Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"
Автор книги: Клим Мглин
Жанры:
Постапокалипсис
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 52 страниц)
– Верно, в Раю, – безмолвно отозвался сосед – его точная копия: лысый, прозрачный урод, вооружённый кривой железякой.
– А где же спокойствие? – вопросил первый, – Я уже был на войне: там и погиб с честью, да врагов немало положил; родину защищал от ереси нацистской натовской: верните меня в кущи райские: отдохновения хочу.
– Сейчас вернут, – сосед указал на нависшую над их головами гусеницу немецкого танка, – Смерти нет, Аллах Акбар, – его руки инстинктивно нажали воображаемую кнопку на жилетке, обвешанной взрывчаткой.
* * *
«Леопард» увяз в телах, будто в трясине: Пуу некоторое время вращал гусеницы, созерцая в бойницу создаваемый ими фарш, но развлечение это быстро наскучило деятельному сержанту: гигант извлёк из-под сидения заботливо припрятанный Диемако, а драгоценным бонусом к винтовке – сдвоенную обойму.
Люк со стуком откинулся в сторону: тишины уже не было. Хрипы умирающих, стоны раненных, треск костей и лязг стали – музыка для ушей воина. Но нет времени насладиться концертом: глаз опытного воина окинул поле битвы и моментально вырубил правильный расклад.
Упор на колено, приклад к щеке.
«Этого еблана».
Клинок, вознёсшийся над головой Соткен, так и не коснулся роскошного, чёрного с серебром каскада волос: чудовище, подобравшееся к кривушке сзади, заимело аккуратную дырочку во лбу и рухнуло навзничь.
«Этого пидора».
Изогнутый клинок, удар которого моментом раньше поверг Невенку на землю, выпал из рук монстра – окровавленная лысая голова зарылась в песок между разведённых ног девушки– та сидела, прижавшись спиной к гусеничному ходу «Леопарда». Выставленный вперёд полуторник изрядно подрагивал в её весьма мускулистых руках.
«Этих двух гандонов».
Короткая очередь полоснула по двум тварям, что упоённо, снова и снова втыкали мечи в грудь рыжебородого кэбмена, прижатого к передку танка. Вампир горестно шипел и клацал челюстями, но помирать не собирался.
«Этот не подохнет, однако, откинь он крышку люка немного позже – их небольшой отряд сократился бы на двух очаровательных дам».
Пристальный взгляд снайпера метался по ратному полю, словно луч лазерного прицела.
«Вот сука, чё творят...»
Ещё пара выстрелов: кривоногий горбун, рухнувший на одно колено под градом сыплющихся на него ударов, получил короткую передышку – атакующие его чудища осели комками рваной пены. Его Преосвященство отдыхал недолго: огромные, не меньше, чем у самого Монакуры, ступни снова затанцевали по белому песку – клинок епископа вращался со скорость лопастей спятившего вертолёта.
«Бля буду: Йоля права – я есмь Бодхисаттва, каких свет доселе не видывал: помогаю и спасаю не только живых существ...»
Ствол «Диемако» изверг новую порцию свинца: ангел – настоящий ангел, с перьями и без письки, небесный небожитель, что опёрся коленом на шею паромного машиниста и пытался воткнуть в глаз неупокоенного острие своего меча, повалился набок, словно куль с пшеном.
« ...Но и мёртвых».
Три выстрела. Троица рослых тварей, что порубили на куски хрупкую престарелую даму в глухом вечернем платье, попадала, словно колосья под серпом. Отрубленная голова упыря продолжала клацать окровавленными зубищами.
«Тащемта, Йоленька моя – баба головастая, с прекрасно развитым тактическим мышлением... К тому же хитрющая стерва...»
Три выстрела и трое тварей, что набросились на миниатюрную девчонку с намалёванной на спине оранжевой буквой "F", пали, но последний, сука, всё же успел воткнуть свой зазубренный палаш мадемуазельке прямо в обтянутую чёрной кожей косухи, точёную грудку. Та полоснула нахала по лицу когтистой лапой – мягко, быстро, совсем по-кошачьи и хам тут же лишился половины черепа. Подоспевший высокий тевтон ухватил торчащую рукоятку, и, бесцеремонно упёршись ногой в маленький бюст, сильно дёрнул оружие.
Нарисовалась ещё одна девица: точная копия «Ашки»: от уха до уха – акулья пасть, ощеренная четырьмя рядами кривых зубов, а на спине косухи корявыми мазками обозначена буква «F».
«Флёр», – вспомнил сержант; бро быстро запоминал имена, особенно женские, – «Ашку же зовут Арманда. Красотуленьки. Повезло эсэсовцу. Клёвая трёха».
Вампиресса вскинула ствол культового Ремингтона одиннадцать и выстрелила в рожи наседающих бледных тварей; плешивые головы тех разлетелись сочными кровавыми ошмётками, будто арбузы под кирзачом бухого узбекского бахчмена.
«Отлично всех расставила, умница Йоля... Мне здесь самое место – прикрою, обозначу фокус, расставлю акценты, обеспечу ассист...»
Стремительное движение справа он скорее почувствовал, чем увидел. Инстинкты тренированного диверсанта сработали чётко: Пуу развернулся, слегка отклонился и успел подставить под удар перегревшийся «Диемако». Клинок, излучающий голубое сияние, врезался в пластиковый приклад и застрял там. На Пуу в упор глядели ангельские очи: ненависть, ярость, страх и отчаяние смешались в них в произвольных пропорциях.
«Высоченный, сука», – подумал Пуу, – «Прям, как я».
Сержант дёрнул штурмовую винтовку на себя и саданул лбом в идеальный ангельский носик. Юшка брызнула, но не сразу – чело Бодхисаттвы осталось незамаранным.
«Высокий, красивый и тупой».
Райское создание продолжало тянуть на себя рукоятку меча, увязшего в пластике приклада. Пуу отпустил «Диемако». Выхватил из кобуры «Глок» и выстрелил в гордое ангельское чело. Затем спихнул осевшего небожителя прочь с брони и поднял свою винтовку.
«Почему мелкая так любит это пластиковое говно?» – сержант оглядел разбитый приклад, но образ Аглаи Бездны с её любимой пушкой в руках тотчас развеялся: на броню прыгнул ещё кто-то. Монакура приготовился пальнуть, но вовремя сдержался.
– Непорядочек, – заявил неупокоенный фараон Джет, поправляя покосившийся флагшток с изодранным штандартом.
– Где Йоля? – прохрипел сержант – в ожесточённом хаосе битвы, бушующей вокруг, он никак не мог уловить очертания знакомого чёрного мини, расшитого жёлтыми дохлыми рожицами.
– Там, – кивнул владыка и протянул вперёд окровавленный кончик гарпуна.
Монакура вгляделся в мутное, серое марево, истекающее от подножия маяка: шеренги призрачных воинов содрогались – серебряный вихрь метался по рядам обречённых, привнося в однообразную палитру шквал ярко-алых брызг.
– Словно миксер, взбивающий молочный коктейль, – ухмыльнулся барабанщик.
– С клубничкой, – оскалился безгубым ртом Джет.
– И добрая щепоть корицы, – Пуу указал на золотистые всполохи, сопровождающие смертельный ураган.
– Сехмет... Они всегда были вместе... – из уголка глаза, закрытых мутным бельмом, выкатилась скупая слезинка, —Мы всегда были вместе: и в жизни, и в смерти. Присматривай за штандартом, Бодхисаттва, – владыка указал на знамя с Большим Серым Волком и, строго взглянув на бывшего барабанщика, спрыгнул вниз.
Сопровождаемый верными машинистами, вооружёнными жуткими ржавыми железяками, напоминающие садовые ножницы, фараон бросился к стене щитов, что продолжала нерушимо стоять возле погрязших в кровавой каше гусениц «Леопарда».
Взгляд Монакура на миг поймал искажённое от напряжения лицо Скаидриса – лив вцепился в ремни щита, стоя в строю вместе с дохлыми скандинавскими пиратами.
Восторженное опьянение, вызванное первыми минутами боя, уходило, как и потусторонний мрак затмения, подсвеченный вневременным радужным сиянием – на песчаную косу обрушился шквальный ветер с Балтики, а небеса явили зловещий полумесяц кровавого солнца, что выглянул из-под чёрного диска. Медленно тлеющая гора трупов небесных воинов разгорелась ярким багрянцем и ноздри сержанта терзала едкая вонь палёных перьев. Вихри сажи взмывали вверх маленькими торнадо, и небесное воинство, упорно прущее на ржавый танк и кучку оборванцев, его окружающих, сменило цвет. Молочные лики ангелов, бледные рожи праведников, белые перья и прозрачная кожа – всё покрылось разводами копоти, превратив воинство Рая в серую, копошащуюся толпу.
– Пока передохну, – раздался над ухом низкий рокот: не голос, но рычание.
Пуу осторожно обернулся. Рядом с ним возвышалась грозная воительница: косички её гривы щекотали обнажённые плечи сержанта Волчьего Сквада. Кожаная, расшитая золотыми бляхами кираса, плотно обтягивала стройный торс, и под оливковой кожей перекатывались бугорки мускул. У женщины была голова льва-самца.
– Пусти ж таки моих детишек внутрь, – Сехмет постучала по люку «Леопарда» причудливо изогнутым клинком двуручного кхопиша, а жёлто-красные глаза льва обеспокоенно следили за алой полосой, пробивающейся из-под угольного диска.
Монакура немедленно откинул в сторону дверцу и в образовавшийся лаз немедленно устремились парочка потрёпанных вурдалаков – леди и джентльмен ожесточённо толкались и слегка дымили.
– Твои любимчики? – поинтересовался Пуу, – Загоняй остальных, хватит нам тут кебабов.
Сержант указал на гору разгорающихся трупов.
– Это все, кто остался – ответила ему женщина-лев, – Мы тоже несём потери. И устаём. Вот сейчас немного передохну и сменю Волка.
Сехмет тяжело опустилась на люк, захлопнувшийся за вампирами.
Пуу уставился вперёд – в пепельном мареве едва различались силуэты сражающихся.
– Мы будто бы противостоим призрачному киселю, – нахмурился он,– Это какая-то гротескная толчея в заколдованном сортире. Мерзостная фантасмагория. Где, блять, эпическая битва?
– Так это оно и есть, – усмехнулась восседающая на башне танка львица с телом человека, – Ты о царе Леониде, предводителе трёх сотен боевых пидарасов слышал? Конечно, слышал. Так вот: перед тобой, Бодхисаттва – реконструкция однозначно эпических и несомненно культовых Фермопил. В прекрасном северном антураже и под атмосферным мистическим налётом.
– Хм, – бывший барабанщик ожесточённо впился в бороду; толстые пальцы выудили из зарослей гигантскую, распухшую от крови вошь и раздавили несчастное насекомое, – Место для боя выбрано с умом – я не спорю: Йоля – прирождённый полководец. Но какова вероятность исхода сражения в нашу пользу? Или нам априори пиздец, как и тем лютым гомикам из Спарты?
Кривое лезвие кхопиша описало дугу вокруг маяка:
– Они должны кончится. Праведники. А мы обязаны уцелеть к этому моменту. Вся задумка старины Упуаута состоит именно в этом. Это ж, блять, чистилище в исполнении Великого Волка. Чистилище для них, – кончик жуткого клинка указал на рвущиеся в кровавые куски шеренги наседающих серых чудищ.
– Всё просто, Бодхисаттва. Этому миру быть. И никакой Апокалипсис не остановит неотвратимое вращение Великого Колеса. Вопрос в том, кем будет населён этот милый уголок, наполненный сладкими страстями Сансары? Этих несчастных тварей необходимо вернуть в мир явленный: коварный Иегова принудительно забрал все эти сущности в свой иллюзорный Рай – старику не терпелось воплотить в жизнь бредни своего пророка: головой поехавшего Ивана Богослова. «Откровение», несомненно – шедевр. Литературный. Но не более того. Ты сам то прикинь: какой, нахуй, красный дракон? Драконов – не бывает.
– Бывает, – заявил Монакура, – Я сам видел.
Он указал пальцем на крышу домика смотрителя:
– Вона он, красный дракон. Гримом кличут.
Пылающие звериные очи Сехмет скользнули по силуэтам ведьм, обступивших сияющую Сигни.
– Не будем о больном, Бодхисаттва: там Морриган, и эта сука поопаснее любого красного дракона. Однако ты правильно выбрал направление: твоя просветлённая интуиция всегда подсказывает тебе верный путь. Ты знаешь, что на самом деле никакая Йоля у тебя никогда не говорила в голове?
– Говорила, – нахмурился Монакура, – И даже кричала. От удовольствия. Так что не пизди, рыжая, я сам знаю, когда тётка со мной говорит безмолвно. У нас, типа, полное единение. Инь и янь. Болтик и гаечка.
– Ладно-ладно,– кончик красного языка скользнул по оскаленным жёлтым клыкам, – Не кипятись, Бодхисаттва, однако знаешь, зачем тут Пробуждённая?
– Светит, – пожал плечами сержант, – Я виноват перед этой девочкой: не так давно я её убил. А Йоля оживила.
– Всё было не так, глупенький, – женская рука, измазанная кровью ангелов и праведников, скользнула по заросшей рыжим волосом щеке барабанщика, – Но это уже не важно: Сигни здесь раздаёт билеты на карусель. Нереально весёлую карусель. Все, кто сейчас умирает от наших клинков, получат приглашение на будущий аттракцион. Чёртово колесо под сводами Пустоты. Умереть пред очами Пробуждённого – крайне положительная карма. Плюс ко всему этому, девчонка владеет парой трюков, что позволят нынешним свежепредставленным выбрать удачные тела для последующих воплощений.
– Звучит дико и заманчиво, – нахмурился Монакура.
– Тебе не нужен билет на этот балаган, – ухмыльнулась Сехмет, – Ты уже остановил колесо.
Монакура глупо хихикнул и вскинув к щеке приклад винтовки, прострелил голову белого ангела, пытающегося забраться на броню.
– Сука, – сержант поймал следующую цель, – А это, блять, кто? И чё енти куры сюда лезут так дерзко и напористо?
– Мы пустили дезинфу, – оскалилась Сехмет,– Что, если убить обручённого с Волком, то Упуаут немедленно сложит оружие. Лучшие из небесных воинов прямо сейчас пытаются это сделать. Ты только что разнёс мозги Самуилу – жутко важному хрену в иерархии слуг Иеговы.
– Чёрт с ним, с Самуилом, – усмехнулся сержант, – Однако ж получается, что Йоля в своих методах созидания нового мира идёт по стопам этого самого Иеговы.
– Никоим образом, ни подобием: ты заблуждаешься, Бодхисаттва, – согласилась Сехмет, – Те, кого сейчас мы выпиливаем – люди и сущности, обманутые Иеговой: они шли за своим, так называемым Творцом по собственной воле. А Упуаут и мы бесцеремонно их умертвляем вновь, после чего насильно, с помощью древних тайных практик переправляем в некие сферы – мягкий вариант потусторонней темницы – реабилитация для дураков – вполне себе исправимых, но весьма упёртых. Глупость – главный бич человечества. Лечится принудительно.
Монакура улыбнулся в усы и снова выстрелил.
Сехмет подошла к трупу, распростёртому на броне танка и носком золотой сандалии приподняла простреленную голову.
– Газадриэль, собственной персоной... – во взгляде жёлтых звериных очей, обращённому на лохматого гиганта, читалось глубокое восхищение, – Этот кровавый рассвет стал твоим последним подарком своим поклонникам... Ну вы, ребята, это – просто что-то, напрочь выпершее из ряда вон. У меня нет подходящих слов.
– Мы – Волчий Сквад, – гордо ответствовал сержант: близость львиноголовой богини мешала солдату целиться – его взгляд то и дело отрывался от прицела штурмовой винтовки, блуждая по изящным изгибам тела, затянутого в кожаную кирасу.
– А где остальные? – великим усилием воли Монакура оторвал взгляд от тела Сехмет и снова, заросшая жёстким рыжим с сединой волосом, щека прижалась к прикладу, – А где, мать его, весь ваш знаменитый пантеон? Где Гор и Осирис, где Сет и Анубис, где, в конце концов, все языческие боги Земли, которых подменял фальшивками коварный Яхве?
– Кто где... – Сехмет пожала безупречными ониксовыми плечами; по ложбинке меж её стиснутых корсетом доспеха грудей, скатилась пара тяжёлых капель пота, – Кто-то покинул мир явленный – перешёл в другие сферы бытия, а кто-то и вовсе умер от дряхлости и немощи – вы, люди, называете это старость.
– Как же они умерли? – Монакура жадно наблюдал за влагой, стремящейся к восхитительному бюсту, – Они же боги.
– И что с того? – жёлтые звериные глаза снисходительно прищурились, наблюдая за ледяным взглядом Бодхисаттвы, терзающим плотную кожу доспеха, – Любое существование – конечно: всех нас ждёт смерть – и богов и людей. Я не знаю, как умер Вотан или Анубис, Гермес или Фобос: когда бог чувствует приближение кончины, его прекрасные одежды обращаются грязными лохмотьями, а аромат божественного тела трансформируется в нестерпимую вонь. Обречённый удаляется прочь, чтобы встретить смерть наедине – лицом к лицу. Никто не знает, как умирают боги. Есть только одно исключение – наша гибель воистину прекрасна, если это случилось в бою. Тогда этот подвиг может узреть каждый.
Львиная голова взметнулась вверх – косички золотистой гривы хлестнули сержанта по лицу.
– Эй вы, пидарасы, – взгляд Сехмет обратился к вершине маяка, – Хватит прятаться за спинами своих рабов! Микаэль, никчёмный сын дятла и индюшки! Моё имя – Сехмет. Я – лев, я – кобра, я – палящий диск солнца, я – месть и я же кровь... Я вызываю тебя на смертный бой!
* * *
– Ты не обязан, милый, – Габриэль шагнул вперёд; его белая, сияющая рука нежно огладила шелковистые крылья Архистратига, а затем легла на мускулистое плечо друга, – Ты не обязан отвечать на вызов этого исчадия ада, самозванки, называющей себя богиней. Мы – творения нашего великого Отца и только он – есть единственный и истинный бог.
– Был, – хрипло ответил архангел и брезгливо дёрнул плечом, отбрасывая руку Габриэля, – Истинные боги не умирают, ибо никогда не рождаются.
Микаэль шагнул к краю башни – ржавые железные полосы ограждения расползлись в стороны с мучительным скрипом:
– Тот, кто гниёт на Престолах – мне не отец и здесь нет истинных богов, но есть лишь пустота...
Кончик сверкающего копья указал на крышу домика смотрителя, где мерцала всеми цветами радуги фигура маленькой девочки.
– И пустота исполнена высочайших проявлений.
Сияющая фигура архангела исчезла; Габриэль уставился себе под ноги, но там не оказалось ни одного пёрышка.
* * *
Серебряный торнадо, рассекающий серую толпу падших с неба, прекратился, лишь только белоснежные ступни архангела коснулись груды трупов, завалившей окровавленный песчаник. Размытый силуэт зверя, терзающий небожителей, метнулся прочь и вот высокая женщина с красными волосами уже стоит возле рваного штандарта с ликом Большого Волка.
– Он принял вызов! – в голосе Сехмет звучали нотки истинного удивления, – Ну что же – это поступок достойный военачальника. Приветствую тебя, предводитель.
Оголтелый натиск серых толп небесного воинства на горстку негодяев, вурдалаков и мертвецов, сгрудившихся возле ржавого танка, прекратился. Праведники и ангелы отступили, расползлись, низко пригибаясь пред сияющей фигурой Архистратига.
Тот не ответил на приветствие: небесные очи, изуродованные кровавыми гневными прожилками, неотрывно глядели на крышу домика смотрителя, где тесно стиснутая чёрными силуэтами кельтских ведьм, замерла маленькая Сигни.
– Он сломался.
Рука, затянутая в кожаную перчатку мечника, скользнула по лбу, вытирая пот, и длинный лоскут кожи повис на остром шипе. Из рваной раны тут же выбился клок жёсткой серой шерсти.
– Архангел пришёл умереть. Он уже отринул своего ложного Отца и теперь явился принять гибель пред ликом Пробуждённой. Не от доблести, а лишь затем, чтобы прикрыть свою трусливую задницу. Я права, Микаэль? Кстати, ты не хочешь рассказать всем нам правду о низвержении Люцифера с небес?
– Не хочу, – отрезал Архангел и шагнул вперёд, крутанув в руках копьё.
– Будь по твоему, Микаэль, – Йоля отжала мокрые от крови волосы и связала те на затылке в тугой пучок, – Ты получишь избавление, но знай – смерть твоя будет долгой и мучительной. Сначала я отрежу тебе крылья. Готовься к страданию.
Стройные ноги, покрытые драными прорехами с торчащей наружу звериной шерстью, шагнули к краю брони «Леопарда».
Оливковая рука ухватила клочок меха, что выбился из глубокой раны на женском плече. Сехмет притянул к себе красноволосую женщину и внезапно впилась ей в губы страстным поцелуем.
– Он мой.
Пара горящих волчьих глаз уставилась в томные кошачьи очи. Йоля недоверчиво склонила к плечу голову.
– Ты это серьёзно, сучка?
– Лучшего момента не будет, – львица оскалилась пугающие жёлтые клыки, – Но я не струсила, просто устала от жизни.
– Что за нахуй здесь творится? – поинтересовался Монакура Пуу, – Пахнет драмой.
– Богиня решила погибнуть в бою, тупой старый верзила, – Невенка Оскаала требовательно протягивала руку снизу, ожидая.
– Уважай старость, сопля, – огромная лапа сержанта, игнорируя девичью кисть, сжала ладонь епископа и Его Преосвященство взлетел на борт танка, а за ним, будто надувной шарик за Пятачком, устремилась кривушка – растрёпанная, с ног до головы перемазанная ангельской праведной кровью.
– Может не надо, мама?
Близняшки «А» и «Ф», сопровождаемые стройным блондином, опасливо приблизились к Сехмет. У всех троих, в общем и целом, насчитывалось всего четыре руки, пять ног и три женские груди.
– Берегите себя, дети мои и приглядите за братьями меньшими.
Львиноголовая постучала каблучком по броне, царапаемую изнутри уцелевшими парой уцелевших кровососов – Дети Ночи чуяли трагическую развязку.
– Идите ко мне, обнимемся, приблуды.
И она заключила троицу в тесные объятия.
Микаэль тяжело вздохнул, наблюдая за трогательными прощаниями на борту «Леопарда» и махнул своим прихвостням. Ангелы и праведники принялись скидывать трупы в морскую воду, расчищая место для поединка.
Со стороны негодяев им помогали машинисты Джета – сам Владыка стоял рядом с ярлом Туи, намертво вцепившемся в свой щит с нарисованным петухом.
– Эй щенки, – крикнул в сторону строя викингов Монакура, – Идите сюда: передохнём, посмотрим, как умирают боги и архангелы.
Щенки молчали.
– Скай, Хельги, – упорствовал сержант, – Это команда! Ко мне, блять! Живо!
Ярл Туи поднёс к щиту кулак, сжимающий рукоять скандинавского меча. Навершие с треском впечаталось в дерево. Восставшие мертвецы присоединились к предводителю – ударили своим клинками. Потом медленно расступились и две юношеские фигуры – долговязый и коротышка, лишившись опоры, осели на песчаник, пропитанный кровью.
– Ёбаныврот, – лицо Монакуры Пуу потемнело, правое веко дрогнуло, – Щенки... Вы всё же бросили своего сержанта и отправились в свою долбаную Вальхаллу...
– Не совсем так, – рядом с павшими бойцами Волчьего Сквада проявились три фигуры – тёмные, словно сотканные из мрака.
– Герои саг, ровно как и сами древние сказания, давно вышли из моды: скамьи Вальгаллы опустели, а пиршественные столы покрыты вековым слоем пыли. Однако существует некое место, вполне достойное столь славных воителей. Мы заберём этих павших героев под курганы Ши, и там, в подземном мире Сида, они обретут новые воплощения.
– Кем станут мои мальчики? – прогнусавил сержант.
– У меня всегда был всего лишь один спутник, носящий три имени, – вперёд выступила миниатюрная брюнетка в чёрном платье, отороченным вороньими перьями, – Пора исправить это досадное недоразумение. Они станут Сильным Ветром и Холодом.
Бадб внимательно оглядела тощего верзилу.
– Однако же место Высокого Тростника остаётся вакантным. Что скажешь, красавчик? Не желаешь ли присоединиться к своим друзьям?
Монакура бросил быстрый жадный взгляд на женские бёдра, плечи и груди, призывно выглядывающие из прорех на ветхой ткани ведьминских нарядов, но скорбь взяла своё: гигант присел возле распростёртых тел товарищей.
– Не в этой жизни, милая.
– Как скажешь, Бодхисаттва, – тела кельтских богинь растаяли в воздухе и троица обратилась исполинскими вóронами.
– Тогда пригляди за нашим маленьким сокровищем, а мы позаботимся о твоих друзьях.
Грим, огромный как скала, сжал свои драконьи лапы на предплечьях сержанта и легко поднял того в воздух. Ворониха, чьё оперение отливало алым, подхватила Хельги, а та, чьи крылья блестели бронзой вцепилась в Скаидриса.
– Спасибо за службу, бойцы, – через мгновение Монакура Пуу уже стоял возле Сигни.
– Только ваш ум – вечен, – промолвила дочь ярла.
– Прощай, Вепвавет, я буду скучать по тебе, – каркнул Грим и все трое исчезли в рваных свинцовых облаках.
Архангел Михаил, стоя посреди расчищенного от трупов круга, нетерпеливо взмахнул сияющим копьём и расправил белоснежные крылья.
– Так и стой, индюк, сейчас я исполню желание старины Упуаут: слегка подрежу твою гордость, – золотые сандалии Сехмет погрузились в мокрый бурый песок прибрежной косы; приставными шагами, грациозно покачивая бёдрами, словно танцуя, львиноголовая богиня приближалась к противнику.
Внезапно серое небо озарила вспышка и над мутными от крови водами моря повисла полая световая труба. Оттуда, словно чёрт из табакерки, вывалился громадный негр в изодранной рясе, преследуемый стаей бездомных собак. Твари, самая малая из которых достигала размера пещерного гризли, оголтело кидались на монаха, но довольствовались лишь обрывками его одежды: отче неуловимо быстро уворачивался от всех атак.
Негр шлёпнулся в бушующие воды моря, поднялся на ноги и остался стоять, а чудовищные псы исчезли, поглощённые яростными волнами.
Чернокожий перекрестился и побрёл к берегу.
– Господи помилуй, – Его Преосвященство, польский епископ и глава инквизиции пал на колени, и уткнулся мордой в лужи крови на песке, – Ты явил себя, Спаситель!
– Mio cuore и ты, доченька, – Теофил Рух крепко ухватил Невенку и Соткен за руки, – Спешим под Божьи очи, мои девочки: встретим и поклонимся нашему Спасителю.
Он потащил обеих в багровую воду, однако тётки упёрлись у края разъярённого моря. Горбун отпустил их ладони и бросился вперёд: его чудовищно громадные ступни загрохотали по волнам, словно по дощатому настилу. Он спешил вперёд – к сияющей фигуре в белом, неторопливо идущей средь разразившегося шторма. Однако, по мере того, как облик высокого стройного мужчины с длинными волосами и шелковистой бородкой трансформировался в образ громадного негра в изодранной сутане, кривые ноги горбуна всё больше замедлялись, заплетались. Вскоре его непомерные ступни исчезли в ржавых барашках прибойных волн, и епископ камнем пошёл ко дну.
Соткен и Невенка всплеснули руками и отчаянно бросились в море – спасать любимого и крестника. Гривы их распущенных волос обратились в две каракатицы – фиолетовую и чёрную с серебром – что упорно сражались со стихией.
Гигантские неупокоенные волки – мёртвые дети Упуаут, что рассекали воду вокруг громадного эфиопа, подобно стае голодных акул, и коих означенный нигер время от времени прикладывал исполинским, размером с арбуз, кулачищем, учуяли лёгкую добычу и поспешили к месту погружения Его Преосвященства, навстречу кривушке и дурочке.
– Не позволяй призрачным иллюзиям и тревожащим эмоциям взять верх над твоей истинно крепкой верой, сын мой.
С этими словами эфиоп нагнулся и сунул руку в воду. Пошарив там, словно в старом пыльном мешке, он выпрямился: толстые пальцы сжимали кудрявую шевелюру горбуна. Другой конечностью он сграбастал обеих женщин, беспомощно барахтающихся возле его ступней, что твёрдо стояли среди перекатывающихся волн.
– Познакомься, Йонас: это твои апостолы и оракул, – крикнула ему с берега Йоля, – С ними придётся немного повозиться, ибо первый жрёт людей, вторая ширяется, а третья и вовсе дура. Но, в общем и целом, потенциал этих уродцев весьма впечатляет; обещаю: ты не будешь разочарован. Мои пёсики станут вам охраной, дабы вас, как первых христиан, не драли львами и медведями. Ты же найдёшь способ подружиться с ними, раз ты весь такой из себя Иисус? Теперь валите прочь отсюда, да поскорее.
– И я был рад повидаться, Госпожа, – пробасил Йонас, – Спасибо за заботу, и хорошего тебе дня.
После чего почтительно поклонился, развернулся и, бережно прижимая к необъятной груди двух калек и девчонку, неторопливо удалился прочь в бушующее море.
Удивлённый Микаэль оторопело уставился на монаха, и кхопиш Сехмет взвился в воздух.
– Одно крылышко мне, – крикнула Йоля, наблюдая, как прекрасные обрубки взмывают в небеса, а белоснежные перья расцветают радужным светом, блестя в сиянии маленькой Сигни.
После чего взвилась в воздух и, оказавшись у отверстия лазурного тоннеля, всадила крепкую оплеуху растрёпанной девчонке, что лезла наружу, сжимая в руке человеческий череп. Девку сопровождали зловещие фигуры в коричневых рясах. Та кувырнулась назад, увлекая за собой дохлых монахов, а женщина с красными волосами плюнула в отверстие, и то оплыло, будто свеча, надёжно запечатав выход.
– Полетай ещё немного, моя хорошая, и береги себя, – Йоля помахала рукой вслед своему махири, что уносился вверх тормашками в неведомые ебеня, – Ты и твой приёмный папка – последняя надежда этого грёбаного мира. Хик!
Мерцающий луч взорвался миллиардами осколков и пропал.
– Мелкая! – возопил сержант и сиганул с крыши, но призрачная мембрана остановила его крепко и непреклонно.
Монакура тяжело осел возле ног Пробуждённой, прижимая ладони ко лбу.
– Ты слышал, что сказал Великий Волк? – поинтересовалась дочь ярла, – Так вот сиди себе тихонечко и не рыпайся, Бодхисаттва.
– Что за нахуй здесь творится?
Раздавшийся голос голосом и вовсе не был: так трубит стадо слонов, обезумевших от жажды или молит о пощаде приговорённый к расстрелу духовой оркестр.
– Микаэль, ты отрёкся и наказание последует немедленно: ты низложен и примешь очищающую мучительную смерть. Как и все грешники, что собрались здесь, связанные путами мерзкого заговора.
Многострадальное балтийской небо вновь треснуло глубокой раной6 из ослепительно сияющей дыры выкатилось что-то огромное, круглое и глазастое а за ним из прорехи вырвались бесформенные пылающие силуэты. А потом на узкой песчаной косе, что хищным серпом врезалась в тело северного моря наступил Хаос.
* * *
– Это, блять чё такое? Натуральный всепиздец!
Бородатые отшельники тыкали в раскрытый гримуар грязными пальцами и трясли Люцифера, будто тряпичную куклу, однако лукавый и сам лишился дара речи, лишь безмолвно наблюдал, как из очередной дыры в небе выкатываются и пылают, пылают и выкатываются неведомые чудища.
– Апокалипсис сегодня, – шмыгнула носом нарисованная актриса.
– Рагнарёк, гибель богов, – вздохнула фигура с лицом, скрытым чёрным капюшоном.
– Конец времён, смерть и возрождение Великого Маниту, – потупила взор Ютта Аулин.
– Отставить панику, – Повелитель преисподней пытался взять себя в руки, но это давалось ему с трудом – сатир визжал от боли в стиснувших его голову пальцах, – Такого поворота не ожидал даже я.
Раскрытые страницы гримуара сверкали ослепительными вспышками, ровно как экран современного монитора, передающий картинку с места взрыва ядерной боеголовки.
– Это Метатрон и те сущности, кого мы называем серафимы, херувимы, престолы и начала. Трудноуправляемые сгустки бешеной энергии, жутко обделённые интеллектом и, соответственно, самой способностью логически рассуждать. Они навроде цепных псов: кто кинул кость, тот и хозяин. Не думал, что они вмешаются. Итак, дамы и господа, стратегическая ситуация кардинально изменилась. Тащемта, теперь нам стоит вмешаться и сделать это нужно немедленно. Итак, в силу вступает план «Б». Механики! Готовьте тамлиеров.
– Есть, сэр! – Трабл и ДайПатрон прекратили пыриться в монитор гримуара и вытянулись по струнке, после чего поспешили исполнить приказ.
Вскоре послышался звон гаечных ключей, скрип и стук собираемых механизмов, и через несколько минут пред Князем мира сего уже стояли два «Свордса», блестя свежей смазкой и мигая разноцветными лампочками. У первого робота на борту красовалась надпись «Courtney», выполненная в стиле минималистического граффити, второй же щеголял вычурной готической вязью, в которой с трудом угадывались буквы, складывающиеся в короткое «Alice».








