Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 45 страниц)

– Из семьи у меня только отец, – равнодушно сообщила она. – А братом Файр мне никогда не был и не стал.

– Умная мысль, котёнок. – Роан улыбнулся с гордостью.

– Постойте-ка, вы всегда знали, что я к вам вернусь? – Мелькнувшее в его глазах лукавство заставила Настю с подозрением прищуриться. – Так, сенсей, это ещё что за дела?

– Я всё знал с самого начала, – вздохнул Роан, в сдающемся жесте поднимая руки. – И что ты не уйдёшь, и что Тоша справится, и что операция будет успешна. И гибель Файра можно было предсказать, и гибель «теней» – да, они погибли там – и многое другое. Но я не такой, как вы. Вы смертны. Я…

– Не станете вмешиваться. Я поняла. Ладно, больше не буду спрашивать. Придётся всё-таки вам доверять.

– Ахах, действительно, придётся… Впрочем, мне, но не всем остальным. К сожалению… тот нож, которым тебя ударили, не принадлежал нейтралам или Лекторию. – Роан уже не улыбался. – Информация об атаке была слита, а тебя попытались убить как ребёнка проекта. Среди нас есть предатель. Теперь нужно быть осторожными. Но – не переживайте. Верьте себе, а не песням города, он не скажет правды. В остальном положитесь на нас.

Настя смотрела на него долго и внимательно. Перевела взгляд на Антона, и тот кивнул, одним взглядом выражая, что готов. И она готова. Теперь-то всё получится.

– Хорошо, – она смягчилась. – Хорошо.

Всё будет хорошо.

И Роан, соглашаясь с этим, улыбнулся ещё ярче.

========== Экстра / Багровая осторожность ==========

Файр

Файр многое скрывал. Во-первых, ему был всего двадцать один год, хотя коллеги считали его старше. Во-вторых, звали его от рождения Арсением, но ему это имя всегда слух резало, а псевдоним, наоборот, помогал раскрепоститься. В-третьих, Лекторий он ненавидел.

Файр вёл себя необдуманно, шёл на поводу эмоций и частенько получал за то от заботливых коллег; он был даже жестоким порой – но он не желал зла глубинно. Его не прельщала месть обычным людям, как Ригель, его сковывала необходимость подчиняться, в отличие от Леви, и он не желал власти, как Верран.

С другой стороны, чего он вообще хотел? У Файра было много знакомых в Лектории, несколько нейтралов, он помнил работников NOTE. Периодические тёрки разжигали энтузиазм, и Файру нравилось чувствовать азарт – но жить сплошными сражениями он тоже не желал. Ему было весело биться, но не постоянно.

Он особо никого не ненавидел. Ему приходилось убивать, однако Файр и не пытался себя оправдывать. Да, он убийца, и да, он садист, и что ему даст прощение? Грехи есть грехи.

Ради себя жить? Тоже бессмысленно. Файр кое-как держался на плаву, ни целей, ни мечтаний у него не было. Эгоизма, как ни странно, тоже.

Вот и выходило, что Файр – та ещё пустышка, годная только на броски огня и работу в атакующем подразделении Лектория. Как он скатился до такой жизни – история короткая, хоть и пропитанная тем же жаром, что рождают его руки.

Пацана-нейтрала было не жаль. Тем более что Роан наверняка воспользовался своими связями и давно подлечил своего подопечного. А ещё тот нейтрал защищал девчонку, и это Файр помнил преотлично: не мог выкинуть из памяти её взгляд. Она была обычной и смотрела с ужасом, но в какой-то миг через страх проглянуло нечто пронзительное, сильное, такое, отчего даже он содрогнулся. Словно другой человек, а слабая девчонка-подросток – просто личина. Вот Файр и не мог о ней не думать.

Зато с интересом наблюдал за её судом. Насчёт Насти он не ошибся: видел, с каким цепким вниманием она оглядывалась по сторонам. Она вовсе не была слабой, отнюдь. Она оказалась куда любопытнее.

Ворвавшиеся в штаб «тени» перерезали всех, и Файру, может быть, повезло, что он вышел из зала до кровавой бойни. Скорее всего, он не успел бы даже что-нибудь поджечь. Раньше Файру приходилось встречаться с этой парочкой, иллюзий он не питал: не хватит и секунды, чтобы приготовиться, а коса из сплочённых теней уже пройдется по артериям, выпуская кровь по приказу девочки из света. Против «теней», когда те действовали неожиданно, не было шанса.

Они вытащили Настю, и Файр так и не смог определиться, как к этому относится.

Если они вновь пересекутся, что может произойти?..

В комнате пахло ароматическими свечами. Пропитанный цветастым дымом воздух тяжело заливал помещение, давя лёгкие и заполняя голову, оставляя сонную расслабленность. Пёстрые занавески там и тут, пуфы и подушки, ковёр с диковинным узором, далёким от сосредоточенности; свет излучали свечи и затемнённые лампы, отчего всё казалось иллюзорным, дымным, дремотным.

Музыки не было, но она ощутимо присутствовала. В побрякивании медальонов и игральных костей, в шорохе карт. Всё пёстрое, всё расплывается. Файр с трудом встряхнулся, как длинношерстная собака, побывавшая в воде. Наваждение отступило, ворча дымными колечками, вылетавшими из длиннющей трубки в руках шамана.

– Тебе удобно так? – опасливо полюбопытствовал Файр.

Юноша напротив него добавил к пропитанной ароматами атмосфере ещё колечко. Частично алый, частично чёрный, увешанный бусами и талисманами, он сливался с комнатой, будто был ее частью. На Файра поднялся томный взгляд человека, смотрящего будто сквозь предметы, сквозь сущее, и гостю стало не по себе.

– Комфорт измеряется эгоизмом, – протянул, не повышая голоса, Миднайт: приходилось напрягать слух, чтобы разбирать слова. – Зачем мыслить о себе существу, которого ведёт Судьба?

Придираться к его странностям было бы глупо, особенно со стороны Файра. Со вздохом красноволосый метатель подожжённых предметов устроился на подушке напротив, скрестив ноги и положив ладони на колени. Он толком не объяснил бы, зачем явился в обитель шамана, но раз уж пришёл…

– Судьба направила тебя ко мне в сей час, – туманно протянул Миднайт, Файр же вздрогнул: как мысли читает. – Стало быть, есть новые поводы… Пламенное дитя, раскрепости душу свою и поведай, чего желаешь.

Веко дёрнулось. Файр, недовольно скривив рот, оглядывался, старательно повторяя себе, что нельзя терять чистый рассудок даже в такой обстановке. Помещение, однако, так не считало, дурманя разум и мешая держаться в ясном сознании. Тут ещё и Миднайт предложил какой-то напиток, пахнущий миндалём и геранью, и Файр осторожно отхлебнул; вкусно, терпко и подходяще под атмосферу. Мысли поплыли, реальность и выдумка смешались.

– Погадай мне, – сказал Файр неожиданно даже для себя, – пжалст.

Язык едва ворочался.

Шаман склонился над картами. Узловатые пальцы тасовали колоду карт, затем на коврик между ними слетели, будто осенние листья, три из них.

– Я не гадаю по картам Таро или иным, – промурлыкал Миднайт, увлечённый любимым делом. – Это карты – «пути странных», особенные, их значения мало кто знает. Их создали два века назад… и гадают не обычным людям.

Специальная система для странных? Живи они в простом мире, как тысячи прохожих, Файр бы не поверил в подобную чепуху. Но он тоже обладал странностью, а потому знал – невозможного не существует. Гадание – вещь настоящая, особенно если сделана именно таким же «особенным».

– Тут тридцать карт, – продолжал вещать шаман, – у каждой по три значения, и гадающий выдает три карты, опираясь на энергию просящего. Готов ли ты, огонь, запертый в теле, выслушать своё пророчество?

– Готов, – вяло отозвался Файр, хотя теперь речь коллеги его зацепила. Это сколько там, получается, вариаций?.. Математика ему никогда не давалась с блеском.

Вновь зашелестели карты, вновь запорхали в руках Миднайта, как мотыльки, зашептались голоса возможностей. Файр неотрывно следил за действиями шамана, но в то же время ощущал нечто иное. Неуловимое, как отблеск радуги в облаках, скоротечное, как порыв ветра с ароматом дома, невесомое, как самое дорогое воспоминание – и он не смог даже дать название этому чувству.

Карты обычными точно не были.

Три расписных картинки мягко легли на бархат, сверкнув яркими красками своих изображений – цвета светились и переливались, укрытые тонким слоем блеска. От руки выкрашенные, с очерченными фигурками, и каждая – с загадочными символами и своими значениями…

Файр разглядывал их, а Миднайт коснулся кончиками пальцев первой выпавшей.

– Феникс, что сгорает дотла и возрождается из пепла.

– Что это значит?

Шаман трепетно провёл по изгибу изображения. Птица раскрывала крылья, сливаясь с пламенем вокруг, и точно излучала яростное тепло, сияла по-настоящему.

– Много формулировок, мало точности. – Вместо того чтобы пояснить, Миднайт коснулся следующей карты. – Смерть, что стоит за спиною у каждого.

При виде силуэта в чёрном балахоне и с косой за плечом Файр содрогнулся. Сердце рухнуло вниз, а руки резко похолодели. Тем не менее, шаман будто не обратил внимания на суть знака и указал на другой.

– Кровь, что струится по венам.

Капли крови, бордово перетекавшие в ленту и будто струившиеся прямо по карте, даже карминово мерцавшие на свету лампы.

– А вместе-то они что значат?!

После изображения Смерти Файр был готов на любую надежду, лишь бы не оправдалась жуткая догадка.

– Тебя пугает вторая карта, как пугает и всех, кто получает её, – томно пробормотал Миднайт, глядя в пустоту, насыщенный собственным гаданием. – Однако Смерть – это и гибель, и ношение проклятия, и неудача. Кровь говорит о родстве, о связи некой и об убийстве. Феникс же рассказывает о новом шансе, о перерождении и о…

Их прервали самым грубым образом, распахнув дверь в умиротворенную обитель шамана. Ворвался свет и свежий воздух, Файр чуть не задохнулся и резко обернулся, подставляя лицо потокам свежести. На пороге стоял Вильгельм собственной персоной – фокусник с фиолетовыми волосами, блистательный, как актёр из сказочного фильма, ещё один чудик Лектория.

Цветастый дым обтекал его, как ручьи, а сам Вильгельм смотрел на двоих своих сослуживцев с выражением разочарования. Впрочем, мужчина встряхнулся и обратился к ним обоим:

– Почтенные друзья, позвольте прервать ваш скромный сеанс, ведь мне требуется неукоснительно наш дорогой Файр на важный разговор.

Миднайта пришествие нежданного гостя не расстроило, хоть ему и не дали договорить. Такой же расслабленный, задумчивый и смотревший сквозь реальность, он спокойно кивнул и даже пожелал чего-то довольно сложноописуемого Файру. Тот хотел было хоть вопрос свой задать, но Вильгельм деликатно кашлянул в короткую перчатку. Нужно было торопиться. Как-никак, этот фокусник – один из троих лидеров Лектория.

Однако у самого выхода Файра окликнул тихий голос шамана:

– Девочке-мелодии и её защитнику нужно услышать мои слова, потому что в них сокрыты Часы, а то карта неизбежности.

Ответить Файр не успел: дверь уже затворилась.

С трудом прогоняя морок, навеянный убежищем Миднайта, Файр помотал головой, стараясь изобразить внимание. Просто так Второй лидер к рядовому подчинённому не обращается, а тут и по важному делу.

– Полагаю, ты подходишь, – изящно улыбнулся Вильгельм, но улыбка не затронула холодные синие глаза. Вертикальные зрачки в них чуть сузились. – У меня есть к тебе задание. Готов услышать?

– Так точно, – ляпнул Файр, уже постепенно загораясь любопытством. Чего ж это такое серьёзное?

– Завтра… будет отлов. – Вильгельм, в своём белом плаще и прикиде фокусника, смотрелся сюрреалистичным на фоне обыденного коридора здания. Он змеино усмехнулся: – И есть возможность объявиться там одной особе, с которой ты уже встречался. У неё русые волосы и глаза как аметисты. Знакомо?

Девчонка с волчьим взглядом и разрушающим голосом.

Файр сглотнул. Верран не говорил рассказывать другим лидерам, что именно его посылали за той мелкой.

– Да.

– Вот и отлично. – Фокусник удовлетворённо кивнул. – Тогда моё тебе задание: отныне она – твоя первая цель.

Повисло гробовое молчание. Пальцы жгло, и Файр узнавал буйный характер своей странности; он смотрел на фокусника и понимал, что его путь был проложен слишком рано и слишком разными людьми. Чёрт.

– Что я должен сделать? – глухо спросил он.

– Убить. – Вильгельм прищурился. – Убей её – и на том твоя миссия будет завершена.

По крайней мере, во время Охоты он хотя бы показал той заносчивой кровавой лифе место. Файр старательно себя в том убеждал.

Гулкий коридор, казалось, был бесконечным. Одинаковые ряды дверей, различавшиеся лишь по номерам, и все такие давяще закрытые, в промежутках между ними – пустота и ровные обои. Красный ковролин с узором, напоминавшим волны на воде – кровавое море прогорклой тянучей тишины, гнетущей самим своим нависанием над каждым участком земли под ногами. Если вырвать с корнем все цветы, все багрянцем пылающие травы, будет ли освобождён мир, откроется ли под ним чистый источник?

Если такой и был, то давно исчерпался. Никакой свет не может тянуть кого-то вечность, а если тянуть никто и не пытается – увольте, тонуть ему в этой крови, вовек не выдохнуть, воздуха свежего не набрать. Кровавые цветы затмевали лепестками зрачки, покрывали тело, утягивая на дно, в глушь и безмолвие пролившихся водопадом грехов. Его поступки неискупимы. Его жизнь уже не имеет ценности.

Алое-алое море, и он шагал по нему – одинокий силуэт парня с такими же алыми-алыми волосами и глазами карими, неожиданно настоящими, хоть и подёрнутыми пустотой. Он ступал размеренно, каждым шагом подминая воображаемую траву, хотя знал, что всё равно недодавит её, всё равно не сможет прорвать эту чёртову грешную бездну. Ему не дотянуться до неба. Уже не дотянуться. Он от своих шансов отрёкся.

Предметы начали загораться в его руках, когда ему исполнилось восемь лет, и следующие годы потонули в пламени. Он стал причиной гибели своей семьи, остался один на пепелище – ему сказали, что все родственники заживо сгорели, лишь ему огонь не причинил вреда. Никого не осталось. Он среди пепла и горелых обломков, с гарью в лёгких и пустотой на месте выжженного сердца. Мальчишка, допустивший непростительную ошибку.

За первым грехом последовали следующие. Маленькое чудовище, подобранное такими же монстрами, воспитывало его в жестокости и дисциплине, указывая на мишени, ставя цели, поднимая планки. Будь сильнее, злее и суровее. Ты должен быть благодарен, что тебя не разъел собственный огонь – ты просто баловень судьбы, а этим нужно уметь пользоваться. Сожгли тех, этих, других. Ты – одна из пешек Лектория, соответствуй. Один из множества таких же загубленных пустышек.

Файр думал об этом, считая шаги до конца этого проклятого коридора. Краснота окружающего места его раздражала. Постоянный путь с началом, но без завершения – потому что крови в мире много, и он проливает её всю, по капле выуживая. Тут следовало бы огорчиться, раскаяться, как в книгах, вот только раскаиваться он не хотел. Он вообще ничего не хотел. Файру было конкретно наплевать на то, кто он, что он, насколько глубоко он тонет в своих преступлениях, потому что другой жизни он не знал да и не узнает уже.

Он ни о чём не сожалел. Ну, разве что о первом проступке, должно быть, когда не смог удержать огонь. Если бы тогда он справился, может, жизнь сложилась бы иначе. У него были отец, мать, сестра, дядя, дед, бабушка. Большая семья. Сгорели все – кроме него. Тошно осознавать, что он спасся, чтобы стать таким поддонком. Ме-ерзость. Отвратительный отброс, не годный ни на что, кроме убийств и погонь.

Менять, правда, уже нечего. Годы его сложили как монстра бездушного, алчного до насилия и контролируемого Лекторием до последнего нерва в теле. Он мог бы ещё как-то задуматься над своим поведением, но это предвещало сложные самокопания и много боли. Файр боль не переносил. Он предпочитал причинять её, а не терпеть. Рыться в своих мотивах – всё равно что эту траву, его окружающую, рвать, или с себя сдирать кожу, пытаясь выцарапать сердце. А что толку? Ну, подержит его в руках. Кровавый шмат мяса, чувств в нём нет. В Файре чувств не воспитывали, а он, когда подрос, сознательно решил их уже и не взращивать. Лишние муки ему не сдались вообще.

Мудак он порядочный, стоит это признать.

Коридор наконец-то завершился тёмной дверью с выгравированной надписью «Кладовка». Так себе – столько зря топать, чтобы запереться в подсобке; Файр пинком распахнул дверь, не церемонясь и даже рук из карманов чёрных джинсов не вытащив. Его порядком раздражало всё это бесконечное занудство. Пойди туда не знаю куда, поговори с тем не знаю с кем. Он вообще не явился бы, но к записке было приложено мелкое рябистое перо – знак, который не проигнорировать. Если уж этот человек просит его о встрече, сбегать – позор.

Комната оказалась больше и светлее, чем ожидалось. Это было прямоугольное помещении, светло-серые стены которого были скрыты за старыми шкафами и коробками размером порой Файру под пояс и столько же в ширину. Лампы не горели, но имелось окно, наглухо закрытое, с необновлённой рамой – в такой угол штаба никто не додумался добраться. Широченный подоконник плакал последними отскрипами и грозил развалиться с минуты на минуту, но человек, ждавший Файра, и не думал с него слезать, скрестив ноги и ловя блёклыми тусклыми глазами отражения пыльного всеми забытого помещения.

Первый взгляд воспринимал его как нечто чужеродное, настолько не вписывающееся в привычные границы мира, что невольно не получалось даже его рассмотреть. При втором взгляде становилось понятно, что это человек. При третьем открывались подробности. Щуплый, но прячущий худобу под меховой шаманской накидкой, парень лет двадцати шести. Множество бус, ожерелий, кулонов, браслетов, брелоков и колец. Угловатые черты лица не становились женственнее, хотя чёрная тонкая косичка парня достигала лопаток. Тёмно-красная чёлка – не такая яркая, как волосы Файра, другого оттенка. Узловатые белые пальцы вертели амулет на длинной цепочке.

Он смотрел на вход и даже бровью не повёл, когда заявился гость, со всей дури шибанув несчастную дверь о косяк. Его вообще невозможно было чем-либо вывести из равновесия, хотя Файр постоянно пытался. Так уж получилось, что им пришлось работать под началом одного человека, и это обязывало постоянно пересекаться, даже взаимодействовать напрямую. Этим летом Файр крупно облажался перед руководством, так что теперь был приставлен к шаману как своего рода охранник и убивал по его личным приказаниям. Впрочем, шаман ничего не указывал, но и не выдвигал требований. Когда Файру становилось скучно, он сваливал, мотался по городу и брался за драки с нейтралами. Всё равно, что там творит чёртова верхушка. У него свои хобби.

– Миднайт, какого?.. – начал было он, но осёкся, поймав взгляд шамана. Обычно полуприкрытые раскосые глаза с узкими тёмно-фиолетовыми зрачками впервые на памяти Файра блестели эмоцией – и ей было предостережение. Шокированный тем, что этот полулунный придурок умеет выражать что-то помимо сонливости и загадочности, Файр даже дверку за собой прикрыл, тут же задохнувшись пылью в комнате. Прошёл к окну и, бесцеремонно ткнув локтём Миднайта, распахнул раму. Она отозвалась с деревянным всхлипом. Всё здесь держалось на соплях. Файр развернулся к шаману и, скрестив руки на груди, мрачно воззрился на него: – Так чо тебе?

К начальству обращаются уважительно, к тем, кто на пять лет старше – хоть с долей почтения, но для Файра хамство было естественно, как дыхание, а Миднайт не жаловался. Его отношение к защитнику можно было описать довольно запутанно: «дитя небес с тяжёлой судьбой, коему уготовано сопровождать несущего весть кармы просвятителя» и что-то в этом роде. Миднайт ни к кому не обращался, как к человеку, явно делая это своей любимой фишкой. Файра это бесило. Он даже морду как-то раз попытался шаману набить, но тот принял удар с безразличной задумчивостью, заметив, что боль телесная – испытание Неба, чью волю он должен нести. Файр плюнул и забил. Понятно, что с этим сбрендившим амулетчиком ничего не поделаешь.

– Судьба просит меня передавать тревожные знаки, – промурлыкал Миднайт. Его голос всегда звучал убаюкивающее, как чудодейственная колыбельная, больше склонная к гипнозу, чем к ласковой песне. От него пахло ароматным дымом и металлическими побрякушками. Из-за сочетания синего и красного в одежде он двоился в глазах, превращаясь в два недозеркальных отражения единого сумасшедшего придурка. Файр поморщился, стряхивая наваждение. Рядом с Миднайтом никогда не получалось держать ухо востро.

– Ты всегда плохое предсказываешь, – с громким раздражением во вздохе закатил глаза Файр. Нервы подёргивались цепными реакциями колокольчиков. Чуйка подсказывала, что в этот раз к бреду сивого стоит прислушаться.

– Судьба мира мало счастья хранит, – протянул Миднайт, чуть покачиваясь. Он был старше и, возможно, в чём-то опытнее, но с подчинённым они выглядели ровесниками. Худые колени, нога на ноге, какие-то бубенцы на обуви; в пальцах всё тот же амулет. – Наклонись, сын пламени.

– Я Файр.

И кланяться он не собирался, однако рефлекс сработал сразу: привык подчиняться, если того требовали. Согнулся в поясе перед Миднайтом, а тот накинул ему на шею тонкую блестящую цепочку. Талисман на ней был в виде… огня? Вроде языков пламени, рыжими нитями рассекавшими ореол солнца из лёгкой кости. Какие-то мелкие символы, вязь. Искрящие слегка мельчайшие камушки, словно алмазная пыль.

– Нафига? – хмуро поинтересовался Файр, выпрямляясь и разглядывая амулет. Побрякушки у него никогда не вызывали особого интереса. Он и одевался-то обычно.

– Это дар, – промурлыкал Миднайт. Его глаза всё-таки косили, и взгляд оттого казался чарующим. – Сокровище, что позволит из толпы выделить тебя…

– Я и так выделяюсь. Забери свою дешёвку.

Качнув грязными стёклами, исцарапанными ветками в бури и мелкой пыльцой окружающего ландшафта, ворвался в комнату ветер. Пробрал до костей Файра, проникнув под рубашку и футболку, только амулета не задев, не охладив кость. Взъерошил и без того не самые порядочные волосы Миднайта, потерялся в его зрачках и отрикошетил на многочисленных звеняшках его украшений.

– То есть ты заставил меня припереться сюда, чтобы всучить какую-то дрянь – и всё?! – ощерился Файр. Он тут зря время теряет?! Однако Миднайт покачал головой, и из дымки его сонного голоса промелькнул металлический стержень: то, что появлялось вообще в исключительных случаях, а память Файра насчитывала таких лишь несколько.

– Внемли, о вспыльчивая натура, – проговорил шаман негромко; его слова разносились ветром и стыли холодными паутинными нитями по углам. – Как начнётся натиск на обитель обескрыленных, будь при мне. Будет бойня страшная, много крови прольётся. Я предупредить желаю, чтобы отряд, с которым ты пойдёшь, не включал в себя девицу по имени Кали или юношу по имени Гамлет. Несладко будет в бою.

– Ты б ещё выражался сложнее, – выругался Файр, но нет-нет да и постарался смысл уловить. – Это что, типа угроза?

– Осторожность, – отозвался Миднайт, вновь погружаясь в пелену своих мечтаний. – Осторожно облака ниже солнца смыкаются, всё стараются друг с другом слиться безбоязненно…

Тьфу. Бесполезный моток шерсти.

Всё это на самом деле бессмысленно. Файру апельсиново, скольких он ещё положит, он просто будет драться, потому что это единственное, на что он способен.

Ветер скрипел окном и доламывал подоконник, с которого шаман уже спустился. Миднайт казался слишком сюрреалистичным на фоне этого обыкновенного помещения, и Файр ощутил новый прилив раздражения: действительно, Лекторий вообще никуда не вписывается. Сборище фриков, уродов и преступников. Обиженные на общество сволочи. И он – один из таких.

*

– 21 ноября 2017

– С ним вы теперь будете работать.

– Чё-ё-ё?! С этим?!

Звонкое восклицание прорезало воздух. Девушка – невысокая, с голосом хрипловатым, как будто прокуренным, хотя от сигареты Веррана она морщила нос. Всколоченные волосы с криво заколотой чёлкой кое-как перевязаны у концов. Глаза ярко-голубые, тонкие брови чуть наклонены – видимо, хмурится много. Ресницы подкрашены. Несмотря на осень и холода, на ней были короткие джинсовые шорты, маечка, не скрывавшая пышность груди, и высокие сапоги. Кое-как на белую кожу плеч была наброшена куртка, но девушка тут же стряхнула её, как оказалась в тёплом помещении, и оставила валяться. К ремню шорт у неё крепился целый арсенал метательных ножей.

– Удивлён, – совершенно не удивлённо проронил её спутник. Этому можно было дать больше, лет этак за двадцать пять. Красивые, вытянутые и утончённые черты лица, тонкий узкий нос, густые волнистые чёрные волосы, перевязанные в низкий хвост, и глубокие синие глаза. Он был в синем жакете поверх белоснежной рубашки, строгих чёрных брюках и лакированных полуботинках. По сравнению со встопорщенной и вызывающей девчонкой – совсем другой.

– Пф, – только и сообщил своё мнение третий. Бледный, коренастый парень с пепельно-сиреневыми волосами, через левый глаз проходил тонкий красноватый шрам. В проколотом правом ухе поблёскивали две серёжки. Лицо было треугольным, острым, как у лисички, а наигранно мрачные глаза отдавали льдистой синевой. Он был в кожаной куртке, джинсах и сапогах, и с ним Файр уже пересекался – этим июлем, на Охоте.

– Это Кали, Гамлет и Виас, – представил их Верран. – А это Файр. В вашем отряде. Нет, Кали, я его не переведу, и нет, Гамлет, ещё выходной ты пока не заслужил. Свободны. Обустраивайся.

Кали зло зыркала на него, скрестив руки на объёмной груди.

– Вторая полка – моя! – заявила она сердито.

Верран захлопнул за собой. Файр, наконец получивший возможность осмотреться, не мог сдержать любопытства. Помещение, в которое его притащил новый начальник, напоминало хламовник. Стены разрисованы или исписаны аккуратными чернильными строчками. Три двухъярусные кровати, одна из которых завалена шмотками на нижнем месте – какая-то одежда, книги целой грудой. Шкаф тут же, тоже забитый. На полу – стёршийся ковёр. Окна распахнуты, их два, с широкими подоконниками и батареями под ними. Единственная свободная койка застелена была кое-как; отмеченная Кали – с ворохом одеяла и косой подушкой, упаковкой чипсов; ещё одна идеальная до рези в глазах и ещё одна вся искорёженная, с тремя одеялами и грудой подушек. У стены напротив окон – плазменный телевизор, водружённый на тумбочку, на открытых полках которой теснились диски и приставки.

– Тут все живут? – изогнул брови Файр.

– Да, прикинь, – Виас, видимо, единственный адекватный, прошёл до нижней койки под свободной и бухнулся на неё; та самая, в одеялах и подушках. – Ещё есть пацан, но он мало времени здесь проводит. Кали много мешает, но со временем привыкаешь.

– Завались! – отрезала Кали. Девчонка сверлила Файра недовольным взглядом, затем раздражённо вздохнула. – Почему тебя ваще сюда перевели?

– Язык, – с укором заметил ей Гамлет. Кали, подхватив с ближайшей кровати одну из книг, попыталась в него запустить, но парень уклонился и добавил: – И манеры. У нас гость.

Как же, гость. Знакомы они были с Кали, с этой неуёмной дурёхой, вечно лезущей не в своё дело и донимавшей всех в округе. Оказаться с ней в одной команде – сущая пытка. У Файра нервно дёрнулось веко – и с ней-то теперь предстояло ютиться?! Да он сдохнет скорее, чем к ней привыкнет! Чёртова шавка, только и знает, что бесить! Настроение Кали от его настроения мало отличалось – белая и светловолосая, как изящная кукла, в злости она напоминала мегеру, а на него смотрела, словно на целый легион отвратительно бесячих врагов.

– Приплыли, – проворчал Виас, улавливая атмосферу. Он, как был, в одежде, улёгся на кровать и свернулся калачиком, разглядывая их. – Хоть к Миднайту переезжай. И почему у него отдельная комната?..

– Особенный экспонат, – вздохнул Гамлет, беря в руки книгу и опускаясь на пол, раскрывая на случайной странице. – Будем терпеливы…

Кали долго смотрела на Файра – а затем попыталась его придушить.

С этого момента началась череда бесконечных ссор.

– Я не понимаю, какого чёрта меня переселили к ним! – бушевал Файр.

На ветру покачивался талисман, повешенный над окном. В кои-то веки раздвинутые шторы прогоняли своим бодрым сиянием розоватую дымку, струившуюся из вытянутой трубки. На узловатых пальцах Миднайта поблёскивали тяжёлыми металлами перстни с драгоценными камнями. Поддельные или настоящие? Да и всё равно. Файр, злой и насупившийся, болтал ногами, сидя на высоком стуле. Миднайт, устроившийся на расшитой дивными узорами подушке, отложил трубку и взял в руки карты. Те самые… как их там? «Пути странных», типа того? Файру выпали тогда Смерть, Кровь и Феникс, и предсказание исполнилось.

– Эй, ещё раз попробуешь?

– Я не гадаю одному человеку дважды, – проговорил как пропел Миднайт.

– Скучный хрыч.

– Следую воле Небес…

Настроение у шамана явно было хорошим. Раньше Файр не особо понимал, как различать интонации этого причудливого гадателя на куриных костях, но теперь стало отчего-то легче. Наверно, стоило сравнить его с бессмертным, как сразу стало проще. Если тот проклятый тип улыбался, то у Миднайта на сероватом лице проступала чаще усмешка, причём почти жалостливая: вон какие бедные эти люди, раз не знают того же, чего знает он. Миднайт считал себя лучше них всех, потому что был выше, был умнее, больше слышал. Ха. Наконец-то за личиной твоё реальное лицо проступило!

Файр недалеко от него ушёл. Правда, ему было до форточки, людей, странных или лиф он там резал. Пусть они все передохнут, ему же спокойнее. Парень откинулся на спину, прогнувшись в пояснице и чудом не кувыркнувшись. Полежал так, глядя в чёрный потолок. Хм, действительно, чёрной краской замазан. А поверх – самостоятельные рисунки созвездий, весьма искусные. Файр никогда не спрашивал своего временного начальника, зачем ему это всё. Эти кости в мешочках, амулеты и талисманы, бусы-перстни-браслеты. Зачем игры в шаманов, предсказания по собственному настроению и томные взгляды фиолетовых линз. Зачем?

Вспомнилось ещё что-то.

– А четвёртый чел, этот ваш Айзек, – проворчал Файр, – вообще не бывает в спальне. Возвращается в полночь и сразу на койку. Не показывается. Я из душа выходил однажды, столкнулся – так чуть копыта не отбросил! Белый весь, глаза ярко-оранжевые, а теней от него – как вода разлились!..

– Выполняет свою часть сделки, – промурлыкал довольный Миднайт. – Как прелестны их хитроумные планы, как будто не Судьба всё решает!..

– А что, Судьба?

– Рок. Жребий. Монетка, заботливыми руками подброшенная.

– Руками бессмертного, – проворчал Файр. Накрылась Охота. Накрылась возможность отлова лиф. Всё из-за него накрывается!

– Может, и его, – не стал отрицать шаман. – У бессмертного создания во всём роль особая.

– Ты что-то знаешь, – с подозрением протянул Файр, слезая со стула и бухаясь напротив, испытующе заглядывая в непробиваемо-туманные глаза Миднайта.