Текст книги "Трудные дети (СИ)"
Автор книги: Людмила Молчанова
Соавторы: Татьяна Кара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 47 страниц)
– Ну…оно красивое.
Я открыла новые коробки, доставая джинсы, джинсовые комбинезоны, рубашки и короткие кофты.
– А где ты была? – мимоходом поинтересовалась я, крутя в руках майку-матроску. – Целую неделю подарки закупала, что ли?
Оксана кротко улыбнулась.
– Ну да. Я в Польшу ездила. Кстати, – щелкнула она пальцами, – я тебе духи купила. Вот в той, синей коробке.
Да уж, Оксана всегда моталась в Европу, как на дачу. С самого начала, как только я появилась у Марата. Со временем это стало привычным делом для меня. Я могла услышать: “я еду в Париж на выходные” и даже не удивиться. Хотя вначале меня это заставляло изучающе разглядывать Оксану. Такое ощущение, что она не в России живет, настолько девушка казалась оторванной от мира.
– Сейчас понюхаем. Оксан, а почему ты так часто туда мотаешься? – невзначай обронила я, наклоняясь за бумажным пакетом. – Каждый месяц почти.
– А у меня папа дипломат. Так что я где только не была, – она задорно рассмеялась и вспорхнула с диванчика. – Хочешь, даже с тобой съездим. В Диснейленд, например. Я сейчас.
Она убежала к Марату, закрыв за собой дверь, а я же осталась разбирать горы подарков. Это было странно. Все это вокруг меня. Подарки, вещи – яркие и блестящие. Нет, они мне очень нравились и было безумно приятно, но для меня…Ну какое мне бальное платье? Куда его носить? Да и как, если я не умею?
Каблуки, шелковая пижама, украшения…Я в жизни таких вещей не одевала и не умела с ними обращаться. Марат меня этому не учил, на улице вся мишура была не нужна. Лишь бы тепло, а там хоть фуфайка. Оксана хотела сделать приятное, а на деле только усложнила мне жизнь. От духов с цветочным запахом я расчихалась, тонкие колготки порвала, нечаянно зацепил ногтем, а платье…
Ксюша заставила меня его примерить, и эти пять минут были одними из худших в моей жизни. Я чувствовала себя неповоротливой куклой с несгибающимися руками, неуклюжей и перетянутой веревками. Длинная юбка мешалась и собиралась при ходьбе между коленями. А чечен, увидев меня в платье, прыснул от смеха, сразу же замаскировав вырвавшийся смешок кашлем. И я не обижалась – я была с ним согласна. Нафига козе баян? Вот и мне – нафига платье?
В туфлях я подвернула ногу, но чтобы Ксюшу не расстраивать, с вымученной улыбкой пару минут потопталась на месте. Все остальное было вполне пригодным для носки – джинсы там, кофты, комбинезоны. Но не платье.
В дальнейшем Оксана учила меня тому, чему не мог научить ни Марат, ни Петровна. Она учила меня быть девушкой, быть женственной. Какая ирония. Особенно если оглядываться назад на наши отношения и судьбы. Она сделала из меня красивую нежную девушку, а Марат сделал женщиной. Это было даже забавно, когда Оксана привозила очередной шедевр моды, а он потом срывал его с моего тела, небрежно кидая в сторону. Еще забавнее, если Ксюша просила меня примерить что-то, а за ее спиной стоял Марат и разглядывал это великолепие. На одежду Оксана никогда не скупилась, одеваясь со вкусом и так же одевая меня. Ирония, в самом деле.
Но в то мое своеобразное пятнадцатилетие мы втроем спокойно ели торт, запивая его чаем, болтали, Оксана сидела полубоком на коленях у Марата и обнимала его за шею, рассказывая о поездке. Через час я ушла разбирать подарки, а потом и вовсе уснула, устав от общего шума и волнения. Первый раз на моей памяти Ксюша осталась ночевать у нас дома.
Ночью что-то выдернуло меня из сна. Сначала блуждая на поверхности, отчего вертелись какие-то непонятные странные образы, а потом я совсем проснулась, с ясным сознанием и трезвой головой, чутко прислушиваясь к тишине квартиры. Я завозилась и услышала какой-то звук, полуприглушенный шелестом одеяла. Пришлось замереть. Ненадолго. Через пару секунд за стенкой раздалось шебуршание, скрип кровати и едва слышный слабый стон. Захотелось грязно выругаться. Шикар-р-рный подарок на день рождения. Потрахушки за стеной.
Для меня это все было не ново. Но черт, слышать их рядом с собой было как-то странно. Это же Марат и Оксана. В горле пересохло и запершило, я снова замерла, двумя руками вцепившись в одеяло. Я лежала тихо, как мышка, чутко прислушиваясь к тишине. Хотелось, чтобы все это было всего лишь игрой воображения.
Нет. Через минуту новый стон, жаркий шепот и спинка кровати ощутимо стукнулась об стену. Япона мать. Мне не нравилось это все слышать, слушать и не иметь возможности уйти или заткнуть уши. Я пробовала. Я накинула сверху одеяло, завернувшись как в кокон, так что через минуту стало жарко и душно, а еще покрылось потом лицо. Я их слышала. Слышала и не могла сбежать. Марат что-то прерывисто говорил, потом тихо засмеялся вместе с Ксюшей, а затем смех перебился стоном, более громким, чем раньше. Срань.
Я спрятала голову под подушку, но все стало еще отчетливее. Не помогало. В ту минуту я ненавидела свою чуткую манеру спать. Я бы многое отдала, даже все подарки Оксаны, лишь бы всего этого не слышать. И забыть. Я начала специально ворочаться, шелестеть одеялом, и сильно прижала руки к ушам, зажимая их пальцами. Что угодно. Но стоны, интимный шепот и скрип кровати с каждой минутой нарастал, звучал четче, яростнее, и невозможно его избежать и закрыть уши.
Я жалела, что Оксана осталась. Честно. Я хотела вернуть ту тишину, которая была до этого. Мне не нравилось слышать то, чем они занимаются. Хотелось встать и сбежать куда-нибудь, но была опасность, что потом они выйдут из комнаты и застанут меня сидящей, например, на кухне. Все будет понятно без слов. А я в первый раз в жизни не знала, как себя вести. Для меня Марат сформировался как нечто недосягаемое, что-то сверх меня, если можно так сказать. Оксану я и вовсе не уважала. И их секс, все звуки, стоны и надсадные всхлипы выводили меня из себя.
Инстинктивно я сильно зажмурилась, полагая, наверное, что шум прекратиться. Они же должны закончить, не так ли? Когда-нибудь? Почему-то не заканчивали. Теперь Оксана стонала каждую минуту, и эти звуки пробирали меня до костей, проникая глубоко внутрь. Это было противно. То оцепенение, онемение и невозможность ничего изменить. В какой-то момент я, устав слушать, ударила кулаком по стене, но тут же затихла и с головой накинула на себя одеяло. Вдруг услышат, а потом еще и объясняйся. Суки.
Это длилось долго. Я уже не делала попытку прикрыть уши и притворяться, будто ничего не слышу. Сидела на кровати, скрестив по-турецки ноги, уперлась локтями в колени и подперла щеки. Я слышала все – от первого до последнего слова и стона. Как ее, так и его. И когда они наконец-то закончили, именно я чувствовала себя выжатой как лимон. Морально и физически. Мне казалось, что меня через мясорубку перекрутили, переломав к черту все кости. Мне было обидно, грязно и горело лицо. Секс – не откровение. Я видела самые грязные его проявления. И в детдоме, а уж потом и на улице. Для меня это не новость. Но то, что я должна была не по своей воле соприкоснуться именно с их сексом, меня угнетало.
Они зашевелились, и я легла, положив одеяло так, чтобы наблюдать за комнатой. Глаз моих видно не было, лицо наполовину прикрыто и со стороны кажется, что я крепко-крепко сплю. Уроды. Через пару минут оба вышли – Марат на кухню, Ксюша в ванную. Загорелся свет и двери заботливо прикрыли, чтобы он не бил мне по глазам. Какая забота, ишь твою мать! От сдерживаемой лавины эмоций я безмолвно заскрежетала зубами. Стукнул кувшин, включилась и выключилась вода, Оксана на кухню и что-то тому сказала, а потом, тихо ступая, вернулась в спальню. Чечен еще некоторое время побыл один, затем погасил свет и пошел вслед за ней. И только на пороге собственной спальни обернулся и нехорошо прищурился, глядя на меня. И в тот момент я была почти уверена, что он знает.
Глава 12.
Девочка споткнулась об обломок кирпича и неслышно выругалась себе под нос. Брат целенаправленно шел к рынку. Но по пути, с той стороны с какой заходили они – дороги не было. Было много грязи, бутылок и разбитых кирпичей.
– Не спеши, – попросила девочка, задыхаясь, и перешла на бег. – Подожди.
– Шур, резче давай, у нас мало времени, – брат нервничал.
– Я не могу быстрее. Я есть хочу.
– Не ной.
– Я хочу есть!
– Если поторопишься, то поешь, – не выдержал мальчик и прикрикнул на нее. – Давай быстрее.
В последнее время в детдоме мало кормили. Но тетя в столовой говорила, что это они слишком много едят. Саша не спорила, может, она действительно много ест, но чувство голода постоянно ее сопровождало. Иногда девочка слышала, как их главная ругает государство, которое не платит денег и не дает еды. Ругать она любила и умела, долго и очень громко. Но от того, что заведующая ругала государство, Саше не хотелось есть меньше.
Зато она не одна такая была. Ее подруга, Катя, тоже всегда хотела есть. Но теперь Катя умерла и остался только брат.
– Ты идешь? – снова окликнул брат, вырвав девочку из мыслей о еде. – Резче, Шур, иначе не успеем.
Они вышли на центральную площадку рынка, где продавали продукты. Брату пришлось схватить ее за руку, чтобы не потеряться, и они вместе пошли между рядами. Здесь продавали все вкусное, и поневоле желудок Саши сжался от голода. Но они пришли не за этим. Это внешний рынок, а был другой – на этаж ниже. Подвальное помещение, где плохо пахло и продавцы выглядели странными и пьяными. И продукты не были такими хорошими.
Брат купил картошки и немного кислого творога. Почти все отдал ей, и Саша справилась с едой в считанные минуты. Пока ела, к ним подошел другой мальчик, грязный и вонючий. Отозвал брата в сторону и там что-то серьезно втолковывал. Саша не слышала.
– Пойдем.
– А кто это был? – спросила Саша, с удивлением глядя в спину уходящему мальчику.
– Друг.
– Странный.
– Нормальный. Пошли скорее.
Они покидали пакеты от еды на землю и потопали назад в детдом. Саша утолила голод и по сторонам не смотрела. Неожиданно брат дернул ее в сторону, заставив спрятаться за каменную колонну.
– Что ты делаешь? – возмутилась девочка.
– Тшш. Смотри, – он кивнул на стоящий неподалеку запорожец.
На капоте запорожца поставили белые большие ведра, прикрыв их марлей. В ведрах был творог, сметана. Рядом несколько ведер с яблоками. Мужчина и женщина, зычно зазывая народ, предлагали купить их продукты. И все бы ничего, но тетя была их поварихой. Которая всегда говорила, что Саша много ест.
– Творог! Свежий творог! Сметана! Покупаем творог! Свежий! – кричала она, прохаживаясь туда сюда возле машины. Вокруг машины собралось много народа, который снимал с творога пробу и удовлетворенно кивал. – Что вы пробуете? – снова завопила повариха на трясущегося дедушку. – Пятый раз уже. Вы думаете, я не вижу?! Покупайте и пробуйте!!
– Дочка, я…– начал дедушка неуверенно, но его тут же обступили, а потом и вовсе оттеснили от капота.
– Сколько? – громко поинтересовалась какая-то женщина и, услышав цену, оскорблено всплеснула руками. – Грабеж! Что так дорого?
– А вы поглядите, – не унималась повариха, – хороший творог. Свежий. Сегодня только привезли. Не хотите – не покупайте. Очередь большая за вами.
Саша не выдержала и вырвала свою руку у брата, направляясь к поварихе. Брат за ее спиной ругнулся и стукнул ее по плечу.
– Не ходи! Ты сдурела?
– Я просто скажу…
– Ты дура? Не понимаешь совсем?
– Это же наш творог!
– Он не наш. Пошли отсюда.
– Наш! – Саша вырвалась и пробралась в самую толкучку. Встала перед поварихой и потерла нос. – Здрасьте.
Та замолчала и с опаской и злостью посмотрела на девочку.
– Хороший творог? – спросила Саша, делая пробу. – Хороший, – кивнула. – А где вы его взяли?
Она на мужа оглянулась за поддержкой и кивком указала на Сашу. Тот, расправив плечи, начал надвигаться на маленькую девочку.
– Так, девочка, иди по-хорошему, – сверкая глазами, приказала повариха. Но голос был добрым. – Тут видишь – очередь.
Очередь согласно зароптала. Муж поварихи подошел к девочке и больно схватил ее за костлявое плечо.
– Пошла отсюда, – зло и тихо прорычал мужчина.
– Сама уйду. Руки убрал, – процедила девочка.
И ушла. Перед этим перевернув два ведра с творогом и сметаной. В ту же ночь они с братом сбежали.
***
Я снова закрылась в себе, отгородилась от Марата и Оксаны. Но если с чеченом такой номер почти не прокатывал, и мне приходилось с ним общаться, то с его кралей все обстояло по-другому. Чаша презрения и гадливости, наполненная для них двоих, целиком доставалась именно ей. С Маратом сложно. Я могу на него только щериться, ощетиниваться, но по-настоящему злить его опасно. Мне не нужно повторения прошлого года, мне и так хорошо живется. Мне приходилось сдерживать раздражение к нему, но чечен прекрасно видел мое состояние. Теперь я точно знаю, что он в курсе. Он в курсе, что я все слышала. И его это мало интересует. А меня злит. Из нас двоих, правда, именно Марат первым заговорил на эту тему. Я лишь глядела исподлобья и раздувала ноздри.
– Напугала, – издевательски хмыкнул мужчина, разглядывая мою гримасу и воинственную, колючую позу. – Что ты хочешь этим доказать?
– Ничего, – процедила сквозь зубы, с силой сжимая челюсти.
Чечен вел себя так, будто ничего не произошло.
– Тогда в чем проблема? Ты крадешь, кидаешься с ножом на людей, а потом злишься и краснеешь из-за того, что услышала что-то из ряда вон выходящее?
– Ничего нового, поверь. Но у твоей крали исключительно писклявый голос.
Который всю ночь бил по нервам.
– Чего ты добиваешься? – шутки кончились, терпение Марата тоже. Неужели, он тоже, как и я, не в восторге. Боится смутить свою принцесску? А интересно, если я повторю что-то из их бл***ва при ней, она смутится? Скорее, умрет со стыда. Уголок губ злорадно пополз вверх. Это оказалось ошибкой. – Только попробуй вякнуть что-нибудь.
– С чего ты взял, что я буду?
– У тебя на лице все написано.
– Да неужели? – зло прищурилась, стараясь испепелить ублюдка на месте. – Знал бы ты, что у тебя на лице написано.
– А разве ты имеешь право мне указывать? – холодно и отстраненно поинтересовался Марат. – Кто ты такая? Ты здесь никто, а это – мой дом. Ксюша – моя девушка. Мы оба взрослые люди, и что хотим, то и делаем.
– Да хоть голые на голове ходите! Я это слушать не обязана!
– Гонор свой засунь в задницу и помалкивай. Не тебе меня учить, что, как и где мне делать.
Мужик, стремительно развернувшись и печатая шаг, вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.
Он разозлился. Кто бы сомневался. Болезненное самолюбие чечена никуда не делось. Марат ненавидел, когда ему указывают или приказывают. Он старался не доводить все до скандала, а если кто-то пытался на него повлиять, мягко уходил от темы. Он не позволял никому собой управлять, пусть даже само по себе предложение носило положительный характер. Кто пытался заставить Марата действовать по указке сразу слышали слово “нет”. Но чечен умел размышлять, и если предложение было хорошим – он его принимал. Но только на своих условиях и по своему собственному желанию, никогда не поддаваясь на уговоры.
Мое недовольство не стало исключением. Чечен воспринял его негативно, сразу обрубив мои возражения. И возможно, я сама была виновата в этом. Чего мне пока не хватало – так это такта. Я сразу начала вставать в позу, вытравливать Ксюшу из квартиры. Пусть что хотят делают, но я это слушать не обязана. Я упорствовала, не собираясь отступать, и сопротивление Марата увеличивалось. Он никому не позволял ставить себе условия, а уж тем более мне. Возможно, скажи я все как-то по-другому, чечен сам бы решил проблему. Но я давила, а он сопротивлялся. Один раз мне даже показалось, что он может притащить Ксюшу сюда и отыметь на моих глазах. Назло. Просто так. Показывая, что он здесь хозяин и главный.
Не имея возможности достучаться до мужика, я всерьез взялась за Оксану. Она не могла мне ничего противопоставить, на ней я срывала все зло и раздражение, накапливающееся после стычек с чеченом. И ладно бы я просила чего-то фантастического, но нет, я просто попросила огородить меня от этой стороны их жизни.
Над Ксюшей я банально издевалась. Но гораздо более тонко, нежели раньше. Открыто не хамила, но черт, я говорила такие вещи, от которых она терялась и не находила места. Я сознательно ее дразнила, насмехаясь над ней и ее идеалами, правда, теперь я могла делать это изящно, а не прямолинейно. Образование – полезная штука, оказывается.
– Забери, – положила черный томик Шекспира ей на колени и благодарно кивнула. – Я дочитала.
Оксана пару секунд его непонимающе разглядывала, вспоминая, что это и откуда. Наконец, она вспомнила, черты лица разгладились, и девушка улыбнулась.
– И как? Понравилось?
– Ничего. Дочитала.
– А что так нерадостно?
– Да бред это, – я безразлично на книжку посмотрела и фыркнула. – Детский лепет.
Оксана шокированно распахнула глаза и открыла рот.
– Это же Шекспир! – едва ли не возмущенным тоном воскликнула она. – Это…это классика. История любви.
– История озабоченных подростков, а не любви, – бесстрастно парировала я, в душе улыбаясь ее растерянности. Такая забавная. – Сколько им там? Четырнадцать? Шестнадцать? Им просто захотелось секса. Мальчику захотелось – развел девочку. Джульетта дура самая настоящая. Да и этот…туда же.
У нее не было слов. Но отвисшая челюсть, выпученные, блестевшие от слез глазки и бледность лица обо всем уже сказали. Да, больно, когда рушатся идеалы.
– Но…но…
– Ну что но? – лениво протянула я, ложась на диван и закидывая ногу на ногу. – Представь, не померли бы они так по-идиотски, что бы было? Они сбежали, жили бы в нищете. Девка бы залетела, Ромео нашел бы себе очередную дуру. Через лет десять Джульетта бы состарились – если бы не умерла к тому времени – и сказке конец. Тупые зажравшиеся придурки они. Подростки с этим…как его там…– защелкала пальцами, пытаясь вспомнить недавно прочитанное или услышанное слово, – пубертатным периодом. О, точняк. Гормоны у них играют. Потому что согласись, ради обычного секса кончать жизнь самоубийством – идиотизм.
Ксюша не согласилась. Как же она все принимает близко к сердцу, прямо загляденье. И это было только начало. Разминка. Я играла на ее нервах, я игралась с ее идеалами и представлениями, разрушая их целостность и чистоту. Это была новая для меня категория – делать больно человеку не физически, не запугиванием, а морально, манипулируя чувствами.
Формально не к чему было придраться – я не хамила, не дерзила и сдабривала свои пошлости приторными улыбками. Все, как учил Марат. Я мстила за каждую минуту и секунду, которую мне приходилось терпеть. С психологией в то время у меня знакомства не состоялось, но, как ни назови, Марат и Ксюша затронули мою зону комфорта. Она у меня небольшая, но очень чувствительная. И задевать ее было лишним. Теперь я мстила, и мстила жестко. И собиралась продолжать мстить до тех пор, пока они не уберут свои интеллигентные грязные лапы с моей небольшой зоны комфорта. Я не просила многого.
Марату потребовалось совсем мало времени, чтобы меня раскусить. Вернее сказать – ему ничего не стоило это сделать. Но своего я добилась – Оксана уехала, сославшись на туманные причины и головную боль. Я никогда не останавливаюсь на полпути.
– Ушла подстилочка, – притворно сокрушаясь, качала я головой. – Какое горе.
– Сука ты, Саш, – сдерживаясь из последних сил, Марат холодно улыбнулся, но кулаки хрустнули.
– Ну а она бл**ь. И Петровна говорит, что сука – литературное слово. Так что мне-то еще ничего.
Мы разругались. Я его провоцировала, сознательно понимая, что получу. Но черт, если мне еще раз придется быть свидетелем их…этой гадости…Пусть где угодно этим занимаются, но не при мне. Мне досталось. Мне так досталось, что я даже подумала, будто разрушила какие-то его планы. Ну а что я? Пусть куда-нибудь с ней идет и там все делает. Марат думал иначе. И из-за того, что я сделала так, как хочется мне, он дико злился.
– Может, нам с Оксаной тебе квартиру еще купить?! – вновь завелся парень. – Или нам уехать отсюда, чтобы тебе не мешать? Скажи, не стесняйся.
– Я просто прошу меня не трогать! – крикнула, не выдержав его ора. – Это так сложно?!
– Не смей на меня орать! – в ответ рявкнул Марат, рывком подбираясь ко мне. – И указывать – не смей. Нравится тебе или нет – Оксана будет здесь жить. Со мной! И попробуй хоть что-то сделать, увидишь, что будет.
– Мне на вас плевать! На тебя и твою суку! Но я это не буду слушать. Я не хочу! Лучше убегу, но здесь не буду!
– Так, значит? – Марат напрягся, и я подумала, что он опять меня ударит. Но он больно дернул меня за руку, выворачивая руку, и потащил в коридор. – Никто тебя за язык не тянул.
Неосознанно я упиралась, цепляясь за все предметы, попадавшиеся на пути. Свалила вазу, уронила картину со стены, которую еще Оксана привозила. Я царапалась и вырывалась, но у чечена была железная хватка, от которой наверняка оставались синяки. Я догадывалась, куда и зачем он меня тащит, и, честно сказать, почувствовала страх. Мне не хотелось на улицу. К тому же зимой. Мне вообще не хотелось. Мне было неплохо здесь. И я винила во всем Оксану. Если бы не она, то я бы осталась здесь.
– Не нравится, – тяжело дыша, Марат в два поворота открыл замок и распахнул дверь. – Выметайся!
Он вытолкнул меня, так что я споткнулась о коврик. И хлопнул дверью.
Пару секунд я просто стояла на лестничной площадке и пялилась на железную дверь. И только тогда я поняла одну вещь. Я уже привыкла там жить. В этой самой квартире, которая стала моей зоной комфорта. Моим домом, хотя прошло чуть больше года. Я внутренне поверила Марату. Его словам, что если я соглашусь – он мне поможет. Не помог. И свое собственно поведение я не считала неправильным. Что с того, что я ее выжила отсюда? Но даже догадываясь, что это не сойдет с рук, я не думала, что он выгонит. Зимой. В одних тапках.
Стоять рядом с дверью не было смысла. Я еще раз оглядела джинсы, кофту с короткими рукавами. Надо что-то делать. На шее висел кулон, который подарила Ксюша. А через пару домов гастроном, в котором есть ломбард. Нормально. Первый страх и растерянность ушли, уступая место деловитости. Я справлюсь. Холодно, конечно, девочка в легкой одежде вызовет ажиотаж, но я куплю. На первое время мне хватит. Справлюсь.
Спустилась вниз и на первом этаже столкнулась с нашей соседкой. Как назло.
– Сашенька, – она удивленно моргнула, оглядывая мою одежду, и еще удивленнее смотрела, как я направляюсь к выходу. – А ты куда? Ты почему в таком виде? И не дома?
– Дверь захлопнулась, – плечами пожала и слабо улыбнулась, на ходу придумав легенду. – А Марата дома нет.
– А что ты не дома была?
– Вышла посмотреть, что в почтовом ящике лежит.
– Ааа, – бдительность соседки была усыплена. – А ты куда?
– Да я к знакомым. У них должен быть ключ.
– Иди ко мне домой и позвони им. Пусть они его привезут.
– А у них нет телефона, – не моргнула я глазом. – Придется идти. Тут недалеко.
– Давай спасателям позвоним.
– Они дверь выломают. Что я потом Марату скажу? – трогательно, подражая Ксюше, хлопнула ресницами и потупилась. – Надо сходить.
– Куда ты в таком виде? – запричитав, указала рукой на мою одежду. – Простудишься ведь. Давай пока у меня посидишь, чайку попьешь, а потом и брат твой приедет. У него же есть ключи?
– Он поздно приедет.
Сначала я не оценила ее предложения. Но подумав, решила, почему бы и нет? Посижу у нее, придумаю что-нибудь. Возможно, у нее есть какая-то одежда. Я попрошу у нее что-нибудь на время, исключительно чтобы дойти до друга семьи, а там меня и след простыл. Пусть с ней потом чурка разбирается. Меня это не должно волновать.
– Ну ладно, – согласилась, делая шаг по направлению к ее квартире. – Давайте подожду. Спасибо большое.
– Не за что, дочка, – она пропустила меня внутрь и закрыла дверь. – Проходи. Сейчас чайник включу.
Пока она хлопотала на кухне, я осматривалась. Планировка почти та же, что и у нас, вернее, у Марата. Только комнат не две, а одна. Дверной проем завешан причудливой шторкой, на трюмо много статуэток. Запах еще в квартире был такой странный, но не противный.
Несколько часов пришлось провести в обществе бабульки. Я натужено улыбалась, так что болели щеки, кивала периодически и посматривала на часы. Наконец, решила:
– А у вас нет пальто какого-нибудь? Мне только дойти, и я вернусь сразу.
Она неуверенно замялась и отвела глаза. Одно дело чаем напоить, другое – давать что-то, пусть и на время. Ее кошка, спящая в углу, подняла голову и мяукнула.
– А брат твой скоро приедет?
– Нет, – расстроила я. – Поздно-поздно вечером.
– Ему позвонить нельзя?
– Нет. Он работает, а номер я не знаю.
Она тяжело вздохнула, поднялась, отставила чашку и принесла пальто. Обычное серое, драповое, не новое.
– Держи. Занесешь потом?
– Конечно-конечно, – заверила я быстро. – Как только ключ заберу.
На часах было уже восемь вечера, и мне оставалось надеяться, что ломбард работает. Так даже лучше – не придется искать зимнюю одежду. Эту – я возвращать не собиралась. Пусть “брат” разбирается.
Торопливо попрощалась, еще раз пообещав, что непременно вернусь, и вылетела на улицу. Было холодно. Если днем снег подтаял, образовав слякоть и грязь, то теперь месиво начало замерзать, и я через каждые пять-шесть шагов скользила, норовя упасть. В одних тапках было холодно, и ноги себе отморозила почти сразу.
В магазине на меня странно косились, но тут же отворачивались. Никому особо не было до меня дела. В кабинке ломбарда сидел хиленький мужичок с крохотными глазками. Завидев меня, он поднял брови и вопросительно уставился.
– Скажите, за сколько я могу ее сдать? – сняла цепочку и передала ему в руки.
– Только цепочка или с кулоном?
– Все вместе.
Он очень долго рассматривал и изучал украшение, а потом украдкой меня разглядывал. Все понятно. Стоит перед ним ребенок, и он думает, что может меня развести. По глазам вижу. Только не на ту напал. Наконец, мужик назвал сумму, втрое меньше минимума.
– Издеваешься? – процедила я, снимая маску доброй и послушной девочки. Та маска осталась в квартире у Марата. И мне уже не понадобится. – Ты меня за дуру держишь, мужик?
Мой тон был холодным, расчетливым и никак не подходил для скромной девочки. Мужик выпрямился во весь свой небольшой рост и приосанился.
– Девочка, я и так завысил цену. Если не нравится – иди в другой ломбард.
– Это белое золото высшей пробы, и ты хочешь мне заплатить за него копейки. Ты совсем оборзел?
Вот теперь он понял, что со мной связываться не надо.
– А откуда у тебя это? Ты ребенок еще. Сейчас-сейчас, – лихорадочно забормотал он, не выпуская украшение, и потянулся за телефоном. – Я в милицию еще позвоню. Украла небось.
– Не украла, – прозвучал позади меня успокаивающий бас Марата. – Это ее. Но мы закладывать и продавать ничего не будем. Отдайте.
Оценщик пригнулся, чтобы в окошке разглядеть говорившего, и после того как увидел – звонить передумал. Одно дело девчонка, которую можно запросто обвести вокруг пальца, другое дело – угрожающий массивный кавказец у нее за спиной, которого обмануть не выйдет. А если я вдруг ему родственница, то когда чурка узнает, что меня пытались развести, вообще неизвестно, что будет.
Эти безрадостные мысли на стареньком лице отражались бегущей строкой. Я бы посмеялась, не будь обижена и зла. Убегать и привлекать к себе внимание смысла не было. Сейчас Марат у меня заберет и украшение, и пальто, а потом вытолкнет на улицу. Приятного от такой мысли мало.
– Да заберите ради бога, – цепочку поспешно вернули, и Марат, опередив меня, ее забрал и положил к себе в карман. Вот о чем я говорила. – Тоже мне…следили бы за ребенком лучше.
– Обязательно.
Марат обхватил мое запястье и потащил меня к выходу. Я не сопротивлялась, потому что глупо им бесполезно, тем более, народу рядом достаточно много. У крыльца магазина стоял жигули.
– Садись.
Я села, сложив сжатые в кулаки ладони на коленях. Марат на меня не глядел, довез до дома, так же за руку вывел и позвонил в дверь соседки. Старушка быстро открыла, как будто стояла и ждала, когда чечен позвонит.
– Нашел ее? – с улыбкой спросила бабулька, умильно меня разглядывая и забирая любезно отданное пальто.
– Нашел. Спасибо, что пригласили ее к себе, – благодарно улыбнулся чечен. Он был мягким и вежливым, что резко контрастировало с силой, с которой он сжимал мое запястье.
– Да не за что. А то представляешь, стою, смотрю – Сашка бежит. В одной кофточке на улицу. Думаю, что-то неладно, наверное. Ты в следующий раз аккуратнее. И ключи так не забывай.
– Я прослежу, – двусмысленно пообещал Марат. – Еще раз спасибо.
К моему удивлению чечен повел меня домой. Я на него не обращала внимания и делала вид, что его нет.
– Тапки сними, – приказал чечен. Я не глядя, скинула их в разные стороны и застыла. – Вперед пройди.
Все как в старые добрые времена – я в углу на диване, Марат – на кухне. Он не выгонял, что странно, и не орал. Мне было плевать – я отогревалась.
– Иди пить чай с малиной. Еще заболеешь, и мне с тобой возиться.
– Не хочу, – обиженно буркнула.
– Что опять? – закатил глаза чечен.
– Ничего. Отдай мою цепочку.
– Не отдам.
– Она моя!
– Ты ее продать хотела, – цинично заметила Марат.
– Ну и что? Она моя. Хочу – продаю, хочу – нет. Тебе то какое дело?
– Я с тобой сейчас по-хорошему разговариваю, – вся его наигранная хорошесть и добрый настрой с каждой секундой все больше сходили на нет. – Что у тебя за привычка выводить меня из себя?
– Ты брехло, – процедила я со злостью.
– Что ты сказала? – желваки у чечена дернулись.
– Брехло, – уверенно повторила я.
Я вздрогнула и сильно зажмурилась, когда в паре сантиметров от уха в стену врезалась ваза. Открывать глаза было страшно.
Марат не умел просить прощения. Вообще. Я даже сомневаюсь, что хоть раз он это делал. В детстве – возможно, и то вряд ли. Он предпочитал не унижать себя словами. Если был не прав – исправлял. Но признавать вину – нет. Справедливости ради стоит сказать, что и я такая. Просить прощение мне несвойственно и диковато. За что просить? За то, что делала, как хотела? Бред. За то, что кого-то подвела? Каждый за себя.
Тогда мы не извинялись друг перед другом. Хотя виноваты были оба. Но и в этом мы не признавались, возможно, лишь самому себе и в глубине души. Я нахрапом расчищала свою территорию, не принимая никого. Я смирилась с тем, что рядом Марат. Я могла смириться с Оксаной, но не тогда, когда она причиняет мне дискомфорт. Меня не волновали планы и желания чечена. А его не волновали мои бзики. Это был его дом, в котором он вел себя как хозяин. Мои неудобства его не трогали.
После того как запустил в стену вазой, Марат ушел курить на лестницу. Часа на два. Я не убежала, не сдвинулась с места. Я правильно и честно ему сказала. Наконец, когда успокоился, чечен вернулся и устало привалился к дивану, устроившись прямо на пол.
