Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 52 страниц)

– Соткен!

Вжик, вжик. И крики боли. Кривушка молчала.

Асти пришёл в сознание: принялся пузырить и бешено дёргаться всем телом.

Бездна походила на нимфу, усмиряющую необъезженного сатира. Но этот чёрт оказался слишком силён для неё. Аглая и не подозревала, сколько мощи скрывалось в этом тощем старце.

Асти бился промеж её ног, словно бешеный тюлень. Немыслимым усилием ему удалось развернуть тело в крепчающей хватке девичьих ляжек и чудовище широко распахнуло пасть, намереваясь откусить самое сокровенное.

– Блядь! – вопила девчонка, глядя как клацающие челюсти урода подбираются к бутончику.

Страх придал ей ярости.

Она склонила голову и с хрустом откусила кончик сизого носа.

Затем вцепилась руками в кадык и одним движением вырвала мужчине гортань.

Потом бессильно упала на спину, продолжая сжимать бёдрами конвульсивно вздрагивающее тело.

– Отдохни, девочка, – липкая ладонь опустилась ей на лоб, – Ты молодец.

Соткен тяжело опустилась рядом. Кривушка держалась за правый бок. Чёрный жакет блестел мокрыми пятнами крови.

– Мы справились, – всхлипнула Аглая, смотря в стальные глаза, заслонившие небо.

* * *

– Мне иногда кажется, что всё, что со мной происходит, с тех пор, как я с ней повстречалась – просто какой-то безумный сон.

Аглая стояла на вершине алюминиевой лестницы, прислонённой к кормовому флагштоку. В одной руке она держала отрубленную голову Хмурого Асти, в другой – молоток.

– Но так и есть на самом деле, – ответил паромщик; он крепко придерживал основание лестницы, – Всё что происходит с нами в этом обусловленном мире являетсяколлективным сном.

Бездна перехватила молоток и стукнула капитана рукояткой молотка по обильной плеши.

– Ай! – пискнул паромщик, – Это за что, госпожа молодой адепт?

– Во сне не бывает так больно, верно? – Бездна прилаживала голову викинга и так и сяк, но никак не могла выбрать её будущее расположение.

– Ты, шмокодявка, склонна к утрированию, – старик вытащил изо рта один из пяти ужасающих своими размерами гвоздей, и, заботливо отерев его от слюней, передал девушке наверх, – Я тебе за абсолют навеваю, а ты дерёшься.

– Просто ответь мне вразумительно, капитан Аарон: что за хрень тут происходит?

Капитан отвечать не торопился – окинул долгим, усталым взглядом палубу своего судна.

– Давай прибьём сверху флаг, а снизу голову, – наконец сказал старик и передал Бездне рулон.

Та ловко вогнала гвоздь первый гвоздь.

Ветер трепал и развевал полотнище потрёпанного штандарта, изображающего оскаленную звериную морду на синем фоне, и его драные края хлестали девушку по плечам и голове.

Она оглядела группу людей на палубе парома. Из злополучных путешественников во времени в живых осталось лишь пять человек, не считая маленькую Сигни. За жизнь тяжело раненного Туи боролись Йоля и Соткен. Четверо заблудших выжили потому, что сражались против заговорщиков: единственные воины, кто остался верен своему ярлу.

Они сбились в понурую кучку у борта парома. Трое седовласых воителей и один юноша, у которого ещё и пушок над верхней губой не пробился, сидели на своих щитах, задумчиво вглядываясь в бескрайнее море.

– Зачем они вообще ей понадобились? – буркнула девушка.

– Госпоже нужны воины, – коротко ответствовал капитан.

Пальцы девушки наживили гвоздь – острый кончик погрузился в мраморно белый лоб отрезанной головы мертвеца.

– Все эти катастрофы и стихийные бедствия: землетрясения и наводнения, ураганы, бури и потопы; вспыхнувшие войны и убийства, эпидемии и болезни – всё это я бы могла хоть как-то объяснить, если хотя бы школьный курс образования получила. Но мне семь лет было, я в камере изолятора сидела, когда всё это началось. А следующие пять лет пыталась не умереть от рук других выживших, голода, холода и болезней. Не встречала я никаких существ сказочных, ни ангелов, ни демонов. А вот каннибалов и насильников, охочих до любой твари у коей в жилах кровь тёплая течёт, повидала.

Бездна примерилась и, размахнувшись молотком, одним точным и сильным ударом вогнала гвоздь в череп Хмурого Асти, пробив и кость и деревянный стержень флагштока – навылет и точно посередине. Довольная собой она слегка отклонилась, чтобы полюбоваться содеянной мерзостью. Старый капитан всем телом налёг на лестницу и с трудом удержал шаткую конструкцию.

– А потом она пришла.

Аглая повертела головой вправо-влево, видимо в поисках упомянутой Йоли, но той нигде не было видно.

– И сначала, первые полгода, всё шло прекрасно, мы с ней и лохом этим чилийским, – Бездна кивнула в сторону сержанта, который с помощью ржавого гвоздодёра пытался разобрать на деревяхи побитый щит викинга, дабы освободить лезвие меча, намертво в нём застрявшего. Получалось у него хреново.

– И с лохом этим чилийским, – продолжила Бездна, – Спокойно себе жили. Добывали еду, трудились по хозяйству, тренировались с оружием, в общем выживали и никакой гребаной мистики.

– А потом появилось это чудище, – теперь Бездна ткнула молотком вертикально вверх, где среди низких рваных облаков, прыскающих противными струйками мороси, носился изрядно подросший Грим, наслаждаясь зрелищем инсульта у встречаемых им в полёте морских бакланов.

– А потом понеслось...

Бездна уставилась в остекленевшие глаза Асти. Подёргала его за волосы.

– Возьми ещё один, – рука Аарона протянула ей гвоздь, но Бездна отрицательно помотала головой и принялась осторожно спускаться, потрепав на прощание мертвенно-бледную щёку.

– Не, нормально держится. Держи лестницу, капитан Аарон.

Она спустилась. Босой старик в домотканном свитере рыбака, и стройная девушка в заскорузлой окровавленной одежде, уставились на отрубленную голову, пришпиленную к стреле кормового флагштока.

– Так вот я о чём... Найдётся хоть один нормальный человек, что будет в состоянии мне объяснить, что с мной происходит и почему я оказалась в такой странной кампании? Простыми и доходчивыми словами. Не надо мне всей этой галиматьи про противостояние богов, конец света, нашу избранность и особую невъебенность малого, но весомого кусочка пазла, так старательно складываемого нашей, типа, госпожой. Может ты, капитан Аарон, и есть этот человек?

Чёрные глаза, в которых плескалась тьма преисподней, вперились в синие, бездонные, словно горное озеро, очи старца, и тот лишь грустно улыбнулся и покачал головой.

– Один раз я отвезу тебя обратно, как уже обещал, – тихо произнёс паромщик, – И, вернувшись назад, ты сама многое поймешь. Нет смысла в том, чтобы услышать объясняющие слова. Ты всё равно не поверишь, а самое главное, вряд ли поймёшь. Но я обещаю, что ты получишь ответы на свои вопросы. Пойдём, теперь ты поможешь мне с картошкой и обедом, пока мы ещё кого-нибудь не встретили.

Бездна ещё раз пристально посмотрела в глаза старика, тяжело вздохнула, и поплелась следом за капитаном на камбуз – чистить овощи для супа.

* * *

Внешние дверцы палубных надстроек парома отличались от внутренних лишь одним: при открытии они не сдвигались вбок, прячась в стене, а широко распахивались настежь, как и полагается обычным дверям. Вот и эта овальная дверца, ведущая из помещений пассажирских кают на вторую палубу, получив пинок изнутри, распахнулась в сторону.

«Почему она открывает их всегда с ноги и так остервенело?» – лениво подумалось сержанту.

Так обращаются с дверьми лишь ковбои из старых вестернов, что решительно возникают на пороге загаженного салуна. Но непохоже, что их предводительница косит под меланхолично пьяного и непобедимого скотопаса. Думается, что она и знать не знает, кто такие эти ковбои, салуны, вестерны, да и, судя по всему, и про двери то узнала совсем недавно. Вот и наслаждается теперь.

Высокая фигура возникла на палубе – руки женщины измазаны по локоть в свежей крови. Она вытиралась куском тряпья, скалясь сверху вниз на Сигни. Ручонки той находились на привычном месте: правая крепко обхватила мускулистую ляжку женщины, левая сжимала рукоятку армейского штык-ножа. Предводительница подошла ближе и требовательно протянула окровавленную ладонь. Монакура Пуу немедленно вложил длинную рукоятку в ожидающую руку.

– Как он?

– Выживет. Мы с немкой его заштопали, сердце сильное – вывезет. Рано ей ещё сиротой становиться.

Красноволосая женщина вновь одарила Сигни добродушным оскалом.

– А с ним всё в порядке?

Йоля перевернула меч ребром и, вытянув клинок на уровне глаз, придирчиво осмотрела лезвие.

– Да я смотрел, Йоля, всё в порядке, сколов нет, сейчас поточим и снова бриться можно будет.

Монакура стоял рядом, вертя в руках злополучный щит Хмурого Асти. Он оглядел палубу и махнул рукой отирающемуся неподалёку Скаидрису. Тот подошёл.

– Как рука, щенок? Получше? Вот и хорошо.

Сержант протянул ему щит. Потом повернулся к Йоле и вытянул вперёд свою огромную руку – клинок лёг на ладонь, как на большую красную подушку.

– Этим, – Пуу показал ливу на щит, – Декорируешь судно.

Монакура задумчиво глянул на голову Хмурого Асти.

– Но только с разрешения капитана, и там, где он укажет.

– Его же, – сержант бережно протянул меч, – Наточи, но не так, чтобы перья резал. Как брить начнёт без усилий, так и хватит. Усёк?

Скаидрис забрал оба предмета и удалился.

– Не перепутай, боец.

Юноша сплюнул, не поворачиваясь.

– Ты хорошо научил её стрелять, – заметила Йоля, – Я осмотрела руку лива: жилы целы, кость не задета. Через неделю уже зарубцуется.

– Через две, – поправил Монакура, – Это огнестрельное ранение, Йоля, – произнёс он в ответ на недоверчиво поднятые женские брови.

– А мелкой просто повезло, точнее повезло щенку, – улыбнулся сержант.

– Но, в общем и целом, стреляет она действительно неплохо. Но, как оказалось, и с мечамихороша. Соткен рассказала мне, как всё было. Не лишись мелкая меча, всё бы кончилось через несколько минут.

– Он, – Йоля кивнула в сторону Хмурого Асти, что подставил бледное лицо навстречу освежающему балтийскому ветру, – Он и делал ставку на то, что она лишится меча. Они, эти, как их там, всё время забываю...

– Викинги.

– Ага, викинги. Они всё же хорошие воины, умелые рубаки и проницательные тактики.

– Коварные предатели, – согласился Монакура.

Они помолчали немного.

– Расстроена, что их у тебя теперь так мало?

– Да, Монакура Пуу, расстроена, мне нужны хорошие воины. Такие, как ты.

Она подошла и, прильнув к его мускулистому торсу, нежно провела ладонью по его заросшей щеке.

– Но, таких, как ты, больше нет.

Йоля развернулась и пошла прочь.

– Поэтому именно ты – мой сержант. Продолжай исправно выполнять свои обязанности. Для начала накорми своего командира и всех своих бойцов.

– Йоля...

– Ммм?

– Кто это был там на лестнице? Ну эта мёртвая Красная Шапочка с китобойным гарпуном?

– Понравилось, как он сражается?

– Понравилось.

– Ты всё равно у меня самый лучший, Монакура Пуу.

Он так и не получил ответа, и вскоре остался один на палубе, провожая взглядом роскошные ноги и шикарную задницу, обтянутую узким рваным подолом чёрного мини.

* * *

– Вам понравится.

Аарон вытащил из бездонных карманов своих штанов жёлтую коробочку с изображённым на ней верблюдом, и, выудив оттуда мятую, пожелтевшую от времени сигарету без фильтра, поднёс ту к носу, из ноздрей которого торчали жёсткие седые волосы. Капитан несколько раз глубоко вдохнул табачный аромат, и спрятал сигарету обратно в пачку, а ту – снова в карман своих рыболовных штанов.

– Вам будет близка и понятна такая жизнь.

Он уставился на окруживших его плотным колечком слушателей. Они разместились на носу судна, сидели на сложенных кружком боевых щитах. Трое мужчин к пятидесяти и один юноша, лет семнадцати, не больше. Лица всех четверых выражали интерес и тревогу одновременно.

– Длительные морские путешествия, открытие новых земель, прибрежный грабёж и лёгкая добыча, еда и вино, а в конце – финальный бой с главными гадами и желанная Вальхалла.

– А она чья?

Палец вопрошающего воина, указывающий на Соткен, стоящую рядом с Бездной и любующейся багровой полосой заката, был на удивление чист. Да и сам мужчина отличался от остальных заблудших некоторой ухоженностью. Борода заплетена в косу, волосы острижены по плечи и связаны на затылке в тугой хвост. В ушах поблёскивали покоцанные медные кольца, начищенные песком.

– Как тебя зовут?

Аарон протянул руку и, накрыв своей тощей дланью указующий перст, пригнул его вниз.

– Рекин, сын Хромуля.

Воинс кольцами в ушах неприязненно посмотрел на руку капитана, дотронувшуюся до него. Однако старик сжал его палец в свой жёлтый кулак и викинг сморщилось от боли.

– Своя собственная. Дева Щита, только с катаной. Понял? Свободных женщин на моём судне нет, Рекин, сын Хромуля. Но вы можете добыть их, если принесёте клятву верности и вступите в наш отряд.

– Вас слишком мало, старик. Здесь, в Утгарде, есть колдуньи, способные вернуть нас домой, или хотя бы другие ярлы, к которым мы может наняться, чтобы заплатить тем колдуньям?

Аарон вздохнул. Махнул рукой себе за спину.

– Она может вернуть вас в Мидгард. Но вы должны помочь ей расправиться с её врагами.

Викинги уставились на Йолю, замершую на второй палубе. Она всматривалась в темнеющие воды Балтики, отражающие багровый закат. Низко, над самой водой носился Грим: высматривал себе на ужин небольшого кашалота.

– Кто её враги? – подал голос другой воин.

В отличии от Рекина, он выглядел заправским клошаром: нечёсанные волосы, всклокоченная борода, руки в пятнах жира, оставшихся после сытного ужина и расстёгнутая до пупа рубаха. Паромщик уставился на викинга.

– Как твоё имя, воин?

– Асмус, сын Вагна.

Аарон медленно кивнул, выражая всем своим видом уважение.

– Её враги – могущественные создания, и если среди вас есть хоть один скальд, то саги о ваших подвигах превзойдут все ныне существующие.

Третий воин, безбородый юноша, тряхнул светлыми, распущенными волосами, и глянув на паромщика сверкающими глазами, сказал:

– Мы все – скальды. Все четверо. Скальды и воины. Чертовски хорошие воины.

Капитан одарил юношу ответным ярко-синим взором.

– Хельги, сын Хрольфа, – ответствовал тот, кривя рот в неприятном волчьем оскале.

Старик перевёл взгляд на последнего, четвёртого из драконов моря, средних лет мужчину, одетого в кожаную безрукавку и сильно смахивающего на гнома-кузнеца. Его лысая голова, лицо, заросшее спутанной густой бородой и обнажённые руки, жилистые и крепкие, как корни дуба, синели обилием татуировок, расплывшихся в единое неразборчивое пятно.

– Грол, сын Освальда, – глухо прогудел тот в ответ, словно бы со дна глиняного горшка.

– Тогда, Рекин, сын Хромуля...

Узловатая старческая длань перемещалась, отмечая плечи именуемых, будто меч тамплиера, посвящающий новых присягнувших братьев.

– Асмус, сын Вагна,

– Грол, сын Освальда,

– И ты, Хельги, сын Хрольфа, считайте, что ваши имена уже бессмертны. А кошели – полны золота.

* * *

– Спасибо,мой верный друг, но где я возьму золото или хотя бы серебро для аванса. А ещё эта жажда женщин...

Йоля замолчала, её голова склонилась над расстеленной морской тактической картой капитана, что занимала собой всю поверхность огромного старинного стола.

Они находились на капитанском мостике,внутри просторного помещения, оснащенного выгнутой панелью управления с кучей мониторов, кнопок, рычагов, тумблеров и прочих технических наворотов.

Центральное место в ней занимал штурвал – шикарное колесо с рукоятками из красного дерева, за которым и стоял сейчас Аарон. Компьютеры были отключены, судно шло на ручном управлении. Помещение капитанского мостика располагалось на самой верхней палубе и имело прозрачные стены.

– Я знаю, где взять золотые монеты, неплохое старинное оружие и пару надувных баб.

Соткен развалилась в мягком кресле, нога на ногу, драный сарафан задрался, французские косы распущены, из тесного жилета выпирают огромные сиськи. Выданные каждому бойцу двести грамм коньяка, вдохнули в женщину некую игривость. Она встала с сидения, подошла к карте и,щелчком прогнав Йолю с территории Германии, ткнула пальцем в какую-то точку. Аарон бросил штурвал и тоже подошёл к столу.

– Хм, почему бы и нет. Кстати нам и запасы пополнить не мешает. И юная госпожа адепт будет довольна. И твои новые бойцы. А серебро для аванса я тебе одолжу, моя госпожа, у меня чутка припрятано.

Паромщик посмотрел на Йолю и кивнул, одобряя замысел, предложенный Соткен.

– Дойдём до места по реке. Старинный, тесный городок. Скорее всего пустой. Грим слетает, проверит. Декорации подобающие. Норманны ничего не видели в современном, постапокалиптическом мире.Окромя российского сухогруза, моего парома и пары винтовок. Вот и не надо им сейчас встречаться с осколками цивилизации. Пусть всё будет, как они привыкли: море, потом река и поселение. Тихонько высадились, подрались. Отхватили по щам – убежали. Сами надавали – пограбили.

– Оттуда и до моей клиники пару часов хода на Ньяле.

Соткен посмотрела на Йолю. Монакура Пуу услышал, встрепенулся, потёр свёрнутый на бок нос.

– Решено, мои хорошие. Так и сделаем. А сейчас у нас короткий пир. Обмен клятвами и кольцедарение. Аарон, отопри норманнов, собираемся в кают-компании.

* * *

Рекин, сын Хромуля, неторопливо и с достоинством приблизился, чуть помедлил, склонив голову, а потом расстегнул пояс с висящими на нём ножнами и парой ножей в чехлах и положил его на стол перед Йолей. Его пузо, лишённое поддержки, сразу отвисло вниз, увеличившись втрое.

Рекин был единственный из всех четырёх, кто владел поясом и хорошими ножнами.

Меч Асмуса, сына Вагна, лёг на стол, перемотанный козьей шкурой. Зато его пузо осталось прежним. Талию Асмуса охватывала крепкая плетёная верёвка.

У двух последних – Грола, сына Освальда, и Хельги, сына Хрольфа и мечей то не было. На стол лёг грубый топорик и видавшее виды копьё на коротком, кривомдревке.

– Когда в прошлый раз я вернула им оружие, случился оголтелый бунт, а мой капитан обозвал меня мудаком. Что я должна сделать на этот раз, а мой старый друг?

Йоля подняла пузатую бутылку и плеснула себе в стакан на два пальца.

– Ни к чему этот сарказм, моя госпожа. Это простой ритуал. Они поднесли тебе своё оружие в знак своей верности. Верни им его. Не забудь пригоршню серебра и пару колец каждому. Рекину дай побольше. Заодно и проверим, осталась ли у этих мерзавцев тяга к переворотам. Если к утру не зарежут Рекина, значит всё устаканилось. И осторожнее потчуй их моим виски. Они в жизни своей ничего крепче дрянной браги и мутного эля не пили.

Аарон поднял вверх руку, сжимающую пластмассовую кружку. Бормотания и возня за столом стихли. Йоля отодвинула стул и встала. Предводительница обошла стол и остановилась перед норманнами,

Она молча стояла и смотрела им в глаза. Бойцы за столом ещё немного подождали из вежливости, а затем продолжили переговариваться негромкими пьяными голосами, ведь каждый из них уже знал: если Йоля молчит, значит у каждого норманна в голове сейчас мурлыкает бархатный вкрадчивый шёпот, и нет причин соблюдать тишину.

– Так они теперь с нами ?

Аглая пихнула локтем Соткен, что уже роняла голову на грудь, но всё ещё пыталась под прикрытием столешницы дотянуться своей голой ступнёй до Монакуровского паха.

– Я тоже не в восторге. Они же полные отморозки. Что скажешь, сержант?

Монакура Пуу странно посмотрел на кривоватую, пьяную женщину, в иссиня чёрных волосах которой сверкало предательское серебро.

– Вы ничего не замечаете? – спросил сержант, указывая на Йолю и заблудших.

– Они чем-то похожи, – согласился лив, – Точно такое же сходство отличает лица иностранцев, впервые попавших в далёкую и чужую страну.

Четверо бойцов внимательно разглядывали госпожу лейтенанта и её новых бойцов.

Лица рыжеволосой девушки и молчащих воинов перед ней выглядели как лица соплеменников.

– Они с нами, – прервал тишину Монакура, – Так она решила, так тому и быть. Мы в армии.

– Юр ин зе ёрми нау, – пьяно и обречённо исполнила Соткен.

Глава тринадцатая. Корабль мертвецов

Старый паромщик сидел в маленьком кубрике за пустым столом, сложив перед собой худые руки, покрытые сетью вспухших вен, грязью и коричневыми пятнами. Лампочка, ввинченная в потолок, горела неровно: то мигала, то почти гасла, то ярко разгоралась. Об стальной кожух, защищающий плафон, бился крупный, мохнатый мотылёк.

Аарон уставился остекленевшим взглядом на маленький иллюминатор: за запылённым стеклом таиласьчернота. Мотылёк отлетел в угол кубрика и, взяв разгон, вновь атаковал лампочку. Атака не удалась: враг пылал, словно небольшое солнце. Мотылёк, опалив усики и кончики крыльев, беспомощно шлёпнулся на стол и пополз к недвижным рукам старика. На его мохнатой серой спине красовался чётко различимый белый череп.

Дверь за спиной Аарона скрипнула и приотворилась, по полу неуверенно зашлёпали босые ноги. Изящные женские руки с ухоженными ногтями, выкрашенными чёрным с серебром, словно кусочки ночного неба со звёздами, нежно обвили жилистую шею старого мужчины. Аарон слегка повернул лысеющую голову и щекой, покрытой недельной седой щетиной, прижался к  высокой груди своей жены.

* * *

Сигни ещё глубже зарылась в ворох рваных шерстяных одеял, ещё сильнее прижалась к тёплому телу женщины, спавшей с ней рядом, но сон не возвращался. Она потёрлась носиком о нежную и слегка влажную кожу плеча той, что обнимала её мускулистой, как у мужчины, рукой, и нехотя открыла глаза.

Что-то снилось ей. Что-то хорошее. Может быть, её мама. Она улыбнулась. Почему же сны так быстро забываются?

Девочка огляделась вокруг, вспомнила, где находится, вспомнила о раненном отце и хотела немного расстроиться, но образ отрубленной головы её дядюшки Асти, пришпиленной к корабельной мачте, вернул исчезающую улыбку. Захотелось снова уснуть, а потом, когда взойдёт солнце, вновь ходить по этому удивительному кораблю, куда-то плывущему по бескрайним морям жуткого Утгарда. Ходить рядом с Волком. Но это завтра. А сейчас надо пописать, проведать папу и ещё немного поспать.

Она выпросталась из крепких объятий и, двигаясь на ощупь в полумраке каюты, добралась до маленького столика, где лежал её нож и стояла волшебная свеча. Вчера вечером Волк показала ей, как пользоваться этим волшебством. Всего лишь ткнуть пальчиком в маленькую пимпочку.

Ткнула. Каюту наполнил зелёный, приглушённый свет. Волк пожелала, чтобы она зажгла волшебную свечу, если вдруг соберётся отлучиться ненадолго.

– Куда собралась, малышка? – прозвучал низкий бархатный голос.

Сигни не обернулась, она знала: высокая женщина, что красит волосы кровью своих врагов, глубоко спит.

Голос звучал в её голове.

– Я пописаю и посмотрю, как там мой папа.

– Возвращайся поскорее малышка, и я расскажу тебе новую сказку.

Сигни улыбнулась. Прекрасные сны будут ещё.

– Я скоро вернусь, Волк, – прошептала девочка и, отодвинув странную овальную дверь, вышла в промозглый сумрак коридора.

Когда-то шикарный и стильный интерьер помещений пассажирской палубы парома сейчас находился весьма в плачевном состоянии. Деревянные панели, скрывающие сталь коридорных стен, прогнили и потрескались; краска с них облупилась, а остатки роскошных обоев свисали вниз истлевшими лоскутами.

Ковровая дорожка под ногами чавкала от сырости; воняло плесенью и прелыми тряпками. Зеленоватый свет небольших настенных бра, призванный создавать уютное спокойствие, нагнетал зловещую, болотную атмосферу.

Но Сигни нравился этот огромный плавучий дом. Ничего подобного она никогда ещё не видела. Всё было необычно, интересно, и совсем не страшно. Ну разве что чуточку. Совсем немножко. Но это не важно. Ведь с ней чудесный клинок, подаренный огромным йотуном. Или Тором. Не важно, кто он. Главное то, что Сигни нравился этот великан, потому что он сильный и даже больше, чем её папа, ярл Туи, хотя больше ярла Туи, она, Сигни, мужчин не встречала.

Когда она вырастет, то возьмёт его себе в мужья. Великана то бишь. А когда он состарится и умрёт, она выйдет за Хельги, своего соплеменника, за храброго скальда и бесстрашного воина, сохранившего верность её отцу. Скоро она его увидит. Хельги то бишь. Когда пописает, и придёт навестить раненного отца. Хельги должен быть рядом с Туи – охранять сон своего ярла.

Где же эта забавная дверь, которая не отворяется, а просто двигается в сторону и пропадает в стене? В их спальне, там, где сейчас ждёт её возвращения сонная Волк, тоже был туалет, но женщина, что красила волосы кровью, сказала, что он не работает. Как может не работать ночной горшок? Она же своими глазами видела белое корыто и дырку внутри.

Да и ладно. Вот она, заветная дверца.

Сигни нажала ручку, как её научили и потянула в сторону. Дверь послушно отъехала и спряталась в стене. Но, вместо ожидаемой уютной комнатёнки с прекрасными зеркалами на стенах и невозможно удобного белого ночного корыта, девочку встретил узкий проход, уходящий вниз. Крутая лестница, освещённая красными волшебными свечами. Свечи вращались и мигали. Там, внизу, что-то ворочалось, скрипело и лязгало.

От восторга у Сигни перехватило дыхание. Она только взглянет, что же там, внизу. Какие такие чудесные чудеса скрываются в конце этой лестницы. А потом сразу же назад. А писать не так и сильно хочется. Можно и потерпеть ещё чуть-чуть. Она только взглянет одним глазком, и сразу же назад – к раненному отцу, а потом к Волку – смотреть новые волшебные сны.

* * *

Она лежала под ним бревном, раскинув безупречные руки в разные стороны, без движения, уставившись пустыми глазами вверх, на умирающую лампочку. Тело Аарона выгнулось и, содрогнувшись пару раз, старик поспешил слезть с неё, натягивая спущенные портки. Она так и осталась лежать с раздвинутыми ногами, и он накинул на неё простыню.

«Она изменится, мой старый друг. Ты уверен, что хочешь, чтобы я вернула её?»

Госпожа предупреждала. Ну да ладно...

Его женщина вернулась совсем не такой, как раньше: не оплетала его руками и ногами, и больше не царапалась, как дикая кошка, оставляя на его спине глубокие, никогда не заживающие ссадины, но всё же это была она...

Аарон взял в руки синюю маску волчицы, в которойего воскресшая жена пришла к нему. Повертел деревянное изображение в руках, прошёлся указательным пальцем по искусно вырезанным деревянным клыкам, всмотрелся в нарисованные красной краской глаза.

Ему захотелось надеть её.

Он вздрогнул и опасливо отложил маску в сторону.

Женщина, лежавшая под простынёй с раздвинутыми в разные стороны ногами издала протяжный стон, и всё её тело затряслось в беззвучных рыданиях. Старик закрыл её лицо маской и она затихла.

Он вышел из маленького помещения на воздух, и с удовольствием вдохнул полной грудью ночной морской воздух, избавляясь от забившего его длинный нос запаха мёртвых цветов.

* * *

Скрип-скрип. Бум.

Бум. Скрип-скрип-скрип.

Бух. Скрип-скрип-скрип. Бум.

«Это долбаное корыто сейчас развалится».

«Развалится и все мы пойдём ко дну».

«Когда это случится, я даже не попытаюсь спастись».

«Я даже не стану выходить из этой гребаной каюты».

«Ебись всё конём».

Она перевернулась на другой бок, кряхтя и стеная, как старая истерзанная шлюха после крэковой вечеринки.

Скрип-скрип. Бум. Скрип. Бух.

Её койка – просто кусок толстого железа, привинченного к стене – так же годилась для сна, как двуручный меч для маникюра.

Она поёрзала, тщетно пытаясь найти хоть какое-то приемлемое положение для своего израненного тела, но не нашла. Скрипя зубами, опрокинулась на спину, широко разведя согнутые в коленях ноги. Сунула вниз руку.

«Почему же Монакура не выстрелил? Не выстрелил, когда я лишилась своего меча, превратившего Хмурого Асти в изуродованное, но кровожадное чудовище. В кровожадное, опасное, грёбаное чудище».

Её рука оттянула резинку трусов, плотно врезавшуюся в бёдра, но внутрь так и не скользнула.

«Потно, липко и грязно. Подрочить не поможет... А смогла бы она победить, не зная того, что острое око сержанта внимательно следит за поединком через сверхточную оптику снайперского прицела? Когда она осталась без оружия и Хмурый Асти потчевал её пинками, тычками и страшными ударами кровавого обрубка своей руки, она и думать перестала про честный поединок, про весь этот долбаный хольманг. Просто отчаянно пыталась выжить и ждала выстрела. Интересно, они это специально? Воспитание и тренировки, походу, продолжаются. Это всё эта рыжая сука. Это её когтистая лапа легла на палец сержанта, готовый нажать на спусковой крючок».

Рука девушки осторожно притронулась к повязке, закрывающей рану, оставленную мечом седого викинга. Вспомнила, как чудище пыталась сомкнуть челюсти между её ног.

«Ещё чуть-чуть, и он бы откусил мою прелесть.»

Девушку передёрнуло от ужаса и отвращения.

Глубокий порез на ляжке, там где её достал меч Хмурого Асти, не сильно доставлял: ловкие пальцы кривой карлицы нанесли снадобье, пахнущее мёртвыми цветами.

Соткен смазала и многочисленные ссадины, царапины и ушибы, оставшиеся на нежной коже девушки от острых камней и лютых ударов старого воина. Аглая благоухала, будто увядшая фиалка.

Будто мёртвая черноволосая женщина, распростёртая на длинном, утыканном свечными огарками, столе.

Не в силах больше страдать на жёстком куске железа, Бездна, жалобно поскуливая, с трудом села, спустив на пол босые ноги. Пальцы встретились с ребристой холодной сталью и сжались в жалкие кулачки, подобно лапкам паучка, которого ткнули в брюшко острой булавкой. Несколько ударов сердца девушка с сомнением взирала на огромное ржавое ведро, что принёс ей заботливый паромщик (ссать и блевать сюда, госпожа молодой адепт), но так и не решилась.

Она сделала три неуверенных шага и уткнулась носом в круглое, покрытое слоем пыли стекло иллюминатора. В ответ из тьмы балтийской ночи, с той, другой, зазеркальной стороны, вынырнуло и прильнуло к стеклу бледное лицо растрепанной девушки. Сквозь призрачное отражение мерцали яркие звёзды, щедро рассыпанные по чёрному небу.

Скрип-скрип. Бум. Бум.

Что-то лязгало и ворочалось в стальном чреве судна, медленно рассекающему бескрайнее ночное море.

Скрип-скрип.

Аглая вздрогнула и резко обернулась. Убогая настенная лампочка, упрятанная в корсет железной решётки, свет давала скудный и неясный. Но его вполне хватало, чтобы разглядеть изогнутую дверную ручку, которая медленно двигалась вниз. Замок щёлкнул.

– Кто там? Чё надо?

Дверная ручка повернулась вниз и замерла.

С той стороны кто-то держался за точно такую же, но дверь оставалась закрытой.

– Капитан Аарон?

Молчание.

– Скай? Мириться пришёл? Я не хочу сейчас трахаться, но ты бы мог засунуть свою лохматую башку между моих ног.

Дверь тихонько скрипнула и приоткрылась. Из образовавшейся щели повеяло холодом. Каюту наполнил резкий запах дизельного топлива и машинного масла. Но было что-то ещё.

Резкий, сладковатый аромат похоронного венка. Так пахла сама Аглая, так пахли мёртвые цветы и тело умершей жены старого капитана.