Текст книги "Осада (СИ) "
Автор книги: Кирилл Берендеев
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 73 страниц)
– Да что же это вы делаете? – вскрикнула женщина.
По толпе будто разом прошел разряд. Вся масса отшатнулась от притвора, но деваться ей некуда было, а посему, находившиеся в притворе двинулись следом за остальными, прокладывая себе дорогу к алтарю.
Нет, со смятением в душе, с колотьем в сердце, понял отец Дмитрий, не к алтарю, но к другим людям, к его прихожанам, ко всем, кто вошел, кто оказался в церкви. Будто в ловушке, специально и тщательно подготовленной для чудовищного действа.
В глазах помутилось. Он видел сейчас то самое, что вчера вечером. Вне всякого сомнения, кошмар повторялся. Многократно усиленный, и от повторения своего в таких масштабах и в таком месте, он заставлял тело отца Дмитрия сжиматься в ужасе, трепетать и тщетно пытаться обернуться к знакомой иконе – чтобы вот сейчас вопросить Его, нет, вытребовать ответа.
Неужели придется стрелять? – подумалось ему в этот миг. Туда, в толпу, в тех, кто пришел в дом Господа, чтобы превращать живых в себе подобных. Творения Божии в насмешку над оными.
Он отступил на два шага и резко повернулся к иконостасу. Отыскал лик Спасителя. Темнота лежала на лике, весь иконостас был залит светом, но по старой иконе наискось прошла тень. Отец Дмитрий вздрогнул, подошел еще ближе. И тень вздрогнула вослед – только сейчас он понял, что тень эта исходит от него.
Из толпы донеслись крики ужаса, он обернулся. И замер.
Люди кружили по пространству церкви, спеша укрыться друг за другом, но по причине страшной толчеи и суматохи были настигаемы и с упоением кусаемыми восставшими из могил. Их ворвалось осквернить святую обитель, совсем немного – шестеро. Патронов в Макарове должно хватить.
Вот только они уже покусали еще человек двадцать. А это значит…
Но как же стрелять по ним? В отце Дмитрии все противилось самой мысли о поднятии оружия на всякого человека, тем более в святом месте. Он был типичным непротивленцем, мятущимся и нерешительным. Когда его лет семь назад как ограбили, он не сопротивлялся налетчику, послушно выворачивал карманы подрясника, хотя тот не угрожал ему ничем, кроме собственных крепких кулаков. Однако же, самая мысль сцепиться с ним, привлечь внимание к своей персоне и своей проблеме, отчего-то казалась батюшке вовсе немыслимой, и неизвестно какая больше – первая или вторая. Он не мог даже поднять руки, чтобы ударить мерзавца, силы разом покинули отца Дмитрия, и лишь, когда грабитель отвалил, не особо торопясь уйти, батюшка кинулся в церковь замаливать сковавшую его нерешительность и безотчетные страхи перед грубой силой с наглым прокуренным голосом.
Тогда ему помогли, нашлись свидетели, более того, преступник сам вернул ему деньги и телефон. На следующий же день, а до того, батюшка пребывал в тихой прострации от случившегося, и уподобившись заведенной игрушке, исполнял свои обязанности – спасение его добра состоялось лишь благодаря усилиям попадьи, пошедшей на переговоры с грабителем.
Они встретились на тихой поселковой улочке, как было обговорено заранее, молодой детина вернул добытое и попросил прощения, вряд ли искренние, но батюшка механически произнес заветное «ступай с миром». Будто и в самом деле освободил от тяжкого греха и направил на путь истинный.
Батюшка дернулся от пришедших воспоминаний, но переживать сейчас времени не было – толпа из наоса устремилась к алтарю. Всякие законы мирские преодолены оказались и порушены во имя собственного спасения, все условности отброшены, толпа, боясь уйти через заблокированные зомби двери храма, метнулась в алтарные помещения, ища иной выход, сквернословя и топча друг друга. Вот только выход из церкви проектировался один, и то, что многим показалось сокрытой от глаз возможностью спасения, на деле вышло гибельным тупиком. Мертвецы последовали за обезумевшими людьми, ринувшимися через царские ворота, кто в ризницу, кто в жертвенник, кто-то попытался найти убежище за святым престолом, в кивории. Иные искали выходы через узкие стрельчатые окна – храм был выстроен в византийском стиле. Вот только дотянуться до них, даже с алтарного возвышения, даже ступив на преграду, составляло большой труд, а неуправляемая, утратившая всякий разум толпа, шарахаясь по запретной территории, препятствовала самой себе уйти от неизбежного.
Отца Дмитрия стерли с пути, смяли и отбросили в сторону, он сильно ударился об иконостас, зашатавшийся от удара и топота множества ног. Ему подумалось, не стоило так бояться троих, стоявших на страже у дверей, если рвануться всем миром, наверное, можно выбраться на свободу. Только как странно мыслить о возможности выйти из церкви, как обрести свободу.
С этой мыслью, батюшка поспешил в алтарь. В ризнице к узкому окошку примыкал шкаф с священническими одеяниями, его сдвинули поближе крепкие мужские руки, подставили стул, а другим стулом пытались высадить витраж в металлической оправе. Мягкий металл поддался, окно отворилось. В него едва удавалось протиснуться, но это был выход. Тем более, что мертвые были рядом, все время, пока двигали шкаф, выбивали витраж, и карабкались, они находились поблизости, они наступали на пятки бежавшим, они кусали и царапали всех, кто оказывался в пределах досягаемости. Их били стульями, тяжелыми образами, кто-то в отчаянии пытался размозжить голову своему противнику семисвечником, не найдя выхода за престолом. И он сумел сделать это, череп с хрустом треснул, мертвый рухнул замертво сызнова, а бивший, изрядно уже покусанный, восторжествовал, узрев недолгую свою победу.
Отец Дмитрий попытался остановить, как мог, своих прихожан. Он убеждал, он возопиял, наконец, он кричал на них. Но ответа не добился, на батюшку не обращали внимания ни живые, ни мертвые. Тогда он выскочил на амвон – и там люди все кружили в неистовом хороводе.
Только сейчас он вспомнил о пистолете, по-прежнему сжимаемом в руке. Только сейчас смог направить в сторону стоявших недвижно фигур у притвора – ни одна из них не шелохнулась, будто не верила в самую возможность выстрела. Отец Дмитрий стрелял и раньше, в школе, из пневматической и мелкокалиберной винтовки и на сборах – из автомата и пистолета. С тех пор он все забыл. Как казалось ему.
Но только, когда рука поднялась, выведя мушку на уровень глаз, а подушечка указательного пальца мягко легла на спусковой крючок, бережно нажала, батюшка вспомнил все. И выстрелил.
Отдача рванула пистолет вверх, пуля прошла над головой мертвого. Он медленно пошевелился. И отделившись от стены, пошел к отцу Дмитрию. Батюшка выстрелил вторично, снова мимо. Волнуясь, торопясь, он прицелился в третий раз, шепча молитвы, призывая Всевышнего ниспослать ему твердость и спокойствие, и ничего больше, патронов ему хватит. И, едва пробормотал «аминь» и нажал на крючок третий раз, на улице заработал пулемет.
Пули зло впились в двери храма, в кирпичи кладки. Завизжали, отскакивая от четырехсотлетних стен. Толпа рванулась прочь от притвора, пулемет молотил все отчаянней, неотвратимей. Все больше пуль влетало через распоротые двери в предел храма, вот уже и один из стоявших у входа дернулся дважды и, странно кивнув головой, рухнул на пол.
Остатки толпы бросились из наоса в алтарь, танец окончился. Пуля, выпущенная из Макарова, нашла свою цель, мертвец пошатнулся, сделал неловкий шаг вперед и медленно осел. А через мгновение батюшка оказался и вовсе один – последнего мертвеца разрубила надвое очередь грохотавшего подле церкви пулемета. В тот же миг и замолчавшего.
Отец Дмитрий, не понимая, что делает, выскочил в притвор, и отчаянно голося, выскочил на ступени.
Перед ним стоял милицейский уазик, на заднем сиденьи которого был установлен пулемет Калашникова; удобно устроившись за ним, в открытую дверь стрелял еще несколько секунд назад один из милиционеров. Рядом с ним, за капотом уазика с автоматами в руках стояли еще двое сотрудников. А подле батюшки, на крыльце, лежало семь трупов. Давно уже мертвых, как понял отец Дмитрий, едва взглянул себе под ноги.
– Вы целы? – не перестав целиться, спросил его пулеметчик. Отец Дмитрий кивнул. – Уверены? Подойдите, вас осмотрят.
Он покорно подошел. Беглый взгляд, старший лейтенант, забросив автомат за спину, осмотрел его руки, шею, затылок и отпустил.
– Сколько там народу?
– Около сотни, может больше. И шестеро мертвецов… было. Осталось три. Боюсь, много покусанных.
Старший лейтенант кивнул, дернув щекой.
– Скверно. Я как чуял. Скажите им, чтоб выходили по одному. Нас на осмотр всех не хватит, Бужор, вызывайте подмогу. А пока пусть выходят, руки за голову и строятся у стены. Будем ждать.
– Чего? – не понял отец Дмитрий.
– Сами знаете, чего, – ответствовал лейтенант и крикнул в мегафон: – Господа прихожане, немедленно покиньте храм. Стрельба закончена.
Последняя фраза резанула слух отца Дмитрия. Он хотел что-то сказать, но младший лейтенант Бужор, вышел из-за уазика и направился к церкви сказать то же самое простым человеческим языком. И тут увидел вылезавших в окно людей.
– Назад! – крикнул он. – Выбирайтесь через дверь, – ему стали кричать о мертвецах, бродящих в алтаре, но лейтенант оставался непреклонен. Направив дуло автомата, он потребовал еще раз спускаться и выходить через дверь. С неохотой ему подчинились, в этот момент с противоположной стороны церкви послышался глухой удар и крик. Бужор бросился туда, мимо восточной стены, проверяя нет ли где еще разбитых окон. Нет, только со стороны ризницы, один из прихожан неудачно прыгнул и, видимо, сломал себе ногу. Бужор подошел поближе, приказал людям немедленно забираться обратно. Он нагнулся к пострадавшему, хотел помочь, но тут же отшатнулся, увидев на руках длинные царапины. И не раздумывая, выстрелил в истошно кричавшего человека.
Это убедило вылезавших лучше всяких других доводов. Они немедленно попрятались внутри, и только продолжавшаяся возня убедила лейтенанта, что схватка не закончена, и что необходимо как можно быстрее вмешаться, упреждая новые жертвы.
Старший спросил его о причине выстрела, Бужор доложил, заметив, что в церковь войти придется как можно скорее.
– Царапины могли быть и от стекла, – медленно, как бы про себя, произнес старший лейтенант, оглядывая церковь, и не замечая посеревшего лица Бужора. – А могли и от…. Да, надо входить. Нестеров, будь наготове, – пулеметчик кивнул. Старлей снова крикнул в мегафон: – Мы сейчас войдем, прошу не паниковать, выйти из алтаря и рассредоточиться по стенам. Попытки выбраться через окна будут пресекаться. В ваших же интересах успокоиться и выполнить приказание. Повторяю…
Он отнял от губ мегафон, только когда вошел в притвор – акустика в церкви позволяла, не напрягая голоса, командовать толпой,. Отца Дмитрия неведомая сила втянула в церковь следом за милиционерами. Он хотел напомнить молодым людям, что негоже находиться в храме Божьем в головных уборах, но передернутые затворы заглушили мысли.
Милиционеры стояли в притворе, разглядывая убитых мертвецов и стоящих по стенам людей, в основном, женщин и стариков, которые неохотно, но все же покинули алтарь. Мужчины остались внутри, возня в алтаре еще продолжалась, старлей крикнул еще раз, наконец, на амвон стали выбегать молодые люди. Всякий резко останавливался на ступеньках солея, увидев дула автоматов, направленные в грудь. И затем нерешительно спускался на наос, опустив голову и выбирая себе место у стены.
– Церковь не покидать. Сейчас сюда подъедет ОМОН, так что волноваться больше нет причин. Мертвецы еще там?
Никто не отвечал, и так было понятно.
– Магомедов, – скомандовал старлей. Третий вошедший решительно двинулся по солею в пределы алтаря. Однако перед царскими вратами остановился. Помялся и только затем проник в алтарные пределы. Схватил кого-то за шиворот, и выдворил наружу.
– Святое место, – буркнул он негромко. – Чего стоять, был же приказ.
Мужчина растерянно выбежал на амвон, и снова замер. Рубашка его была разорвана, пропиталась кровью. Милиционеры навели автоматы, но тут же опустили их – стрелять в церкви они не решались. Батюшка немедленно схватил мужчину за рукав и провел в наос. Многие шарахнулись в стороны. Но многие, не понявшие еще толком проблемы, приняли его в свои ряды.
Магомедов исчез из виду. Еще несколько человек тем же способом были выдворены в пределы наоса. Затем донеслось чертыханье, звуки ударов, и, короткая очередь.
– Аскер?
– Порядок, Борис. Свои кидаются.
Кто-то в наосе вскрикнул испуганно. Отец Дмитрий обернулся: сперва один, а затем еще несколько человек, стоявших у стены, попадали, как подрубленные колосья, на узорчатый гранитный пол.
– Аскер? У тебя много? – нервничая крикнул старший. Ответа долго не было. За это время еще двое упали. Толпа шарахалась от каждого в стороны, ее смирение, да и терпение самих милиционеров было уже на исходе.
– Секунду, здесь непонятно. Кажется, прячется кто-то.
– Нестеров! – крикнул старлей. – Сюда. Ион, тела оттаскивай к алтарю. Сергей, помогай. Аскер, быстрее. У нас проблемы.
– Догадываюсь, – еще трое выбежали на амвон, да там и замерли, увидев десяток трупов, собравшихся кучками людей, пытающихся сторониться друг друга, да в тесноте не могущих этого сделать. Спускаться не решались ни в какую, несмотря на уговоры батюшки, на угрозы Бужора. Еще несколько стоявших у стен упали, в разных местах. Сторониться было уже негде и некуда, толпа запаниковала, люди снова заметались по сторонам.
– Всем оставаться на местах во избежание неприятностей! – крикнул он. Но толпа ревела, шумела, заводилась. И рванулась на одинокого лейтенанта. Тот не задумываясь, поднял автомат и полоснул очередью поверх голов.
Изнутри алтаря, в унисон, донеслась очередь. Еще одна. Прихожане в ужасе шарахнулись обратно, упавшие спешно поднимались и отбегали. В царских вратах показался мертвец. Толпа ахнула и вздохнула с некоторым облегчением: пройдя шаг, тот упал замертво. Следом вышел Магомедов.
– Там десять трупов, – произнес негромко он старлею, вернее, пытался произнести негромко, но каждое слово в церкви отдавалось громогласным эхом, разносясь и умножаясь под сводами. – Я их проверил. Все чисто.
Бужор и Нестеров торопливо стаскивали упавших и укладывали их рядком у амвона. Старлей махнул рукой.
– Батюшка, остановите своих, пока мы займемся.
Отец Дмитрий покорно сошел в наос и попросил выйти на середину всех, кто получил укус или какое иное повреждение от мертвецов.
– О чем я говорил сегодня на утрени, – добавил он. Несколько человек повиновались, вышли на середину. – Еще, пожалуйста, – попросил батюшка, – выходите все. От вас зависят жизни ваших близких.
– Выходите, – добавил старлей. – Все равно мы ничем вам уже не поможем. А вы навредите еще о-го-го как.
Один из стоявших упал, остальные попытались метнуться к стенам, но батюшка словом, и старлей автоматом удержали их на месте.
– Выходите. Ничего уже не поделаешь. Ничего, – повторил он, вложив в голос столько металла, сколько смог. И повернулся к батюшке.
Один из лежащих у алтаря начал подниматься.
– Вам достаточно одного примера или нам подождать? – спросил старлей у замершей в диком, парализующем ужасе толпы. Ответа не было.
Нестеров и Бужор прикладывали дуло ко лбу или затылку упавших и стреляли, затем к ним присоединился Магомедов, оглядывающий черным глазом толпу. Убивали ритмично, споро, словно давно привыкли к такой процедуре. Убитых поворачивали головой на север, для отличия.
Батюшка подошел поближе и принялся читать на исход души. Хотя на душе скребли кошки. Что считать временем смерти, когда человек только был укушен мертвецом или же неизбежно скончался от укуса, а может, еще и в то время, пока он пребывает между смертью и восстанием еще разрешено читать канон на разлучение души и тела – только непонятно, разлучается ли вообще душа человека отныне. И если разлучается, то когда? Неужто лишь насильственно. И это значит, что все восставшие обретают свои души сызнова – в негодные подгнившие тела, пожранные червями, иссушенные временем?
Но с течением времени, моление отца Дмитрия, успокоило и его самого и собравшихся. Он читал псалтырь и понемногу забывался за произнесением канона, и не прерывался даже, когда новые и новые тела падали на пол. А лишь начинал заупокойную молитву по окончании каждого псалма. И это размеренное «Помяни, Господи Боже наш…» гипнотизировало и самого батюшку и всех, находившихся в храме.
– Работает ОМОН! – рявкнули снаружи. Батюшка прервался на миг, когда внутрь ворвалось с десяток автоматчиков, но, поворотив голову, он снова принялся за недоконченный псалом, и стоявшие вслушивались в голос отца Дмитрия, а убивавшие старались делать свою работу в промежутках между чтением.
Краем глаза он заметил, что старлей вышел и теперь совещается с кем-то из прибывшего начальства. Наконец, среди собравшихся уже не осталось пострадавших от действий живых мертвецов, люди больше не рушились замертво на пол, и довольно долго.
Отец Дмитрий завершил чтение по усопшим, оглянулся. Ряды стоявших у стен заметно уменьшились, вряд ли половина осталась от прежнего числа. Он перевел дыхание, подошел к старшему лейтенанту, – прибыли грузовики, омоновцы начали выносить трупы.
– Пора отпускать.
– Да, конечно, – но прибывшее начальство перестраховалось и прождало еще час, пока не убедилось в том, что подобное не повторится. За это время были две тревоги, но обе ложные – старушки, уставшие стоять столько времени в духоте, упали в обморок. Последнее обстоятельство, кажется, сыграло свою роль: оставшихся в живых, стали отпускать по домам.
– И будьте осторожны, – произнес старлей, когда последний прихожанин покинул церковь. – В поселке неспокойно. Сами понимаете.
– Там тоже?
– Да, там тоже. Везде тоже. Надо слушать телевизор, наверное, будет какое-то обращение. А церковь придется закрыть.
Отец Дмитрий мелко закивал. Бросил взгляд на Спаса. Икона снова показалась ему темнее прочих. Или устали глаза. Или он сам – батюшка только сейчас понял, что едва держится на ногах. Он оглянулся. Разгромленная церковь показалась ему изнасилованной. Сорванные иконы, разбросанная повсюду утварь, лужи крови на полу, следы от пуль. И он, стоявший прямо под барабаном в полном облачении, рядом с омоновцами, тоже в полном облачении – в касках, бронежилетах, с автоматами наизготовку. Все это казалось дурным сном, от которого нет и не будет освобождения.
Церкви сделали аборт, выбросив из лона ее Святое Присутствие. И теперь она, лишенная сути своей, казалась пустой и ненужной.
– Вас подбросить? – спросил незаметно вошедший старлей. Он кивнул, пытаясь закрыть обломки дверей. Оставил это занятие и прошел в уазик. Возле церкви остался дежурить Магомедов. Посмотрев на молодого человека, цепко державшего автомат, батюшка отвернулся. Закрыл глаза и тут же открыл их. И зашарил в поисках валидола. Хотя это вряд ли поможет. Но хоть немного.
25.
Сразу после первого заседания Совбеза Пашков вылетел в Москву. В десять утра следующего дня те же собрались там же. Словно и не расходились никуда. Совещание началось с доклада Нефедова. Он сообщил последние данные по событиям в поселковой церкви, подвергшейся нападению живых мертвецов. Семьдесят два убитых и двое раненых. Живых мертвецов уничтожено одиннадцать. Церковь закрыта на неопределенное время, с тамошним священником ведется беседа.
– Теперь по стране в целом, – продолжил он. – Данные сейчас будут показаны. Артем, пожалуйста, сообщите о потерях и покажите карту.
Торопец, отвечавший за информационную подпитку, запустил программу. Члены Совбеза молча смотрели на экраны стоявших перед ними жидкокристаллических мониторов, как специально, черной пластмассы. Артем вывел список жертв на одиннадцать десять по Москве, затем, подождав минуту, показал карту России, на которой красными оспинами отмечались места нападений живых мертвецов, каждый миллиметр диаметра круга обозначал число жертв.
– Увеличьте карту Подмосковья, – потребовал Пашков.
Оспин вокруг Москвы было множество. И наиболее крупные из всех. Торопец перевел карту в режим реального времени – кружки задергались, обновляясь. Число жертв, отмечаемое на счетчике в верхнем правом углу, немедленно поползло вверх. В Балашихе вспыхнул новый огонек – сразу семнадцать погибших. Неподалеку зажегся еще один. Монино.
– Денис Андреевич, мы получаем данные с задержкой. В некоторых поселках еще продолжаются бои. В том числе в поселке, где вспыхнуло сражение в церкви, сейчас найду на карте…
– Бои? – переспросил Пашков, нервно кашлянув. – И что там?
– Милиция перегруппировывается, ожидая подхода свежих сил.
– Вы имеете в виду операцию «Смерч»? – тут же уточнил Нефедов.
– Совершенно верно. Зачистка кладбищ, о которой мы говорили еще вчера вечером, была бы только на пользу.
– Сама идея посылать отряды едва не на верную гибель, в стан врага, это просто преступление. Тем более, милиция у вас укомплектована все больше молодежью из стран ближнего зарубежья да уклонистами от армии. И стрелковые занятия проводятся раз в год и из рук вон плохо. Вчера вы слышали Корнеева – мотострелки, при всем их вооружении едва справились с мертвецами под Мели. Почему же вы хотите бросить пацанов в пекло?
– Потому что мне распоряжаться больше некем, кроме как этими пацанами. И если вы имеете в виду внутренние войска, то уверяю вас, там служат не только молодежь, но и опытные, проверенные….
– Где проверенные? В схватках с бабульками? – Нефедов начал закипать.
– С экстремистами, – холодно отрезал Пахомов.
– Это вы рассказывайте журналистам. И потом ЧОПы, составленные из ваших бойцов, вели себя нынешней ночью просто отвратительно, большей частью просто ретировались.
– Мне все ясно, – премьер не дал министру внутренних дел слова сказать. – Теперь предупреждать придется абсолютно всех. По телевидению, радио. По сети в том числе. Сегодняшняя ночь показала какой мы храним секрет полишинеля.
– Виктор Васильевич, если вы спросите моего мнения, я буду против возможной раздачи оружия населению.
– Валерий Григорьевич, до такой глупости еще надо додуматься, – и вернулся к Нефедову. С преувеличенной вежливостью попросил продолжить.
Нефедов кашлянул, вставая. Проще перечислить кладбища, на которых не случалось восстаний из мертвых. По стране их около тысячи, все давно заброшены. Кстати, одно из них Катынь, и, на наше счастье, оттуда не поднимется ни один поляк.
– А как Борис Николаевич? Найден? – снова встрял Пашков.
– К сожалению, нет. Вот Солженицын уничтожен еще вчера вечером, я докладывал. К сожалению, нам неизвестно, что происходит в самом монастыре, после рейда монахи заперлись в Донском намертво, не выдают тела, не сообщают о других жертвах или восставших. К слову сказать, есть несколько мест в Москве, куда нам так же отказано в доступе. Это в том числе и Елоховский собор, где, как вам известно, в восьмом похоронен Алексий Второй. Что произошло с ним, а так же с прочими недавними захоронениями, нам неизвестно. Возможно, оставшиеся в живых монахи попросту их прячут.
– Где еще проблемы?
– В вотчине сектантов-перерожденцев на Алтае, а так же среди последователей Грабового. То есть по всему Пермскому краю, частью, в Мордовии. Многие из сектантов считают восставших мертвецов перерождающимися в новую жизнь, о которой писал их безумный наставник. Посему приносят себя в жертву, дабы вкусить новой жизни. Поскольку они ушли в села и катакомбы, вот даже археологов выгнали из раскопа в Саранской горе, и ни в какую не общаются ни с властями, ни с прессой, количество жертв у них не определено.
– Считайте, все, – заметил Пашков. – Что еще?
– РПЦ собирает Собор. Первое заседание намечено на понедельник. На нем будет определяться отношение самой Церкви к происходящему, ну и возможно, изменения в канонах.
– А что значит «изменения в канонах»?
– Это с моей подачи. Я беседовал с епископом Всеволодом, возглавляющим отдел внешних сношений, рассказал об интересном феномене, обнаруженном в лаборатории этим вечером. Мы установили, что сразу после укуса, потенциал биополя человека начинает стремительно уменьшаться, возможно, вследствие этого, жизненные процессы останавливаются. А затем потенциал биополя возрастает внезапно и в среднем на полтораста – двести процентов против обычного, и становится одинаковым для всех живых мертвецов. Сразу же после вторичной смерти исчезает столь резко, точно его выключили. В связи с этим моим рассказом у отца Всеволода возник ряд сомнений касательно читаемых канонов во время заупокойного богослужения. Вопрос жизни и смерти ему кажется открытым в данном случае. Вполне возможно, выяснится, что душа не покидает тела как принято считать. Или, более того, нисходит в восставших.
– Вы проводили опыты с электромагнитными полями? – прервал президент, поморщившись.
– Да проводили, но результат отрицательный. Остановить или истребить с его помощью мертвецов не получается. Возможно, просто не удается подобрать нужные характеристики….
Некоторое время разговор крутился вокруг проводимых опытов, потом вернулся в плоскость принятия экстренных мер. Словно собравшиеся разом вспомнили, ради чего и оказались в зале заседаний Совбеза.
– Я отдал распоряжение начать освещение в СМИ нависшей угрозы. Отмечая в первую очередь, тот факт, что эта проблема общая, и нас она коснулась в той же степени, что и остальные страны.
– Кроме Индии. Извините, Денис Андреевич, но Индии это не грозит. У них сожжение мертвецов обязательно уже три тысячи лет. Я сверялся, это единственная страна, которая страдать будет в минимальной степени. Конечно, у них мусульманское и буддистское население присутствует, но в той мере, что справиться с ним не составит труда.
Недовольное молчание было ответом замдиректору ФСБ.
– С населением? – уточнил Марков.
– Даже если и так, – не отступил Нефедов. – Вы же знаете, что иноверцев, особенно мусульман, в Индии ненавидят, достаточно повода. И вот он, пожалуйста.
– В прессу это не пойдет, – пообещал доселе молчавший министр информации.
– Можно подумать, этот факт вы сумеете вычеркнуть из справочников. Индия, в отличие от прочих, не закрыла свои сетевые пространства. Ей все происходящее едва ли не на руку. Она может остаться единственной сверхдержавой.
Снова долгая неприятная пауза. Нефедов будто нарочно раз за разом говорил на больную тему. В прошлом году Индия разорвала несколько выгодных военных контрактов с Россией, слово за слово, обе стороны разругались вдрызг. А потому министр обороны постарался взять инициативу в свои руки и прекратить неприятный разговор.
– Мое мнение – немедленное введение ЧП, – сухо сказал Грудень, поднимаясь и недовольно поглядывая на Нефедова. – Мои помощники подготовили доклад, но, читать я его не буду, слишком долго, а мы и так уже сидим больше часа. Я согласен с Виктором Васильевичем, надо было начинать еще вчера, жаль что не сложилось, – президент был явно шокирован, что его протеже вдруг принял сторону председателя правительства. – Но время еще есть. Привести войска в готовность номер один, подтянуть к крупным городам и административным центрам, органы МВД начнут зачистку кладбищ. Плюс к этому усиленное патрулирование улиц в ночное время и группами не менее трех человек. Кроме того, закрыть церкви, торговые центры, рынки, развлекательные учреждения, усилить охрану стратегических объектов и сопровождать городской транспорт, кроме метро, нарядами сотрудников в штатском и….
– Валерий Григорьевич, вы уж, пожалуйста, не в свои сани не садитесь, – воскликнул Пахомов. – С церквями, дико, но ладно, я согласен. А насчет торговых центров, извините. Вы что же думаете, народ все это время будет святым духом питаться? Мне кажется, тут лучше проявить мягкость. Ведь надо же что-то оставить людям духовное, какой-то, не тронутый кошмаром уголок. Хоть театры и кино.
– Насчет торговых центров, согласен, погорячился. А как вы думаете охранять театры и кино? Из каких средств изыскивать людей – когда вступит в силу режим чрезвычайного положения? Ведь вся милиция будет выгнана на улицу.
– Я согласен с Андрианом Николаевичем, – быстро произнес президент. – Закрытие объектов ничего нам не даст, кроме волны народного недовольства.
– А милиции элементарно не хватит, чтобы все и повсюду охранять, – тут же возразил Грудень. – Вы и так, Андриан Николаевич, привлекаете в свои ряды всех подряд, чтобы только дыры заткнуть.
Пахомов неожиданно не нашелся, чем крыть, наступила неловкая пауза, которую замял председатель правительства:
– Вам непременно надо выступить, Денис Андреевич, и сегодня же. Дальше тянуть нельзя.
Марков замялся. Неожиданно вспомнил, что не прошло и ста дней его президентства, как на Россию наползла война за Южную Осетию и Абхазию. Тогда для него это было ударом под дых. Пашков буквально вынудил его выступить перед населением – через восемнадцать часов после начала грузинской агрессии. Время до этого выступления Денис Андреевич провел в каком-то полузабытьи. Вот и сейчас – три ночи прошло, а он снова медлит с принятием решения. Снова ждет слов премьера. Снова оттягивает неизбежный момент. И втайне ужасается его последствиям.
Он вздохнул. В сущности, все слова, что он должен произнести, уже подготовлены и лежат в папке, прямо перед ним. Надо только воспользоваться трудами референтов. Этого от него ждут. Он огляделся, перевел взгляд на премьера.
Пашков смотрел на него, не отрываясь. Ладонь поднята над столешницей, готовая снова стукнуть по столу. Ему как-то проще, для него естественней находится в критических ситуациях. Тогда зачем же он поставил в самый критический момент именно его, а не другого своего премьера, более жесткого, более прагматичного. Способного к подобным действиям – сразу же и без колебаний. Что он хотел показать? Ведь и так всем понятно, кто царствует в этой стране, а кто правит.
И никак Голиаф не может спрятаться за спиной Давида.
Президент медленно поднялся. Следом сделали это и остальные.
– Завтра с ноля часов московского времени на территории России вводится режим чрезвычайного положения, – произнес он, ни на кого не глядя, уткнувши взгляд в нераскрытую папку. – Запрещаются массовые акции, отменяются развлекательные мероприятия, приостанавливается на неопределенный срок работа летних кафе, закусочных и палаток, закрываются все стройки и мероприятия по реконструкции. Кинотеатры, театры, концертные залы и прочие места досуга так же приостанавливают свою работу. Милиция берет на себя контроль на входе и выходе в местах массового скопления народа: в торговых комплексах и на рынках. Патрулирование окраинных и спальных районов крупных городов берут на себя внутренние войска, особенно в ночное время. И самое главное – защита медицинских и учебных учреждений, особенно дошкольных. И разумеется, усиленное, патрулирование мест массового скопления людей, особенно близ вокзалов и станций метро. Прежде всего, это касается обеих столиц. Для воинских частей, расквартированных в городах, усиленная охрана территорий. Для прочих частей, в сельских районах и поселковых – гарантированная с их стороны безопасность ближайших населенных пунктов. Кроме того, я пришел к выводу о необходимости проведения операции «Смерч». Андриан Николаевич, озаботьтесь.