Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 52 страниц)

– Попробуй посмотреть на этот катаклизм, что твориться вокруг, слегка под другим углом. Хотя бы один тот факт, что ты до сих пор жив, здоров и пьян, должен уже очень сильно изменить твоё восприятие. Ибо, не случись этого вторжения или исполнения древних сумасшедших пророчеств, как кому нравится; не случись всей этой хуеты невозможной, ты, подполковник, был бы гарантированно мёртв, как и твои солдаты, поскольку приказ у нас: изъять американского офицера, а остальных попросту ликвидировать. В живых остался бы лишь Барон и возможно те твои бойцы, что успели бы хорошенько спрятаться. Кстати, приказ изменили, но папа наш, погибший в бою по дороге сюда, чтобы тебя, пьяное чмо, вызволить и военную тайну прознать, так мне его и не озвучил, так что фильтруй базар, подполковник.

В красных и помутневших от обильных возлияний подполковника мелькнул интерес, недоверие и уважение.

– Ютта, – обратился он к полковнику американской армии, – Думаю что Кортни твоя лишь сортиры подметать годится, ибо тут пассажир один заявляет, что он и четверо его босяков, без труда положил бы семьдесят человек персонала, а тебя бы полонил и на Красную Площадь в колодках доставил – стрельцам на потеху. Думаю не человек он, но терминатор-нео. Вы чё, из утробы бронированной все повылазили?

Свиздарик, на которого не подействовала моя дружеская поддержка, быковато уставился на Упыря и остальных русских диверсантов, что смотрелись рядом с вурдалаком будто гномы подле Белоснежки.

Упырь побледнел, а пьяные старикашки – недавние враги – тоже набычились, раздулись, возгордились.

Прав был Нестор Петрович: топить офицерьё надобно.

Трабл посмотрел на меня. Я закатал рукава, а Лещавая вылила на мои ладони немного воды из пластиковой бутылки. Я растёр грязь по кистям рук и тщательно отёр их какой-то тряпкой.

Господа офицеры угрожающе засопели и потянулись к оружию. Трабл испуганно хихикнул, тыча пальцем в мои лапы. Я опустил глаза и увидел, что держу в руках потрёпанное сине-жёлтое полотнище. Я сконфуженно пожал плечами и виновато улыбнулся старым пердунам, что краснели от ярости, будто раки, коих живыми положили в кастрюльку с кипяточком.

– Крым наш, – попробовал я разрядить накалившуюся обстановку.

– Помстимося москалям за Крим! – заорал один из стариканов, с нашивками майора.

Ствол его штурмовой винтовки метнулся вверх, но дед безвольно осел: в его лбу чернело отверстие, булькающее тёмной кровью. Дуло автоматического пистолета в руках голой по пояс, перемотанной бинтами, Лещавой, слегка дымилось.

А ещё через два удара сердца количество людей, спасающихся от кары небесной, глубоко под землёй, в полукруглом бронированном зале пункта командования секретной базы, сократилось ещё на три человека.

* * *

– Эх, какие же красавцы...

Тоненький пальчик Лещавой водил по поверхности монитора, нежно поглаживая изображение двух турелей.

– Возьмём их с собой, сержант, вы с Упырём вона какие здоровые: прихватите каждый по штучке и будут нам дома игрушки. Ну пожалуйста, Монакура. А меня Луковое понесёт; а Исидиси споёт нам всем для бодрости, а, сержант?

– Нет, – отрезал я, – И отставить клянчить, боец. Тебя, сокровище ты наше, понесу лично я, а Упырь полковника понесёт, если та сама идти окажется. Трабл же и Исидиси Барона на манер бочонка покатят, когда тот выдохнется. Надо ещё бабе-роботу пиндосскому по мозгам навалять так, чтобы она своих от чужих отличать перестала, а то перестреляет нас нахуй, если поймёт, что она и мама её в плену у русских оказалась.

"Мама" сидела с руками и ногами, связанными пластиковой лентой, перед работающим монитором, и её прекрасно очерченные губы склеивала полоса канцелярского скотча.

Длинным индейским носом она нажимала на клавишу пробела, останавливая и отматывая видео, когда интересующий её кусок фильма заканчивался.

Слегка раскосые глаза выражали восторг и ужас.

На видео, кое длилось ровно четыре секунды, голая Лещавая с торчащими крупными сосками на плоской мальчишеской груди и перемотанным бинтами пузом, четыре раза стреляла из автоматического пистолета, от бедра и не целясь, а лишь немного смещая ствол при каждом последующем выстреле.

Результат её стрельбы лежал сейчас у полукруглой стены: четыре тела, заботливо укрытые сине-жёлтым полотнищем.

Я подошёл к американке.

– Может, хочешь пить, писать или стоит попросить Барона зациклить запись, чтобы поберечь твой прелестный носик?

Офицер молчала, хлопая длинными ресницами и наблюдая в сотый раз сцену убийства.

Подошёл Исидиси и, одарив меня укоряющим взглядом, рванул полоску скотча со рта полковника. Ютта Аулин набрала полные лёгкие воздуха, открыла рот, но мы ничего не узнали ни про наших родителей, ни что скоро случится с нашими задницами, ибо узнать это помешало дуло моего пистолета, которое полковник обхватила своими алыми губками и зажмурилась в ожидании.

– Ютта, – я попытался звучать как можно дружелюбней, – Ты же офицер, полковником в Америке стать нелегко, тем более девчонке, сбежавшей из резервации. Полагаюсь на твоё понимание происходящего и на врождённую мудрость твоего народа, который кое-что смыслил в постижении истинной реальности. Мне же от тебя сейчас нужно лишь полное понимание реальности относительной – то бишь ситуации в которой все мы оказались. Обладаешь ли ты им?

Её зажмуренные глаза немного приоткрылись, я слегка подвигал стволом пистолета, который крепко сжимали женские губы. Она подняла вверх глаза и в её карих очах я прочёл готовность к сотрудничеству. Я потянул пистолет к себе и Ютта неохотно разжала губы.

– Для начала я развяжу тебя, мы немного посидим, глубоко подышим, после чего ты сможешь выбрать свой статус? Ок?

– Нечего рассиживаться, посидим, когда выберемся отсюда, я согласна быть хорошей девочкой, – голос Ютты слегка подрагивал, русскую речь искажал англосакский акцент, выдавая сильное волнение полковника, – Давайте уносить отсюда свои задницы.

Исидиси перерезал стяжку на её руках и ногах, и полковник поморщилась, разминая затёкшие конечности.

– Я знаю, что вас тревожит Кортни, но всплеск моего неконтролируемого возмущения уже угас, я весьма воодушевлена способностями ваших бойцов, которые наглядно продемонстрировала мне вот эта раненная девочка.

Взгляд полковника обратился к Лещавой, где и залип, оглаживая её стриженную головёнку и затвердевшие от холода соски. Исидиси слегка пнул отмёрзшего офицера.

– Так, вот, – очнулась Ютта, – Я и моя Кортни вполне готовы к сотрудничеству, которое несомненно сулит нам всем дальнейшие взаимовыгодные перспективы, но обсудим это позже, а сейчас давайте уже валить отсюда, ибо, как правильно заметил сержант, я своей индейской жопой чувствую приближение чего-то, блядь, нехорошего. Валим отсюда, как говорится, по-русски, ко всем херам и немедленно.

Трабл пристально посмотрел на неё а затем кивнул мне. Этого было достаточно.

Полукруглое помещение, последний оплот последних защитников базы и их могила, наполнилось движением.

Упырь и Исидиси собирали патроны и гранаты для всех, мы с Юттой занимались тем же, но исключительно для робота, Барон что-то неистово отбивал на клавиатуре единственного работающего компьютера, а Трабл упаковывал Лещавую в усовершенствованную им самим конструкцию боевого рюкзака-переноски.

Лещавая выглядела намного лучше, и хотя её ноги по неизвестной пока причине напрочь парализовало, боец была вполне опасна, что и наглядно доказала некоторое время назад. Она хищно скалилась, пока Горе затягивал на её хрупком тельце многочисленные ремешки. Теперь, при желании, она могла собственными силами и без посторонней помощи, легко переворачиваться на сто восемьдесят градусов, а значит моя задница обзавелась недюжей огневой мощью.

– Mom, how long can I stay here? These two primitive fuckers tell each other bawdy jokes and make fun of my pipes. A little more and I will kill them, – вдруг раздался женский голос с явными нотками разражения и нетерпения.

(перевод: Мама, как долго я могу здесь оставаться? Эти два примитивных ублюдка рассказывают друг другу непристойные анекдоты и смеются над моими стволами. Еще немного, и я их убью.)

– And by the way, I heard everything, – продолжала Кортни. – Of course, I do not agree with the status of a traitor, but I did not like that eternally drunk old man at all. And I immediately liked this shaggy giant. I want to go with the Russians.

(перевод: И, кстати, я все слышала. Я, конечно, не согласна со статусом предателя, но мне совершенно не нравился этот вечно пьяный старик. А вот этот лохматый великан мне сразу понравился. Я хочу поехать с русскими.)

– Открывай, – бросил я Барону, весьма растроганный словосочетанием «shaggy giant».

Я нацепил лямки и зафиксировал ремни боевого сидения Лещавой, и мы, сопровождаемые Упырём и Юттой, направились к бронестеклу, чтобы встретить робота. Мы уже почти что вышли за пределы разъехавшихся в разные стороны стеклянных дверей, как вдруг те снова пришли в движение и быстро сомкнулись прямо перед нашими носами. Упырь зашипел, отпрянув, Лещавая моментально поймала в прицел лысую макушку Барона, но стрелять на этот раз не торопилась.

– Чё за... – вопросила полковник, но шпион отмахнулся от её вопроса, как сжигаемый заживо еретик от протянутого к его губам креста.

– Сюда быстрее, – Барон тыкал в монитор жирным пальцем, его слюнявый рот открылся, нижняя губа мелко подёргивалась.

Мы сгрудились возле толстяка камуфлированной кучей, и уставились на экран.

* * *

Провал тоннеля, прежде наполненный чернильными сгустками мглы, сейчас клубился плотным, подсвеченным изнутри, белым туманом.

Там, в тумане, что-то двигалось.

Что-то шло прямо на трёх боевых роботов, неспешно хрустя крылышками павшей саранчи.

Ужас, плывущий впереди этого нечто, проник сквозь экран монитора, заставил наши глаза слезиться, пробежал по позвоночникам ледяными ознобами. Слова слиплись в комок, залепив глотки клейкой массой отчаяния.

– О, великий Маниту, – прошептала Ютта Аулин, вглядываясь в изображение на экране.

Её пальцы, сжимающие спинку бароновского кресла, побелели от напряжения.

Фигура, вышедшая из тумана, человеком не являлась.

Мрачная скульптура, будто сошедшая с пьедестала надгробия, пробуждала в памяти образы скорбных горгулий, охраняющих фасады готических соборов. Высокое существо куталось в кусок материи, походящей на римскую тогу. Ткань охватывала узкие бёдра, а край одежды изящно переброшен через левую руку. Тело демона обладало развитыми грудными мышцами, бычьей шеей, перевитой скрученными канатами толстых жил, и гордой осанкой. Треугольную, заострённую кверху голову венчали остроконечные, словно рога, уши; под нависшими бровными дугами зияла адская чернота пустых глазниц, крючковатый короткий нос напоминал клюв, а приоткрытая безгубая пасть скалилась набором кривых клыков.

Над плечами взметнулись вверх отвратительные обрубки, бывшие когда-то крыльями.

Демон остановился на рубеже огня, попирая трупы саранчи, плавающей в собственной крови.

Туман так же остановился, клубясь вокруг явленного чудовища.

Фигура, прочертила перед собой полусферу, царапая окровавленный пол кончиком длинного меча, зажатого в правой руке, и вперило бездны своих пустых чёрных глазниц прямо в глаза маленького робота.

– Оно явно хочет нам что-то сообщить, но почему-то мне не хочется это слышать, – первым очнулся Упырь.

– Боже мой, – вымолвил Исидиси и перекрестился.

Это были его первые и, кстати, последние слова за весь поход, исключая те моменты, когда через него горлопанил старина Брайан Джонсон.

Рука демона откинула в сторону край тоги, обнажая трёхпалую кисть с зажатым в ней предметом.

Кортни включила какое-то сверхтехнологичное устройство и изображение медленно приблизилось, обретая формы и краски.

Серая, цвета замшелого камня, уродливая когтистая лапа сжимала чёрно-красное пульсирующее человеческое сердце.

– Mom, I’m scared, – раздалось из чёрной коробочки, что висела на поясе у полковника.

Ютта Аулин вопросительно глянула на меня, но я не торопился с командой «огонь».

Турели настороженно замерли, наклонив стволы немного вбок и тревожно помигивая оранжевыми огоньками.

Древний демон, будто бы высеченный из камня, светился каким-то больным, тошнотворным сиянием; его облик подавлял и пугал.

Он низко склонил блестящую лысую голову, уставившись на Кортни у его ног, а та, в свою очередь высоко задрав свою башенку, пристально всматривалась в лицо чудовища.

Мы тоже видели его глазами робота, и вот ужасная физиономия начала медленно приближаться: Кортни увеличила изображение. Картинка на экране баронского монитора дрогнула; многочисленные помехи исказили черты ужасного облика, вглядывающегося чернеющей бездной своих глаз в души собравшихся; демон что-то произнёс, ещё сильнее обнажив тёмные клыки, и глаза Кортни закрылись. Экран погрузился в темноту.

Пять ударов сердца, десять.

Глаза робота оставались закрыты, монитор наполнен непроницаемым мраком. Камеры, расположенные за спинами турелей, показывали невероятное существо, что вышло прямиком из пелены седых веков и маленького робота, чудесное создание человечества, обладающее собственным разумом и смертоносным оружием.

Они замерли друг напротив друга.

Двадцать ударов сердца.

Чернота монитора, казалось, сгущается, и в клубящихся сгустках абсолютного мрака, я что-то увидел.

Ютта не выдержала:

– Cortney! Open your eyes! Fire! Destroy the target!

Пронзительный хохот, раздавшийся из динамика рации, заставил женщину вздрогнуть.

Скрежешущий, нечеловечески искажённый голос, ответил полковнику:

– Yes mom. As you wish.

Камеры над раздвижными стальными воротами показали, как маленький робот медленно разворачивается на сто восемьдесят градусов.

Первый залп реактивного огнемёта снёс ближайшую к Кортни турель. Та, объятая белым свирепым пламенем, с силой впечаталась в бетонную стену, крошась снопами пылающих брызг.

Гатлинг второй едва пришёл в круговое движение, как новый залп маленького робота пресёк попытку вооружённого сопротивления – вторая турель превратилась в пылающий факел, разбившийся в огненные брызги о холодный бетон подземелья.

– For god’s sake! What the fuck are you doing? – хрипло взвизгнула Ютта, уставившись в клубящийся мрак, что заполнил собой сознание её малышки.

Она обхватила ладонями свою прекрасную головку, непослушные чёрные локоны её кривого каре упали на смуглое лицо, застывшего бледной восковой маской напуганного насмерть индейца.

– There is no god here, mom, – прозвучал тот же искажённый скрежет.

Кортни чуть подалась назад, встав рядом с полуобнажённой фигурой, что стояла недвижно, будто кладбищенское надгробие. Демон опустил вниз руку с пульсирующим человеческим сердцем. Трёхпалая рука разжалась, роняя свою жуткую ношу, и та исчезла среди множества стволов, трубок и стальных деталей боевого робота.

– Now I have a heart, mom, and it bleeds. I am going to you.

(перевод: Теперь, мама, у меня есть сердце и оно кровоточит. Я иду за тобой.)

Кортни двинулась вперёд, её гранатомёты извергли залп; стальные ворота хрустнули, камеры погасли, и нам не понадобилась рация, чтобы услышать треск ломающегося железа.

Ютта Аулин отшатнулась от погасшего монитора. Её потряхивало.

– У Кортни были сестрички или братишки? – боевым ножом Упырь чертил аккуратные белые дорожки на лежаке, ранее служившем постелью для Лещавой.

Кончик его носа белел, словно вершина Эвереста.

Расширенными от ужаса глазами несчастная мать уставилась на невозмутимого кровососа, губы её дрогнули.

– Была ещё Элис, но она погибла, там, наверху, в самом начале вторжения.

– Так я и думал; вот как эти твари сожгли всю бронетехнику, – Упырь наклонился и, зажав одну ноздрю, вдохнул порошок через другую, оснащённую засунутой в неё трубочкой, скатанной из двадцатидолларовой ассигнации.

– Не погибла твоя Элис, – прогнусавил кровосос, передавая трубочку полковнику американской армии, – Разве может погибнуть Элис? Я очень надеюсь, что она занята, нам здесь и твоей Кортни хватит.

– Но как же так? Как получилось, что моя Кортни теперь на стороне этих...? Этих... – ноздри Ютты забились белым порошком, отчего она тоже гнусавила, будто подхватила сильную простуду, а в карих чувственных глазах блестели горькие слёзы, готовые хлынуть наружу скорбными хрустальными ручейками.

Я подошёл и отобрал трубочку. А затем передал её за спину. Лещавая перехватила приспособление, а я развернулся и присел возле лежака, так что девушка оказалась за алюминиевым столиком, сервированным огромными амфетаминовыми дорогами.

Грохот стоял невыносимый, гранатомёты Кортни крушили стальные ворота; пространство между бронестеклом и разрушаемым выходом в тоннель, наполнилось дымом, сровняв видимость к нулю, но нам и так было ясно: спятивший робот сейчас ворвётся внутрь, сопровождаемый ордой саранчи и стекло, пусть и бронированное, удержит их так же надёжно, как рыболовная сеть – Годзиллу.

Пришло время команды:

– Исидиси, Трабл, быстро нюхать и руки в ноги! Барон, активируй этот гребаный одноразовый лифт! Мы сваливаем!

Маленькие ручки обвили мою шею: заботливая женская ладошка поднесла к моему носу пригоршню вонючего порошка, другая засунула мне в ноздрю круглую бумажку. Я зажмурился и вдохнул. Виски сжал ледяной обруч, глаза застлала снежная пелена.

Я отдал Траблу никчёмную скатанную двадцатку и ткнулся носом в белый кулич, приканчивая оставшуюся ерунду.

Трабл отдал трубочку Исидиси, а сам вытащил из голенища сапога солдатскую оловянную ложку, смёл в неё со стола пару дорог и сожрал.

Исиди распрямился над усыпанным наркотиками столом и, глубоко вдохнув, подмигнул нам, а затем открыл рот. Но он так и не спел.

Дикий грохот лишил нас слуха; волна горячего, обжигающего воздуха метнула в лица сотни мелких осколков, вихри пыли и тёмного дыма.

Мы всё же услышали вопль Исидиси. Так кричит жестоко изувеченный, умирающий человек.

Молот Тора. Ага. Уйти мы не успели.

* * *

Справа в мои рёбра вонзается острый девичий локоть, я моментально разворачиваюсь в указанную сторону и жму на гашетку.

Автоматная очередь разрывает саранчу в ошмётки, обдав нас багровым фонтаном.

Затылок Лещавой больно стукается о мой, и я вновь поворачиваюсь на сто восемьдесят – принимаю удар острого лезвия в грудь, и ещё один – в плечо, кевлар трещит, но выдерживает; пули моей винтовки отсекают эластичный шипастый хвост, а затем рвут и самих нападающих. Рой, что ворвался сквозь разбитое стекло не имеет доспехов. Смертники.

Штурмовая винтовка Лещавой бешено лает за моей спиной, лишая меня последних обрывков барабанных перепонок. Девчонка вертится в переноске у меня за спиной столь ожесточённо, что я слегка пошатываюсь.

Полукруглый зал пункта командования частично полыхает, подожжённый огнемётами одержимого робота.

Вокруг клубы густой пыли и едкого дыма, хаос и гибель.

И крики. Гортанные и пронзительные крики боли – так кричат, умирая, твари с телами насекомых и лицами неупокоенных мертвецов.

Мы с Лещавой продвигаемся вперёд, сквозь этот ад, ища спасения либо смерти.

Пелена чёрно-белого дыма иногда рвётся, обнажая силуэты солдат, дерущихся насмерть.

Мы уже не успеем помочь Упырю: бойца растянули на полу несколько тварей; саранча вцепилась зубами в длинные ноги, армейские штаны порвались, обнажая окровавленную молочно-белую безволосую кожу, беспомощно раскинутые руки пробиты чудовищными когтями, его рвут на части клыками и когтями. Его «Печенег» валяется рядом; ствол всё ещё сжимает отрубленная человеческая кисть. Рука Лещавой вцепилась мне в бороду и поворачивает прочь в сторону; я слышу её выстрел.

«Спасибо за службу солдат. Только твой ум – вечен».

Нас спасает дым.

Передвигающиеся в нём твари слепы так же, как и мы.

Впереди две фигуры скачут по столам, будто ошпаренные кенгуру.

Трабл стреляет из винтовки, припадая на колено, словно герой дешёвого боевика; Ютта же просто стоит, широко расставив ноги, армейский М17 в её руках грохочет, словно Мьёльнир о небесную наковальню.

Полковник перепрыгивает на соседний стол и вновь застывает в позе. Она стреляет одиночными и не промахивается.

Мы спешим к выжившим соратникам и по пути натыкаемся на Кортни: её многочисленные стволы поникли, броня покрыта слоем пепла и пыли. Она определённо жива, но все её шесть прекрасных глаз разбиты в мелкие осколки, а правая гусеница порвана и спущена гармошкой на пол, словно чулок неряшливой школьницы. Маленькая башенка головы склонена набок и запрокинута; сквозь разбитый корпус мы видим мигающие оранжевые лампочки.

Я осторожно обхожу застывшего терминатора и запрыгиваю за поваленный стол, откуда призывно машет красно-чёрная клетчатая рука, жирные пальцы унизывают безвкусные перстни. Барон перемазан кровью и сажей, стёклышки его очков покрывает паутина трещин. В руках он сжимает штурмовую винтовку, с прилепленной на приклад наклейкой AC/DC.

На мой безмолвный вопрос он отрицательно качает головой.

Лещавая всхлипывает за моей спиной.

«Спасибо за службу, солдат. Помни, что лишь твой ум – реален и нерушим».

В бою нельзя отвлекаться.

Даже на то, чтобы мысленно попрощаться с боевым товарищем.

Хвост, напоминающий плетёный хлыст садомазохистов, рассекает воздух, а затем и грустное лицо Барона, толстяк визжит, однако быстрым движением вскакивает на ноги и всаживает в прорвавшуюся сквозь дым саранчу пристёгнутый к винтовке штык-нож.

Удар второго хлыста распарывает фланель на его груди, обнажая отвислые мужские сиськи.

Я стреляю второй твари точно в лоб и голова, увенчанная золотым обручем, дёргается назад, а саранча падает на пол, словно скошенная трава.

Барон удивлённо смотрит себе на грудь, где уже расцвёл алым глубокий порез. Половина его лица свисает вниз кровавой тряпкой. Вспоротая на груди кожа расходится под напором и поток тёмно-красной крови захлёстывает небесно-голубые джинсы. Он удивлённо булькает, поднимает уцелевший глаз, и указав куда-то вправо калашом Исидиси, падает вперёд лицом, не издав ни звука.

«Спасибо за службу, товарищ, ты умер в бою, как солдат. Лишь твой ум – бессмертен».

– Горе, Ютта, сюда, быстрее! – мой голос напоминает лай ротвейлера.

Я встаю боком и мы с Лещавой открываем ураганный огонь вслепую, прикрывая отступающих Трабла и полковника. Они бегут в указанном павшим шпионом направлении, и вскоре оттуда раздаётся треск выстрелов; бойцы достигли цели и теперь прикрывают нас; саранча, прущая из клубов дыма, валится, срезаемая метко пущенными пулями.

Я начинаю отступать широкими приставными шагами, штурмовая винтовка Лещавой лает скупыми выстрелами; боковым зрением я вижу холодные глаза убивающей хищницы.

В морду мне летят раскалённые гильзы.

Наконец напор атакующих тварей немного стихает, я поворачиваюсь спиной, приготовившись к стремительной перебежке, но сразу же падаю вперёд на колени, а потом и лицом в ребристые стальные пластины пола.

Лещавая, естественно валится вместе со мной, но продолжает стрелять в то, что ударило меня в спину.

Я выпускаю из рук приклад и встаю на четвереньки, ладони и колени разъезжаются на окровавленном железе.

Мы опять бежим вперёд, холодные руки сжимаются на моей шее, поцелуй ледяных губ застывает на моей коже.

Я вижу впереди, в пяти шагах, ярко освещённый проём лифтового отсека, подход к которому преграждают две фигуры, прикрывающие нас огнём.

Я вбегаю в лифт, следом вваливаются Ютта и Горе.

На панели управления всего одна кнопка, я жму её и кидаю в стремительно сжимающуюся дверную щель две гранаты.

Лифт дёргается, и устремляется вверх, и некоторые из нас всё ещё живы.

* * *

– Сержант... Монакура... Надо снять её... Остановись, я разрежу ремни.

Голос Трабла. Я не понимаю, чего он от меня хочет.

Мы бредём, спотыкаясь, по территории базы, заваленной трупами солдат в камуфляже и телами странных насекомых, закованных в ржавую броню.

Телами саранчи с человеческими лицами.

Мою шею крепко сжимают ледяные руки мёртвой девушки.

* * *

Пустой взгляд Горя прикован к грубому кресту, сооружённому из стволов двух загубленных берёзок, перетянутых солдатским ремнём. Я глубоко всаживаю крест в невысокий песчаный холмик.

– После всего этого... – начал он, но, махнув рукой замолчал, пряча глаза.

Я много раз видел, как он плачет. Истеричка.

Я воткнул крест, повесил на перекладину солдатский жетон и серебряную цепочку с распятием, отошёл назад на пару шагов. Трабл поднял ствол винтовки, вопросительно глядя на меня, но я отрицательно покачал головой.

«Спасибо за службу, боевая подруга, я буду очень скучать по тебе. Твой ум безграничен, теперь ты везде».

Мы стояли на той волшебной горке, поросшей соснами, кустиками брусники и седым мхом.

Внизу дымила вражеская секретная база, подвергшаяся то ли инопланетному вторжению, то ли Апокалипсису.

Приказ выполнен: американский офицер захвачен, хохлы ликвидированы. Пора нам возвращаться домой.

Я требовательно протянул руку и Ютта Аулин вложила мне в открытую ладонь мобильный телефон. Я набрал комбинацию цифр и прижал аппарат к уху.

Тишина.

Что-то капнуло мне на макушку. Я задрал кверху голову: голубое пятно над нам темнело по краям: со всех четырёх сторон света надвигалась чернейшая темнота, словно беря нашу горку в кольцо.

– Mom, where are you... I’m dying... – произнёс слабый женский голос.

Звук шёл из чёрной коробочки, висящей на поясе полковника. Я опустил вниз обмякшую руку, и все мы уставились на потрескивающую помехами рацию. Шипение динамика почти заглушало тоненькие девичьи всхлипы.

Яркие солнечные лучи в последний раз скользнули по рыжим стволам, красным ягодам и волосам Ютты, придав тем оттенок тёмно-синих океанских глубин. Маленький кусочек ярко-голубого неба над нашими головами затянули низкие, рваные тучи, с неба хлынуло. Мы стояли тесным кружком, опустив головы и наблюдая, как потоки воды уничтожают скромный земляной холмик, увенчанный кривым берёзовым крестом.

– Она смогла изгнать демона прочь. Я не могу оставить её там одну. Прими мою отставку, сержант, я возвращаюсь.

Когда смысл сказанных им слов наконец-то дошёл до меня, я посмотрел в две пары глаз – в решительные, чувственные и невозможно индейские глаза полковника Ютты Аулин, и в глубоко испуганные осознанием истинной реальности глаза нашего взводного шамана, а потом отшвырнул прочь мобильник.

Айфон полковника скатился по седому мху и сразу подхватился ручьём, что стекал вниз, падая небольшим водопадом со склона волшебной горки.

– Я с тобой.

Так будет правильно, Трабл никогда не ошибается: назад никто не вернётся.

– Нет, русский сержант, ты остаёшься. Ты странный, Монакура Пуу, и Великий Маниту обещает мне новую встречу с тобой. Через много лет. Возвращайся. Мы будем ждать.

Ютта Аулин вопросительно глянула на Трабла, и я тоже. Горе тревожно посмотрел на меня, а потом кивнул.

– И попрощайся с Кортни: пообещай ей будущую встречу. Мне кажется, она в тебя влюбилась.

Ютта отстегнула рацию от армейского ремня, перетягивающего её тонкую талию и протянула мне чёрную коробочку.

– Cortney... Can you hear me?

– I can hear you, my shaggy Russian giant.

– Stop crying, my dear, Mom is coming for you... and I... I will be back. I’ll be back soon, Cortney.

По бурой песчаной жиже, заваленной трупами жутких насекомых с человеческими лицами, припав щеками к прикладам штурмовых винтовок, семенили мелкими шажками две маленькие фигурки: русский диверсант и полковник американской армии. Они спешили на выручку маленькой девочке, которая отчаянно нуждалась в их помощи.

* * *

Сержант замолчал и опустил вниз голову, многочисленные косы цвета жухлой соломы завесили его лицо. Аглая открыла было рот, но спустя удар сердца, закрыла его опять. Скаидрис подошёл и протянул рассказчику свой ковш, полный эля, налитого аккуратно, почти совсем без пены. Монакура принял ковш и припал к краю пересохшими губами.

– А что стало с ними? – спросила Соткен; в уголках её стальных глаз блестели слезинки.

– В общем все умерли, – предположила Аглая, но тут что-то втащило ей под столом, девушка взвизгнула, подпрыгнула и заткнулась.

– Не знаю, я ещё не вернулся за ними, – тяжело вздохнул сержант, – Думаю мелкая права: у них не было шансов.

– Были, – дно кружки, зажатой в перчатке мечника, глухо треснуло о гнилые доски столешницы.

Все присутствующие уставились на предводительницу, так и просидевшую весь рассказ с задранными под потолок голыми ногами.

– Элис, – чётко произнесла предводительница, – Упырь был прав. Разве можно убить Элис?

Глава девятая. Bonus Track I. Элис. Bonus Track II. Имтраута.

«Ты в порядке?»

«Всё будет хорошо».

«Мы вытащим тебя отсюда».

Трабл внимал знакомым английским словосочетаниям, что много-много раз слышал с экранов телевизоров и кинотеатров, а сейчас вживую: от полковника американской армии Ютты Аулин, смятенно бормочущей в прижатый к её прекрасным губам микрофон радиопередатчика, и внутренне ухмылялся, дивясь то ли глупости, то ли лицемерию англосаксов, которые используют именно эти ключевые слова в абсолютно, казалось бы, безнадёжных случаях.

К примеру, вот полицейский, который, пережив жаркую перестрелку с оппонентами, сейчас склоняется над своим напарником, и, видя в его лбу отверстие диаметром с теннисный мяч, озабоченно спрашивает:

– Ю о'кей, бро?

Или вот ещё картинка: пара морпехов волочат третьего за руки по какой-то засранной пустыне, пытаясь вытащить из зоны поражения, а у пассажира ноги по самые бубенцы взрывом оторваны. Так вот: эти солдаты недвусмысленно заявляют транспортируемому, что «всё будет хорошо» и «помощь уже близко», хотя за очередным сожжённым бэтээром их ждут только полотенцеголовые талибы с калашами и гранатами.

Трабл хихикнул и споткнулся об обгоревшую, неестественно вывернутую ногу гигантского насекомого. Они уже приближались к замаскированному под подсобное строение оголовку аварийного выхода, когда Горе остановился и оглянулся назад, а Ютта последовала его примеру. Они ожидали увидеть высоченную фигуру, стоящую на вершине горы, среди сосен и камней, покрытых мхом, но плотная завеса дождя надёжно скрыла волшебный холм.

Песок, украденный у леса и раскатанный под напольное покрытие территории базы, превратился в вязкую жижу, в которой тонули их с Юттой армейские ботинки. Ливень обернулся непрерывным потоком; Трабл и его спутница брели по глубоким лужам среди полузатонувших нечеловеческих трупов, вздымающих к небу уродливые конечности. Их военные куртки прилипли к телу мерзкими мокрыми тряпками, стесняющими движения, и Трабл уже подумывал о том, чтобы избавиться от мокрого обмундирования. Эта мысль завладела его разумом; он представил, что и его прекрасная спутница так же отбрасывает в сторону промокшую ткань и...