Текст книги "Крепость (ЛП)"

Автор книги: Лотар-Гюнтер Буххайм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 99 (всего у книги 111 страниц)

Что есть лишь пустые толки, а к чему нужно всерьез прислушаться?

Что это только за такие странные, разношерстные войсковые единицы? Хоть толика героизма, по-моему, вовсе не их конек. Немного позже по обеим сторонам дороги стоят транспорты Вермахта, полусваленые в кюветы, но нигде ни пробоины. Оставшиеся там, где их бросили, потому что закончился бензин.

Ха-ха-ха! смеюсь про себя: У кого в это время нет бензина в канистрах, тому не следует отправляться в путь на машине. Однако наш запас дров тоже довольно скоро может закончиться.

Бартль и «кучер», конечно, могли бы спокойно и дальше ехать, пока последний мешок не опустеет. Но я-то должен продумать наши дальнейшие шаги. Дьявол его знает, где и как мы сумеем разжиться новым запасом дров. В следующей деревне мы, в любом случае, должны достать пилу – или лучше две. В крайнем случае, пропилим пилой себе дорогу по Франции!

Дорожный указатель ставит меня перед дилеммой: Свернуть на Azay-le-Rideau – или двигать прямо на Tours?

Бальзак называл замок Azay-le-Rideau «ограненный алмаз», «что на границе с рекой Эндр покоится на сваях». Мне этот замок, как ни какой другой французский замок, знаком лишь по моим поездкам сюда в многочисленных сновидениях.

Нет, мы должны продолжать движение!

Облака на горизонте напоминают вытянутые на нитке клубки ваты: белая ватная гирлянда. Проходит немного времени, и все небо полностью в таких гирляндах, они становятся больше и плотнее и последовательно накатывают, словно украшения над деревней. От небесной синевы почти ничего не осталось. Опасность воздушного налета еще больше возрастает.

Далекие разрывы бомб заставляют меня собраться. Стучу прикладом автомата по крыше. Бартль мгновенно оказывается на дороге. Он, наверное, тоже их услышал. И вновь гремят взрывы. В какой-то момент понимаю: Это не янки.

Просто где-то там спряталась гроза. Небо перед нами быстро блекнет и становится темно. Выглядит угрожающе. И вот уже первые молнии вздрагивают далеко впереди, ударяя в землю.

Но, кажется, гроза не хочет начинаться так быстро. Вжимаюсь обратно между мешками на «ковчеге», и мы едем дальше.

У дороги большие кустарники. Летняя роскошь, буколическая территория.

Большие жуки бьют меня по голове. А теперь еще и комар попал в левый глаз. Слезами пробую вымыть его.

Безнадежно!

Даю знак остановки: Пусть Бартль поможет мне.

И он вскоре гордо предъявляет свою добычу: Мучитель являет собой всего лишь черную мошку.

Останавливаемся на большой площади с обрезанными липами, расположенными в строгом четырехугольнике. Не заметил, как называется это место. Все здесь аккуратно подстрижено, даже тенистые островки под липами выглядят аккуратно обрезанными. Втайне я надеялся найти здесь добрый глоток вина, но все выглядит опустошенным и плотно запертым. Прохожу вдоль бесконечной стены песчаника и оказываюсь перед входной дверью трактира с полуржавыми жалюзями.

– О нет, только не это! – говорю в повернутое ко мне, полное надежды, лицо Бартля и медленно поворачиваюсь кругом. Вижу «кучера» ссущего под одну из лип и собаку средней величины, очевидно, суку, за которой бегут пять других собак – маленькие, большие и один черный, просто гигантский кобель. Но не вижу ни одного местного жителя. Может быть, говорю себе, они заняты продолжительной сиестой.

И все же эта тишина кажется мне зловещей. Клапан в нашем котле стучит невыносимо громко.

Дальше вверх, в восточном направлении вдоль Луары. И вновь бледное от жары небо слепит меня. Скользкая зыбкость солнечного марева на дороге заставляет напрягать глаза, делает вид нечетким. Свет странно искажает все вокруг и, наверное, он, прежде всего, есть причина того, что я чувствую себя незащищенным – передвижная мишень на колесах.

Снова и снова сверкают косые крыши. Угнетающе жарко. Мы приближаемся к Tours.

Внезапно «кучер» резко тормозит.

Опять спустило колесо. На этот раз заднее левое, а мы его не латали прошлой ночью, и ничего теперь не поделать с этим спущенным колесом.

Тем не менее, «кучер» и Бартль немедленно берутся за работу.

Пока есть время, медленно бреду по направлению движения «ковчега» и вниз по высокой – думаю, ростом с теленка – траве, спускаюсь к берегу Луары.

Солнце уже настолько потеряло свою сильную яркость, что могу смотреть на него не боясь ослепнуть. В небе начинается мягкое флуоресцирование. Краски всех предметов претерпевают изменения. Тени в светлой зелени лугов потеряли свои острые контуры или совершенно исчезли. Но видны светло-освещенные кусты, и они так сильно освещены, будто вот-вот раскалятся и вспыхнут. Вплотную рядом с ними стоят уже бесцветные, такие тенисто-темные кусты, что пойма реки видится разделенной на светлые и темные полосы. Но все ниже опускающееся солнце закутывается в газовое покрывало, и пока еще видимые на заднем плане лугов резкие контуры групп деревьев и кустарников постепенно исчезают. Их тонкий узор исчезает, все мелкие предметы сливаются в одну большую массу, формы упрощаются.

Осталось пока лишь два зеленых пятна: Одно для плана лугов и другое для листвы и пока еще просвечивающего голубого цвета неба и его отблеск в реке. Я смог бы теперь нарисовать, не более чем этими тремя красками, весь ландшафт Луары.

Царит глубокий мир. Тишина укутывает меня словно мягкое покрывало. Лишь тонкая песня сверчка пронзает ее.

То, что река может двигаться беззвучно, кажется мне чудом. Луара заставляет лишь вздрагивать острые как мечи листья ириса и длинные прибрежные травы.

Группа тополей торжественно возвышается, стремясь круто вверх, будто нарисованная Коро.

Клод Лоррен тоже останавливался здесь в свое время и изобразил речной ландшафт, выписывая все видимое вокруг черно-бурой сажей: Кустарники и облака, перемежающиеся группами кустов, и все в одном насыщенном коричневом тоне.

Проплыть по Луаре на складной байдарке вместе с Симоной, вот было бы истинным удовольствием! Для лодки это было бы лучше поездки вдоль морского берега в La Baule к нашему острову. Воды Луары не разъели бы так ее алюминиевый корпус…

Плоды шиповника светятся из зелени листвы красными сигнальными лампочками. Мать Симоны умела варить вкусный джем из плодов шиповника: confiture d’eglantines. В таких вещах она была очень искусна. Но теперь ей это умение не пригодится – она в тюрьме.

Стоп! Мать Симоны была привезена в Нант и помещена там в тюрьму, а Нант уже пал. Но не перевезли ли Madame Sagot гестаповцы или агенты СД куда-нибудь раньше?

Раздается голос Бартля:

– Господин обер-лейтенант! Все сделано!

Едем мимо полускрытых замков – отличные места для постоя штабов. В этой местности должно быть здорово жить.

Вспоминается гостиница при дороге. Называлась: «Hostellerie l’ecu de Bretagne». Странно, что здесь, у Loire, моя память напоминает мне именно таким образом о Бретани. На меня нападает странная грусть и скоро охватывает меня совершенно.

И тут дорожный указатель бьет меня словно электрический ток: «AMBOISE».

Далеко впереди вижу уходящую вправо проселочную дорогу. Может она и в самом деле ведет к замку? Даю сигнал остановки.

Меня буквально пронзает: Я просто обязан попасть туда наверх, к замку Amboise! Неважно, насколько сейчас поздно.

– Туда вверх? – недоуменно спрашивает Бартль, сомнение и малодушие сквозят в его голосе. – На «ковчеге»?

– Конечно, Вы старый «Аника-воин»! Не пожалеете. Кроме того, это важно также и для Вашего образования. До самой Вашей смерти Вы будете жить воспоминаниями об этом. Человек, проведший здесь, в Amboise, свою старость и умерший здесь же, был Леонардо да Винчи. Им была сотворена Джоконда, называемая также «Мона Лиза» – никогда не слышали об этом?

– Ну как же… Слышал, господин обер-лейтенант.

Вверх ведет покрытая булыжником дорога, проезжаем тесный поворот, который «кучер» проходит с большим трудом. Наш «ковчег» слишком длинный. Ручной тормоз трещит. Не сдавая назад «кучер» позволяет ковчегу немного вольно прокатиться – затем тормозит и повторно разгоняется. «Ковчег» пыхтит как на последнем издыхании. Понимаю, что «кучер» раззадоривает машину, как может, но в нашем топливе просто недостаточно энергии: На первой передаче медленно продвигаемся вперед, метр за метром – не быстрее пешехода. Я уже проклинаю свой план забраться наверх. Следовало бы оставить «ковчег» внизу, но ковбой всегда неохотно расстается со своей лошадью.

Новый поворот налево, «кучер» едет впритык к правому внешнему краю дороги, затем остро срезает поворот – эх, сейчас бы тут же прибавить газ и играючи вынести нас из этой кривой. Но как это сделать?

Снова останавливаемся и сдаем назад. На этот раз мы выходим – дьявол его знает, удастся ли нам продвинуться дальше. Мой глазомер, скорее всего, подвел меня: Снизу замок выглядел вполне досягаемым. Или это тягостная тяжесть нашего подъема, который так растягивает дорогу?

Понимаю также, что здесь наверху тоже никого не увидеть. Деревушка внизу, у дороги, будто вымерла.

Теперь перед нами раскрывается покрытое брусчаткой плато, кучер вытягивает длинный полукруг и останавливает ковчег радиатором-холодильником против стены.

– Э, «кучер», кто же так ставит машину?

Как всегда «кучер» тупо пялится на меня. Затем его лицо стягивается в кукиш, будто от натужного размышления над моими словами, и он выдает:

– А как ищще-та, господин оберлайтнант?

– Ай, молодца! – говорю ему. – Запомни, машину всегда надо ставить носом от стены, всегда, чтобы быть готовым к бегству – так что не обессудь!

И пока «кучер» осуществляет новый маневр, подхожу с Бартлем к бойнице в стене перед нами. Уже хочу поставить ногу в едва различимую у земли нишу и обозреть, как турист панораму слева направо, как увиденное заставляет меня буквально проглотить язык: Военный лагерь! Большое танковое соединение! Тяжелый гул моторов: пожалуй, это танки Shermann. Палатки в вечернем свете – и от танка к танку протянуты песчаные брустверы.

Никакой ошибки: Белые звезды на оливковой броне.

Все это я вижу буквально одним взглядом, и затем шепчу Бартлю:

– Спрячьте голову!

– Это же янки! – вырывается у Бартля.

Присаживаюсь на край торчащего из стены камня и пристально смотрю перед собой, словно меня обухом по голове ударили: Перевариваю увиденное. Не могу вспомнить ни одно подходящее к случаю стихотворение, относящееся к этому сборищу танков противника на том берегу. Откуда они пришли?

Из карандашной линии, которой я изобразил на своей карте вероятную линию фронта, могу с трудом понять систему наступления Союзников. Но я вовсе не уверен, что эта линия правильная. Вполне возможно, что я ошибочно скомбинировал ее из разрозненных, неопределенных сообщений, слухов и разговоров, и мои карандашные линии уже давно не соответствуют главному направлению танковых ударов. К черту эту игру в прятки!

Я лишь радуюсь тому, что «кучер» не знает что произошло. Он просто должен поддерживать в рабочем состоянии наш «ковчег».

Ландшафт мечты французских королей, а в самой его середине столько много американских танков, что я даже не хочу начинать их подсчет. И мой испуг не проходит, испуг и страх словно растворены в воздухе: Танк на танке.

Если янки перейдут через Loire, мешок закроется – на этот раз еще больший, охватывающий всю западную Францию.

От Amboise до Chenonceaux всего несколько километров, и там проходит северная граница некогда незанятой зоны. Далее к югу едва ли еще встречаются германские части.

Мы сейчас достигли непосредственно «игольного ушка», и по возможности быстро должны пройти его и оставить позади…

Согласно моей карты от Amboise до Blois только 34 километра – по дороге, непосредственно ведущей к протекающей по плоскогорью Loire. Уклониться внутрь в страну мы не имеем шанса. И на моей карте нет того единственного пути. А если мы у Blois не сможем пройти через Loire? Если противник продвинулся уже дальше на восток, что тогда? Его атакующие, передовые части, могут осуществить это за полчаса.

До Orleans еще 56 километров. Дорога туда ведет дальше вдоль реки. Дорога на другом берегу, эта красная вена на моей карте, является «route e grande circulation». А наша дорога – это «route d’interet local». На полпути к Orleans на другом берегу лежит Beaugency. Там тоже есть мост через Луару. Возможно, один из самых маленьких.

Все прекрасно, но для начала нам придется опять рвануть вниз, а затем пройти мимо этого бронированного стада на самой короткой дистанции.

«Кучер» филигранно осуществляет отъезд. Внизу на подъезде приказываю ему остановиться: Требуется передохнуть и подумать.

Жду, что меня охватит чувство страха и ужаса. Но все это отсутствует. Меня даже охватывает – наоборот – некое подобие внутреннего смеха: Что за абсурдная картина!

Стоящие вплотную танки, выстроившиеся, словно к строевому смотру. Эта массивная огневая мощь в этом мирном ландшафте, в высокой луговой траве у Луары, под чистым, зеленовато-голубым небом – и непосредственно в месте, где жил великий Леонардо: Полная фигня!

Пытаюсь придумать план: Это собрание броневых чудищ ни в коем случае не выглядело как танковая позиция – скорее как обычный армейский лагерь. Наверное, они вовсе не интересуются тем, кто приближается к ним по левому берегу. То, что к югу от Loire не имеется никаких германских бронированных частей и подразделений, братишки конечно уже знают.

Мы просто обязаны пробраться мимо этой когорты. Пройти сквозь строй? Ах, что за чепуха! Ладно, идти так до конца: Проехать сквозь строй.

«Ковчег» – это огромные американские санки и в этом оформлении довольно оригинален. Американцы, конечно, не будут стрелять в американца. И пока они расчухаются, мы будем уже далеко… Вероятно, я должен бы здесь всплакнуть, как Старик перед Logonna.

Хорошо, что «кучер» не смотрел через балюстраду. Делаю знак Бартлю, чтобы он не болтал.

Так, а теперь вперед и уповаем на милость Божью! – «…и избави нас, Господи, от всякия беды и напасти, скорби и печали и от всякаго зла.»

Размещаюсь рядом с нашим последним мешком, полным дров, вытягиваясь в длину и усевшись пониже так, чтобы меня никто не смог увидеть на моей крыше из-за его бордюра. А теперь ноги в руки! Вперед обычным ходом! Проскочим!

Сердце едва не выскакивает из груди: Удалось!

Мы вновь оказываемся за кустами. При свете посмотрим, говорю себе, что получилось. Зато сэкономил свои слезы.

От следующего моста через Луару остались только опоры. Они смотрятся остатками гнилых зубов. Саперы, или кто бы здесь ни был, блестяще выполнили свою работу. Огромные каменные глыбы были заброшены аж до дороги, другие лежат в крапиве. Взрыв достиг и ближайших домов. Мы наезжаем на пустые оконные рамы. На дороге блестят пугающие осколки стекла. Держи ушки на макушке!

Каменный мост, конечно, был прекрасным старинным сооружением. Как мне жаль подобных прекрасных, художественно построенных мостов!

Теперь я знаю, как далеко продвинулись янки. Но где стоят наши подразделения, знает лишь небо!

Кого бы ни спросил, никто не смог дать мне такую справку. Неужели совершенно нарушена связь наших крупных воинских подразделений? Но чему я собственно удивляюсь? Когда американские танки стреляли по нам в Бресте почти у бассейна верфи, никто тоже не мог связаться с нами. С самого Avranches, кажется, царит всеобщее замешательство.

От одного старика, который охотно беседует с нами, узнаю, что почти все мосты через Loire были разрушены уже в начале мая – но не немцами, а Союзниками. Задолго до Вторжения все важные мосты Луары – точно так же как и мосты через Сену – были разрушены.

«Затруднить передвижения войск к театру боевых действий», таков был девиз тактических военно-воздушных сил Союзников.

А теперь и мы вкушаем в полной мере результаты этого девиза на своем пути в Париж…

Старик говорит, мне к утешению, что насколько он знает, мост у Blois еще цел.

Очень скоро все снова выглядит мирно: Другой берег реки кажется пустым и заброшенным. Если бы только нам удалось добраться невредимыми до Blois! Там мы смогли бы разжиться, надо надеяться, дровами. Рано поутру, когда угольщики обходят своих покупателей! размышляю про себя. Они, наверное, теперь складируют на бензоколонках свои запасы угля и дров для газогенераторных грузовиков.

Старый Blois! Бывший когда-то столицей Франции задолго до Парижа! Замок эпохи Возрождения с лестничной башней и множеством слуховых окон с четырёхугольным проёмом и вальмовой крышей.

Blois, образец для Chambord и одна из постоянно планировавшихся, но так никогда и не достигнутых целей моего отпуска. Я так часто читал тексты туристического проспекта, что отдельные строки буквально «поселились» в моей голове: «Искусство, культура, ландшафт и гастрономия имеет здесь изумительную связь… наполненную воспоминаниями о galante Historie, охоте и страсти…»

Наконец снова встречаем наши воинские части: Мы пытаемся перегнать колонну полугусеничных грузовиков Вермахта.

Что за воинственный вид! Мотки колючей проволоки за бортами, пристегнутые к бортам брезентовыми ремнями канистры для бензина и толстые связки маскировочных сетей. Лица солдат под касками усталые, истощенные, раздраженные. Среди них вижу лишь несколько молодых лиц. Все выглядит так, как будто это подразделения, которые уже побывали в России. Такое у нас охотно практикуется: жалкие остатки разбитых боевых частей с Восточного фронта направляются на отдых и переформирование во Францию.

Далеко впереди воинская колонна стоит. Только теперь понимаю, какая она на самом деле длинная: Перед танками авангарда имеющими форму санитарного чемодана, стоят и большие грузовики с вращающимися, смонтированным на лафетах турельными пулеметными установками, и маленькие кубельвагены. Выглядит так, словно здесь открылась выставка всех транспортных средств Вермахта, включая и довольно старые модели.

Внезапно в нескольких метрах перед нами выныривает связной-мотоциклист на своем тяжелом мотоцикле на такой скорости, что поднимает клубы дорожной грязи, и пока я, откашливаясь, шлю ему вслед проклятия, он слегка приподнимается на седле, как на лошади, и грохочет вдоль колонны.

Хотел бы я знать, что за сообщение он везет.

Когда мы, наконец, снова выскакиваем на свободную перед нами дорогу, через пару километров вижу, что вплотную к дороге разместился продовольственный пункт колонны. Очевидно, здесь может питаться любой, кто только хочет: Лежат груды консервов.

Бартль немедленно занимается организацией нашего питания.

– Вы ведете себя как невежественный варвар! – наезжаю на Бартля.

Что этот сумасшедший Бартль хочет делать с консервами? Устроить в «ковчеге» склад? «Ковчег» такого не вынесет.

На указателе километрового столба громко читаю: «Blois – 21 км».

Дорога идет теперь вплотную к берегу реки, по низкой дамбе совершенно открыто – только невысокая, высотой по колено трава растет по обеим ее сторонам.

А это что? Несколько воронок от снарядов прямо на дороге, которые «кучер» с трудом объезжает: Артиллерия с другого берега! Не остается ничего другого, как только двигаться не останавливаясь. Не останавливаясь!

Развалины взорванного моста торчат посреди реки.

Chaumont– sur-Loire называется скопление домов в этом месте.

Довольно долго проезжаем средь светлой зелени пойменного леса. За лесом следуют ивы. Коровы, пасущиеся здесь, имеют окраску как свиньи: Коровы цвета марципана – таких я еще не видел.

«Blois – 17 км». Как долго мы еще продержимся, пока не тронем последний мешок с дровами – наш резервный мешок?

Группа солдат-артиллеристов. Они сообщают нам, что дальше на юг все находится в руках партизан. Шоссе, по которому мы сейчас катим, является последней безопасной дорогой.

Невольно делаю скептическое лицо. Солдаты заверяют, что мне следует им поверить…

На какой-то миг меня охватывает сомнение:

– Конечно, я вам верю – но, что вы называете «безопасной»?

– Наполовину безопасной, господин лейтенант, – раздается голос одного из артиллеристов.

И вновь две плоские воронки на проезжей части. Кромки кустов на другом берегу совсем не внушают мне доверия.

«Кучер», слава Богу, аккуратно прибавляет скорость. Страх того, что мы можем оказаться под обстрелом мотивирует его. Воронки от снарядов, кажущиеся даже «кучеру» опасными – это нечто новенькое.

Ощущаю себя на «моей» крыше незащищенным и услужливо предоставленным вражеским взглядам. Довольно щекотливая ситуация: открытое пространство тянется бесконечно. Только появление ряда деревьев, обрамляющих край дороги до самой реки, позволяют мне вздохнуть с облегчением. Они еще молоды, толщиной с руку, но уже сплошь обвиты плющом. Это хорошо, потому что плющ утолщает эти деревца: Нам сгодится любое укрытие…

Cande-sur-Beuvron. Маленький мост через реку Beuvron совершенно свободен. «Кучер» мчит вперед, и вскоре перед нами возникает лес.

Мы это сделали!

«Blois – 7 км».

В Blois конечно, имеется комендатура, и, вероятно, они даже смогут помочь нам с дровами…

У городка Chailles приближаемся непосредственно к Луаре. Скоро шоссе снова ведет на дамбу и по ней вниз, и затем взгляд свободно скользит по ленивому речному течению слева.

Над противоположным берегом стоит гигантское облако – черный чадящий дым взмывается высоко в зенит.

Справа от нашей дамбы в ряд стоят деревья ольхи так плотно, как будто должны образовать клетку для хищника. За ними виден плоский как доска ландшафт из узких полевых клиньев, обрамленных низким кустарником и молодыми деревцами. Дорога какое-то время идет на одном уровне с макушками деревьев, снова и снова закрывающих мне вид глубже в страну. Запах сена щекочет нос и будит неопределенные воспоминания о прошлом лете. Но я не могу отдаться им сейчас…

Loire едва течет. Наверно она перегорожена где-нибудь дальше. Пришлось бы здорово поработать веслом, если бы захотел пройти здесь на байдарке вперед, в направлении Атлантики.

По правую руку открывается глубокая лощина. Так как деревьев и кустов нет, то вижу поля и незастроенную землю на километры. Несколько домов у дорожной насыпи могу едва разглядеть. Берег над рекой на другой ее стороне выше, чем наш. Оттуда без труда можно просматривать нашу дорогу. Но также и из посадок ольхи, что сопровождают нас теперь снова по правовой стороне, можно отчетливо видеть наш силуэт на фоне неба. И это, в первую очередь, доставляет мне сильное неприятное чувство: Я не понимаю, за какой стороной должен наблюдать особенно внимательно…

Теперь мы едем, словно по огромному овощному садовому хозяйству: Теплицы там и сям, и много беседок построенных из дерева. Сухая древесина, много тонких планок, которые мы могли бы порубить! Также время от времени попадаются стога соломы. Сухая солома нашей печи, конечно, не пойдет, но древесина! Должны ли мы остановиться и расколоть одну беседку в щепки?

«Кучер» съезжает, поскольку мы больше не можем продвигаться по дамбе, вниз и вбок на узкую дорожку и устремляется непосредственно внутрь этого скопления садовых участков. Садовые участки? Подумай-ка еще раз! Французы определенно не знают землевладельца господина Шрайбера.

Стучу по крыше: «Кучер» останавливает машину под широким фруктовым деревом. Бартль сразу оказывается рядом с машиной, и я вижу его одутловатое лицо:

– Это не подходящее место, господин обер-лейтенант!

– Однако здесь имеется довольно много дров! Что, если мы порубим на дрова несколько изгородей?

«Кучер» становится рядом с Бартлем и смотрит на меня взглядом полным надежды.

– Все же полагаю, дрова мы сумели бы достать более удобным способом, господин обер-лейтенант, – говорит Бартль, – я имею в виду в Blois, господин обер-лейтенант.

– Ваши слова да Богу в уши!

Спрашиваю «кучера» о том, насколько нам еще хватит дров.

– Хватит вполне, господин обер-лейтенант, – отвечает тот и тут же направляется к ненасытной печи.

В Blois должны быть заготовленные в мешках дрова. Ладно, подождем до тех пор, пока «кучер» накормит печь – и затем двинем дальше.

Не проходит много времени, и наша улочка снова выводит нас на дамбу.

Невольно вспоминаю слова артиллеристов «наполовину безопасна», когда вижу где-то в сотне метров впереди что-то прошмыгнуло через дорогу и даю команду остановиться.

Здравствуй жопа, Новый год!

На другой стороне Loire стоят американские танки – на этот раз еще ближе к реке, чем при Amboise, и, самое неприятное, они стоят выше нас. Из меня вырывается невольный стон:

– О, нет!

Затем подчеркнуто медленно слезаю с крыши и оставляю «ковчег», чтобы разведать местность впереди. Словно гуляя, иду вперед, автомат держу вертикально у правого бока, так чтобы его нельзя было рассмотреть, зырю глазами справа налево, и всеми мышцами тела готов броситься при первом угрожающем знаке на землю, а если придется, то прямо посреди дороги.

Янки настолько свободно стоят на береговом откосе, будто с ними в принципе ничего не может произойти. Целая дюжина танковых стволов направлена на нашу дорогу. Безнадежно!

Присаживаюсь за большим пучком конского щавеля и судорожно обдумываю ситуацию: Эти янки, наверное, первыми продвинулись до реки. В их позиции ничего не говорит о занятии огневых позиций и расположении лагерем… Но что произойдет, если у янки есть танки-амфибии и если им придет в голову мысль переправиться через реку? Loire здесь не больше, чем река для байдарки: около 20 метров шириной и неглубокая. Выглядит так, словно ее можно с маху перейти вброд: Для патруля танковой разведгруппы совершенно не представляет трудности.

«Дорога – это последний безопасный путь…» – со смеху лопнуть можно!

Теперь чадящие дымные облака далеко на севере, на другом берегу, такие черные и толстые, будто от подбитого танкера. Глухие взрывы болезненно бьют по ушам, да еще это резкое шипение и треск. Затем доносятся отдельные выстрелы, звучащие как хлопки пастушьего кнута.

Я могу просматривать дорогу лишь до следующего поворота. Дальше по течению должен быть, согласно карте, мост. Но он, скорее всего, тоже взлетел на воздух, иначе янки, пожалуй, уже давно были бы на нашем берегу.

Хрен его знает, что там впереди пересекло нашу дорогу…

Что же делать дальше?

Если бы хоть кто-то мог мне помочь!

Когда возвращаюсь к «ковчегу», то объясняю Бартлю, невольно приглушив голос:

– Опять мы попали в переделку… Я заберусь на крышу, но на этот раз Вы защищаете правый борт, так как там могут находиться террористы. «Кучер» же должен просто ехать вперед, как обычно. Вероятно, они и на самом деле считают нас своего рода воришками-дезертирами. По-этому не спать, Бартль!

– Есть! Понимаю, господин обер-лейтенант! – отвечает Бартль вполголоса.

– Так… И сразу же вперед, как только я окажусь наверху!

На этот раз сердце готово вырваться из груди уже когда забираюсь на крышу.

Едва проскакиваем опасный участок и проезжаем несколько километров под прикрытием прибрежного кустарника, нас останавливает полевой жандарм, мотоцикл с коляской которого косо стоит у дорожной обочины.

Узнаю, что дорога впереди находится под обстрелом.

– Никакой возможности проехать! – объясняет жандарм.

– Дорога под обстрелом?

– Так точно, господин лейтенант. Blois пал!

– Ах ты, черт возьми… А мост?

– Давно взорван.

Приплыли! Если это был действительно последний целый мост, то тогда спокойной ночи…!

– А что это за дымы пожарищ?

– Это Blois, господин лейтенант, весь город в огне.

Замечаю, что громко сглатываю.

– Вы должны уйти с шоссе, обстрел может приблизиться! – говорит жандарм, и в тот же миг раздается тяжелый грохот танковых орудий и звуки взрывов.

– «Убраться с дороги» – это хорошо, только куда? – спрашиваю его и узнаю: В сотне метров дальше есть большой песчаный карьер – Съезд с правой стороны…

Хорошо! Это значит для Бартля, что он должен теперь быстро вскарабкаться на крышу – я же буду внизу – а для «кучера»: Вперед марш, как только Бартль окажется наверху.

Скоро видим второго патрульного с диском регулировщика в руке, которым он несколькими резкими взмахами указывает нам вправо.

«Ковчег» покачиваясь, сползает по ложбине прочь от дороги, и «кучер» ведет его вплотную к косо поднимающемуся песчаному склону.

– Вы совсем спятили? – кричу на него, и мне тут же становится его жалко. Мое остервенение не оказывает видимого воздействия – он немедленно вскидывает на меня растерянный взгляд и пристально смотрит.

Сдерживаясь, объясняю ему:

– Предположим, мы получим по капоту или кузову – предположим, что нам придется отсюда срочно уносить ноги – как Вы тогда сможете развернуть наш «корабль» в этой узости?

До «кучера» доходит моя тревога, но он так ошарашен, что слишком сильно дает задний ход и оказывается левым передним колесом в рыхлом песке. Полный позор на глазах многочисленных праздно шатающихся солдат.

– Ладно, успокойтесь! Просто переведите дыхание! Сейчас все исправим! – пытаюсь успокоить «кучера». Даю ему сигнал, чтобы он выключил мотор. И теперь мы просто ждем, до тех пор пока один солдат из группы глазеющих вокруг не приходит на помощь, без всякого приказа.

При этом я не рассчитывал на Бартля: Он уже ушел на корму «ковчега». С широко расставленными ногами, уперев обе руки в бедра, он орет, на чем свет стоит:

– Чертовы свиньи – что уставились? Давай, давай! Вам что, уши заложило? Или вас надули как лягушек, что вы руками шевельнуть не можете?! Что за говнюки!

Солдаты настолько ошарашены этим ядовитым бородатым злодеем, что Бартль, пока они, наконец, не вмешались активно в происходящее, орет еще несколько проклятий, да сверх этого еще и грозит им:

– Я вышибу вас всех по отдельности из ваших дурацких тряпок, если немедленно не увижу какое-либо движение!

Проходит немного времени, и «ковчег» опять свободен.

И вот только теперь воцаряется спокойствие – бойцы исполнили свой гражданский долг!

Раскрываю свой дорожный атлас на капоте нашего двигателя и следую по ней правым указательным пальцем по пути, который мы прошли. Расстояние выглядит не каким-то блужданием, а совершенно приемлемым и предсказуемым. Если я только снова окажусь в Париже, то все это большое турне представится, наверное, как гнутое колесо: из Парижа в Париж – ясное дело.

Никаких сумасшедших метаний туда-сюда подобных отметкам маршрута на морской карте оперативного района, кажущийся туристическим курс поездки, охватывающий так много достопримечательностей как это только возможно – включая точки на севере, западе и юге. Предприятие, настолько разнообразное и информативное, насколько это можно себе пожелать.

Упрекая себя в этом, одновременно смеюсь в глубине души.

Но затем страх о таком легкомыслии охватывает меня: Париж! – Если бы нам это только удалось!

Нужно быстро постучать по дереву. Чтобы не представлять собой странную картину, в глазах стоящих бойцов, веду себя так, будто от сильной усталости прислонился спиной к стволу дерева поблизости, и затем три раза касаюсь его правой рукой. А сверх того бормочу шепотом: