Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 52 страниц)

Пятеро подошли и уставились вниз. Руки солдат потянулись к оружию.

Хельги зажал себе рот двумя руками – выпученные голубые очи скальда глумились озорным весельем.

– Они увидели следы гигантского медведя, – всхлипнул Скаидрис, с трудом сдерживая хохот.

Монакура прищурился и одобрительно посмотрел на свои домашние тапочки, чётко пародирующие лапы пещерного гризли.

– Идут к нам, – подметил скальд, и его улыбка превратилась в волчий оскал.

– Монакура, ты танком управлять можешь? – с надеждой спросил лив.

– Как два пальца, – хмыкнул сержант.

– Идите, заберите эту тонку, – произнёс Хельги и вытянул вперёд руку.

– Ты уверен, боец? – рука сержанта вложила в протянутую ладонь винтовочный штык-нож.

Хельги лишь кивнул, после чего зажал нож в зубах, связал непослушные волосы в клубок на затылке и вымазал лицо сажей. И уполз под развалины ратуши.

– Пошли, щенок, – огромная ручища потащила металхэда прочь, – Чем быстрее мы заберём Леопард Два А Шесть, тем скорее придём на помощь твоему голубому дружку.

Лив пнул сержанта в плечо и они, прячась и низко пригибаясь, поспешили в обход приближающихся врагов.

* * *

– Ай, – Скаидрис крепко приложился обо что-то лбом, и сержант помог растерявшемуся ливу – направил его задницу на предназначенное сидение.

– Не высовывайся, – сказал Монакура, – Сиди тута, и не трогай орудие. Убивать начнём по моей команде.

Незамедлительно последовало вопиющее нарушение приказа – со стороны развалин раздались вопли и пара винтовочных выстрелов. Потом опять кто-то вскрикнул и наступила тишина. Монакура вопросительно глянул на лива и полез внутрь чрева бронемашины. При его габаритах это было проблематично.

– Это не Хельги кричал, – сказал Скаидрис, ощупывая затвор пушки; одновременно взгляд лива метался по тесному, тёмному пространству танковой башни – он искал снаряды.

– У него голос выше на октаву, – бормотал труъ-метал, – А как ты без ключа танк заведёшь?

Снизу раздался смех, а затем приглушённое «ёптвоюмать» – лоб сержанта нашёл достойную преграду.

– Ща посветлее будет, – донёсся гулкий бас, что-то щёлкнуло и двигатели завелись, – Я, кажись, слегка застрял – стульчак водителя кошмарно мал.

– Как из пушки палить? – крикнул Скаидрис, удивлённо разглядывая панель, зажёгшуюся перед его носом.

Танк дёрнулся и затих.

– Бля, – расстроился сержант, пощёлкал выключателями и громадина снова зарычала, – Немецкие механизмы – превосходны, но излишне заморочены. Танк – это тот же трактор. Зачем же усложнять трактор?

Леопард тронулся с места.

– Люк закрой, не вздумай стрелять из пушки – потом научу. И не переживай, мы этих немцев так передавим – как тараканов, – голос Монакуры звенел детским восторгом.

– Вот бы ты там навсегда застрял, – помечтал лив, – Ты такой клёвый, когда в танке.

Из руин обрушенной ратуши выскочило два человека – один поддерживал другого под руку. Они явно от кого-то спасались. Недра бронемашины загудели радостным хохотом – танковые гусеницы намотали на себя обоих беглецов.

Развалины снова огласились гортанными криками и сухими хлопками выстрелов – бывшие солдаты бундесвера, привыкшие умирать молча, явно не ожидали смерти от рук полуголого мальчишки, вооружённого лишь армейским ножом.

– Пристрелят щенка, – сокрушался сержант из глубины рычащего танка, – Давай-ка, мы его из пушки накроем, а заодно и вражин всех положим. Будем считать, что боец добровольно вызвал огонь на себя. Почётная, героическая гибель. Скоростной лифт прямиком в Вальхаллу. Сейчас я тебе объясню на пальцах, как заряжать и наводить. Лады?

– Лады, – неожиданно согласился Скакидрис, – Гибель, достойная саги. В конце концов, нити его судьбы находятся в тощих руках коварных Норн. Всё уже предопределено. Если этому остолопу сегодня не суждено умереть от осколков немецкого снаряда, так он и не помрёт. Давай, сержант, жахнем по этим руинам. Где снаряды?

– Боеукладка, боец, – подсказал Монакура, – Находится позади тебя, за выдвижной дверцей, в модуле. А в остальном всё, как в симуляторе. Ты же у нас продвинутый геймер, разобраться будет не сложно.

– Как два пальца об асфальт, – согласился Скаидрис, потянув рычажки и пощёлкав выключателями.

Башня Леопарда послушно повернулась.

– Как два пальца, – снова пробормотал лив, раздвигая дверцу боеукладки.

– Всё это мне прекрасно знакомо, – Скаидрис улыбнулся в сверкающие мониторы, нависающие над креслом наводчика; его рука любовно огладила стальные углы орудийного затвора, – Но как же мне не хватало этих ощущений.

– Я готов, Монакура, – крикнул он вниз.

– Хуярь, сынок, – донеслось в ответ из бронированного чрева.

Ствол танка изрыгнул столб пламени, грохнуло, машину слегка сотрясло. Снова бабахнуло – останки ратуши окутал густой столб дыма. Крики и выстрелы стихли.

– Упокой, Господи, душу раба твоего Хельги и прости ему все согрешения, – пробасил снизу сержант и дал газу.

Леопард два А шесть едва достиг храма божьего, превращённого в обугленные обломки, как тут из под оплавленных красных кирпичей и кусков битой черепицы, навстречу бронированному монстру, поднялась человеческая фигура, чёрно-белая, словно шахматная доска. Хельги, покрытый слоем осыпавшейся штукатурки и пятнами сажи, торжествующе воздел вверх руку. Его пальцы крепко сжимали пучок волос, торчащий на макушке отрезанной головы. Шея трофея выглядела так, будто бы её отгрызли с помощью зубов; вниз свисали рваные ошмётки плоти и оборванные кровеносные сосуды.

– Брось эту гадость и залезай внутрь, – раздалось из танка; люк на башне распахнулся.

Скальд послушно размахнулся и запустил оторванной башкой в сторону массивного, церковного креста, что раньше красовался на вершине кирхи, а теперь торчал вверх ногами из мостовой, плотно увязнув в брусчатке.

– Тонка, – удовлетворительно похлопал он танковую броню и полез на башню.

* * *

– Вот скажи мне, боец, – голос Монакуры Пуу вибрировал нотками добродушного сарказма, – И выложи своему командиру всё, как на духу. Как ты, вооружённый лишь изделием Шесть Икс Четыре, в простонародье именуемое штык-ножом, смог расправиться с четырьмя профессиональными солдатами? Скай говорит, что ты это не в первый раз вытворяешь. Ты уже резал друзей этих тевтонов, там, в камышах. Сколько вражин ты тогда оприходовал?

Раздувшийся от важности Хельги восседал на месте командира и восхищённо пырился в мониторы.

– В камышах было сложно, – щёки скальда полыхали огнём сладостного смущения, – Тогда я убил трёх, но и сам был ранен. Тут было намного проще – двух воинов вы из пушки накрыли, а оставшиеся двое, типа профессионалы – на деле неповоротливые деды. Если они когда и были хорошими воинами, то их время безвозвратно прошло.

Скаидрис развернулся и пнул скальда ногой в коленку. Хельги осёкся, выпучил глаза и, прикрыв рот ладонью, с ужасом уставился на лива.

Но им повезло – сержант, крайне растроганный успехами новобранца, не почуял спонтанно вырвавшейся иронии.

– Так я всё же в толк не возьму, – продолжал бывший барабанщик , – Как такой прекрасной боец, коим ты, безусловно являешься, смог позволить маленькой, кривой бабе отобрать у себя винтовку, меч, а после, ха-ха-ха, получить в челюсть блестящий нокаутирующий удар?

– Сначала она меня вырубила, – вяло оправдывался викинг-попаданец, – А уж потом забрала оружие. Она смотрела мне в глаза. Она ведьма. И очень быстрая. Она не застала меня врасплох, мы ударили одновременно. То есть, я только собирался рубануть её своим мечом, как она опередила меня – ударила своей пушкой.

– Прикладом, – поправил товарища Скаидрис.

– Угу, прикладом, – понурился Хельги.

– То есть ты просто собирался зарубить своего боевого товарища, не удостоверившись проверить факт предполагаемой измены? – не унимался Пуу.

– Сержант, – в голосе Скаидриса решительно звенела сталь, – Отъебись ты уже от него, лучше бы похвалил, нежели троллить. Кому, как не тебе знать, что Соткен – та ещё заноза в жопе.

– Ладно, щенки, – тон Монакуры неожиданно приобрёл добродушный оттенок, – Расслабьтесь, где вы видели доброго сержанта? Я ж для вас, остолопы, стараюсь – я не научу, как выживать – никто не научит. Боец, безусловно, отличился, и достоин поощрения. Я даже знаю, чего он хочет. Говори, скальд, какую награду желаешь?

Хельги зажмурился, глубоко вдохнул, и выдал:

– Дайте порулить тонкой.

Монакура некоторое время молчал; Скаидрис щёлкал орудийным затвором; Леопард урчал, словно бронированная сытая кошка.

– Ладно уж, белобрысый, – подал голос сержант, – Уж если ты освоил великий и могучий русский язык, включая начальные уровни замороченного сленга современных металхедов Латвии всего за пару суток, то обучиться вождению этой немецкой консервной банки для тебя – всё равно, что сложить простенькую вису. Ползи сюда, ко мне, я тебе покажу, как управлять этим чудовищем.

Некоторое время танк канувшего в лету бундесвера, управляемый твёрдой рукой норвежского пирата, катался по обугленной драконьим пламенем брусчатке.

Вперёд-назад, влево-вправо, разворот на месте, раз-два-три, раз-два-три, раз-два три.

Гусеницы высекали снопы искр, башня, управляемая ливом, бешено крутилась по сторонам, ствол угрожающе торчал вверх, целясь в жёлтый диск ущербной луны.

– Komm auf! Rund achtern! Setzen die Segel! – надрывался сержант.

Этот танец продолжался долго – наконец сержант, плотно облегающий кресло водителя, словно косматый чехол, ткнул пальцем в соломенную макушку, находящуюся прямо перед его носом и хмуро потребовал:

– Всё, шабаш. Halt Wasser, суши вёсла.

Танк вздрогнул и затих.

Затих и Хельги; тело викинга вжалось в спинку сидения, нежно охваченную страшенными волосатыми лапищами наставника. Одна из конечностей отлепилась и пошла на размах. Скальд пригнул голову, ожидая веской оплеухи недовольного его работой командира. И не напрасно. Из под свисающих, спутанных кос сверкнул лёд небесно-голубых очей. Монакура Пуу щурился – только так можно было понять, что он улыбается, ибо густые усы полностью заплели его рот рыжим с сединой вьющимся волосом.

Характер последующей оплеухи заставил Хельги расслабиться – суровый гигант был невероятно доволен.

– Besanshot an*, – закончил манёвры сержант.

*Примечание: «Besanshot an» – приказ о выдаче выпивки экипажу на борту военно-морского судна.

– Эй, парни, – голос Скаидриса дребезжал, будто пивная банка, набитая канцелярскими кнопками, – Тута к нам ещё подъехали; не знаю, что они хотят нам сказать, но слушать это у меня нет никакого желания.

– Где? – волнение лива передалось новоиспечённому водителю.

– Сзади тебя, морду поверни.

Гусеницы танка снова пришли в движение, корпус развернулся на месте, башня осталась на месте.

Два тентованных армейских грузовика приближались к Леопарду со стороны уцелевшей части городка. Внезапно ожила радиостанция – датчики замигали разноцветными огоньками, динамики издали протяжный хрип, плавно переходящий в срывающийся, визгливый вокал:

– Wo ist dieser verdammte Drache? Wir werden dieses Arschloch ficken!

Монакура Пуу, пытающийся пробраться в башню, на место командира танка, смог дотянуться до передатчика – в эфир посыпались замысловатые выражения, смысл которых представлялся весьма пикантным и неопределённым.

– Я застрял, – сообщил он Скаидрису, вдоволь выговорившись, – Вали этих говноёбов, сынок. Ты справишься.

– За Хатынь, пидоры! – обратился он напоследок к немецким воинам.

Лив усмехнулся, пощёлкал рычажками, потом забрал у сержанта микрофон и молвил чувственным, как у пастора, голосом:

– Дорогие немецкие братья! Если вы знаете хотя бы одну молитву, то прочтите её. Сейчас самое время.

Тенты на автомобилях распахнулись, но прежде, чем одетые в камуфляж фигуры достигли мостовой, дуло танка извергло столб пламени. А потом ещё один.

– Scheisse! – рычал Пуу, безуспешно пытающийся дотянуться до пульта управления пулемётом.

Леопард два А шесть рванул с места прямо на две объятые огнём автомашины. Но давить было некого – осколочно-фугасные снаряды превратили транспортёры в братский крематорий.

– Как два пальца об асфальт, – древнерусская поговорка пришлась по душе норвежскому пареньку.

– Охлонись, командир, – улыбнулся лив в ледяные глаза, грозно пучившиеся на красном от напряжении лице, – Всё кончилось, мы победили.

По пепельному небу, освещённому жёлтым полумесяцем ущербной луны, величаво проплывали обрывки чёрных от сажи облаков: «абсолют, которому похуй» безмятежно встречал свежие души.

* * *

Дорожка, вьющаяся вокруг седой скалы, вскоре обратилась лестницей с истёртыми и частично разрушенными древними ступенями. Подъём оказался тяжёл – жара и вездесущие песчинки неимоверно доставляли Бездне. Крупицы песка проникли повсюду – в распущенные мокрые волосы, в армейские берцы и даже в бюстгальтер. Аглая сняла неудобный лифчик, что причинял лишь страдания и небрежно бросила его на ступеньку. Бадб одобрительно хихикнула.

– Эта лестница существует не меньше трёх тысяч лет, – сказала ведьма, – Но, бьюсь об заклад – с тем, что сейчас лежит на её ступеньках, она встречается впервые.

– А я уверена, – поддержала её Бездна, – Что ты гораздо старше этой лестницы, и, бьюсь об заклад, эти дурацкие тесёмки никогда не касались твоего тела.

Бадб тепло улыбнулась ей уголками рта. Они продолжили восхождение и, хотя слева от Бездны возвышалась неприступная стена, а справа обрывалась вниз отвесная пропасть, девушка нашла нечто, заинтересовавшее её в этом скудном пейзаже.

– Чё эта, Грим? – она указала на глубокие пещеры, вырубленные в стене.

Из разверстых, мрачных дыр тянуло холодом, а запах напомнил ей тот, что она ощутила не так давно – на норвежском кладбище, раскопав могилу Аарсета.

– Это проходы, ведущие в самое сердце скалы. А эта гора – на самом деле гигантская усыпальница, грандиозный некрополь детей Упуаут, – пояснила Бадб, – Монахи завалили эти коридоры огромными валунами, а оставшиеся жалкие закутки использовали, как кельи для своих уединений. Но отгородились они вовсе не по причине страха перед теми, кто спит в недрах этой горы. Они перекрыли проходы, дабы сберечь спокойствие вечного сна мертвецов.

– Египетские христиане никогда не отвергали своих исконных богов. Они никогда не отрекались от древних культов, а религия распятого иудея никогда не насаждалась здесь силой. Стародавние боги, владеющие Египтом, никогда не были низвержены. Это единственный во всём мире пантеон божеств, которому удалось изгнать коварного Яхве и его прихвостней прочь со своих земель. Куда-то там в пустыню, как я слышала. Эти божественные сущности никогда не покидали земли, прилегающие к излучине священной реки. Большинство из них, такие, как например наша Госпожа, изрядно устали от своей бесконечной божественной жизни, поэтому прилегли отдохнуть ненадолго. Некоторые трансформировали свою сущность в состояния, недоступные пониманию человеческим разумом. Так или иначе, но влияние исконных богов ослабло на этих землях, а на их место – тихо и мирно пришёл Чёрный Иисус.

– Да-да, ты не ослышалась, Аглая Бездна, я сказала Чёрный Иисус. Понимаешь ли, дело в том, что местный Иисус... Он темнокожий, и судя по преданиям, дошедшим до наших дней, этот святой эфиоп никогда не подвергался распятию. А некоторые местные сказители – вольнодумцы пошли дальше в своих интерпретациях библейских преданий; ими, в частности, оспаривается сам принцип чудесного непорочного зачатия.

– У жителей данной области очень популярно предание, повествующе об огромном негре по имени Мафусаил, который обладал воистину потрясающей харизмой и не менее впечатляющим инструментом. Авторитетно признано, что Мафусаил являлся воплощением самого Птаха, сошедшего на землю, чтобы радовать всех женщин этого мира. Мафусаил был знаменитым путешественником, и в своих странствиях он объездил весь земной шар, даря прекрасной половине человечества сладкие мгновения космического оргазма. Вот так и получилось, что по земле в одно и то же время расхаживало несколько чудаков, называющих себя Иисусами.

– Здесь, в Африке, практиковал Чёрный Иисус, как я уже говорила, а там за морем, – ведьма махнула рукой в неопределённом направлении, – Претерпевал свои страдания знаменитый Иисус из Назарета, а у нас в Ирландии тоже был один чудак, утверждающий, что его родным отцом является, многоуважаемый всеми кельтами, Бог-олень. Этот безобидный дурашка унаследовал от своего отца, могучего Мафусаила, недюжинную мужскую силу, а в остальном он был как и все Иисусы – нёс всякую безвредную чушь, но при этом являлся прекрасным добытчиком – умело тиражировал продукты. Из-за этого остолопа Ирландию накрыла волна ожесточённых междоусобиц – три самые могущественные кельтские королевы изъявили желание владеть этим телом безраздельно, и, чтобы не утопить наш многострадальный остров в крови, в дело пришлось вмешаться ещё одной знаменитой троице.

И Бадб похлопала длинными ресничками.

– Я, Морри и Маха, невзирая на отчаянное противодействие трёх обезумевших от похоти матриархов, похитили этого самопровозглашённого потомка Церруноса и надёжно спрятали, дабы пресечь разгорающуюся смуту и раздор.

– А как он умер? – спросила Аглая Бездна, – Я так поняла, что все Иисусы заканчивают свой жизненный путь весьма трагично.

– А этот и не умер, – ответила Бадб, – Мы забрали его домой, под курганы Сида, где он и обретается до сих пор. За прошедшие пару тысяч лет его страсть к своим спасительницам слегка охладела, а либидо слегка ослабло, но пшеничные лепёшки, солёную селедку и молодое вино он продолжает исправно множить.

Бадб замолкла и остановилась – она тяжело дышала, восхождение к монастырю по крутым ступенькам и её давалось нелегко.

Пока ведьма переводила дух, Аглая зашла в одну из пещер. Это действительно был жалкий огрызок прохода, ведущего вглубь горы. Коридор и правда оказался завален огромными валунами. Два грубо отесанных булыжника, что заменяли обитателям кельи кровать и стол составляли всё убранство комнатёнки. Испытав непреодолимое желание немедленно пожурчать, Аглая спустила трико и присела в уголке.

– Тебе не страшно с ней путешествовать? – голос Эйстейна многократно усилился, отражаясь гулким эхом от каменных стен кельи, – Эта тётка – невъебенно могучая колдунья, что делает её ещё опасней для окружающих. У этой бабы растроение личности – ты только посмотри на неё – она и ворон, и ведьма, и дракон.

Аглая Бездна потрясла задницей, стряхивая последние капли и натянула облегающие лосины. Она ничего не ответила.

Последние двенадцать часов её жизни оказались насыщены чудесными, невозможными событиями по самый небалуй. Головная боль, вызванная избытком волшебных переживаний, крепко засела в её маленькой черепной коробке. Девушка опасалась, что ещё немного и её воспалённый мозг просто лопнет, не выдержав новых потрясений. А впереди – утомительный подъём на эту чёртову гору, поэтому разговаривать с оторванной башкой мёртвого гитариста было сейчас ну совсем не с руки.

Она уже выходила из пещеры, когда Эйстейн Аарсет, возмущённый столь ярко выраженным пренебрежением к своей персоне, крепко вцепился ей в палец. Девушка пискнула; свободная конечность крепко втащила дохлому сааму промеж раскосых глазниц, обтянутых высохшей кожей. Кость хрюкнула, разжала зубы и отвалилась. Аглая Бездна пнула её ногой, но не со зла, а так, чтобы череп не скатился вниз – в глубокую пропасть.

– Так, так, так, – проворная Бадб была тут как тут.

Полуистлевшая башка с длинными и редкими чёрными космами, торчащими из облысевшего черепа, моментально оказалась в её, покрытых татуировками и шрамами, руках. Ведьма одарила Аглаю странным взглядом – так смотрят друг на друга две пантеры, встретившись на узкой переправе через бурную речку.

– И давно он у тебя разговаривает? – в голосе ведьмы проступали нотки восхищения и зависти, – Упуаут упоминала о твоих потаённых талантах, но я не придавала особого значения этим словам. А зря.

Костлявый палец Бадб погрузился внутрь ввалившейся ноздри головы мертвеца, слегка поковырялся внутри, но ничего не нашёл.

– Почему ты не подняла его целиком? Зачем нужна была эта ампутация?

Бездна хотела было включить дурочку, но внезапное понимание реальности, столь редко с ней случающееся, пронеслось по спине волной ледяных мурашек.

– Ты хочешь сказать, что это я оживила его? – спросила она дрожащим от волнения голосом.

– Ты никого не оживляла, Аглая Бездна, – рассмеялась кельтская ведьма, – Смерть – это навсегда: Эйстейн Аарсет, по прозвищу Евронимус, безнадёжно мёртв, однако то, что он находится с нами, в нашей реальности, может разговаривать и кусаться – это, несомненно, твоя заслуга, Аглая Бездна.

– Но я ничего такого не делала, – изумлённо выдохнула девушка, – И даже не думала, не желала – просто хотела его череп себе на день рождения. Ну, знаешь, сделать шкатулку для цацек, или клёвую подставку для свечей.

– Желала, – жёстко перебила её Бадб, – А сильному некроманту не нужны никакие ритуалы и прочие глупости – достаточно лишь пожелать.

– Сильному некроманту? – челюсть её большого рта отвисла вниз, придав ей сходство со Щелкунчиком из мультфильма, – Но Йоля ничему такому меня не учила; я всего лишь один раз ассистировала ей, когда мы бальзамировали мёртвую жену Аарона, там, на пароме. Это было давно – месяца два назад. Я просто бинтовала мёртвую женщину, а Йоля тихонько пела.

– Вот именно тогда, Аглая Бездна, ты и получила от Госпожи полную передачу. Это в духе Упуаут – коварно и жёстко подшутить над товарищем. Между прочим, её друг, фараон Джет, ну ты видела его... Так он до сих пор не понимает, что умер.

Бадб хрипло хохотнула.

– Ладно, – она протянула голову Бездне, – Я вижу ты совсем измучилась сегодня, но согласись – это был самый прекрасный день в твоей жизни.

– Жаль, что он кончается, – грустно согласилась измотанная девушка.

– А теперь нам надо подниматься дальше; там, наверху, мы наконец-то найдём несколько часов покоя, я и сама очень устала.

– А ты, Эйстейн, не прикидывайся немым – можешь разговаривать, и не гони – в моём обществе тебе не грозит опасность.

– Врёшь, сука коварная, – облегчённо выдохнул Евронимус, – А ты можешь присобачить меня к какому-нибудь безголовому красавчику?

– Могу, но я не сделаю этого, Эйстейн, – грустно ответила ему кельтская богиня, – Это твой персональный ад, милый. Пришло время расплачиваться за дела свои земные, склочный коротышка. Однако, надо отдать тебе должное – рифф c «Life Eternal»* – просто жемчужина.

*Примечание: Life Eternal – композиция группы Mayhem с альбома «De Mysteriis Dom Sathanas».

* * *

Однако тяжёлые испытания, как и сказочные переживания, когда-нибудь неумолимо заканчиваются. Спутницы достигли своей цели – вершина находилась совсем рядом, но дорогу им преградили массивные ворота – потемневшая от времени древесина была окована ржавыми полосами железа.

Аглая пнула препятствие – двери не поддались – ворота были наглухо заперты.

– Монахи всё ещё здесь? – обрадовалась Аглая, – Ты не поверишь, Бадб, но я ни разу не видела живого монаха. Это такие добрые бородачи в этих, самых...

– В рясах, – подсказала Бадб, – Но нет – ни одного монаха ты здесь не встретишь, – она забарабанила своим сухоньким кулачком по створке ворот, – Все местные монахи, милая моя, на небе, уж семь лет как. Или ты забыла – на дворе, между прочим, постапокалипсис. Но ты не переживай – кое-кто всё же обретается за этими дверями. И, поверь мне – он более, чем достоин знакомства с тобой. Я тебе о нём рассказывала.

– Эй, нигга, открывай уже! – возопила она в нетерпении.

– Кто там? – раздался приглушённый голос с той стороны дверей.

Потом что-то лязгнуло, скрипнуло и маленькое, зарешеченное смотровое окошечко осторожно приоткрылось.

Аглая Бездна смогла разглядеть лишь сверкающие белки глаз, бешено вращающиеся на темнокожем лице.

– Баааадб, – приятный баритон расцвёл оттенками нежности, – Как же я скучал по тебе, старая карга.

Снова скрипнуло, лязгнуло, загрохотало. Массивные створки чуть разошлись. Бадб скользнула в образовавшуюся щель, увлекая за собой Бездну.

– Здравствуй дорогой, – ведьма привстала на цыпочки; мужчина поспешно наклонил вниз лысую голову, блестевшую капельками пота.

Бледные белые руки, изукрашенные шрамами и синими письменами, обвили могучую, как у племенного быка, шею. Они обменялись поцелуем – жарким, страстным. Ласка затянулась. Изящное тело Бадб крепко прильнуло к великолепно развитому, мускулистому мужскому торсу. Бездна в нерешительности переминалась с ноги на ногу; Аарсет издавал странные звуки, похожие на тяжёлое, прерывистое дыхание, будто бы он сам, на своих собственных ногах, что валялись сейчас в раскопанной могиле на сожжённом драконьем огнём норвежском кладбище, прошёл весь этот тяжёлый подъём.

– Познакомься, Аглая Бездна, – наконец произнесла Бадб, нехотя отстраняясь от мужского тела, – Это Йонас, мой старый друг.

– Аглая Бездна, – девушка протянула негру руку.

– Твоя дочка? – пророкотал темнокожий гигант, осторожно принимая рукопожатие.

Его чёрные пальцы с желтыми ногтями нежно пробежались по женской ладони, ощупывая чудовищные мозоли, оставленные рукояткой йолиного меча.

– Ты воительница? – он окинул девичью фигуру тёплым взглядом карих глаз.

Аглая молча кивнула.

– Первый махири армии Госпожи. Она разбудит спящих в скале, – добавила Бадб.

Аглая Бездна поперхнулась. Евронимус многозначительно хрюкнул. Йонас уважительно потряс девичью руку и спросил, указывая на мёртвую башку:

– Твой фамильяр?

– Можно и так сказать, – ответила ошеломлённая Аглая.

Гигант посторонился, пропуская их вперёд.

– Будьте моими гостями, проходите.

Убогий дворик, где они оказались, поражал чистотой. Древние, расстрескавшиеся плиты под ногами были тщательно выметены. На длинных шестах сушились рыболовные сети. Над двумя рядами ровных грядок маленького огородика торчало огромное пугало, наряженное в коричневую, полуистлевшую рясу, точь-в-точь такую же, как и на хозяине этого места.

– Отличное место для твоего дружка, – хохотнул гигант, указывая на скособоченное чучело.

Аглая пригляделась и заметила, что у того отсутствует голова.

– Дешёвая провокация, заставляющая меня подать голос, – презрительно процедил Эйстейн.

– Верно, – Йонас широко улыбнулся, – Но ведь работает же. Как тебя зовут, тварь несчастная?

– Звали Эйстейн. Эйстейн Аарсет, – вздохнул череп, – Кстати я согласен и на такое тело.

– Ты тоже бог? – Аглаю Бездну изрядно пошатывало.

Девушка предчувствовала, что вот сейчас, прямо сейчас, она потеряет сознание и рухнет прямо на эти древние, истёртые плиты.

– Сын человеческий, – ответил негр и, приобняв девчушку, пробасил, – Я вижу, что вы нуждаетесь в отдыхе и добром ужине.

– Ого, – заметил он, ощутив под ладонями превосходно развитые мускулы женских плеч, – Сама Артемида сочла бы за честь иметь такое великолепное тело.

– Ты её тоже щупал? – хмыкнула Бадб.

Они вошли в низенькую дверцу единственной храмовой пристройки и оказались в небольшом помещении, напоминающим обеденную залу средневековой харчевни.

Казалось, их здесь ждали. Над очагом, полыхавшем зеленоватым пламенем, булькал видавший виды, помятый котелок. Деревянные стулья с высокими спинками были предусмотрительно отодвинуты, ожидая задниц дорогих гостей. От терпкого аромата, витающего в комнатёнке, рот Бездны вмиг наполнился голодными слюнями. Бадб хищно воззрилась на котелок.

– Присаживайтесь, дорогие гости, откушайте, что Бог послал, – Йонас возложил свои чёрные руки Бездне на плечи – ноги девушки подкосились – она тяжело плюхнулась на сидение.

Невзрачное бурое варево оказалось великолепной похлёбкой. Горячая подлива, сдобренная изрядной порцией острых приправ, заставила Аглаю забыть обо всём на свете. Невзирая на то, что в течении этого чудесного дня, она и Грим уже слопали пару коров, девушка жутко проголодалась.

Не дожидаясь пока опустеет её плошка, чёрный Йонас подложил ей добавки.

– Нравится? – спросил гигант, – Сегодняшний улов.

Первая порция еды даровала наслаждение, вторая оглушила, словно удар пыльным мешком по голове – в глазах у девушки поплыло, руки и ноги отяжелели.

– Пойдём, махири, я покажу тебе твою комнату, – Йонас помог подняться ей со стула.

– Сегодня её день рождения, – сказала Бадб, – И мы немного подустали, пока праздновали, поэтому я бы тоже прилегла.

– В той комнате всего одна кровать, – ответил эфиоп, – Но есть ещё одна, свободная...

– Да знаю я, знаю, старый проказник, она находится в твоей спальне.

– Спасибо тебе, Грим, это был самый лучший день в моей жизни, – голос Бездны дрожал от усталости и волнения, – Самый лучший подарок это то, что у меня наконец-то появилась подруга.

– Спокойной ночи, Аглая Бездна, – улыбнулась Бадб.

Её мертвенно-бледное лицо слегка порозовело.

– Можно я останусь здесь? – подал голос Эйстейн, – Я конечно тоже устал, но у меня есть пара неотложных вопросов к этой груде чёрного сала.

– Веди себя прилично, недомерок, – Аглая Бездна водрузила на стол полуистлевшую башку Евронимуса и поплелась прочь, поддерживаемая под руку чернокожим Иисусом.

* * *

Она пробудилась глубокой ночью: невыносимо жёсткие доски топчана, служившего ей постелью, доставляли океан страданий даже её тренированному телу; над ухом постоянно жужжали невидимые насекомые; в комнате стояла жуткая жара. Футболка, в которой она спала, промокла насквозь. Мучительно хотелось выпить холодной воды, подышать свежим воздухом и пописать.

Аглая Бездна стащила пропитанную потом майку и, завернувшись в драную простыню, служившую ей одеялом, спустилась вниз по скрипучей деревянной лестнице. Кухня освещалась светом пары скромных лучин, огонь в камине уже угас – угли тлели кровавой россыпью. За столом, подперев голову могучими руками, восседал Йонас; отражение пламени танцевало по блестящей лысине. Между его широко расставленных локтей расположился Эйстейн —двое полуночников оживлённо болтали.

– Не спится на новом месте, махири? – поинтересовался Йонас и, не дожидаясь ответа, добавил, – Нам тоже; мы вот, как видишь, беседуем.

– Мне бы хотелось попить воды, – промямлила Бездна, – Тут есть холодная, чистая вода?

– Холодной нет, – хохотнул чернокожий гигант, – Тут вообще нет ничего холодного, даже лягушки, что выползли из Нила подышать ночным воздухом, даже они – тёплые. Это же Африка.

Он огладил кучерявые клочки, что росли у него на подбородке вместо бороды, и махнул в сторону двора:

– Найдёшь там бадью, я выставил охладиться.

Вода действительно оказалась безнадёжно тёплой. Бездна, стоя на коленях рядом с внушительным сосудом, лакала, как собака – ни кружки, ни ковшика рядом не наблюдалось. Как, впрочем, и туалета. Аглая подёргала пару наглухо запертых дверей, с сомнением оглядела пересохший фонтан и, не в силах больше терпеть, присела возле массивных ворот. Иссиня-чёрные небеса рассыпали перед её взором мерцающее серебро созвездий. Тысячи, миллионы, миллиарды звёзд. Холодных огоньков было намного больше, чем могло вместить небо. Ничего подобного она раньше не видела. Так и сидела – со спущенными трусами и открытым от восхищения ртом. Потом вернулась назад, на кухню.