Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

Счастье. Самое странное ощущение из всего спектра человеческих чувств. Не самое многогранное, яркое и прямое, как луч солнца, но всё-таки самое странное. То, что Роан давно принял как смысл существования – не своего, так других. Все живут ради счастья. Не все его получают.

Тем, кто его не получает, помогает Роан.

Роан искал пропавших, подбирал обездоленных, учил летать обескрыленных. Всем, кого мир отвергал, было место у Роана, потому что бессмертный никого никогда не винил, не отторгал, не отказывался помочь. Он брал их под защиту, растил и воспитывал, называл «детьми» и «детишками», помогал им жить дальше. Они вырастали, покидали его, но он не был против, нет; он наблюдал за ними издалека, урывками, удостоверивался, что у них всё хорошо, всегда чувствуя ответственность – это те, кому он давал второй шанс, кого спасал и чьи раны открытые лечил. Роан – не божество и не ангел. Он лишь хотел, чтобы не все – потому что так невозможно – но хотя бы эта израненная, потерянная часть отвергнутых жизнью людей была счастлива.

– Ради счастья, – согласился бессмертный. Он открыл глаза. Их тут же защипало: вторгнувшийся ветер холодил ресницы.

Они помолчали. Потом Каспер совсем тихо сказал:

– Я знаю, что ты всегда желал мне счастья. Знаю, но принять это трудно, как и обо всём рассказать.

– Прости меня, – сказал Роан мягко. Хотя Каспер его улыбку не видел, он всё равно улыбнулся: чуть взволнованно, горько, но ласково, не так, как мог бы улыбнуться детям. – Порой я слишком загоняюсь по поводу своего положения, да?

– Ты слишком уверен в том, что ты не человек, – уже жёстче отозвался Каспер. – Что не можешь быть человеком. Если перестанешь так считать, может, и перестанешь этим мнением ранить.

– Я никогда не хотел ранить тебя.

– Знаю. Но ранил. – Вздох. Шипение улиц. – Роан, я верю тебе. Всегда и во всём. И всегда буду.

– Спасибо. – Роан повернулся к ярко освещённой трассе, вытягивая руку. Всё-таки он поймает автомобиль: на сегодня прогулки ему достаточно. Нужно поберечь силы. Очень скоро они понадобятся. – Неделя. Срок в неделю. А потом мы обо всём поговорим.

– Неделя, – повторил Каспер. – Что ты задумал, бессмертный?

– Сюрприз.

– Хм. Ладно. Через неделю мы обо всём поговорим. Только… Роан, что ты собираешься делать?

Остановилась жёлтая машина – или светлая, просто облитая фонарём, как лучшим из маляров. Роан открыл дверь.

– Спасибо, что всегда мне веришь, – промурлыкал он и отключился. Затем обратился к водителю.

Когда автомобиль с бессмертным существом внутри уже отъезжал, рука в светлом рукаве куртки высунулась из окна и метко запустила на середину дороги мобильный телефон. Гаджет с хрустом ударился об асфальт и потух, лопнув трещинами. По нему проехал другой автомобиль, превращая бывшее средство связи в бесполезную разбитую жестянку. Роан проводил глазами гибель телефона и отвернулся, затевая беседу с водителем. Всё-таки ехать далеко.

Интересно, закончится ли всё это?..

Роан верил людям и верил в людей.

Мимо пролетали века, и он не держался за них; соприкасался с течением времени, единственный ему неподвластный. Шагал мимо призраков, появлявшихся и исчезавших. Память его не была бесконечна, и из неё стирались детали, стирались лица, голоса и тепло, холод, кровь и боль. Он не знал о себе ничего – что тогда, что сейчас, просто не мог знать, потому что за два тысячелетия его личность размылась, превратившись в нечто абстрактное, светлое, нечто естественное и отдалённое ото всех.

Свет должен литься к людям. Если мир желал, чтобы кто-то передавал его свет, то избрал Роана и намеренно отверг. Роану далось достаточно времени, чтобы смириться и научиться жить другими, отказавшись от себя и от мечты о смерти. Роан стал светом – тем, чего людям не хватало. Он пропускал через себя судьбы, меняя их, помогая. Он поднимал со дна тонувших. Он учил жить всех, хотя сам не умел. Он отдавал всё, не оставляя ничего; вернее, всё его отдавалось, не успев у него появиться.

Он привык к этому, потом целиком слился с привычкой и вряд ли представлял себя чем-то оформленным. Единственное, что он о себе чётко знал, говорило: ему никогда нельзя брать в руки власть. Никогда. Ни за что. Это юдоль людей, их бремя и их жизни. Роан – не человек, ему нельзя касаться ответственности. Он сам не носил корону и никого не короновал. Да, пожалуй, со всем своим опытом он мог бы быть лучшим правителем, он сделал бы мир по-настоящему процветающим, он мог бы – но понимал, что нельзя. Только не ему. Из всего населения он единственный, кому нельзя вести за собой, потому что тогда люди будут закрыты в клетке. А они должны жить. Развиваться. Ошибаться и ошибаться снова, но самостоятельно. Войны, конфликты, бытовые ссоры. Катастрофы – Роан в них не участвовал.

Но вот теперь он пришёл в Авельск. Город, от которого Управление NOTE его внимание отводило. Город, которому нужен был лидер. Это не мог быть Роан, и слава Касперу, поехавшему с ним. Потом присоединился Борис. Борис – тот, кто нужен, чтобы спасти. Хотя и спасение разное можно подразумевать.

Роан вон много кого спасал. Терялись в дымке забвения лица и характеры, оставались шёпотки и мягкие напоминания, что когда-то эти образы были материальны. Роан принимал всех, кого больше не принимал никто. Не важно, с каким прошлым, настоящим или будущим; Роан выводил их из мрака и шагал рядом, пока они не пускались в бег самостоятельно. Он же всегда оставался один, но не одинок. Бессмертный находил новых и новых детей – он их так называл. Он помогал им, пока они сами не отказывались от помощи.

Лифы – тоже дети. Антон и Настя. Мальчик без сердца, отказавшийся от жизни и шансов на её улучшение ради девочки, которую нужно было оберегать, и девочка с разбитой памятью, не знавшая саму себя из-за постоянной внутренней борьбы. Дать им жить в безопасности трудно. Подарить им счастье – ещё труднее. Но Роан никогда и не брался за лёгкие задачи. И непосильного для него не существовало.

Он защищал этих ребят. Когда летом Файр ранил Антона, уже затеплились подозрения; Роан покинул дом, попал в засаду, вырвался, но знания всё-таки унёс – да, Лекторий действительно собирался открыть Охоту. Роан смог обставить спасение Насти так, чтобы участвовал костяк Авельского отделения, чтобы показать их всех: это NOTE, и она действует слаженно. Роан мог сражаться и в одиночку, но не стал, потому что Лекторий должен был знать – это NOTE. Каким бы Роан не был независимым, он состоял в NOTE. А организация умеет сражаться слаженно.

Роан предложил трюк, где Люси притворилась бы Вильгельмом – так нужно было, чтобы разделить Охоту. Естественно, «тени» первыми узнали, что фокусник – бывший глава проекта, и они бы прирезали его любым способом. Задачей Роана стало сократить жертвы. Увести Охоту. Антон предложил себя как приманку, Виас, горя желанием мести, решил загнать Вильгельма в определённое место, где уже не будет опасно для других. Дмитрий слушал, но ему места в плане не было – Роан и без того знал, что уже к началу Охоты Настя вернёт свои воспоминания. Бессмертный и Михаила попросил не идти за ней. Как Роан и знал, Настя удар выдержала. Эта девочка сильнее, чем себе самой кажется.

И теперь вновь. Вновь он шёл, чтобы защитить их. Всех их – всех этих славных детей, таких разных, таких чудесных. То, для чего Роан существовал и чем существовал – это спасение.

Потому он заявил, что будет защищать лиф. Потому защищал их теперь. Он шагал, беззвучно напевая что-то себе под нос, и Авельск вокруг шумел занимавшимся утром, толпился школьниками и ранними работниками, болтал без умолку своими мелочными краткосрочными заботами, забывая про всё остальное. Целое теряло и обретало свои части. Время извивалось, как ленты серпантина.

– В могиле светлячков ловим руками свет, – мурлыкал Роан, огибая улицы, пересекая проспекты. Территория NOTE закончилась за поворотом, и вокруг город предупреждающе мигал напоминаниями: он на земле врагов. Хотя бывают ли люди врагами? Разве что самим себе. Для бессмертного соперничество давно потеряло весь страх своего влияния. – Чтобы дарить его ещё живым…

Страха он не испытывал. Тоски или лени – тоже. Он размышлял, что неделя будет отличаться от других. Вообще-то события имеют цикличный характер, но он хоть убей не мог вспомнить, случалось ли ему так же поступать. Вряд ли в этом столетии. И точно не в последние двадцать лет.

«Прекрати эти привычки, – сказали ему. – То, что ты бессмертен, не изменится, даже если ты будешь причинять себе столько боли. Хватит пытаться!»

Суицид был его милой привычкой. Никогда не удавалось дойти до конца. Разорванная в клочья грудь срасталась. Обкусанные или отрезанные конечности присоединялись вновь. Кровь лилась на светлые камни, окрашивала их в багровый, но порезы затягивались, постороннее из тела выскальзывало, ничто не держало полости открытыми. Он не дышал под водой, он сгорал в лаве, он замерзал во льдах – приходил в себя спасённый, бесконечно неумолимо живущий.

Роан неуязвим.

Настолько, что ненавидел так, как можно только что-то ненавидеть, не умея и не пытаясь что-то чувствовать.

Среди обычных людей проносились странные; замирали, чуя его, узнавая его, ненавидя его, но Роан ничем не выказывал того, что их замечал. Он шёл спокойно, помня, где стоял штаб Лектория, а среди псов передавалась весть о его прибытии, словно импульс по нервам. Роан шагал налегке. Свернул в переулок, остановился. Снял куртку и отдал какому-то свернувшемуся там бездомному. Нейтрал взглянул на него тёмными-тёмными глазами, в которых радужка сливалась со зрачком, и умыкнул в тень. Дерзкие нейтралы, посещавшие даже чужую территорию – чей он? Алсу? Не суть.

В штабе Лектория все расступались, когда он проходил. Смотрели настороженно, кто-то даже сунулся было с оружием, но его разумно остановили. Ни к чему тратить пули, всё равно бессмертный и не почешется. Люди смотрели на него, как на самое удивительное в жизни, на нечто выдающееся, но Роан не обращал на них внимания. Он обошёл первый этаж, заглядывая в каждую комнату. За ним следовала толпа, какие-то странные, считавшие себя охранниками, кто-то от псов – Льюис явно будет в курсе.

– Бессмертный.

Вот и знакомые ноты прозвучали. Роан поднял голову. По широкой светлой лестнице к нему быстро спускался человек в строгом костюме, с короткими тёмными волосами и изогнутым шрамом на правой щеке. Верран. Тридцать… какая там вторая цифра? Роан насчёт возраста человеческого почти не задумывался. Он не судил людей по прожитым годам: иные в краткий срок вмещают больше, чем старшие.

– Доброго утра, Верран, – отозвался Роан, – ты и ночью работаешь?

– Что Вы тут забыли?!

Надо же, на «Вы». Некоторые привычки не исчезают.

– Сдаюсь в плен, как видишь.

Непонимание. Свист. Мелькнула белая макушка Льюиса. Из углов хмуро наблюдали зрители. Брови Веррана сошлись на переносице.

– Зачем? – спросил он жёстко.

– Отдохнуть хочу от спокойствия, – фыркнул Роан, но тут же мотнул головой, отметая беспечность. – Послушай меня. Гарант – неделя. Затем я не отвечаю за действия NOTE. Но сам сопротивляться не буду, делай, что хочешь.

– Зачем?

Бессмертный усмехнулся – и лицо Веррана разгладилось, приняв выражение сосредоточенное, но уже не мрачное. Прикидывал варианты. Знал, что это большая выгода. Представлял, какой это шаг.

– Мы можем Вас убить, – злорадно ухмыльнулся он.

– Попробуйте, – пожал плечами Роан. – Будет круто, если у вас получится. А, и ещё: лиф больше никто не тронет. Ник-то. Я не люблю угрожать, а нейтралы не любят терпеть.

Верран не умел улыбаться, но в нём так звенело торжество… Роан позволил опасливо подошедшим охранникам нацепить на себя наручники и покорно последовал за ними. Здесь его, конечно, не оставят – слишком понятная цель. Запрячут далеко. Зато бессмертный – хороший дар за то, ради чего он пришёл. С Верраном прокатит. С другими бы не прокатило, но это Верран.

«Неделя, – повторил Роан себе с лёгкой улыбкой. – Извини, Кас. Если мы всё-таки больше не увидимся, я хотя бы извинился».

========== 4 / 5. Цену заплатит один ==========

– 11 октября 2017

– Борис! Это срочно. Роан сдался Лекторию.

– Что?

7:23. За плотно задёрнутыми шторами разливалась заря. Сработавший автоответчик разносил по комнате встревоженный голос коллеги, подёргиваясь шипением – с улицы звонил? Борис рывком сел, без тоски расставшись с тёплым одеялом, и пошарил пальцами по тумбочке, набрёл на телефон и взял трубку.

– Что? – повторил он уже более осмысленно. В серой дымке разорванного утра очерчивались цифры на электронном будильнике. Как ни странно, Бориса всегда дёргали раньше звонка, даже если на семь минут всего. Обычно Борис вставал раньше, но сегодняшние планы дали ему возможность выспаться… должны были дать. Однако, видимо, не судьба. Впрочем, чего он ожидал? Авельск – место бушующих штормов, здесь всегда нужно быть наготове.

– Роан сдался Лекторию, – повторил собеседник. Он сонливостью явно не страдал.

– Причины объяснил?

В звонке Борис был уверен: никто не прослушивал. Он включил громкую связь, благодаря новое поколение за изобретение столь полезной функции, а сам принялся со всей возможной поспешностью, не превращая её в балаган, собираться. У него была трёхкомнатная квартира – не потому что нужно было место, наоборот, он предпочёл бы одну комнату или студию, однако в удобной локации продавалась только она. Спальня, кабинет, гостиная. Вещей у Бориса было не так много, он умел умно распоряжаться во всём, включая быт; кое-как квартиру обставил и даже постарался превратить её в строгое убежище адекватного человека.

– Вы знаете Роана! Он бы вовек не попытался объяснить, что задумал, если ещё до конца не определил. Или определил, но не хочет пугать.

Борис уже покинул ванную, на ходу пытался причесаться; с вечера поглаженную рубашку снял с вешалки, попутно выискивая взглядом ремень брюк.

– Итак, опять ринулся вперёд, не оглянувшись на соратников, – подытожил Борис.

– Именно. – В голосе собеседника сквозило раздражение, смешанное с тем, что он не пытался даже прятать. Волнение. Борису дела не было до эмоций подчинённых, пока они работали усердно и хорошо, но Каспер под его руководством не находился.

– Ладно, я подъеду и всё обговорим. Куда?

– Я сейчас у Оли.

Они собираются сделать это место базой? Так себе идея. Нейтралов нельзя вмешивать. Каспер вздохнул, точно почувствовав немое недовольство лидера, и заметил:

– Потому что тут сейчас и Михаил, и Настя.

– Понял. В городе кто?

– Люси, Йорек, моя версия.

– Ключи от квартиры Роана есть?

– Э, с чего это?

– Есть или нет?

– Есть.

– Заберите вещи девочки.

– Окей.

Борис отключился от звонка. Он разобрался с галстуком, в прихожей быстро оделся, закрыл за собой квартиру на ключ. Спустился к машине. Утро только начиналось, но он привык вставать в любое время суток, коль так требовалось коллегам. Михаил не ошибался: жизнь Бориса была в работе. Но он вовсе не был против.

Он делал то, что получалось у него лучше всего. И это, думается, являлось правильным выбором.

– Девочка должна остаться здесь, – говорил Борис. Он не имел привычки расхаживать во время разговора, сам раздражался, когда кто-то нагнетал атмосферу, так вышагивая. Вот и стоял Круценко, не прислоняясь к стене, и все взгляды были устремлены в его сторону. – Здесь максимально безопасно для неё.

– Присмотрим, – кивнул Михаил, бросив своей несостоявшейся племяннице тёплую улыбку.

Тая полусидела в кровати. Настя сидела на другом её краю, скрестив ноги. Школьная форма сменилась позаимствованными у Кати домашними шортами и футболкой; тёмные испуганные глаза за фиолетовыми разводами.

– Значит, есть срок? – поинтересовалась Оля. Её это не касалось, но почему-то она была здесь. Расплата за гостеприимство.

– Неделя. – Каспер стоял спиной к окну. Обычно улыбчивый и в целом положительный, сейчас он выглядел иным. Проступила резкими чертами постоянная сдержанность. То, что NOTE вкладывает в каждого сотрудника, та необходимость носить маску, та решительная закреплённость в своих пределах – Каспер умел прятать всё это, не подавал виду, но был таким же. NOTE, вырастив его, оставила на нём свою печать. Каспер – вечная сдержанность, но её не видно из-за манер и хорошего характера. Вот как. Вот она, больная струна седьмого человека в Десятке.

– Неделя? Что это значит? – Настя переводила затравленный взгляд с одного человека на другого.

– Неделю не вмешиваться, – отозвался Борис. – Никаких шагов в сторону Лектория. Никакой самодеятельности. Никакой, верно, Каспер?

Жёлтые соколиные глаза в этот момент, должно быть, могли пронзить насквозь – кого угодно, но не Бориса. Не для того Борис нервны свои укреплял этак с подростковых лет. Он только отразил удар щитом собственной серьёзности и повторил: «Никакой».

Послышалось хлопанье двери. В гостевой комнате показалась Катя, с самым беззаботным видом проталкивая гостя. Тот с отчаянным шипением сопротивлялся, но, показавшись, остолбенел, обведя помещение глазами. Парень с тёмными волосами на висках и золотистыми на макушке. Йорек, шестая категория «Призрачность». Вот только взор его застыл, и сам он словно превратился в недвижимую статую.

Оля в мягком кресле, помещённая туда Михаилом, словно стала его отражением. Напрягшаяся, но окаменевшая в этом напряжении. Вытянувшаяся, с пустым взглядом, пересёкшимся со взглядом Йорека. В краткий миг Борис заметил всё до мелочей: как у Оли дрогнули губы и ресницы, как у Йорека дёрнулся край рта и плечо. Словно всё застыло вместе с ними. А потом ожило, и словно ничего не произошло.

– Я вещи Настины принёс, – голосом сухим, словно осенняя трава, сообщил Йорек. Взгляд отвёл. – Не собирался… заходить.

– Ничего, – на ноту выше, чем обычно, отозвалась Оля, её тон дрогнул. – Можешь остаться.

Борис вздохнул, скрестив руки на груди. Йореку следует сохранять концентрацию, что бы его там ни терзало. Из собравшихся больше внимания никто не обратил, очевидно; Михаил и Тая смотрели на Настю, Каспер смотрел в стену, сверля в ней нематериальную дырку, Люси смотрела на Каспера. Что ж, эта компания на работу с ним претендует. Не то чтобы Борис любил трудности, но всегда приставлялся к ним, потому что все знали – если не знаешь, что делать, отдай дело Борису, он знает.

– Верран лично охотился за Роаном, – сказал Каспер, ни на кого не глядя. Борис не ориентировался на возраст, но только сейчас вспомнил: этому юноше двадцать пять лет, и двенадцать из них он провёл в организации под опекой бессмертного. Его версии раскиданы по стране. Если кто и знает, как дела обстоят во всех областях одновременно, то он. Каспер выдохнул и продолжил: – Лекторию нужна сила бессмертия, они и не скрывали. Вот Роан и пошёл к ним.

– Они попытаются вытянуть его странность? – нахмурилась Оля.

– На него не действует ничего, мы же проверяли, – протянула Люси. – Только вот… подождите, он так просто заявится? Ради чего?

В комнате было светло, но от каждого силуэта ложились тени. Каспер взглянул на Настю без презрения, злости или любого отрицательного чувства, уловил её непроизнесённый вопрос и кивнул.

– Ради лиф, – обронил он в пустоту.

– В штаб сообщать нельзя, – сказал Борис. – Ждём неделю. А пока начинаем поиски. Роан точно не в их штабе, я бы его там не оставил. Ищите везде, где можно, но не показывайтесь и не раскрывайтесь. Ольга?

– Ничего, – отозвалась девушка-нейтрал. – Я не буду об этом рассказывать, только Дмитрию. – Она прикусила губу. – Роан всегда был добр ко мне. Я не подставлю его.

Что за очередной фокус, бессмертный?

Часы на комоде указывали на занимавшийся день, но никому не было дела до минут и секунд. Все жили часами. Все рассчитывали по часам, не опираясь на краткие мгновения неизбежности. Вновь открылась дверь, и все взглянули туда. Настя подскочила, брови Таи изогнулись, Михаил улыбнулся.

– Что произошло? – негромко спросил удивлённый Антон, окидывая их непонимающим взглядом. – В квартире никого не было, телефоны молчат…

Здесь было всё ещё много людей, но ни на кого не получилось обратить внимание. Антон поймал бросившуюся к нему Настю, прижал к себе, тщетно ловя отголоски мыслей, и – ярость, его и его странности, вмиг погасла, словно задутая спичка. Остался только дымок слабости и жжение в венах. Всё перестало быть значимым; мир ничего не значит, пока они здесь вдвоём.

Антон рассказал и услышал всё то же. Мало информации. Много загадок. Известно, что есть ещё лаборатория – это Тая им рассказала, и Антон был рад, что ему не пришлось. Нужно было решать все вопросы, и они старались их решить. Но не сейчас. Сейчас ещё утро, но утро одного из следующих семи дней, каждый из которых будет труднее предыдущего.

Кто-то ушёл. Каспер остался. Люси подёргала его за рукав, но всё-таки выскользнула прочь за Олей и Йореком. Михаил поспешил к жене. Антон поверх головы Насти, уткнувшейся ему в грудь, разглядывал девушку на кровати, укрытую одеялом, а она рассматривала его. Затем склонила голову. Благодарность. Всё уже узнала? Ах, да, способность Михаила – проецирование воспоминаний…

Тая проснулась, и Антон не узнавал её прежнюю в её синих глазах. Много времени прошло. Она выглядела лучше, чем когда-то. Тогда, когда они все были невинными детьми, чудовищами, порождёнными ради того, чтобы сражаться.

– Я говорил с «тенями», – сказал Антон.

Настя разжала объятия, кивнула. Бледная. Почему? И здесь нет Роана.

– Они придут на сражение, – добавил Антон. Посмотрел в глаза Касперу. – NOTE ведь?..

– Конечно.

Антон бросил флешку. Каспер легко поймал её, повертел в пальцах. У него по плечам и предплечьям вились татуировки, едва затрагивая запястья и тыльные стороны ладоней, но до пальцев узор не доходил.

– Мы посмотрим её позже, – сообщил Каспер. Его глаза отливали палёным золотом. – Вместе с Роаном.

– А где он?

Настя отшатнулась было; он поймал её на запястье, тут же ослабив хватку, уловив, как она дёрнулась. Под пальцами ощущалась немягкая ткань бинта. Настя опустила глаза.

– Это из-за меня, да? – неожиданно севшим голосом произнесла она. Уставилась вроде на свою руку, но далеко сквозь неё; уставилась с внезапным ужасом. Резко повернулась к Касперу, побелела. – Из-за меня?..

– Роан поступил так по своей воле, – сказал тот мягко, но сухо. – Он делает это, чтобы вас защитить.

– Что произошло? – спросил Антон, уже почти не надеясь на объяснение, но неожиданно получил его.

– Бессмертный отправился в Лекторий сдаваться, – заявила Тая. – И сказал ждать неделю. Ничего не предпринимая. Не знаю, что за Лекторий у вас, но это, кажется, что-то плохое?

Очень плохое. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Настя не пискнула, но он сам опомнился и отпустил её. Спросил, что это значит. Объяснили. Роан пошёл в Лекторий, предложил себя им. На смерть, на попытки смерти или что ещё такое, но предложил. Просто так…

– Это из-за меня, – повторила Настя. – Он предложил мне им сдаться… и… я испугалась…

Антон взял её за плечи и легонько встряхнул. Девушка взглянула на него с недоумением и виной, он покачал головой. Настя сжала губы, болезненно напряглась: не хотела плакать на глазах посторонних.

– Всё в порядке, – сказал Каспер, хотя не придал голосу утешающую интонацию. – Роан знал, что ты откажешься.

– Откуда? Почему Вы знаете? – повернулась к нему Настя. Остальные молчали, ловя каждое слово.

– Потому что это Роан. Потому что он никогда бы не поставил тебя под угрозу. А предложил из-за того, что Лекторию лифы нужнее, чем бессмертный, и было бы легче. Вряд ли он рассчитывал на твоё согласие. – Соколиные глаза Каспера блеснули. – Помнишь, мы говорили про доверие?

– Никогда бы не поставил под угрозу, – повторила девушка. Её лицо было потерянным. – Неужели…

Её никто не прервал. Тая откинулась на подушки с мрачным выражением. Антон стоял, как и стоял, держа Настю за плечи. Та дрожала, и её глаза были темны. Она опустила голову.

– Он всегда говорил доверять ему, – прошептала она, но даже тихий шёпот повис в воздухе, сделавшись отчётливым. – Но я никогда не замечала… Когда я предложила разбудить Таю. И когда вызвался оберегать меня от лица NOTE. И когда на Охоте вступился. И теперь ещё. Я не замечала… он ведь всегда мне верил. Мне, в меня. Всегда, всегда, с самого начала…

– Роан решил защищать лиф, потому что это то, для чего он нужен, – сказал Каспер.

– Я никогда ему не верила, а он всё это время…

– Видишь. Он не хитрый. Он даже не эгоист. Роан старался сделать так, чтобы вы были в безопасности, поэтому и сейчас туда пошёл. А то, что всё делал незаметно – его заморочки.

– Ох… – Настя закусила губу. Её зрачки мерцали дрожью. Она, наверно, никогда не чувствовала себя такой виноватой. Антон бережно привлёк её к себе – интуитивно, не раздумывая. Но она освободилась и покачала головой. Резко. Болезненно. Ещё больше вины. Ещё больше ответственности.

– Подумай над этим. – Теперь голос Каспера действительно был мягок. – Но не убивайся так. Роаново безрассудство – это проявление его готовности. Он знал, на что шёл. Осталось нам тоже это понять.

Они остались в гостиной. Телевизор пестрел каким-то шоу с отключенным звуком. Широкие окна пропускали беловатый дневной свет. Небо снаружи затягивалось тучами, грозя пролить долгожданные осенние ливни, но пока только время от времени накрапывало – мерзкая погодка.

– Послушайте, – заговорила Люси, дёргая Бориса за рукав рубашки, – мы можем попытаться его вытащить! Уже сейчас!

– Во-первых, отпусти, во-вторых, мы даже не знаем его местоположение. Это исключено. – Он поморщился. Слишком шумная.

Девушка-метаморф негодующе изогнула брови. Она и так была на взводе – все эти события, Роан ушёл, вернулся Антон. Открытие третьей лаборатории. Там, сказали, ещё восемь детей.

– Я сама могу попробовать! – горячо заявила она. – Я и Йорек. Мы хороший тандем! Мы справимся!

– Люси, сколько раз повторять? Это исключено. Ты либо подчиняешься моим приказам, либо останешься здесь заперта без возможности выйти, понятно?

Девушка вздрогнула. Борис, рассерженно выдохнув, повернулся к Михаилу и послал в него мрачный взгляд: «Что?» Друг, на лице которого только что промелькнула странная мысль, пожал плечами. Костюм шёл ему больше домашней одежды, но даже так он был предельно собран. Да уж, Каринов хватку не теряет. Что-то в нём остаётся неизменным.

Люси умчалась, сверкнув пёстрой шевелюрой, обиженная и злая. Стоявший тут же Йорек проводил её глазами и шагнул было следом, но замер. Оглянулся. Оля, не отрывавшая от него взгляда, тут же отвела глаза. Они так и остановились. Михаил поглядывал на обоих с ожиданием. Борис, равнодушный до всего этого, в мобильном телефоне составлял новый график.

– Как… лето прошло? – спросила Оля подозрительно нестройным тоном. Чтобы заговорить, ей требовалось много храбрости. Михаил ощутил укол грусти. Эти дети…

– Хорошо. – Йорек смотрел на неё; тоска и нерешительность. Они словно отражали друг друга, два идеальных зеркала. Эти эмоции у них общие. Мысли, однако, разные. – А ты?

– Хорошо.

Никто не сказал того, что хотел. Михаил прикрыл глаза. Он не имел права вмешиваться в эту путаницу, он к ней не относился. Йорек из его отделения, Оля – часть его семьи. И всё же он не имел права. Вот и стоял молча. Не пытаясь как-то им помочь, хотя это и решило бы проблему.

– Можешь приходить, – сказала Оля, смущаясь. – Если захочешь.

– Ага, – невнятно отозвался Йорек, опуская взгляд в пол. Не придёт. Оля, наверно, тоже это поняла, потому что съёжилась и уставилась в стену, словно интереснее ничего не видела. На скулах её догорал румянец. Йорек, наоборот, был бледен. – Ну, удачи.

Он поспешил за своей вечной соратницей. Люси уже в коридоре убеждала Катю со всей искренностью, что она благодарна за гостеприимство, но завтракать не будет, рано, у неё ещё дела есть. Там же, судя по эхо, она подхватила Йорека и, шумно извиняясь, утащила его на улицу. Поедут отдельно. Задетая Люси и подавленный Йорек.

– Ты бы поаккуратнее с ней, – посоветовал Михаил со вздохом. – Девушка всё же.

– Сотрудник NOTE, – отозвался холодно Борис. – Который ведёт себя слишком беспечно. И так Роана лишились, больше неприятностей не нужно.

– Как знаешь.

Оля смотрела в окно. От дома быстро удалялись два силуэта; оба в куртках, один выше и несчастнее второго. «Что за поколение», – подумал Михаил.

– Я могу спросить нейтралов, – вдруг заговорила Оля, по-прежнему не глядя на взрослых. – Но тогда придётся объяснять, что им нужно искать. Вас устроит?

– Нет. Нельзя сейчас вмешивать никого. – Борис убрал телефон. – Сейчас и без того хватит проблем. Возможно, от поиска лаборатории их не удастся отговорить, но пока что даже отделение не будет в курсе исчезновения Роана. Он дал чёткий срок. До тех пор – никакого шума.

Все так полагаются на план бессмертного. Михаил тоже, пожалуй.

Остаётся надеяться, что Лекторий не получит от Роана то, что ему нужно – точно всему конец.

*

– Ребятки, вы осторожнее с волосами. Они быстро отрастают, если их подрезать. И постарайтесь сильно не задевать мясо, это неприятно.

Беззаботно болтая, он шагал перед двумя приставленными к нему охранниками. Это выглядело бы понятнее, если б при этом у него не были сцеплены руки за спиной, а глаза перевязаны чёрной тканью; впрочем, его это не особо беспокоило. Как и то, к чему он приближался. Итак, долго везли, куда-то спускали – у Лектория странная симпатия к подземным этажам.

Повернули, сняли наручники, сказали лечь. Жёсткая холодная поверхность. Роан ловко устроился; его запястья тут же перехватили металлом, заставив его раскинуть руки. Он не сопротивлялся. Стянули повязку; он заморгал, ослеплённый светившей прямо в лицо лампой. О, да это лабораторный стол.

– Лиф вы так же держали? – спросил он.

– Заткнись, – сказали ему.

Роан повертел головой, присматриваясь к помещению. Коробка. Коробка – это первая ассоциация. Картонно-серые стены, словно включённая программа 3D-моделирования, неокрашенные и равнодушные. Много розеток. Вдоль этой их фоновой серости – лабораторное оборудование. Мотки разноцветных проводов, кабели, экраны со скакавшими показаниями. Всё это – белое, лампы тоже.

– Там всё белое, – повторяет девочка, сворачиваясь среди одеял. – Белое, белое… – Она дрожит. Он садится на край кровати и поглаживает её по волосам. Завтра она уже не вспомнит, что он прогонял её кошмары. Ничего. Он не ради этого. Он ради неё.

Но это не прежняя лаборатория лиф, если судить по рассказам деток. Да и от того места ничего не осталось. Хм, значит, притащили в какое-то новое убежище; тяжко будет его искать. Ну, при условии, что Роан выживет. Даже сейчас он питал слабые надежды на то, что его всё-таки смогут убить.