Текст книги "Осада (СИ) "

Автор книги: Кирилл Берендеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 73 страниц)

С высоты их балкона видно, как городу досталось от Константина. Жертв немало, немало и разрушений, только сегодня заработал транспорт. Хуже всего то, что порой из-под завалов бригады МЧС извлекали, себе на голову, уже зомби. В субботу, в полуночном эфире, по телевизору показали жуткую картинку бродящих по пустым улицам мертвых спасателей. Мимо проносится «уазик» ВАИ, беззвучные выстрелы – снималось с камеры видеонаблюдения – мертвецы падают на асфальт и замирают.

Последствия можно увидеть и сегодня: трупы просто валяются на улице. Их никто подолгу не убирает, но к ним и не подходят. По телевизору передали, что они снова заразны. К живым мертвецам ничего не пристает, но вот снова умерщвленные опасны, во избежание эпидемии должны приниматься все меры к их скорейшему сожжению. И без того напуганные жители обходили всех лежащих, даже подающих признаки жизни, десятой дорогой. Всем была памятна ночь четвертого, когда город перешел под контроль зомби. Было разгромлено несколько отделений милиции, больниц, круглосуточных магазинов, немало дачных участков. Случились нападения на автовокзалы, а на центральном городском вокзале царила настоящая паника, это уже не сообщения с новостных лент, это рассказы очевидцев. Сколько там народу полегло, никто не знает. Да и с наступлением утра по пустым улицам шатались только мертвые.

Это сейчас, когда в город введены войска, можно перевести дыхание.

– Ладно. Вы смотрите, а я в магазин, – произнес Валентин. И несмотря на все уговоры, нацепил мокасины и выскочил на лестничную площадку. – Еще раз повторяю – без меня на улицу ни на шаг, особенно, это касается тебя, пап.

– Мертвяки с клюшкой не ходят, – тут же откликнулся отец. – Опознают своего. Чем обороняться захвати. В хозяйственном или в спорттоварах, по обстоятельствам.

– У нас сперва делают, а потом думают. Конечно, забегу, договорились же. Ну все, я быстро, – он спустился, влез в машину, и отправился на левый берег. В торговый центр на Октябрьской площади, последнее время только он один работал более-менее нормально, остальные то закрывались посреди рабочего дня, то стояли пустыми.

У моста с обеих сторон стояло по БТРу. Трудно сказать, зачем, но мост военные всегда считали стратегическим объектом, а потому старались охранять, мешая потоку машин проехать. В пробке он простоял примерно четверть часа, а затем обнаружил, что универмаг, все подъезды к нему и все соседние улочки просто забиты машинами. Останавливаться не стал, проехал дальше до центрального вокзала. Но и там его встретила страшная давка и суета. Пришлось двинуться еще дальше, через пути, на другой берег реки Которосль. Только тут было немного поспокойнее. Валентин не раз говорил себе не заезжать в эту небезопасную глушь, вот и сейчас, пересекши реку, он встретил несколько патрулей, и мрачную тишину улочек. Повертевшись на Красном перекопе, он подъехал к маленькому магазинчику.

Народу собралось немного, да и тот, что был, говорил мало, все больше молча набирал продукты и выходил, торопясь разъехаться по домам. Под давлением тишины, он и сам не стал задерживаться – быстро похватал продукты, добавив сверху бутылку «Арбатского». Спросил насчет средств самообороны, на него только посмеялись и посоветовали соседний магазин «Спорт». На случай он прихватил остро отточенную саперную лопатку, последнюю, мужчина, стоявший за спиной, только ругнулся тихо.

В «Спорте» его встретили полупустые прилавки. Бейсбольные биты, всегда пользующиеся в России особой популярностью – при всей нелюбви русского народа к американской забаве – ныне исчезли напрочь, не осталось даже деревянных. Клюшки для гольфа, сюрикены, нунчаки, расхватали так же. Он спросил про травматическое оружие, нет, конечно. Винтовочный арбалет с оптикой, стоил сто девять тысяч, явный перебор, а луки по десять не давали гарантии пробития черепа. Да и слишком громоздки. Повертевшись, взял трехгранный кинжал за полторы и вышел.

На прозвучавшую совсем недалеко очередь он не обратил внимания. Равно как и на пистолетные выстрелы, последовавшие за ней. А вот когда на выстрелы начали отвечать, сердце упало. Валентин спешно прыгнул в «Жигули» и поехал обратно, сам не понимая, почему он так мчится на место боя. Что его так гонит под пули – житейское любопытство, не доводящее до добра, но намертво сидевшее в нем, кажется, с рождения, или жажда очередной сенсации, которая никогда не появится в газете.

Он вывернул к мосту через Которосль, помчался по Магистральной улице. И когда до железнодорожных путей оставалось всего ничего, вынужден был резко  затормозить.

За мостом творилось нечто невообразимое. На широкой развилке стояла разбитая выстрелом из подствольного гранатомета милицейская «ауди», напротив, уткнувшись в пенек сорванного рекламного щита, располагался «Урал» военных. А наискось от «Урала» припарковался изрешеченный «уазик» за которым пряталось человека три, оставшихся в живых, омоновцев. Они и отстреливались от военных с решительностью, граничащей с отчаянием. На пространстве меж автомобилями, на газоне и проезжей части лежали тела четырех милиционеров и трех солдат. Глядя на них, невозможно сказать с уверенностью, с чего же все началось и почему.

Новый выстрел из подствольника – «уазик» дернулся и загорелся. Милиционеры попытались рассредоточиться по местности, но им не давали и головы поднять. Солдаты шквальным огнем пытались подавить все огневые точки. В то время как подлинный противник находился неподалеку, в десятках шагов. Несколько фигур выжидали окончания действа напротив развилки, да и у моста Валентин увидел двоих мертвецов. Некоторые, подобно стервятникам, уже начали подходить к военным, понимая скудным своим умом, что милиционеры и так присоединятся к их неисчислимому воинству с минуты на минуту.

На перестрелку прибыла еще одна «ауди», промчалась мимо Тихоновецкого, резко развернулась, съезжая с полотна дороги, подобралась к горевшему «уазику». Никто из нее не потребовал прекратить стрельбу, никто в ответ не  потребовал сдаться. Военные усилили натиск, понимая, что оставшиеся в живых уйдут. Шквал пуль обрушился на «ауди», но та ловко нырнула за «уазик» и старательно подбирала своих.

Валентин выхватил мобильный телефон, начал снимать. Ему пришло в голову вести дневник – вот такие нарезки видео из жизни города. До тех самых пор, покуда все не успокоится, Интернет не начнет функционировать в обычном режиме, и уже можно будет, через год или два, выложить все накопленное в сеть для обозрения и воспоминания. В памяти уже имелись записи нападения зомби на участок и урагана, и пустого города, по которому шатаются одни мертвецы. Вход армии в Ярославль и встречи ликующими ярославцами своих освободителей. И еще несколько спецопераций по зачистке территорий парков и скверов, свидетелем чего становилась его камера. Всего сорок минут записи.

Теперь туда добавится запись перестрелки непонятно чего не поделившими меж собой омоновцами и солдатами.

Меж тем, стрельба не утихала. Солдаты выскочили из-за грузовика, рассредоточиваясь по площади, пытаясь взять милицию в кольцо. Второй грузовик, до этого не видный Валентину, выехал откуда-то из подворотни и развернувшись, на скорости, попытался протаранить «уазик» вместе с находившейся за ним «ауди», помешать уйти омоновцам. Пулеметной очередью ему разбило лобовое стекло, но водитель остался жив, в последний момент он сгруппировался перед неизбежным ударом, видимо, это и спасло его. «Урал» с маху ударил в «уазик», развернул его так, что находившаяся за ним машина была отброшена. Задним ходом «ауди» рванула к мосту, Валентин замер с вытянутой рукой. Треск автоматных очередей изменил тональность. Солдаты, развернулись и стали стрелять уже в его сторону. Он убрал мобильник, сжался, затем упал под водительское сиденье, стараясь спрятаться от пуль, визжавших вокруг, чиркавших об асфальт и царапавших железо моста, выбивая снопы искр.

«Ауди»  стукнулась о стенку моста, милиционеры спешно покидали издырявленную пулями машину, но далеко уйти им не удавалось. Только двое сумели отбежать к асфальтовому заводу, возле забора которого находился Тихоновецкий. Их добили раньше, нежели они успели пробраться к автомобильной стоянке и там затеряться и уйти. Теперь солдаты каждого удачное попадание сопровождали восторженным ревом пары дюжин глоток. Подбежав к машине, они добили водителя, раненых, не давая им превратиться в живых мертвецов, после, собравшись в круг, восторженно плясали, постреливая в воздух.

Пока не подошли давно ожидавшие их зомби.

Тут только Валентин решился. Выжав сцепление, дал задний ход и помчался прочь, обратно, к реке. Солдаты услышали визг автомобильных покрышек, увидели удаляющиеся огоньки, но тут их накрыла волна.

А затем толпа из тридцати с лишком бывших человек пошла к реке, в ту сторону, куда уехал Валентин. Сам он этого видеть не мог, спешно объезжал городские окраины, стараясь выехать на Московское шоссе и вернуться домой. И только переехав Октябрьский мост, по-прежнему забитый транспортом, перевел дыхание. Вокруг мельтешили другие люди, совсем другие, так разительно не похожие на тех, что сцепились недавно в битве не на жизнь, а на смерть возле железнодорожного моста.

Он подкатил к гаражу, раскрыл его и только сейчас вспомнил, что в бардачке его «семерки» уже несколько дней так и валяется Макаров, добытый им в разгромленном мертвецами отделении милиции.

40.

– Новости сегодня довольно странные, – сказал я, подкладывая Денису Андреевичу папку. – Как будто мы празднуем Армагеддон.

Президент поморщился. Последнее время он едва не ночевал здесь. После Константина вновь утрясшаяся было жизнь полетела кувырком. Впервые в этом месяце глава государства покинул свою резиденцию и отправился по местам, наиболее пострадавшим от стихии. Несмотря на понятное беспокойство главы администрации о небезопасности этой поездки, Денис Андреевич решил показать, что он не хуже Пашкова, в период второй чеченской – своей первой президентской кампании – когда Виктор Васильевич, тоже в ранге премьера, совершая блиц-вояжи в республику, позируя перед камерами и не пригибаясь инстинктивно от затеянной рядом перестрелки или разорвавшейся невдалеке мины. Тогда популярности это добавляло через крышу. А вот чего хотел доказать нынешний хозяин Кремля, мне оставалось непонятным. Оставленный дома, я только и делал, что смотрел информационные выпуски о поездке президента то в Рязань, то в Тулу, то в Калугу.

Рязань пострадала особенно, точно оказавшись в зоне землетрясения, множество домов разрушено, город и окрестности до сих пор без света, а часть и без воды, по столице древнего княжества прошлось шесть смерчей. Один побывал в Калуге, два в Туле и Москве. Столица осталась без электричества почти на сутки. Даже у меня дома случился часовой перебой, пока не запустили резервный генератор.

А мертвецы времени не теряли. Их атака в ночь Константина запомнилась слишком хорошо. Шутка сказать, почти весь кремлевский некрополь оказался вскрыт. Без дела лежали немногие, Ленин и Сталин, чьи мозги хранятся отдельно от тела, в их числе. А вот Брежнев разрушил свое погребение и скрылся в неизвестном направлении, равно как и другие его соратники и продолжатели, лежавшие у кремлевской стены. Достали только Черненко, остальным удалось уйти. Зато Питер так вообще узрел своих прежних монархов. Петра Первого, Александра Третьего и других царей, захороненных и, к несчастью, очень хорошо сохранившихся в саркофагах  Казанского собора. Их, правда, быстро отловили, все же фигуры заметные на нынешнем фоне, но впечатление произвести монархи успели. В немецком Интернете мелькнула информация, что из музея сбежал кроманьонец, найденный в позапрошлом веке в торфяниках и пролежавший там больше десяти тысяч лет, но скорее всего, это утка. А вот восставшие святые – христиан, иудеев, мусульман, буддистов – это пусть сенсационная новость, но имеющая под собой реальную основу. Святые оставили после себя кровавый след, забирая души безвинно попавших им в радиус притяжения живых и множа число и без того расплодившихся, расходившихся по земле нашей грешной, умерших.

Кроме выдающихся мертвецов, чье восстание наделало немало шуму, рядовые мертвые и обратившиеся, постарались от души. Размах был ужасен, многие города, как сообщали из тамошних управлений ФСБ, требуя немедленного введения войск, утром пятого превратились в города мертвых. Про деревни и поселки окрест следовало вообще забыть – их стерли в ту же ночь. Когда жители испугавшись грозы и грохота, выбирались из подвалов, думая, что опасность миновала, во дворах и домах их уже встречали. Многоквартирные дома пострадали меньше, но у некоторых обратившихся имелись ключи от кодовых замков, и они помнили, как ими пользоваться. К тому же, в темноте трудно отличить недавно обращенного от живого. Да и в свете дня, в скоплении народа, при самом президенте. Денис Андреевич оказался в кольце зомби, неожиданно атаковавших его охрану и людей, собравшихся поглазеть на живого президента. Несмотря на меры предосторожности, на все предупреждения, на площадь перед мэрией города, где остановился президентский кортеж, моментально стеклись толпы. Их не фильтровали, да и как отфильтруешь многотысячный поток, радующийся тому, что президент о них не забыл. Пока Денис Андреевич общался с прессой и народом, кошмар и начался. Когда расплакался попросившийся на ручки мальчик, и сам президент поднял его, пытаясь успокоить.

В этот момент как по сигналу – а может, так и было – десятки челюстей сомкнулись на плечах, горлах, руках живых, разом обращая их в мертвых. Народ запаниковал, рванулся к президенту, оказавшемуся в кольце мятущейся толпы. Бежать было некуда, мертвецы наступали, телохранителя бросились прикрывать президента – но как стрелять в живых, пытаясь отсеять от них мертвых, как опознать среди живых уже пораженных смертью? Все смешалось. И как ни странно, лишь один президент устоял в хаосе. Он поднял голову и зычным гласом, разом успокоившим толпу, стал отдавать распоряжения. Минуты две пытался руководить своей охраной и подбежавшими милиционерами, и только затем его увели в мэрию. В аэропорту ему поднесли цветы, он был растроган и взволнован, хотя перед этим и принял укол успокаивающего. Сердечно поблагодарил рязанцев и отправился в Калугу, не прервав свой однодневный тур по городам Европейской части России.

Когда я посмотрел этот ролик в сотый раз, мне подумалось, а может, мои слова все же оставили в нем свой след. Может, он все же решился?

– Так что у вас с Армагеддоном, Артем? Давайте заголовки, не хочется вникать сейчас, – голос президента, так непохожий на тот, что заставил толпу успокоиться, вернул меня с небес на землю.

– Шотландский парламент принял декларацию о независимости подавляющим большинством голосов и обратился к мировому сообществу с просьбой незамедлительно признать новообразованное государство. Денис Андреевич, полагаю, в наших интересах это сделать как можно скорее. Исландия уже признала Шотландию, Англия объявила своей бывшей колонии блокаду.

Денис Андреевич задумчиво кивнул.

– Завтра прилетает президент Исландии Эрик Харальссон. Будет просить о помощи. Вы же знаете, Исландия на пороге гуманитарной….

– И будет напирать на диссидентов, которых мы просто обязаны спасти. Ведь Россия так велика, а Совбез все не хочет рассматривать общий курс на борьбу с восставшими. Так, что дальше.

– Совбез ООН в очередной раз прокатил резолюцию Франции и Германии о непротивлении зомби насилием.

– Они там с ума посходили, раз считают, что с мертвяками не только можно договориться, но и дать права.

– Проклятая европейская толерантность, что вы хотите. Они ей уже давятся, но видно, мало. Старая Европа согласна, что мертвецы могут считаться людьми при условии ненападения на живых и жизни на отведенных территориях. До людских прав они не доросли, а вот права животных дать им считают обязанными. Все же бывшие люди.

– Да, не доросли. А если зомби объявят протест? – он усмехнулся. – Митинговать пойдут.

– Мне кажется, они просто не могут справиться. Вот и пытаются договориться.

– Скорее, убедить самих себя в такой возможности. Вопрос, кому это выгодно? Кроме зомби, конечно.

– Япония обратилась официально к нам, сообщая, что раз острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и Уруп уже не заселены, она может помочь освободить их от мертвецов взамен на получение обратно. Тогда все проблемы между нашими странами будут решены.

– Дырку от бублика они получат, а не Курилы, да хоть бы на них трижды все вымерли. Черт, ведь находят время думать о выгоде. Прекрасно знают, где браконьеры берут четверть их рыбных запасов. Я немедленно сообщу об этом Груденю, пускай он пошлет хоть несколько крупных кораблей для патрулирования территории. Еще что?

– Денис Андреевич, насколько я помню, сторожевики флота патрулируют прибрежные воды от Владивостока до Охотска, коли не дальше, ну и всю Камчатку, понятно, высаживают десант и борются….

– Вымпел им все равно не в помощь. Пускай пошлют хоть приморскую флотилию. Дальше.

– Защитники прав животных призывают нас отказаться, как это сделала вся Европа, от использования животных в экспериментальных целях. Только компьютерные программы, – как и ожидалось, президент посмотрел на меня, как на слегка помешанного.  – Они к вам направят обращение в ближайшее время.

– Каждый сходит с ума по своему.

– Американцы согласны продать нам «Энтерпрайз». За три с половиной миллиарда и с требованием, чтобы он немедленно отправился в Североморск, и как минимум год оставался там. Они же требуют, чтобы мы перестали продавать акции крупнейших сталелитейных компаний и банков. У нас их осталось на шесть с половиной миллиардов. Ответ до девяти утра завтра по средневосточному времени. Иначе авианосец не достанется.

Денис Андреевич махнул рукой.

– Да пусть их. Согласен. Сам позвоню президенту. «Хаммеры» тоже пойдут нам?

– Да. Они не возражают. Все военные закупки одобрены.

– Вот авианосец мы и используем как транспорт для доставки купленной техники. Что еще?

– Продолжаются погромы в Индии… да, Пакистан начал боевые действия в штате Джамму и Кашмир. Еще вчера днем, только сейчас об этом стало известно. Бангладеш неожиданно поддержал Пакистан, правда, пока морально, и усилением войск на границе. В Куру закончились работы по дооснащению стартовой площадки для наших «Протонов». Официально пригласят вас посетить космодром на той неделе, когда все будет на мази, – на последнюю новость Денис Андреевич никак не отреагировал, продолжая смотреть в дальний конец комнаты. Пауза затянулась надолго.

– Спасибо, Артем. Что у вас еще?

Моя папка закончилась, на дне лежал лист с курьезными происшествиями. Но их президент слушать не стал. Напомнив, что завтра в три заседание расширенного Совбеза, Денис Андреевич поднялся, дав понять, что встреча окончена.

Я вышел – и тут же столкнулся с Сергеем Балясиным. Он молча протянул мне лист бумаги. Я прочел – и немедленно поскребся обратно.

Денис Андреевич окинул стол, не понимая причины моего возвращения, верно, подумал, не забыл ли я что. Я потоптался в дверях, и только затем вымолвил.

– Только что сообщили. Андриан Николаевич… повесился.

41.

Полковник Петренко разложил новую карту.

– Вот здесь и здесь, – произнес он, поглядывая на Корнеева. Генерал-полковник смотрел на своего старого товарища молча, все никак не решаясь опустить глаза и взглянуть на карту с отметками новых появлений живых мертвецов.

– То есть им удается каким-то образом, обходить наши заслоны?

– У меня версия, Владимир Алексеевич. Скорее всего, их приносит морем – течения в Азовском море сложились такие, что нет ничего удивительного, что их выбрасывает именно в эти места …

Корнеев выглянул в окно. Здание, в котором расположился штаб армии, прежде был домом культуры. Теперь культура здесь без надобности, в городе остались всего несколько десятков жителей, последними пакующие чемоданы, и местная милиция, постоянно их понукающая. К девятому все должны исчезнуть. Из окна виделось пустое море и неприветливый берег, заваленный гниющим мусором. Все почти готово. Осталось прочесать всего несколько поселков на самом юге полуострова. И дождаться обещанного батальона спецназа ФСБ, который должен был прибыть сегодня утром, но по непонятной причине до сих пор задерживается.

При мысли о всем Кавказе, оставшемся за спиной, Корнеев неприятно поморщился. Все же это высшая безответственность оставлять в резерве целую армию, прошедшую не одну войну. Хотя… он вспомнил инцидент в Мели и вздохнул. И тут же спросил у Петренко.

– Наши потери? – Полковник недоуменно посмотрел на своего начальника. – Я хотел бы узнать последние данные, – добавил Корнеев, старательно не глядя на карту.

– Нам осталось уничтожить живых мертвецов в четырех станицах и одном поселке, а именно: Вышестеблинская, Юровка, Благовещенская, Джигинка и Виноградный, – то есть на юге, юго-востоке полуострова. С учетом полученного опыта борьбы, до послезавтра мы справимся железно.

– Я спрашивал о потерях.

– Но ведь их тоже придется прибавить в общий список, полагаю, еще рота с небольшим, если позволит техника, – Петренко был циничен, когда речь касалось цифр, но вся циничность эта была напускной. Он сам присутствовал на всех операциях, и сам осуществлял тактику продвижения отведенных для зачистки местности частей. – С учетом этой роты мы потеряем к девятому одну тысячу девятьсот человек убитыми. Следует так же прибавить и прибиваемых с залива мертвых, которые уже стоили нам роты и в том числе из-за боестолкновения. Двое из них, помните, были в украинской пограничной форме.

– Да прекрасно помню, – то, что творилось на берегу под Кучугуром, после «высадки десанта хохлов» лучше не вспоминать. Контрактники, зло подумал Корнеев, полугодовая выучка этих бойцов скорее во вред, чем на пользу. Оружием их пользоваться научили, а азам тактики – нет. И они составляют почти половину армии.

– Плюс двести девяносто два раненых. В том числе сорок восемь самострелов. И еще четырнадцать сбежавших за последние три дня. Искать сейчас мы их не можем, из-за конфликтной ситуации, – да, почти все бежали в Крым. Точно искали там спасения. Конечно, рядовым бойцам, да даже офицерскому составу в точности не известна причина их пребывания на Тамани – Корнеев всех своими действиями сумел убедить в том, что целая армия брошена на крохотный полуостров только для того, чтобы зачистить его от живых мертвецов; ну почти убедить. К тому же у части контрактников там родина. Оттуда в последние годы их выдавили власти Украины и тамошние националисты. Паспорт-то они сменили, но поди смени душу.

– Итого две с лишним тысячи. А ведь война еще и не начиналась, – мрачно произнес Корнеев, наконец, вглядевшись в карту, подложенную на стол Петренко. – Точками синими вы что отметили?

– Места мародерства, – почти все крупные станицы. В поселках сохранилась какое-то подобие власти, части, прибывающие на постой или проводящие там зачистку, не решаются. А вот там, где власти не было, там где жители сбежали, армию не удержать. Пацаны точно с цепи срывались при виде чужого добра, буквально падающего им в руки – в качестве компенсации. Собственно, они так и объясняли свое поведение. При этом ничуть не гнушаясь подобных объяснений. – Вы отправили под трибунал полтораста человек. Полагаю, большую часть нам придется вернуть.

Корнеев покачал головой.

– Увольте. Даже если половина армии начнет грабить своих, с ней я не пойду на Крым. Как не верну и сержантов, измывавшихся над составом. Все, кто оказался на губе за драки, пьянство, дедовщину, все они отправятся домой. Контракт будет разорван немедля. Да, Степан Захарович, плохие из нас завоеватели, если собственную армию сдержать не можем. Недели не простояла, а уже начинается бардак.

– Сейчас везде бардак, – попытался защитить пятьдесят восьмую Петренко. – В мирное время…

– А вот у нас уже не мирное. И ничего подобного быть не должно. Все действия мы должны пресекать жестко и незамедлительно. И… у нас же освободительная миссия, помню, когда всего три года назад, мы вошли в Осетию, что было что-то подобное? А ведь перед этим и учения проводились, и войска перебрасывались, – он покачал головой. – То ли я старый стал, то ли они изменились…. – и не закончил фразы.

– В Осетии другой коленкор был. Сколько нам долбили про грузин, готовивших аншлюс.

– Сейчас все абсолютно тоже.

– Сейчас мы сражаемся с мертвыми. И безо всяких учений. Вы думаете, юные души так просто воспринимают все это. А ведь подчас им приходится воевать со своими. Ведь многие отсюда.

– Степан Захарович, ну что вы говорите. Из Тамани единицы. И вы и я прекрасно понимаем, почему у нас такая армия. Знаете, давайте займемся нашими проблемами, вы получили съемку с БПЛА?

Петренко молча положил диск на стол. Затем, спохватившись, вложил его в лоток портативного плеера. На экране возникла коса Тузла, над которой пролетал беспилотник. Затем он резко свернул, набрал высоту и направился   на территорию Крыма.

– Обратите внимание, – Петренко остановил кадр. – Вот здесь. У паромной переправы. Происходит экстренная ликвидация таможенного поста. Это вместо прежнего его наращивания. Раньше находилось, как помните, шестьдесят человек – теперь их грузят в «Уралы» и вывозят куда подальше. Так же с Тузлой. Там уже день никого.

– Почему не предупредили раньше?

– Данные только пришли, – извиняюще развел руками Петренко. –  Разведка еще передала, что в Симферополь спешно свозятся войска, число прибывших около пяти-шести тысяч человек. И подойдет в ближайшие три дня еще столько же по железной дороге и своим ходом.

– Керчь они бросают, и все силы на Симферополь. Неужели проведали?

– Исключено. Тогда бы усиление шло по всем фронтам. Президент бы обратилась к НАТО, к ЕС, да куда угодно за помощью. Трезвонили бы во все колокола, чтобы только не дать….

– Постойте, Степан Захарович. А если нам просто открывают дорогу. Дескать, вы сперва с мертвяками разберитесь, а уж потом с нами, если их пройдете.

– Вы так говорите….

– Потому что псковские десантники сюда не прилетят. Никакого перекрытия дорог Крыма не будет. Только бомбить. Вот новая директива, я получил ее за час до вашего прихода.

Петренко покачал головой, вчитываясь в скупые строки.

– А в Крыму дело и так дрянь. Весь Южный берег охвачен резней и паникой. Значит, полагают в Киеве, нам надо будет сперва зачистить всех татар, зомби, националистов, и прочих, а только потом заниматься освоением северной части Крыма. За это время, зная качество нашей армии, они рассчитывают….

– Мне кажется, они уже ни на что не рассчитывают, кроме как продать Крым подороже.

В дверь поскреблись. Вошел заместитель, молча подал факс. Прочтя его, Корнеев устало махнул рукой.

– Вот вам. Лишнее подтверждение, – он подал лист Петренко, тот недовольно сморщился. – Упал еще один «Ми-восьмой». Шестеро погибших.

– Спасибо, ни одного мертвеца.

Корнеев устало потер виски.

– И это только воскресенье. Что еще будет в среду?

42.

Черный внедорожник БМВ медленно припарковался у парадного, неловко маневрируя в узком пространстве двора-колодца, забитого машинами. Заехал колесом на поребрик да так и остановился. Нефедов вышел и посмотрел вверх, на знакомые окна. Посигналил.

Она спустилась одна, держа в обоих руках по чемодану. Нефедов недоуменно посмотрел в глубь раскрытой двери, обнажавшей широкую лестницу.

– А как же твои родители?

Мария Александровна покачала головой.

– Ты же их знаешь, Влад. Ни за что не уедут. Они ведь тут всю жизнь…

– Я понимаю. Но ведь надо.

– Я не смогла переубедить, прости. Они хотят дождаться окончания всего здесь. Надеюсь, это не займет много времени.

– Грудень обещал к первому сентября покончить. Я… – он сглотнул невольно комок, подобравшийся к горлу. – Я склонен ему верить. Давай, – он протянул руки за чемоданами, положил их в багажный отсек. Мария Александровна уселась на переднее сиденье.

– Никогда не видела у тебя этой машины.

– Ты просто давно у меня не была. Это моя, личная. А все прежние были от государства.

– От комитета, – улыбнулась она.

– Пусть так. Ты готова?

Она кивнула. Посерьезнев враз.

– Да. На сей раз готова. Мы с Денисом обо всем переговорили и договорились. Твой визит на сей раз не напрасный, – она пыталась шутить, но даже лицо не дрогнуло, подобия улыбки не проскочило. Он не стал спрашивать, что проскочило между ней и мужем, что она так надолго задержала свой визит к родителям. Он никогда не спрашивал. Даже когда должен был – переуступая свою подругу своему же приятелю. Тогда говорила только она, смутно, путано пытаясь объяснить свой нелегкий, но окончательный и бесповоротный выбор. А он молчал, смотрел на нее искоса, вспоминая какие-то обрывки прежней жизни: встречи в коммуналке, в этой же самой, долгие беседы, игры в карты на поцелуи до глубокой ночи.

Потом подъехал трамвай, прибыл Денис, Мария пошла ему навстречу, он остался сидеть. Марков все же подошел, пожал руку, но садится не стал, а он не стал вставать. Они обменялись короткими приветствиями, пожелали удачи – и новая парочка поспешила на остановку. Все в нем кричало о необходимости повернуться, посмотреть, попрощаться, но сдержался. Сам не понимая почему.

А потом, странно, будто не изменилось ничего. Потом, это когда Нефедова вышибли из ЛГУ, и он отправился в академию КГБ, куда приглашали всех без исключения третьекурсников. Думая, что расстался навсегда, но вышло, что только сблизился. Ибо часто, слишком часто имел приглашения: от нее, от него, – и почти никогда не отказывал им. Свадьба, годовщины, рождение дочери, гибель дочери. Все это время он был рядом.

Впрочем, разве он мог уйти?

Нефедов пересек Неву, направляясь в Пулково. По дороге, когда они проехали Египетский мост, украшенный иссеченными ледяными ветрами северной столицы сфинксами, и свернули в Троицкий проезд, навстречу машине вышел человек, с намерениями их остановить.

Едва заметив его Нефедов утопил педаль газа в пол, немедленно скомандовав своей спутнице: «закрой глаза». Мария Александровна послушно выполнила указание. Не останавливаясь, внедорожник ударил выскочившего, тот, будто тряпичная кукла взметнулся над капотом, ударился косо о крышу и остался лежать позади. Нефедов пока мог, вглядывался в лежащего. Тот не поднимался.

– Все, можно? – спросила она, когда они уже оказались на Первой Красноармейской.

– Можно, – ответил он. И подумал оглянувшись вновь – а что, если он ошибся,  и тот человек, медленно выбегавший на проезжую часть при виде внедорожника, просто просил о помощи. Он ведь был стариком, тот человек в строгом черном костюме и при наградах, возможно, что-то случилось  с его женой, тоже ленинградкой, тоже пережившей, как и он сам, блокаду, а сейчас нуждавшейся в помощи. Которую теперь не дождется.