Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 52 страниц)

– Потерпи, сладенький, – прохрипела она, стараясь не вдыхать через нос. – Мы уже почти на месте, но вот незадача – живот скрутило. Я отойду ненадолго, а ты пригляди тут за всем. Я скоро, любовь моя.

Она собралась было уходить, но потом порывисто развернулась обратно к столику, ухватилась за край скотча, которым были заклеены губы мученика и резко рванула. Сдвинула вязаную шапочку на лоб, открывая карие глаза, и, наклонившись к куцому обрубку уха, вкрадчиво произнесла:

– Не говори ни слова, если не хочешь опять дышать только носом и наслаждаться запахом своего говна. Просто лежи, дыши и жди меня. Она приложила палец к своим губам.

– Понял?

Раненый, жадно вдыхающий окружающую его вонь через освобождённый рот, лишь слабо кивнул.

– Вот и молодец. Я скоро. Ты даже не успеешь соскучиться.

Она сгребла в охапку пару рулонов туалетной бумаги, раскиданной по пустующим креслам десанта, и, с трудом превозмогая жестокие позывы, бросилась прочь из автомобиля. Вывалилась из задней дверцы и в этот самый момент начался наиболее жестокий этап сражения между взбесившимся абстинентным кишечником и яростным желанием оставить свои трусики чистыми и при этом достичь безопасного места – места, где ей никто не помешает. Но даже её железная воля не смогла пересилить бунтующий организм. Она едва ли отошла от Ньялы на десять шагов, углубившись в густые заросли, как всё её нутро обдало ледяным холодом: приступ жесточайшей рвоты согнул женщину пополам. Она не смогла сдержаться. Обжигающие струи поноса вырвались наружу, без труда заполнили узкие трусики и, залив горячей волной её ноги, пресекли её попытки к бегству.

«Сру и блюю одновременно. И при этом всё ещё пытаюсь оторвать кусок туалетной бумаги. Такого ёбаного позора со мной никогда ещё не приключалось. Вот он – удел треклятых наркоманов.»

Она с отвращением задрала подол изгаженного платья, стащила с бёдер нижнее бельё, полное жидкого говна и уселась, ухватившись руками за тощий ствол какой-то кривой осинки. Очередной извергнувшийся едкий поток заставил Соткен мучительно застонать. Стон быстро оборвался – фонтан коричневой дряни из её рта плеснул на руки, держащиеся за деревцо.

Так и сидела она, яростно отправляя свои неестественные потребности. Длилось это долго, для бедной Соткен – целую гребаную вечность. Потом поутихло.

* * *

Соткен даже не попыталась остановить автомобиль. Всё, что она успела – это немного скинуть скорость и высунуть голову в крохотное боковое оконце броневика. Пока её рвало, пристальный взгляд серых глаз ни на миг не отрывался от шоссе, и оно оставалось абсолютно пустым. Никаких постапокалиптических встречек. Когда первый, нестерпимый приступ прошёл, Соткен плавно нажала на педаль тормоза. Ньяла поехала совсем медленно. Женщина отерла с губ и щёк брызги собственной рвоты. Её жутко трясло – кидало то в жар, то в холод. Перед глазами пульсировали чёрно-красные круги. Дыхание стало прерывистым и хриплым. Из носа лило, а в горле першило, как при гриппе. Желудочные спазмы сводили с ума; ей срочно требовался нужник.

"У меня есть последний патрон. Живой не дамся".

Кривушка сжала чашечку бюстгальтера на левой груди: там, где сердце. Оно бешено молотило. Ампула была на месте.

Вот и подходящий съезд – очередная грунтовая и заросшая дорога, уводящая в небольшой сосновый лесок. Ньяла свернула и, поползла, преодолевая глубокие ухабы, заполненные вязкой, коричневой жижей.

Вот и подходящие кусты.

Соткен заглушила двигатель. Трясущимися руками принялась шарить в бардачке. Ничего подходящего не было.

«Чёрт лохматый. Я оставила всю бумагу возле этого засранца».

Женщина поморщилась, внимая резким болям, терзающим её горящий живот и поплелась вглубь десантного отсека, к операционному столику. В нос ударила тошнотворная вонь человеческих экскрементов и мочи.

Человеку, что страдал, распростёртый на стальной поверхности своего ложа мучений, каким-то чудесным образом удалось освободить кисть правой руки от кожаного ремня, которым был укомплектован операционный столик, и толстых слоёв скотча. Его трясущиеся пальцы сжимались и разжимались, будто пытаясь поймать что-то невидимое в окружающем его спёртом воздухе, полном тошнотворных миазм. У Соткен болезненно сжалось сердце.

– Потерпи, сладенький, – прохрипела она, стараясь не вдыхать через нос. – Мы уже почти на месте, но вот незадача – живот скрутило. Я отойду ненадолго, а ты пригляди тут за всем. Я скоро, любовь моя.

Она собралась было уходить, но потом порывисто развернулась обратно к столику, ухватилась за край скотча, которым были заклеены губы мученика и резко рванула. Сдвинула вязаную шапочку на лоб, открывая карие глаза, и, наклонившись к куцому обрубку уха, вкрадчиво произнесла:

– Не говори ни слова, если не хочешь опять дышать только носом и наслаждаться запахом своего говна. Просто лежи, дыши и жди меня. Она приложила палец к своим губам.

– Понял?

Раненый, жадно вдыхающий окружающую его вонь через освобождённый рот, лишь слабо кивнул.

– Вот и молодец. Я скоро. Ты даже не успеешь соскучиться.

Она сгребла в охапку пару рулонов туалетной бумаги, раскиданной по пустующим креслам десанта, и, с трудом превозмогая жестокие позывы, бросилась прочь из автомобиля. Вывалилась из задней дверцы и в этот самый момент начался наиболее жестокий этап сражения между взбесившимся абстинентным кишечником и яростным желанием оставить свои трусики чистыми и при этом достичь безопасного места – места, где ей никто не помешает. Но даже её железная воля не смогла пересилить бунтующий организм. Она едва ли отошла от Ньялы на десять шагов, углубившись в густые заросли, как всё её нутро обдало ледяным холодом: приступ жесточайшей рвоты согнул женщину пополам. Она не смогла сдержаться. Обжигающие струи поноса вырвались наружу, без труда заполнили узкие трусики и, залив горячей волной её ноги, пресекли её попытки к бегству.

«Сру и блюю одновременно. И при этом всё ещё пытаюсь оторвать кусок туалетной бумаги. Такого ёбаного позора со мной никогда ещё не приключалось. Вот он – удел треклятых наркоманов.»

Она с отвращением задрала подол изгаженного платья, стащила с бёдер нижнее бельё, полное жидкого говна и уселась, ухватившись руками за тощий ствол какой-то кривой осинки. Очередной извергнувшийся едкий поток заставил Соткен мучительно застонать. Стон быстро оборвался – фонтан коричневой дряни из её рта плеснул на руки, держащиеся за деревцо.

Так и сидела она, яростно отправляя свои неестественные потребности. Длилось это долго, для бедной Соткен – целую гребаную вечность. Потом поутихло.

* * *

Он хрипел и рычал, чувствуя, как передние зубы трещат под страшным, нечеловеческим напряжением, крошась и выламываясь из дёсен, и в то же время ощущал, как поддаётся ремень на его груди, сдвигается вверх, освобождая его торс. Ещё немного и...

– Тресь!

Одновременно с треском ломающегося переднего зуба лопнули и ненавистные путы. Он бессильно откинулся на спину, не веря в освобождение. Лежал ровно два удара сердца. Потом продолжил. Ему удалось сдвинуть своё тело так, что его окровавленный рот смог дотянуться до ремня, охватывающего предплечье.

«Ещё один гребаный ремень и моя рука будет свободна.»

Его поредевшие зубы снова яростно впились в грубую кожу.

* * *

Вроде бы слегка отпустило, но подняться на ноги сил не было. Она смогла лишь отползти на пару шагов от проклятой осины. Теперь лежала, глядя слезящимися глазами на плывущее низкое серое небо, плюющееся ей в лицо холодными ноябрьскими каплями. Её трясло, но не от холода. Надо было как-то вставать. Соткен перевернулась на живот и, подтянув под себя колени, смогла принять собачью позу. Вдоволь так настоявшись, и поднабравшись силёнок, она оперлась на ногу – ту, которая покороче, и резко распрямилась в вертикаль, ловя кренящееся тело на вторую ногу – ту, что подлиннее. Это было ошибкой. Во рту моментально похолодело, сердце кольнуло, уши заложило, а окружающий мир потерял краски – стал расплывчатым серым пятном, медленно темнеющим от края к центру экрана. Вскоре чернота заволокла собой всю картинку и передача кончилась.

* * *

Он хрипел и рычал, чувствуя, как передние зубы трещат под страшным, нечеловеческим напряжением, крошась и выламываясь из дёсен, и в то же время ощущал, как поддаётся ремень на его груди, сдвигается вверх, освобождая его торс. Ещё немного и...

Тресь!

Одновременно с треском ломающегося переднего зуба лопнули и ненавистные путы. Он бессильно откинулся на спину, не веря в освобождение. Лежал ровно два удара сердца. Потом продолжил. Ему удалось сдвинуть своё тело так, что его окровавленный рот смог дотянуться до ремня, охватывающего предплечье.

«Ещё один гребаный ремень и моя рука будет свободна.»

Поредевшие зубы снова яростно впились в грубую кожу.

* * *

Его встречали трое. Брат Рагиро, брат Трой и сестра Милена. Инквизиторы стояли на плацу, возле эшафотов с виселицами, и хмурились. За Юргеном, вылезающим из автомобиля, внимательно следили три пары покрасневших, очень голодных глаз. Высокий, белобрысый немец, который всем впаривал, что он – высокий белобрысый швейцарец, подошёл к кузову и рассёк путы, связывающие пухлого человечка и силовые рамы внедорожника. Потом махнул рукой встречающим. Те, вначале осторожно, будто бы волки, почуявшие след и опасаясь потерять его, двинулись к автомобилю. По мере приближения, их ноздри задвигались быстрее, глаза просияли, а скорбно сжатые рты исказились в недоверчивых ухмылках. Юрген выволок прочь из кузова несчастного толстячка и, встряхнув, будто мясник, очищающий тушку загубленного бройлера от крови, пуха и налипших перьев, поставил добычу на ноги. Инквизиторы уже тянули к человечку свои лапы. Ни слова ни говоря, Юрген прошёл мимо и направился в бывшие казармы ограниченного канадского контингента Нато при небольшом латышском городке Адажи.

Войдя в длинный коридор, он устремился прямо в комнату Невенки, но тихий и приятный голос, внезапно раздавшийся из сумрака коридора, заставил его остановиться.

– Остановись, забияка, и прочти пару молитв, прежде чем врываться к ней. Сдаётся мне, твоя охота увенчалась успехом. Поздравляю. Ты, всё же, очень толковый инквизитор. Однако не надо вот так – с пылу, с жару. Не обожги свою любовь, Юрген. Лучше всего сходи, прими тёплую ванну. Потом еда. И, поверь мне, после столь желанного всеми ужина, весь этот мир покажется нам немного краше, чем сейчас. И перестань смотреть на неё вот этими щенячими глазами. Ты ни разу не Брэд Питт. Понял?

Его Преосвященство таился в сумраке, прислонившись по-ковбойски к влажной стене и, блаженно прикрывая глаза от удовольствия, начёсывал свой горб об шероховатую поверхность цементной шубы.

Юрген приблизился к епископу и опустился на одно колено. Огромная ладонь ласково легла на его соломенную макушку и по-отечески нежно потрепала.

– На тебе лица нет, дитя. Рассказывай, поросёнок, что тебя так напугало на охоте, и не утаивай ничего. Может тебе стоит исповедаться?

– Не сейчас Ваше Преосвященство, – Юрген поцеловал перстень, поднялся с колен и прямо взглянул в лицо епископа, – Исповедь не нужна: я ничего от вас не скрою. В Риге я встретил вампиров. Необычных вампиров. Сестёр-близняшек. У них акульи пасти и французский акцент. Они подарили мне еду и отпустили. Им нужна Невенка. Не знаю зачем. Они – детективы и алчут свежей крови. Скоро они нанесут нам визит. Они ещё опасней, чем Селести. Надо убираться отсюда. Немедленно.

Его Преосвященство глупо хихикнул, затем помрачнел, и, тяжело вздохнув, сжал квадратную челюсть тевтона длинными пальцами. Косые разноцветные очи не встретились с бесцветными глазами наёмника. Юрген едва удержался от рвущегося с губ смешка и резким движением высвободил подбородок.

– Детишки, детишки, – грустно пробормотал епископ, убирая руку от бледного лица блондина, – Вы меня очень расстраиваете. Сначала Оскаала несёт несусветную чушь, а теперь и неустрашимый Юрген проявляет все симптомы заурядной Delirium tremens. Я же предупреждал вас о вреде обильных возлияний, особенно на голодный желудок. Как, твою мать, выглядели эти твари, инквизитор?

– Как две девчонки, – пожал плечами Юрген, – Ничего ужасного. Я уже встречался с высшими вампирами, с одним, если быть точным...

Его Преосвященство изобразил на лице выражение мучительной скорби и снова принялся почёсываться о стену.

– Я отрубил ноги тому выродку, – продолжил Юрген, – Но послушайте, Ваше Преосвященство... Мне вовсе не хотелось сражаться с этими маленькими близняшкам.

Он приблизился и схватил горбуна за плечо:

– Я чувствую: эти девчонки – самые жуткие твари из всех, что когда– либо ходили по земле.

– Богини? – вопросил епископ, нехотя отделяясь от стены.

– Возможно, – нахмурился Юрген, – Но никакой помпезности или проявлений превосходства. Они просто чудовища.

– Эх, – вновь вздохнул горбун и взял тевтона под руку, – Пойдём-ка проконтролируем, что готовят наши оголодавшие товарищи из того, что ты добыл.

– Пойдёмте Ваше Преосвященство, – оживился Юрген, – Из окорока этого толстячка выйдет отменная рулька.

* * *

Трясущиеся пальцы обломали кончик ампулы и игла скользнула внутрь стекляшки. Соткен намотала на руку армейский ремень, а другой его конец крепко стиснула зубами. Алые розы давно посинели, отцвели и сейчас почерневший, усохший бутон той, что была вытатуирована у неё на сгибе локтя, представлял собой сомнительную мишень. Но она не промахнулась. Избавление пришло сразу же. Соткен протяжно застонала от удовольствия и заплакала от облегчения. Она отмела прочь все мысли и расслабилась, внимая наступающему трансу. Она сидела на мокрой траве, прислонившись спиной к переднему колесу броневика – измученная, облёванная женщина в летнем дурацком платье, измазанном собственными экскрементами. Она никуда не торопилась. Минут пятнадцать тому назад, когда она очнулась, распростёртая в кустарнике, первым к ней пришло осознавание происшедшего. Она точно знала, что теперь уже ничего не изменить. Теперь ей остаётся лишь постараться не умереть, использовать последний патрон и продолжить свой путь. До Адажи оставались всего-то сраных тридцать миль. На ноги её сейчас могло поднять лишь желание закурить. И ей была необходима эта гребаная сигарета. Поэтому Соткен встала, рванула на себе декольте летнего платья, и вышла из обосраных лоскутьев, будто Венера из ракушки.

Пачка сигарет лежала там, где она её оставила – на пассажирском сидении. Но её Ремингтон исчез. Исчез и канадский Диемако.

Она закурила и ткнула кнопку на передней панели. Десантный отсек озарился приглушённым неоновым светом. Соткен добрела до опустевшего операционного столика. В отсеке воняло, как в выгребной яме. Она опустила раскрытую ладонь и провела ею по стальной поверхности столика – влажной и липкой от крови, мочи и говна. Сталь была холодна, тепло его тела давно испарилось. Соткен замерла, взгляд её наливающихся слезами стальных глаз беспомощно скользил по разгрызенным обрывкам фиксирующих ремней. Рука нащупала что-то и остановилась.Пальцы сомкнулись на каком-то предмете. Соткен поднесла находку к глазам.

Это был человеческий зуб. Острый, белоснежный клык. Натуральный, не протез. Соткен всхлипнула и щелчком отправила находку в самый дальний угол отсека.

Она порылась в груде вещей на креслах десанта, и вскоре нашла грязные армейские штаны, пару новеньких ботинок, и огромную куртку с нашивками канадских вооружённых сил. Облачившись, она перерыла весь салон, но из оружия нашла только длинный одноручный меч, который она прихватила с тела поверженного скальда. Зажав его подмышкой, она поднялась на пулемётную башенку и хмуро усмехнулась. Похожее на опизденевшего Пиноккио, дитя Джона Браунинга хмуро торчало в небо своим восхитительным стволом. Соткен покрутила дулом, выцеливая любое малейшее движение в окружающем ланшафте, но вокруг было тихо, как на кладбище.

«Vaya con Dios, amigo», – она размазала едкие слёзы по бледным, впавшим щекам и вернулась к водительскому месту.

Нельзя терять ни минуты: ампулы морфина, её спасение, спрятаны на базе канадских морпехов.

Двигатель утробно заворчал; Ньяла медленно выползла на трассу, хищно фыркнула и галопом бросилась прочь. Маленькая, измученная женщина ни разу не оглянулась назад, на ту скорбную лужайку, где разбились, словно хрупкое стекло, все её счастливые мечты.

* * *

Обеденный стол сервировали огромным закопчённым котлом и четырьмя пузатыми бутылками, оплетёнными лозой.

– Наше последнее вино, – брат Трой, тощий и рыжий, будто старый лис, ворочал огромным половником, гоняя по стенкам казана густую, маслянистую подливу.

– А это что? – длинный палец Его Преосвященства указал на внушительную стеклянную банку, полную мутноватой жидкости.

– Здесь это называют самогоном, – усмехнулся рыжий инквизитор, раскладывая по тарелкам трепещущие куски сероватого мяса, – Достойный аперитив под наш превосходный гуляш. Сербский рецепт дополнен тончайшим итальянским нотками. Верно, Оскаала? Присаживайтесь, Ваше Преосвященство.

Невенка, бледная и осунувшаяся, подвинулась, освобождая место предводителю; её тревожный взгляд метался от котла к лицу епископа и обратно. Инквизиторы шумно сглатывали голодные слюни.

– Возблагодарим Господа за еду и вино, – пробормотал горбун, протягивая к товарищам раскрытые ладони.

Шесть пар рук, затянутых в потёртую кожу сплелись меж собой; лохматые головы склонились вниз.

Молитва длилась недолго.

– За брата Юргена, прекрасного охотника и искусного укротителя вампиров, – епископ поднял вверх оловянную солдатскую кружку, до краёв наполненную мутной жидкостью.

В суровых лицах инквизиторов мелькнуло удивление, но ненадолго: жажда и голод требовали немедленного удовлетворения.

Крепкие, жёлтые зубы рвали красную, дымящуюся плоть, крошили хрящи и косточки. По щекам и подбородкам стекал мясной сок и кровавый соус. Обглоданные кости летели под стол, и грязные руки, измазанные жёлтым топлёным жиром, снова тянулись к котлу за новым куском.

Наконец голод слегка отступил: сестра Милена отшвырнула прочь вилку с ножом и требовательно стукнула пустым сосудом о столешницу.

Брат Рагиро, коротконогий плотный мужчина, потянулся к бутылкам кьянти, но женщина отрицательно покачала головой.

– Местного!

Струя самогона полилась в подставленные кружки.

Выпили.

– Расскажи нам всем, забияка, что ты видел в городке, где охотился, – Его Преосвященство попытался поудобнее устроиться в растрескавшемся пластиковом кресле.

Это оказалось непросто – горб вновь мешал.

Юрген нехотя отложил в сторону столовый прибор, и вытер руки об отворот бригантины.Инквизиторы встрепенулись – обжорство поутихло. Маслянистые глаза, лучащиеся удовлетворением объевшихся котов, обратились к брату Юргену.

– Вампиров, – невозмутимо произнёс высокий тевтон, связывая распущенные волосы в тугой хвост на затылке.

– Высших вампиров, по утверждению самого брата Юргена, – назидательным тоном поправил Его Преосвященство.

Эта новость заставила тех, кто всё ещё жевал, перестать.

Юрген накренил банку, налил только себе и выпил залпом. Бледное лицо тевтона покрылось красными пятнами, на лбу выступили крупные пятна влаги.

– Я чего-то не догоняю, Ваше Преосвященство, – затянутая в кожу рука обхватила горлышко пузатого кьянти, – Чем я заслужил столь ярко выраженный сарказм, коим пропитаны ваши слова?

– Никакого сарказма, сын мой, – Теофил Рух, глава святой инквизиции и единственный претендент на папскую тиару сделал знак сестре Милена: самогон вновь наполнил кружки.

– Твое раздражение вызвано продолжительным голодом и вот этим богомерзким напитком, – горбун резко выдохнул и выпил в одиночестве.

– Ты встретил высших вампиров, завалил их, а потом забрал их добычу и привез нам? – разрулил брат Трой; голос старика уже изрядно поплыл, – А сколько их было?

– Двое, – Юрген глотнул вина и поморщившись, отставил бутылку в сторону; его рука потянулась к гигантской банке, опустошенной всего на треть.

Трой наполнил его кружку.

– Никого я не валил, – сказал тевтон и опять выпил.

Пятна на его лице слились в единую кирпичную маску вызывающего похуизма.

– Они испугались, – предположил брат Рагиро, – Увидали его меч и откупились добычей.

– Он рассказал им, что уже побеждал подобных тварей, – хмыкнула сестра Милена и отерев потный лоб рукой, добавила, – Извини, Юрген, наверное я напилась: мне хочется говорить гадости и причинять ближнему боль.

– Слишком крепкая граппа, – согласился епископ, – И я помогу тебе, сестра обуздать спонтанные всплески гнева, но позже и в уединении. Давайте же узнаем, чем кончились приключения нашего охотника.

Его Преосвященство уставился на Юргена: карий глаз ласкал приоткрытую грудь Милена, изумрудный изучал банку с мутным напитком.

– Мы мило поболтали, и сестры пообещали посетить нашу скромную обитель. Они хотят увидеть Оскаалу; утверждают, что она – их дальний родственник, – рассказал тевтон.

Невенка, что съела всего половину миски жуткого варева, а к алкоголю и вовсе не притронулась, встрепенулись; взгляд синих сумасшедших глаз обратился к блондину.

– Специфический швейцарский юмор, – хмыкнул Рагиро, вылавливая из котла сочную кость со свисающими лоскутьями мяса.

– Спасибо, что не стал увиливать и выложил всю правду, – произнесла провидица, – Некоторым из нас стоит приготовиться к смерти прямо сейчас.

Она подняла вверх руку, призывая к тишине.

Они услышали глухой низкий рокот, что приближался со стороны подъездной дороги. Инквизиторы бросились к окнам столовой. И оторопели. К воротам базы, переваливаясь в глубоких, размытых выбоинах, катило зелёное, пятнистое чудовище. Его броню покрывали слои засохшей грязи, хвойные иголки и жухлая осенняя листва. Ствол крупнокалиберного станкового пулемёта смотрел точно в их оконце. Чудовище издало пронзительный визг – приказ впустить его на территорию бывшей военной базы канадских морпехов.

Первым в себя пришёл горбун.

– Это Селести. Я уверен. Мы нашли её.

Он бросился в угол помещения, к огромной куче из мусора и всякого хлама. Некоторое время Его Преосвященство копался в этой помойке, а потом вернулся назад и протянул сестре Милене ворох невнятных тряпок.

– Одевай. Быстро.

Сестра Милена подчинилась и натянула предложенное поверх бригантины, вмиг преобразившись. Глупый чепец, подвязанный тесёмочками под подбородок и на бантик, довершил дело – перед столпившимися инквизиторами стояла одна из убиенных ими служанок, тех самых, что обретались в этом логове до того, как отряд святого официума навестил их уютное гнёздышко. Горбун расстегнул пряжку на своей груди и подал ей свой плащ – длинный и просторный. Снаружи вновь раздался долгий, хриплый сигнал. Бронеавтомобиль требовал освободить проезд.

– Брат Рагиро, клинок!

Рагиро, единственный из инквизиторов, вооруженный двумя клинками, обнажил меч и протянул его Милене рукояткой вперёд. Это был одноручный клинок с S-образной гардой и навершием, очертаниями повторяющим силуэт кошачьей головы. Меч напоминал итальянскую скьявону, лишённую своей вычурной корзиночки на гарде. Ровно как оборвать ажурные узоры на женских трусиках: получатся стринги – поражающие и практичные.

Сестра Милена прижала меч к груди и запахнула плащ, скрывая клинок. На улице раздался оглушительный грохот, следом треск и вновь грохот. Все шестеро опять устремились к окну. Бронеавтомобиль уже стоял перед сетчатыми воротами, преграждающими въезд на базу. На башенке, венчающей крышу броневика кто-то появился, и теперь этот кто-то развлекался, уничтожая из станкового пулемёта деревянные наблюдательные башенки, расположенные по углам огороженного сеткой периметра. Одна из них уже превратилась в жалкие обломки, и ствол пулемёта нацелился на вторую.

– Отвлеки их, – произнёс Его Преосвященство, сжав свою гигантскую ладонь на плече сестры Милены, – Ошеломи, заставь растеряться. Свяжи боем. Убей одного – эффектно и беспощадно. Постарайся добраться до пулемёта. Избегай Селести. Против неё не выстоишь и минуты. Мы будем рядом. Пошла.

Он развернул женщину, наряженную служанкой, лицом к двери и легонько шлёпнул пониже спины.

* * *

"Куда все подевались? Непорядочек, как говоривал старый повар".

Соткен сдула с лица прядь чёрных с серебром волос и снова ухватилась за невозможно удобные рукоятки крупнокалиберного пулемёта Джона Браунинга. Запаса пулемётных лент в Ньяле хватало с лихвой; можно сравнять с землёй все постройки на территории базы. Она нажала на гашетку. Яростный грохот, волнующая отдача, пьянящий восторг. Наблюдательная башенка разлетелась в труху, а то, что осталось – пало вниз острой щепой. Соткен переместила ствол пулемёта, нацелив его на тёмные, пыльные окна двухэтажного строения. Тут она заметила силуэты повешенных людей; те раскачивались на виселицах, установленных ещё предыдущим повелителями базы – жестокой Гертой и её кровожадным братцем Ханселем.

Тут явно что-то случилось. Интересно, кто эти висельники – мародёры, напавшие на логово людей Госпожи, или те, кто это логово защищал – бывшие зеки, преданные старине Якобу. В любом случае, придётся разобраться во всём. И разобраться прямо сейчас, ибо времечко идёт, а промедление ей совсем не на руку.

Соткен собралась спуститься вниз, сесть за руль и сдать назад для хорошего разгона, но тут наружная дверь казармы распахнулась и на пороге появилась женская фигура. Соткен сразу её узнала. По дурацкому чепчику. Это была Ильзе – любимица старого Якоба – его кухарка и любовница. Это он приучил её к чепчику. Во время совокупления ему нравилось душить Ильзе с помощью длинных тесёмок головного убора.

Ильзе задрала голову вверх и, обнаружив, что с неба хлещут холодные струи ноябрьского дождя, накинула просторный, глубокий капюшон. После чего поспешила к воротам, и долго там возилась, ковыряясь ключом в ржавых внутренностях огромного висячего замка. Соткен спустилась вниз, села за руль, и Ньяла, торжественно и угрожающе, въехала в распахнутые ворота.

* * *

– Хорошо, что пасмурно. Ненавижу солнце. Его отвратительные лучи портят цвет моей прекрасной кожи. Что там происходит, сестрёнка?

Миниатюрная девушка хрупкого телосложения возлежала на крутом пригорке, увенчанным стволом стройной сосенки. Стояла середина промозглого ноября, но весь её наряд состоял из рваных джинсов и короткой футболки, открывающей бледные худенькие руки и аккуратный животик. Её глаза, очерченные тёмными тонами, были прикрыты, в уголке маленького рта торчала увядшая травинка. С неба падали капли дождя и разбивались в брызги, встречаясь с высоким лбом, выступающими скулами и волевым, выпяченным вперёд, подбородком. Ручейки воды стекали с умиротворённого, белого, как снег, лица: казалось, она тихонько плачет от счастья.

Её спутница – абсолютная и совершенная копия её самой – сидела подле, скрестив тощие ноги, обутые в высокие конверсы, что, судя по их почти скрытому под толстым слоем грязи оттенку, были когда-то неприлично розовыми. Она внимательно рассматривала некую территорию, обнесенную проволочным забором с высокими башенками по периметру. На огороженной площадке располагалось два здания – двухэтажный кирпичный дом с красной черепичной крышей и ржавый железный ангар. Площадку перед домом украшали виселицы.

– К ним приехали гости. Большущая машина. Настоящее чудовище. Оно хочет, чтобы ему открыли ворота.

Лежащая на спине девушка пошевелила своим длинным, украшенным лёгкой, аристократической горбинкой носом. Она напоминала принюхивающуюся к незнакомому запаху лисичку. С стороны наблюдаемого ими объекта послышался грохот.

– Ну, что там ещё?

– Машина начала осаду. Она ломает стены и башни. Наверное, сейчас будет штурм.Та, которая лежала, резко распахнула глаза, абсолютно черные – от края до края.

– Нежданные гости опередили нас, но, возможно, это будет забавное зрелище, пойдём поближе, сестрёнка, нам нужно поспеть до того, как они начнут убивать друг-друга. С этим мы и сами прекрасно справимся.

– Я хочу себе этого блондина, – заявила первая.

– Ты хотела сказать "нам", – лежавшая на спине девушка вдруг оказалась на ногах; теперь она стояла, расслабленно прислонившись к рыжему стволу сосны, – Любовь – коварная сучка. Приходит, когда её никто ни зовёт, входит в душу без приглашения, заставляет совершать дичайшие поступки. Мне этот высокий красавчик тоже понравился.

– Тогда чего мы мешкаем? Пойдём, наш выход.

В тот же миг тела обеих девушек разорвало в тёмные клочья, а те, приняв форму клубящегося роя чёрных нетопырей, взмыли в небо и пропали, поглощённые свинцовой мглой.

* * *

Соткен, сжимая подмышкой обнажённый меч злосчастного Хельги – её единственное оружие, спрыгнула с подножки вниз; ноги увязли по щиколотку в размякшей жиже, покрывающей плац. Для начала она высвободила ту ногу, что подлиннее и принялась ощупывать ступнёй поверхность в поисках места, где потвёрже. Нашла, дёрнула второй ногой – короткой, и тут всё пошло не так. Армейский ботинок, размера на три больше, чем нужно, остался в плену трясины, и Соткен некоторое время ковырялась голой ногой в противной жиже, пытаясь подцепить утонувшего гада. Поэтому она, занятая этими манипуляциями, невероятно замешкала – отвлеклась и потеряла осторожность.

Проворная Ильзе моментально освободилась от длиннополого дорожного плаща, и в её руках, внезапно, как чёрт из табакерки, появился одноручный меч. Служанка коротко размахнулась и нанесла молниеносный удар, целясь опешившей Соткен точно в правое предплечье.

Кривушка успела среагировать – подалась назад, изгибаясь всем телом, избежала удара, но потеряла равновесие и упала на спину, подняв вокруг целый фонтан грязевых брызг. Скандинавский меч выпал из её подмышки, и его рукоятка, словно подарок судьбы, легла точно ей в руку.

"Похоже на гребаное чудо".

Не будь у неё в руке меча, она ни за что бы не избежала следующего удара. Липкая жижа, в которой она лежала, не позволила бы ей откатиться в сторону. Ильзе перехватила свой клинок двумя руками и с силой опустила его на голову Соткен.

«Плашмя бьёт, подстилка поварская, я ей живой нужна», – осмыслила она.

Она вяло отмахнулась своим длинным, неудобным мечом, и зловещая скьявона тоскливо взвизгнула, ощутив неожиданное препятствие. Меч Ильзы откинуло в сторону, саму служанку повело туда же. Этого хватило, чтобы Соткен успела перевернуться на бок, измазать рожу в вонючей грязи, и принять упор на одно колено.

Ильзе восстановила равновесие и снова атаковала. Уколола, целя в плечо. И опять лезвие итальянского клинка завязло, заторможенное и спутанное умелым парированием.

Отменным рипостом Соткен воткнула свой клинок в открывшуюся грудь нависающей над ней кухарки, но кончик меча этих северных варваров был зачем-то скруглен, а под фуфайкой у коварной служанки таилась превосходная бригантина, поэтому сталь, пробив прочную кожу доспеха, вошла в тело всего лишь на толщину двух пальцев.