Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 52 страниц)

– Могу, – скромно ответствовал старый повар.

– Вот и я говорю – на погосте работал профессионал, – кивнула кривушка.

– Но это ж не значит, что она из Японии, – предположил Якоб, – Может ли эта дрянь быть одной из вас?

– Теоретически может, – ответила Соткен, – Но предпочесть холодный меч доброй пушке способны лишь отмороженные японцы.

– И то верно, – согласился старик, – Сука, нам здесь только якудзы не хватает. Собирайся, утром поедешь со мной за телом Ханселя. Посмотрим, что за бляцкая Клеймор заехала на нашу территорию.

* * *

– Он очухался, – сообщила Аглая.

– Ага, – кочерга приблизилась к подбородку Ханселя, тот мучительно застонал.

Однако, когда закопчённый металл коснулся кожи, пытаемый облегчённо выдохнул – чугун успел остыть.

Кончик каминного девайса приподнял подбородок пленника, отстранённый взгляд ледяных глаз равнодушно скользнул по лицу распятого.

– Ты отлично справился, Хансель, толково изложил. Тебе полагается поощрение.

Монакура качнул лохматой головой – Аглая забралась на алтарь с флягой в руке.

– Он хочет что-то добавить, – произнёс женский голос.

Йоля тихонько подкралась и теперь стояла рядом с лохматым гигантом, пристально разглядывая мученика.

Раненный поперхнулся водой, обрызгав себя и Бездну. Та отёрла лицо ладошкой и похлопала Ханселя по щеке:

– Плохой мальчишка. Тебе же приказано – сдать с потрохами, а ты юлишь.

Она спрыгнула вниз. Монакура бросил кочергу в огонь.

– Я люблю свою сестру, – прошептали распухшие губы, – И она меня любит. Она придёт за мной, и, узнав, что я жив, отдаст всё за мою жизнь.

– Они любовники, – пояснила Йоля.

– Откуда знаешь, тётенька? – спросила Аглая.

– На нём написано, – неуверенно объяснила та.

– На роже написано, – поправил предводительницу сержант, – Правильно будет сказать: «У него на роже написано». Это правда, извращенец?

Хансель слабо кивнул, его бледное лицо зарделось.

– Любовь между братом и сестрой теперь порицаема? – удивилась Йоля, – Такие отношения считаются высшей ступенью нежности. Все Великие Фараоны обладали столь редким уровнем чувственности, поэтому женились на своих сёстрах. Или дочерях.

Она с сочувствием взглянула на пленника.

– Я постараюсь убедить твою сестру принять верное решение. В любом случае, вы будете вместе.

Аглая подёргала красноволосую женщину за руку:

– Йоля, давай поменяем этого клоуна на ништяки, и поедем отсюда прочь. Этот перец трахает свою сестрёнку, а та в нём души не чает. Мы можем многое выменять за его персону. Давай для начала пошлём его сестре сюрприз.

– Ага, – поддержал Монакура, – Палец, или глаз. Я умею аккуратно вынимать глаза. Зальём самогоном – будет долго хранится.

Йоля улыбнулась:

– Не надо, они сами к нам утром явятся. Я придумала кое-что поинтересней. Они отдадут нам всё.

Предводительница поднялась и, взяв рулон спальника, направилась к лестнице на колокольню:

– Нужно приготовится, но сначала поспите, мои хорошие, а злая сука вас постережёт, – произнесла она, сгибаясь перед низкой притолокой дверного проёма, чтобы уберечь лоб.

Грим, смешно прыгая на своих устрашающих лапах, двинулся следом. Аглая и сержант озабоченно переглянулись.

– Спокойной ночи, – прозвучал её бархатный голос напоследок.

Деревянные ступени почему-то не скрипели под её, весьма приличным для женщины, весом. Вскоре с колокольни послышался протяжный вой.

– Обострение, – подытожил сержант.

– Меня от неё колбасит, – призналась Аглая Бездна.

– Я как-то раз спросил, кто или что она такое, – поделился сержант, – И знаешь, что она ответила мне?

– Что? – девушка открыла рот и выпучила глаза.

– Что она раньше была собакой, – ответил Монакура, – Но ангелы заколдовали её и превратили в человека, и теперь она ищет их, а когда найдет – рассчитается за всё.

– Ну, пиздец, – пробормотала Аглая Бездна, устраиваясь поудобнее в своём пуховом спальнике.

Через пару ударов сердца с её топчана раздался могучий храп.

На кресте, привязанный к телу Спасителя, дрожал от холода и неизбывного ужаса, наполняющего его сердце, бедняга Хансель.

* * *

Скрипнула дверь, Скаидрис приподнялся на локте. Она скользнула в постель и прижалась к нему всем телом. Тяжёлый запах спирта, крови и пота. Её всю трясло.

«Возьми меня. Утешь. Что ты медлишь?»

Он нежно обнял голые плечи, погладил по окровавленной голове, потянулся ртом к раскрытым губам. Она отстранилась. Размахнулась. Ладонь врезалась в его лицо, разбивая губы.

«Сзади, жёстко».

Скаидрис зарычал, развернул её спиной, намотал остатки волос на своё запястье. Резко вошёл. Она неприязненно дёрнулась – член выскользнул.

«В задницу, кретин, Мой брат трахает меня в задницу. Ну?»

– Скай! Вставай, нам пора собираться.

Скаидрис пытался поймать ускользающий сон, но тот растворился, будто соль в стакане кипятка.

Он приоткрыл глаза. Толстая морда в белом поварском колпаке колыхалась над ним, жирные пальцы трясли его плечи.

– Отвали нахер, Якоб, я проснулся.

Кенгуруха с мёртвым Бедржихом Сметаной*, рваные выцветшие джинсы, высокие конверсы. Вместо зубной пасты на щётку – пара мазков белого театрального грима на щёки. Вместо порошка в кофеварку – полосы сажи под глаза.

– Ты знаешь парень, о том, что дрочишь во сне? Отчаянно и громко? – спросил старый повар.

– Знаю, – ответил Скаидрис, – Пошли уже.

*Примечание: Беджрих Сметана, 1824 – 1884 гг., чешский композитор. Искренне уважаем металлистами. В 2014 году позировал для обложки музыкального альбома группы «Cult Of Fire».

Они вышли во двор. Под подошвами кед треснула кромка льда. Сука, месяц май. Или не май?

– Какой сейчас месяц, старик?

– Вроде март, – ответил старик, – А может апрель. А тебе то зачем знать?

Скаидрис пожал плечами. Он уставился на маленькую, кривую женщину, ожидающую возле броневика.

– Зачем она? – прищурился парень, – Хочешь выставить своего бойца?

– Как вариант, – задумчиво протянул Якоб.

– А этот однорукий хер нам на кой сдался?

Восковое лицо Смачного напоминало посмертный слепок; глаза сощурены в две узкие щёлочки, бескровные губы плотно сжаты. Скаидрис кивнул на перемотанную культю:

– Хочешь руку найти? Думаешь, пришьют?

– Хочу посмотреть на того, кто смог это со мной сделать, – ответил тот высоким и резким, как у евнуха, голосом.

– Отличная бригада, – похвалил Скаидрис Якоба, – Жирный повар, однорукий боксёр, кривая старуха...

– Говнарь-рукоблуд, – добавил старик.

– Не переживай, Скай, если что, я не подведу, – Смачный потряс в воздухе склянкой, под завязку забитой двухцветными пилюлями, – Я чувствую себя способным добежать до Пекина, вместе с Соткен на закорках.

– Поехали, – скомандовал Якоб.

– А стволы? – удивился Смачный.

– Вы уже ходили к ним со стволами, – ответил повар, – Двадцать человек. Мы не стрелять туда едем, а Ханселя забирать, так что веди себя прилично, здоровяк. Залезайте и гроб погрузите. Я поведу.

– Стойте, – дверь казармы хлопнула, – Я с вами.

Заплаканная девушка с окровавленной плешью на голове спустилась по ступенькам. Под мышкой она сжимала обнажённое мачете.

Старый повар открыл рот, а потом закрыл. Он обречённо махнул рукой в сторону бронеавтомобиля. Скаидрис пропустил в десантный отсек обеих женщин, однорукого бойца, запихнул туда же оцинкованный гроб и захлопнул дверцы.

* * *

В салоне броневика царил полумрак. Откинув длинные волосы с лица, Скаидрис смотрел на Герту, пристально и жадно. Она отвечала ему взаимностью: её пустой взгляд проходил сквозь него, словно солнечные лучи, пронзающие узор паутины. Она его не видела. Никогда не видела. Юноша вздохнул, нахлобучил на голову капюшон, прислонился затылком к холодной броне и закрыл глаза.

– Я отказалась от её предложения, я уже рабыня. Она обещала сохранить мои оковы. Но мне страшно подумать о том, что она попросит взамен.

– От чего ты отказалась, Герта? – встрепенулся Скаидрис.

Девушка посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты тоже не хочешь быть свободным? Верно, Скай?

Она снова застыла в оцепенении.

Через час броневик миновал гостеприимно распахнутые ворота кладбища. Падре встречал их на ступеньках церкви, облачённый в фиолетовую мантию и высокую митру. В руках он сжимал штурмовую винтовку.

– Добро пожаловать, – приветствовал их святой отец мелодичным девичьим голосом, – Умирать сразу будете, или грехи вам отпустить?

– Кто старший? – спросил Якоб.

– Папа с мамой заняты – со мной говори, старик. Ты странно одет, пипаркукасы печь собрался?

Вперёд выдвинулась Герта:

– Я хочу забрать тело своего брата и поговорить с той, что его убила.

– Убила? – удивилась девчонка, переодетая священником, – Живёхонек твой братец, сама полюбуйся.

Она ткнула вверх стволом винтовки.

Все задрали головы.

На самом краю парапета церковной башни переминался босыми ногами живой Хансель. На полоске скотча, залепившего его рот, красовалась нарисованная широкая улыбка.

– Видишь? Смеётся над нами, Гиунплен херов.

Шею Ханселя обвивала петля, другой конец верёвки навязали на колокольный язык. Юноша с трудом балансировал на узкой каменной ограде.

– Вы уж не пугайте бедолагу, – попросила девчонка, – Разволнуется, не ровен час – оступится. Хорошенько думайте, прежде чем что-нибудь сделать.

– Мы разговаривать приехали, – сказал Якоб, – У нас оружия нет.

– Правда? – спросила девчушка, – А это, блядь, что?

Она указала на Герту. Девушка замерла, будто каменная статуя, а на её худеньком плече возлежало лезвие обнажённого мачете.

– Она сильно переживает за своего брата, – вступился Якоб.

– Ага, – согласилась Аглая Бездна, – Хочет поскорее встать перед ним на четвереньки. Нам всё этот перчик выложил.

Скаидрис порывисто дёрнулся в сторону ряженой. Громыхнуло. В сантиметре от носка драного конверса земля взлетела вверх фонтанчиком грязи. Аглая погрозила ему пальчиком.

– Не балуй, чучело. Чего это там у тебя на футбике? Фаер Культ? Годно.

Якоб поднял вверх руку:

– Заканчивайте представление ломать. Давайте договариваться. По чесноку порешаем. Выплатим вам репарацию за ночной набег, и за погибших ваших, ежели есть таковые. Ханселя мы заберём, а вам свободу предоставим. Живите, стройтесь, или к нам в отряд вступайте. В почёте будете у пацанов наших. Им такие дерзкие пассажиры по душе.

– Нормальные пацаны по чесноку стрелу забивают, а напасть ночью на мирных путешественников – это, блядь, оголтелый беспредел. То бишь удел позорных татей, – ничуть не смутившись, ответила девчонка.

– Позови её, – тихо попросила Герта, – Она меня ждёт.

Будто бы в ответ на её просьбу, двустворчатые двери церкви распахнулись. На пороге возвышалась Йоля. Волосы спутанными прядями свисали вниз. Сквозь красную медь блестели жёлтые глаза. В руках она мяла толстые перчатки, сшитые из кусочков потёртой кожи. Женщина оглядела лица собравшихся.

– Отчаяние замораживает кровь, а ярость заставляет её кипеть. Этим ледяным кипятком воины покрывают свои тела, когда вступают на тропу войны. Все вы хотите меня убить, и я дам вам этот шанс.

– Ты обещала мне Ханселя, – произнесла Герта.

Она ожесточённо кусала свои губы, по подбородку девушки стекала струйка крови.

– И я сдержу обещание, – ответила Йоля, – Но я не обещала, что ты останешься живой.Однако можешь попытаться. Все вы можете.

Она обвела группу собравшихся остриём обнажённого меча.

– Короче, если без пафоса, то расклад простой, – пояснила Аглая Бездна, – Убьёте её – забирайте своего Ханселя и валите нахуй отсюда. Что будет в противном случае, думаю, объяснять вам не нужно.

Герта словно бы пробудилась, её глаза полыхнули синим пламенем. Она обвела взглядом соратников. Якоб молчал, только щурил свиные глазки; разглядывал Йолю, оценивал.

– Поединок, – оскалился Смачный.

– Почему бы нет, – улыбнулась Соткен.

Скаидрис не ответил, его вниманием завладела высокая, красноволосая женщина, стоящая в проёме церковных дверей.

С этой бабой что-то было не так.

Широко распахнутые глаза отливали золотом и багрянцем, искрились изумрудной зеленью, меняли оттенки, словно в калейдоскопе. У Скаидриса закружилась голова. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, старался больше не смотреть ей в лицо.

– Нарисуй круг, – сказала Йоля, обращаясь к Соткен, – Ты знаешь, какой нужен.

Та удивлённо вскинула вверх татуированную бровь:

– А драться мы чем будем? У нас только это гавно, – она кивнула на мачете Герты.

– Я предвидел подобный исход переговоров, – сказал толстяк, – У меня кое-что припасено.

Он двинулся в сторону броневика.

– Без фокусов, жирный, – Аглая щёлкнула предохранителем «Диемако», – Бог всё видит.

Она махнула в сторону башни. Рядом с босыми ногами Ханселя возвышалась огромная фигура, вооружённая снайперской винтовкой.

– Не переживай, преподобный, всё пучком будет.

Покопавшись в чреве броневика, повар вскоре вернулся назад, и не с пустыми руками. Он опустился на корточки и развернул продолговатый свёрток.

– Выбирайте, – сказал он Смачному и Скаидрису, – Оружие простое, но беспощадное.

– Годится, – однорукий боксёр оценил волнующий вес бейсбольной биты, усеянной вбитыми гвоздями.

Скаидрис сплюнул на землю и взял в руки обрезок водопроводной трубы.

– А это тебе, – он протянул Соткен узкие, слегка искривлённые ножны; повар бросил в сторону Йоли вызывающий взгляд, но та продолжала скучать на ступеньках.

– Дайто, – обрадовалась Соткен.

Она извлекла катану из ножен, осмотрела, осталась довольной.

– Хорошая работа. Где взял?

– Моя личная. Сорок лет назад к нам пацаны из Японии приезжали, в гости, а среди них оружейник был, он и сделал. Я так и не освоился с ней. Мне сподручней вот это.

И старик продемонстрировал Соткен кусок метровой арматуры, загнутый в крюк с остро заточенным кончиком.

– Якоб Крюк, – грустно улыбнулась Герта далёкому воспоминанию, – Твоё прозвище в молодости.

– Хорош писюнами меряться, – поторопила Аглая, – Time to die. Круг рисуйте.

Соткен вышла на середину дворика, воткнула в размякшую землю меч. Разметила площадку – пять шагов от клинка во все направления света. Концы креста Скаидрис и Смачный соединили кривыми бороздками, прокопав те при помощи своего оружия.

– Правила, замечания, предсмертные желания, – спросил у Йоли толстый повар.

– Только одно, – ответила та, – Тот, кто покидает границы круга поединщиков, считается проигравшим и его судьба всецело передаётся в руки победителя.

Якоб кивнул головой.

– Это всё? – свирепо спросил Смачный и сплюнул на землю.

– Всё, – улыбнулась ему Йоля.

– Иди сюда, сука, – боксёр хлопнул основанием биты о ладонь левой руки.

Но та отсутствовала и шипы биты вонзились ему в коленку. Он охнул и зажмурился от боли.

– Вот же клоун, – умилилась Бездна, – Идите в загон, барашки.

– А что тебе мешает пристрелить нас после того, как мы её убьём? – спросил Скаидрис.

– А что мне мешает это сделать прямо сейчас? – спросила Аглая.

Йоля засунула руку под подол мини-платья, поправила врезавшиеся в задницу трусы, и спустилась по лестнице. Мускулистые ноги, обутые в страшенные гады, переступили бороздку и замерли. Её меч оставался в ножнах, а те она держала у розовых, покрытых кровоподтёками, коленок. Пятеро оппонентов вступили в круг.

Соткен грубо оттолкнула Герту назад, и скомандовала остальным:

– Стойте здесь. Прикройте её своими телами. Отбивайте атаки. И не мешайте мне.

Она вышла вперёд, переваливаясь с ноги на ногу, будто старая неуклюжая утка.

– Готовы? – спросила Бездна.

– Готовы, – просипела Соткен, облизнув пересохшие губы.

Йоля кивнула.

Аглая Бездна взмахнула рукой. На колокольне громыхнуло. Земля посередине круга взлетела струйками грязи.

Комочки земли, поднятые вверх выстрелом, всё ещё продолжали свой полёт, а неподвижная фигура высокой женщины исчезла, превратилась в размытое движение, в тень, мелькнувшую мимо Соткен.

Та успела ударить – вслепую, наугад. Катана со свистом разрезала воздух, не встретив сопротивления. Но Соткен знала – клинок достиг цели.

Кривушка моментально развернулась, поменяла стойку, приготовилась к новой атаке. Но той не последовало. Её противница замерла перед сбившимися в кучу бойцами. Йоля пошатнулась, обнажённые ноги подкосились и она мягко опустилась на колени. Все оцепенели, поражённые произошедшим.

Когда алая кровь пала на землю тяжёлыми каплями, бойцы очнулись.

– Хуярь её! – возопил Смачный высоким бабьим голосом.

– Ай молодца, Соткен! Подрезала суку! – вторил ему обрадованный Якоб.

– Добиваем, добиваем! – визжал за их спинами Скаидрис.

«Может стоит подарить ей смерть от меча?» – подумала Соткен, приближаясь к коленопреклонённой женщине осторожными приставными шагами.

Острие катаны нацелилось в красный затылок.

Кривушка бросила взгляд на стремительно приближающихся бойцов – оружие воздето вверх, лица перекошены от ярости.

«Поздно», – поняла она, – «Ей придётся почувствовать себя отбивной котлетой».

Она остановилась и опустила вниз самурайский клинок.

Обнажённые, покрытые рыжим пушком руки коленопреклонённой жещины, всё ещё сжимающие меч в ножнах, пришли в движение. Правая потянула вправо, левая устремилась влево. Блеснула тусклая сталь. У Соткен перехватило дыхание, холодная волна ужаса пронеслась по позвоночнику.

– Назад, кретины, – завопила она бойцам, а сама бросилась вперёд, отводя катану для рубящего удара.

То, что воткнулась ей в лоб, не походило на лезвие меча.

«Ножны», – восхищённо подумала Соткен, – «Она уложила меня ножнами».

Кривушка повалилась на спину, подняв тучу грязевых брызг.

Внушительные фигуры соратников закрыли от глаз Скаидриса коленопреклонённую женщину.

«Ударить я не успею», – понял юноша.

Шипованная бита Смачного опустилась вниз, крюк Якоба резанул воздух.

Скаидрис обернулся к Герте. Девушка стояла у него за спиной.

– Вот и всё, – он ободряюще улыбнулся ей.

– Вот и всё, – согласилась та, взирая поверх его плеча.

Парень снова повернулся, следуя безнадёжному взгляду девичьих глаз.

Она стояла перед ним. Восходящее солнце воспламеняло красную медь её волос, пронырливые лучи бесстыдно пронзали пелену короткого подола, освещая внутреннюю часть крутых бёдер. Жёлто-зелёные глаза смотрели ему в лицо.

Сзади, на земле, корчился Смачный. Бывший боксёр лупил о землю битой, зажатой в единственной уцелевшей конечности. Его, отрубленные по колено, ноги лежали рядом. Тут же валялся толстый Якоб. Крюк с которым он бросился в атаку, торчал у толстяка из спины.

– Обернись, сладенькая, – раздался хриплый голос.

Маленькая кривая женщина ковыляла к Йоле, держа над головой самурайский клинок.

– Вперёд, малыш, не дрейфь, она смертельно ранена, – ободряюще крикнула Соткен, – Помоги ему девчонка, сейчас мы уложим эту бешеную суку.

– Ура, ребята! – воодушевился Смачный.

Его бита, запущенная могучей рукой, понеслась Йоле точно в голову.

Красноволосая небрежно отбила ту, будто надоедливую осу, поймала на перекрестье гарды опускающееся оружие Скаидриса и крутанула свой меч. Трубу вырвало из рук юноши, как если бы она попала в спицы мчащегося колеса. Навершие датского полуторного меча впечаталось ему в лоб.

«Похоже на перевёрнутую грушу», – успел подумать Скаидрис.

В глазах потемнело. Он грохнулся на задницу, потом повалился на спину. Белые подошвы драных конверсов взметнулись вверх.

– Тёть, ты бы не могла танцевать помедленнее? – попросила с края круга ряженая епископом девчонка, – Ты слишком быстро двигаешься, ничего не разобрать. Я хотела бы видеть, как ты убиваешь. Имею право – ты полгода мучила меня в подобном этому круге.

Йоля пожала плечами, пнула в лицо пытающегося подняться на ноги Скаидриса и отошла в сторонку, позволив Соткен доковылять до Герты.

Кривая карлица с дурацкой причёской в виде загнутых рогов и тощая девчонка с торчащими из плешивой головёнки окровавленными космами встали плечом к плечу. Скаидрис, сидя в луже, отплёвывался кровью с разбитых губ, Якоб, нанизанный на крюк, не подавал признаков жизни, а Смачный исторгал поток изощрённой, обсценной лексики.

Йоля переместилась к бывшему боксёру и нарочито медленно отсекла ему последнюю руку. Обрубок и не подумал заткнуться. Тогда она отрубила ему голову а после пнула её сапогом. Потом уставилась на девушку. Бездна одобрительно похлопала в ладоши.

Поединщица перехватила удивлённый взгляд Соткен, адресованный окровавленной прорехе на её плоской груди. Сквозь рассечённые края ткани белела молочно-белая кожа, усеянная веснушками.

– На мне всё заживает, как на собаке, – объяснила она недоумевающей кривушке.

– Мы сдаёмся, – раздался голос из грязи.

Старый Якоб силился дотянуться до крюка, прочно застрявшего у него в спине.

– Отпусти девчонку, а с нами можешь делать всё, что хочешь.

– С хуя ли? – возмутилась Соткен, – Бой не окончен.

– Вот-вот, – поддержала её Аглая Бездна, – Тётя обещала всех вас убить.

Йоля подняла вверх руку.

– Кто хочет сохранить жизнь, выйдите из круга.

Её никто не услышал.

– Позаботься о моих людях, старик, – Герта бросилась в атаку, размахивая мачете.

Соткен атаковала изящным уколом, эта старая калека двигалась поразительно быстро.

Полуторный датский меч мелькнул веером, прочертив в воздухе подобие восьмёрки. Мачете откинуло в сторону, катана устремилась в противоположную. Чудовищная сила инерции утянула Герту за своим оружием, а Соткен метнулась за своим, будто привязанная к ноге скорохода пудовая гиря. Сделав несколько шагов, Герта упала на четвереньки. Кривушка с видимым трудом удержалась на ногах.

– Теперь видно? – поинтересовалась Йоля у девушки, ряженой епископом.

– Крови давай, тёть, – потребовала та.

Йоля развернулась к противницам.

Лезвие катаны рубануло сверху, наискосок. Японский меч обратился стальным росчерком, неуловимым для человеческого глаза. Фигура Йоли растаяла; силуэт смазался и сдвинулся в пространстве. Затем мелькнул датский меч – Йоля контратаковала. Куртка Соткен, наглухо застёгнутая на груди, с треском разошлась. Алая лента рассекла ключицу женщины.

– Возвращаю должок, – улыбнулась Йоля.

Последующий взмах катаны вновь встретил лишь пустоту; фигура красноволосой женщины сместилась назад, навстречу Герте. Та нанесла короткий рубящий удар, и в воздух взметнулась отрубленная женская кисть. Та сжимала рукоятку мачете. Герта упала на колени, прижимая к груди кровоточащий обрубок.

– Какие шикарные сиськи! – взвизгнула Аглая, указывая на обнажившуюся грудь Соткен.

Те и правда поражали.

– Агррраххх, – Скаидрис нёсся на противника, высоко воздев обрезок трубы.

Распущенными волосами и расквашенной мордой парень напоминал дикого германца, доведённого до отчаяния умелыми римскими солдатами.

Йоля слегка отклонилась. Скаидрис нанёс удар и, естественно, промахнулся. Когда его тело, следуя инерции, сделало несколько шагов вперёд, воительница наградила его чудовищным пинком мускулистой ноги. Некоторое время парень ожесточённо танцевал на краю круга – так упрямый пенсионер, попавший на гололёд, выделывает умопомрачительные телодвижения, прежде чем грохнуться и сломать себе ногу.

Драный кед, из которого торчал голый палец, опустился на землю. И эта земля находилась за пределами бороздки.

– Сука, – пробормотал Скаидрис.

В челюсть впечатался приклад канадского «Диемако», повергнув его на землю. Второй удар вынудил парня ткнуться рожей в грязь.

– Сидеть смирно, – приказала девушка в митре, – Рыпнешься – пристрелю к хуям.

Голова паренька поникла, путаные волосы завесили скорбное лицо, наполовину погружённое в жижу. Скаидрис не хотел видеть то, что происходило в круге. А зря. Посмотреть было на что.

Взбешённая кривушка разразилась яростной серией – смертельное, неотразимое комбо. Впустую. В прямом смысле слова. Йоля уходила из под ударов, исчезая и появляясь на новом месте. Аглая Бездна такое уже видела. Подобным образом передвигались киношные вампиры – герои доапокалиптических ужастиков категории «B».

– Охуеть, – прокомментировала впечатленная девушка.

Йоля будто бы ждала этого возгласа. Она прекратила мельтешить и нанесла один единственный удар – датский меч мелькнул возле лица кривушки. Соткен содрогнулась и выронила меч. Из слегка рассечённого кончика носа и ювелирно взрезанных губ на подбородок женщины хлынул поток алой крови.

– Испанский поцелуй, – булькнула поражённая женщина.

Она склонила голову:

– Я принимаю поражение.

Йоля кивнула и указала клинком на Якоба.

Соткен ухватилась за крюк и потащила повара прочь из круга: так тащат тушу свиньи на разделочный топчан.

– Моя девочка! – визжал и упирался толстяк, протягивая жирные руки-окорока в направлении сжавшейся в комок Герты.

Йоля медленно приблизилась к девушке. Острие обнажённого меча прочертило глубокую бороздку в размякшей земле. Сверху раздался пронзительный вопль – Хансель наконец-то прогрыз полоску скотча, что делала его тихим и улыбчивым.

– Ты уверена что хочешь отвергнуть служение Госпоже ради этого засранца?

Йоля указала клинком вверх.

– Я не слуга, я рабыня. Его рабыня, – Герта подняла вверх голову, вглядываясь в очертания Ханселя, – Ты обещала мне покой.

– Так тому и быть, – тяжело вздохнула Йоля.

Датский меч свистнул; отрубленная голова взлетела в воздух и шлёпнулась в лужу.

Хансель прыгнул вниз и задёргался; верёвка натянулась, язык колокола пришёл в движение. Под этот похоронный звон высокая женщина подошла к обезглавленному телу и опустилась возле него на одно колено. Она набрала пригоршню тёмной влаги, что толчками выплёскивалась из разрубленных сосудов и размазала жидкость по своим волосам. Потом поднялась на ноги. Кровь стекала по её лицу и шее. Багровые струйки, словно пронырливые красные змеи, устремились за глубокий вырез чёрного платья. Наступившую тишину нарушил хлопок выстрела из снайперской винтовки, возвещающий окончание поединка. С неба, кружа, спустился огромный чёрный ворон, и, обхватив отрубленную женскую голову чешуйчатыми лапами, погрузил длинный  клюв в широко распахнутый голубой глаз, что с ненавистью глядел в ясное, безмятежное небо.

* * *

– Что делать с ними, Йоля? – Монакура кивнул в сторону трёх выживших в схватке бойцов.

Взгляд жёлто-зелёных глаз равнодушно скользнул по лицам недавних противников: старый Якоб, освобождённый от крюка, что недавно торчал у него из спины, безвольно развалился на ступеньках лестницы, ведущей ко входу в кирху; над ним склонился Скаидрис: юноша прижимал к спине толстяка окровавленную тряпку; рядом сидела Соткен. Кривушка безуспешно пыталась остановить кровь, истекающую из рассечённых носа и губ.

– У меня есть задание для толстого повара,– сказала Йоля, – Судьба пацана и старухи меня мало интересует, но я не стану возражать, если они присоединяться к нам. Но только по доброй воле. В общем и целом, Монакура Пуу, они твои. Я знаю: ты просто одержим идеей создания отряда наёмников. А я не против. Кстати, мне будет приятно, если все вы будете называть меня Госпожой, как в той книге, которую ты мне недавно читал – там, где у персонажей весьма забавные прозвища.

– В таком случае, – в бездонном космосе пустых глаз сержанта мелькнула падающая звёздочка; Монакура Пуу заметно оживился, – Было бы здорово если бы мы дали имя нашему отряду.

– Ага,– согласилась Йоля, – всё по канонам.

– И как назовём? – спросил Пуу.

– Я доверюсь твоему вкусу, милый, – длинная узкая ладонь выскользнула из проклёпанной перчатки мечника и нежно погладила гиганта по заросшей щеке.

– Вы как дети малые, – фыркнула Аглая Бездна, – Какие, блядь, наёмники? К кому наниматься? И какую плату запрашивать? Мешок гнилой картошки или чемодан никому не нужных банковских купюр?

Двое– невозможно высокие мужчина и женщина– завороженно таращились друг на друга, не в силах отвести взгляд. Девушку они не слышали.

– Ты сможешь совмещать две должности в отряде, мой хороший? Нам нужен сержант и барабанщик.

– Конечно смогу, – усмехнулся Монакура, – Но у меня на примете имеется одна кандидатура.

– Вот и хорошо, – Йоля нехотя высвободилась из крепких мужских объятий, – Займись делом, Монакура Пуу.

Длинные, умопомрачительные ноги, покрытые кровоподтёками и ссадинами, легко переступили две лестничные ступеньки и оказались возле толстого Якоба.

– Пойдём со мной, старик, поговорим.

Старый повар с недоверием воззрился на протянутую ему руку, но Йоля нетерпеливо пощёлкала пальцами и толстяк принял помощь. Чудовищная сила подняла его в воздух; Якоб оказался на ногах.

– А вы пойдёте со мной, – махнул рукой Монакура Пуу и направился к броневику.

Скаидрис и Соткен последовали за ним; сзади их подталкивало дуло канадской штурмовой винтовки; Аглая Бездна замыкала процессию.

– Где взяли? – спросил сержант, любовно поглаживая зелёную броню.

– На военной базе канадцев, – вздохнул Скаидрис, – До её штурма наш отряд был в четыре раза больше.

– Она,– он махнул рукой в сторону безголовой женщины, лежащей в грязи, – Бомбу искала, да только не было её там.

– Красавица,– огромная ладонь продолжала ласкать броневичок, —Это американская RG-31. Превосходная тачка.

– «Ньяла»,– согласился Скаидрис, – GTA-4.

Они уставились друг на друга оценивающим взглядом.

– Стучать умеешь? – прищурился сержант, – Нам в отряд барабанщик нужен.

– Стучать люблю. Неважно по барабанам или черепам: навыки владения как битой, так и барабанными палочками одинаково прокачены.

– Играл в GTA?Или смотрел, как папка шпилит? Тебе сколько лет было, когда мир рухнул? Десять?

– Сам играл, – ухмыльнулся Скаидрис, – Крушение мира я встретил вполне взрослым. Мне гораздо больше лет, чем ты предполагаешь. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я перестал меняться. Внешне.

– Хм,– ледяные глаза сержанта внимательно скользнули по лицу собеседника, – Татуировки выцвели, шрамы давным-давно зарубцевались. Может ты и не врешь. У тебя какая-то неведомая хрень типа синдрома Фабри или прогерия наоборот?

– Хер его знает, товарищ сержант, – Скаидрис тяжело вздохнул и обвёл печальным взором трупы соратников, что плавали в жиже; потом его взгляд устремился к церкви: там, за неплотно прикрытыми дверьми виднелась стройная женская фигура в чёрном миниплатье, – Я хочу вступить в ваш отряд.

– Добро, щенок, – Монакура Пуу сплюнул на землю, – Но должен тебя предупредить: наш отряд– элитный. Количество мест ограничено большой конкуренцией кандидатов.

– Ага,– согласился Скаидрис, похлопав по дверце «Ньялы», – Семь мест десанта, и ещё два – водителя и пассажира. Девять человек.

– Похоже что свободные места ещё остались, – хриплый голос Соткен, обладающий ярко выраженным арийским акцентом, навевал образы фигуристых блондинок, чьи прелести туго стискивала чёрная ткань эсэсовского мундира, – Я очень устала от нескольких десятков немытых мужчин, что постоянно трахают меня взглядом.

– Ты из Германии? – насупился Монакура.

– Ага, но восемь лет назад меня посадили здесь в тюрьму; вернее будет сказать: перевели в мужскую зону из женской, где я уже провела некоторое время, а потом организовала жестокий бунт.