Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)

Оля смотрела на бельчонка. Тот кивнул маленькой мордашкой. Вот оно что. Всё это время их в камере было не двое, а…

– На самом деле он не умер, а обменялся телами с одним из лабораторных зверей, которые предназначены для моих тренировок. Его оставили со мной, полагая, что это будет удобная тренировка, потому что одного из животных я никогда не мог контролировать. Это животное – девятая лифа. Они же считают, что это мой дефект. Это Гин. Его душа сейчас в теле белки, но потом он может переместиться в другое, если так будет удобнее.

Бельчонок по имени Гин приветливо фыркнул. Оля кивнула. Было бы глупо притворяться удивлённой, всё равно она на многие странности насмотрелась за годы своей «практики». Однако ребёнок в теле зверушки – что-то новое.

– Видимо, они что-то подозревали, – раздельно проговорила она. – Потому что моя странность – «Контроль влияния», и взаимодействие разных способностей я также могу редактировать.

– Если ты сделаешь, что они просят, тебя отпустят?

Оля горько улыбнулась.

– Нет. Да я и в любом случае не буду этого делать. – Она оглянулась. Ни часов, ни календаря. Как же долго она уже тут? Стало неожиданно больно, но она мотнула головой, прогоняя тоску, и посмотрела в глаза мальчику. – Слушай внимательно, Игорь. Я не знаю точно, через какое время, но сюда придут другие люди. Хорошие люди. Они придут за вами. Не бойся их и скажи другим лифам не бояться. Они придут, чтобы спасти вас, забрать туда, где вы будете в безопасности. Они обещали вас защитить. Постарайся не ввязываться в бой и не подставляйся под удар; будет хаос и паника. Но ты держись людей, которые тебя выведут, и всё будет хорошо, ладно?

«Сю» прищурился.

– Моя странность не боевая, – сказал он. – Однако остальных готовили к бою.

– Пусть не сражаются! Это важно, иначе всё обрушится! Ты веришь мне, Игорь?

– Верю, – он не усомнился. – Ты первая, кто позволил мне что-то почувствовать. Поэтому я тебе верю. И остальные тоже поверят. Хорошо, я передам им всё… А что насчёт тебя? Ты ведь не можешь ходить.

Улыбка получилась немного кривой.

– Не беспокойся, – покачала головой Оля, – главное – спасись сам и спаси ребят. Всё будет в порядке.

*

Как пользоваться револьвером, Каспер ей объяснил. Как держать, как перезаряжать, в какие моменты использовать. Кроме огнестрела ещё и короткий кинжал в изящных ножнах – для совсем экстремальных случаев или ближнего боя. Настя никогда не держала в руках подобное, однако не тревожилась насчёт отсутствия навыков; она рассматривала рукоять с безразличием и представляла, как нужно перехватывать его, чтобы было удобнее. Её тело ещё помнило быстрые, точные реакции уличной лифы, она достаточно ловкая и шустрая, чтобы успеть ударить до собственного поражения. Да и голос есть, как-никак. Не пропадёт.

За себя Настя не беспокоилась.

– Слушаете приказы и не дёргаетесь раньше назначенного, – говорил Борис, заряжая кольт. Он использовал и обычное оружие, хотя при его странности можно было не переживать насчёт пустых рук – ему хватало лишь приказа, чтобы проломить даже бетон. Круценко смерил её мрачным взглядом. – Умирать запрещено.

– Так точно. – Она решила ответить чётче, подстраиваясь под его стиль выражения, но лидер только махнул рукой. Антон рядом не издал ни звука; с самого начала он был предельно тих и никак не указывал на своё присутствие, хотя всё равно был заметен – угрюмая тень, шагающая рядом. Настя оглянулась на него, их глаза встретились – ярко-сиреневые и тёмно-винные, с интонацией почти одинаковой, но одновременно и несхожей.

– Ударный отряд – серьёзное дело, – заметил Борис. – Не забывайтесь.

Ни к чему это говорить, она и так знает. Настя сама это выбрала. Девушка сжала рукоять кинжала, кончиками пальцев ощущая вибрацию воздуха – материя гудела, пронизываясь насквозь, и лифе, чьё ощущение проходило звуками, было это особенно ясно. Бой уже начался.

…Они вышагнули из темноты и бликов, и Борис отреагировал мгновенно; ничто даже не задело воздуха, и Вера пожала плечиками без особого разочарования – отправленный дротик из сплочённого света так и не достиг цели, и девочка позволила ему раствориться, возвращаясь в свою стихию. Тимур рядом вертел в руках чернейшую косу. Взглянув на Антона, он хмыкнул, тот кивнул в ответ.

Вера, привстав на носочки, взяла напарника за запястье и, поставив собственное на одном уровне, быстро и чётко провела материализованным жалом – ювелирная работа. Тончайшая полоска через два предплечья; Антон подцепил кожу на собственной ладони и прорезал одолженным у Насти кинжалом. Она тоже потянулась, но Антон покачал головой, запрещая. Настя опустила глаза. Ей стало больно.

Борис молча наблюдал, как кровь перетекала из трёх ран, сливаясь в нечто прочное, крепкое, пока что бесформенно выгнувшееся в руке Антона. Тимур зализывал царапину, Вера налепила поверх своей чистейше белый пластырь, партнёру тоже.

– Кровь за защиту, – сказала она Борису, чуть улыбнувшись. – Лифы сегодня сражаются за лиф. Прекрасный день, чтобы дать собрату силу, ему необходимую.

– Пошли, Вер! – окликнул её Тимур. Его усмешка посвёркивала, разрезая лицо остротой, словно лезвие. Первый из лиф протянул руку Семнадцатой, и она, приняв её, легко ступила к нему навстречу, белая в противовес его черноте.

Позванивали последние минуты перед началом вторжения.

– Насть, – позвал Антон, но тут же замолк. У него было странное выражение в глазах – полная, кромешная темнота, и Настя, не испугавшись этого взгляда, повернулась, взяла его лицо в ладони. Антон смотрел на неё, и в какой-то момент она почти поняла, что…

– Вперёд, – отчётливо, не превысив тона сказал Борис.

Молодые лифы вчетвером подскочили на ноги.

Пора было атаковать.

Они быстро разделились. «Тени» скользнули в сторону, бело-чёрными сполохами разрезая ряды; первые разведчики уже доложили обстановку внутри, так что не было смысла беспокоиться о неизвестности. Врываясь в оборонную линию, Антон вертелся, словно смерч, плотной лезвие густой крови вертелось в его руках, словно живое, крутилось вихрем багровых отблесков – оно становилось плотнее, подпитываясь иной кровью, и он резал и резал, так легко, словно танцевал, без промедлений – клинок не застревал в плоти, проходя насквозь и задевая лишь то, что нужно, и люди падали, как подкошенные, не успевая отвернуться от бушующей способности молодой яростной лифы.

«Ограничение» – вот как охарактеризовал Борис то, что сейчас приказывал. Он отдавал распоряжения своей странности… нет, он отдавал распоряжения миру через свою странность, устанавливая условия, которые считал приемлемыми и необходимыми. Ограничение звуковых волн, посылаемых силой Насти, для него ничего не стоило. Теперь её странность не раскалывала землю, не разбивала сознание и не сбивало с ног всех людей в округе, а Настя могла не беспокоиться: её атака не затрагивала союзников, потому что сейчас, на сокращённом действии, она контролировала, кого и как бить.

Криков своих девушка не слышала. Это были, собственно, не визги и не вопли, и на слух они не воспринимались – это было легко, как дыхание, и пронзительно, как лазер, и оно раскатывалось само, сотрясая воздух разрядами энергии – ударные волны, которым Настя знала имя. Имя – то, что крылось в каждой печатной строке, то, что нестираемой меткой значилось на её затылке – 6FL, странность «Форму звука», её проклятие и её особенность.

Разделились вновь.

– Второй уровень! – скомандовал Борис, на ходу успевая схватиться с кем-то, но его приказ отозвался в ушах, повторяемый Белль.

Антон кивнул и силуэтом, пахнущим кровью, с багрянцево сверкавшим в руках лезвием исчез из вида; Настя поймала взгляд светящийся, ядовито-лимонный, вздрогнула и отпрыгнула – вовремя, как раз когда нечто огромное, очерченное по форме человеком, хотя представляло собой страшного зверя – пронеслось над ней, чуть не придавив гигантской силой к земле, но вместо этого лишь задев стену коридора, оставив на ней внушительную вмятину; тут же посыпалась пыль. В краткий миг Настя охватила взглядом смуглую кожу, гору мускулов и клык на подвеске на мощной шее; человек-тигр повернулся к ней с взором хищным и безжалостным, но она не успела и звука издать – человека откинуло от неё незримым, ощутимым лишь как порыв ветра взрывом, проволокло по пыльной земле, превращая ровный пол в борозду смявшейся материи.

– Я твой противник, – отчеканил Борис, властно поднимая руку и впечатывая человека, зарычавшего в ответ, в потолок. – Со мной сражайся. – Он бросил краткий взгляд на Настю и кивнул, разжал кулак – враг упал, но тут же вскочил, большой и сильный…

Настя скользнула прочь, ловя дыхание на шаге; за её спиной человек с повадками животного присел, глядя на своего неприятеля так же яростно и ненасытно, однако его бешенство не могло сломить барьера крепкой уверенности в себе. Борис с намёком на иронию приподнял брови, и противник кинулся на него – в этот раз Круценко не поставил барьера, встретил неприятеля грудью, сцепился с ним. Странность, покорная и сильная, отозвалась в каждой кости; они сходились и расходились вновь, по негласным правилам боя без правил человек-зверь набрасывался на него, встречал отпор, но сам уворачивался от ударов и вовремя увиливал в сторону с потрясающей ловкостью, невозможной для человека даже самого закалённого.

Однако Борис никогда не проигрывал.

«Территория» с размаху общей стеной сплющила соседний кабинет со всем оборудованием, швырнула во врага поломанный компьютер; неприятель без колебаний оттолкнул его от себя и метнул обратно, но Борис лишь повёл плечом – груда металлолома врезалась за его спиной в коридор и расплющилась от давления. Круценко скакнул вперёд – на близких дистанциях против боевой странности непременного контакта он не так боеспособен – однако же, Борис никогда не проигрывал.

Удар и контратака. Выбить пыль; не пропустить защитой удар – когтей, такой длины и толщины не ногти – быстрее ветра промчавшаяся тень со скоростью гепарда не затронет, он всегда начеку; порыв ветра, давление и удар по вискам, отшатнуться, едва переступив провал в полу, над головой вспышка, но их дуэли никто сейчас не помешает, никто, кроме…

Борис вырубил одним ударом по затылку человека-зверя, и в следующий момент поперёк его странности скользнул силуэт стройного юноши со светло-пшеничными волосами…

– Победа твоя, – проговорил Роан быстро, спокойно. Он остановился, раскинув руки, заслонив собой врага, поваленного без чувств и памяти на изломанный, испещрённый трещинами пол. Странность Бориса подчиняла себе всё – кроме бессмертия; «Территория» столкнулась с тем, чему не могла противостоять, и растворилась в своём сокрушительном ударе, как капля вина растворяется в океане. Роан же не замолк: – Не убивай его.

Борис нахмурился.

– Это естественная сторона войны, – раздражённо заметил он.

Полыхавший азарт, наткнувшись на мягкое, обтекаемое свечение, приугас, и по позвоночнику побежал холодок, морозными иглами касаясь лопаток. Битва раззадоривала, заставляла играть нервы, возвращала ощущение жизни – полное, глубинное – однако желания убивать у Бориса на самом деле не было. Он остановился, глядя прямо на Роана, но тот не дрогнул под пронзительным холодным взором.

– Я не воюю, – заметил он беззаботно. – И насилие – не тот метод, что поможет достигнуть мира.

Не было времени разбираться! Каждая минута прикосновением леденящим отпечатывалась под кожей, часы механизмами перестукивали и напоминали трескуче о каждом мгновении утерянном, и возиться с заморочками бессмертного – не сейчас, не сейчас! Борис издал сухое «тц».

– Ладно.

– Спасибо. – Роан чуть улыбнулся. На фоне разрушений и всё мелькавших боёв он казался неуместным и самым странным из всего, что можно было описать.

Борис быстро направился дальше, возобновляя действие «Территории» и заодно откидывая от Найры из отделения её противника, раза в два превышавшего худощавую девушку. Роан проводил его глазами – светлый очерк тёмного мира, такой решительный, с неясными мотивами и запутанным мышлением.

К чему приведёт это его милосердие?..

========== 5 / 8. Священный долг ==========

– 24 ноября 2017

В груди болело.

Оружие обыкновенное имеет ряд недостатков. Его можно выбить из руки, оно может выпасть, сломаться, застрять. Однако странность – особенная, её действие неколебимо; плотная материя, не холодная и не тёплая, лежала в руке, словно её продолжение, в форме клинка без рукояти, однако зачем рукоять? Этот клинок никогда не получится вырвать из руки – он тут же распадётся багряными брызгами; он пройдёт любую плоть, собравшись заново за её пределами, рассечёт всякий камень, не развалится и не выскользнет из ладони. Оружие, подчинённое оружию другому.

Сражаться против уличных и сражаться против сотрудников – разные вещи. Не в том даже дело, что сотрудники более хорошо обучены и контролируют вспышки своих способностей, а скорее в приоритетах. На улице драки шли гораздо, гораздо жесточе – тогда на кон ставилось всё целиком, всё, что можно было охватить. За такое люди всегда сражаются отчаяннее, чем за призрачный облик долга или чувств – это естественный инстинкт, ничего зазорного. На улицах приходилось выцарапывать жизнь когтями, глотки перегрызать – зубами даже, брыкаться и трепыхаться до последнего клочка. Здесь же бой вёлся не ради себя, потому что, по сути, они уже принесли себя в жертву, лишь сюда заявившись – бой вёлся ради других созданий, а потому с обеих сторон не было такого сумасшедшего, трагичного стремления во что бы то ни стало выбраться.

Это Антон подмечал, лавируя между людьми в переходах. Он не считал специально, но запомнил повороты и состояние встреченных; ни на чьи удары не отвечая, парень быстро проносился мимо – его цель лежала дальше. Он пришёл сюда за одним из них – из лиф второго поколения, своих младших собратьев.

Ради чего? Зачем? Потому что так надо? Да. По сути, так и было. Потому что надо. Потому что Антон – та же проклятая лифа, и это долг – беречь других лиф. Это смысл всего. Это даже не обязанность, это не клятва – это просто всё, всё, что их объединяет, что важно, что необходимо. Тимур и Вера, не имея идей жизни, отдались мести целиком. Тая в последние месяцы жизни ринулась на поиски лаборатории – есть вещи важнее, чем собственные желания, мысли и чувства. Настя сказала сразу, что будет сражаться, и пошла, как бы ей ни было плохо.

Ах, Настя. Как неловко вышло, ведь Антон знал – если бы он позвал, она бы не присоединилась к Стае. Она осталась бы с ним, хватило бы одного его слова. «Останься». Однако он не мог об этом попросить, как не могла и она сказать, чтобы он попросил. Это не альтруизм и не привязанность; это жизненно необходимое нечто, так крепко засевшее в душе, что даже дышать без него было больно.

Было и ещё нечто, стоящее высказывания, но Антон – молчаливый, немногословный – и в этот раз не мог подобрать выражение точное. Да и какая теперь разница? Настя ушла. Растворилась в белых бликах на белых стенах, в геометрической правильности коридоров и тяжёлом реквиеме их равнодушных лабиринтов. На какой-то миг Антон ещё видел в ней девочку, некогда вытащенную из Первой лаборатории, однако теперь – когда Настя бросила на него прощальный взгляд и свернула вместе с Борисом – он ощутил в полной мере, как распалась связь. То, что держало его на плаву, больше не имело значимости. Нить оборвалась, отпуская Настю дальше, оставляя Антона позади. Они больше не были связаны. Они теперь друг другу никто.

Отныне и навечно, ведь больше они не увидятся.

В груди неистово болело. Антон перешагнул через поверженного противника, пачкая кроссовки в крови. За ним оставались багровые следы на белоснежном кафеле. Отрываясь от пола и трупа, капли диковинными брызгами объединялись в гибкие струи и стекались в лезвие, делая его плотнее и удобнее. Антон восполнил потерю собственной крови аккуратно, как учился когда-то давно – так, чтобы группы крови не перемешались, чтобы не убить себя ненароком. Бои кипели в другой стороне, но Антон в них не вслушивался. Его задача – лифы, ничего иного.

Что он будет делать потом? Парень помотал головой, стараясь отбросить эти мысли. Сейчас они ни к чему, только сбивают. И всё равно целиком он не мог принять факт, что всё закончилось. В его существовании больше не было смысла. Он даже не представлял, каково это – просто жить. А единственный человек, которому он мог бы довериться, который бы показал, как – этот единственный человек за этими стенами добирается до последних целей и исчезнет с первыми вечерними лучами.

У них лишь день на эту битву. Впрочем, разве может понадобиться больше?

Антон скользнул дальше, не пытаясь скрывать свои следы – Лекторий отлично знал, кто пришёл с ним бороться. Лифы, лифы. Антон, Настя, Вера, Тимур, Тая. Второй, Шестая, Семнадцатая, Первый, Седьмая. Их пятеро, хотя было девятнадцать – почему не пришли остальные? Они забыли? Нет. Никто не мог забыть. Они просто не в курсе, по всей видимости. Они будут в ярости, когда узнают, что их не предупредили. Даже не зная, какие они сейчас люди, Антон понимал, как ударит по ним известие: они упустили шанс, они не пришли, когда были нужны.

Антон бы не думал над этим всем: он вообще привык с полным безразличием относиться к людям вокруг. Его не трогали их заботы и постоянные стычки, их волнения и мысли. Однако лифы – дело особое. Всё это касалось и Антона, всё, что связано с его братьями и сёстрами – иного определения он подобрать не сумел. И теперешние тревоги лиф его тоже волновали: он ощущал это с недоумением и слегка позванивавшим чувством, сковавшим рёбра. Что это?

Антон никогда раньше не испытывал столько всего одновременно.

Непривычно.

Он свернул за угол и тут же отскочил, раскрутив лезвие в руке и сделав из него тонкий, но прочный щит. Пуля ударилась о пол рядом, и Антон, тут же превратив щит в клинок без рукояти, прыгнул вбок. С дребезжащим звуком он проскользил по полу, частично залитому кровью, и перескочил через – а, они не были знакомы, но виделись в отделении. И столько крови. Что за странность могла так жестоко убить, при этом оставив тело нетронутым? Мокрый кафель встретил подошву со скрипом, Антон вертел в руках лезвие, готовясь отражать нападения.

Человеку напротив можно было дать лет двадцать пять. Высокий, в боевой одежде, синеглазый и с вьющимися чёрными волосами в низком хвосте. Знакомая по сводкам персона; Гамлет, странность шестой категории «Временное изъятие». Боевая единица. С ним будет не так легко, как с некоторыми его коллегами, однако Антону не привыкать. Парень тряхнул кистью, звякнуло лезвие.

– Так даже скучно, – уныло заметил Гамлет. – Ты в своей стихии, а я – нет.

Верно, в своей. Вокруг полно крови, ею весь коридор залит. Гамлет, видимо, не ожидал, что здесь появится «кровавая» лифа, сам 2BI – что ж, план Бориса с утайкой участия прошёл на ура. Поймать на неожиданности – залог успеха. И чтобы противник не знал, в какой момент ты ударишь.

Гамлет смотрел на парня перед собой – угрюмого, собранного, следящего винными кошачьими глазами с пристальным вниманием, поверхностным настолько, насколько нужно – этому парню не было дела до человечности и даже, по сути, до борьбы. Но у него была цель. Гамлет, прекрасно помнивший суть проекта, всё же не мог не удивиться.

– Я полагал, лифы не обладали эмоциями, – проговорил он, не торопя события. – Однако кто-то сумел их воссоздать. Хорошая работа. Почему же ты тогда такой отрешённый? Хотя я всё равно вижу в тебе чувства. Ах, пустота в сосудах прекрасна, зря вы все так стремитесь к наполненности…

Антон молчал. Слово – уже позволение себя ранить. Любое слово, обращённое к противнику, это проявление слабости, вот как он знал. Фразы – это способ наладить связь, а связь тут же рвать – это болезненно; улицы так учили, Антон же был их воспитанником. Он и не стал размышлять над запутанными словами Гамлета – сейчас это не важно. Да, в выражениях неприятеля был смысл, однако Антон разберёт их позже. Каждое мгновение на счету. Парень вновь потряс кистью, чуть сгибая колени и наклоняя корпус вперёд, отставив ногу – боевая стойка, лучший вариант для нападения. Гамлет прищурился, доставая из длинных ножен на поясе вытянутую рапиру.

– Сейчас мало кто сражается на мечах, – вздохнул противник. – Но я рад, что встретил соперника по вкусу. Начнём нашу дуэль, молодая лифа!

Антон рванулся вперёд – быстро, как ветер, неразличимо для глаза постороннего. Материя на металл, кровь на сталь; протяжное лязганье – и мечи разошлись; Антон прокрутил клинок в ладони и ударил вновь, Гамлет отразил. Движения точные и ловкие с обеих сторон. Коридор узкий, но им было достаточно; Гамлет наступил, но Антону его изящные удары, похожие на танец, показались вдруг до нелепости смешными.

Разумеется, техника – это отлично, превосходно, если ты ею владеешь. Однако никакое мастерство и тактика не превзойдут инстинктивный навык любой уличной дряни! Даже обучайся ты у лучших профессионалов, даже будь ты лучшим среди всех конкурсов, всё равно любой – любой – отброс Авельска, что побывал в передрягах пару десятков раз, будет сильнее, ловчее и жесточе. Люди, воспитанные нормально, так неуклюжи, когда пытаются соответствовать своим придуманным образам.

А вот для Антона это было жизнью. Той частью, что отражала его прошлое и связанное настоящее. Он умел драться – нет, даже не так, он дышал дракой, его сражение было в его крови и костях, в каждой клеточке. Его оружие – это он сам, он вместе со своей странностью, такой отвратительной, но такой полезной, со своими методами и своим происхождением, со всеми грехами – он был сильнее и лучше, потому что он, грязная крыса лабораторий, боец с дырою в груди, ставил всё на каждый бой – и ставка окупалась.

Гамлет начал сдавать, всё больше защищаться, а его противник даже не думал прекращать натиск. Антон играл с ним, как кошка играет с мышкой; вертел в руках лезвие, перебрасывал из одной ладони в другую, то так, то этак подначивал. Рапира Гамлета ни разу Антона не коснулась, но на самом Гамлете уже алели царапины, только больше сил давая Антону; удар за ударом пропускался, вспарывалась одежда, а Антон плясал вокруг, словно шаловливый ветер в поле, словно непредсказуемая молния то там появляясь, то тут. Лёгкая добыча. Слишком простой бой.

«Не забывайся», – говорили на улицах. Не упускай деталей. Помни всё.

Когда это произошло, Антон не понял.

Лицо Гамлета, искажённое отчаянием, показалось на мгновение застывшим, как и всё. Время затормозило – нет, это для Антона всё остановилось, замерев в бесконечно растянутой секунде, когда он внезапно – без страха или шока, которые ещё не успели прийти – понял, что у него нет сердца. Не в образном выражении. Не в значении эмоций. У него не было сердца. Сердце было изъято.

Антон покачнулся, заглотив грязный пыльный воздух. Гамлет смотрел на него синющими глазами, держа наизготове рапиру, которой уже можно было не пользоваться – победа в итоге осталась за ним. «Временное изъятие» – способность убрать из пространства что-либо, и этим чем-либо может быть любой элемент среды, в том числе настоящий внутренний орган… Как же Антон мог это забыть?..

– Благодарю за дуэль, – поклонился Гамлет, весь исцарапанный, изрезанный, в последний момент перетянувший на себя торжество.

Антон рухнул на колени и медленно повалился набок. Лишь затем пришла боль. И кроме этой боли ничего не стало.

Безумие, но странность проснулась не по его приказу. Она просто ударила, неожиданно, заставив замереть всё внутри, каждый сосуд, каждую тонкую вену и артерию, и весь естественный цикл веществ остановился на краткую долю секунды, не пролив ни капли крови в полость организма – и лишь тогда вновь ударило сердце о рёбра, возобновилось биение, заработал организм вновь. Странность пришла, когда её не звали, но спасла этим Антона, и он был бы потрясён – но он не мог…

Рвущая, подобная взрыву боль пронзила всё тело, каждый элемент превратился в наточенный камень, всё – из камней, режущее, задохнувшееся в краткое мгновение, с давлением и рассеявшейся пустотой одновременно. Антон хотел издать хоть хрип, но с губ ничего не сорвалось, ни вздоха, ни шёпота – тело сковала боль ужасающе огромная, какой он никогда не ощущал. Он повалился, пачкаясь в крови, заливавшей пол – не своей, потому что внешне ни одной раны не проступило на нём, чужой, что пролита было до него – и он понял, почему. Отрезать какую-то часть – всего на мгновение, но крови хлестнёт достаточно, чтобы убить болью.

Его спасла лишь странность, да и спасение фантомное – лишь физическое.

Антон давился криком, лёжа на полу, и судорога свела каждую клеточку тела, электрическим импульсом скользила по нервам от возвращённого сердца до кончиков пальцев. Антон не мог дышать, не мог смотреть и не мог думать, терзался и сгорал, и не сразу понял, что бой, законченный ударом странности Гамлета, застыл вместе с ним и его болью – вот оно, время, такое послушное, покорное, ласковое, как гибкое копьё о двух концах в руках, ударит дважды, как повертишь. Жизнь не имела значения, но имело значение время – эта иллюзия ощущений, эта игривая бесконечная спираль теперь сворачивалась перед его глазами, приобретая форму куда более интересную, чем всё, что ему доводилось видеть.

Взгляд растворялся в карминово-алом мерцании крови на белом полу. Жидкость остывшая, хотя ещё недавно была горячей, стремилась быстрее и быстрее, лишь времени позволяя себя обгонять. Материя, тоже скованная законами физики, но если правильно направить её пульсирующую, живую энергию, можно превзойти любые рамки, поломать кости запретам. Это совсем не трудно – видеть, как прекрасно может быть самое отвратительное. Это даже не требует усилий – в один взор, пронизанный вином и болью, охватить целиком исступлённое великолепие того, что столько лет в себе ненавидел и презирал.

«Форма крови» отзывалась в каждом отражении на озёрах багряных останков жизни. Она жила в ней, подчиняя свою стихию – одновременно и мёртвую, и живую. Она жила в Антоне – таком же и мёртвом, и живом, как кровь, составлявшая его суть, его прошлое и его предназначение. Его настоящее – это боль и скорбь, это чувство утраты и одиночество, это неспособность подпустить к себе кого-либо из боязни так же с ним обойтись, как со всем хорошим, сломать и разрушить. Антон – разрушение во плоти.

И Настя была такой же. Она испепеляла вокруг, не в силах сдержать свою боль. Она знала, что является оружием страшным, опасным, разрушающим мир тех, кто приближается. Но она ничего не ломала, пока рядом был Антон. Потому что Антон – тот, на кого неосознанно она направляла свою горькую ярость, и одновременно тот, кого она никогда не смогла бы ранить. И Антон был таким же. Антон отталкивал и ранил подходивших, сколько себя помнил, но никогда не смог бы ранить Настю. Удар на удар, диссонанс и скорбное понимание, и они вместе были сильнее, потому что разрушали лишь друг друга, без оглядки на мир, – разрушали и не могли разрушить.

Ах, и почему он лишь сейчас это в полной мере осознал…

Ради чего ему теперь жить?

«Подумай над тем, ради чего сражаешься».

Это был уже не удар, а всплеск. Рассеянный пустой взгляд Антона, ещё дрожавшего от боли, вмиг сверкнул кровью и прояснился, словно облака разошлись. Теперь в его глазах всё отражалось остро и до чёрточки оформлено, и он задышал медленнее, выравнивая сбитое сознание, и мысли работали как надо, и хотя он всё ещё выть хотел в голос, он понимал – нет, он не умрёт. Не сейчас. Не так просто. Это не его последняя битва.

Антон понял это внезапно и, окрылённый врасплох заставшим пониманием, рывком вскочил. Рассыпавшееся кровавыми каплями лезвие материализовалось в мгновение ока, и Гамлет, стоявший чуть в стороне с выражением глубокой скуки, успел лишь округлить глаза.

– Как ты?..

Ответом была «Форма крови» – или, если быть точнее, 2BI. Антон и его странность.

Клинок рассёк податливую плоть, вырывая наружу алеющий закатным пламенем фонтан; Гамлет повалился назад, не защитившись вовремя, и Антон отскочил тут же. Мотнул головой, рукой убрал со лба прилипшую чёлку. Он весь был в крови и представлял, должно быть, зрелище страшное. Приблизился и, не наклоняясь, краем кроссовка толкнул Гамлета. Тот догоравшим мукой взором уставился на него.

– То, что никогда не было целым, разбиться не может, – проговорил Антон, не обращаясь конкретно к поверженному противнику. – И наполнять тоже нечего. Пустота тоже неплоха, но не когда её себе навязываешь. Теперь я это понимаю.

Он не хочет жить дальше.

Антон стряхнул капли крови с ладони, хотя сам был измазан весь, и отвернулся, торопясь прочь. Каждый шаг отдавался раскалено в теле, но он больше не обращал внимания на физическое. По крайней мере сейчас у него была цель, и он собирался её достичь.

Нейтралы были опаснее всех.

Только вот в этот раз NOTE несказанно повезло, потому что ярость безудержных монстров гнилого города не была направлена на Атриум – нейтралы пришли за своим сокровищем, а сокровище Лекторием было отнято. Чутьё срабатывало, и, как передала Белль, ни один нейтрал ещё не атаковал работника NOTE – незачем. Сегодня нейтралы сражались для Оли, а не ради лиф или победы, они не нуждались в простом залитии кровью коридоров.

Однако из них отчётливее всех выделялись двое, почти один, непомерно жестокие даже по сравнению с пришедшими на зов Дмитрия людьми. Эти двое – материальная тень и материальный свет. Существо половинчатое и алчное, резавшее всё, что попадалось на пути, и благо, что пока попадались лишь лекторийцы. Этих двоих звали Тимур и Вера – и они пришли как раз за лифами.

– Шустрый, – заржал Тимур приветственно.

Антон, окинув их цепким взглядом, подметил следы крови на их одежде, однако сами «тени» были целыми и здоровыми. Вера с выражением равнодушным вертела в пальцах какую-то головоломку из света – в лабораториях его было больше чем предостаточно. Тимур держал наизготове короткий широкий меч – на косу не хватало мрака. Эти двое тоже пробрались до самого низа.

– Я налево, – сообщил Антон.

– Прикроем, – кивнула Вера. Головоломка растаяла в её руках, приняв вид изогнутого кнута с шипами по хлысту. Рядом уже маячили силуэты противников, и «тени» развернулись к ним с азартом и холодной злостью, срывая с цепей все запретные знаки. Они готовы были резать без устали, сражение их не утомляло; удобно иметь таких воинов в тылу, и Антон помчался дальше, не задумываясь уже о сохранности.

Жилой отсек, широкие автоматические двери. Пара ударов гигантской косой – крови теперь хватило бы и на целый танк – проход освободился, Антон перепрыгнул через обломки. Идеально белая комната, какая-то простая низкая мебель, никаких красок. В дальнем углу – ребёнок. Девочка лет десяти, в белой хламиде и с белоснежными волосами, встопорщенными, по плечи. На Антона поднялись моментально дикие глаза карминового оттенка, того же кровавого, и лифа подскочила было на ноги – но тут же замерла настороженно. Склонила голову набок.