но домой можно пока не спешить. Выпьем кофе?
Антон согласно кивнул, посмотрел на часы и попросил:
– Подожди меня минут десять, хорошо?
– Без проблем.
Пока он метался по уже опустевшему танцполу, на повышенных тонах разговаривая с барменом, охранником и двумя парнями, не снявшими свои ковбойские шляпы, я удобно устроилась на диванчике, ногу на ногу закинула, периодически ножкой покачивала и наблюдала за этим мельтешением. Меня никто не трогал и, казалось, вообще не замечал. Антон освободился, кожаную куртку сверху накинул, воротник поднял и помог одеться мне.
– Куда пойдем?
– Тут неподалеку кофейня неплохая есть, – отозвался Антон.
– Веди.
Мы вели себя как два скорпиона, заинтересовавшиеся друг другом. Оба настороженные, удивленные, напряженные, находились постоянно наготове, непонятно только к чему, а еще каждую минуту друг друга пристально изучали. Антон был частью моего пограничного состояния, которое давно прошло, но тем не менее присутствовало в моей жизни. Он видел меня относительно честной, если под честностью можно понимать то, что мы почти не разговаривали, а значит, не врали друг другу. А еще – и самое главное – он реагировал на меня так, как я хотела.
Мои однокурсники видели меня каждый день, поэтому переход из одного состояния в другое воспринимался плавно и не так сногсшибательно. Элеонора Авраамовна постоянно талдычила о том, что у мужчины при взгляде на меня должно перехватывать дыхание, учащаться сердцебиение и отключаться голова. Прекрасно. Я бы тоже такого хотела, только было сложно представить, что одним своим видом, целомудренным, кстати, женщина может вызвать такую реакцию. И мне легче было промолчать на такие слова, но в голове все равно крутилась мысль о том, что мужики двадцатого века, наверное, были по своей природе совсем другими. Когда-то я все-таки высказала такие предположения бабульке.
– Другими? – презрительно фыркнула она и сморщилась. – Как были кобелями, так и остались.
А Антон…Его реакция была для меня самой желанной, самой лучшей, которую только можно себе представить.
Как обухом по голове. Так скажет Тошка спустя какое-то время, в мимолетном разговоре, когда мы вспомнили нашу не первую “первую встречу”.
– Я тебя еще раньше заметил, – рассказывал он и утвердительно кивал на мое удивленное выражение лица. – На тебя вообще многие смотрели. Ты была в окружении каких-то девчонок, они визжали, пили и показывали пальцами на сцену, а ты вся такая царственная сидела и с затаенной усмешкой на них смотрела.
– Ты заметил все это, пока танцевал?
– Я слишком долго на тебя смотрел. Поэтому заметил.
Но этот разговор состоялся позже, а тогда мы, как самая обычная пара двух молодых людей, вошли в уютную кофейню, где витал потрясающе вкусный запах кофе и шоколада, устроились за столиком в глубине зала и ждали свой заказ.
У меня было время триумфа, которым я упивалась как дорогим коллекционным вином. Антон следил за каждым моим движением. То, как я склоняю голову набок, то как таинственно и с толикой приглушенного эротизма улыбаюсь, то как постукиваю длинными и ухоженными ноготками по столешнице, то как слизываю капельку терпкого кофе с ложечки – он не пропустил ничего. А я отрывалась как могла. Вот он, вот он результат моих трудов. Ради этого я убила столько лет и буду убивать их дальше. Полный и окончательный триумф.
– Чем ты занимаешься, Саш? – спросил Антон, глядя на меня исподлобья.
– Учусь. Вполне серьезно собираюсь стать каким-нибудь редактором.
– Поступила?
Я кивнула.
– В том же году. Через пару месяцев после тебя, плюс-минус, мы съехали, я всерьез начала готовиться. И вот, – развела руки в стороны, открыто демонстрируя себя. – Учусь, одним словом.
– А Ритка с тобой?
– Нет.
– А где она?
– Понятия не имею.
– И что, нравится тебе этим заниматься? – парень по-доброму усмехнулся.
– Конечно. Я стараюсь всегда заниматься только тем, что мне нравится. Особенно, если есть такая возможность. А ты? Давно в клубе работаешь?
Он посмурнел, отвел глаза и неопределенно пожал плечами.
– Ну так.
При всем своем цинизме, который мне, безусловно, импонировал, Антон такой работы стеснялся, считая ее немужественной и не совсем достойной, но с другой стороны парень дураком не был, а также он не был уродом и вызывал у женщин вполне ожидаемые реакции. В этом вопросе снова сталкивалось снобистское, “правильное” воспитание и разочарование в людях.
– Брось, Антон, что здесь такого? Другие мужчины обзавидовались бы тебе.
– Чему завидовать?
– Давай посмотрим, – за окном уже рассвело, кофейня наполнилась бодрыми и не очень бодрыми людьми, а мы все также разговаривали. – Во-первых, ты красив. У тебя прекрасное тело. Ты умен. Следишь за собой. Не заливаешь свою неудовлетворенность жизнью литрами жигулевского и…дай вспомнить. Ах да, – щелкнула пальцами, – тебе готова дать каждая первая. И ты спрашиваешь, чему завидовать?
