Текст книги "Кого не взяли на небо (СИ)"

Автор книги: Клим Мглин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 52 страниц)

– Спасибо, Джет, – всхлипнула Сигни, избегая встречаться взглядом с фараоном.

– Кстати, моя хорошая, нас с тобой ждёт много дел, но мне не нужна помощница, которая вместо отдыха ночью болтается по трюму корабля, а потом, когда дело доходит до работы, падает с ног от усталости. Поэтому иди и выспись, чтобы быть мне полезной.

– Хорошо, Волк, – пискнула Сигни, и, развернувшись, приготовилась выйти прочь, подальше от рассерженного Зверя, но набралась храбрости, развернулась и сказала:

– Там, внизу мой папа, и теперь он драугр. Это неправильно. Объясни мне, в чём тут дело, Волк.

Зелёные глаза полыхнули красным и слегка сощурились на маленькой фигурке.

– Это знание для умных, взрослых девочек. Ты же – маленькая взбалмошная сопля. Поэтому шагом марш в койку, и постарайся подрасти, пока спишь, а когда подрастёшь, я всё тебе расскажу. Быстро в кровать.

Последние слова прорычали, и маленькая Сигни, вторично пискнув от ужаса, пулей вылетела в коридор и помчалась в свою каюту – прятаться и бояться под одеялом.

– Бесподобно, – оценил Джет воспитательские способности друга, – Ты не думала завести своих детей, дружище?

Йоля одарила фараона мягким, укоризненным взглядом.

– Джет, старина, неужели ты совсем всё забываешь? Разве раньше я так же выглядела? Ты какие-нибудь перемены во мне видишь?

Неупокоенный уставился на Йолю проницательным взглядом своих мёртвых, мутных глаз; смотрел, смотрел, а потом покачал головой.

– Да вроде нет, Госпожа, никакой такой критической перемены я не вижу, ты совсем не изменилась с нашей последней встречи, такая же божественно прекрасная.

Старый Аарон, что звенел кружками, ложками, сахарницами и заварочными чайниками возле уютного бара, встроенного в стену, прыснул со смеху и уронил на пол стальной кофейник. Тот покатился по полу, словно неразорвавшаяся боеголовка. Шипованный нос чудовищного сапога преградил ему путь и Йоля быстренько склонилась вниз, завесившись спутанными волосами. Лицо госпожи лейтананта исказила нечеловеческая попытка сдержать истерический хохот. Отсмеявшись и утерев со щёк слёзы, капитан подошёл к своему старинному, выполненному из красного дерева столу, и долго ковырялся в ящиках. Наконец нашёл.

– На вот, – старческая рука протянула Джету пожелтевшую керамическую табличку с отбитыми углами, – Освежи память. Это ваше фото: твоё и Госпожи.

Лысеющая голова с остатками буйной гривы почтительно склонилась в сторону, красной, как кирпич, Йоли. Та справилась с истерикой, но всё ещё слабо ухмылялась.

Неупокоенный владыка принял табличку и с интересом уставился на её, истерзанную временем, поверхность. С каждым стуком сердца его мёртвые глаза наполнялись светом искреннего восторга.

На табличке было выбито изображение двух человек в набедренных повязках, с мускулистыми, поджарыми телами и длинными вьющимися волосами, собранными за спины в тугие хвосты. Один из них обладал собачьей острой мордой и неимоверно длинными стоячими ушами. Странная парочка упоенно предавалась убийству. Они занимались жестокой резнёй, обезглавливая, протыкая и нарезая тела других таких же полуголых нищебродов. Тех навалило уже целую кучу под босые ноги напарников. Лучше всего художнику удалось запечатлеть их оружие. Мужик с нормальной, человеческой головой, вооружился короткой глефой с широким и кривым клинком. Псоглавец сжимал в руках длинный полесворд, с прямым, обоюдоострым лезвием. Бандитские рожи обоих киллеров кривились злорадными садистскими ухмылками.

– Я тут такой молодой... – мечтательно произнёс фараон, – А вот Волк совсем не изменился.

Мутные глаза вновь обожающе уставились на Йолю. Та лишь грустно улыбнулась и, подойдя к другу, прижала его голову к своей плоской груди.

«Сейчас опять обниматься будут, а потом плакать. Заебали они уже с этими соплями», – поморщился Монакура Пуу, отлипая глазом от замочной скважины.

Сержант выпрямился, приосанился и без стука вошёл в каюту.

– А можно мне тоже? – вполне пристойно попросил гигант, протягивая огромную лапу в сторону таблички.

Джет нахмурился, и попытался спрятать фото в нагрудный карман комбинезона.

– Подслушивал? – поинтересовалась Йоля, и поманила пальцем фараона.

Тот нехотя отдал табличку сержанту.

Монакура Пуу утвердительно кивнул Госпоже, потом внимательно изучил изображение, после чего поднял свои бездонные глаза на молодую женщину в драном миниплатье и усохшую мумию в красной шапочке норвежских китобоев.

– Найди двадцать различий, – пробормотал он и вернул табличку фараону.

– Я только скопирую и верну, – обещающе прошелестел Джет, не глядя в сторону паромщика, и каменная плитка исчезла в нагрудном кармане.

Монакура вздохнул:

– Грим вернулся, мокрый, злой, в крыле пуля. Я вытащил.

– Говорит, что эти уроды волосатые сами в говно вляпались, и его подставили.

– Говорит, что оба ранены и, до кучи, безнадёжно глупы, чтобы побороть свою гордость и признаться в этом друг другу.

– Говорит, что если мы не придём на помощь, то популяция нашего отряда сократится на двух ослов.

– Говорит, есть заводь для высадки.

– Говорит, что эти два пидараса забрали всю его рыбу.

– Говорит, что полетел отсюда прочь, потому что, если мелкая узнает о прекрасном продолжении круиза, она всех тут перестреляет, а потом покончит с собой, а он ещё жить хочет.

– Хм, – задумалась Йоля и, закрыв глаза, вроде бы задремала.

Джет медитировал, Аарон невозмутимо копался в навигационных приборах. Монакура подошёл к барной стойке и, поискав бутылку, ничего не нашёл. Он плеснул в чашку кипяточку и бросил туда же позеленевший от плесени чайный пакетик. Его, похоже, уже заваривали. Год назад.

Звериные глаза распахнулись, пламя ещё не разгорелось, но уже дымило, шо пиздец.

– Как ты там говоришь, мой хороший... Десант своих не бросает? Готовьте «Ньялу». Аарон, заводи двигатель, причаливаем.

Монакура одобрительно ухмыльнулся и решительно произнёс, как отрезал. Таким тоном генералы отдают приказы.

– Я говорил «диверсант». «Диверсант своих не бросает». Мы с моими бойцами справимся, Йоля. Останься с маленькой ярлицей. Неправильно оставлять её с кучей ходячих зомбаков...

Дверь помещения капитанского мостика отлетела от сильного пинка и внутрь ворвался ветер, запах озона и первые крупные градины. Аглая Бездна вперила в предводительницу обличительный взгляд блестящих очей и все черти преисподней повылазали через её чернейшие зраки.

– Подслушивала? – невозмутимо поинтересовалась Йоля.

Бездна глубоко вдохнула, широко открыла огромный, рабочий рот, и...

...И увидела Джета.

Она взвизгнула, прыгнула в сторону и, спрятавшись в Монакуре Пуу, навела на фараона ствол автоматического пистолета «Глок».

– Что это, что это что это?

У девушки тряслись губы и жёстко дёргался правый глаз.

– Познакомься, госпожа молодой адепт, – старый паромщик выдвинулся вперёд, выступая вперёд, словно заправский герольд.

Он обозначил церемониальный поклон усохшему мертвецу и, раздувая от важности впалые щёки, добавил:

– Владыка Джет, Великий Фараон Верхнего и Нижнего Египта, и, по-совместительству, мой первый помощник.

Джет благосклонно кивнул.

Йоля три раза похлопала в ладоши.

Аглая Бездна нажала спусковой крючок, и грудь мертвеца порскнула столбиком пыли.

Монакура Пуу отобрал у девушки пистолет.

Джет покопался в рёбрах и выудил маленькую пульку. Дырка на его груди вмиг затянулась.

– Мы справимся, – пообещала Йоле белая от ужаса Аглая, и Монакура Пуу, обняв несчастную девушку за плечи, вывел ту в коридор.

* * *

– Ааа!!! – восторженно орал Хельги, широко выпучив глаза и упёршись мордой в лобовое стекло. – Как охуетительно!!!

Старый двухдверный пикап, подпрыгивая на выбоинах, корнях, поваленных древесных стволах и на прочих опасных, но вполне преодолимых препятствиях, нёсся по лесной дороге со скоростью лося, ломящегося прочь от преследующей его стаи голодных волков. Автомобиль они отжали на лесной полянке, где валялись два трупа зарезанных Хельги странных человечков. У обоих на головах красовались шикарные ирокезы, у первого – синий, у второго – красный.

– Надо же, – сказал Скаидрис, вытряхивая первого мертвеца из потёртой, окровавленной косухи, – Опять закос. Неужели Апокалипсис не пережил ни один нормальный человек?

Сейчас бледный, сосредоточенный лив щеголял прикольной кожаной курткой. Чувствовал он себя отвратительно, боль в брюхе крепчала, в глазах темнело, руки и ноги холодели.

Он пытался следить за дорогой, но иногда оглядывался на дикого скандинава, что сидел в автомобиле первый раз в своей жизни. Тогда боль и дурнота отступали; рожа лива расплывалась в глумливой улыбке, и он поддавал газу.

Пикап подбросило в воздух и Хельги вписался башкой в потолок салона. Что-то хрустнуло – может железо, а может мальчишеская шея, и Скаидрис обеспокоенно глянул на викинга, но счастливый скальд не проявлял никакого беспокойства.

– Ремень! Пристегни ремень! – настаивал лив, но юный воин сделал вид, что вообще не в курсах насчёт ремней.

Он пребывал в состоянии счастливой эйфории, позабыв обо всём на свете; Хельги очень понравилось ощущение скорости.

Оранжевый и облупленный, словно прожаренный померанец, хищномордый «Isuzu» налетел на кусок огромной каменюки, что приплыла сюда верхом на спине древних ледников, и тут осталась, полностью уйдя в землю и оголив лишь маленький уступ, что торчал из почвы, устремив скорбный взгляд в далёкое небо. Пикап потерял управление и взмыл туда же. Но не долетел, пикапы – не птицы.

Брутальная морда автомобиля встретилась со стволом стройной сосенки, правая фара брызнула стеклом, машину развернуло боком и «Isuzu» пошёл юзом, снимая дёрн с почвы, будто палач кожу с пытаемой им жертвы.

Следующая сосна остановила нарушителя – жёстко и непреклонно.

Бок со стороны водительской двери вмялся так, что Скаидриса откинуло на пассажирское сидение, и он в свою очередь вмял Хельги в боковое стекло, что проломилось под напором твёрдой и качественной, германской черепной коробки.

Это немного успокоило их – оба на время перестали истошно визжать и матюгаться.

Хельги отпинался от тела лива, придавившего его, вытер со лба кровь, мелкие осколки стекла и восторженно глянул на товарища.

– Дай порулить, – викинг протянул руки к рулевому колесу.

– Не сейчас, бро, чутка попозже.

Скаидрис сунул руку под бронежилет и через пару мгновений в алчущие длани морского разбойника лёг отливающий перламутром и заляпанный алой кровью CD-диск.

– На вот, начни знакомство с техникой с малого – найди щель, куда надо его засунуть. Ибо это наш единственный шанс когда-либо послушать «Visceral Evisceration»*. Наш сержант не потерпит публичного глумления над всей мéтал концепцией девяностых. А если разберёт лирику, то нам брат, в тот же миг, наступит неотвратимый всепиздец. Врубай.

– Ммм, а может лучше «Sweet X Rated Nothings»*? Ща ваще по теме будет, – и Хельги мотнул пару раз лохматой головой.

– Врубай, говорю, – Скаидрис повернул ключ зажигания, двигатель оглушительно выстрелил и взревел. – В этом альбоме собраны сливки дума: тут и Пайодженезис с тремя иксами, и Парадайзовская «Готика», и Анафема, и Сатурнус, и псевдооперные женские вопилки.

Из-под четырёх колёс, ощерившихся шипастыми покрышками, полетели комья грязи; пикап отлепился от сосны и, взяв разбег, понёсся по старой лесной дороге, вдоль ряда стройных корабельных сосен. Из открытых окон грузовичка-внедорожника грохотали монотонные барабаны, пилила расстроенная ритм гитара, и какая-то шалава заунывно подвывала Ханнесу Вуггенигу, который рычал, смакуя каждое слово:

«Three weeks later he got fuggy

She embelished the rotting body

Inject his cock into her quim

Before consuming the putrid dick».

*Примечание: «Visceral Evisceration» – австрийская банда, изрядно постебавшаяся над зашитыми говнарями в середине девяностых годов.

*Примечание: «Sweet X Rated Nothings» – альбом группы «Pyogenesis» 1994 года.

* * *

Паром замер, пришвартованный возле деревянной пристани, что лепилась к берегу в начале устья широкой реки, впадающей в море. Автомобильный трап опрокинулся на гнилые доски, словно бессильно выпавший изо рта мертвеца язык.

Из темноты грузового отсека показались странные силуэты: они передвигались медленно, словно ожившие мертвецы.

Они и были мертвецами.

Неупокоенные катили пару пластмассовых бочонков; тусклое солнце, не способное просушить своим теплом даже мокрые волосы пришпиленной к флагштоку головы Хмурого Асти, тем не менее, оказалось слишком ярко для драугров – они щурились на светило бельмами мёртвых глаз и морщились.

Время от времени край бочонка накатывал кому-то из них на босую ногу с чудовищно отросшими, скрученными в спираль, жёлтыми ногтями, и мертвец безмолвно падал, но тут же невозмутимо вставал и продолжал свой путь.

Ньяла стояла на дощатом настиле причала и, распахнув дверцы десантного отсека, ждала погрузки.

Бойцы Псового отряда тусили рядом: стройная девушка, одетая в футболку, бронежилет и больше ничего, кривая карлица, одетая в красный этнический сарафан, бронежилет и больше ничего, и огромный, тощий воин, одетый в пятнистые, асфальтовых оттенков штаны, бронежилет и больше ничего.

Все трое смотрели на верхнюю палубу парома, где их провожали двое: высокая красноволосая женщина в залатанном, грязном миниплатье и маленькая девочка в окровавленной рубахе, что одной рукой крепко обнимала мускулистую ляжку своей спутницы, а во второй сжимала рукоятку обнажённого армейского ножа.

Бочонки с соляркой прибыли. Мертвецы, не обращая ни малейшего внимания ни на трёх бойцов, ни на их восторженно-тревожные взгляды, погрузили тару в десантный отсек броневика, деловито и умело укрепили груз, и неспешно потащились назад – смазывать железное корабельное сердце, драить палубу и издеваться над новичками – дохлыми бездарями, называющими себя викингами.

Соткен подпрыгнула и, ловко преодолев крутой порожек, исчезла в недрах броневика, захлопнув за собой заднюю дверь.

Аглая Бездна сощурилась на высокую женщину, красные волосы которой трепал морской влажный ветер, и, сплюнув себе под ноги, залезла на место водителя.

Ньяла хищно зарычала, заводясь с полуоборота.

Монакура Пуу ещё некоторое время мешкал, не в силах отвести взгляд от верхней палубы, но рука, затянутая в проклёпанную перчатку мечника, взметнулась вверх, сжалась в кулак, потом разжалась и нежно прикоснулась к прекрасно очерченным губам, а ещё через пару ударов сердца на обветренной щеке воина расцвёл алым цветком влажный поцелуй.

Сержант оскалился и залез в кабину, Ньяла взревела ещё громче, задние колёса провернулись на мокрых брёвнах, срывая с них кусочки коры, а броневик помчался прочь и вскоре исчез среди идеальныхстволов корабельных сосен.

Деревянная пристань опустела, но в этот миг одна из трёх опор, несущий на себе вес настила, со скрипом накренилась.

Раздался треск и прогнивший причал с оглушительным грохотом рухнул в мутную воду реки.

* * *

– Хель на их голову, брат, их слишком много, – красивое лицо Хельги пылало, викинг выглядел абсолютно счастливым. – И это здорово, я ещё не настрелялся.

– Как же мне нравятся эти ваши пушки, – он прижался щекой к прикладу трофейной автоматической винтовки и дал длинную очередь в сторону передвигающихся перебежками людей, – Кстати у долбаных скрелингов были точно такие же причёски, и умирали они так же быстро; на одного нашего приходился десяток краснокожих.

Скаидрис снисходительно улыбнулся товарищу, но ничего не ответил.

Они лежали за поваленным стволом сосны и стреляли, пытаясь сдержать новую отчаянную атаку.

Хельги отщёлкнул опустевший магазин, защёлкнул новый, предпоследний, и грустно улыбнулся ливу.

– Бой скоро кончится, так ведь, брат?

– Ага, – ответил ему Скаидрис; под глазами лива залегли глубокие чёрные синяки, – В принципе, мы с тобой задачу выполнили: разведка боем закончена, и нам можно было бы отваливать, но, если честно, я не знаю, как это сделать, братишка.

Оба повернули головы и бросили печальные взгляды на «Isuzu»: пикап догорал в стороне, обняв кенгурином ствол сосны.

– Жаль, métal напоследок не послушать. Спасибо, что познакомил меня с этим чудом.

Хельги тщательно прицелился и срезал трёх нападающих точными выстрелами.

– Ого, скальд, ты и правда талантлив, особенно в том, что касается убийства, – ответил ему Скаидрис, – А насчёт музыки: тут моей заслуги нет. Все скальды – априори métal. Кстати самое время складывать предсмертную вису. Хочу умереть кроваво и пафосно.

Польщённый юноша зарделся.

– Говно-вопрос, бро. Сейчас будет виса.

* * *

– Эти клоуны мне очень сильно кого-то напоминают, – Аглая Бездна пнула бездыханное тело человека, облачённое в длинное кожаное пальто и облегающие, полосатые, как у циркового арлекина, трико.

На голове у трупа красовался ярко-алый ирокез, точнее его половина, ибо башку мертвеца была развалил пополам сильный удар чего-то острого.

– Босяков из «Mad Max»’a девяностых? – предположила Соткен.

Монакура Пуу сощурился, вглядываясь в остатки красного гребня.

– Этот перец навевает образ Главного Гада из «Судного дня». Там ещё зеленоглазая брюнетка с клёвой задницей играла.

– Рона Митра, – подсказала ему Соткен.

– Угу, она самая, – согласился сержант, – Вот только имя актёра не помню.

– Никто не помнит, – поддержала его кривушка, – Хотя актёр классный.

– Крейг Конуэй, – Аглая Бездна ещё раз пнула труп ногой.

– Ничёси, мелкая, а ты откуда знаешь? – Монакура Пуу и Соткен с уважением уставились на девушку, что, присев на корточки возле мертвеца, пыталась стянуть с пальца мертвеца массивный перстень, выполненный в виде черепа.

– Мой папочка родимый постоянно этот фильм хвалил. Часто пересматривал. Особенно моменты, где Рона Митра в облегающем трико ягодицами шевелит.

Монакура Пуу осклабился. Его спутницы переглянулись.

– Наш сержант похоже в теме, – подытожила Соткен, – Он и сам не раз так поступал. Пересматривал по новой. Так ведь, Монакура?

– А может этот пассажир, – предположил сержант, оставив вопрос Соткен без ответа, – Может он преданно косит под старину Уотти, вождя «Exploited», ну того самого, который ставил себе ирокез с помощью монтажного строительного клея, ну а после того, как они, в смысле его волосы, выпали, лепил на лысину искусственный гребень из лошадиной гривы, и тот был ещё более потрясным, чем предыдущий, естественный.

Сержант наклонился и подёргал остатки волос на обрубке.

– У этого вроде бы свои, – пробурчал он себе под нос.

– Тута ещё один, тока синий, – сообщила Бездна из зарослей тростника и сержант с Соткен направились взглянуть на находку.

Мертвец, найденный девушкой, являлся братом-близнецом предыдущего – в кожаном плаще и с разрубленной головой. Ветер трепал торчащие волосы, замыленные в синий ирокез.

– И у этого свой, – разочарованно произнёс сержант, подёргав за пучок синей щетины.

– А он неплох, – улыбнулся Монакура в густые усы.

– Хельги? – Бездна скептически вздёрнула бровь, – Узнал его по почерку?

– Узнал, – кивнул сержант, – Будет хорошим солдатом. Превосходным солдатом.

– Прекрасным убийцей, – согласилась Соткен.

– Он уже прекрасный убийца, а солдатом только становится, – поправил Пуу, – Пошли следы искать, посмотрим, куда отправились эти два опездла. Полагаю, они решили провести небольшую рекогносцировку местности.

– Полагаю, этим кобелькам тестостерон в голову вдарил – типа показать друг другу свои большие яйца – какие они оба крутые и всё такое. Они же оба ранены, куда, их, дураков, понесло, – вздохнула Соткен.

– Думаю, они влюбились друг в друга, – хмуро предположила Бездна, отрезая палец у мертвеца с синим гребнем.

На пальце красовался перстень в виде черепа, но в отличие от найденного ею раньше, эту скалящуюся кость украшали крылышки.

– Знаете, бывает так: прожил на свете лет двадцать, и не знал, что ты пидор. Пока не встретил белокурого дикаря в нестираных портках, которого забросила в наше время постапокалиптическая аномалия.

Девушка сняла цацку с окровавленного обрубка и надела себе на большой палец руки. Перстень болтался на нём, как гандон на карандаше.

– Такая вся влюблённая, – умилилась Соткен. – А почему ты свою ревность гасишь, когда твой пацан госпожу нашу ублажает, скажи мне сладенькая.

– Он только кажется пацаном, а на самом деле – старик. К тому же, Йолю он и вовсе не ублажает. Так, отлизал пару раз. Скажи, карга, ты мне пупок и то, чё пониже, проколешь, когда с носом Монакуры закончишь?

– Такая вся влюблённая, – повторила Соткен, любуясь раскрасневшейся Бездной. – Конечно проколю, моя сладенькая, в клинике и пирсинг достойный найдётся. Если не спиздили, конечно.

И тут все трое услышали отзвуки далёких выстрелов. С неба спикировал гигантский чёрный ворон, что в последнее время больше смахивал на дракона, чем на птицу и, покружив над полянкой, исчез за кронами сосен.

– Все в Ньялу, быстро, – скомандовал сержант. – Мелкая за руль, я на башню, Соткен, готовься принимать груз.

– Показывай дорогу, Грим, – прорычал Монакура, будто лев, задрав к небу свою косматую голову.

Через несколько ударов сердца зелёный броневик уже нёсся по заросшей лесной дороге, преодолевая глубокие лужи, ухабы и заболоченные ямы воистину с грацией горной африканской антилопы.

* * *

– Может всё-таки съебём?

Хельги отлип от приклада калаша и посмотрел на Скаидриса с выражением героической обречённости на суровом, волчьем лице.

Скаидрис был бел, как соляной столп. Руки, сжимающие автоматическую винтовку, заметно дрожали. Он лишь грустно улыбнулся в ответ.

– Да ладно, – махнул рукой скальд, – Я пошутил, никуда мы не побежим. Постреляем, потом виса, потом Вальхалла. Ага?

– Ага, – вновь улыбнулся истекающий кровью лив. – Виса и Вальхалла. Только устроим этим чингачгукам маленький сюрприз. Последнюю подлянку. Примитивно детскую. Не стреляй.

– Угу, – юный скальд моментально въехал в суть дешёвой разводки.

Они затаились за поваленным сосновым стволом, выщербленном пулями, будто стена неприступной крепости, принявшей в себя бесчисленные залпы вражеских требушетов. Куски коры, сорванной с дерева, лежали на мху рыжими грудами; из них торчали острые занозы белой щепы.

Вновь загрохотали выстрелы, убежище бойцов постепенно таяло, разлетаясь в труху. От деревьев отлепилось несколько фигур и двинулись вперёд короткими перебежками. Потом залегли, постреливая и прикрывая тех, кто присоединился к атаке. Скаидрис и Хельги валялись пузами кверху, глядя в небо, и прислушивались. В тридцати шагах от них вжимались в мох и липли к стволам сосен враги, готовясь к последнему, решительному броску.

Свист. Потом крик. Громкий, призывающий, приказывающий.

Смутные фигуры замельтешили между стройных деревьев.

Вначале осторожно и неуверенно, но потом, осознав,что их не встречает смертоносный свинец, панки бросились вперёд – яростно и дерзко – визжа, тряся ирокезами и размахивая разнообразными пушками.

– Сейчас.

Скаидрис с трудом приподнялся и положил ствол винтовки на поваленную сосну. Его джинсовая задница и седой мох, на котором он только что валялся, покраснели от крови. Хельги последовал примеру лива и приготовился.

– Давай, бро.

Свинец хлестнул по наступающей цепи, срезая с голов напомаженные гребни и кроша бритые черепа в кровавую кашу. Пятеро упали, как подкошенные, ещё трое притворились мёртвыми и тоже упали, остальные – человек десять – залегли и открыли ответный огонь.

Обессиленный Скаидрис снова заполз за бревно и в изнеможении опрокинулся на спину. Юный скальд устроился рядом. Их разметавшиеся длинные волосы спутались меж собой, образовав на седом мху затейливую паутину.

– Клёва мы их, – произнёс Хельги, глядя в синее небо.

– Ага, – согласился с ним умирающий лив. – Сколько у тебя патронов? Примерно?

– Примерно семь, – ответил Хельги.

– У меня пять. Готовь вису, брат.

– Уже готова, дружище.

– Тогда готовься произнести её. И постарайся перевести мне.

Шагах в десяти от них послышался хруст. Скаидрис высунул ствол, направил его в том направлении и пару раз нажал на курок, не целясь. Хруст стих.

– Я собираюсь броситься грудью на свой меч, – сказал Хельги, переворачиваясь и готовясь к стрельбе. – Хочешь, сначала я воткну его в твою?

– Хочу, – согласился Скаидрис, – Но сначала вису.

И тут мутнеющие глаза лива, устремлённые в холодную синь, что проглядывала сквозь пушистые кроны корабельных сосен, уловили очертания огромной птицы. Или дракона.

Они услышали утробный рёв дизельного двигателя, что нарастал, и вот антилопа совсем рядом: слышны треск веток и хлюпанье грязи под колёсами броневика.

– Пригнись, – голая рука Скаидриса схватила товарища за подол холщового рубища и потянула вниз.

Раздался грохот выстрелов и воздух над головами бойцов запел смертоносным свистом. Шквал свинца вырвался на свободу сквозь узкое дуло крупнокалиберного пулемёта Браунинга. Сосновый бор наполнился густой непроглядной завесой – пули крошили кору и древесину в мельчайшую пыль.

– Наверное ты всё же прав, – Скаидрис вцепился рукой в плечо ошалевшего от происходящего викинга, – Давай-ка лучше на время отложим нашу героическую смерть и съебём по-быстрому. Помоги мне.

Они, цепляясь друг за друга, словно верные собутыльники, силящиеся выбраться из сточной канавы, где был настигнут и побеждён великий змей, с трудом поднялись на ноги. Скаидрис обхватил Хельги за шею, а скальд приобнял старшего товарища за талию, и два великих воина очень медленно поковыляли в сторону броневика.

Монакура Пуу, бесчинствующий на вершине стрелковой башенки, слал в сторону бора смертоносные очереди над самыми головами двух бойцов, спешащих навстречу своему спасению.

– Шевелите своими задницами, девчонки, – прорычал сержант обнимающимся.

Дверца десантного отсека броневика приглашающе распахнулась и смуглые женские руки, обнажённые и татуированные алыми розами, бережно подхватили Скаидриса, который потерял последние силы за эту короткую перебежку.

Хельги выглядел неважно, но у скальда хватило сил подхватить тощие ноги, обутые в рваные синие кеды, запихнуть их в чрево бронетранспортёра, залезть самому и дать короткую автоматную очередь в сторону бора, прежде чем захлопнуть дверцу, повалиться в кресло десанта и потерять сознание.

* * *

Невозможная дрянь проникла в его ноздри: запах муравейника, обоссанного бродячими псами. Его веки задрожали и Скаидрис с глубоким хриплым вздохом открыл глаза. Он полулежал в кресле десанта, плотно пристёгнутый ремнями безопасности. Над ним склонились две женщины: Аглая Бездна отирала его лицо мокрой тряпкой, а Соткен терзала его голое пузо. В руках кривушки мелькали шприц, рулон бинта и бобина лейкопластыря. Боли он не чувствовал – по всему телу разлилась мучительно приятная истома, во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу. Хотелось пить, сигаретку и почесаться.

– Очухался, – простонала тщедушная женщина в красном сарафане и уставилась стальными глазами прямо в покрасневшие очи раненного.

– Пуля в брюхе, но шансы есть. Нужна кровь. Какая у тебя группа, малыш?

– Четвёртая с отрицательным резусом, – ответил ей лив, внимательно следя за шикарной областью декольте, образованной щитками кевларового бронежилета, слишком узкого для такого роскошного бюста. – Самая редкая, такой ни у кого нет. Так что не парьтесь, я обречён. Ширните меня ещё разок, напоследок: очень клёвая хрень. Это опиаты?

Он облизнул потрескавшиеся, пересохшие губы, сконцентрировав свой взгляд на волнующей ложбинке.

– Тебе, щенок, прекрасно подойдёт моя кровь. У меня первая, – раздался хриплый голос со стороны кресла водителя. – Твоя четвёртая группа – паразит. В тебя вливать можно из кого угодно, а вот изливать рекомендуется только таким же долбоёбам. Таким, кто с четвёртой. Так что никуда ты не денешься: мы тебя выходим, подлатаем, а потом ты и твой голубой дружок предстанете пред лицом военного трибунала, который, в свою очередь, представлять буду я, Монакура Пуу, сержант Волчьего Сквада. Предстанете и будете осуждены за своеволие и невыполнение приказов. Будете осуждены и понесёте наказание, причём такое суровое, что даже я сочувствую тебе и твоему дружку. Лучше бы вас пристрелили, ей богу.

Аглая Бездна залепила грязной тряпкой большой рот, открывшийся для достойного ответа и боязливо покосилась в сторону водительского кресла. Скаидрис посопел, помолчал и скосил на девушку свои затуманенные глаза. Отметив, что приступ ярости у лива прошёл, Аглая избавила военного преступника от кляпа.

– Где твоя кенгуруха, дрочила? – почти ласково спросила она.

– Я затыкал её кусками кровавые дырки своих соратников, – ответил Скаидрис, слабо кивнув в сторону Соткен, лепящей ему на живот куски пластыря, и Хельги, расплющенного в кресле изрядной дозойобезболивающего.

Скальд хмурился и пускал слюни блаженства, внимая грёзам, насланным духом злого цветка, что путешествовал сейчас по его венам.

Соткен выпрямилась и Скаидрис проводил её грудь взглядом, полным глубокого сожаления.

– У нас есть два варианта, сладенькие, – проговорила кривушка, – Первый вариант. Назовём его быстрый. Мы едем в город, в мой родной город, в мою квартиру. Это тут рядом. Там есть всё необходимое. Медикаменты, бинты, системы, капельницы и инструменты. Но, скорее всего, в городе обретаются эти странные парни с гребнями на головах, что так ласково встретили наших бойцов. Поэтому не исключено, что добравшись с боем до места, мы довольно быстро подлатаем наших пацанов, после чего довольно быстро все погибнем.

Скаидрис протянул вперёд руку и смог дотянуться до края драного этнического сарафана. Он намотал тряпьё на руку и потянул к себе. Соткен недовольно уставилась на измазанную кровью конечность, на которой не было и намёка на рельеф мускулатуры.

– Скажи, мамочка, а та рыжеволосая красавица Сабрина из твоей истории* до сих пор обретается в твоём холодильнике?

*Примечание: Имеется ввиду история Соткен о пережитом ею первом дне Апокалипсиса, рассказанная в седьмой главе.

Притянутая за юбку к полуобнажённому мужскому телу, Соткен наградила раненного звонкой и чувственной оплеухой, после чего нежно лобызнула лива в синюю пентаграмму на бледной щеке и отобрала из его слабеющей руки кусок своего платья.

– Семь лет прошло, семь грёбаных постапокалиптических лет, малыш, – томно вытянула она, с неохотой отстраняясь от остывающего мужского тела. – Даже если эта крашеная шалава всё ещё там, боюсь, что её роскошное тельце слегка подпортилось. По причине отсутствия электричества, которое питало её скромный последний приют, то бишь мой рефрижератор.

– Так даже лучше, – мечтательно протянул Скаидрис, закрыл глаза и снова потерял сознание.

Аглая Бездна смачно влепила грязной тряпкой по бледной роже своего возлюбленного, но тот не пошевелился и глаза не открыл.