Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 52 страниц)

– Подземный ход. Чуть вперед и вправо, стоит каменный Ленин. За ним здание, вход в подвал найдешь с левого фасада. При входе спрятан факел. Держись всё время левой стены. Подойдешь к двери – надо выстучать S.O.D-овский «Milk». Стучи быстро – если мои не узнают привычный им бласт-бит – не откроют.

Йоля с интересом уставилась на него.

– Не убьёшь меня, научу.

Монакура понял, что жить осталось несколько секунд.

– Дай сигарету или... Там у меня в рюкзаке есть жестяная банка с...

Договорить он не успел. Йоля снова ударила его поддых, потом засунула в рот кусок какой-то грязной пакли и, ловко поворачивая сержанта, как большую тряпичную куклу, опять сковала в позу «О». Потом завязала ему глаза и  Монакура остался лежать в кустарнике, слушая хмурое чириканье редких пичужек.

* * *

Аглая Бездна чувствовала душевное волнение и лёгкие приступы приятно возбуждающей тревоги. Интересно, куда же пропал их защитник, кормилец и опора? Будоражащее нетерпение заставляло её мерить шагами просторное помещение кухни. Тщательно спланированный сценарий дал сбой – начавшийся спектакль не мог продолжаться без главного актёра. Часть драмы была превосходно разыграна – Маша и Даша сидели за обеденным столом и, держась за руки, смотрели друг на друга остекленевшими глазами. Маша смотрела только левым глазом, правая же часть головы отсутствовала, снесённая выстрелом из дробовика. Даша красовалась закрытым платьем, и вся её пуританская манишка, с трудом вмещающая в себя знатные сиськи, была залита кровью из рассечённого от уха до уха горла. Накрытый стол ожидал прихода сержанта. Самогон в качестве аперитива и немного зелени с их личного огорода в качестве закуски. На столе в кувшине стояли собранные на лугу полевые цветы. На полу растекалась огромная лужа крови.

Сначала Аглая Бездна хотела пристрелить Монакуру, когда он будет идти через лужайку к дому, гружёный дохлыми собаками, похмельный и усталый. Будет просто и безопасно. У этого сукиного сына здесь целый арсенал отличного оружия американского производства – результат грабительского визита на натовскую базу в Латвии. Есть и снайперская высокоточная винтовка с превосходной оптикой. «Баррет М», вроде бы. Монакура в свое время позаботился о том, чтобы Аглая прекрасно овладела ею. Такой вариант самый надежный и не оставляет ни шанса сержанту. Даже если она не убьёт его с первого выстрела. Но Аглая не могла отказать себе в удовольствии увидеть сцену встречи сержанта и его мёртвых жен. Её прямо-таки распирало от любопытства, как Пуу отреагирует на картину маслом, что ждет его на кухне. Поэтому Аглая подготовилась к варианту несколько более рискованному, но обещающему быть намного интересней. Он давал ей возможность покончить с приемным папой с помощью холодного оружия. Но бить надо внезапно и желательно со спины. Нельзя забывать про его скиллы. Монакура Пуу – невероятно опасный гад. Она выбрала, естественно, мачете. Любимое оружие всегда сопровождало её, даже в отхожее место. Монакура сам завел такой порядок – никто никогда не расстаётся с оружием, и он не удивится, что она при мачете.

Аглая, стоя на залитом кровью полу кухни, пырилась в узкое окно-бойницу на луг перед домой – на тропинку по которой он должен вернуться домой.

День, начавшийся промозглым мелким дождём, им и заканчивался; тучи, грозившие лютым ливнем, теперь растянулись по небу в сплошной темнеющий свинцовый купол. Тропинка была пуста. Мёртвая Маша накренилась и упала на стол обрубком головы. Аглая подошла и, ухватив мертвеца за остатки волос, усадила тело в прежнюю позу. Вернулась к окну и опять уставилась в окно. Раздавшийся глухой, но мелодичный перестук заставил её сердце забиться сильнее.

«S.O.D-овский «Milk», —улыбнулась про себя Аглая.

Сержант вернулся через подземелье и теперь ждет, когда ему откроют, развлекаясь трелями по стальной двери, барабанщик  херов.

Аглая Бездна спустилась по крепкой деревянной лестнице на первый этаж, и подошла к двери, ведущей к подземелью. Отодвинула первый из двух массивных железных засовов и, услышав, как тут же мелодично застучали по двери с той стороны, отодвинула второй. Интересно, он вроде был солдатом, но явно провел много время за ударной установкой. Пока они подымаются по лестнице, и пока он всё ещё жив, надо будет спросить, где он научился так стучать и...

Дверь распахнулась, её сильно дернули за обе ноги, и она упала навзничь, разбивая затылок о каменный пол кирхи.

Мрак.

* * *

Она висела в углу огромного зала первого этажа «замка». Руки крепко связаны спереди, а ноги болтались в воздухе. С потолка свисали длинные цепи, оканчивающиеся массивными крюками, которые насквозь проржавели от крови – Монакура обычно подвешивал здесь туши убитых им зверушек, чтобы сошла кровь. Один из крюков продет под её армейский брючный ремень. Аглая походила на Буратино перед отправкой в очаг.

Затылок ныл. Заметив, что она очнулась, кто-то подошел и встал рядом. Зал первого этажа не имел окон на улицу, тут всегда горели факелы, развешанные по стенам, словно в средневековом замке. В свете пляшущего от сквозняков пламени, Аглая увидела высокий женский силуэт, одетый в платье. Мокрые от крови волосы, упавшие спутанными прядями на лицо висевшей девушке, мешали разглядеть незнакомку подробней. Та подошла и заботливо убрала их с лица девушки.

– Кто ты такая? Что за нахуй тут творится?

Бездна умирала не от страха и боли, но от дикого любопытства и интереса.

– Монакура где? Он видел Машку? А Дашку?

Аглая сыпала вопросами, не дожидаясь ответа.

– Отцепи меня, сука, руки болят.

Хруст и дикая боль в боку. Два ребра, поняла она, а может три, одним, блядь, ударом. Заорала и, получив ладонью в ухо, задохнулась и притихла, раскачиваясь на цепи и тихо постанывая.

– Меня зовут Йоля. Я, безусловно, сука, но ты не должна меня так называть. Поняла, девочка?

Аглая качалась на своей цепи, ровно отпизженная мартышка на лиане. Сильная пощёчина заставила её согласно закивать.

– Хорошо, сладенькая, отдыхай пока что тут.

Гулкие удаляющиеся шаги. Аглая Бездна раскачивалась, постанывая. Ей шел шестнадцатый год, и побои иногда случались в её весьма короткой жизни, но чтобы вот так, как в фильмах ужасов, висеть на крюке и подвергаться унижению со стороны шизанутой садистки... Даже Монакура никогда не поднимал на неё руку.

Эта сука, эта, как там её... Йоля – пиздец, что за имя – спутала ей все карты. Кина не будет. Одно радует – Дарья с Марьей никогда больше не смогут заставить её мыть посуду или драить полы. Интересно, что с Монакурой? Может эта сука – его новая пассия? На молоденьких потянуло? Ладно, надо выждать. Выждать и убить их обоих. А сейчас нужно притвориться послушной и терпеливой.

– Йоля, – позвала она – Йоля, ты здесь?

– Да моя хорошая, что ты хотела мне сказать? – ответил грустный бархатный голос из другого конца зала.

– Я всё поняла, и буду называть тебя хоть Английской Королевой, но прежде скажи мне, пожалуйста – ты из тех, кто любит резать людей по кусочкам и дрочить, глядя как они мучаются?

Йоля по-детски хихикнула:

– Нет, не из этих, но можно попробовать.

– Отцепи меня, пожалуйста, Йоля.

– Гавно-вопрос.

Йоля подошла, и, встав рядом на разделочный стол, обитый куском стали, повозилась с её связанными руками. Те бессильно повисли вдоль тела, и Аглая, ощутив нестерпимую боль в онемевших конечностях, ещё сильнее закачалась на цепи, всё так же  удерживаемая крюком, просунутым под её ремень.

Затем Йоля сделала какое-то движение, и оно выглядело, будто размытый в воздухе стальной росчерк. Аглая ощутила слабое прикосновение чего-то к её талии, услышала треск, как будто рвали полотно ткани и хлопнулась на каменный пол, больно ударившись коленной чашечкой. Стеная, она перевернулась на спину и, держась от боли двумя руками за ушибленное колено, увидела, как высокая девушка, стоя над ней  с  длиннющим мечом в руке, недовольно морщится. Аглая почувствовала, как пол под ней становится мокрым.

– Слегка задела, бывает. Лежи смирно, – невозмутимо произнесла Йоля, стоя над ней с клинком в руке, – Сейчас кровь остановлю.

Аглая поняла, что плавает в луже собственной крови, и та всё течёт и течёт.

– Дёшево выебнулась, тупая кура. – Аглая Бездна говорила, не разжимая зубов; от приступа ярости у неё свело челюсти, – Сначала потренируйся с деревянным мечом и куклами, набитыми песком, прежде чем...

Бум.

Её ударили эфесом меча в висок.

«Теперь мне точно пиздец», – успела подумать Аглая, и, второй раз за день, провалилась в черноту.

Глава вторая. Pacta sunt servanda

Шесть месяцев спустя.

Связала клинок, откинула в сторону. Ушла с линии атаки влево и переместилась полуоборотом за спину противницы.

«Ага, вот ты и попалась, подруга. Прими боль».

Бездна ткнула острием в правый бок противницы. Клинок вонзился в пустоту.

Вспышка, и в глазах расплываются десятки серебряных звёздочек.

«Ой, ах».

Деревяшка стукнула Аглаю по лбу. Она зашаталась и выронила стальной меч на утоптанную землю.

«Новая шишка, – невесело подумала девушка, – Моя голова похожа на уродливую башку  жабы. Медленной и неуклюжей жабы».

Поймала брошенное ей мокрое полотенце и приложила к ссадине.

Йоля подошла к ней, крутя в руке тренировочное оружие.

– Слегка затянула с танцем, моя хорошая, но, в общем и целом, весьма неплохо.

Влажная ладонь взяла её за подбородок и слегка приподняла вверх.

– Ты движешься в правильном направлении – оттачивай своё «desvio» – контроль над клинком противника и есть ключ к победе.

Аглая не сопротивлялась, дождалась, когда ладонь нежно погладит её щеку, подняла голову, и с вызовом посмотрела в звериные жёлто-зелёные глаза с маленькими зрачками.

«Змеюка подколодная, никогда не моргает. Всё смотрит и смотрит – скоро проглотит меня, и уползёт переваривать».

Йоля приняла трансляцию – хрюкнула, обозначив «хи-хи», и присела на деревянный топчан у края тренировочного круга. Круг располагался на лугу перед замком – трава скошена, земля выровнена и утрамбована, а граница окружности обозначена двумя жирными линиями белой краски. Монакура внёс свою лепту в обустройство площадки – вбил в землю высокий, с человеческий рост, деревянный столб с табличкой. На табличке красной краской было намалёвано: «Каэр Морхен».

Йоля вытащила из кармана своих военных штанов что-то коричневое и сморщенное – то ли сушеную грушу, то ли кусок вяленого мяса, и вгрызлась в это своими жёлтыми зубами.

– На сегодня достаточно, моя хорошая, прими ванну – но не вздумай туда мочиться; я перед сном в холодненькую залезу.

Бездна с сожалением воткнула датский меч в середину круга и пошла к замку. На втором этаже, в комнате, служившей ей спальней, стоял гибрид бочки и лохани, способный принять в себя не менее четырех человек плюс штук десять резиновых утят. И сейчас это творение топора Монакуры, было наполнено теплой водой, ибо дно его было обито кусками железа, а  под ним устроен небольшой каменный очаг. Девушка издала стон наслаждения, когда её тело погрузилось в тёплую воду, покрытую пышным слоем пены. Ароматная влага приятно расслабила ноющие от ежедневных многочасовых тренировок мышцы. Шесть месяцев подряд Аглая терпеливо постигала искусство убийства. Ей повезло с учителями.

Утром она попадала в руки Монакуры Пуу, и часа три они бегали по пустому городу, изучая тактику боевых действий в городских условиях: кидали метательные ножи, стреляли из самодельных рогаток по уцелевшим окнам, дрались друг с другом врукопашную, и пытались подбить ржавый пятьсот двадцать пятый МАЗ пустыми консервными банкам, наполненными камнями. Потом возвращались в замок, где после непродолжительного отдыха, залив ссадины и ушибы самогоном для дезинфекции, она отправлялась в «Каэр Морхен» – там Йоля приоткрывала ей завесу над тайной древнего искусства мечников.

Как они докатились до такой жизни? А бес его знает. Всё случилось само собой, а день примирения наступил спустя месяц, в течении которого Йоля держала их под замком, но хорошо кормила и лечила их раны; время шло, их ненависть к этому странному созданию слегка поутихла.

Однажды утром эта безумная тётка ввалилась в их комнату, отстегнула Монакуру от ржавой батареи центрального отопления и утащила прочь. Их не было пару часов.

«Мучает его или трахаются?», – недоумевала Аглая, рисуя в уме пугающие картинки.

Но девушка ошибалась. В комнату они ввалились глупо хихикая и шатаясь. Монакура пал на свой топчан, Йоля рядом.

– Абырвалг, – пискнула захватчица и ткнула локтем в бок угашенного сержанта.

– Расскажи, что было дальше с этим самым Шариковым, – попросила она, но, вместо продолжения истории, Аглая Бездна полчаса выслушивала взрывы истерического хохота.

Когда их слегка попустило, Монакура объявил, что он и Йоля заключили мирный договор, пакт о ненападении, приняли и подписали условия совместного сосуществования, зарыли в землю топор войны и раскурили трубку мира. И спросил не хочет ли она, Аглая Бездна, присоединиться к этому союзу. Ну и курнуть слегка.

«В жопу сосуществаляние!» – поначалу ерепенилась Бездна, но, когда сержант объяснил, что, если она не подписывает союзный договор, то автоматом переводится в разряд врагов, против коих означенный союз сразу же начинает боевые действия, Аглая призадумалась.

Йоля хотела что-то пояснить по пунктам союзного договора, но сильные приступы идиотского смеха мешали ей высказаться. Два укурка вели себя настолько потрясно, что девушка рассмеялась, и решила принять навязанные ей условия на время, понарошку, и, пользуясь свободой, убить обоих позже. Но со временем это желание пропало. Да чего душой кривить – Бездне нравилась компания этих дылд. А однажды они, болтаясь по городу в поисках еды, зашли в заброшенный гараж.

Посередине, на бетонном полу, расположилась ударная установка, блестевшая начищенным хромом хардвера и бронзой тарелок. Похоже, сержант нашёл эту репетиционную базу мертвых нынче музыкантов уже довольно давно и содержал установку в образцовом порядке. Монакура Пуу зашвырнул в угол свою винтовку и свернул самокрутку. Потом сел за установку и взял в руки палочки. Как только те коснулись мембраны ведущего барабана, призрачные гитары подхватили свою партию, а в тёмных углах гаража сгустились лохматые тени.

Три часа они разговаривали с богами. Этот день стал поворотным в их отношениях. Убивать, конечно, хотелось, но кого-нибудь другого.

Воспоминания постепенно таяли, как и пена на поверхности ванной. Вода остыла и Аглая вылезла из лохани. Закутавшись в длинную простыню, подошла к застекленному узкому окну-бойнице. Лысый луг с остатками прошлогодней жёлтой травы и небольшими, еще не растаявшими полянкам снега, был пуст. На табличке с надписью «Каэр Морхен» сидела обтрёпанная ворона и гадила вниз, на топчан для отдыха. Деревья, обступавшие луг, тянулись голыми ветвями в направлении «замка». Ворона сдавленно каркнула и, рассыпая вокруг себя грязные перья и пух, повалилась вниз, на обосранный пень. Посвистывая, к тушке подходил сержант. В руке он держал здоровенную рогатку. Ухватив ещё живую птицу за обе лапки, Монакура приложил ту головой об колоду. Брызнуло во все стороны, и довольный добытчик побрел со своим трофеем к дому.

Темнело. Аглая приблизилась к большому, в человеческий рост, зеркалу. Пуу тащил в замок все, что блестело и могло влезть внутрь. Скворец, птица-вор. Девушка скинула простыню и абсолютно голая, уставилась на себя в зеркало. Внимательно изучила отражение, потом зажгла все светильники, представляющие из себя консервные банки, наполненные животным жиром с плавающим в нём фитилём, и опять вернулась к зеркалу. Дерзкое, скуластое лицо с большими чёрными глазами. Волосы оттенка темный блонд. Худощава слишком, но если всю зиму ворон жрать, особо не разжиреешь. И грудь маленькая, но это не беда. Йоля – та вообще без сисек, однако её плоский бюст великолепно гармонирует с немалым ростом и длиннющими ногами. Высокая или невысокая? А с кем сравнивать? С той же Йолей? Эта чокнутая жещина лишь немного ниже сержанта, а Монакура – анормальный переросток, только шибко худой. Жрёт за троих и не толстеет. Глисты наверное у бедняги.

Выдавив огромный прыщ на лбу, она прикрыла болячку прядью волос. Ещё раз придирчиво оглядев себя, осталась довольна. В комнате сильно похолодало, девушка замёрзла и принялась торопливо одеваться. Чёрная кенгуруха с длинным рукавом. На груди был изображен костер под ёлками, из ёлок и, естественно, во мгле норвежской ночи. Нечитаемое Дарктроновское лого расплылось пьяной паутиной сверху, над всем этим хвойником. Монакура подарил, а кто же ещё. Она вспомнила, как сержант нашёл её на развалинах белорусского посёлка – больную, голодную и бездомную. Стоял, целясь ей в лоб из винтовки, но так и не выстрелил. Накормил и привез сюда. Подарил эту клёвую кенгуруху. Было ей тогда двенадцать, наверное.

Внизу, на кухне, Йоля напевала что-то на незнакомом языке. Её вокал шипел, будто расплавленный свинец на льду. Она очень любила исполнять странные песни. Все они звучали ужасно стрёмно. Надо будет спросить, почему сержант называет её за глаза Ширли?

Пение стихло, послышался глухой бубнёж Монакуры. Совместные разговоры случались редко; практиковался лишь пустой взаимный стёб. Общаться по душам в этом доме не любили, а Йоля заведённых порядков не оспаривала. Расспросы о её прошлом ни к чему не привели – выяснить об этой странной женщине удалось немного, а то, что удалось, откровенно попахивало безумием. Но, вместо того, чтобы прирезать во сне эту отъехавшую бабу, Аглая всё чаще испытывала непреодолимую тягу к этому созданию. Сие пристрастие ей не особо нравилось, но девушка ничего не могла поделать с этим чувством. Йоля никогда ни о чём их не расспрашивала, она вообще мало чем интересовалась. Однако любила, когда сержант читал вслух книги – тех имелось достаточно. Он и сейчас читает ей что-то.

Аглая натянула тёплые мужские кальсоны и мягкие армейские берцы, подарки приёмного папочки. Практичная, удобная одежда. Спустилась вниз.

На кухне висел плотный сизый смог, в пелене которого кружился вороний  пух. Кухня походила на объятые туманом джунгли. В углах стояли огромные горшки, а на стенах висели всевозможные полки, уставленные горшочками поменьше. В них росло трубочное зелье всевозможных сортов и размеров. Стоя над распластанной на столе несчастной пичужкой, Монакура держал в руке раскрытую книгу. Ощипанная птица ждала отправки в кипящую на дровяной плите кастрюлю.

«В белом плаще с кровавым подбоем...» – декламировал лохматый барабанщик, но осёкся, приметив девушку.

Аглая грациозно присела в глубоком книксене.

– На сегодня достаточно, мой хороший, – сказала Йоля, не обратив на Бездну ни малейшего внимания, – Я просто в восхищении – так точно описать Князя может лишь тот, кто находится с ним в тесном знакомстве. Он именно такой, как изображён на этих страницах.

Монакура пожал плечами и отложил книгу. Отправил ощипанную ворону в кастрюлю, насыпал туда чего-то из подозрительного вида склянок, подошел к столу, и разлил мутный самогон по трём, не особо чистым, стаканам.

– Под дичь! – провозгласил он и опрокинул содержимое себе в глотку.

Йоля разместилась на крепком деревянном стуле, а длинные, безупречной формы ноги водрузила на столешницу. Она взяла свой стакан, но пить не стала, покрутила в длинных пальцах, взболтала содержимое и поставила обратно, в грязную лужу, натёкшую с её сапог. Монакура вопросительно посмотрел на Аглую, но та отрицательно покачала головой.

Гигант пожал плечами и выпил в одиночестве.

Крякнул и поискал по сторонам глазами. Не найдя искомое, оторвал от ближайшего к нему стебля конопли листочек и зажевал.

– Осталось полведра картошки, – сказал он, – И соль тоже кончается.

– Это она всю нашу еду сожрала, – обвинительным жестом указала Бездна на мурлыкавшую себе под нос Йолю.

– Ага, – согласился сержант.

– Осенью надо было завести лосенка, откормили бы за зиму, а сейчас бы съели, – мечтала Аглая, сглатывая слюни.

– Откормили бы? – недоверчиво наклонил голову Монакура.

– Да, твоей коноплёй. Она же совершенно беспонтовая.

Пуу обиженно засопел и пошёл  к плите тыкать ворону вилкой.

– Пора валить отсюда. Вы даже не представляете, как мне опостылел этот городок, – предложил сержант, стоя над кипящей кастрюлей.

– Когда в нашей жизни появилось вот это чудо, – кривые зубья вилки нацелились в сторону Йоли, – Тогда же в моём сердце поселились предчувствие перемен, жажда дороги и чувство тревоги.

Йоля невразумительно улыбалась, Аглая же заметно оживилась. Чёрные глаза с надеждой взирали на огромного барабанщика.

– Это то, чего мне больше всего хочется, – сказала девушка.

Монакура Пуу налил ещё стаканчик, глотнул, осмелел, спихнул женские ноги со стола и направился к небольшому комоду. Вынул из кармана штанов солидную связку ключей и долго перебирал их в поисках подходящего.

– Как звучит это неподражаемое похабное русское выражение, характеризующее состояние обезумевшего барана, навроде французского «le mouton enrage»? – поинтересовалась Йоля, водружая свои страшенные, покрытые заклёпками и шипами сапоги, обратно на стол, – Никак не могу запомнить. Мне за последние два месяца пришлось в совершенстве овладеть четырьмя новыми языками – русским, латышским, эстонским и украинским. Поэтому даже в моём прекрасно развитом уме присутствует некоторая путаница.

–«Херов блатных насосался»? – предположила Аглая.

Йоля благосклонно кивнула, сержант поморщился и вытащил из комодного ящика пожелтевшую тактическую карту. Вернулся и, вторично спихнув чудовищные ботинки прочь, расстелил рулон на столе. Все трое сгрудились над ней.

– Куда? – спросил Пуу.

Аглая наморщила лоб, Йоля продолжала загадочно улыбаться.

– Питер, Финляндия, Швеция, ну или Запад, на худой конец, – продолжил сержант, – Я бы на Питер двинул.

– Что такое Питер, мой хороший? – вяло поинтересовалась Йоля.

– Красивый город, самый красивый в России, – ответствовал Монакура.

– Был, – буркнула Аглая, – На запад надо ехать, я думаю. Тут ничего нет. Дорог нет, еды нет, патронов нет, бензина нет, аспирина нет, мыла и прокладок тоже нет. И не факт, что Питер твой ещё стоит; насколько я поняла, все крупные города разрушены.

– Плохо всё с западом, – сказала Йоля, – Поверь мне, моя хорошая, я недавно оттуда.

– А где была? – вопросила Бездна, – И вообще, откуда ты такая чудная взялась? Давно обещаешь рассказать.

– Асьют моя родина, что в Верхнем Египте, малышка, – ответила ей собеседница; жёлтые глаза сощурились, растрёпанные волосы полыхнули красным отражением пляшущего в печи пламени, – Семь лет назад я оттуда ушла и направилась сюда, к вам. Никогда здесь не была. Посмотреть хотела. Шла долго, посещала Иерусалим и Константинополь, обреталась в Риме и Берлине; много древних городов мною пройдено.

– А чем жила в этом самом Асьюте, и почему с родины своей ушла, тётенька? Там тоже всё разрушено? – недоверчиво спросила Аглая.

Йоля прижмурилась огромной кошкой и сладко зевнула.

– В гробу своём спала, среди верных слуг, да разбудили меня. Вот и ушла. Решила узнать, что стряслось.

Аглая Бездна распрямилась и, удостоверившись, что Йоля, склонённая над картой, за ней не наблюдает, подмигнула Монакуре Пуу, повертев указательным пальцем у виска.

– Узнала? – голос девушки сочился едким участием.

– Узнала, – ответила ей Йоля.

Она тоже оторвалась от созерцания зелёного полотна, исчерканного красными карандашными пометками, и теперь пристально всматривалась в притворно заинтересованное лицо девушки.

– Ладно, – кашлянул сержант, гулко хлопнув ладонью о стол, – Вернёмся к нашим насущным проблемам. Кто знает, где взять еду? И куда мы направимся?

– Я должна встретить старого друга, – длинные, цепкие йолины пальцы ловко выхватили из рук Монакуры красный карандаш.

– Вот здесь, – грифель воткнулся в карту, оставив глубокую дыру.

– А вот здесь, – жёлто-зелёные глаза полыхнули багрянцем, – Ещё одного.

Карандаш снова вонзился в полотно. И переломился пополам.

Йоля откинулась назад – её свирепые сапоги опять оказались на столе.

– А жрать что будем? – нахмурился сержант.

– У моих друзей есть всё необходимое, – равнодушно ответила Йоля, – Но меня интересует следующий вопрос: что у нас с транспортом? И с оружием?

* * *

– Канадский «Диемако», – сержант поднял вверх винтовку и защёлкнул магазин, – Аналог американской М16. Добыт мною и моей ученицей во время грабительского набега на базу ограниченного контингента НАТО. Как и все эти сокровища.

Монакура Пуу перешёл к следующему пластиковому кейсу, установленному на капоте брутального пикапа Рейнджер, обвешанного блестящими силовыми рамами. Эффектным жестом откинул крышку.

– Крупнокалиберная «Баррет М 82». Неувядающая классика жанра. Гениальная пушка. Отменно работает как по технике, так и по живой силе противника. Отжата у натовцев, естественно. Кстати, мелкая прекрасно владеет данным оружием.

Взгляд ледяных синих глаз, адресованный Бездне, исполнился гордости.

– Великолепно,– сухо одобрила Йоля, – Дальше.

– Три калаша, ещё один Диемако, моя «девочка», – Монакура кивнул на огромный кейс с «Анцио», возлежащий подле второго автомобиля – ржавого внедорожника Мицубиси, – Пара австрийских «Глоков», и полная коробочка ништяков, – сержант указал на заставленный ящиками и кейсами кузов пикапа, – Патроны, гранаты, броники, ножи и пара приборов ночного видения. Канистры с горючим.

– Годится.

Йоля мрачно кивнула – этим утром потенциальная предводительница была явно не в духе. Возможно её мучило похмелье, вызванное бурдой из самогона и липового чая, а может несварение желудка после вчерашнего ужина, состоящего из подгнившего картофеля и тушёной вороны.

– Есть ещё вот это, – раздался писклявый голос Бездны; девушка стояла в позе истребителя зомби – стройные ноги широко расставлены, мускулистые руки сжимают приклад эффектного дробовика.

– Красивое ружьё, – похвалила Йоля, – Прекрасно подходит к твоему стилю.

Надетая на Аглаю майка едва прикрывала бёдра. На майке красовался Микки Маус с торчащим из головы топором. Уличная температура составляла примерно пять градусов тепла.

– Вообще то мне больше всего нравится он, – Аглая погладила воронёный ствол Диемако. – А этого красавца я хотела предложить тебе.

– Она его у канадского солдата отобрала, – вклинился Монакура, – Голыми руками, я сам видел.

– Впечатляет, – жёлто-зелёные глаза сверкнули красным огоньком и прошлись по девичьей фигурке, – Я и не сомневаюсь в её способностях. Иначе меня бы здесь не было.

Она приняла из рук Бездны дробовик, повертела его так и сяк, приласкала толстый ствол и, вздохнув, вернула назад:

– Превосходное ружьё. Спасибо, моя хорошая, делиться трофеями похвально, но тебе он нужней. Я и стрелять то толком не умею. Вот моё оружие, – обнажённая рука протянулась за спину – над её правым плечом торчала рукоятка полуторного меча.

– Хм, – недоверчиво нахмурилась Аглая, – Как же ты из Африки пешком сюда дошла, ежели стрелять не умеешь. Вокруг такие персонажи бродят, что без пушки по новому миру и шага не сделаешь.

Йоля улыбнулась и перевела взгляд на Монакуру. Сержант нахмурился и подтвердил:

– Поверь мне мелкая, этой тётке пушка не нужна.

Тощий верзила мотнул головой, отгоняя дурные воспоминания, потёр кривой нос и объявил:

– Всё готово, можем выдвигаться в путь.

– А кто поведёт второй автомобиль? – Йоля склонила к плечу лохматую голову, – Я – весьма дерьмовый водитель.

– Она, – палец, размером с добрую сардельку, ткнул Аглаю в плечо, девушка слегка покачнулась.

– Хм, – Йоля перевела недоверчивый взгляд с ржавого чудовища на хрупкую девушку.

Аглая Бездна воздела руку вверх, поймала брошенные ей ключи и залезла в салон на место водителя. Внедорожник взревел, и резво тронулся с места, отплёвываясь кусочками земли и дёрна.

– Йоля, – Монакура подошёл к ней очень близко, – Пока у нас есть немного времени, пойдём в твою спальню, я помогу тебе выбрать одежду для похода, а от старого, – его взгляд жадно прошёлся по чёрному, облегающему платью, – От старого избавимся.

– Пойдём, мой хороший, – ответила красноволосая женщина и странная парочка направилась в замок.

Через некоторое время вернулся джип – его грязный капот напоминал свиное рыло. Наружу вывалилась Аглая и замерла в недоумении – из распахнутого окна йолиной спальни раздавалось жуткое звериное рычание и протяжные вопли, полные жгучего мучения. Вопли были мужскими. Девушка криво осклабилась и присела на топчан возле «Каэр-Морхена». Она внимала крикам страсти и буйно фантазировала.

Вскоре на пороге замка появились любовники – цветущая, раскрасневшаяся Йоля лучилась удовлетворённой улыбкой, Монакура же был бледен и жутко измотан. В одной руке он сжимал огромный полиэтиленовый пакет с сушёной марихуаной, в другой блестящий двухлитровый термос.

– Чё это? – спросила Бездна указывая на бумажный свёрток в йолиных руках.

– Остатки ужина, – бархатный голос вибрировал счастливыми нотками, – Ворона с картошкой. Мы решили устроить пикник, нашему мужчине необходим отдых. Кстати, он обещал сыграть нам на барабанах. А завтра отправимся в путь. После обязательной для тебя тренировки в кругу поединщиков.

И она отправилась в сторону репетиционного гаража. Потёртые ножны смачно хлопали по мускулистым, подтянутым ягодицам.

* * *

Эта весна больше походила на позднюю осень. По тёмному, свинцовому небу ветер гонял рваные клочья седых облаков. Постоянно моросил мелкий, холодный дождь. Мёртвая тишина давно покинула отведенное ей место на заброшенном кладбище и расползлась по всему городку. На ржавом кресте покосившейся башенки приходской кирхи сидел гигантский черный ворон. Птица будто спала, её глаза были прикрыты, с длинного блестящего клюва стекала дождевая вода. Горизонт чернел надвигающейся грозой. Ворон медленно расправил огромные иссиня-чёрные крылья и застыл мрачной скульптурой. Дождь поливал его оперение, и пыль многих столетий стекала по его величественной фигуре.

Что-то вырвало его из плена грёз – ворон встрепенулся и устремил взгляд вниз, на мощеный булыжником дворик церквушки, покрытый мутными лужами и островками тающего снега. По грунтовой дорожке, подпрыгивая на кочках и буксуя в грязи, медленно тащились два утробно рычащих автомобиля, заляпанные грязью, словно бегемоты после случки. Из первого авто вывалилась худенькая девушка и, прижавшись щекой к прикладу автоматической винтовки, решительно направилась на кладбище. Вторая машина, оглушительно выстрелив глушителем, прежде чем недовольно затихнуть, явила взору Ворона двух, весьма странных, пассажиров.

Аномально высокий мужчина мог быть потомком скандинавской валькирии и воина из африканского племени масаев. Дреды цвета гнилой соломы висели ниже поясницы; борода, разделённая на несколько прядей, спускалась к медной пряжке солдатского ремня. Его спутница выглядела не менее нелепо – её одежда состояла из чёрного платья, испещрённого жёлтыми рожицами и страшенных сапог, голенища которых устрашающе топорщились несметным количеством стальных шипов.