Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 52 страниц)

Коридор, хранящий следы тяжёлого боя, перешедшего в кровавую рукопашную свалку, упирается в стену. Там, за поворотом должно находиться некое помещение, где, судя по всему заперлись выжившие. Я поднимаю автомат и даю короткую очередь в темноту.

– Открывай, русские пришли, – ору сиплым голосом, после чего разряжаю ракетницу прямо перед собой.

Коридор впереди окрашивается зелёным мерцающим светом. Заряжаю ещё раз и опять нажимаю на спусковой крючок. Тоннель окрашивается красненьким.

В коридорах тишина. Капает вода и, кажется, кто-то стонет.

Так и стоим, не рискуя завернуть за поворот, как вдруг до нас докатывается отзвук одинокого взрыва. Последняя граната Дайпатрона, и я готов побиться об заклад – её он не кинул.

– У нас где-то две минуты, – вопросительным тоном оповещает всех Упырь, смотря на меня и Горе.

Мы киваем, Упырь кивает сам себе, и отодвинув меня с привязанной Лещавой, направляется за поворот.

– Хохлатые, блядь, – его голос многократно отражается эхом от бетонных стен, – Чипу и Дейлу не до вас – хомяки однополый брак замутили. Если кто вам и поможет, то это мы, москали ватные. Ни разу не вижу белых капитуляционных флагов, или хотя бы фигуристой матрёшки, с борщом и караваем. Открывайте, мать вашу, у нас кузнечики на хвосте.

Мы, замершие за поворотом, слышим какой-то лязг, скрип и топот ног, грохочущих по стальному настилу пола кованными тяжёлыми ботинками. Выжившие проснулись. Я эффектно возникаю из-за угла, сопровождаемый остатками банды.

– Героям слава!

Мы с Лещавой замираем, синхронно воздев вверх руки в римском салюте.

Очкастый жирдяй в красной фланелевой рубахе и линялых широких джинсах, спешащий нам навстречу, останавливается, трагически сморщенное лицо светлеет, а трясущиеся щёки ползут в стороны, демонстрируя нерешительную улыбку. Скалятся и четверо встречающих нас бойцов: пожилые мужики, предплечья которых лежат на штурмовых винтовках, акцентируя наше внимание на свободных и пустых ладонях.

– Хой! – хором отвечают враги на наше приветствие.

Самый старый из них – здоровый кабанище, под два метра ростом, удивлённо разглядывает мою рожу, задирая вверх седую голову. Потом протягивает мне квадратную и плоскую, как камбала, флягу, объёмом в пару кварт.

Я принимаю подношение. Отвинчиваю крышечку, что повисает на изящной цепочке и, сделав небольшой глоток, передаю сосуд за спину, Лещавая ловит его обеими дрожащими руками и пару раз булькает, после чего заходится приступом сухого, лающего кашля. Но это не потому, что бурбон говёный. Джим Бим, он и в Африке – Джим Бим. Херово ей. Пузо распорото, но подлатать можно, и надежда имеется. Но долбаный яд урезает её шансы. Ей, конечно поменьше, чем Дайпатрону досталось, но всё же.

Так мы и стоим: недавние враги, а теперь просто люди, забывающие раздоры и сбивающиеся в стаю себе подобных перед лицом чего-то пугающего и необъяснимого. Мы молча пыримся друг на друга, но приближающийся треск и скрежет заставляет всех прервать эту игру в гляделки.

Двое из встречающих нас бойцов выдвигаются вперёд и занимают позицию на повороте, откуда мы только что вырулили, а толстяк, вновь одевший маску скорби и страха, нервно машет нам рукой, и устремляется вперёд, показывая путь.

Впереди раздвижные двери, подходы к которым преграждают ещё две автоматические турели, чем-то неуловимо напоминающие двух Буратин. Роботы стоят на тоненьких стальных лапках, похожие на страусиные, склонив к полу головы, увенчанные длинными носами – дулами мощных пулемётов, и многозначительно перемигиваются разноцветными лампочками. Я таких только в кино видел. Made in USA. Двери раздвигаются с жутким лязгом и скрипом, мы заходим, бойцы прикрытия покидают свои позиции и что есть духу несутся к нам, сзади них трещит крыльями и скрежещет когтищами приближающийся рой.

Прямо по курсу – полукруглая стена из монолитного железобетона, в середине которой – выпуклый прозрачный экран. Это ещё одни раздвижные двери.

За бронестеклом – человек в камуфляже.

Мы дожидаемся бегущих солдат и вручную задвигаем двери – лампочки, ввинченные в стены, ярко горят, но автоматика ворот не работает. Накидываем массивную щеколду и стоим, прислушиваемся, передавая по кругу квадрат фляги. Фигура за прозрачным, освещённым изнутри бронестеклом, тоже замерла. Толстенная бронированная дверь, явно способная выдержать кое-что посерьёзней автоматной пули, звукоизоляцию имеет никакую. Мы отчётливо слышим треск крыльев: он напоминает хруст рвущейся материи, и вязкий гул – трупы, покрывающие стальные пластины пола, глушат собой удары когтей бегущих тварей.

И вот тут один из двух Буратин впервые подаёт голос.

Потом второй, и высокий старик, что поднёс нам бурбон, удовлетворённо кивает головой. Наши бывшие враги заметно расслабляются, и я вынужден довериться их шаткому спокойствию и поверить, что здесь, под прикрытием умного американского оружия, мы в относительной безопасности. И ещё это очень сильно смахивает на западню.

* * *

– Выход конечно есть, сержант. Нельзя человеку оказываться в положении «выхода нет». В этом плане офицерам легче, чем обычным смертным – у них всегда имеется при себе табельное оружие. Конечно же отсюда есть ещё один выход. Мы и не надеялись, что вы прорвётесь сюда без потерь, а потом мы все вместе ещё раз проделаем этот путь назад. Окажись мы здесь заперты, я бы допил весь бурбон, а потом пустил себе пулю в висок. А не воспользовались мы аварийным выходом, потому как идти совершенно некуда. Мы, видишь ли, всё ещё на службе, и если покинем позиции, получим статус дезертиров. Хм, кстати, надо бы официально сдаться тебе в плен и этим успокоить свою совесть офицера.

– То есть мы могли бы проникнуть сюда аварийным лифтом, избежав потерь? – я угрожающе сжимаю пустой стакан.

– Лифт на то и аварийный, что работает только один раз и в одну сторону, – он кажет вверх грязным пальцем, – Он, блядь, навроде парашюта, только вверх.

Я двигаю свой стакан в его сторону.

Подполковник Свиздарик – седой бугай, ростом всего на голову ниже меня, сворачивает бутылке голову и неряшливо плескает бурбон в грязные стаканы, что сгрудились на столе. Он первым поднимает сосуд и свидетельствует своё почтение, выраженное лёгким кивком головы, лишь американскому офицеру. После чего залпом осушает стакан и ждёт, пока выпью я – хочет ещё что-то сказать.

Но я не спешу.

Американскому полковнику достаётся лёгкий полупоклон, и она понимает, что знаки почтения оказаны ей лишь по причине воспитанности собравшихся здесь джентльменов.

Прежде, чем прикончить бурбон, я встречаюсь глазами со всеми солдатами – и со своими и с чужими, и все поднимают свои стаканы. Заупокойный тост озвучен тягостной тишиной, мы выпиваем молча. Я закусываю маленьким кусочком сыра и мрачно смотрю на Свиздарика – тому, походу, невдомёк, что глупый русский сержант ни разу не поверил его байке о лифте.

– Почему ваши не пришли? – спрашиваю я офицера противоборствующих сил.

– Кому мы нахуй нужны, сержант? Даже её, – он кажет на американку пустым стаканом, – Бросили. Причём свои же и бросили. Как узнали, что реально вторжение из космоса, а не глюки массовые, шишки из Пентагона ей прямым текстом по телефону и сказали: «Товарищ Аулин, мы не знаем, что эти твари из космоса с собой притащили; какие такие вирусы, эпидемии и прочие микробы грозят человечеству помимо сабель их отравленных, но вы явно этого наглотались изрядно. Так-что спасать мы вас не придём – иногда приходится пожертвовать даже самым лучшим в мире полковником, но спасти миллионы. Разъёбывайтесь сами. Лучше всего поступите, как герой. Медаль Почёта и посмертную пенсию вашей семье мы гарантируем. Kill your self, вообщем». Вот так-то вот.

Полковник Аулин подняла свои слегка подведённые, покрасневшие глаза и с вызовом посмотрела на меня, готовясь достойно встретить любую мою реакция; её гордое лицо раскраснелось, но я не думаю, что от волнения – на столе стояло уже шесть пустых бутылок.

«Этой скво пить больше нельзя», – понял я.

Скуластое худое лицо, большие, но чуть раскосые карие глаза, прямой с горбинкой нос, и блестящие, словно смазанные жиром чёрные волосы, остриженные в асимметричное каре, ясно указывали не просто на наличие индейской крови, текущей в жилах полковника американской армии, но на её сто процентную концентрацию. А как реагирует организм коренных жителей Америки на алкоголь, мы все прекрасно знаем, ибо именно виски и явилось причиной возникновения США.

Я не стал ловить дерзкий взгляд женских глаз: не то время, не то место, да и пьян я слегка, так самую малость, но всё же достаточно, чтобы завестись. Поэтому встал и поплелся к лежанке на колёсиках, где, утыканная пластиковыми трубками, посапывала бледная, но живая Лещавая, а грустный Трабл сидел рядом на полу, словно верная овчарка и пырился на дуло своего калаша.

– Как она?

Горе посмотрел на меня своими испуганными глазами, прикрылся штурмовой винтовкой и тревожно ответил:

– Лучше, намного лучше. Сердце стабилизировалось, и, похоже, я методом тыка нашёл антидот, слабоватый, но вполне результативный. Яд идентифицировать нет никакой возможности, сам видишь, – он обвёл дулом калаша круглый зал командного пункта, превращённый теперь в последний рубеж обороны от инопланетных захватчиков, – Возможность обустройства здесь исследовательской лаборатории равна нулю. Поэтому пришлось впрыскивать ей всей той дряни, что есть у нас, у хохлов, и в пиндосских аптечках. По децлу. И, прикинь, бро, на фенамине её слегка попустило. А что есть фенамин? Амфетамин, любимый порошок нищих веб-дрочеров и путан ниже среднего звена – тех, у кого на кокс не хватает.

Трабл, он у нас не только достойный боец, провидец и предсказатель горя, он ещё и доктор. Причём настоящий, дипломированный. Хочу признательно потрепать его по остриженной башке, но Луковое в ужасе дёргается в сторону, избегая ласки.

– Вон у этих, – он кажет в сторону вражин стволом калаша, – Полно этой дряни.

– Ебать-колотить, – я удивлённо смотрю в его полные трагизма глаза.

– Как же, – спрашиваю, – Она спит? А сердце как? Вывезет?

– Норм всё, – говорит доктор, – Схема примерно как на гражданке: полграмма внутривенно и минут через пять – грамм пятьдесят бурбона. И ещё пятьдесят через пару минут. Но вместо колбасы и возни угашенной вот, пожалуйста, полюбуйся: сопит, слюни пускает, а сердце так сам послушай.

Я осторожно склоняюсь и тихонько так, нежно, прикладываю ухо к плоской, словно шахматная доска, девичьей груди.

Тук-тук. Тук-тук. Спокойно и размеренно.

– Горе, – говорю, – Ты волшебник, в натуре. Объявляю тебе благодарность за нашу спасённую девку.

Руки Лещавой смыкаются на моём затылке, и девичьи пальцы с силой вжимают мою голову в свои острые рёбрышки. Девушка приоткрывает рот и начинает тихонько постанывать, облизывая пересохшие губы тонким острым языком. Я с трудом освобождаюсь из любовного плена и отшатываюсь, недоуменно уставившись на Горе.

– Амфетамин, зелье шлюх и онанистов, – утвердительно качает головой Трабл и его взгляд вновь постепенно тухнет, сконцентрировавшись на стволе штурмовой винтовки.

– Кстати, – ненадолго оживает провидец, – Полагаю, что гавно это имеет профилактический эффект, то есть перед боем нужно употребить. Обязательно и много. Тогда яд потеряет примерно три четверти своей поражающей силы.

– Во как, – говорю я, и, весьма воодушевлённый, отправляюсь обратно к собравшимся у заставленного бесполезными компьютерами и пустыми бутылками, длинному столу, но по дороге натыкаюсь на толстяка в красной ковбойской рубахе: тот залип возле монитора – из маленьких колонок на столе раздаются звуки боя.

Это тот самый предатель, а на самом деле – наш весьма крутой шпион, агент, внедрённый глубоко под украинскую землю. Аж на несколько сот метров.

«Шпилит», – мелькает первая мысль.

«Апокалипсис, а он шпилит. Интересно, во что?»

Медленно подкрадываюсь сзади и нависаю над ним, пристально разглядывая картинку монитора.

– Я, кстати, питание не отключал, компы из строя не выводил и никаких других запланированных диверсий не осуществлял, – мямлит толстяк, непонятно, как учуявший подкрадывающегося невозможно бесшумного диверсанта.

– Всё вдруг само отъехало, абсолютно, блядь, мистическим образом.

– А как, – спрашиваю, – Они бронетехнику сожгли?

– Вопрос, – отвечает толстяк, – Я тут с начала, ммм... Хуй с ним, назовём это вторжением, хотя никакое это не вторжение, ты понимаешь?

Он откидывает назад а потом задирает вверх голову, я смотрю в его перевёрнутые глаза, сверху вниз, как кобра на храброго, но обречённого мангуста, уже получившего свою порцию яда. У него отважные глаза воина, никак не вяжущиеся с рыхлым обликом.

– Понимаю, – отвечаю я.

– Так вот, – продолжает жирный, – Я тут с начала вторжения, и всё, ты понимаешь, всё, абсолютно всё, отъехало в первые же минуты после первой атаки. Поэтому ничего я не видел, а картину боя могу воссоздать лишь с твоих слов. А то, что сейчас тут кое-что работает, так это только потому, что я тут ебошу, как ишак, пока папки наши Родину свою предают, бухают, строят глазки американке и мечтают в живых остаться.

– Барон, – он прерывает возмущённый монолог и протягивает мне руку.

– Монакура. Монакура Пуу, – я принимаю рукопожатие.

Барон некоторое время очень странно смотрит на меня, держа при этом свою голову всё так же запрокинутой, а потом продолжает.

– Вот смотри, – он стучит грязным ногтем по мягкому монитору.

Я смотрю. Картинка чёрно-белая и размытая, её дёргает и артефактит, но происходящее завораживает меня, и я смотрю.

Камера направлена прямо в чёрный тоннель, и я узнаю коридор, что начинается за вторыми, металлическими дверями.

Коридор, откуда мы пришли, потеряв по дороге командира и двух самых лучших в мире бойцов.

Сейчас оттуда приходят совсем другие существа.

Монитор не успевает фиксировать быстрое передвижение: изображение дёргается и время от времени пропадает, но суть происходящего лишена какой-либо двусмысленности.

Саранча накатывает волнами, оседает на полу горами тел, но не может захлестнуть двух роботов ни порывом своей неистовой ярости, ни ценой неимоверных потерь. Роботы слегка дымят, но, в общем и целом, ни разу не устали.

Один присел на тонких ножках и палит по нижнему сегменту тоннеля, второй стоит на широко расставленных лапках и, слегка задрав носы своих пулемётов, отрабатывает стены и потолок.

Твари пытаются двигаться зигзагами, передвигаются огромными прыжками, помогая себе взмахами своих прозрачных крыльев, но всё бестолку, они ни на йоту не продвигаются ближе к двум терминаторам. Волна откатывается, и пулемёты замолкают.

Одна машина поворачивают к другой свою башку и начинает мигать лампочками, синей, зелёной, синей, красной, зеленой, красной...

– Чё это они? – Я недоверчиво смотрю на Барона.

– Анекдоты гоняют, – шутит тот.

Первый робот перестаёт мигать и молча целит из всех стволов в лоб товарищу, а тот вдруг выдаёт непрерывный красный цвет на всех своих светодиодах. Потом и второй вторит ему кровавыми мигалками.

Отсмеявшись, бойцы снова занимают свои позиции, в пятнадцати метрах от них пол шевелится – раненная саранча бьётся в конвульсиях, а живые твари утаскивают своих мёртвых бойцов куда-то вглубь коридора, турели не препятствуют им – на рукавах кузнечиков алеют красные кресты.

Forget the hearse 'cause I never die

I got nine lives.

Cat's eyes!

Abusin every one of them and running wild.

Внезапно возвестил нам пронзительный голос пьяного Брайана Джонсона, и в ту же секунду красивый и сильный женский голос подхватил дуэтом:

Cause I'm back

Yes, I'm back

Yes, I'm back in black.

Я легонько дунул в центр намечавшейся лысины Барона.

– Как зовут американку?

Тот потёр запотевшую макушку: на его ожиревших пальцах осталось несколько сальных волосков. Я выпрямился, стараясь держатся подальше от его себореи.

– А разве вас не представили друг другу? Полковник Аулин.

Он снова запрокинул голову:

– Ютта её зовут. Ютта Аулин. Только ты поосторожней, она штучка горячая, особливо под мухой. Говорят, она индейка.

– Индианка.

– Индианки в Индии. А она – индеец, только девочка. Индейка.

Барон подмигнул мне.

– Почему саранча турели, как бэтээры, там наверху, не сожгла?

– Да хрен его знает, товарищ сержант. А ты въехал, что это "та" саранча?

– Мне подсказали.

– А ты нас вытащишь отсюда, Монакура Пуу?

– Я постараюсь, Барон.

Барон приподнял жирную жопу и зычно гаркнул, обращаясь к пирующим:

– Пора! Детям мороженое, бабе цветы, и, блядь, не перепутайте.

Исидиси и Ютта замолчали, а с ними затих и Брайан Джонсон.

Полковник Свиздарик отставил в сторону стакан, и вознёсся седой головой высоко к лампочкам, вмонтированным в круглый потолок. Один из его бойцов, уже вполне почтенного возраста, с большим трудом тащил из глубины зала, превращённого в баррикаду, стальные ящики с боеприпасами. Я перехватил его на пол-пути к стеклянным дверям и отобрал пару кейсов. Упырь и Исидиси вопросительно глянули на меня, и я призывно махнул им рукой.

– Отдохни, сержант, роботов мы сами заправим.

Свиздарик поймал мой недоверчивый взгляд и пояснил:

– Пришельцев отогнать нам Кортни поможет, – и он махнул в сторону дальнего угла зала.

– Кортни, – Свиздарик вкрадчиво посвистел, будто бы звал застенчивую таксу.

– Ви нид ёр хелп, ком цу ми май диар, – английский подполковника оскорблял слух, ровно как мордорское тёмное наречие.

Из под сваленных друг на друга столов, системных блоков и мониторов, жужжа и пощёлкивая, выехало нечто, ощетинившиеся винтовочными стволами, и короткими толстыми дулами гранатомётов. Размером с лабрадора, оно передвигалось с помощью гусеничного хода, оснащено фонарями, напоминающими глаза светофора, а спереди крутилась небольшая башенка, мигающая огоньками всех цветов радуги.

– SWORDS, – восхищённо пролепетал я, увидав эту малышку.

– Не совсем, сержант, – раздался сзади весьма нетвёрдый, но чувственный женский голос.

– Кортни создана на базе робота SWORDS, но, в отличии от своего управляемого оператором прародителя, обладает собственным интеллектом. И характером.

Её великолепный русский поражал. Полковник подошла ближе.

– Полковник Аулин.

Она протянула руку.

– Ютта, – добавила она уже более мягким голосом, когда её маленькая ладошка пропала в моей.

– Монакура Пуу, – я и не пытался пожать ей руку; даже осторожно.

– Очень приятно, полковник, ммм, Ютта, не возражаете, если я буду звать вас по имени?

– Не возражаю, – ответила она, – Тем более, что, как я понимаю, моя карьера в качестве полковника американской армии закончилась.

Робот подъехал ближе и остановился.

– Cortney, this is a russian soldier, – представила меня Ютта.

Стальная башенка замигала разноцветными огоньками и задвигалась вверх и вниз, видимо оценивая мои необычные физические данные. Приятный женский голос донёсся из бронированной головёнки:

– I see no reason why I could not make a couple of bullet holes in this monster.

Я уставился на агрессивную самодвижущуюся тачанку, и сказал, обращаясь к Ютте Аулин:

– Скажи ему, что...

– Ей, – прервала меня полковник.

– Ей, – повторила она. – Кортни – девушка. И, кстати, ты и сам можешь всё ей сказать, вскоре я активирую встроенного переводчика. Но позже, сейчас у неё боевое задание.

Ютта наклонила вниз голову:

– A closer acquaintance with the Russian sergeant will take place after you complete a combat mission. And now march around, step by step.*

(перевод: Более близкое знакомство с русским сержантом состоится после выполнения боевой задачи. А сейчас: Кругом! Шагом марш!)

Корти покрутилась на месте, помигала лампочками и послушно поехала к группе вояк, собирающихся у стеклянной двери.

– Не надо транслейтора, – сказал я полковнику, – Её томный инглиш изрядно доставляет.

– Ок, – ответила Ютта и одарила меня очаровательной индейской улыбкой. – Пойдём, посмотрим на эту резню по телевизору.

Она развернулась и отправилась к столу Барона.

Толстяк расплылся перед монитором грудой плоти, затянутой в красную с чёрными квадратиками, фланель. Он снова, как и при моём первом вторжении в его рабочее пространство, не обратил на вновь прибывших ровным счётом никакого внимания.

Мы с полковником Аулин расположились рядом: она раскованно присела на джинсовый окорок правой ноги Барона, будто это был мягкий пуфик, я же согнулся пополам, упёршись ладонями в подлокотники компьютерного кресла.

– Turn on the camera honey, – Ютта, будто случайно, потёрлась своей антрацитовой головкой о моё предплечье.

К двум изображениям, выведенным на экран баронского монитора, прибавилось третье: мы видели происходящее глазами Кортни. Престарелые бойцы откидывали засовы и щеколды, готовясь выйти в коридор. Камеры, установленные в начале тоннеля над створом ворот, транслировали изображение двух турелей, неподвижно замерших в позах затаившихся аистов.

Коридор впереди клубился сгустками мрака, но его мрачная безмятежность никого не могла обмануть. Как только Свиздарик, вцепившийся в правую массивную створку, а трое других стариканов – в левую, смогли слегка раздвинуть ворота, и маленькая Кортни скользнула в тоннель, чернота коридора ожила.

Вначале мы увидели неясное, смутное движение во мраке, а затем, из черноты провала на свет выскочили первые твари.

Некоторые бежали, словно тараканы, стелясь по залитому кровью полу, другие передвигались скачками, отталкиваясь от стальных плит мощными задними ногами.

Кортни, стремительно вылетевшая в коридор, промчалась вперёд метров на пять и замерла, уставившись всеми своими стволами в приближающийся рой.

– Kiss my ass, fucking cockroaches, – донеслось из рации, что висела на армейском кожанном ремне, плотно охватывающим тонкую талию полковника Аулин.

Пулемёт «Миними», установленный на её корпусе, изрыгнул в приближающуюся орду первую порцию свинцового угощения.

Барон перекрестился и набрал какую-то комбинацию на клавиатуре. К поникшим турелям бросились стариканы в камуфляже, тащившие стальные коробки и ленты с боеприпасами.

Первая волна атаки быстро захлебнулась.

Кортни плюнула вслед отступающей саранче фугасной гранатой, и, сохраняя старинную кинематографическую традицию, спросила:

– That’s all you can do?

Следующая атака походила на ураган, обрушившийся на маленького робота.

«Миними» не смог остановить саранчу: отвратительная шевелящаяся масса облепила Кортни, будто стая оголтелых мух, напавшая на маленькую какашку. Изображение, передаваемое с робота, пропало, всё поглотила тьма. Однако, менее чем через удар сердца, экран вспыхнул ослепительным сиянием, а две другие камеры показали, как атакующий рой разлетелся в стороны, отброшенный волнами огня. Кортни крутилась на месте, испуская шипящее пламя из всех четырёх стволов реактивного огнемёта.

Я присвистнул; Упырь и Исидиси подошли посмотреть, что же увидел такого их сержант, что позволил себе слегка удивиться. Зрелище массового сожжения впечатлило и их.

Кортни явно вошла в раж: слова Ютты про обладание роботом собственным характером вовсе не были голословным заявлением. Обычная бездушная машина, запрограммированная на убийство, ограничилась бы превосходной защитой, уничтожившей всех атакующих, но этой маленькой стерве хотелось ещё крови.

Саранчу, отброшенную залпом огнемёта, буквально испепелило: ребристые плиты пола вокруг Кортни покрылись раскалёнными докрасна шлемами и панцирями, а маленький робот двинулся вперёд.

Миними бешено лаял, Корти плевалась противопехотными гранатами, а рация на поясе Ютты Аулин разразилась истерическими криками; голос навевал образ потрёпанной любительницы крэка, использованной по назначению, а затем вышвырнутой прочь из машины на обочину трассы.

– Fucking droopy ass bitches! Cuntosaurus und Cocksuckers! Пiхва вам! Мандализы, жопотрахи и гавно!

Вид саранчи, бегущей, ползущей, летящей и просто умирающей, транслируемый прямо из глаз Кортни, время от времени взрывался ослепительным сиянием: маленькая убийца подкрепляла похабные заявления огненным смерчем. Камеры над воротами уже давным давно потеряли из виду маленького робота: та гнала тварей по тёмному коридору, подбадривая фугасом, огнём и свинцом.

– I will catch up with you all, – мечтала Кортни, поливая черноту коридора автоматными очередями, – And fuck your asses.

С лежака, где отдыхала перекрытая в хлам, но однозначно выздоравливающая Лещавая, послышалось слабое хихиканье: пришедшей в себя девушке нравились ругательства робота.

Трабл, бочком, недоверчиво и неуверенно подкрадывался к нам, везя телегу с раненой: любопытство, охватившее его, пересилило метафизический ужас, владеющий им перманентно.

Тем временем отступающие твари внезапно развернулись, завязался ожесточённый бой: рой настойчиво пёр вперёд, надеясь напором тел подавить огонь пулемёта и похоронить под собственными трупами непобедимого железного солдата.

Картинка на экране монитора кренилась и тряслась: саранче всё чаще удавалось ощутимо приложить роботессу лезвием, впаянным в кончик хвоста.

– Courtney, ammo running low, don’t tempt fate. Use Thor’s Hammer and back away. That’s an order.

(перевод: Кортни, боеприпасы на исходе. Не испытывай судьбу. Примени Молот Тораи отходи. Это приказ.)

Голос Ютты Аулин звучал весьма встревоженно.

– Она очень импульсивна и слишком увлекается, – повинилась полковник.

Буммм, быдыщь.

Гранаты полетели в толпу саранчи, Кортни вновь продвигалась вперёд.

– Courtney! – голос полковника Аулин напоминал окрик рассерженной учительницы.

– Yes mom, I’m sorry, I’m coming back.

Во мглу тоннеля полетела последняя граната, и Кортни включила задний ход; мы видели дымок, исходящий от её натруженных механизмов и стволов, целящих в сгущающийся мрак – бегущая саранча остановилась и бросилась назад – вдогонку за отступающим роботом. Вскоре рой догонал Кортни; передвигались твари значительно быстрее. Роботу пришлось остановиться и вновь отогнать тварей реактивным огнём. Она метнула пару гранат и только потом продолжить свой путь, но её снова догнали.

– Они не дадут ей уйти, – промямлил Трабл, и распихав по карманам автоматные магазины, двинулся к стеклянной двери.

Исиди и Упырь двинулись следом.

– Кто здесь командует? – вопросительно уставилась на меня Ютта Аулин.

– Вообще-то он, – палец Лещавой упёрся мне в бляху солдатского ремня, – но Горе никогда не ошибается.

Я погладил девчонку по ёжику коротко стриженных волос, и утвердительно кивнул Ютте.

– Russians... – Голос полковника вибрировал похвальным непониманием – коктейлем из восторга и презрения.

– Сержант, – она взяла меня за руку. Её маленькие пальчики обхватили мою ладонь.

– Монакура, – ещё больше драматизма в голосе, – Уверяю тебя, храбрый русский солдат, что на этот раз ваш шаман ошибся. Смотрите.

Она махнула рукой, приглашая всех к экрану монитора.

– My dear, use Thor’s Hammerand return immediately.

(перевод: Моя дорогая, используй Молот Тора и немедленно возвращайся.)

– Yes mom, i will do it.

Кортни остановилась, и, хихикнув, наклонила вниз голову, демонстрируя нам свои заляпанные чёрной кровью, гусеницы: на брутальный протектор налипли кишки, кожа и волосы человекообразной саранчи.

Голова её вновь поднялась, мощные фонари высветили приближающийся чёрной трескучей стеной рой. Она не стреляла и твари прибавили в скорости – в горячей схватке многие из них лишились шлемов, и зрелище насекомых с человеческими головами и лицами мумий, невозможно доставляло. Аулин ахнула, не сдержавшись:

– Я никогда не видела этих тварей без касок. Это же...

Полковник американских вооружённых сил прикрыла ладонью приоткрытый рот, осознавая реальность происходящего.

– Никакие это не пришельцы, – выдохнула полковник.

Тем временем рой саранчи достиг Кортни; тянул к ней уродливые когти, острые лезвия и кривые акульи зубы: когтистая длань Апокалипсиса распростёрлась над маленьким роботом, и тут...

Сложно описать, что же мы конкретно увидели; из глаз передатчика это выглядело как резкое содрогание воздуха: словно сжатая до сих пор невидимая мембрана, ограждающая Кортни от саранчи, вдруг резко распрямилась.

Ощеренные пасти, членистые хвосты, ржавое железо и прозрачные крылья разорвало в мелкие частицы, и все шесть глаз прекрасной воительницы, а с ними и наш экран, щедро залило чёрной, вязкой кровью.

– Жаль, изображение не цветное, – длинный белый язык Упыря жадно облизывал бескровные губы: кровососа мучила жажда.

– Молот Тора, – гордо прокомментировала произошедшее Ютта Аулин, – Наше с малышкой секретное оружие, новейшая разработка, принцип действия известен только мне, даже сама Кортни не понимает до конца, как это работает. В Пентагоне вообще ничего об этом не знают.

– Поэтому, – полковник многозначительно посмотрела на меня, – Я для российского военно-промышленного комплекса – очень ценное приобретение: берегите меня и мою девочку.

– Хотя, – её лицо вдруг омрачилось, – Если эти твари – то, что я думаю, ценность новейших технологий и научных открытий теперь не стоит и ломанного гроша.

– Wow! Mom, have you seen this? I want more! – голос из динамика звучал как голос школьницы, первый раз опробовавшей «американские горки».

Картинка возвращалась по мере того, как юркие дворники-реснички, щедро напомаженные французской тушью, очищали очи железной девы, забрызганные ошмётками божьих насекомых. Кортни ехала задом наперёд, преследователей и след простыл. Она минула последний поворот и оказалась в поле зрения камер, установленных над раздвижными воротами, и под прикрытием турелей, уже заправленных и готовых к очередному акту кровавой масакры.

Боевые роботы, стоящие на длинных стальных лапах ивооружённые многоствольными гатлинговскими миниганами, походили на хищных пеликанов, поджидающих ковыляющую к ним самоходную лягушонку. Кортни подъехала и застыла между двух стражей, отсалютовав в камеры стволом пулемёта. Турели пырились на малютку, многозначительно перемигиваясь лампочками.

– А этих мы здесь оставим? – с сожалением в голосе спросила Лещавая, указывая на двух стальных аистов, вооружённых шестиствольными пулемётами.

– А это, как решит ваш сержант, – ответствовал уже вновь, непонятно когда, успевший напиться Свиздарик, – Мы теперь конечно на одной стороне, но всё же наш статус: «добровольно сдавшиеся в плен». Именно поэтому я, подполковник украинской армии, офицер со времён Советского Союза, вынужден подчиняться сейчас этому лохматому чудовищу с идиотским прозвищем. Кстати почему он волосатый, будто баба? Что вообще за беспредел в российских элитных диверсионных школах? Прав был Егор: «всё летит в пизду».

И он пьяным пафосным жестом рванул погоны с плеч долой. Я сделал попытку утешить капитулировавшего противника: