Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 45 страниц)

Это был пчелиный рой, и в нём обитали странные.

Настя ухватила Антона за локоть, это поняв. Чутьё настроилось на силуэты, и призрачно стали выступать перед ней детали совершенно иные. Там, где для обычных сворачивал переход, для странных значились метки. Там, где стоял заброшенный продуктовый ларёк с заколоченными окнами, странные встречали место вполне рабочее. По углам дворовых складок виднелись палатки или логова, убежища краткие и недолговременные; подвалы пестрели теми же метками, и везде – везде – были люди. Этот район был не просто жилым. Он был скрытым ото всех, кроме ему принадлежавших.

«Это и есть улицы?»

– Держись близко, – тихо сказал Антон. – За нами могут следить или подслушивать. Или попытаться убить.

Она сглотнула. Сердце неприятно тянуло, и дыхание приходилось отмерять вдохами и выдохами: либо она об этом забывала, либо с губ срывались звуки, которые нельзя было так просто отпускать. Странность была начеку. Настя сдерживала её пока что нормально, но всё равно боялась лишний раз вздыхать.

Шапка прикрывает серебристые пряди, однако вряд ли у них получится обмануть нейтралов. Они, должно быть, чуткие и Антона знают. В любом случае, они хотя бы попробуют…

– Знаешь, мне сенсей как-то раз объяснял, что есть много способов использования странности, – протянула Настя, старательно избегая точных высказываний. Если их подслушивали, то лучше б ничего не понимали. – И если что-то может разрушать, то при аккуратных действиях может помогать. Ты такое пробовал?

– Да. Сейчас я… – Антон замялся на мгновение, но продолжил: – …чувствую ток крови в человеке. И могу понять, если кто-то поблизости. Поэтому даже если он под землёй…

Под землёй. Если Лекторий займёт подвал или подземный этаж? Сложно провернуть такое на территории нейтралов, но они на всё способны. Задача – отыскать. Если они не обнаружат ничего, значит, не по тем землям бродили.

– Понятно. – Выдох. Вдох. Легче и осторожнее предыдущего, потому что идея уже зародилась, и она требует концентрации. – Если я попробую?..

– Эхолокация?

– Вроде того. Не знаю, получится ли, но…

Выдох. Колебания воздуха, отмеченного сотнями иных выдохов, пропитанного каждым шёпотом странности, элементарной и непрописной тайной. В этом районе жили странные, и эти странные деформировали само пространство, меняли его законы копившимися следами способностей, и всё это находило отголоски в отражениях способностей других. Настя вслушивалась в воздух, в равномерные шаги, в каждый шорох – и плавно дышала, охваченная этой атмосферой. Потом позвала. Не так, как когда-то Тимура и Веру; это не была просьба, это был сигнал, сигнал кому-то, запечатанному совсем далеко. Волны прощупали фундаменты, кровли, вакуумы, вернулись обратно оттоком силы. Настя вздрогнула, хватаясь за Антона как за спасательный круг. Он встряхнул её за плечи, помогая прийти в себя.

– Его здесь нет, – вздохнула она дрожаще. – На ближайших улицах, во всяком случае.

– Эффективно.

Руки защипало. Настя стиснула зубы и постаралась сохранить выражение бодрое. Боль её не пугала. Её пугала только вероятность упасть без чувств прямо здесь, потому что тогда Антону вновь придётся её защищать.

– Старый рынок, – сообщил Антон, замедляя шаг. Перед ними поскрипывала высокая резная ограда с покосившимися прутьями чёрной решётки. Ворота её были распахнуты. – Люди его бросили, остались нейтралы. Ни с кем не говори.

– Хорошо.

С первого взгляда место, куда они пришли, на самом деле показалось заброшенным. Ряды ларёчков и торговых лавок, скрипучие со старости, обдуваемых холодным октябрьским ветром. Асфальт потрескавшийся, колко-серый, там и тут какие-то обрывки и мелкий мусор. Это в Насте говорила прожившая семь лет девочка-нормальная, но нужно было иное; девушка вздохнула и окинула взглядом рынок – ещё раз, уже внимательно, уже так, как надо, как требовалось. Словно на водной раскраске, перед глазами проступали сначала очертания, затем целиком материальные фигуры. Люди! Много людей. И все они…

«Нейтралы». Настя ошеломлённо разглядывала старый рынок. Её воспоминания со времени, проведённого с Антоном и Саввой, оставались чем-то полуразмытым, но ведь они тогда и не контактировали особо с другими странными. Люди NOTE, касаясь темы улиц, выражались как-то странно и по-разному, но у всех мелькала схожая интонация – улицы упоминались как нечто разумное. Настя смотрела на старый рынок и понимала, почему обитателей территории обобщают несмотря на их междоусобицы и раздоры. Этот рынок тоже был живым. Живым и абсолютно независимым от «нормального» Авельска.

Лавочки и повороты. Ларьки, скамьи, палатки. Между ними в стылой дневной дымке, высветляющей воздух и дарившей всему резковатые штрихи, двигались, сидели или лежали, прислонившись к стенкам, стояли по одиночке или маленькими группами нейтралы. Все – очень разные; в разной одежде, с разным произношением, разного возраста. Между ними грохотала далёким эхо напряжённость, но некоторые всё равно умудрялись сворачиваться, спать вдоль наиболее устойчивых стен. Кто-то ходил от одной палатки к другой. Под ногами похрустывала пыль, мелкие косточки и грязь. Кто-то курил, кто-то кашлял, кто-то сплёвывал в сторону кровь или отравленную слюну. Голоса звучали разной высотой, но во всех поскрипывала хрипотца. Начиналась осень, и нейтралы спешно разыскивали тёплые вещи, чтобы не околеть.

Но удивительнее всего было другое. Странность внутри Насти словно замолкла. Она не исчезла, однако больше не подбиралась к горлу удушенной жаждой крика, не тянула сердце, не сковывала болезненно движения. Наоборот, способность словно присмирела. И девушка, кажется, догадывалась, почему.

Со всех сторон давили другие силы. Здесь было такое множество людей, тут полыхали самые разные странности, смешивались, превращая обычную городскую среду в настоящий хаос разноцветных линий. От ощущения этой спутанной паутины было тяжелее дышать; Настя почти физически ощущала давление рынка с его нейтралами и их диковинными, не подходившими под описания нормальности привычками.

– Ты так чувствительна, – удивлённо заметил Антон.

– Извини. – Она провела ладонью по лбу. Горячий.

– Ничего. Привыкнуть надо. – Он потянул её в сторону. – Пойдём.

На пришествие ещё двоих, вроде, внимания никто не обратил, однако Настя всё равно волновалась. Она покорно шла шаг в шаг с Антоном, но ловила – специально или нечаянно – чужие взгляды. Тёмные, гнетущие, озлобленные и выдранные улицей и жестокими условиями существования, залитые мрачностью обладания странностями, со стоявшими в зрачках искажёнными представлениями о жизни. Эти люди не были несчастны, потому что они не были людьми. Даже не знали, каково это. Вот и друг на друга смотрели так броско, колюче, с угрюмым безразличием, вот и на проходивших мимо подростков глядели безучастно, не интересуясь ими.

Не дай им почувствовать тепло своего дома. Не дай им углядеть в себе искры очага. Не дай им ухватиться за тебя, как за трос, потому что они утянут тебя на дно, откуда уже не спастись.

Настя свободной рукой, не левой, которой она цеплялась за Антона, зажала правое ухо, морщась. Стало немного легче. Голоса улиц отступили, недовольно шепчась всполохами догоравшей в ясных трущобах осени.

– Здесь нет стариков, – сказала она тихо своему спутнику, чтобы отвлечься от назойливо давившей атмосферы.

– Мало кто доживает. – Он мотнул головой в сторону свернувшегося калачиком у стены человека в потрёпанном спальном мешке. Его голова была белой, а черты лица иссушёнными, но он, вроде бы, не был стар. – Многие умирают раньше, а кто-то раньше и седеет.

Странность молчала. Настя шла, опустив голову, но всё равно оглядывалась внимательно, вслушиваясь и подмечая детали. Голоса. Много голосов. Нейтралы разговаривали друг с другом, заключали сделки, союзы и соглашения, их же расторгали, менялись, обманывали, загрязняли пространство ложью, словно пачкая чёрной краской пролетавший безрассудно свободный ветер. Они не знали иного существования. Они даже не знали, что такое жизнь.

Теперь стало немного страшно. Зато они пришли.

Антон беспрепятственно отогнул полог одной палатки, широкой, с потрёпанными тканевыми стенками, вошёл одновременно с Настей, не пропуская её вперёд и не проходя первым: здесь существовала постоянная опасность, нельзя доверять даже моменту. Внутри было душно и накурено. В освещении камфорной лампы таяли колечки дыма. Человек с трубкой в руках сидел у дальней стенки палатки, опираясь спиной на многочисленные свёртки и пледы-подушки, замызганные и пропахшие дымом; скрестив ноги и покусывая изящный серебряный мундштук, он равнодушно взирал на гостей.

– Назовитесь, – приказал он.

– Те, кому нужны ответы.

– Пф. – Человек выпустил ещё призрачное колечко. Настя пригляделась: среднего возраста мужчина. – Дурные привычки. Всё ещё к ним не привыкну. Нейтралы себя никогда не называют.

Антон повернулся к нему спиной, приподнял шапку и оттянул несколько вьющихся прядей с затылка, обнажая номер. Мужчина удивлённо кашлянул.

– Сами лифы? Какая честь.

Настя рассматривала палатку. Полумрак и плохой запах. Скакавшие в беспорядочной пляске тени. Другой человек, закутанный в широкий грязный плед, опустивший голову; светлая шапка вполне себе чистая, из-под неё высовывались чёрные пряди. Не двигался, плечи были расслаблены. Спал? Антона его присутствие не смущало.

– Где? – спросил он, усаживаясь напротив мужчины, и Настя опустилась на потёртый коврик рядом. – Где бы ты спрятал пленника?

– Точно не на земле нейтралов, – сухо хмыкнул мужчина. – Так и сказал уже. Не тут.

– А где?

– Откуда мне знать? Я ушёл из Лектория шесть лет назад. Много воды утекло.

Антон порылся в кармане куртки и бросил человеку что-то, тот легко поймал и повертел в пальцах. Настя заметила, что это какой-то небольшой предмет, похожий на зажигалку. Это что-то дорогое? Она не подавала голоса и не двигалась, наблюдая за всеми в палатке. «Будь внимательна. Каждая деталь имеет своё значение», – говорил ей Роан.

Если бы она больше его слушала, сейчас всё было бы иначе…

Шум в голове почти стих: она приноровилась к среде и больше не беспокоилась. Зато ситуация всё ещё тревожила своей естественной мрачностью, и девушка не шевелилась и дышала через раз; дым царапал лёгкие.

– Где? – повторил Антон.

Мужчина нахмурился.

– Проваливайте, – бросил он.

В следующий миг всё произошло быстро. Антон прыгнул вперёд, опрокидывая человека; мундштук в его руке, мелькнувшее в пальцах мужчины лезвие, Антон перехватил его, оцарапав человеку предплечье, и уже в секунду к горлу мужчины был приставлен нож. Маленький, почти чёрный от скопившегося в нём багрянца. Кровь, вытянутая из царапины, покорно приняла необходимый вид. «Форма крови», странность лифы 2BI… Настя никогда не видела её в действии.

Но не испугалась. Она резко обернулась к четвёртому человеку, заметив его движение, однако он лишь повёл плечами.

– Отвечай, – рыкнул Антон, прижимая нож к пульсировавшей артерии. Мужчина под ним сглотнул; зашевелил побелевшими губами, но был прерван другим голосом.

– Он уже ответил. – Человек сбросил с плеч плед и поднял лицо. Точёное, красивое, с ярко-жёлтым пронзительным взглядом. – А вы-то что тут делаете?

– Каспер? – недоверчиво пробормотала Настя.

– Привет. – Парень поправил шапку, под которую, видимо, заправил волосы, и обратился к Антону: – Отпусти, он уже всё сказал. И вообще, пташки, где ваш временный воспитатель?

– Он согласился.

Антон отпустил мужчину. Тот, чертыхаясь, завертелся в поисках чего-то пережать царапину; Антон опустил руку, и нож, на глазах смягчаясь и превращаясь в ручеёк, плавно перетёк в разорванные сосуды. Мужчина, бранясь на чём свет стоит, замотал руку куском ткани, о стерильности явно не заботясь.

Каспер тоже что-то ему бросил: скорее извинение, чем плата. Потревожили и чуть не убили, в общем-то.

– Пойдём, – сказал Каспер ребятам. – Потом поговорю с теми, кто вообще-то присматривать должен был…

– Сумасшедшие, – проворчал им вслед мужчина, вновь раскуривая трубку. – Чтоб я ещё с лифами связывался…

– Его не могли протащить на территорию нейтралов. Мы с Йореком и Люси всё обшарили, так что нет смысла больше искать здесь – ни на земле, ни под ней. Похвально, конечно, что вы бросились за ним, и всё-таки глупо. Вы ещё дети. Не стоит напрасно рисковать собой, если не знаете, во что это выльется. И будьте добры, сначала предупреждайте меня или Бориса, а не спрашивайте у Михаила, если знаете, что он согласится. Да, вы знали, иначе бы так не ломанулись. И Роан не для того на крайние меры шёл, чтобы теперь вы в самое пекло лезли…

Каспер не был зол и говорил ровно, мрачно. Шёл он быстрыми широкими шагами, но лифы не отставали, легко за ним поспевая. Начинался дождь, но это никого не волновало: жгла изнутри тревога, и её болезненной пылкости хватало, царапая рёбра и сердце неприятно сжимая. Небо серело и окрашивалось серебром. В белёсых просветах мелькала октябрьская гроза.

– Но Вы тоже здесь, – сказала Настя. Каспер обернулся, и она пожала плечами.

Он вздохнул; чёрные узкие зрачки смотрели неподвижно, но всё-таки не скрывали тяжёлой угрюмости. Такого Каспера они ещё не видели. Обычно он держался довольно приятно: простой в общении, улыбающийся дружелюбно, с бодростью в голосе, всегда объяснит и поговорит. А вот сейчас проступила другая сторона, и она удивляла своей непохожестью на привычное поведение. Вот оно как. Люди NOTE тоже могут таиться.

– Я здесь, потому что знаю, кого спрашивать, – сообщил Каспер, отворачиваясь. Со стороны Антона было видно его вполоборота: мрачный. – И вы тоже, пташки? Точнее, ты, Антон?

– Я знаком с ним по улицам. Он был в Лектории. И продаёт опыт.

– Весьма удобно для тех, кто ищет. Прижмёшь его в угол и расскажешь про его прошлое – обрушишь всё. Из страха перед этим он выдаёт информацию за бесценок… И всё-таки поумерь пыл. Если ты будешь нападать на каждого со своей странностью, можешь не надеяться на мирное существование.

– Но я живу.

– Это легко изменить. – Каспер бросил на него косой и недовольный взгляд. – Не переоценивай себя. Есть вещи гибче прямого применения способности. Как бы ты ни был силён, ты не сможешь постоянно побеждать.

Разве он мог что-то знать? Антон перевёл взор в сторону. Всё равно его слова ничего не сдвинут в сознании: Антон так тесно сросся с осознанием своей силы и её пределов, что какие-то наставления вряд ли его заставят передумать. Антон сильный, потому что он знает, как убивать, и может применить эти знания. Должно быть, в том и была суть того, что он не терпел поражений: Антон не понимал мягкости. Его растили, подавляя, а на улицах он учился жестокости и хладнокровности. Откуда взяться жалости – даже к себе? Он может побеждать, потому что не признаёт иного исхода. Антон справится, он сильный, его странность – ещё сильнее.

Территория нейтралов почти закончилась, и они оказались у границы. Границы такой условной, призрачной, как застывший во времени ветер, но всё равно ощутимой: Антон почувствовал её, перешагнув. Отлично, теперь они на земле Лектория. Седое небо скрылось за крышами красивых домов, и они приближались к мосту через реку. Здесь их сложно не заметить, но, возможно, Каспер и не собирался подставляться. Действительно, он свернул в сторону, и компания оказалась в каком-то небольшом закутке. Скамья с резными ножками, сухая, но никто не сел. Настя переминалась с ноги на ногу и правой рукой незаметно придерживала левое запястье. Запаха крови Антон не почувствовал, поэтому успокоился на её счёт.

Накрапывали первые капли. Прежде Антона успел Каспер, деловито опустив на макушку Насти шапку; та робко изобразила улыбку. Эмоции приходили на её лицо с запозданием, как будто она не сразу вспоминала, что должна предпринять. Думала о чём-то?

С их места виднелся мост, невыпуклой дугой, точно ровный шов, соединяя два берега. Шириной в два автомобиля, с резными перилами, темневший под набежавшей на Авельск сизостью, и по нему время от времени проходили люди или проезжали машины. Ничего особенного, но для странных каждая деталь в этом городе важна. Здесь наверняка полно патрулей.

– Здесь не подслушают, сейчас, по крайней мере, – сказал Каспер. Он тоже не сел. Смотрел на них внимательно, и под его пристальным жёлтым взглядом Насте было неудобно; Антон отражал наблюдение, словно зеркало, и Каспер усмехнулся. Спросил: – Так что с твоей странностью, Антон? Ты так в себе уверен?

– Я дефектный. – Он мотнул головой: всё-таки приходилось объяснять подробнее. Антону никогда не давалось искусство общения, на которое он открыто забил ещё при появлении в детском доме, и раньше это не волновало – теперь вдруг стало необходимо. Облекать знание в слова сложно, когда не привык к такому. Ещё и Настя смотрела, чуть прищурившись, и это взгляд он узнавал: такой, как всегда, когда она его слушает. Полное внимание. Каждый звук. Насте не нужно объяснять, потому что она схватывает обрывки и, если не может их расшифровать, просто хранит в памяти, пока не получит ответы. Она не настаивает на истине, не требует немедленно речей, и поэтому с ней легче, чем с другими. Хотя ещё Роан есть… Он вообще ничего не просил. Только слушал, слегка склонив голову, и почему-то никогда не возникало ощущения, что он не понимает. Точно наставник понимал всё. Точно он всё знал, даже то, что слышал впервые.

– Дефектная лифа? – уточнил Каспер. – Что это значит?

Он вежливо предлагал углубиться в тему. Настя ждала. Антон вздохнул: простых отговорок явно не было достаточно. Эх, вот наставник умел объяснять так, чтобы никто ничего не понял. Если бы Антону так же владеть языком, он бы и не беспокоился: наплетёшь мудрёностей и никто больше не пристаёт.

– Промах, – сказал он. – Они хотели создать совершенство, но не получилось. Идеальных лиф не много. Я – худший из дефектных. Боевая странность, по силе превосходящая обладателя. Такое убивает. Меня не убило, потому что они специально подавляли. Лекарства, препараты. Надеялись, что получится уменьшить силу, чтобы можно было пользоваться свободно. Не получилось. Когда мы сбежали, – он косо взглянул на Настю, – у меня получилось с ней «поладить», и проблем не было.

– А сейчас есть?

– Это моё дело. Не ваше. – Антон не хамил, но отозвался упрямо. Каспер кивнул.

– Значит, проект был направлен на создание определённых странностей? – спросила Настя. Она слегка покачивалась на носках, держа руки в карманах пальто. Взгляд её, до того направленный на Антона, теперь блуждал по закутку и очертаниям моста. – Нам ничего не объясняли, но и так понятно было, что растили как оружие. Они знали, какие характеристики получат?

– Нет. Поэтому и накрылось. Какие-то странности получились слабее, какие-то сильнее. «Чистые» – это лифы, чьи способности под полным контролем. Лучшие. То, чего проект добивался. Остальные не такие идеальные. «Чистые» лифы – это Тимур, Вера, Тая, Иосиф, Мария. Они получились совершенными.

– Подожди, это ведь те, кого перевели во вторую лабораторию? Отдельно от нас. Тая мало рассказывала, но там эксперименты были другими, кажется. И с ними был другой Мария.

– Да. Те, кто силён и контролирует свою странность.

Они ненадолго замолчали. Ворох листьев пронёсся, играючись, прилепляясь отцепившимися от толпы кусочками рыжины к тротуару. Где-то опавшие листья уже догорали, словно настоящий огонь: они чернели и высушивались, никчёмные и мрачные, лишённые способности к полёту. Антон ощущал себя таким же время от времени. Погибший. Тот, у кого была возможность, но кто от неё отказался. Что ему вообще нужно от этой жизни? Хоть что-нибудь такое есть?

– Я тоже дефектная, так? – спросила Настя. Голос её звучал равнодушно, и это немного сбивало с толку. В ней постоянно бушевало море, показывая то одну сторону, то другую; из крайности в крайность – от безразличия до высокой восприимчивости, от грызущего чувства вины до ясного хода мыслей, от депрессивной тоски до любопытной настороженности. Душа девушки разрывалась, словно потрёпанная карта. Она теряла берега, и воды смыкались над её головой волнами угрозы. Она не знала, что она такое, и никто не знал.

Этот же диссонанс отражался на её странности. То трепавшая Насте психику и нервы, изводившая, мучившая, то неожиданно затихавшая, встававшая под контроль, словно так и было задумано, способность только расшатывала и без того неустойчивое состояние своей обладательницы. Так недалеко до серьёзного помутнения рассудка. Это уже опасно, потому что у Насти всё чётче вырисовывались болезненные штрихи под глазами, она уже не была худой – она была хрупкой, ломкой, как тростинка. Антон видел на улицах людей, которых странности медленно выжигали. И с Настей происходило то же самое.

Она… умрёт?

– Да. – Он не стал утаивать. – Ты была занесена как «неконтролируемая».

– Это из тех документов, которые ты принёс?

Тёплая уютная квартира. Девочка в пушистом свитере. Худощавый хакер, показывавший на экран и зачитывавший отрывки полученной информации. В стёклах его очков отражались мониторы с мигавшими рядами символов.

– Да.

– Значит, даже среди лиф есть деление. Это раньше не было известно, – это подал голос Каспер, до этого внимательно слушавший их разговор и объяснения Антона. Парень стоял, облокотившись на спинку скамьи, и его взгляд был направлен уже не на неродивых учеников, а далеко, за мост. Искал то, что не мог ощутить. Они все искали Роана и должны были думать в первую очередь о нём. Каспер повёл плечами, словно сбрасывая с себя мысль, и обратился к лифам: – Послушайте, ребята. Роан пошёл на всё, чтобы защитить вас, так что будьте молодцами и не дайте его жертве стать напрасной. Вы лишаете его поступок смысла, бросаясь в самую опасность. Если сегодня нейтралы вас отпустили, не факт, что отпустят и завтра.

Настя виновато склонила голову. Безразличие сменилось иступлённой горечью.

– Но мы ведь не можем сидеть сложа руки! – с отчаянием, скользнувшим колкими нотами, заявила она.

Каспер прикрыл глаза, глядя на них уже мягче. На мгновение он даже стал походить на себя прежнего – тот улыбчивый парень, снисходительный и дружелюбный, не пытавшийся их ни от чего отговорить.

– Но ты и сейчас можешь кое-что сделать, – заметил он. – Позови его. Роана.

– Позвать?

– Да. Как ты звала «теней». Если постараешься, он услышит.

Настя слегка прищурилась, активно соображая. Тогда она поступала так под импульсом, не запоминая ни алгоритм, ни сам мотив: ей лишь нужно было докричаться до далёких силуэтов, вот она и пронесла ветром свою просьбу прийти. Сейчас, когда она осознаёт, что нужно делать – пройдёт ли? Задумываясь, начинаешь делать всё хуже. Интуитивно ей всё равно было легче действовать.

– Почему он называет себя Роаном? – протянула она. – Это ведь… прозвище?

– Нет. Это имя. – Уголки губ Каспера приподнялись. – Как и у Йорека. Есть много мелочей; у меня прозвище, у Люси – сокращение от полного… Но Роан – это имя. То, под которым он себя воспринимает. То, под которым его воспринимают другие.

Ветер просквозил кости, и в какой-то момент Настя закрыла глаза. Звуки смазались и растворились. Зашевелились губы, выдыхая два слога, и ни Антон, ни Каспер ничего не услышали, но…

Светлые волосы и пёстрые глаза. «Вы настоящие умнички, оба». Улыбка и тёплая ладонь на голове. С ним они в безопасности, потому что он их защитит. «Теперь у тебя есть выбор, и он всегда будет, нужно лишь иметь смелость его принять». Выгораживает, заступается. Ничего не объясняет, а потом оказывается, что всё это время их спасал. Всё время. Роан…

Роан, Роан, Роан, Роан…

Где Вы?

Где? Где? Как далеко должно разноситься эхо зова, чтобы он услышал? Как громко нужно кричать, чтобы он уловил? Сколько преград должен пройти звук, чтобы до него добраться?

– Роан, – позвала Настя шёпотом, пробуя воздух на вкус горьковатой осени. Дыхание пережало, больно сдавило сердце, и она уже закричала: – Роан! Роан!

Голос разнёсся отзвеневшим отчаянием и замолк, утопленный городом, загубленный прозрачным дымом, и всё смешалось. У Насти дрожали плечи. Рукавом она утёрла сухие глаза. Взглянула на Каспера, неожиданно поймав выражение совершенно чуждое: Каспер смотрел в небо, чуть подняв голову, и на какое-то безумное мгновение Настя почти услышала то, что он произнёс так тихо, что даже ветер не поймал краткую просьбу.

Вернись к нам.

– Пойдём в отделение, – сказал парень как ни в чём не бывало. – Там и посмотрим, что можно сделать.

Авельского отделения NOTE они достигли быстро. Антон смотрел не столько на здание, сколько на элементы его: высота этажей, ширина подоконников, наличие труб и пожарных лестниц – всё, что могло пригодиться в неприятном случае. Вряд ли организация нападёт, тем более их привёл Каспер, но Антон учился никому не доверять и не собирался бросать это правило, даже если человек, его ведущий, был союзником. Да и «союзник» – звучит так себе. Всё это временно, а важно лишь настоящее. Итак, если что, сбежать можно. Настя лёгкая, если нужно будет через балконы идти, он ей поможет…

Антон одёрнул себя с недоумением. Непроизвольно его мысли возвращались к тому, что давно стало естественным: он должен был оберегать Настю. Однако был ли смысл теперь в этой привычке? Юноша недовольно нахмурился. Он будет думать б этом потом. Сейчас – Роан и третья лаборатория. Точно уловив мысли о себе, Настя взглянула на него. Под запавшими глазами прорисовывались мешки, и визит в отделение таинственной организации, о которой довольно мало рассказывали, её напрягал.

Каспер оглянулся на них. Лифы, по отдельности разные, а рядом сливавшиеся в нечто цельное; настороженные две пары глаз, сведённые плечи, лёгкость шага, повадки, принимавшие очертания осторожные и опасливые, когда события принимали угрожающее течение. Было ошибкой расценивать их как людей. Лифы ими и не были. Не друг рядом с другом, во всяком случае. Лифы – это натренированные, натасканные на странность звери, не нападающие без повода, не подпускающие близко, держащиеся умно и остро.

Вот только, в отличие от NOTE и всех прочих странных в мире, Каспер не считал это пороком. Он смотрел на них и видел детей-воинов, детей, но одновременно и жестоких бойцов, но он не думал о них как об отродьях. Он думал, что они восхитительны в таком существовании. И что из них выйдет толк, если они того захотят.

Поэтому он вёл их в штаб открыто. Пусть все видят: это лифы, и они принадлежат себе, не предрассудкам, не воздвигнутой вокруг них ауре отчуждения. Пусть сотрудники хотя бы раз заметят, что так пугающие их монстры могут быть приручены, потому что у Роана это получилось, потому что им достаточно тепла и уважения к себе, чтобы захотеть приручиться. Это лучшие бойцы, это создания дьявольского проекта – и они могут сражаться на стороне того, кого выберут, потому что сами так пожелали, а не потому что в них это заложено.

Даже если дети выберут не NOTE, Каспер будет ими гордиться.

И Роан, несомненно, тоже. Роан уже полюбил их, когда принял под своё крыло, и уже определил свои дальнейшие поступки, заявив, что теперь это его новое поколение. Бессмертный, подбиравший искалеченных, сирых и убогих, подобрал и диких осколочных существ с человеческими сердцами и звериными повадками: он уже назвал их своими детьми, и они таковыми являлись, даже если сами не думали в таком ключе.

Дежурная в отделении вскочила на ноги, завидев Каспера, но тот лишь отмахнулся. Он привёл тех, кто к этому месту не относился, но не жалел. Это было правильным. Лифы вольны сами увидеть, из чего состоит мир, и поэтому он не собирается их прикрывать.

– Тебя ждут в малом зале, – отозвалась девушка за стойкой, сбитая с толку. Длинные каштановые волосы были наскоро заплетены в косу. На Каспера она больше не глядела. – Это важно. И… без посторонних.

– Это не посторонние, – пожал плечами парень. – Спасибо за предупреждение. Антон, Настя, пойдём.

У девушки округлились глаза, когда она услышала имена, но Каспер не обратил внимания: они втроём направились на второй этаж, и только Настя уже у лестницы обернулась. В её зрачках отразилось лицо девушки, на котором поверх растерянности проступало смешанное выражение горьковатого недоумения и брезгливости. Настя отвернулась. Плевать.

Они пришли сюда, чтобы найти способ помочь наставнику, и не важно, что из этого последует.

Внутренний диссонанс, прорывая пелену, разжигал в крови электрическое предчувствие нападения.

– Сюда, – сказал Каспер, распахивая перед ними двери малого зала собраний. – Можете не волноваться о понимании. Сейчас все здесь – ваши союзники.

========== 4 / 7. Собственная война ==========

– 16 октября 2017

– Вот вы где!

Люси тут же вскинула голову. Ярко-нефритовые волосы, кудрями спадавшие по плечам и обрамлявшие острое личико, отливали тяжёлым оттенком в сером дневном свете, лившимся из окна. Жёлтые глаза с высокими уголками, упрямо сжатые губы, полыхание зрачков – она находилась в плохом настроении и не скрывала этого тянувшего беспокойства: нервно барабанила пальцами по столу, за которым сидела, и дёргала плечами, пытаясь поправить накинутый на них светло-голубой шарф. Пальто её покоилось на спинке стула; джинсы, свободный свитер бело-розовый, полусапожки. Как будто они с Каспером лишь вчера виделись. Девушка смотрела на брата со смесью негодования и облегчения: он был жив, но он вернулся позже, чем она ждала.

– Небольшая заминка в стане нейтралов, – сообщил Каспер, проходя. Его шаги гулко разнеслись по помещению.

По соседству с Люси оторвал голову от скрещенных рук Йорек. Серо-металлические глаза, не напряжённое, внимательное выражение лица – он не был падок на эмоции, но совершенно точно не был равнодушным. У корней его золотистые вихры уже темнели. Йорек никогда не рассказывал, зачем их осветляет, если и так всем и каждому видно, что свою внешность он не расценивает в качестве чего-то важного; а Кас не спрашивал, потому что лучше промолчать, чем рушить и без того с трудом достигнутое взаимодоверие.

– Мог и предупредить, – заметил Йорек с выражением укора, каким к нему Каспер когда-то обращался. Ого. С тем, что Йорек – мастер перенимает чужие привычки, все смирились: бывалый нейтрал умел повторять всё с точностью зеркала. И всё же так цитировать бывшего наставника… хах, неплохо. Каспер даже позволил себе улыбку.

– Ты ведь был со мной? – поинтересовался он.

– Ага. Но ты опять умчался, уже за город. – Йорек слегка прищурился, копируя манеру своего учителя. – Мы обшарили всю территорию Лектория. Его нигде нет.

– Понятно. Он в другом месте.

Внутри звякнула струна разочарования. Каспер кивком поздоровался с Борисом, тоже находившимся здесь. Лидер, которому лишь доспехов не хватало для завершения образа, смерил недовольным взглядом приведённых лиф, но ничего не сказал: видимо, считал их принадлежность к ученикам Роана весомым аргументом за их присутствие на импровизированном собрании. Плюсом ко всему, в опущенной руке Борис держал мобильный телефон, и это могло намекнуть.