Текст книги "Осада (СИ) "

Автор книги: Кирилл Берендеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 73 страниц)

– Постой, так ты один, что ли, едешь, без напарника? – он кивнул. – Ну… у вас и порядки. Вы все точно там с ума посходили.

– Я уж пятнадцать лет баранку кручу, красавица, так что попривык.

– Сам из Владивостока, поди.

– Да, в Европу редко выбираюсь. Все больше там.

– А что за груз такой бесценный, что его поездом нельзя было? – он пожал плечами.

– Да ничего особенного. Китайские мягкие игрушки. Нет, не контрабанда, – усмехнулся он. – Для одной благотворительной организации.

– Что ж назад-то не повернули, когда припекать стало? – он только плечами пожал, сам не зная ответа. Вроде бы разговор с шефом был, но последний еще в Набережных Челнах, он стоял в пробке, ждал, когда очистят от мертвяков дорогу, а потом очень хорошо проехался до Нижнего с колонной БТРов. После и связь забарахлила и вроде уж совсем близко было. А в самом деле, он даже не заикнулся, чтобы развернуться. Никогда такого не было прежде, наверное, в том причина. Да и сам груз… он ведь важен получателю. Сам глава благотворительной организации говорил с ним перед выездом. Как его… Ширван Додаев. Тоже последние дни с ним не свяжешься никак. Телефон заблокирован. А может, номер сменили, всякое возможно в такой неразберихе.

– Да уж поди от этих детских домов не осталось ничего, – продолжала она. – Если слышал, что у нас по областям творится, знаешь, небось: всю глухомань жители побросали, в города ломанулись. О детях в таких случаях думают в последнюю очередь, – она вздохнула. – Сам, небось, неженатый, коль напросился в такую даль.

– Холостой, – кивнул он. – Можно сказать и напросился. Меня сам Дзюба послал, Лаврентий Дзюба, глава нашего профсоюза, слышала, может.

– Это который у вас там главный по бузе? Тогда слышала.

– У вас есть тут сход-развал? – вспомнил он. – Мне бы провериться.

– Ага, щас сходим, развалим. До утра придется ждать по-любому. Раньше никто сюда не придет. Даже мертвяки, – хоть она и пыталась шутить, но губы все равно плотно сжались, побелев. – Поздновато приехал, я вот уже и то закрываюсь. Еще б немножко и все….  Слышь, красавец, ты может, есть хочешь, у меня осталось кое-что на вечер. Так, лапша, но все-таки. На нас двоих как раз хватит.

Он секунду раздумывал, соглашаться или нет, но в последний момент его отвлекли. Вкрадчивый девичий голосок за спиной.

– Дядь, хочешь отдохнуть немного? Недорого возьму, – он резко обернулся. Перед ним стояла невысокая худенькая девица в зеленом топике и черной юбочке до колен. В пупке смешно топорщилось кольцо, лицо покрыто толстым слоем косметики, который можно смело называть гримом. Чтобы казаться чуть старше, чем есть.

Он улыбнулся чему-то своему. Вроде бы незаметно, но тетка за стеклом заприметила сразу. Глаза посерели, выцвели. Она сухо спросила:

– Будешь брать? Две сотни мне. Не боись, она чистая….

Он вытащил бумажник, выложил две замусоленных купюры на лоток, тетка немедля сложила деньги в карман рубашки. И буркнула вслед:

– Ну жеребись, жеребись, красавец.

Он сделал вид, что не расслышал. Девица прижалась к нему, изображая предвкушение, не очень умело, но ему и того довольно было.

– Тебя звать-то как? – зачем-то спросил он.

– Ангелина. А тебя?

– Егор. Красивое имя. Жаль, не настоящее.

– Не нравится, придумай другое. Мне все равно.

– Куда пойдем?

– К тебе, наверное. Не в подворотнях же перепихиваться, – оба синхронно оглянулись по сторонам. Самый край города, промзона. Интересно, подумалось ему, где живет эта Ангелина. – Ну, ты как?

– Да, пошли, – они прошли до трейлера, Егор подсадил хрупкую девчушку на сиденье. Откинул кровать.

– Лучше отгони фуру подальше, – посоветовала Ангелина. – А то утром нарвешься на обход, а они у нас лютуют последние дни. Оружие у тебя есть? – он кивнул. – Тогда тем более.

Интересно, подумал он, чем ближе к Москве, тем суровее становятся нравы у военизированных стражей порядка. Еще в той же Казани он парковался где бог на душу положит. Что-то будет в столице.

Пока Егор парковал фуру, у складов торгового центра Ангелина раздевалась. И сразу же набросилась на него, стоило ему поставить «Исудзу» на ручник. Все произошло стремительно, но он и не ждал подробностей. Ведь для нее это не просто работа, а еще и способ выживания. Кто знает, что стало с ее родителями, родственниками, подругами, друзьями в последние дни, раз она вышла зарабатывать тем, чему никогда не обучалась, но чем только единственно и владела. Не слишком умело, видимо опыта еще не было, так и он не привередлив.

И все время норовит всех оправдать. Он покачал головой. Ангелина пристально посмотрела на него.

– Нормально? – спросила она. И все же, в вопросе прозвучала тревога.

– Да все в порядке. Спасибо, – наверное, совсем неуместное слово, но она зарделась. Егор стал доставать консервы, неожиданно Ангелина остановила его.

– Постой. Я бы хотела…. Может, оставишь на ночь? – посмотреть ей в глаза он не смог. А она не отводила взор. – Я немного возьму. Даже совсем ничего. Просто мне ночевать негде, а сейчас комендантский час, и все такое, а эта жаба меня без места оставила. Думает, я к ней на коленках поползу.

Под жабой, понял он, подразумевалась тетка в будке. Он кивнул, Ангелина немедленно бросилась к нему на шею.

– А потом? – зачем-то спросил он. Девушка пожала плечами.

– Найду. Находила же раньше.

Значит, дело не в мертвецах. Странно, но это немного его успокоило.

– Ну хорошо, спи. С утра разберемся, что и как.

Ангелина успокоилась быстро. Потихоньку и он задремал. Усталость взяла верх, через несколько минут оба крепко спали. Покуда наутро из не разбудил обход. Егор предъявил документы, милиция не заинтересовалась девицей, лежащей на койке в кабине. Ее больше интриговало само присутствие дальнобойщика в этих краях.

– Значит, из Владика едем, – продолжил рассуждать сам с собой. – С китайскими игрушками. Где сертификаты? Ах, да. Оружие есть? – Егор молча протянул «Вальтер». Старший лейтенант, мужчина около сорока лет, может чуть старше, странно, что он до сих пор в столь низких чинах, повертел в руках пистолет, вынул обойму, вертел долго, но все же вернул.  – Надо бы конфисковать игрушку, ну да это другие за меня сделают. Транзит через Рязань запрещен с десятого, ты в курсе? У нас зачистка была, нам еще не хватало подцепить что.

– Как вас объезжать лучше? – спросил Егор. Лейтенант стал неторопливо объяснять. Путь выходил на редкость кружной, через бывшие поселки к югу от областного центра, через грунтовые дороги, не отмеченные даже на спутниковых картах.

– Так что собирайся и крути колеса, – подытожил лейтенант, спускаясь с подножки и в последний раз бросая недовольный взгляд на девицу.

– Мне бы заправиться. С тем, что осталось, я только до первой развилки доеду. Хотя бы полста литров, – лейтенант остановился, вздохнул, но кивнув, вернулся в кабину.

– Хорошо. Я прикажу заправить на вон той, им час назад завезли, не обеднеют.  Сотни хватит? – это как раз четверть бензобака, но Егор  и тому был рад. До Рязани он добирался со страшным скрипом, ему отдавали из последних запасов, литров по двадцать от силы, кто сколько мог.

– Спасибо на добром слове, командир, – Егор улыбнулся, но улыбка тотчас погасла, ибо милиционер приказал ему ехать как раз на ту бензоколонку, где он вчера встретился с Ангелиной. – А она мне точно отпустит? Вчера не давала ничего.

– Надо было лучше просить. И кстати, – после паузы и как бы невзначай заметил милиционер. – Ты мне так и не представил свою попутчицу. Где подобрал?

Он потянулся назад и резким движением откинул простыню. Лицо сложилось в неприятную усмешку. Егор пристально смотрел на руки лейтенанта, не отпускавшие ткань.

– Я и не знал, что ты здесь хоронишься. Думал, убралась, наконец. Ангелина, мне тебя опять отправить на пятнадцать суток или ты войдешь в мое положение?

Она молчала. Егор перевел взгляд на девицу, та пыталась прикрыть руками, но, скорее, лицо, нежели грудь. Лейтенант покачал головой.

– Сколько ты здесь? Полмесяца уже, или больше. Я забыл. И ведь раньше вроде нормальной была. А теперь. До плечевой докатилась. За бутерброд ножками двигаешь. Очень мило. Интересно, чем ты этого парня одарила, помимо своих ласк? Знаешь…

– Я чистая… – прошептала Ангелина.

– Ну, конечно. Это ты ему скажи. Да и потом, я ведь не из внутренних войск, я участковый. А ты мне всю статистику портишь. Да, представь себе, у нас в работе ничего не переменилось. Остальные давно к солдатне перебрались и там тихо-мирно работают. Обеспечивают поддержку фронта тылом, – зло произнес он. – И между прочим, под присмотром полковых врачей. А ты одна на весь мой район.

– Дядя Женя, я уеду, – тихо произнесла она. – Честное слово, уеду.

– И куда, хотел бы я знать.

– В Москву.

– Опять? И через сколько мне тебя ждать. Может, место в КПЗ зарезервировать. Скажем, на двадцатое, к тому времени ты точно будешь здесь, – неожиданно она заплакала. Милиционер замолчал. Потом коснулся ее плеча. – Ну, будет, будет тебе. Сегодня тебя обеспечили, но чтоб вечером я ни здесь, ни на районе тебя не видел.

Она кивнула, мгновенно перестав плакать. И повторила, сжавшись в комок:

– Все равно я уеду. Обещаю, – в ответ он только рукой махнул.

– Командир, мне можно ехать? – спросил Егор. Лейтенант кивнул. – Тогда я ее с собой забираю. Мы только вещи возьмем.

Милиционер помолчал, перевел взгляд сперва на водителя, потом на малолетку.

– До ближайшего КВД, я полагаю. Парень, ты сдурел от своего благородства. Чего тебе от нее еще-то надо. Ты до Москвы, думаешь, там лучше или дешевле не найдешь? Или она тебе из благодарности давать будет? – он помолчал, но пререкаться с ним никто не собирался. Милиционер вздохнул. – Ну ладно, давайте, голубки. Летите. И мой тебе совет, парень, как приедешь, проверься в первом же диспансере. Она тут не таких поднимала.

Милиционер устало выпрыгнул из кабины «Исудзу», медленно зашагал в сторону жилых домов.

– Ты это серьезно или чтобы его выпроводить? – жарко зашептала она в самое ухо Егора. Он упрямо кивнул. Новые объятия и поцелуи. Он вырвался. Обернулся.

– Мне напарник нужен. По радио передавали на дороге Москва – Рязань очень много мертвяков, бесчисленные заторы, никак не могут ликвидировать. Переберемся на Симферопольское, там говорят, чище. Ты стрелять умеешь? – Ангелина кивнула, потом потрясла головой. – Неважно, научишься. А в столице я тебя высажу, где скажешь.

– А ты?

– Мне надо… да и потом… – он замялся, не зная, как лучше сказать сразу о краткости их отношений. Но Ангелина поняла без слов.

– Хорошо, как скажешь. Мне тут недолго, я в одной каморке живу на улице Декабристов. Там таджиков беглых много.

– Он их имел в виду? – стараясь говорить холодно, произнес Егор. Ангелина побледнела. Но тоже сдержалась.

– Ты не за ту меня принимаешь. У меня временные трудности. А там у меня просто вещи остались, эта жаба сдает подвал беженцам, на всем хочет нажиться, пока может, – и тут же добавила. – Не думала, что ты об этом спрашивать будешь.

Путешествие до сырого затхлого подвала, где хоронились подпольные мигранты, враз лишенные и способов вернуться домой и найти какую-нибудь работу, заняло от силы минуты две. Егор зачем-то спустился вместе с Ангелиной, нет, не любопытство им двигало, но необъяснимое стремление увидеть своими глазами все, что там будет происходить. Впрочем, ничего особого там и не приключилось. Ангелина спустилась в грязный подвал, прошла по душному коридору, мимо батарей отопления, по которым медленно стекала влага, постучала в железную дверь. У открывшего на ладонь спросила старшего, Анвара, выяснилось, что тот спит. Вместо него вышел другой, Шерхон. Затхлый запах множества человеческих тел, высвободившись, заполнял коридор, Егор медленно отошел от железной двери, и вместе с девицей дожидался возвращения Шерхона. Наконец, тот протянул сумку, спросил, все ли в порядке, и, извинившись, закрыл дверь, объяснив, что из коридора дует. Они немедленно вернулись в машину.

– Ты здесь ночевала? – даже голова закружилась от свежего воздуха. Егор медленно приходил в себя, поглаживая руль и не глядя на Ангелину. Она только покачала головой. – Тогда едем в кафе, где-нибудь тут поблизости есть подходящее?

Они перекусили и привели себя в порядок в придорожной забегаловке, что еще сохранилась в бывшем поселке Храпово, от которого осталось только пост ДПС и вот эта харчевня, в полусотне метров от него. Жилые дома были разграблены или сожжены совсем недавно, поднявшееся солнце освещало безрадостную картину всеобщей паники и последующего оцепенения. Тишина стояла оглушительная, может быть, поэтому в закусочной, располагавшейся словно бы в центре кладбища, официантки столь шумно разносили еду, радио орало последние шлягеры и разговоры за столом, не прерываясь, велись на повышенных тонах.  Здесь собирались как раз дальнобойщики, да редкие жители Рязани, по какой-то надобности выбравшиеся в поселок. Последние либо при погонах, либо в штатском, но даже в последнем случае звездочки так и проглядывали сквозь пиджак.

Внезапно радио перестало орать «По Дону гуляет казак удалой», исполненную в стиле техно, переключившись на новости. «Ожесточенные бои в центре Феодосии продолжаются. Российская армия вплотную подошла к Белогорску и Судаку. Теракт в Керчи – татарскими бандформированиями атакована колонна мотострелков, есть убитые и раненые. Вымпел украинского флота крейсер «Гетман Сагайдачный» взорван в доках ракетой земля-земля. Президент Польши на внеочередном совете ЕС потребовал немедленного вмешательства Европы в конфликт, предложение было заблокировано Германией и Францией. Турция продолжает стягивать войска на границу демилитаризированной зоны Северного Ирака. Израиль вновь подверг массированному удару Сектор Газа и Западный берег реки Иордан, в ответ на вчерашнее решение Сирии не препятствовать переходу террористов и мертвецов на палестинские территории. Продолжается индийско-пакистанское противостояние в штате Джамму-и-Кашмир…».

– Да переключите вы это к чертям собачьим! – не выдержал кто-то. – Каждый день долбят одним и тем же. Пускай мир с ума сошел, но дайте хоть пожрать по-человечески.

Небольшой зал грохнул дружным хохотом, так что стекла зазвенели. Егор невольно улыбнулся. Ангелина ответила ему, с набитым ртом смеяться он не могла, и тут же снова склонилась над тарелкой. Видимо, нелегко приходилось последние дни, подумалось ему. Неужели в Рязани у нее действительно никого не осталось, он спрашивал, но Ангелина старательно уходила от ответа, покуда он не сменил тему.

– Кстати, – мысли облеклись в вопрос, – а ты в Москве бывала? – Ангелина потрясла головой. Сейчас в скромном бежевом платье, без косметики она казалась совсем девочкой. Как будто в забегаловку пришел отец с дочерью. Странная мысль, Егор только сейчас подумал о разнице в возрасте меж ними. Ведь со стороны это выглядит именно так. –

– Ни разу? – продолжал допытываться он. Она снова потрясла головой, на сей раз куда увереннее.

– А у тебя там связи?

– Надеюсь, что так, – он подумал поговорить с Додаевым, может, статься тот поможет. Да и потом, Москва все же пуп земли, наверняка для нее найдется местечко, не вечно ж на дороге стоять.

– Заранее тебе спасибо, – она тихонько сжала под столом его колено, созданная его воображением иллюзия мгновенно развеялась. Егор вздохнул и поторопил Ангелину заканчивать с салатом.

По дороге она продолжала расспрашивать про трассу, любопытствовать его водительскими историями. Егору показалось, что она делает это неслучайно, только для того, чтобы тому не было времени узнавать о ее житье-бытье. Егор попробовал проверить свою догадку, спросил, где она работала до того, как… ну ты понимаешь, о чем я. Но снова уперся во все ту же глухую стену.

– Слушай, а у тебя девушка там, в Владивостоке, осталась? – вопросом на вопрос ответила Ангелина.

– Наверное, да.

– Что значит, наверное? Девушка она либо есть, либо ее нет. Вы расстались перед твоей поездкой? И ты поэтому отправился? И что так и не созванивались всю дорогу?

Ну откуда ей знать, что произошло между ним и Дарьей. Только теории строить. Егор не знал, что ответить, Ангелина, сама того не подозревая. задела его за живое.

– Ну, – наконец, она заметила неловкость. – Может, там связь плохая.

– Все может быть, – тускло произнес он.

– А ты ей не звонил?

– Хотел, но…

– И не надо. Если она… словом, она сама должна тебе позвонить. А так – только нервы трепать. По себе знаю.

– Ничего ты еще не знаешь, – Ангелина не ответила и отвернулась.

Фура шла ходко, часть шоссе, проходившая через Рязанскую область, еще была сравнительно свободна. Он изредка поглядывал на часы, прикидывая, что эдак после обеда, часам к трем сможет добраться и до первопрестольной. Если конечно, он, как у Иркутска, не налетит на крупную аварию. Он обернулся на Ангелину. Девица устроившись на соседнем сиденьи, тихонько напевала какую-то песенку. Егор хотел сказать ей что-то, насчет дневного облика «ночной бабочки», но не успел.  Краем глаза заметил старую облезлую легковушку, болтавшуюся по шоссе из стороны в сторону. Это раньше он бы предположил пьяного водителя. Но теперь…

Он резко вывернул руль в сторону, стараясь избежать лобового столкновения: Ангелина не была пристегнута, сколько он ни просил. Старые «Жигули», которым давно место на свалке, снова резко дернулись в его сторону, так и норовя атаковать фуру.

– Держись, – выкрикнул он, начиная тормозить. Столкновение было неизбежным. Легковушка в последний момент затормозила, ударилась в борт «Исудзу» и замерла.

– Сиди здесь и не высовывайся, – приказал он девице, потиравшей ушибленный лоб. А сам вытащил пистолет и медленно открыв дверь, спрыгнул на землю. Стал подходить к «Жигулям», держа оружие наготове. И в это время, к немалому своему изумлению, увидел в точности такой же ствол, направленный ему в живот.

– Стой на месте, герой, – донеслось с заднего сиденья. – Еще шаг и будем считать дырки.

Егор замер. С переднего сиденья донесся приглушенный всхлип.

59.

Следующим днем я отправился к Валерии. Телефон никак не отвечал, сообщая лишь, что абонент недоступен, я решил нанести визит лично.

Дверь она открыла. Долго смотрела на меня, но, наконец, пустила на порог. Так же, не проронив и слова, пригласила в гостиную. И села напротив.

Некоторое время мы сидели молча, просто глядя друг на друга. Наконец, я решился:

– Валя, я хотел бы поговорить о твоей…

Она напряглась, я немедленно смолк.

– Если ты пришел только за этим, то лучше уходи.

– Но ведь она же была твоей матерью…

– Именно что была! И очень давно. Я даже не помню, когда последний раз это было. Наверное, в памяти не сохранилось.

– Ну как ты можешь.

– Как видишь! Ты думаешь, почему я все время так далеко, все по заграницам мотаюсь или просто не добираюсь до Москвы. Да потому что она здесь. А когда она переехала в Сочи, начала там олимпиаду обустраивать, я сочла, что на этом все и успокоится, и я никогда больше ее не увижу. Ну разве по телевизору, в новостях. Потому и перестала их смотреть. Чтобы даже так… даже так… – она не выдержала и готова была расплакаться. Но взяла себя в руки. – От нее все бегут. Все. Даже Милена.

– Теперь они вместе.

– Ой, только не надо мне этих ля-ля. От нее самой наслушалась. Все эти телефонные беседы по часу, убеждения, да я плохая мамка, но я же мамка, ты же должна. Да ничего я ей не должна. Даже теперь.

– Может, все-таки попробуешь ее простить, – Валерия подошла ко мне вплотную, я ощутил на щеке ее легкое дыхание.

– Артем, ты зачем пришел? Если ради нее, тогда уходи немедленно.  – я посмотрел на нее, но всей нежности, вложенной во взгляд, не хватило, чтобы растопить лед в ее глазах.

– Я соскучился по тебе. И к тому же мы вчера нехорошо простились, – взгляд помягчал, лед стал таять. – Я все это не мог носить в себе. Давай больше не будем, а? Я тебя очень прошу. Знаешь, ты последние дни… перед тем, меня так долго избегала. Я…

– Это из-за Милены. Ты никак не мог успокоиться.

– Но ведь ее больше нет, – я вздохнул. – Никого больше нет. Только мы одни. Знаешь, она просила, чтобы я никогда не терял тебя, и…

Ладонь звонко шлепнула меня по щеке. Первый раз в жизни Валерия подняла руку. Сделала это неловко, по щеке протянулась царапина от ногтя. Я коснулся пальцами щеки, на них осталась кровь.

Мы оба стояли и смотрели друг на друга, и каждый боялся нарушить тишину.  Наконец, она прошептала:

– Прости, – я кивнул, не зная, что ответить. Подошел, но она отстранилась. – Прости, но я не могу. Нам надо расстаться. Хотя бы на несколько дней. Пока ты не перестанешь….

– Да сколько ж можно повторять! – взорвался я. – Она жизнью пожертвовала ради тебя. Она там осталась только потому, чтобы никогда больше с тобой не встретиться. Чтобы не мешать тебе. Она об этом со мной говорила в тот час. О том, что уходит. И она ушла. Конечно, охрана отстреливалась, но она же знала…. А ты… боже мой, как же ты жалка в своей бездушной ненависти. Сколько же ты будешь ее ненавидеть. И главное, ради чего? Ради чего, я спрашиваю. Просто потому, что когда-то она мешала тебе. Так нет ее, ни ее, ни твоей сестры. Тебе никто не мешает больше. А через минуту вообще никто не будет мешать.

Я вышел в коридор, надел туфли, сорвал с вешалки пиджак и вышел к лифту. Уходя, все же обернулся: Валерия стояла на прежнем месте, не пошевелившись. Взгляд бездумно устремлен в никуда. Вернее, в то самое место, где я находился минуту назад. Словно, я и не покидал ее.

Я остановился. Хотел вернуться. Но потом взял себя в руки и захлопнул дверь. Плюхнулся в «Фаэтон» и некоторое время приходил в себя, глубоко дыша, как рекомендовал мне учитель фехтования.

У Трубной я остановился напротив маленького кафе. Зачем-то купил газету, «Комсомольскую правду», сел за столик на веранде, под ярким голубым тентом, перечитывая заголовок, разнесенный, как обычно, во всю первую полосу: «День флага будет отмечать вся Россия!». Я и забыл о таком празднике. Двадцатого Денис Андреевич отправлялся поездом в Питер. Там он и должен был принимать участие в торжествах. Наше управление готовило ему информационную поддержку, приглашало представителей прессы множества стран.

Я снова вздохнул. Развернул газету на середине и замер. Во всю ширь жирным ариалом был напечатан заголовок, бросившийся в глаза: «Я лицо фирмы, а не … из подворотни». И ниже: «Или что мы помним о Милене Паупер». Так мои бывшие коллеги по цеху отмечали девятины.

Я порвал газету и бросил ее в мусорное ведро. Официантка принесла кофе с коньяком, я медленно поднялся и оглядывая веранду кафе, подошел к занятому молодой особой, загородившейся от мира громадными черными очками. Возле ее столика так же валялись обрывки «Комсомольской правды». Я подошел и попросил разрешения присесть за столик. Она подняла глаза, скрытые темными очками, они несколько секунд внимательно изучали меня. Уяснив мой статус, девушка мелким кивком дала согласие.

– Тоже не любите прессу? – спросил я, кивая и стараясь улыбнуться как можно приветливее. Она молча кивнула и снова долго смотрела на меня. Будто ожидая каких-то других слов. – И предпочитаете уединение неумолимо наступающего летнего вечера земным заботам.

Почему-то хотелось говорить именно так, возвышенным штилем. Девушка приподняла очки, переместив их на лоб.

– Это серьезно? – спросила она после паузы. Я извинился, не понимая ее. – Не хочешь меня узнавать, просто делаешь вид, что клеишь. Я сперва подумала… – и тут же перебила себя новым вопросом: – Серьезно не узнаешь? А для чего тогда весь этот выпендреж? Еще бы стихами и розами меня поприветствовал.

Сказать, что я был растерян, значит, не сказать ничего. Первый раз оказался в таком странном положении. Хотел познакомиться с девушкой, так мимолетно, чтобы провести время до отъезда в Кремль по делам, и вдруг такой поворот. Я уразумел, что она явно звезда, вот только чего и откуда, это тот еще вопрос. Если сериала, гадать мне не перегадать, их по телевизору и так предостаточно, а я не смотрю ни один. Ну и как это объяснить сей взбалмошной особе, возомнившей себя центром вселенной?

Впрочем, я ее где-то видел. Точно видел, правда в другом ракурсе…в какой-то постановке что ли. Но единственная постановка, которую я смотрел в последнюю неделю, была запись трансляции из храма Ктулху, ну точно, новая верховная жрица, избранная на место Милены…

Наверное, лицо мое отобразило всю гамму переживаний. Девица, имени так и не вспомнил, усмехнулась.

– Значит, узнавание все же произошло. Очень рада, а то думала, так и останусь безымянной незнакомкой с картины Репина.

– Вообще-то Крамского.

– Да по фигу, – мы рассмеялись. – И как же ты смог вспомнить, интересно. У тебя такие сложные мыслительные процессы на лице отображались, я думала, перекипишь.

– Это точно. Смотрел на днях трансляцию из храма Ктулху. Ты была совершенно другой… не знаю, как сказать. В образе, мягко говоря.

– Под газом, – уточнила она. – Я тогда здорово махнула «ромашки», между нами, девочками. А больше ты меня так и нигде не вспомнил? – я покачала головой. – Вот здорово. Пять лет на телевидении, и выясняется, все коту под хвост. Приходит один молодой человек, и заявляет, что единственное, где он меня видел, так это в качестве сменщицы самой Милены Паупер, – произнеся это имя, она немедленно замолчала. И сидела, опустив глаза.

– Извини, мне надо было придумать другую историю.

– Нет, не надо. Просто с Миленой мы были… очень близки.

Я пристально вгляделся в ее лицо.

– Лена Домбаева. Я вспомнил. Мила мне рассказывала о тебе.

– Значит, ты тоже. Она мне тоже о тебе рассказывала. Артем Торопец, человек из Кремля, я не ошибаюсь? – я кивнул. Лицо у нее запунцовело. – Никогда не думала, что с тобою встречусь. Ты тоже?

– Наверное, мы и не должны были встретиться.

– Нет. Это судьба. Я в нее верю. Раз ты подсел ко мне, значит, так и должно было быть. И ты читал ту статью про Милену в «Комсомолке».

– Не читал. Только заглавие.

– Неважно, – она порывисто поднялась, я невольно поднялся следом. – Просто, треугольник замкнулся. И нам надо, мы просто обязаны…

Через несколько минут мы были у нее на квартире. Через несколько минут мы покинули ее. И разошлись. Как и положено во время сеанса внезапного секса. Наверное, она не обиделась, что я несколько раз называл ее в горячке страсти Милой. Равно как и она меня.

Я получил номер ее телефона на прощание. И приглашение на следующую службу в храм Ктулху. Служба проводится с реальными живыми мертвецами, как было напечатано на бланке. Дата – двадцать первое августа две тысячи одиннадцатого года, воскресенье. Начало в двадцать один час. Успокаивать гневливого морского бога будут как раз перед праздником, днем флага. Интересно, это как-то будет обыграно в программе?

60.

Тихон Куприянов, редактор отдела внешней политики, нашел Тихоновецкого, только во время обеденного перерыва. Валентин приехал с задания с репортажем о восстановлении сотовой связи в южных районах Ярославля и начале операции по уничтожению мертвецов на территории  ближайших деревень. Жизнь медленно возвращалась в проторенную колею, несмотря даже на начавшуюся войну за Крым, а может, отчасти, благодаря ей, в редакции почувствовали, что самое страшные пятые, шестые числа августа, уже никогда не вернутся. Что войска, преодолев разногласия, заново переформированные и перераспределенные, каждый на свой участок, никак не соприкасающийся с другим, выполняют свою работу, по всем фронтам тесня проклятых мертвяков. Об этом Валентин уже успел отписать в самых радужных тонах, насколько позволяла ему эйфория победных реляций последних дней, получив даже похвалу от человечка из «Единой России», занявшего намертво свой пост в кабинете по соседству с главредом.

Тихон присел за столик к Валентину, прихватив с собой кофе и молочный корж. И дождавшись, пока тот перестанет жевать, высказал новость последних минут, пришедшую как раз от того самого человечка. Смешно, но мало кто помнил его имя-отчество, все называли нового цензора просто «человечек из «Единой России», и название это намертво прилипло к нему, так что даже обращаться иначе казалось неуместным. Человечек был тихий, невзрачный, никогда не повышал голоса, только указывал на недостатки и всегда рекомендовал устранить. Иногда называя причину, иногда сроки – заключения, естественно.

– Слушай, Валь, ты у нас парень проворный, у меня есть для тебя непыльная работа вдали от наших палестин. Авансом обещают сорок тысяч. Ты только сразу не перебивай, договорились, – Валентин открыл и закрыл рот. – Вот и хорошо. Суть в двух словах такая. «Единая Россия» организует тур для журналистов ведущих столичных и провинциальных изданий в освобожденный Крым. Ну не сейчас, конечно, писать с места событий победные реляции будут не раньше двадцатого, а то и ко дню флага.

– Дню чего? – не понял Тихоновецкий.

– А ты вроде спецом считаешься, странно. Двадцать второго августа в России отмечают день флага. Россия это такая страна, где тебе угораздило жить и работать, если ты и тут не в курсе.

– А, так бы сразу и сказал. Все нормальные люди это называют день путча. Или победы над путчем, кому с какой стороны довелось побывать. Слушай, у меня один знакомый в Москве есть, Леня Оперман, я к нему обычно наведываюсь, когда в столицу приходится приезжать по делам, ну вот в тот раз, когда меня хотели сослать в храм Ктулху, к примеру.

– Ну да, а ты мужественно спасал отделение милиции от зомби.

– Я продолжаю. Прикинь, он как раз закончил школу, когда путч начался. Ну и когда объявили о разгоне Белого дома, естественно ломанулся туда, как истинный патриот своего отечества. Два дня торчал в оцеплении, а когда в ночь с двадцатого на двадцать первое полилась кровь и началось подобие штурма, в здании началась паника. Оттуда стали выносить всё, и все. Леня, не будь дурак, немедленно оказался в самой гуще событий. И получил новенький импортный видеомагнитофон, который, как реликвию, хранит до сих пор. Не хухры-мухры, а фирмы «Сони», до сих пор крутит на нем фильмы в переводе Володарского.

– Серьезно, – заметил Тихон. – Но я о другом…

– Так вот представь, те кто стояли в оцеплении и гибли, получили значок – типа, герой обороны Белого дома, чуть не на свои деньги созданный. А вот те, кто торчал внутри, или ближе к дверям, охраняя Бориса Николаевича со товарищи, здорово прибарахлился. Почувствуй разницу.

– Почувствовал. Бориса Николаевича, как я слышал, до сих пор ловят.

– Это дело десятое. До сих пор жалею, что меня там не было.

Тихон усмехнулся.

– Ты лучше б пожалел, что так поздно родился. Что бы ты делал там, едва научившись ходить?