Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 45 страниц)

– Серьёзно? – простонал Каспер с лёгкой насмешкой. – Ты всегда планировал, что они помогут друг другу?

– Планировать, душа моя, это когда ты сам всё устраиваешь, но я ничего не делал. – Роан аккуратно пожал плечами. – Они сделали всё сами, да и должны так – это их выбор. Однако знаешь ведь, мне достаточно было находиться с ними. Это лишь вопрос понимания. Если насчёт «всегда» – да, я всегда знал, что они к этому придут. Умные ребята. Ну, затянули на сколько-то там лет, да с кем не бывало? Настя просто не могла бы уйти без Антона, а он без неё не видит жизни. Милые детишки такие.

– А кого тогда ты посоветовал отпустить?

– Угадай.

– Я тебя побью сейчас.

– О, правда?

– Нет. – Точно не веря в собственную догадку, Каспер усмехнулся. Ответ уже был и требовал лишь звучания: соображал парень быстро, да и не так сложен был вопрос. – Вытащили не всех лиф. Двое остались. Полагаю, их увела Тая?

– Ага.

Каспер отпустил его, проворчав что-то про «опять твои козни». Роан безобидчиво отодвинулся, вслушиваясь в рокот лаборатории – того, что оставалось догорать; но куда больше его беспокоили раны Каспера. И как тот стоял? Однако парень поспешил отшагнуть, не давая рассмотреть внимательнее.

– Я пойду к Борису, – сообщил он. – Операция ещё не закончена. Ты за пташками?

– Проведаю их.

– Эй, Роан! – парень окликнул его, когда тот почти ушёл. Каспер чуть склонил голову набок. – Мы справились и теперь.

Конечно. Они всегда справляются. Роан улыбнулся и повернулся к оставшимся стенам лаборатории.

Всё завершилось: поверить в это всё ещё было тяжело. Роан тут же был вовлечён в поток людей – слабый, скорее ручей, чем река – то там помелькал, то тут, поддерживая, ободряя, помогая наложить швы или ещё как помочь. На месте лаборатории, ещё недавно содержавшей детей-подопытных, зияла полная дыра, яма с чёрными краями. При этом было заметно, как восстанавливались её края; Роан, притормозив на мгновение, заметил два силуэта рядом с этой мрачной бездной: высокий и в чёрном – это Борис, а рядом – девочка в лабораторной одежде и с белыми волосами. Они работали вместе, значит. Сильные странности контроля… Края ямы зарастали на глазах, дополняясь песком, выравниваясь, смягчаясь, и девочка взмахнула руками – там уже понемногу просовывались корни соседних деревьев…

Эта земля не умрёт, как было с Первой. Она будет жить, восстановится скоро, а там не останется и следа этой смерти. Снег засыпал впитавшуюся в почву кровь и заметал отпечатки смертей. Роан повернулся к лагерю: там было гораздо интереснее.

Люди отдыхали после битвы, хотя отдыхом это было сомнительным. Имелись жертвы, и близкие едва держались, чтобы не оплакивать их здесь, хотя по щекам Найры катились слёзы, а Стейси грызла ногти, глаза её были черны. Михаил брёл между ними, оглядывая их всех, и Роан улыбнулся про себя: вот он, человек, который всё начал. Это не была победа NOTE – проект исчез непобеждённым – но это была победа Михаила. Окончательная. Каринов застыл, когда из лекарской палатки показалась та самая темноволосая девушка в большой толстовке; на ней были белые медицинские перчатки, которые она стягивала на ходу, и лицо её выражало усталость. Заметив Михаила, она тоже остановилась; усталость сменилась робкой радостью, Каринов шагнул вперёд, и девушка влетела в его объятия, пряча лицо от всего мира. Улыбка Роана стала шире: есть вещи, которые не меняются. То, что Катя не всё равно пользовалась странностью. То, что Михаил ставил близких выше морального торжества. То, что человек всё ещё отчаянно нуждался в человеке больше, чем в чём-либо другом.

Михаил узнал о Насте. Дёрнулся, Катя (или правильнее сейчас называть её Кет?) потянула его за рукав, решительно что-то выговаривая. Михаил кивнул. Катя чуть улыбнулась, и по губам её можно было прочитать: «Иди к ней». Каринов поторопился в палатку, а его жена, вздохнув, обернулась на голос – к ней нёсся «Сиан», светловолосый мальчик из спасённых, и остановился рядом, доверчиво сияя голубыми глазами.

Они отлично справляются сами. Роан направился дальше, озираясь. Он отвык от крупных побоищ, но страха перед ними не испытывал. Его не воротило от запаха крови, не мучил вид несчастных и раненых, он не тревожился за них – если тут, значит, справляются. Люси с сердитым выражением лица обматывала Каспера, мастерски остановив кровотечение. Заметив Роана, хотела было уступить ему место, но бессмертный покачал головой: он ещё хотел понаблюдать. Каспер улыбнулся ему и махнул рукой, как будто не сам всего с полчаса назад обнимал его перед видом пылавших руин.

Антон ждал у палатки. Роан погладил его по голове, принимая молчаливую утомлённость и нежелание как-либо реагировать, и заглянул внутрь. Настя то ли спала, то ли была без сознания, но вполне себе живая. Михаил сидел на коленях рядом с кушеткой и держал её за руку; его лица не было видно. Ему многое хотелось сказать, и Роан понимал; он бесшумно отодвинулся.

– Поспи, – посоветовал он ученику. – Тебя разбудят, когда пойдём дальше.

Антон измождённо кивнул, закрывая глаза, опустился вдоль лавки, которую занимал, опёрся на неё и отключился. Роан постоял немного рядом, вслушиваясь в ровное дыхание, удовлетворённо кивнул и пошёл прочь.

– Поздравляю, – сказал он Борису, приблизившись.

Он кивнул. Ни усталости, ни воодушевления – безразличие, но не мрачное или холодное, а сухое и терпкое, как угасшая с часу назад осень. Снег путался в его коротких чёрных волосах, делал бледнее и моложе лицо. Девочку рядом уже увели.

– Цель достигнута, – сказал Борис. – Мы ничего не выиграли, только потеряли. Но цель достигнута.

Действительно, они лишь потеряли. Но такие, как птички или детишки лабораторий – нашли. Это Роан считал хорошим знаком.

– Молодец. – Роану пришлось вытянуть руку, чтобы положить её на голову Бориса. Тот не шевельнулся. Он не любил прикосновения такие неформальные, от левых личностей, и всегда избегал контакта – но…

Сейчас этот молодой юноша напротив, ниже него, внешне младше, бодрее, ощущался вовсе не сторонним ветреным подростком. Бессмертный улыбался взглядом, и Борис чувствовал в нём давнюю, забытую ауру. Словно отцовскую.

Роан, такой нелепый в положении со стороны, впервые своим поведением выказал настоящий возраст.

– Ты хорошо поработал, дитя, – сказал Роан, убирая руку с головы высокого собеседника.

Борис мог бы огрызнуться – но не стал.

Оставались ещё ребята. Роан успел переговорить с Йореком – тот не валился с ног чисто из-за потрясающего упрямства, хотя серые глаза его выгорели, а руки свисали слабо. Он не пострадал, раненых вытащил. Пленные ждали отдельно, огороженные чьей-то странностью. Рядом с Йореком, кутаясь в полученный плед, сидела Оля, с лихорадочным румянцем на щеках и ломкими жестами, но такая же спокойная и собранная, как всегда. Роана она приветствовала с удовольствием и даже с гордостью. Он пожал ей руку.

– Всё в порядке, – улыбнулась она.

– Ты-то как, Оленька?

– Хорошо. – Косой взгляд в сторону Йорека, неосознанный и едва уловимый. – Правда, хорошо. Роан, эти дети… не все добрались.

– Двоих не стоит ждать, они ушли со Стаей. Кто-то ещё?

– «Акаи» забрали почти сразу, – недовольно заметил Йорек. – Не нравится мне это.

Хм…

– Посмотрим. Остальные в порядке?

– Да. – Оля вздохнула. – Они не такие, как первое поколение. Они умнее и воспитаннее, но совсем пусты. С этим придётся повозиться.

– Это не будет сложно.

– Это будет интересно. – Девушка-нейтрал улыбнулась. – Иди, Роан. Мы тут со всем закончим.

Подгонялись автомобили. Выскочила Белль, за ней – длинноволосый гот Дмитрий, там же другие люди, совсем немного… Роан растворился в них, воспринимая настроения и наблюдая. Битва действительно закончилась. Они справились.

Да и как иначе? Это ведь странные Авельска. Они не умеют иначе. Роан выдохнул. С неба, всё никак не прекращая сонный танец, мягко падал снег.

Наступила зима.

========== 5 / 12. Бесконечное начало ==========

– 30 ноября 2017

За окном электрички проносились голые голубоватые деревья, заливаясь инеем и колко ёжась. Снег щедро валил уже которые сутки, едва дождавшись разрешения погоды; зима, запоздавшая с приветствием сразу принялась за работу, закидывая сугробами стылые леса. В городе они быстро таяли, но здесь всё иначе измерялось. Эти же робкие снега на фоне льдистого неба успевали отразиться и в соколино-жёлтых глазах парня, сидевшего у окна; снега холодные, но не злые. Парень думал, мысли его витали далеко от покряхтывавшего вагона, далеко даже от девушки, чья яркая кудрявая головушка покоилась на его плече.

Так просто было описывать словами произошедшее, однако сценами вставали перед взором образы куда более глубокие и насыщенные, проносились контрастно-яркой чередой, словно на фотоплёнке. Мёртвые тела – много – там, в руинах, их пожирает беззвучный огонь без дыма и копоти, всё исчезает на глазах, как будто ничего и не было. Раненые и целые чередой по автомобилям, вдаль по дороге, а Йорек пинает подвернувшиеся камушки, ногой проскакивая сквозь них, и не вслух, но жалеет, что дефект при долгом использовании странности делает его тело временно нематериальным, так что ехать со всеми он не может. Каспер и Люси идут рядом, пешком вдоль трассы, к которой липнет первый снег, сминаясь с антрацитово-серым, вычерчивая разметку ещё ярче. Михаил держит на руках «Сиана» и говорит, что пока все побудут у него, а ему говорят, что лучше пока имён детям не давать; Оля на это упрямо отзывается, что уже данные имена никто не посмеет забрать, «Сиан» жмётся к дипломату, как к последней надежде, и испуганно смотрит на чужих людей. Больница, Кевинский, раненых принимают без вопросов, всё равно потом Дмитрий сотрёт воспоминания всем врачам о нежданных гостях; Каспера тоже предлагают подлечить, но он отказывается и идёт искать Роана. Роан сидит в коридоре, облокотившись на стену, с обеих сторон от него – Антон и Настя, оба в крови, измотанные, Настя только-только залатанная, они спят, а Роан лишь притворяется, потому что открывает глаза, когда Каспер касается ладонью его щеки, и улыбается тепло.

Дальше идёт протяжный хаос, вредный такой, долгий, хотя стоило быть скорее. Вспоминать его не очень хотелось – одних воспоминаний хватало, чтобы вновь вызвать усталость. Каспер последнюю неделю нещадно пахал, возился с документами, разбирался с ребятами из отделения. Пока одна его версия устраивала распределение лиф вместе с Михаилом, который осуществлял связь между городами, другая вместе с Борисом тонула в отчётах и бумажной волоките. При этом следовало посещать дом Оли Цветаевой, где лифы, собственно, находились, так что Каспер был рад, что за это взялись другие ребята: Роан находился там постоянно, с ним оставались Антон и Настя, помогая младшим собратьям, из дома до города и обратно носились с поручениями Люси и Йорек. Борис за пару дней сделал столько, сколько порой и за месяц не наваливается, и всё ещё потрясающе держался, тоже навещая дом, чтобы проверить ограничение странностей юных лиф: им нельзя было пользоваться способностями. Нейтралы приходили и уходили периодически, некоторым Оля мягко отказывала в приёме; они, видимо, считали, что это из-за недавнего похищения. В общем, мороки выше крыши.

Сейчас бы ещё заснуть, но Каспер чувствовал, что его тогда никто не добудится. Он катастрофически мало спал, но не привык жаловаться и не собирался жалеть себя: работа важная, он при деле, всё отлично. Когда они доехали, парень бережно потряс Люси за плечо; та, сонно моргая, пробормотала что-то про облака и звёздочки и поднялась, запахивая курточку. Они выскочили почти синхронно, за миг до того, как электричка захлопнула двери; на остановке – только Антон, прямой и несколько утомлённый. Ему тоже перепало. Он встретил гостей кивком, и они втроём пошли дальше.

– Ты высыпаешься вообще? – поинтересовался Каспер.

– А Вы? – отозвался Антон и – удивительно – хмыкнул. Сломанность в его взгляде выглядела куда приятнее отрешённости. Через боль и разбивание вдребезги он всё же становился человеком. Каспер улыбнулся. Мороз холодил щёки и прояснял голову, разгоняя общий тёмный туман: думать было проще, звон прекратился. Издержки всё-таки, так напрягать несколько версий сразу – всегда проблемно. Зато он полезен, хоть какой-то прок. Подавив зевок, парень обратился к разглядыванию спутников, пока не получилось воссоздать чёткую картину.

– Они послушны, – сказал Антон, удивляя сегодняшней разговорчивостью. На Каспера он не смотрел. – Не пользуются странностями без приказа. Не поступают по своему желанию.

– Этих лиф воспитывали, как солдат, – недовольно проворчала Люси, кривя светлые губки. – Наверно, в этом твоё поколение лучше, Антон?

– Только в этом, – отозвался тот.

Опять пошёл снег, но ветра не было. Мягкий, бархатистый и прохладный, он ложился белизной поверх другой белизны, не успевшей подтаять. Сухость и лёгкий морозец; приятная свежесть с привкусом остаточной осени, той, что успела попрощаться, но не успела ударить дождём в последний раз. Авельск выплакал всё летом, в те нескончаемые дожди, когда размыло очертания всего города; закончилось горе, скорбная песнь поглощена была золотистым пламенем, больше не о чем сожалеть. Городу было всё равно, сколько людей в нём умирало. Стоило бы перехватить его точку зрения, но…

Каспер никогда не был привязан к отделению. Он появлялся там изредка, не более того: его отряд включал в себя лишь Люси и Йорека, с которыми было проще и гораздо приятнее, в штаб они редко заглядывали. С тех пор, как приехал Борис и прошла Охота, пришлось чаще наведываться к ребятам, хотя Каспер в основном поручал это Люси, с большим удовольствием, чем он, лезшей в дела отделения. Касперу же хватало знания, что главный в штабе – Ливрей, с которым они вместе выросли, так что на большее он не претендовал. Лив и сам справлялся, но теперь… теперь приходилось появляться постоянно. Планы Бориса – отличные, вот только исполнение их заставляло морщиться: отделение не было обучено совершенно, Ливрей руководить операциями не умел, Круценко на него положиться не мог. Зато мог на Каспера. Пусть Кас и не относился к штабу, он был только за помочь лидеру, вот и теперь отдувался.

Лиф разместили с относительными удобствами: пришлось найти им временные кровати и закупиться большим объёмом еды. Каспер бывал там вечерами, проверял, как они поживают, и, надо сказать, поживали дети неплохо. Они ни разу друг друга не видели, так что поначалу очень долго и внимательно друг друга рассматривали, брали за руки, касались лиц, плеч, лопаток, слушали дыхание и голоса друг друга, изучали, как зверьки изучают состайников новых. Куда меньше доверия они питали к взрослым, неожиданно свалившимся в их привычные белые коридоры. Из всех, кто к ним приближался, они добровольно могли положиться лишь на Роана и Олю по вполне понятным причинам: эти люди так и излучали тепло, к которому лифы – всё равно дети, несмотря на то, как их растили – неосознанно тянулись.

А, ещё Антон и Настя. С ними всё обстояло проще: к себе подобным спасённые ребята тут же отнеслись, как к самим себе. То ли их так воспитали, то ли они сами решили, но друг к другу лифы обращались как «братья» и «сёстры». Антон и Настя были включены в эту непонятную семейную схему, мгновенно получив доверие и принятие со стороны младших.

Вот и теперь, когда трое приблизились к дому, высунувшееся оттуда бледное личико мальчика с синевато-сизыми волосами – странный отлив, обусловленный, видимо, теми же опытами. Мальчик тут же скрылся, а дверь, наоборот, распахнулась. С порога им махал Роан, светлый, как всегда; у его ног, придерживаясь за края его широкой длинной рубашки, стояла русоволосая девочка лет пяти. Из восьми детей в доме находилось пятеро, и Каспер повторил их коды: «Аой», «Сю», «Тииро», «Сиан», «Джиджи».

В коридоре они быстро разделись. Люси стряхнула с макушки Каспера снег, в своей собственной шевелюре запуталась и махнула рукой, только больше путая нефритовые пряди, и так не лежавшие спокойно. Поймав улыбку Роана, Каспер улыбнулся в ответ. Сестра подняла девочку на руки, и та с искорками любопытства в глазах ухватилась за привлекательно-яркие локоны.

В гостиной дома было свежо: недавно проветривали, видимо. На расставленных кроватях – заправленных – там и тут кто-то устроился; лифы держались преимущественно кучкой, сверкая взглядами неумелыми и немного неловкими: они понимали, что чего-то им недостаёт, но чего – не успели ещё понять. Прислонившись к стене, кутаясь в белый плед в светло-серую полоску, на койке сидела их старшая сестра, девочка с уже отраставшими тёмно-русыми волосами и спрятанными под тканью бинтами; Настя взглядом приветствовала гостей, не вставая – её и так чуть ли не силой из больницы вырвали. Антон тут же устроился рядом, в её ногах, на других лиф он смотрел расслабленно.

– «Ах, я так счастлив!» – сказал он русалочке. – То, о чем я не смел и мечтать, сбылось! Ты порадуешься моему счастью, ты ведь так любишь меня», – читала Настя вслух. Раскрытая книга лежала у неё на коленях, голос звучал бархатисто, глубокими интонациями меняясь, слоги чётко, но не резко. Так, как она могла бы говорить, если бы не замыкалась в себе; так, как её не могли не слушать: этот голос пленял. Вот он, подарочный эффект способности.

– Я не понимаю, – подала голос «Тииро», щуря тёмные глаза.

– Я тоже, – согласился «Аой». – Почему она должна радоваться? Разве радость – это не когда что-то приносит удовольствие?

– Да, когда что-то хорошее у тебя или у твоих дорогих, – отозвалась Настя, чуть улыбнувшись. – Русалочка любит принца и хочет, чтобы у него всё было хорошо. Если он будет счастлив, она будет счастлива тоже.

– Разве это логично?

– Наверно, нет, но ведь чувства – не всегда что-то объяснимое.

Лифы зашептались, шелестя голосками. Настя терпеливо ждала, пока они обговорят, и продолжила, когда внимание вновь обратилось на неё. Оля в коляске сидела ближе к окну, за которым обильно валил снег; Люси отошла к ней и устроилась на подоконнике, а Роан присел около кровати Насти и похлопал по месту рядом с собой. Каспер опустился туда, задевая бессмертного плечом. Голос лифы первого поколения перекатывался по комнате мягкой песней, что так долго томилась взаперти. Антон слушал её с сиянием в глазах; лифы слушали её с восторгом, понемногу изучая тот мир, что никогда не чувствовали.

Эта атмосфера согревала. Каспер не задумывался уже о мелочах; он положил голову на плечо Роана, закрывая глаза, погружаясь в то же ощущение тепла и трепетной нежности, что бессмертный всегда дарил – только ему, потому что это чувство отличалось от чувств к остальным. Каспер почти слышал его улыбку в выдохе.

– Есть вещи, за которые стоит сражаться, – совсем тихо проговорил Роан.

Каспер взглянул на лиф, на их кукольные лица, постепенно обретавшие эмоции.

Им будет спокойнее теперь. Им – это детям. Взрослым же придётся бороться дальше, и каждая новая битва будет жесточе предыдущей. Но так ли это страшно? Ведь Роан прав, есть вещи, которые стоят того.

– Да. Поэтому я сражаюсь за тебя.

*

Михаил показался у дверей уже без верхней одежды, на ходу стягивая шарф. Выражение лица его можно было описать как одухотворённое, почти как с переизбытком вдохновения: так и сиял, так и сиял, но немного иначе, нежели постоянно. Лучезарный облик его как дипломата всегда был привычкой и устоявшейся игрой, однако теперь он лучился наконец-то искренностью. Он устал, он заслужил передышку, но при этом даже с утомлением и общей сложностью того, чем сейчас занимался, он казался счастливее обычного. Каринов любил получать смысл и отдачу. Он любил делать что-то по-настоящему важное. Борис мог обеспечить ему подобные перспективы, так что Михаил к нему как к руководителю всегда тянулся.

– С каких пор ты назначаешь бар? – весело усмехнулся друг, присаживаясь в кресло напротив. Подбежавший тут же официант поставил наполненный бокал и скрылся. – Ого, и моё любимое заранее. Мы что-то празднуем?

– Можно и так сказать. – Борис выключил планшет и убрал в сумку. Цепко взглянул на Михаила: тот уже успел расслабиться, откинуться на спинку и даже взяться за вино. Как обычно, причёсанный и собранный, раз только с работы. – Скажу сразу, удивлён.

– Видел уже документы? – а вот как раз в тоне Михаила удивления не было. – Мы решили это вместе. Я на самом деле не ожидал, что Катя сама предложит… чудная девушка, никак не могу до конца её понять. И всё же она предложила, и мне не пришлось предлагать самому.

– А ты бы попробовал.

– Да. Не знаю, как описать… это не из-за того, что мне когда-то не дали Настю. – Каринов поморщился: формулировка ему не нравилась. – Это что-то другое. Может, это я такой сентиментальный, но так получилось. Что думаешь?

– Хм. Много трудностей.

– Трудности мне по плечу.

– Не сомневаюсь.

– Хах. Я могу дать ему то, в чём он нуждается. Мы с Катей – то, в чём он нуждается, если быть точнее. Как и в обратном направлении. Сложно передать, когда такое сваливается на тебя; у меня сердце не на месте, но как посмотрю на него – становится всё равно. Может, и трудно, он всё-таки лифа. Но, знаешь, он кое-что рассказал мне в лагере… кое-что важное. Это на многое открыло глаза. Не думаю, что недостаточный аргумент; мы с ним отлично поняли друг друга и будем учиться понимать дальше.

– Потрясающий энтузиазм.

– Павел. Мы решили, что такое имя подойдёт.

– Павел?

– Пашка. – Михаил уже не сдерживал улыбку. Улыбка кралась по его губам, искрилась в глазах, лучистых и радостных, играла в каждой черте лица. Борис ощутил прилив гордости за него, за то, каким Михаил стал после всего, что пришлось пройти. Он не сломался – и не сломается. А Каринов добавил: – Нравится?

– Хорошее, – он не стал сюсюкаться. Михаила ответ устроил. Борис с нарочитым вздохом добавил: – Однако неожиданно, что твоя семья столь быстро расширяется. Теперь ещё и «Сиан»…

– «Ещё и»? – Как и ожидалось, Каринов уловил нужный намёк. Нахмурил светлые брови, прищурил светлые глаза. – О чём ты?

Борис хмыкнул и потянулся обратно к сумке. Пока друг смаковал вино, он выискивал нужный файл, достал, развернул, положил перед Михаилом. Света лампы, зажжённой над ними, было достаточно, чтобы чётко видеть каждую строчку. Михаил пробежался глазами по первой и со стуком машинально поставил бокал на стол. Не прикоснувшись к бумаге, прочитал заголовок ещё раз. Спустился ниже. Борис наблюдал за ним, затем заметил:

– Поторопись с реакцией, мне через пятнадцать минут нужно вернуться в отделение.

– Что это?.. – побледневшими губами спросил Каринов, не отрываясь от чтения, как будто не мог поверить.

– Сам видишь. Как ты и просил, переоформил документы.

– Я не о том просил, – едва выговорил Михаил, вскидывая на друга круглые глаза с расширившимися зрачками. – Я же в случае своей смерти… Ты что, был у Светы?

– Это была короткая встреча. Её наследство будет за каким-то племянником мужа, они так или иначе бы не позволили Анастасии считаться преемницей. Уговорить было не трудно. Кроме того, жить ей всё равно с Роаном как с наставником, хоть и перспективы расширяются. – Борис поднялся, отодвинув стул, и поднял сумку. Михаил всё так же неверяще взирал на него, и лидер местного отделения кратко и тепло усмехнулся: – Поздравляю. Теперь у тебя двое детей. Начинай играть роль примерного семьянина.

Он уже собрался, когда Михаил поднялся на ноги.

– Спасибо! – он почти воскликнул, не сдержав в этот раз интонацию. Теперь его сияние и солнце могло затмить.

– Не за что, – фыркнул Борис, отворачиваясь и шагая прочь.

Если можно делать такие подарки, то он его сделал. Потому что знал – Михаил это заслужил, как заслужил и многое другое, но это дать способны ему лишь те люди, коих он сейчас считал семьёй. Тем лучше. Борису всё равно не понять.

Он покинул кафе, но сияющий взгляд друга ещё жёг лопатки. Борис поднял лицо к заснеженному небу. Хоть что-то из того, что он смог устроить, не было напрасным.

*

– 1 декабря 2017

В комнате было свежо и прохладно. Дневной свет лился через окно, заполняя комнату чистотой; серебристые пылинки таяли в призрачном воздухе, едва различимо тикали часы на шкафу. Шторы не колыхались. Небо за стеклом было пронизано бледными облаками, и который час уже не виднелась голубизна.

В мягкой тишине можно было лучше думать, голова не болела, даже раны перестали ныть. Заживало как на собаке, но всё равно требовалось время на восстановление. Дышалось зато уже нормально, главное – резко не двигаться. Настя и не двигалась. Она смотрела в потолок и на кусочек головы Антона, Антон смотрел на неё. Мягкий диван под спиной и жёсткое колено под затылком, но ей было вполне удобно так лежать. Шторм в душе прекратился, сменившись штилем. Было немного зябко, немного больно, немного горько, но в целом она уже привыкала. Теперь всё будет даваться легче? Неплохие надежды. Всё же такой длинный путь – а ведь это самое начало.

Хотелось что-нибудь сказать Антону, но что – не знала. Да и нужны ли сейчас слова? Всё, что нужно, она искала и находила в его взгляде; ему не нужно было много говорить, чтобы много передавать. А сама едва ли находила силы собирать разрозненные обрывочки мыслей в цельное полотно. Если рассказывать – так всё сразу, но оно выйдет смешанным. Ей нужно время, чтобы всё разложить по полочкам, чтобы её рассказ прозвучал осмысленно и ладно, а не сценами-отрывками. Благо, теперь времени будет много. И у неё, и у него, и у них вместе.

Над городом собиралась грозою война – нешуточная, куда серьёзнее разрушения одной лаборатории. Страсти кипели, ненависть бурлила, взаимные долги, обещания, обида и зависть. Бесконечное повторение одного и того же. Им придётся сражаться вновь. Им нужно будет утолять эту жажду крови, обуявшую Авельск, пока он не насытится. Это теперь замкнулось в цикл, спиральными кольцами поднимаясь от истоков – от белизны, крови и криков – к самому финалу, а что в нём будет, никто ещё не знает. Думать об этом ещё не хотелось. Всё равно свой путь она уже выбрала. Её путь – Антон, Роан и другие люди Авельска. Большего ей не нужно. Это и есть её свобода.

Она лифа. Если раньше её волновало, примет ли её общество, то теперь стало как-то даже не всё равно, просто это бессмысленно. Она лифа. Оружие, воин. Это уже не проклятие и не дар. Это то, о чём можно говорить с гордостью.

Проект спас их однажды, их всех. Кого-то – из руин, из огня и пепла. Кого-то – из воды, с прутьев, со скал. Были разные причины, по которым они могли объединиться во что-то единое. Лекторий поступал с ними жестоко, да, но не сам LIFA, потому что он их всегда защищал. Каждая реакция детей на опыты, каждая атака, каждая новая степень странности – всё это было его защитой. Проект давал им то, что помогало им держаться. Всё, чего они просили – это выжить. Так странно, всё-таки идея оказалась почти доброй, хотя исполняли её люди злые.

– Знаешь, – вздохнула Настя, замолкла, продолжила: – Я люблю проект LIFA.

Антон наблюдал за ней. Сиреневым поблёскивавшие глаза с затемнёнными зрачками, серовато-белые тени на лице, изгиб губ в полуулыбке. Это была её правда, да он и не думал иначе.

– Знаю. Я понимаю его. – Антон качнул головой. – Но полюбить ещё трудно.

– Это может стать ключом, – прошептала Настя, опуская ресницы. – Каждая мысль и каждый звук… всё, нас составляющее. Всё-таки мы не ошибка. Мы – лучшее, что можно создать.

Они молчали, и снег заносил за окнами Авельск. Декабрь. Скоро начнётся новый год. А там будет весна, а потом лето, а затем осень и вновь зима. Всё по циклам, всё логично. Всё так, как должно быть.

В комнату вошёл Роан, приехавший в квартиру их навестить, пока сам ночевал у Оли. Остановился, посмотрел на них пёстрыми добрыми глазами и устроился рядом с диваном, напротив, чтобы их обоих видеть. Настя развернулась к нему лицом, не вставая. Антон кончиками пальцев поглаживал её по волосам, почти неощутимо – но она всё равно чувствовала очень отчётливо и не знала, смущает это, радует или кажется естественным.

– Вы ведь можете остановить войну в один ход, – заметила она задумчиво.

– Могу, – не стал отрицать наставник. – Но не буду.

– Почему?

– Видимо, суть моя такова. Я не вмешиваюсь в человеческую историю.

– Но Вы стольких спасли…

– Это другое. Прими как другое. – Роан чуть улыбнулся. – Я не буду решать ничего ни за вас, ни за кого-то иного. Есть вещи, которые предназначены вам самим, а я лишь могу идти рядом и поддерживать, если вы вдруг оступитесь. И сейчас будет так же. Каспер уже говорил с вами?

– Насчёт тренировок, – кивнул Антон.

– Вы согласны?

– Да.

– Чудненько. И ещё… как тебе новое отчество, Настюш?

Девушка чуть покраснела: этот как раз привычным не являлось. Она вздохнула и ответила:

– Нравится. Красивое.

– Анастасия Михайловна Каринова. Действительно, красиво. – Наставник наблюдал за ней с тихим ликованием. Затем тряхнул головой, скидывая беспечное настроение, и глуше заметил: – Есть интересный элемент. Но он может причинить тебе боль.

– Говорите. – Настя при помощи Антона села, но плечами они всё равно соприкасались. – Мне не больно.

– В документах, расшифрованных Сугу, содержится информация и об обстоятельствах, в которых набирали детей. В некоторых указаны родные семьи, от которых сейчас никого не осталось. Савва – на самом деле родной брат Антона, но это не всё. У семьи, из которой взяли девочку, впоследствии получившую номер 6FL, было двое детей: некий Арсений и ты. – Роан чуть помедлил, но не стал тянуть. Его голос прозвучал утешающе: – Арсений – это тот парень из Лектория, Файр. Он был твоим братом.

Сперва Настя ничего не почувствовала. Склонила голову. Посмотрела на свои ладони. Вспомнилось всё: полутёмный коридор, лужа крови, хриплая просьба, последняя мольба последнего подонка, с которого всё началось и которым всё закончилось… Он знал, так ведь? Или понял в последний момент. Потому и попросил. Именно её.

В груди стало очень холодно, и Настя усмехнулась, с усмешкой выдыхая остатки тепла.

– Ну вот, – сказала она Антону едва слышно, – теперь мы с тобой оба братоубийцы.

Он нахмурился. Настя покачала головой, пряча лицо в ладонях – не потому что плакала или злилась, нет. Просто ей не хотелось, чтобы на неё сейчас смотрели. Краткое мгновение, когда она может остаться одна даже в заполненной комнате; изоляция и вакуум на секунду. Ей не было стыдно или совестно, и больно – тоже. Кровная связь ничего не значила, тем более теперь, тем более в этом мире – мире, принадлежавшем странным. Отняв руки от лица, Настя сглотнула усмешку. Всё равно это ведь не весело.