Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 52 страниц)

Слова, готовые сорваться с её губ, к ним и присохли, тело девушки напряглось, рука привычным жестом скользнула к бедру, и нащупала лишь полоску бинтов.

Ни штанов, ни ремня, ни кобуры с Глоком. Аглая вжалась в стену маленькой каюты; расширенные зрачки превратились в две чёрные дыры, что пожирают вселенные.

Створка двери качнулась и приоткрылась ещё шире. Ещё шире раскрылся большой красивый рот, обнажая кривые, ослепительно белые зубы.

Крикнуть не удалось: дыхание перехватило, а кожа в глотке высохла, будто сброшенная шкура ящерицы, опалённая знойным солнцем пустыни.

Дверь снова скрипнула и резко захлопнулась. Аглая всхлипнула и сползла на свою очаровательную задницу, плотно обтянутую сексапильными трусиками, по сиреневым полужопиям которых важно разгуливали розовые поросята.

* * *

– Как думаешь, Хельги, в чём всё-таки соль, где собака зарыта, и что же на самом деле с нами происходит?

Они сидели друг напротив друга – за маленьким металлическим столиком, намертво привинченным к стальному полу. Остальные двое спали на полу. На единственной койке тяжко храпел раненный ярл. Задавший вопрос воин – статный мужчина, с собранными в тугой хвост волосами, и густой бородой, заплетённой в толстую косу, протянул вперёд жилистую руку, взял со столика оловянную кружку, брезгливо понюхал налитую тёмную жидкость, после чего решительным движением опрокинул содержимое себе в глотку.

На суровом лице отразилось полное и искреннее непонимание.

– Что это...

– Чай, – ответил ему его собеседник – совсем ещё юноша, безбородый, но с проницательным холодным взглядом тёмно-синих глаз.

– Отвечу тебе Рекин, сын Хромуля, на первый твой вопрос, а про чай, – юноша поднёс к губам свою чашку, сделал небольшой глоток, криво ухмыльнулся и продолжил:

– А про чай поговорим позже. Не скажу тебе за суть происходящего с нами, с этим лучше к Сигни пойти, ибо только она это знать и может; но послушай, славный Рекин, в одном я точно уверен: тропинка, на которой мы все оказались, – Хельги обвёл рукой помещение каюты, указывая на спящих вокруг викингов:

– Тропинка эта обледенела и коварно присыпана пушистыми снежинками. Кто-то из нас не удержится, оскользнётся и потянет за собой остальных – в чёрную бездну, и Хель примет нас всех.

Хельги умолк и сделал ещё один осторожный глоток из своей кружки. Протянув руку к сахарнице, он взял щепотку песка, потёр меж пальцев и чему-то снова улыбнулся, глядя, как белые крупинки падают вниз.

– Нахуй Хель, – произнёс Рекин, сын Хромуля.

Облизав указательный палец, он сунул его в сахарницу, и, поковырявшись там изрядно, отправил прямиком в рот.

– Тогда Рекин, сын Хромуля, совет мой тебе таков: иди один – без связки. Никто тебя не поддержит на скользкой дорожке, но и в пропасть за собой не утянет.

– Хмм, – задумчиво протянул Рекин, и склонил голову набок, слегка прищурившись на молодого скальда.

– Ну а про этих, – воин кивнул в сторону двери, – Ты, мудрый Хельги, что думаешь? Боги или йотуны они? Я вот думаю, что всё же боги. Ибо только мы и выжили – те, кто поддерживал Туи в его богоугодном начинании. Ведь свирепый Асти, и те, кто малодушничал, пытаясь отговорить ярла от великой жертвы, сейчас мертвы. Так есть ли тебе дело до них, славный Хельги, ибо, как не крути, – Рекин похлопал себя по пустым толстым ножнам на боку, – Как не крути, славный Хельги, но мы то с тобой понимаем: мы все – их пленники. Мы находимся в их власти, и замыслы их нам не ведомы.

Хельги ухмыльнулся, встал из-за стола и направился к двери, а на пороге обернулся и сказал:

– Никакие они не боги. И не йотуны. Они – люди, точно такие же, как и мы с тобой. Такие же, но из будущего. Все, кроме той, с кровью в волосах. Да и старик кормчий немного странный.

– Хм, – вновь задумчиво протянул Рекин, сын Хромуля, – А ворон?

– Никакая это не ворона, – ответил скальд и, ожесточённо пнув ногой дверь каюты, вышел прочь.

* * *

Оцепенение, охватившее Бездну, владело девушкой недолго. Очень скоро Аглая пришла в себя, необъяснимый ужас отпустил, и вот она уже возле вороха своей одежды, беспорядочно сваленной на кровати.

Где-то внутри закопан её Глок. Хотя она бы предпочла бы биту.

Кто бы это ни был, не убивать же непрошеного гостя, что решил подглядывать за спящей девушкой.

«Ну да ладно, кулаками навешаю».

Аглая схватила свои шерстяные толстые колготки, залитые кровью, грязные и рваные на коленках, и, с отвращением откинув драную тряпку в сторону, нацепила пояс с кобурой на голые бёдра. Длины футболки, на которой клошар от «Урфауста»* пилил горло знатному господину в манерной шапчонке, как раз хватило, чтобы прикрыть позорные труселя с поросятами.

Аглая Бездна устремилась в коридор, босая и без штанов. Прихрамывая, она пошлёпала по склизкой ковровой дорожке, преисполнившись решимостью нагнать дерзкого визитёра и призвать того к ответу. Ну, так она сама себе объяснила свой порыв. На самом деле девушку жутко тревожил накрывший её аромат мёртвых цветов.

*Примечание: клошар от «Урфауста» – картинки-гугл в помощь: Urfaust «Ritual Music for the True Clochard».

С другой стороны Г-образного коридора, за поворотом, скрывающем его от глаз Бездны, двигался навстречу девушке скальд Хельги, сын Хрольфа. Парень оголтело ломился во все встречаемые им на пути двери – как и маленькая Сигни, несчастный попаданец искал сортир.

Но, в отличие от терпеливой девочки, юноша находился на грани. Последняя встреченная им наглухо запертая дверь выкосила пацана окончательно. Вытащив из бесформенных шаровар распухший член, Хельги оскалился, и, прицелившись в распахнутый глаз огромного буревестника, летящего по синему полотну раскисших обоев, обдал гордую птицу мощной жёлтой струёй.

За этим занятием и застала его встревоженная Аглая Бездна, минувшая коридорный поворот. Почувствовав чьё-то приближение, юноша развернулся к ней лицом. С головки слетели последние капли и орудие молодого викинга, уже долгое время обделённое женским вниманием, моментально встрепенулся, учуяв близость самки.

Бездна слегка скривилась в снисходительной улыбке, указывая длинным пальцем юноше между ног.

– Красивый у тебя, однако, хуй. Но ты, зассыха, спрячь его подальше и ответь мне на простой вопрос.

Аглая недолго размышляла, как спросить этого клоуна, что русского не разумеет и решила прибегнуть к помощи жестов.

Она состроила из пальцев вилку и, коснувшись растопыренными пальцами своих век, повела рукой в оба направления коридора.

Хельги улыбнулся, натянул штаны на пузо и молвил на своём гортанном и певучем наречии:

– Приветствую тебя, славная воительница, победительница свирепого Асти! Ты, наверное, думаешь, что я ни бельмеса не понял из сказанного тобой, но ты весьма сильно ошибаешься. Я скальд, а значит чувствую любые слова. Они проходят сквозь моё сознание и душу, отдавая мне свою суть, словно вода сквозь рыбьи жабры, отделяя драгоценный нектар дыхания. Я понимаю всё сказанное тобой. Спасибо за лестные слова о моём дружке. А теперь касательно второго твоего вопроса. Кроме лохматого долбоёба с мрачной рожей, что шарахается по этому коридору, втихую приглядывая за мной и моими воинами, я больше никого не заметил. Кстати, этот придурок прячется вон за той дверью.

И Хельги ткнул пальцем в одну из многочисленных дверей пассажирских кают.

– Хочешь, о славная, сразившая непобедимого берсерка в честном поединке, я вытащу этого недоросля оттуда за шиворот и мы узнаем, зачем он подслушивает?

Аглая Бездна, ни черта не понявшая из сказанного, однако чётко уловив указанное Хельги направление, расстегнула кобуру, вынула Глок, и, держа оружие двумя руками, осторожными приставными шагами двинулась к указанной двери.

Девушку и её цель разделяли ещё две точно такие же одинаковые каютные дверцы, и, когда Бездна поравнялась с первой из них, та вдруг распахнулась, явив что-то маленькое, кривое и жутко лохматое. Аглая моментально среагировала, изменив прицел, и чуть было не пристрелила это нечто, но вовремя остановилась, узнав красный драный сарафан.

– Вы заебали орать тут ночью. Спать мешаете. Но раз уж начали, то давайте-ка продолжим забаву. Скай, выходи оттуда; тебя вломил этот самонадеянный оборванец из каменного века. К тому же он обозвал тебя долбоёбом. Надеюсь ты не простишь ему этих обидных слов. А мы с девочкой посмотрим. Давай, Бездна, иди сюда, присаживайся, пусть эти два горлопана развлекут нас.

Соткен вопросительно взглянула на девушку, но та, как и скальд таращились во все глаза на роскошную грудь говорившей, ибо, кроме красного сарафана, на той не было более ничего из одежды.

Дверь, указанная коварным Хельги скрипнула, и в коридор вышел Скаидрис, бледный и угрюмый.

– Зря ты надеешься, Соткен, – начал было лив, но вид шикарных сисек заставил его слегка запнуться.

Однако он быстро овладел собой.

– Никакого шоу тут не будет. Я, как бы, при исполнении. То бишь на вахте. Сержант поставил задачу – патрулировать коридор. Да и не буду я драться вам на потеху, кровожадные сучки. А с этим, блядь, скальдом, поговорю позже.

И он ткнул дулом винтовки в грудь Хельги.

– Замётано, – ответил тот, криво улыбаясь и отступая на шаг.

Последняя запертая дверь широко распахнулась. Что-то огромное возникло на пороге каюты. Монакура Пуу вид имел заспанный, но весьма заинтересованный.

– Вы заебали тут орать уже. Но уж раз пошла такая пьянка, то объявляю тебя... – гигантский палец ткнул в простреленное плечо Скаидриса, – Объявляю тебя свободным от дежурства.

– Так что теперь давай-ка, заставь этого самовлюблённого типа, – палец переместился в сторону Хельги, но тот предусмотрительно отпрыгнул, избегая тычка, – Заставь его извиниться за свой гнилой базар. Или зассал?

– Или зассал? – будто эхо вторил сержанту ухмыляющийся викинг..

Скаидрис пожал плечами и, сняв с шеи ремень штурмовой винтовки, протянул ту сержанту.

Хельги, храня на губах холодную улыбку, потянул вверх подол своей холщового, грязного рубища, явив окружающим прекрасно развитый, мускулистый торс. И, хотя он проигрывал Скаидрису в росте почти на голову, смотрелся юный скальд весьма брутально.

– Привяжите мне одну руку за спину, – сказал он Соткен на «donsk tunga», – Пусть всё будет по-честному.

Соткен исправно перевела остальным и Монакура Пуу, одобрительно кивнув, застегнул на бёдрах викинга свой солдатский кожаный ремень, подсунув туда кисть юноши.

– Первый, кто свалится с копыт – проиграл, а стало быть бой закончен. Никаких добиваний. Всё понятно?

Монакура скептически оглядел бойцов. Те кивнули.

– Вот и хорошо. Начали. Файт!

Он тихонько свистнул. Бойцы осторожно пошли на сближение. Руки жаждали крови, но одна из них безвольно повисла, замотанная бинтами, вторую сдерживала полоса заскорузлой свиной кожи, и лишь две из четырёх возможных конечностей выискивали наиболее уязвимые места на ёблах противника.

Первым атаковал Хельги – его кулак, вроде бы идущий на сближение с подбородком Скаидриса, в последний момент изменил направление и ударил лива точнёхонько в простреленное плечо.

Скаидрис захлебнулся воплем, побелел лицом и согнулся пополам.

Хельги торжествующе ухмыльнулся и занёс руку над головой противника, намереваясь ударом ребра ладони по тощей шее познакомить лоб несчастного со склизкой ковровой дорожкой, как вдруг тот разогнулся и носок рваного кеда, увенчанный большим пальцем с желтым облезлым ногтем, влетел викингу аккурат промеж ног.

Гортанный вопль заполнил собой всё стальное чрево корабля. Но развить успех Скаидрис уже не мог – боль в потревоженной ране заставила его замереть возле своего противника.

Так и стояли они – две скрюченные креветки, вполне себе отведавшие собственного коварства.

В глубине коридора раздался топот и вскоре за спиной Хельги, который с трудом дышал, кривя уже не улыбающийся рот, возник Рекин, сын Хромуля, сопровождаемый остальными викингами – Асмусом, сыном Вагна, и Гролом, сыном Освальда.

– Вы заебали шуметь здесь. Спать мешаете, – заявил Рекин.

Потом он увидел остальных бойцов Псового отряда, сгрудившихся вокруг Хельги, и его брови насупились.

– Что за нахуй здесь творится? – спросил викинг, морща заросший волосами лоб.

– Вот эти, – свободной рукой Хельги обвёл окружающих его йотунов, – Меня связали, и теперь пытаются отпиздить.

Большего объяснения и не требовалось. Брызжа слюнями и гортанно визжа, Рекин, сын Хромуля, Асмус, сын Вагна, а за ними и славный Грол, сын Освальда, сжали свои увесистые кулаки и бросились в битву.

* * *

Сигни пряталась за большим железным ящиком в самом чреве этого странного плавучего дома. Её всю трясло от ужаса и восторга.

Забраться сюда... Это было... Это было просто потрясающе!

Она с восхищением наблюдала за движениями шестерых фигур, снующих возле странных металлических конструкций, что двигались, скрипели и грохотали. Сигни подозревала, что это и есть сердце корабля – то странное волшебство, что заставляет плыть по воде эту уродливую и неуклюжую кучу ржавого железа. Подобное сердце она уже видела – на том старом кнорре, который они захватили первым, там шныряли полчища крыс, что и спасло их всех от голодной смерти. Но то сердце не стучало, это же – жило, но вот те, кто копошился рядом с ним...

Это были драугры: Сигни сразу узнала их. Отверженные Хелем мертвецы, что вынуждены скитаться в Мидгарде, вселяя ужас в сердца живых. Из древних саг, мрачных песен и страшных сказок маленькая Сигни многое ведала про драугров. Обычно эти жуткие твари охраняли древние сокровища, либо бесцельно бродили по скорбным и мрачным местам. Иногда служили каким-нибудь зловещим волшебникам или колдунам. Как правило, драуграми становились некоторые злополучные воины, те, которых избежала счастливая участь погибнуть от железа в кровавом бою. Они умирали в своих постелях, скрежеща зубами и проклиная норн, плетущих нити судеб.

А эти драугры больше походили на траллсов, на рабов. Наверное, потому, что они работали. Сигни никогда в своей жизни не видела, чтобы викинги или драугры работали. Эти же – работали. Они помогали ворочаться и двигаться огромному железному сердцу корабля. И, кстати, одеждой всем шестерым служили вовсе не ржавые шлемы и кольчуги. Одеждой этих шестерыхявлялись одинаковые забавные маечки, пришитые к широким, коротким штанам. Безусловно, удобная рабочая одежда. Какой же, однако суровый повелитель у этих драугров! Кто может заставить воинственных неупокоенных мертвецов работать?

Значит, дядюшка Асти был прав, и попали они не к богам, а к йотунам и злодеям. Может это и есть легендарный Нагльфар, корабль мертвецов. Хотя в сагах он страшный и красивый. И сделан, до кучи, из ногтей мертвецов. А это ржавое корыто тоже страшное. Но не такое страшное, как Нагльфар, потому что тот страшный, ибо зловещий и величавый, а это страшное, потому как уродливое и неуклюжее.

А это кто пожаловал?

Сигни ещё сильнее прижалась щекой к стене стального ящика, за которым она пряталась. От пугающего восторга вся её кожа покрылась мелкими пупырышками, по спине бегали мурашки, а горло пересохло.

Высокая фигура предстала перед работающими мертвецами, заставив тех бросить все свои дела и замереть, настороженно следя за гостем. По сравнению с трудолюбивыми драуграми, комичности в этом новом персонаже было примерно столько же, сколько у отпизженного Арлекина на эшафоте перед обезглавливанием.

Новый персонаж оказался женщиной. Её стройную фигуру обвивали узкие полосы белой, просвечивающей материи. Их концы распустились, расплелись и теперь свисали вниз призрачной бахромой. В скудном свете вращающихся красных фонарей её бледное тело и свисающие белоснежные тряпки отсвечивали ярко-алым оттенком свежей крови. У женщины имелась роскошная грива чёрных, вьющихся волос и хищная волчья морда. Синюю голову волка венчали неимоверно длинные, остроконечные уши.

Таких ушей Сигни никогда не видела у северных волков, коих ей довелось встретить великое множество – и живых и мёртвых. Уши северных разбойников были треугольные, маленькие и аккуратные. Чтобы не мешались в бою. Уши этого зверюги были длинные, как у осла.

Однако Сигни сразу узнала этот образ. И, хотя сходство было примерно таким же, как если бы для воплощения своей Мадонны с младенцем старине Микеланджело вместо резца и мрамора предложили бы колун и старую колоду, облик Волка, спасающего её от клыков четырёхглазого Гарма, тут же возник у неё перед глазами. Присмотревшись, Сигни поняла, что лицо женщины закрывает маска.

«Хм, кто же это такая? Может это и есть повелительница драугров, некромант, пробудивший к жизни древних мертвецов и поручивший им следить за сердцем Нагльфара?»

Сигни призадумалась. Плавучий дом, на котором они оказались, безусловно волшебный, да вот только никак не тянет на зловещий драккар, сотворённый из ногтей мертвецов. Сами мертвецы, кстати, тоже присутствуют, да только и они не тянут на орду воинственных драугров – больше похожи на дохлых траллсов, рабов. В селении Сигни, там в родном северном фьорде, обитало много таких – потерявших родину, свободу и честь. Навек обручённые с собачьим железным ошейником, с выбитым именем хозяина, эти существа влачили жалкое существование, проводя свою жизнь в постоянной тяжёлой работе. И всё, чего они желали – это смерти-избавительницы, после которой их мёртвые тела будут брошены в воды фьорда, на корм прожорливым акулам.

Да и женщина эта на некроманта не походила. Она слишком странно себя вела. Походка нерешительная, а движения неуверенные и хаотичные. Такое впечатление, будто она не понимала, кто она, где оказалась и что тут вообще творится. Маленькая Сигни то же не особо понимала, что тут творится, но она уже решила, что обязательно выяснит это. Она пойдёт к женщине, что красит волосы кровью своих врагов и всё узнает от неё. Ведь зачем-то Волк спас ёе из тенетов Хеля, куда волок её Гарм, так значит она, Сигни, зачем-то нужна ему. А значит Волк расскажет ей про этих мертвецов и про этот корабль. Но сначала она узнает, куда направляется эта странная женщина в волчьей маске. Просто немножко пройдёт за ней следом.

Женщина с лицом волка приблизилась к шестерым мертвецам, что замерли, слегка обозначив общий полупоклон. Поплутав меж застывших фигур, она двинулась куда-то вглубь этого странного трюма, освещённого жутковатым красным свечением. Мертвецы продолжили свой неторопливый труд, а малышка Сигни последовала за исчезающей в красном сумраке фигурой. Они медленно продвигались вперёд, пробираясь меж огромных конструкций и механизмов – забинтованная женщина в маске синего волка и маленькая девочка с боевым армейским ножом в руке.

* * *

– Хрясь!

Хельги пригнулся, и, летевший ему в лицо, кулак Скаидриса впечатался в нос Бездны, что пыталась задушить скальда, ухватив его шею обеими руками. Нос девушки брызнул, как спелый томат под каблуком поварёнка.

– Бум!

Монакура Пуу, удерживаемый за правую руку Асмусом, сыном Вагна а за левую – Гролом, сыном Освальда, поднапрягся и столкнул викингов лбами. Некоторое время оба шатались, будто бычки на скотобойне, получившие недостаточно сильный удар молотом по голове, а потом Асмус рухнул навзничь, а Грол тихонько опустился на колени и уткнулся разбитым лбом в грязный ворс ковровой дорожки.

– Вух!

Рекин, сын Хромуля некоторое время удерживал Соткен за шею в предусмотрительной безопасности от кривых грязных ногтей и с вожделением пялился на её грудь, но, получив весомый пинок в пах, взвизгнул по бабьи, и, приподняв бешено трепыхающееся тельце, зашвырнул кривушку куда-то вглубь коридора.

– Шлёп!

Бронзовая, безупречно начищенная пряжка солдатского ремня смачно втащила во впалую бледную щёку, крася в алое синюю, вытатуированную пентаграмму. Скаидриса откинуло на облупленную стену коридора, по которой он и сполз, словно чернильная клякса.

– Ув! – восторженно выдохнул Хельги, раскручивая кожаный ремень для нового удара, но тут же получил в ухо весьма урезанный, кошачье-мягкий, коридорный вариант вертухи.

Скальд сполз рядом со Скаидрисом по стенке на задницу, обожающе глядя на стоящую над ним Бездну.

Та, жмурясь от боли в ушибленной стопе, занесла ладонь для добивания поверженного, но Рекин, что, склонив голову, метнулся в сторону Монакуры Пуу, снёс её, изящную, со своего пути, ровно как бегущий бородавочник вырывает из земли нежный побег ракиты.

– Тресь!

Склонённая башка Рекина так и не достигла впалого монакуровского брюха – кулак, похожий на баскетбольный мяч, врезался в лоб сыну фьордов, а удар босой ноги сорок восьмого размера, что поразил налитый кровью глаз берсерка, и вовсе поверг воина наземь.

– Виктория! – хмыкнул сержант, оглядывая коридор, покрытый телами поверженных викингов и бойцов Волчьего Сквада.

– Оголтелая дедовщина, – криво скаля окровавленные зубы, согласился с ним Хельги, сын Хрольфа.

* * *

Сигни слегка замешкала. Ну, если уж быть честной, она просто больше не могла терпеть. Да простят её драугры и йотуны за эту маленькую лужицу.

Девочка присела за выступом очередного железного ящика и немного пожурчала, а когда встала, одёрнув свою рубаху, женщины в синей маске и след простыл.

Сигни осторожно двинулась вперёд, туда, где совсем недавно виднелся высокий белый силуэт. Возбуждение и любопытство не покинули девочку, но сейчас она чувствовала и ещё что-то.

Это «что-то» было неприятным – липким и тревожащим.

Чувство нарастало, холодные волны ужаса проникали в грудь маленькой девочки, заставляя её сердечко аритмично перестукивать.

«Опасность!» – жужали со стен красные вращающиеся свечи.

«Опасность!» – гремели стальные листы обшивки корабля, встречаясь с тоннами морской воды.

«Опасность!» – глухо гудело ворочающее металлическое сердце корабля.

Она уже знала, что сейчас кто-то или что-то попытается причинить ей боль, а может быть и смерть, и приготовилась. Застыв на мгновение перед очередным поворотом, Сигни поудобнее перехватила армейский нож и резко прыгнула за угол, размахиваясь для удара.

Но тусклое лезвие разрезало лишь красноватое пространство. За углом никто не прятался.

И тут Сигни её почувствовала, но поздно.

Тварь напала со спины, спрыгнула откуда-то сверху, придавив ребёнка к полу.

Сигни сильно ударилась скулой о стальную плиту, резкая боль пронзила её плечо.

Девочка не смогла закричать: её лёгкие, сдавленные под навалившимся на них весом, выдали лишь мучительный хрип.

Чьи-то острые зубы проникали всё глубже в её тело, в глазах потемнело, рот наполнился ледяной слюной.

Сигни перехватила рукоятку ножа и вслепую ударила назад.

Раздался треск, и клинок воткнулся во что-то твёрдое.

Сознание поплыло, подхваченное мутным, бурлящим потоком, мир потускнел, а боль внезапно пропала. Сигни погрузилась во мрак.

* * *

Память играла с ним.

Иногда он испытывал мгновения настоящего озарения – моменты истины, когда в его сознание врывалось свежим ветром воспоминание, казалось бы, навсегда стёртое.

Иногда жутко страдал от мучительных попыток вспомнить самые важные события прошедшей жизни, но знание не приходило.

Он не помнил имени своей жены, великой царицы Верхнего и Нижнего Египта, но часто повторял кличку своего любимого охотничьего сокола.

Он не мог вспомнить с кем они воевали, когда его так внезапно и быстро убили, но знал цвет оперения пяти стрел, воткнувшихся в его тело.

Имена его министров и славных военачальников остались в прошлом, но он впустую звал умерших слуг, что когда-либо служили ему.

Он знал, как зовут шестерых его телохранителей. Они пали вместе с ним, защищая жизнь своего господина. Они и сейчас с ним.

Что-то тёплое разлилось внутри его груди; он почувствовал слабое биение собственного сердца. Очень слабое и тихое. Иногда ему казалось, что оно остановилось, и он уже привык. Но оно всё ещё стучало.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

Он замер и, склонив голову, покрытую красной вязаной шапочкой к груди, внимательно слушал чудесный перестук. Широкий оскал его безгубого рта обозначил улыбку. Теплота в груди нарастала, превращаясь в сладостный жар.

Он вспомнил своего друга. Своего единственного друга.

Он сейчас тут, с ним, на корабле старого Аарона.

Волк сейчас с ним.

И скоро они поговорят, скоро встретятся и обнимутся. А может стоит прямо сейчас пойти к нему?

Он не мог больше ждать. Жар в груди полыхал.

Сейчас он пойдёт и обнимет старого друга. Того, кто вернул ему его так рано утраченную жизнь.

Он решительно двинулся вперёд, пробираясь по машинному отсеку судна, как вдруг, раздавшийся совсем рядом, приглушённый детский крик заставил его замереть.

Это был даже не крик – скорее хрип, но издавал его определённо ребёнок. Жар в груди сменился повседневным льдом, и мысли о Волке покинули его. В его владениях что-то происходило.

То, чего не должно быть. То, что неправильно. То, что запрещено.

Запрещено им, Великим Фараоном.

Мертвец в красной вязаной шапочке китобоя поспешил на звук.

Поспешил уладить непорядочек.

* * *

Очень болела голова, просто раскалывалась. Она застонала, открыла глаза и поняла, что висит. Висит вниз головой. Подол её длиннополой рубахи сполз вниз, оголив тело и завесив собой голову.

Сквозь ткань слабо проступали странные очертания. Понадобилось время чтобы понять, что же она всё-таки видит. А видела они людей.

Людей, раскачивающихся на верёвках. Людей, висящих вниз головами, подвешенных к кривым сучьям огромного дерева.

К ветвям огромного ясеня.

Она качнулась немного в сторону, меняя положение тела, и поняла, где находится. Теперь уж точно – впереди её ждёт лишь смерть.

Может быть не будет больно.

Она посмотрела вниз. Ручейки крови, истекающие из вскрытых вен на её ногах, стекали по телу, лицу и падали на землю. Вся земля под ней покраснела.

Даже Волк не сможет забрать её из священной рощи, оттуда, куда приходят по собственному желанию, но никогда уже не возвращаются.

* * *

Очень болела голова.

Маленькая Сигни поняла, что висит вниз головой. Её носик утыкался во что-то жёсткое и вонючее. Она приоткрыла глаза и увидела сморщенные пятки, торчащие из коротких штанин. Пятки гулко шлёпали по стальному блестящему полу, залитому красными отблесками. С носа девочки капали капельки крови. Она наблюдала, как те попадают на передвигающиеся ноги несущего её мертвеца, но шея вскоре совсем затекла и Сигни слегка повернула голову вправо.

И закричала от ужаса.

На неё скалились деревянные клыки синего волка. Тот висел рядышком – на другом плече несущего её драугра. Длинные руки, обмотанные лоскутами белой ткани, безвольно обвисли, шлёпая неупокоенного воина по его мёртвым ягодицам. Под нарисованным красным глазом хищника набухал огромный синяк. Из синего лба торчала рукоятка её ножа. Сигни постучала мертвеца по спине. Тот остановился.

– Я хочу забрать мой нож, – чуть слышно пролепетала девочка, но драугр не ответил, молча двинулся дальше.

В глазах у маленькой Сигни снова поплыло, и она вновь лишилась чувств.

* * *

– Вы заебали шуметь ночью. Что здесь творится?

Бархатный низкий голос раздражённо подрагивал.

Ползущая по мокрой ковровой дорожке тщедушная женщина в драном этническом сарафане, замерла, плотно вжимаясь в истлевший ворс.

Два мужика с густыми рыжими и всклокоченными бородами, приподняли расслабленное тело третьего – здоровяка, с точно такой же бородой, но отличающуюся вплетёнными в неё медными кольцами, и прикрылись им, как щитом.

Трое недорослей – двое наших и один попаданец – сбились в протестующую кучу и оскалились, точно волчата.

Сержант виновато подмигнул предводительнице, и примирительно прорычал, склонив вниз, к женскому уху свою лохматую голову:

– Мы, Йоля, тут призрака ловили, и, походу, преследование плавно перешло в тренировку, а та, в свою очередь – в спонтанные учения, максимально приближенные к боевым действиям.

Йоля гневно вскинула вверх лицо, красные волосы хлестнули Монакуру по скуле, будто веская пощёчина, но сержант твёрдо выдержал багряное пламя её взгляда. Искажённое негодованием лицо поплыло, меняя черты, но Йоля вовремя взяла себя в руки: улыбнулась, став похожей на обычную девчонку.

Она погладила Монакуру по заросшей щеке.

Соткен гневно хрюкнула и прекратила притворяться мёртвой.

Йоля оглядела поле битвы.

– Блядь, мы чё, просрали? – очнувшийся Рекин растолкал прячущихся за его телом викингов и удивлённо осмотрелся. Он увидел Йолю и почтенно поклонился.

– Приветствую тебя, дочь Ванов. Мы, типа, здесь потешались немного.

Йоля улыбнулась и произнесла на северном, гортанном языке:

– Никакая я не Фрейя. И ты это знаешь, как там тебя...

– Рекин, сын Хромуля, Высокая.

Бархатный голос вернул свой монотонный, гипнотизирующий тон.

– Так вот Рекин, сын Хромуля. Никакая я не Фрейя. Но я та, кто легко может тебя с ней познакомить. В том случае, если она, ваша Фрейя, мне понравится.

Рекин цыкнул на двух соплеменников и все трое согнулись в глубоком, неискреннем поклоне.

– Да, госпожа. Я заметил, что ты говоришь на нашем языке. А раньше только старик кормчий и вот она, – Рекин приблизился к валяющейся на полу Соткен, поднял женщину, поставил на ноги и, стащив с себя верхнюю одежду, закутал её обнажённое тело в свою драную рубаху, – Только кормчий и эта фрау понимали нас.

– Пока вы тут с моими бойцами своими орешками мерились, я выучила ваш язык, Рекин, сын Хромуля.

Рекин недоверчиво хмыкнул.

– Но ты же спала, госпожа.

– Да, спала. Я выучила ваш язык во сне.

Монакура, вызывающе сопя, надвинулся на викинга, который вращал глазами и морщил заросший лоб в попытках осмысления услышанного.

– Обращение к лейтенанту, минуя сержанта – прямое нарушение устава. Отставить, товарищ Рекин. Берите своих и валите в свою каюту – зализывайте раны и подумайте, как себя вести, чтобы в следующий раз снова пиздюлей не отгрести. Кругом, марш!

Рекин уставился на Монакуру, ещё больше озадаченный, но Йоля лишь улыбнулась и мягко сказала:

– Погоди, сержант. Вы все мне нужны. Для моей охраны. На случай, если старине Джету совсем на старости лет память отшибло. Идите все за мной.

– Не стоит госпожа, идти всем. Кстати, все вы жутко заебали шуметь ночью на моём корабле, – прокаркал старческий голос.

Силуэт старого паромщика в проёме коридора, освещенного зеленоватым, болотным светом, напоминал огородное пугало, поставленное в заброшенном отеле, где водятся призраки.

– Не стоит, госпожа. Пусть бойцы идут спать. Всё под контролем, но лично вам нужно пойти со мной. И возьмите с собой своего сержанта.

* * *

Похожую рожу Монакура Пуу уже видел. Такие же хари были у саранчи – мертвецов с человеческими головами и телами сверчков; у тварей, что поубивали его ребят – одного за другим, там, в секретном подземном бункере, где он познакомился с невероятной Кортни. И эта схожесть сразу настроила сержанта против. Но, даже если бы этот перец кавайно улыбался, подражая ведущему телепередачи «Байки из склепа» мертвяку, то и это бы не смягчило отношение Монакуры к подобным субъектам. Пуу точно знал, что это – неправильно. Такие, как этот зомби – неправильно.