Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 52 страниц)

– Хуйнёй страдаете, господин сержант, – хмурая Бездна красовалась окровавленным куском пластыря, закрывающего левое ухо, – Сейчас не время для спагетти-вестернов; мы оказались в опустошённом мире, где каждый сам за себя.

Она оглядела рожи собравшихся за столом.

– Вы себя в зеркало видели? Ну кто к вам за помощью рискнёт обратиться?

Монакура покачал указательным пальцем в воздухе, подкрепив жест несогласия словами:

– У меня корешок был, погонялово «Челюсть» гордо носил; всё потому, что перец один ему в рыло кислоты плеснул, да так, что у него с одной стороны лица кожу с мясом начисто сожгло: лишь кости и зубы, страшенные, как у коня, торчали. И нечего: коммерсы толпами валили: «Открышуй нас, Сергей Михайлович, оброк исправно платить станем». Добрый пацан был: дань с сортиров и ларьков ночных на подотчётной ему территории вообще не взымал. Пристрелили его, естественно, и весьма скоро. Не суди по внешности, мелкая.

– Да ну вас, – Аглая махнула рукой, – Делайте, что хотите.

– А что хочешь ты, моя хорошая, – йолина безупречная нога устремилась к потолку, с голенища страшенного гада стекло пролитое Скаидрисом пиво, – Прежде чем мы отправимся на войну, ради которой я вас и собрала?

Чёрные глаза девушки устало прищурились:

– Ну сколько можно прикидываться наглухо ебанутой, а тёть? С головой у тебя, конечно не очень, но проснись: какая нахуй война? Нас четверо и мы с тобой лишь потому, что везёт тебе нехило, а сейчас все держатся победителей.

– Ну всё же, – уточнила ничуть не расстроившаяся от услышанных откровений предводительница, – Чего ты хочешь?

Аглая задумалась ровно на пару ударов сердца.

– Самолёт или корабль, – выдохнула девушка.

Она пригубила эля и стукнула по столу не хуже своего приёмного отца:

– Хочу посмотреть что осталось от моей планеты. Возможно найти спокойное место, но прежде...

– Кого-нибудь убить, – закончил лив.

Девушка согласно кивнула.

– Ты самолётом можешь управлять, мой хороший?– жёлто-зелёные глаза вопросительно уставились на сержанта Волчьего Сквада.

– Могу самолётом, могу кораблём, – невозмутимо ответствовал тот.

– Есть у меня корабль, – заявила Йоля, – И капитан к нему имеется. Только вот незадача: уплыл старый пройдоха припасы пополнить, да застрял где-то. Грим его сейчас по всем морям-океанам ищет. Так что пока ждём, можем поисками самолёта заняться. Но прежде слушайте мой приказ...

Она хлопнула о стол объявлением Монакуры.

– Завтра поутру наделайте таких ещё и отправляйтесь в близлежащий город – стены домов оклейте. Сколько просидим здесь – не ведаю, а кушать всегда хочется. А на сегодня всё...

Она вопросительно уставилась на Монакуру Пуу, беспомощно открыв рот.

– Отбой!– огромный кулак вновь впечатался в трухлявые доски стола.

Глава шестая. Контракт

Приняв мощный удар армейского берца, дощатая дверь замковой казармы широко распахнулась: трухлявая древесина хрустнула, ржавые петли жалобно скрипнули. Внутрь ворвалась Аглая Бездна – раскрасневшаяся, возбуждённая. В одной руке девушка сжимала верный Диемако, в другой мятый листок.

Увидав жёлтую бумагу, исчирканную красным карандашом, Монакура Пуу порывисто поднялся со своего табурета. Хмурая Йоля, греющаяся возле каминного пламени, не удосужилась поднять лохматую голову.

– Вы не поверите, – затараторила Аглая, – У нас посетители – мужик какой-то. Выглядит как бродяга; я его чуть не пристрелила: думала зомби поднялся с кладбища нашего дворового. Тащемта он утверждает, что пришёл по нашему объявлению.

Йоля зябко поёжилась:

– Приведи клиента, моя хорошая, и не кричи так громко: голова раскалывается.

Долговязый, сутулый настолько, что казался горбатым, мужчина средних лет робко переступил порог. Левая рука посетителя плотно прижимала к впалому брюшку плетёную авоську; правая нервно мяла скомканный листок бумаги. Он потянул с головы вязаную шапчонку; седеющие сальные космы рассыпались по плечам. Вороватый взгляд блестящих колючих глазёнок равнодушно скользнул по фигуре красноволосой женщины; визитёр сделал пару неуверенных шагов в направлении Монакуры. Снова остановился, постоял на месте, помялся и, наконец, решился:

– Господин...

Но так и не продолжил: гигантский указательный палец сержанта прикоснулся к заросшим усами губам:

– Госпожа лейтенант, – Пуу качнул головой в направлении Йоли и подтолкнул ногой вперёд грубую табуретку.

Мужик послушно сел.

– Кто ты и с чем пожаловал? Выкладывай, – йолин голос внезапно сорвался в сухой лающий кашель.

Мужичонка сунул руку в плетёную авоську; Монакура поднапрягся и сделал шаг к табуретке. Длинные пальцы, облечённые в драные шерстяные перчатки, ловко извлекли из недр сумки квадратную бутылку зелёного стекла:

– Малиновая наливка, с сахарком и пряностями; отлично помогает при любой простуде.

Он бережно поставил сосуд на краешек стола. Следом за бутылкой на свет появился кожаный кисет. Посетитель потряс им в воздухе:

– Антибиотики, витамины, ЛСД, табак, гашиш, аспирин и презервативы.

Последним на столешницу лёг патрон.

– Семь шестьдесят два, – прокомментировал мужчина.

– Этого, – он обвёл рукой жалкую кучку даров, – У нас навалом. Найдутся и другие полезности. Еды тоже хватает. Разрешите представиться.

Он встал с табуретки, поправил фалды длинного плаща и вежливо поклонился:

– Я мастер, цеховой мастер. В нашем городе мы придерживаемся общественного строя, проверенного веками. В нынешнее непростое время мы, рабочие и ремесленники, стараемся, насколько это возможно, жить мирно, довольствуясь скромными плодами своих трудов. Однако не так давно в нашем городке стали происходить странные вещи: в разрушенной части города, заброшенной и необитаемой, что-то поселилось. И по ночам оно приходит к нам; забирает жизни моих людей. И не только жизни. Оно забирает их головы. Мы пробовали сопротивляться: организовывали ночные патрули, отправляли экспедиционные отряды, но патрули ничего не замечали, а из охотников не вернулся ни один человек. Среди пропавших людей и мой горячо любимый сводный брат...

Он осёкся, сглатывая комок скорби, снял с носа очки в старомодной роговой оправе и принялся старательно протирать толстенные стёкла рукавом плаща.

Йоля вяло махнула рукой сержанту сквада.

– Кто-нибудь видел то, что крадёт головы твоих людей? – хрипло спросил Монакура.

– Никто не видел; только слышали, и происходящее смахивает на какую-то чертовщину. Еле слышная музыка и женские стоны; детский плач и звуки терзаемой плоти, а иногда слышится топот множества ног, будто маршируют солдаты. И всегда жёлтая, ущербная луна. Ночь полнолуния снова приближается. А так как на всей Земле теперь днём с огнём не сыскать священника...

Цеховой мастер криво ухмыльнулся:

– Я обратился к тем, кто может решить эту проблему огнём и железом. Кстати о солдатах... После очередного налёта мы нашли вот это, – он снова запустил руку в авоську и вытащил оттуда ржавую пехотную каску, – Этот горшок закрывал обрубок шеи одного из моих людей.

– Штальхельм канувшего в лету вермахта, – Монакура постучал ногтем по стальным боковым рожкам, – Но, блядь, почему такой маленький?

Он изрядно глотнул из зелёной бутылки:

– Картина создаётся сумбурная: орда мёртвых подростков гитлерюгенда оккупировала половину вашего города, а в полнолуние крадёт головы твоих мирных рабочих.

– Возможно и так, – невозмутимо пожал плечами мастер, – Так вы берётесь за дело?

– Мёртвые солдаты – это по моей части, – хмуро заметила Йоля, – Мы принимаем контракт.

Она распрямилась; медно-красные волосы полыхнули отсветами каминного пламени. Мастер поспешно вскочил с табуретки:

– Если вы найдёте похищенные головы моих людей, я позабочусь о дополнительной оплате.

Он протянул предводительнице руку, не удосужившись снять вязанные перчатки. Йоля быстро пожала ладонь и резко отдёрнула руку:

– Проводи мастера, – она кивнула сержанту и неловко отступила назад, опершись о край столешницы.

Когда Монакура Пуу выталкивал наружу неторопливо упиравшегося клиента, раздался характерный треск – такой звук издаёт трухлявая древесина, ломаясь под весом женского тела.

* * *

На оранжевом брезентовом полотнище лежали стволы: крупнокалиберная Анцио, восемьдесят вторая Баррет М, три российских Калашникова, и пара канадских Диемако. Арсенал отряда подвергался тщательному досмотру: важный Скаидрис, с головы до ног перемазанный ружейным маслом, придирчиво осматривал каждый ствол, после чего передавал на контроль сержанту, а тот грозно выпячивал нижнюю губу и зверски сопел, разглядывая детали и состояние оружия.

– Сержант.

Молчание и сопение.

– Монакура...

– Для тебя, щенок, «господин сержант».

– Монакура, я Диемако возьму.

– Пойдёшь с калашом; этих тварей, как серебро оборотней, только калаши, прадедами нашими освящённые, берут. Тебе Йоля поведала, кого нам заказали?

– Поведала. Какие-то отморозки, наряженные фрицами времён Второй мировой. Малолетки, сбившиеся в стаю, словно подростки какой-нибудь отсталой южноамериканской страны. Прессуют выживших в местном городке. Беспределят. Кстати, сержант, а ты в курсах, что мой прадед в сорок третьем добровольцем вступил в девятнадцатую гренадерскую СС, а в сорок пятом героически погиб в Курляндском котле, уже после того, как Берлин пал? Героически – это значит продолжая непрерывно сокращать популяцию врагов.

Монакура слегка прищурился, сдерживая улыбку:

– Будешь кровью искупать вину твоего прадеда-нациста, чудь ты сраная. С калашом пойдёшь, и точка.

Скаидрис вздохнул и потянул на себя ремень автоматической винтовки Калашникова. Дверь красной кирпичной казармы распахнулась; Соткен и Аглая Бездна направились к растянутому на земле апельсиновому брезенту.

– Берём бронежилет, штурмовую винтовку, четыре магазина и по три эргэдэшки. Все умеют обращаться с ручной противопехотной наступательной гранатой дистанционного действия?

Сержант уставился на Скаидриса и Соткен пустым медитативным взглядом.

Те проигнорировали вопрос.

Монакура перевёл ледяные очи на Бездну и нахмурился:

– Мелкая, где наколенники? Я же сказал тебе надеть наколенники.

Аглая Бездна, облачённая в дарктроновскую кенугуруху и обтягивающее трико, недоуменно уставилась на бывшего барабанщика:

– Какие наколенники, сержант? Ты на неё посмотри, – девушка указала на Соткен, – Прикинь, она вот так собралась идти.

Кривушка нарядилась в алый сарафан и желтовато-кремовые колготки: костюм, найденный в сундучке из человеческой кожи, украденном на ферме вервольфа. Восхитительный бюст сдерживал чёрный жакет с серебряным тиснением, а на ногах красовались высокие кроссовки бренда Пума. В руках она сжимала ножны с катаной.

– Годный прикид, – Монакура одобрительно кивнул и протянул ей бронежилет.

Соткен нацепила его и армор повис на ней, точно старый дождевик на перекошенном огородном пугале.

– Готовы, мои хорошие?

Дверь круглой башни распахнулась: во двор шагнула Йоля. Её чёрное мини, украшенное мёртвыми рожицами, обильно покрывали свежие заплатки. Высокие голенища проклёпанных кожаных сапог плотно обтягивали прекрасно развитые икры, доходя до коленей, покрытых синяками и налётом грязи. Лицо, шея и голые плечи предводительницы чернели от сажи. Грушевидное навершие рукоятки датского полуторника и загнутая гарда, выглядывающая из потёртых ножен, блестели ярко начищенной сталью.

– Ув, – спонтанно выдохнул Скаидрис, наблюдая, как закатное солнце окутывает женскую фигуру, растворяя скудное одеяние и воспламеняя красным огнём её растрёпанные волосы.

– Йоля... – Монакура оскалился.

Ему тоже нравилось, что он видит.

– Ммм.

Йоля подошла, переставляя свои невозможные ноги с грацией дикой тигрицы,

Сержант протянул ей кобуру с Глоком – своим любимым пистолетом.

– На вот, это тебе, пусть будет, ты же снова откажешься от винтовки.

– Ах, как же это приятно, когда тебя любят.

Йоля чмокнула сержанта в сломанный  ею  же нос.

– Поклоняются, – поправила предводительницу Соткен.

Йоля отвела руку сержанта:

– Спасибо Монакура Пуу, но нет. Не моё это, я даже стрелять не умею.

Бойцы сквада недоверчиво уставились на неё.

– Глупо это сержант, зачем богу пушка? – фыркнула Аглая.

Монакура кивнул и повысил голос, чтобы его слышали гарантированно все.

– Надеюсь все осознают, что реальна лишь смерть, и ни для кого не будет неприятным открытием тот факт, что его в ближайшие часы пристрелят?

– Да, сержант! Реальна лишь смерть! – хором ответили трое солдат и их женщина-командир.

– Отлично бойцы! А для тех, кто случайно выживет и вернётся сюда, в замок, я спрятал мясо и эль в последнем подземелье. Но будьте осторожны, перед входом в зал, в коридоре, стоит растяжка с двумя эргэдэшками, а чуть дальше – медвежий капкан. Тащемта, берегите ноги.

– Да, сержант! – ответили наёмники.

* * *

– Ну всё, суши вёсла, – Монакура повернул ключ зажигания, Ньяла чихнула и затихла, – Дальше пешком. Передвигаемся осторожно, незаметно, цепочкой. И чтоб никаких разговоров в строю.

Волчий Сквад покинул броневик; бойцы медленно побрели по старой каменистой дороге; та петляла вокруг огромного холма, поднимаясь вверх.

– Не помню никакой такой дороги, – нахмурился Скаидрис, – Когда мы ездили клеить объявления, город стоял посреди равнины: не было никакого долбаного холма.

– В тот день ты выпил слишком много эля, – приглушённо хохотнул Монакура, – Когда вы вернулись, я вытащил тебя за ноги из броневика.

– Все объявления поклеила я, – поддержала сержанта Соткен, – Эти недоросли скрылись на старом кладбище и появились вновь только к отъезду.

– Когда они вернулись, – мурлыкнула Йоля, – На мелкой была его кенгуруха, с мёртвым дядькой, а на нём – её, с чёрными ёлками.

Аглая улыбнулась приятному воспоминанию.

– Я тоже хочу себе бойфренда, – заявила Соткен.

– Забудь, – обнадёжил её сержант, – Юр ин зе ёрми нау, это не клуб одиноких сердец.

– Вы все неплохо устроились, – бормотала кривушка, с трудом поспевая за двумя счастливыми парами.

Разбитая дорога вскоре кончилась, путь преграждал неглубокий ров, скорее канава, заросшая бурьяном вышиной в человеческий рост. На той стороне канавы высились стены средневековой постройки. Края рва соединял подвесной мост.

– Тащемта заявляю ответственно, – сказал Скаидрис, – В городе, куда отправила нас госпожа лейтенант для расклейки объявлений, не было ни гребаного крепостного рва, ни долбаного подвесного моста. Что скажешь, Бездна?

Лив уставился на подругу, ожидая слова поддержки.

Та внимательно оглядела опущенный мост, висящий на ржавых цепях:

– Я точно не уверена насчёт моста и рва, – ответила Бездна, – Но я запомнила слова, выбитые на той надгробной плите, на которой мы с тобой так хорошо провели время. Надо сходить на местное кладбище: если мы найдём эту плиту, значит это тот город.

Почти стемнело; ветер гонял по багровому небу обрывки облаков.

– Пора, – сказала Йоля.

Бойцы ступили на мост, прогнившие доски предательски затрещали под их весом. Нависающее над рвом здание кордегардии таращилось на поздних гостей чёрными провалами стрельчатых окон.

Как только они миновали черный проём арки, решётка за их спинами с лязгом рухнула вниз. Бойцы сбились в кучу, ощетинившись стволами. Ничего не происходило.

– Мужик был прав: чертовщина какая-то творится, – хмыкнул Монакура.

– Больше смахивает на банальную западню, – согласился Скаидрис.

– Идём, – Йоля уверенно двинулась вперёд.

Они оказались на узкой улочке: древние дома лепились друг к дружке покосившимися от времени фасадами, расчерченными косыми балками средневекового фахверка. Распахнутые ставни пустых окон зловеще поскрипывали проржавевшими петлями, угрожая сорваться вниз, на крадущихся в сумраке. Те шли цепочкой, ровно слепцы Брейгеля*, оскальзываясь подошвами ног на склизкой, замшелой брусчатке.

*Примечание: Брейгель Питер Старший – нидерландский средневековый художник, работы которого грандиозно вставляют любого истинного металхеда.

Вскоре они достигли перекрёстка: другая, такая же узкая, кривая и мрачная улочка пересекала ту, по которой они шли.

– Стоим!

Предводительница развернулась к бойцам. На бледном лице ярко блестели чёрные зрачки широко распахнутых глаз. Мокрые волосы повисли спутанной паклей, по щекам стекали ручейки пота. Полуобнажённое роскошное тело слегка подрагивало: предводительницу била крупная дрожь.

Она хмуро осмотрела своих подопечных, словно бы искала симптомы внезапно проявившейся чумы.

Бойцы и правда выглядели не очень.

– Где Соткен?

– Тут я, отлить приспичило, – кривой силуэт появился из тени закоулка, кривушка поправляла резинку сарафана.

– Вперёд!

Потёртая перчатка мечника взметнулась вверх; крысиная цепочка устремилась вперёд.

Улочка спустилась под тёмную арку зубчатой квадратной башни, миновав которую, сквад оказался в убогом дворике, заваленном грудами досок и мусора. Баррикада, небрежная, но явно рукотворная, как бы заявляла о начале чьих-то владений, простирающихся по ту сторону этой кучи из бочек, старой гнилой мебели и прочего хлама. Узкие дверные проёмы прилегающих к баррикаде домов были непроходимо завалены обломками кирпича, либо заколочены грубыми досками.

– Мне это кое-что напоминает, границы локации, к примеру, – Скаидрис подошёл поближе к завалу и внезапно блеванул.

А потом ещё раз.

– Тут чего-то не то, – сообщил он, утирая губы, – Тащемта что-то с воздухом. Душит он, разве вы не чувствуете?

– Ты, щенок, небось колбасу в замке спиздил, – навис над ним Монакура, – Там, в башне, за выдвижным кирпичом. А она, сука, прогоркла. Я хотел из неё омлет сделать. Опосля. Когда яйца раздобудем. Как ты, скотина, теперь воевать будешь?

– Никакой колбасы я не брал, я вообще ничего не ел сегодня, – оправдывался парень, – А сражаться я смогу, не ссы, сержант.

– У меня в висках стучит, и слегка подташнивает, – встряла Аглая.

– А я ссусь постоянно, – красный сарафан Соткен взлетел вверх, кремовые колготки сползли вниз, мелькнула белая задница, на мостовую хлынула мощная струя.

Монакура Пуу хотел было что-то сказать, но его накрыл приступ сухого кашля.

– А ещё мне кажется, что я узнаю это место. Более того, я почти уверен, где мы находимся. Есть только одна загвоздка – это не город, оклеенный нашими объявлениями.

Лив резко согнулся пополам: поток блевотины залил носки его рваных кедов.

Бледная Йоля отёрла мокрый лоб ладонью. Из правой ноздри у неё сочилась струйка тёмной крови.

– Вперёд, – скомандовала предводительница, – Нас ждёт работа.

Аглая полезла вперёд, с трудом карабкаясь по размокшей склизкой поверхности завала, преградившего им путь. Под зад, затянутый в плотные армейские штаны, её нежно подпихивала заботливая ладонь Монакуры, приподнимая девушку в воздух в особенно сложных местах препятствия, однако девушка весьма обострённо ощущала прелесть подъёма по кучи мусора, ощерившейся ржавыми гвоздями, кусками ржавой арматуры, осколками битого стекла и прочей опасной дрянью.

Она подумала о Соткен, которая ползёт сзади по этой же кучи, в багряном сарафане и бронежилете, одетом практически на голое тело, и в её сознании сразу же возник образ другой женщины, вроде бы из какого-то доапокалиптического кинофильма, где героиня, чтобы получить надежду на жизнь и спасение, вынуждена прыгнуть в резервуар, наполненный инсулиновыми шприцами, дабы, побарахтавшись там вдоволь, нашарить среди острых игл заветный ключик. Как же, мать его, название этого больного фильма?

Широкая ладонь Монакуры Пуу вновь нежно подкатила под седалище и мягко подтолкнула её, слегка залипшую, вверх, к вершине этой мерзкой кучи. Она вцепилась обеими руками в обломок доски и застыла на остром хребте, покачиваясь от усталости и шумно переводя дух. Слева возникла фигура бывшего барабанщика. Он даже не запыхался. За ремень его калаша, небрежно закинутого за спину, держалась одной рукой Соткен, вторую её руку сжимал мокрый, как галка, Скаидрис. Все они застыли на краю баррикады, за которой начиналась точно такая же улочка, как и те, по которым они протискивались, прежде чем добраться сюда.

Скаидрис тоненько хихикнул и ущипнул себя за щёку.

– В чём дело, боец? – сержант невольно посторонился, ожидая от парня нового приступа рвоты.

– Я любил проходить его на «Травме». А на «Кошмаре» – без единого ранения и карт «Таро», – тихонько ответил лив.

– Что ты несёшь, щенок? – в голосе Монакуры послышались нотки понимания.

– Посмотри вокруг, сержант, тебе это ничего не напоминает?

Монакура Пуу внимательно оглядел улочку и судорожно сглотнул:

– Но этого не может быть. От слова «совсем», – глухо, чтобы не услышали остальные, пробормотал сержант.

– Однако ты, походу, прав. Это именно то место: городок зачумлённых зомби. Но причём тут контракт и ветхий шутер нашей молодости? Кто-то, мать его, троллит нашу историю, обращая атмосферную сагу в примитивную реалРПГ.

Порывы холодного резкого ветра разорвали ткань серых туч, скрывающих чёрное небо, словно жадные руки насильника, рвущего ночную рубашку на теле беззащитной девы. Серп луны, похожий на жёлтую головку протухшего сыра, осветил остроконечные черепичные крыши мёртвого города. В его бледном свете наёмники увидели очертания высокой женской фигуры, что застыла внизу, подняв лицо к тёмному небу, по которому летели клочья серых облаков.

– Mitternacht ist gekommen – die Zeit der Alptraume, – хрипло объявила Соткен.

– Все сюда, ко мне, – приказала Йоля.

Спускаться вниз оказалось намного проще: вскоре все четверо уже стояли внизу, подле своей предводительницы, застывшей на месте, точно статуя.

– Расклад такой, мои хорошие, – хмуро сказала им предводительница, – Мы с вами вляпались в говно. В огромную кучу отборного говна. Теперь от всех нас зависит, сможем ли мы с честью выбраться из этой западни, или погибнем. Сейчас я вам вкратце объясню, что случилось.

– Погоди, Йоля, у меня сейчас мочевой пузырь лопнет, я быстро.

Соткен метнулась за угол обветшалого здания, задирая на ходу сарафан. Через пару секунд из-за угла донеслось чётко различимое, русское, и на грани истерики:

– Ёптвоюмать, что это за херня?

Йоля вопросительно подняла брови; Скаидрис скинул капюшон, упёр в щёку приклад калаша и направился к злополучному углу. Монакура Пуу проводил его долгим взглядом прищуренных глаз и сплюнул сквозь дыру в передних зубах.

Лив завернул за угол и оказался в узком проулке, вроде тех улочек по которым они пробирались, пока не наткнулись на баррикаду. Он знал, что увидит за углом: узкую улочку, фахверковые разваливающиеся дома, распахнутые ставни, пронзительно скрипевшие ржавыми петлями; гнилые доски, загромождающие улицы и трухлявые балкончики, собирающиеся обрушиться вниз, на головы проходящих внизу.

И знак.

На мокрой брусчатке алой звездой пылала огненная пентаграмма: пять острых лучей, заключенные в круг, резали глаза и сумрак вокруг.

Соткен осторожно приближалась к сатанинской звезде, держа на изготовку штурмовую винтовку.

– Что это за херня? – вновь вопросила женщина в багряном сарафане.

Скаидрис уже ни на секунду не сомневался в том, что он прекрасно знает «что это за херня». Он молча бросился к Соткен, пытаясь схватить её за руку и оттащить прочь от пылающего знака. Лив почти дотянулся до женщины, но тощие ноги в рваных кедах разъехались на мокрых булыжниках, и тру-метал плюхнулся на задницу.

– Нет, Соткен, стой, – безнадёжно крикнул он в голос и обречённо закрыл глаза, сжимая в побелевших от напряжения пальцах приклад штурмовой винтовки.

Соткен, словно крыса, последовавшая на зов дудочника, осторожно ступила в пылающий алый круг. Пентаграмма исчезла; сзади загрохотал некий скрытый механизм; частокол заострённых брёвен взметнулся из-под земли, ломая средневековую брусчатку и отсекая двух горемык от прочего мира.

* * *

Монакура Пуу, припав на одно колено, осторожно высунул дуло калаша за угол, туда, во мглу узкого проулка, куда отправились бойцы. На его   соломенную макушку легло дуло «Диемако» – Аглая прикрывала сержанта. Тёмная улочка пустовала: Скаидрис и Соткен бесследно исчезли.

– Бойцы исчезли, – доложил сержант, обращаясь к госпоже лейтенанту.

– Выкладывай, тёть, что за хрень тут творится, – потребовала Бездна, – Ты же сама хотела нам сказать.

– Теперь на это нет времени, – йолины красиво очерченные ноздри широко раздувались, из под мокрых волос, прилипающих к лицу неровными прядями, блестели широко распахнутые глаза с огромными, неестественно расширенными зрачками, – Мы должны выполнить условия контракта. И спасти наших воинов. Если повезёт.

* * *

– Надеюсь хотя бы на «Кошмар», – сказал Скаидрис, протягивая Соткен две ручные гранаты, – Если «Травма», то нам, скорее всего, пиздец.

Лив подвернул рваные джинсовые штанины и аккуратно заправил внутрь болтающиеся шнурки на кедах:

– Целься в голову, стреляй одиночными, следи за летающими на мётлах ведьмами – они самые опасные. Когда зажжётся следующая пентаграмма, а мы будем всё-ещё живы, не торопись: отдохнём, перекурим и лут соберём. Поняла?

– Nein ficken, – мотнула головой Соткен; демонические рога, в которые были старательно уложены её роскошные волосы, угрожающе качнулись, – Мы сошли с ума, малыш?

– А ты чувствуешь себя сумасшедшей? – спросил Скаидрис.

– Nein ficken, – снова мотнула головой кривушка, – Однако что это за глюки?

– Сдвиг реальности, тащемта, – важно ответил лив, – Мы попали в другое измерение, альтернативную вселенную, но нам повезло: я отлично знаю это место. И времени на рассуждения у нас нет: если мы не придём к ним, они придут к нам.

– Кто, блядь, они? – упиралась Соткен.

– Сейчас узнаешь, соберись, мамочка, – лив прижался щекой к прикладу штурмовой винтовки, – Готова убивать?

Эти слова сразу успокоили маленькую женщину. Она вскинула винтовку и всё её внимание сконцентрировалось лишь на одном предмете: прицеле её канадского Диемако. Они двинулись вперёд, и вскоре наткнулись на встречающего.

Какая-то тварь, держащая пылающий факел в неестественно вывернутой руке, тащилась посередине улицы,    погружённой в сумрачную дымку. Оно направлялось к ним, хромая на одну кривую ногу и тяжело приволакивая вторую. Причёска калеки напоминала загнутые назад рога.

Соткен замерла, опустив ствол. Существо резко размахнулась и факел понёсся в кривушку со скоростью камня, выпущенного из мощной пращи. Короткая очередь разорвала сумрак – горящий снаряд, в который превратилась унылая лучина, разлетелся в воздухе сотнями пылающих искр и потух, но прежде, чем свет углей погас, Соткен увидела, как голова одетого в сарафан урода разлетелась кровавыми ошмётками, приняв в себя пару доз свинца калибра семь шестьдесят две.

– Если хочешь остаться живой, стреляй даже в Иисуса, ведущего за ручки твоих мамочку с папочкой.

Скаидрис ловко отпрыгнул в сторону от внезапно рухнувшей сверху откуда-то сверху бочки, и бросился вперёд. Соткен припустила следом: туда, где за очередным тёмным поворотом мерцали отблески красного пламени.

Поворот. Очередная узенькая улочка смутно освещалась пожаром, пылающем в оконном проёме нависающего над ней этажного выступа, накренившегося так сильно, что казалось: вот сейчас верхняя часть здания, грязно-бежевая, расчерченная косыми линиями каркасных балок, непременно отвалится и, упав вниз, похоронит под собой долговязого мальчишку и кривоватую женщину в алом сарафане.

Дома, разделённые проулком, ровно остервенелые калеки, что размахивают клюками, сражаясь за объедки, упёрлись друг в друга уродливой конструкцией из толстых балок, косых балкончиков и шатких, прогнивших мостков. На одной из поперечины, в самой середине проулка, болтались, слегка касаясь полуразложившимися ступнями брусчатки мостовой, пяток висельников, облачённых в истлевшие лохмотья. Они раскачивались на своих верёвках, улыбаясь жуткими оскалами облезших лиц.

– Сейчас полезут. Будь осторожна: пара ошибок и ты мертва. Хуярь хедшотами. Посматривай по сторонам – может на коломёт наткнёшься. Превосходное оружие, – Скаидрис проверил магазин, и мягко пошёл вперёд: в этом кошмарном месте лив чувствовал себя вполне уверенно.

Соткен услышала свист: что-то пронеслось в воздухе и с хрустом впечаталось в стену справа от неё. Из-за висельников показались неясные силуэты. Перекошенные существа, напоминающие людей, попавших под копыта рыцарских дестриеров, робкой толпой полезли на узкую улочку, путаясь друг в друге, ногах повешенных, и в своих собственных конечностях. Гниющие, покрытые язвами руки сжимали факелы, ржавые кухонные тесаки и разделочные ножи. Потом они принялись кидаться, и делали это с виртуозной меткостью. Пылающие лучины и столовые приборы, обломки деревяшек и булыжники с мостовой – вот, чем потчевали непрошеных гостей.

«Тяжелей всего увернуться от кусков разлагающейся плоти», – поняла Соткен, мечась по влажной брусчатке.

Ломти гнилого мяса, отрываемые жителями от собственных тел, сочились густой, отвратительной жижей: вонь вокруг стояла неописуемая.

– Этого мне всегда не хватало, – Скаидрис отлепил от щеки приклад калаша в глубоко вдохнул, наслаждаясь, – Но теперь я в полной мере ощущаю местную атмосферу.

В сознании Соткен возник образ высокого белобрысого парня, стоящего на концертной площадке перед сотнями своих фанатов. В руках у Ингви дохлая ворона и вокалист упоённо обнюхивает трупик, настраиваясь на волну. Она улучила момент и нежно чмокнула лива в грязную щёку.

Скаидрис слегка выдвинулся вперёд и, передвигаясь словно танцор: «шаг вперёд, вправо, влево, два шага назад, иии, раз-два-три, раз-два-три» – начал методичный отстрел зачумлённых мертвецов: головы тех разлетались, словно гнилые арбузы – зомби орали и мёрли, хихикая, но не кончались. А затем включили музыку.

– Я одна это слышу? – крикнула Соткен.

Источника, откуда раздавался тягучий гитарный рифф, щедро разбавленный партией заупокойных клавиш, не существовало: звук рождался в пространстве вокруг них.

– Нравится? – вопросил лив и тут же тоненько пискнул: железяка, напоминающая молоток, угодила ему в плечо.

Скаидрис упал на одно колено, морщась от боли, Соткен встала над ним, прикрывая товарища.

– Без ранений не пройдём, – пробормотал тот.

Сверху распахнулись ставни, доселе наглухо закрытые, и на бойцов посыпались горящие обломки, потом прилетела пылающая бочка. Кривушка едва успела отскочить в сторону, зацепилась ногой за выпирающий булыжник мостовой и неуклюже растянулась, больно ударившись спиной о рукоятку самурайского меча. Вставать не спешила, дождалась, пока над ней просвистели в полёте два ржавых тесака, факел, крутящийся, словно огненное колесо факира, и ещё что-то вязкое и мокрое, что забрызгало её лицо тошнотворной жижой.

Соткен перевернулась на бок и блеванула.

– Вставай, я прикрою, – визгливый мальчишеский голос звенел сталью обнажённого клинка.