Текст книги "Трудные дети (СИ)"

Автор книги: Людмила Молчанова

Соавторы: Татьяна Кара
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 47 страниц)

Впервые за несколько часов он искренне рассмеялся и даже успокоился. Еще немного поговорив, мы расплатились – платил Антон – и разошлись по домам.

– У тебя есть телефон? – уже на улице поинтересовался парень.

– Да. Только бумаги и ручки нет.

– Пиши здесь, – он протянул мне нокию, и я быстренько вбила свой номер в его телефонную книжку. – Увидимся.

– Да. Увидимся.

Наверное, у меня карма такая – позволять практически всем без исключения мужчинам становиться рядом со мной самим собой. Как еще иначе это объяснить? Сказать, что я не ждала от них многого? Ждала и еще как. Сказать, что была нетребовательной? Допуск к моей персоне и уж тем более моему телу дорогого стоил, и не пойми кто не подпускался.

Не знаю. Возможно, я как-то давала понять, что меня ничего не шокирует, что меня мало волнуют какие-либо предрассудки, возможно, мужчины чувствовали, что я отнюдь не святая. А возможно, это было банальным равнодушием к ним и их моральным терзаниям. Не знаю. Но зато я знаю, что рядом со мной они чувствовали себя настоящими, вели себя по-настоящему и не скрывались. Мое общество становилось редким глотком чистого воздуха и свободы, от которых у мужчин кружилась голова, и они подсаживались на это ощущение как на кокаин.

Исключением не стал и Антон. Мы редко виделись, чаще всего стихийно, обговаривая встречу за полчаса до ее начала. Потом мы ехали в знакомую кофейню, с той лишь разницей, что иногда Антон вместо кофе заказывал самый дорогой виски, который неспешно потягивал. И мы говорили – о каких-то совершенно глупых и глобальных вещах, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Я узнавала много нового и противоречивого, поэтому было совершенно нормально, что у меня, как у человека думающего, возникали сомнения и свои мысли на тот или иной счет. С моей старухой не всегда, да чего уж там, почти никогда не удавалось обсудить такие вещи – чаще всего меня называли идиоткой и бестолочью, не давая никаких объяснений. А Антон был умным – сначала парнем, а потом уже и мужчиной. Он мог поддержать любую тему разговора, начиная соленьями, в которых я ничего не понимала, и заканчивая Дали, в котором я тоже ничего не понимала. Мы говорили о людях, и наши циничные, а в моем случае еще и эгоистичные взгляды на те или иные вещи, нередко совпадали, а где-то даже изменялись под влиянием друг друга.

– Давай представим, что мне…нужна помощь. Ты бы помогла мне?

– Господи, мужчины, я и не подозревала, что вы так любите тему “на что ты готова ради меня”.

Антон картинно нахмурился.

– Давай серьезно. Вот мне нужна помощь, например…деньги в долг. Срочно. Твои действия.

– Выпью кофе? – подняла бровь и не сдержала улыбки, заметив, как Антон начал закипать.

– Саша!

– Ок, если у тебя такая постановка вопроса…Все зависит от того, как хорошо мне живется и сколько тебе нужно.

Он усмехнулся и скрестил руки на груди.

– Вот как?

– Что ты хотел услышать? Я не из разряда мнимых добряков.

– Вот оно! Подошли к тому, с чего начали! Знаешь, что в тебе убивает?

– Моя патологическая честность? – блеснула белозубой улыбкой.

– Кроме нее.

– Не знаю.

– Твое абсолютное неприятие добра как такового.

– Сказал мне Антон, который прекратил общаться с семьей, а когда позвонила единственная и любимая мама и попросила о помощи, он просто повесил трубку.

– В чем ничуть не раскаиваюсь. Но я опять не об этом. Я тоже далеко не добряк, как ты выразилась, но я не отрицаю добрые помыслы и поступки, в отличие от тебя. Добро есть, но не в чистом виде. Как и зло, кстати.

– Добро не в чистом виде? Ты хоть понял, что сказал?

– Вполне. Что ты сможешь назвать добром, Саш? Ничего. А злом? Ничего.

– Тош, твое добро не в чистом виде – чистой воды эгоизм. Ваши так называемые “добрые поступки” зависят в первую очередь от вашей зоны комфорта.

– Да что ты к этой зоне прицепилась?!

– Словосочетание понравилось, – огрызнулась в ответ и немного нервно стряхнула пепел в пепельницу. – Да как не назови, Тош, факт остается фактом. Если человек будет достаточно обеспечен, относительно счастлив и жизнь его будет окружена достатком, то он тебе поможет. Даст нужную сумму, потому что она не слишком то и отразится на ЕГО жизни и ЕГО личных делах и переживаниях. Возможно, терпеливо подождет, пока ты сможешь расплатиться. Но чуть что – и он из тебя душу вынет. Стоит только потревожить его зону комфорта, упоминания о которой ты так не любишь. Просто пример тебе. Ты хочешь есть. Представил?

– Ну.

– Ты приходишь ко мне и просишь у меня еды. При той жизни, которой я живу сейчас, мне было бы не жалко для тебя тарелки супа или куска хлеба. Я бы разделила с тобой пищу, возможно, даже надолго. Дала бы я тебе кусок хлеба, когда мы жили у Лёни? Я бы глотку тебе перегрызла.

– Но ты делилась, – припомнил мне Антон и изучающе прищурился, склонив голову набок.

– Я обменивала возможность спокойно помыться в чистом душе на тарелку еды. Обмен, а не помощь.

– И что?

– И то, Тош. Можно ли назвать мой поступок, когда я бы тебя накормила, добрым? Нет. Он абсолютно эгоистичен. И так поступают абсолютно все. На дороге будет подыхать псина. И вот что я тебе скажу: слепые – этого не заметят, потому они всегда видят только то, что не нарушает их внутренней гармонии. Мнимые добрячки – попытаются ее подкормить. И лишь такие как я честно пройдут мимо.

– А если человек, допустим, вылечит ее и выходит? Спасет ей жизнь? Ты не рассматриваешь такой вариант?

Выкуренная до фильтра сигарета начала жечь пальцы, поэтому я поспешила сделать последнюю затяжку.

– Рассматриваю. Один из миллиона. Такой случай – один из миллиона. Причем не факт, что человек, взяв собаку к себе, будет иметь бескорыстные мотивы. Не факт, что им двигает лишь желание помочь. Возможно, у него когда-то умерла собака, и теперь, глядя на эту, он вспомнил старую – в таком случае он просто-напросто восстанавливает собственное спокойствие. А возможно, все гораздо прозаичнее – ему просто захотелось собаку, верного друга, который всегда будет терпеть его закидоны, и именно эта подвернулась под руку.

Парень, несмотря на достаточно серьезную тему, откинул голову и раскатисто рассмеялся, заставив меня замереть, так и не донеся сигарету до пепельницы, и обиженно нахмуриться.

– Саша, я тебе поражаюсь! – воскликнул он. – При всей твоей, как ты говоришь, эгоистичности, у тебя мировоззрение ребенка.

– Я не ребенок!

– Я и не говорил, что ты ребенок. Но у тебя гипертрофированный детский максимализм, который зашкаливает за все известные и неизвестные пределы. Ты делишь мир на черное и белое, но белого нет, и для тебя все остается черным. Ты забываешь о том, что и чистого черного тоже нет. “Ваши добрые поступки”…Хех…Пойми ты, Саш, что не все делится так четко, как ты себе представляешь. Нельзя всю жизнь прожить по твоей философии.

– Почему нет? – искренне удивилась я. – Очень даже можно.

– Ничего не давая взамен просто так?

– Я уже давала взамен и рвала задницу. Одного раза хватило за глаза. Хватит.

– Это только однажды. А как же семья? У тебя будет муж, будут дети…Ты к ним также станешь относиться?

– Отвечу, но сначала ответь ты. Ты бы дал кому-то что-то безвозмездно?

– Да, – быстро и уверенно ответил Антон. – Своей семье.

– Да ну?

– Я имею в виду свою семью, Саш. Своих детей, свою жену и своих близких друзей. Особенно детей, наверное. Чему ты так довольно улыбаешься?

– В своем “безвозмездно” ты даже меня переплюнул, особенно когда добавил “особенно детей”.

– Поясни.

– Дети и есть ты сам. Они воплощение тебя, которое ты будешь воспитывать так, как считаешь нужным. И семья – штука исключительно эгоистичная. Дети – это ты, жена – это ты, и вся семья в целом – тоже ты. И да, все силы будут направлены на благополучие семьи, то есть благополучие тебя самого. Где здесь добро?

– Кто тебя воспитывал?

– У меня было много тех, кто меня воспитывал.

– Руки им оторвать надо.

– Не надо. Иначе не получилось бы такой красавицы, которая сидит напротив, – меня начал изрядно напрягать этот разговор, и я попыталась свести все к шутке.

Не удалось.

– Я даже не знаю, что тебе ответить, Саш. Ладно, тебя я понял. Но скажи вот что – чем руководствуются родители, которые бросают детей? Это же их воплощение, так?

– Так, – подтвердила я.

– Тогда почему?..

– Я много лет думала об этом. И нашла только один ответ – они себя не любят. Или что-то любят больше, чем себя. А так быть не должно.

– Иногда ты меня пугаешь, – излишне серьезно отозвался Антон, а мне оставалось неопределенно улыбнуться и пожалеть, что вообще разговор свернул в такое русло.

Я приоткрыла ему лишь часть своего мировоззрения, философии, как говорил сам Антон, я сделала искреннюю попытку быть честной, но едва все не испортила. Замены Антону у меня не было, а терять его пока не хотелось. И очередная маска, пусть и полупрозрачная, вернулась на лицо, скрыв истинные мысли.

Глава 55

Именно я уговорила Антона завязать отношения с богатой женщиной. Это не означает, что лично мне принадлежала такая идея или, например, я вознамерилась сделать из парня альфонса – он сам горазд на многие вещи, тем более и работа у него отнюдь не монашеская. Просто я стала решающим импульсом, вот и все.

Ее звали Илона, ей было чуть за сорок, но благодаря деньгам, которыми с лихвой обеспечивал ее муж, и собственной миловидности, не померкшей с годами, женщина выглядела привлекательной и ухоженной, причем именно второе заставляло обращать на нее внимание. Она дорого одевалась, пользовалась дорогой косметикой, которую ей подбирал специальный стилист, и носила дорогие украшения. После тех правил, что вдалбливала в меня Элеонора Авраамовна, Илона казалась мне чуточку яркой. А еще она чересчур сильно старалась выглядеть не на свой возраст. Возможно, в прошлой жизни и с прошлыми взглядами, когда я считала, что, чем дороже, тем лучше, Илона наверняка мне бы понравилась. Впрочем, эта женщина не была моей проблемой.

Антон до какого-то момента не говорил о ней, хотя ее присутствие всегда ощущалось и проявлялось, например, в достаточно частых и продолжительных звонках, которые периодически выпадали на наши с парнем встречи. Например, мы могли спокойно сидеть у Антона в квартире, снимаемой им напополам с другом, пить чай и просто болтать, как приятную атмосферу разрезала звонкая трель. В первый раз я не удержалась от вопроса – уж очень красноречивым было у Тоши выражение лица, когда он посмотрел на дисплей.

– Кто это?

Какое-то время он молчал, потом сбросил звонок и передернул плечами.

– Не бери в голову. По работе.

Позвонили еще раз, очень настойчиво, и явно не собирались вешать трубку.

– Ответь, – мягко сказала я и слабо улыбнулась. – Вдруг что-то важное.

Обычно приятель ничего не скрывал от меня, но в тот раз ушел на кухню, закрыл дверь и даже включил воду, застучавшую по стальной раковине. Слышно ничего не было, только повышенные, хотя и приглушенные тона, но чувствовалось, что Антон кому-то что-то объясняет, а потом еще и уговаривает. Когда он вернулся, я не задала ни единого вопроса, ни жестом, ни словом не показала, что произошло нечто экстраординарное, а вела себя абсолютно так же, как и десять минут назад.

Впоследствии я увидела Илону в клубе, когда приехала туда на какое-то мероприятие по приглашению Антона. Женщина уверенно двигалась среди танцующих, изящно лавируя между ними, и целеустремленно направлялась к стоящему в углу Тохе. Уверенно и как-то даже полноправно за локоть его взяла и что-то проговорила на ухо, сильно жестикулируя. Антон нахмурился, резко ответил и отвернулся, но потом вновь заговорил с ней, настойчиво что-то объясняя. Заметив мой взгляд, парень застыл, напрягся и попытался высвободить конечность из женской хватки. Илона рассердилась, замахала у него перед лицом руками и обиженно отошла, на сей раз не слишком изящно печатая шаг.

Я равнодушно отвернулась, заказала себе чашечку кофе и попросила пепельницу, после чего с удобством устроилась на диванчике и закурила, спокойно дожидаясь, пока придет Антон, который должен был с минуту на минуты закончить. Приятель не заставил себя долго ждать, практически сразу был уже около меня и поглядывал виновато взглядом побитой собаки.

– Ты все? – поинтересовалась я расслабленно и потушила сигарету, сплющив ее об пепельницу. – Мы можем идти?

– Да. Тебе заказать такси?

– Было бы неплохо. Мне завтра рано вставать и ехать в университет, да еще надо в издательство зайти.

– Что за издательство? – Антон буквально источал заинтересованность и участие, так что я с подозрением на него покосилась. – То, про которое ты мне рассказывала?

– Ну да.

– Тогда поехали. Уже поздно, а тебе не мешало бы выспаться.

Антон всю дорогу до моего дома мялся, поглядывал на меня искоса и словно ждал от меня чего-то. А мне от него ничего не надо было.

– Ты не хочешь меня ни о чем спросить? – не выдержал он у самого подъезда.

– О чем?

– Об Илоне.

– Это имя той женщины? – не стала изображать непонимание. – Красивое.

– Красивое, – согласился Антон и жадно на меня уставился. – Почему ты молчишь?

– Если захочешь, сам все расскажешь.

Он опять замолчал, а меня вся ситуация начала порядком раздражать. Тем не менее, я уступила и попросила:

– Расскажи, Тош.

Ничего такого, о чем бы я сама не догадалась, Антон не сказал.

– И в чем проблема? – не поняла я. – Ты ей нравишься, как я поняла, ее муж на все смотрит сквозь пальцы и ничего не запрещает. Илона твоя далеко не уродина, ухоженная такая, симпатичная…Для своего возраста она очень даже.

– Она мне не нравится.

– Да что ты? Есть разница, кого трахать?

Антон стоял очень близко, нависал надо мной и все время передвигал ладони, которые с каждой минутой оказывались все ближе к моему телу. Он почти распластал меня по стене, с которой я испытывала непреодолимое желание срастись. На улице ни душе, свет в окнах давно не горел, и мы были одни. Я не думала, что приятель применит силу или сделает что-то не так, все-таки для этого он достаточно совестлив, но мне не хотелось ничего больше, кроме общения. Не хотела головой, но это не означало, что Антон меня не привлекал – на это тело отреагировала бы даже мертвая. Но секс ради секса был мне пока не нужен. Я не видела в этом смысла, и такой секс ничего, кроме, возможно, наслаждения принести не мог.

– Есть, – низким голосом проговорил Антон и склонился ниже. – Для меня есть.

– Судя по тому, как вы общались, она достаточно понравилась для того, чтобы с ней переспать.

– Раз.

– Не оправдывайся, Тош. Мне все равно.

– Ты ревнуешь, – с плохо скрываемым удовлетворением произнес он.

Я сглотнула и отвернулась.

– Нет. Поверь мне. Когда я ревную, то это видно и слышно.

Антон стремительно навалился на меня, и я охнула от неожиданности, почувствовав свидетельство его желания, упиравшееся мне в бедро.

– Если ты хочешь, я могу отказаться, – с чувственной горячностью прошептал он мне в шею и поднял голову.

Ладонями уперлась в его твердую грудь и надавила, вынуждая высвободить из тесных объятий.

– Я не хочу.

– Что?

– Чтобы ты отказывался, – приятель замер и отстранился, неверяще вглядываясь в мое лицо. Пользуясь его растерянностью, я проскользнула в сторону и потянулась к кодовому замку, чтобы открыть тяжелую входную дверь. – Ты будешь дураком, Антон, если откажешься. Она богата, не уродина и готова дать тебе абсолютно все. Она будет тебя купать в деньгах, и все, что от тебя требуется – спать с ней какое-то время.

– Ты серьезно сейчас?!

– Вполне. Ты сам рассказывал, что мечтаешь открыть свою ветеринарную клинику. И что тебе мешает? Год-два, и она у тебя в кармане.

Мужчина обхватил меня за локоть и развернул к себе лицом.

– И ты мне это позволишь?

– Я тебе не начальник.

– Одно слово, и я откажусь от всего.

– Мне это не нужно. Отпусти.

С тех пор, как Антон той ночью, раздосадованный и злой на весь мир, ушел от дома старухи, я не видела его около полугода. Мужчина не звонил, не писал и никак о себе не сообщал. А я не искала вынужденных и вымученных встреч, на которых мы наверняка отводили бы друг от друга глаза. Если ему что-то понадобилось бы, Антон мог позвонить, благо что мой номер и мой адрес всегда у него были. Если мужчина не нуждается в тебе или делает вид, что не нуждается – не навязывайся. Одно из правил старушки, вбитое в мою голову, как эпитафия на могильную плиту. Правда, внутри меня спокойным светом горела уверенность в том, что Антон еще появится, причем по собственной инициативе. Хотя бы потому, что я не рвала связывающих нас нитей, а значит, он был по-прежнему привязан ко мне.

И он появился. Сначала чисто случайно, в одном из кафе города, куда меня втянула Анька, выбиравшая помещение для свадебного банкета. Антон вместе с той самой Илоной сидели у окна, спокойно обедали и о чем-то оживленно переговаривались, явно получая удовольствие не от темы, а от самого общения. Женщина казалась помолодевшей, правда, возможно дело всего лишь в освещении, но она лучилась счастьем и спокойствием. Приятель тоже изменился.

В молодом человеке, облаченном в дорогие брюки, явно сделанные на заказ, и темно-синюю рубашку с небрежно закатанными рукавами, не осталось ничего от загорелого стриптизера, которого я знала полгода назад. Сейчас можно было увидеть серьезного, успешного мужчину, явно знающего себе цену, уверенного в себе и завтрашнем дне, а также, чего греха таить, и в собственной привлекательности. Русые пряди по-новому пострижены, в легкой небрежности, которая вызывает лишь одно желание – растрепать их еще больше. Можно было уверенно заявить, что Илона и ее деньги пошли на пользу Антону.

Но он не только внешне изменился. Теперь уже окончательно исчезло то, что оставалось от его воспитания. Не было больше мучительной двойственности и стыда за свои поступки. И та капля ранимости, что, возможно, была в нем полгода назад окончательно испарилась, не оставив и следа.

Антон меня заметил, выпрямился, так и не донеся вилку ко рту, и недовольно нахмурился. Он пытался не смотреть на меня, не привлекать внимание, но Илона цепко за держалась за него и его время, поэтому, конечно же, красноречивые взгляды заметила, а рассмотрев ту, на которую они были направлены, расстроилась и разозлилась. Уже то, что я моложе, заставляло ее нервничать и сходить с ума от ревности.

Делать вид, что мы с ним не знакомы, стало просто-напросто глупо, поэтому я все-таки решила подойти.

– Ань, я сейчас, – предупредила сокурсницу, тронув ту за плечо. Она вздрогнула, оторвалась от изучения меню и вопросительно на меня уставилась. Пришлось повторить. – Мне надо отойти. Я быстро.

– Угу, давай, – и она снова уткнулась в прейскурант.

– Здравствуйте, – через минуту я с ослепительной улыбкой стояла у их столика и изо всех сил делала вид, что не замечаю неприязненных взглядов, метающих молнии. – Привет, Антон. А вы, должно быть, Илона?

– Да, – она без особой радости кивнула и поджала сильно накрашенные блеском губы. Зря. Так у нее морщинки появляются.

Также улыбаясь, я с явной восторженностью, удивившей женщину, воскликнула:

– Как я рада с вами познакомиться! Антон столько о вас рассказывал!

– Вы ему кто?

– Жили рядом. Антон, твоя девушка даже красивее, чем ты ее описывал.

Антон кисло улыбнулся и промолчал.

Двадцать минут я лила мед поэзии в милые ушки. Расхваливала все, начиная с туфель и заканчивая прической, восторгалась ее стилем и раз десять в разной интерпретации повторила, какая же они с Антоном красивая пара. И да, я безусловно рада наконец-то встретиться с женщиной, о которой мой друг столько рассказывал. Мое обаяние работало на полную мощность, и к концу монолога, наверное, сам Антон поверил в то, что они красивая пара и замечательно смотрятся. Илона окончательно оттаяла, расслабилась и приняла меня за милую и безобидную дурочку. Еще бы, я с такой идиотской и широкой улыбкой сыпала комплиментами, что представлять опасности просто не могла.

– Приятно было познакомиться, – в конце добавила я и жестом попросила подождать маячившую Аньку, которая не знала, куда деваться от безделья. Очевидно, меню она вдоль и поперек изучила.

Женщина пожала мне руку, и золотой браслет ярко блеснул на солнце.

– Мне тоже.

Антон был готов на смертоубийство, о чем красноречиво свидетельствовали горящие обещанием глаза, но я сделала вид, что ничего не заметила. И ушла.

Он позвонил через три дня, поздно вечером, когда я готовилась ко сну.

– Алло.

– И что это был за концерт по заявкам? – его голос сочился ядом и издевкой.

– Тебе не понравилось? Предпочитаешь скандал? – в тон ему ответила я. – Ты спасибо сказать мне должен.

– За что?!

– За то, что не лишился всего в один миг. Не считай ее дурой, Тош, по ней видно, что она не такая. И все твои взгляды она видела. Успокойся, – примирительно продолжила я и понизила голос, чтобы бабка ничего не услышала. – Больше этого не повторится. У меня нет желания общаться с твоей…девушкой.

– Все такая же язва.

– Приятней слышать, когда ты смеешься, а не когда рычишь.

– Саш…

– Прости, мне пора. Завтра рано вставать.

Я повесила трубку и выключила звук. Антон позвонил на следующий день. И на следующий. И еще через день. Но встречаться с ним я не хотела и держала парня на коротком поводке. Держа дистанцию, я привязывала Антона ближе и ближе.

Он приезжал за мной в институт. На дорогой машине, в костюме и с кучей денег, которую постоянно мне демонстрировал. Он покупал мне цветы. И даже конфеты. И все чаще он говорил, что рядом со мной дышит.

– Я уже не могу там с ней, – признавался Антон и клал голову мне на колени. – Она как удавкой стягивает.

– Не кирпичи разгружаешь, Тош, – смеялась я в ответ и гладила его по растрепанной голове. – Твое дело нехитрое.

– Все-таки ты язва.

– Я знаю. И ты знаешь. В чем проблема?

– В том, что я чувствую, что скоро сорвусь, – он не шутил, говорил серьезно и почти со страхом. – Я смотрю на нее, как она улыбается, в любви признается, как красится, и мне хочется ей шею свернуть.

– Ты на женщин же руку не поднимаешь.

– Что мне делать, Саш?

– Сделай так, чтобы она сама тебя бросила.

– Поругаться?

– Ты хочешь лишиться того, что заработал потом и…кое-чем другим? – он рыпнулся, но я удержала его за плечо и заставила лечь обратно. – Уймись. Знаешь ведь, что я шучу.

– Мне не нравятся твои шутки, – кипел от ярости Антон.

– Твои проблемы. Но мы не об этом. Заставь ее разлюбить себя, вот и все.

– Как? Она со своей любовью у меня уже вот здесь сидит! – ребром ладони ударил себя по горлу. – Тошнит аж.

Как она его допекла, однако.

– Очень просто. Найди ей лучше. Найди ей такого мужчину, что даст ей то, чего не можешь или не хочешь давать ты. Поспрашивай своих друзей, из бывших, наверняка многие уже не танцуют, но деньги ведь всем нужны. А отношения с Илоной не порти.

Вышло так, как я и говорила. Через три месяца Антон был свободен, относительно богат и успешен, а главное, открыл собственное дело, о котором давно мечтал.

У меня же произошла встреча с прошлым, которое стало моим настоящим.

Глава 56.

”Он мог делать с ней буквально все, что хотел,

он совершал насилие над ней – как физическое, так и духовное.

Поцелуями и побоями он заставлял ее приобщаться к новой морали,

суть которой: все дозволено”.

Магда Шнайдер

Своим вторым и самым важным знакомством с Романом я была обязана Элеоноре Авраамовне. Нет, она не знала ни его, ни его родителей, но старуха имела доступ к квинтэссенции богатой интеллигенции, к которой, у меня не возникало и тени сомнения, принадлежал мой будущий муж. Я всегда говорила, что в нем чувствуется порода.

Этот доступ я получила не сразу, только лишь когда пошли реальные плоды моих трудов. Старуха меня муштровала, гоняла и всячески натаскивала, учила правильно говорить, не только в смысле голоса, а в смысле связности и логичности речи.

– Ты должна уметь поддержать любую беседу и уметь направить ее в нужное именно тебе русло, – напутствовала она. – В наше время умение говорить ценится даже сильнее умения делать.

Кроме всего прочего Элеонора Авраамовна брала меня на балеты, оперы и спектакли. Я в своей жизни ни разу не была в театре, даже в тюзе, поэтому первый мой поход оказался весьма…шокирующим. Меня поражало все – массивные колоны цвета слоновой кости, мраморная лестница, сводчатые потолки, ковры, люди…В общем, все! В самый первый раз мне жутко досталось от старухи.

– Закрой рот, – зашипела она и дернула меня за руку, так что от неожиданности я прикусила язык. – Кошмар какой! Чтобы я еще хоть раз с тобой куда-то выбралась?

– Я просто смотрю.

– Ты пялишься. Невежество!

– Ну знаете! Мне еще ни разу не доводилось здесь бывать, – огрызнулась в ответ и опустила глаза в пол, поймав на себе брезгливый взгляд мужчины средних лет. – Простите, что мешаю вашему общению с прекрасным!

– Не дерзи! Чему я всегда тебя учила? Держи лицо!

Бабулька брала меня не мытьем, так катаньем. Я не воспринимала оперу, засыпала на балетах и откровенно скучала на спектаклях. Но цербер таскал меня по таким мероприятиям до тех самых пор, пока я хотя бы не научилась делать заинтересованное лицо и не спать. Это было первым шагом. Хорошо еще, что мне приходилось платить только за такси для старухи, которая утверждала, что все это исключительно для меня, а если бы не я, то сидела бы она спокойно дома. Билеты Элеонора Авраамовна бесплатно доставала через свою знакомую. И это прекрасно, потому что если бы я еще и за эту муть деньги платила, то точно возненавидела бы высокое искусство.

В общем, я всячески облагораживалась и образовывалась. И на третьем курсе уже была одной из лучших, одной из самых одаренных и начитанных. Я. Которая научилась читать и писать в четырнадцать лет. Впору было собой гордиться.

Она начала знакомить меня со своими гостями.

– Это твоя внучка, Элечка? – проворковала одна дородная дама в безразмерном балахоне.

Элеонора Авраамовна передернулась.

– Воспитанница, спасибо господи.

– Очень приятно, – тепло улыбнулась я и пожала пухлую большую руку. – Александра.

– Милая девочка, – краем уха уловила я разговор старухи и ее гостьи. – Головастая.

– Еще бы, – кивнула Элеонора Авраамовна. – Я старалась.

Гренадерша, затрепетав черными складками балахона, словно крыльями, рассмеялась грудным смехом, обняла старушку и вышла.

Но все эти люди были старым поколением, отжившим, хотя и имевшем определенный вес. Но главное – они сделали фамилию своим детям и внукам, которые активно этим даром пользовались. И вот как раз это новое поколение, перенявшее что-то от старого, и было мне интересно. Элеонора Авраамовна это прекрасно понимала, поэтому познакомила с одним престарелым скульптором, чья внучка должна была вернуться в Россию после продолжительной учебы в Европе, куда ее отправили вечно занятые родители.

Вот как раз через эту милую барышню я и познакомилась с Романом.

Алиса была очень образованной и абсолютно не русской. Дело не в национальности и гражданстве, с этим как раз все было в порядке, дело именно в менталитете и даже мировосприятии. Хотя ничего странного, собственно, ведь девушка прожила большую часть жизни заграницей и видела лишь хорошее, чему активно способствовали деньги родителей. Но она мне не нравилась. Впоследствии мне часто предстояло общаться с выходцами из творческих и богатых семей, более того, с этими людьми меня связывали разного рода отношения, начиная с деловых и заканчивая приятельскими. Но лишь единицы вызывали что-то похожее на уважение.

Они слишком любили говорить, причем не просто говорить о том, что сделают или сделали бы, а тупо трепаться ни о чем. И обо всем сразу. Они хвалили и ругали кино, обсуждали перфоманс, а также различные важные и элитарные мероприятия. Поносили правительство, власть, хаяли богатых за нищету, а нищих за невежество. Они искали смысл в жизни, пытались понять, есть ли бог, но ничего не делали для того, чтобы что-то изменить вокруг себя. Даже я при собственной эгоистичности меняла мир, просто потому, что что-то делала, а они – нет. Они могли есть дорогую еду и пить дорогие напитки, одеваясь при этом как заматеревшие бомжи, но могло быть и строго наоборот – жрали что попало и напяливали лучшие тряпки. Они все поголовно являлись носителями и проповедниками толерантности. Если ты толерантен – молодец, если нет – недалекий дурак и подлежишь анафеме.

С тех самых пор я начала ненавидеть слово толерантность. Лучше бы честно признавались в том, что равнодушны ко всему, кроме себя.

Тем не менее именно благодаря Алисе и ее друзьям я столкнулась с Ромой. У девушки должен был состояться юбилей – двадцать пять лет, и она меня пригласила.

– Много народу-то будет? – поинтересовалась я у Алисы.

Она утвердительно кивнула.

– Много. Но ты и так почти всех знаешь. Придешь? Мы за город поедем.

– Приду, конечно.

Спрашивает.

Готовилась я знатно, как будто чувствовала, что что-то будет. Продумывала свой гардероб на те два дня, что должна была провести за городом, перебирала приличную кипу вещей, набравшуюся у меня за несколько лет. Элеонора Авраамовна, конечно, все заметила и ехидно спросила:

– Съезжаешь?

– Не радуйтесь раньше времени, – в тон ей ответила я и отложила в сторону нужное платье. – Пока я все еще с вами.

– Жаль. Жаль, – она причмокнула сухими губами, уселась на мою постель и сложила руки на животе, с интересом осматривая нехитрую одежду. – Собралась куда?

– На день рождение.

– К кому?

– К Алисе.

– Рахильской? – нахмурила лоб старушка.

– К ней самой.

– Сколько ей?

– Двадцать пять.

– И до сих пор замужем не была?

– Не была вроде. Она, – я постаралась изобразить интонацию, с которой приятельница рассказывала о своей жизненной позиции: – эмансипированная женщина, которая не собирается класть на алтарь скучной семейной жизни свою молодость.

– Дура девка.

– И не говорите.

– Ты сама-то когда замуж выйдешь, бестолочь? Учу тебя, учу, а все равно на моей шее сидишь.

– Я в творческом поиске, – уклончиво отмахнулась я. – Ищу.

– А этот твой…танцор?

– Он не мой.

– Проворонила?

– Да нет. Звонит вон каждую неделю. Рассказывает о своей девушке.

– А ты?

– Пусть рассказывает. Все равно никуда не денется.

Элеонора Авраамовна неожиданно закивала и даже похвалила:

– Молодец. Никогда об этом не забывай.

Покосилась на нее с удивлением, но решила промолчать.

– Ладно.

– Чего купила-то?

До сих пор было денег жалко.

– Не спрашивайте.

– Рассказывай давай.

– Картину, – вытащила из-под кровати упакованный холст и аккуратно развернула, демонстрируя буйство красок старушке. – Настоящий абстракционизм, мать его за ногу…

– По губам дать?

– …и всего за пятьсот рублей, – словно не слыша ее, закончила я и победно ухмыльнулась краешком губ. – Ну как вам?