Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)

Михаилу она совсем не доверяет. Он принимает это с покорной усталостью и только предлагает ей пойти в комнату.

В квартирке, где он временно обитает, раздается звонок, и Настя – на это имя девочка отзывается – мгновенно скрывается за креслом. Оттуда поблескивают испуганные глаза. Когда заходит Борис, они перебираются на кухню, а девочка остаётся в гостиной. Михаил заваривает чай и говорит с другом, а она появляется в дверях, мается там, потом осторожно, босиком приближается и становится рядом со стулом Михаила, так, чтобы находиться достаточно близко и достаточно далеко. Расстояние мнимой безопасности.

– Её не разрешили забрать тебе, – говорит Борис. Он снова мало спал. – Никак. Вообще.

Настя его не слушает. Она смотрит в кухонное окно, и в зрачках её отражаются заселившие тонкую рябину воробьи. Михаил спорит, но понимает: этого уже не изменить. Если так решило Управление, а с ним и законы Российской Федерации, доказывать что-то бесполезно.

Когда Борис резко поднимается, девочка пугается и прячется – не за дверь. За Михаила. Цепляется за спинку его стула и дышит ему в плечо, выглядывая настороженно. Она впервые сама так приблизилась. Впервые непроизвольно метнулась искать защиты у него. Михаилу приходится долго бороться, чтобы взять себя в руки.

Эту девочку ему уже не отдадут.

Небо прочерчивалось цветными облаками. Серовато-стальные с привкусом мокрой бумаги, светлого выстеленного асфальта. Позолоченные бледными лучиками солнца, что уже медленно склонялось к горизонту, лениво решая заканчивать этот день. Ну, для кого-то только начало вот-вот наступит.

– Занятно, да? Как все пытаются сделать вид, что им это важно, хотя плевать хотели.

Голос женский, голос молодой. Михаил оглянулся: к нему приблизилась девушка с длинными широкими волнами волос тёпло-розового оттенка. С точёного личика смотрели ярко-серые глаза, удивительного тона, почему-то не смягчающего облик, а только делающего его броским. Совершенно незнакомая, но Михаил к встрече готовился и странности сотрудников выучил.

– Люси? – на всякий случай осведомился он.

– Ага. – Девушка-метаморф накручивала на палец шикарный локон. – Симпатичная внешность, да? На такие операции я часто меняюсь, чтобы нормальным не казалось, что они где-то меня уже видели. Каспер сказал, что мы теперь ещё больше не похожи, но чего уж париться, всё равно кровь одна.

– Ты меняешь внешность, не меняя состава крови?

– Я не внешность меняю, а всё тело. Но да, типа того; я стараюсь придерживаться удобных мне характеристик. Одна группа крови с Каспером. Работающая печень. У Веррана, чей вид я принимала в той заварушке, лёгкие прокурены до дыр, но мне не нужны болячки, так что я оставила свои лёгкие. Размеры, конечно, приходится корректировать, но…

Она пожала острыми плечиками. На балконе было прохладно, и на ней была курточка – не кожаная, не дорогая, самое то для действующей операции. Принадлежала явно не ей или же подходила под параметры её предыдущего облика, потому что рукава пришлось подогнуть. Девушка, легко меняющая себя, вещами своими не управляла.

– Ты говорила о лифах? – Михаил со вздохом опёрся на перила. Они были мокрыми. Рук он не отнял.

– Угу. Здесь мало кому дело есть до того, живы эти ребятки или нет, а всё равно делают вид, что есть. Лицемеры сплошные.

Люси фыркнула, выказывая последнюю степень презрения. Странно было слышать о лицемерии от человека, который меняет лица в прямом смысле.

– А ты что думаешь?

– Я познакомилась с Антоном, когда его Роан пригрел. Умный парень; молчит много, но всё подмечает. У него на душе что-то несчастливое, мне правда его жаль. С Настей не так много виделись, но по мне так она славная, милая девочка. Третья, которая Таисия, её вообще спасла. По-моему, дети не должны становиться приманкой, тем более эти.

Не высока их роль в охоте. Лифы вот-вот выступят жертвами хищников, и Лекторий, скорее всего, забьёт даже на NOTE, лишь бы достигнуть желаемого. Они настолько ослеплены провалом проекта, что наверняка глотки рвать лифам готовы, лишь бы загладить дыру неудачи. Они не остановятся, даже если NOTE чудесным образом изъявит желание полностью всех лиф взять под защиту.

– Значит, мы просто должны сделать всё возможное. – Михаил глубоко вдохнул, но только вздрогнул от его плаксивой дождливости воздуха.

– Вы сами-то лиф спасаете из-за Насти? На такое подписаться ради одного ребёнка, и то не своего?

– Ты ничего не понимаешь. Да, она не мой ребенок, но…

Впрочем, что тут объяснять? Люси не жила его жизнью и не знала, через что Михаилу уже удалось пройти в этой злосчастной теме проекта. Он только отмахнулся, но девушка больше и не спрашивала, поняв, видимо: если она упустила что-то важное, то уже не вернёт. Ей не представить всё, что происходило. Ей этого не увидеть.

– Мы так не договаривались, Миша! – голос разбивается криком.

– Не ори, ты её пугаешь, – абсолютно спокойно отзывается он. Странно, но сохранять безразличную учтивость он всё-таки научился. – Я уже всё высказал.

Девочка сидит в дальнем конце комнаты на жёстком диванчике, подтянув колени к груди и обняв костлявыми руками. Она тревожно глядит на незнакомых взрослых. У неё глаза всё ещё запавшие, под ними тени. Настя смотрит на незнакомцев, разглядывает их, затем переключается на более занимательное с её точки зрения: она смотрит на белую лайку, спокойно лежащую у дверей комнаты. Лайка смотрит на неё. Между девочкой и псом устанавливается беззвучный диалог без выражений.

Михаил уходит в состоянии расшатанном, хоть никак это не выдаёт. Обувает Настю, глазеющую на собаку, помогает надеть курточку, на руки поднимает и выносит бережно, как хрупкое сокровище. Девочка цепляется за его плечи и провожает глазами квартиру, где только что ссорились взрослые. Глядит на Михаила и указывает на него слабо.

– Почему? – спрашивает она очень тихо. С некоторых пор она голос не повышает, контролируя странность на подсознательном уровне.

– Всё в порядке. – Михаил через силу улыбается. – Не беспокойся.

– Врёшь, – говорит Настя задумчиво. Она вертит в пальцах верёвочку с капюшона куртки. – Антон не врал.

– Я не могу, как он. – Он отзывается мягко, как можно ласковее. Она всё ещё частенько ищет угрозу в его тоне и сжимается при намёке на раздражение.

– Ты можешь, как ты. – Настя закрывает глаза. – Ты хороший.

Михаил целует её в лоб и несёт прочь, туда, где ей помогут начать новую жизнь. Там, где ей подсобят, сознание смягчив. Она, должно быть, и Михаила забудет – но, если так будет ей лучше, он не против. Он защитит эту девочку, даже если цена окажется непомерно высокой.

– Ты ничего не знаешь, – сказал Михаил, уже не придавая голосу тон. Нет смысла втолковывать что-то чужим людям. Он должен быть безукоризненно вежлив, но это не значит, что он обязан скрывать собственные мысли за полчаса до начала великой охоты.

– Если ты ожидал, что всё наладится, если расскажешь… – Люси саркастически фыркнула, одним звуком передав своё отношение к происходящему. – Ты круто накололся с этим птенчиком.

Михаил с усталой печалью провёл руками по волосам, непроизвольно повторяя привычку самой девушки-метаморфа.

– Это не птенчик, а израненное дитя с трепетным сердцем. Я желал залечить эти раны, а не растравлять их…

– А в итоге будто кислоты плеснул на зажившие шрамы.

– Если ты называешь шрамами раны, которые залепили пластырями, у меня плохие новости.

Михаил отмахнулся. Она была права, но всё равно – он хотел просто знать, что сейчас у Настя в порядке. Даже если это не так. Всё, чего он желал – чтобы в её взгляде больше не было той подавленности, настороженности и дикого непонимания себя. Но, кажется, стало ещё хуже.

У них с Люси одновременно сработали уведомления, разрезав воздух трелью телефонной.

Охота начиналась.

========== 2 / 6. На погибель ==========

– 13 июля 2017

Тонкий слой воды, ниже – пустота. Она лежала в лилиях, миллионах белых лилий, простиравшихся белоснежным морем по пространству, заплетавшихся в коротких волосах, мягко поднимаемых водой. Она не видела себя, но видела всё: ковёр дивных цветов, собственные раскинутые руки и ноги, обращённое в пустоту высокую лицо. Стукнуло что-то, соприкоснулось с костью, кожу мягко разрезая, потянулся след; она закричала, забилась, но то ли цветы, то ли давление на запястьях, щиколотках и шее не дало ей метаться. Она кричала, билась и старалась вырваться, но попытки были напрасны. Со скрежетом прошлось лезвие вдоль лучевой кости, поскрипывая по покрытию; с сухим треском на запястьях раны – контролер баланса сил – открылись, обагряя лилии и разнося с водою алую жидкость. Кровь заливала уши, из носа бежала, в уголках глаз и губ скапливалась; она кричала и билась, и никто не мог это остановить. Она даже сесть не могла, сетью цветов удерживаемая, только голосом хлестала, пока хватало энергии; когда же иссякла она, осталась лишь холодная вода, лепестки в волосах и заливающая кровь.

Это воспоминание было первым отчётливым, и Настя ухватилась за него, как за соломинку в водовороте. Вцепилась отчаянно, до мелочей проясняя, чуть дальше продвинулась. Хаос разрывавших видений не прекращался, но шумел теперь фоном, как шёпот морского прибоя, хоть и не такой расслабляющий. Болела голова, дышать было тяжело, периодически перед глазами выпрыгивали обломки воспоминаний – но она уже могла стоять на ногах. Сделать шаг. Ещё. Не будет же она вечно лежать, хныча слабо в ладони.

Настя, от боли морщась, подула на запястья. Это была контрольная метка: когда раскрывались шрамы, понимали мастера пыток, что вот-вот всё оборвется. Это же – опознаватель; всюду, куда проводили лифу, требовалось под лазер подставить запястье. Чудная система, ничего не скажешь. Настя поискала по карманам курточки, но обнаружила только один платок. Обвязала им шрамы на левой руке, кровоточившие больше, а правую постаралась держать на весу. В горле першило. Её била дрожь.

Миллионы белых лилий… Люди, их лица – суровы и равнодушны. Дети – их лица приветливы, такие же в них отражения, как на её лице. Голос из-за стены – неразделимой преграды. Тёплые руки, державшие её, когда не осталось надежды, хоть и обрелась свобода. Сопоставлять всё было трудно; это было хуже любой работы, которой когда-либо Настя занималась, это был больно, потому что рвалось сознание и по швам трещало, но это было необходимо – и желанно.

Она зашла в первую же школу. Не помнила, как прошла незамеченной: должно быть, ноги её вынесли, к тихим шагам привыкшие. Какое-то время живя на улице, она была научена бесшумности. Поднялась на последний этаж, кабинет свободный нашла; не зная, зачем, она распахнула окно, впуская в помещение воздух кристально-свежий. На подоконник забралась, ноги свесила. Отсюда была видна часть города, ровные крыши домов и светящиеся квадраты окон, улочки, где потоками фар мерцали автомобили. Надо всем разливался закат; солнце оранжевое разбивало слоистые гущи серых тучек у горизонта, и те клоками растекались, словно на картине замечательного художника.

На оконной раме плясали рыжие отсветы. Прекратился дождь, но начиналось что-то другое. Раскалывалась голова. Ей потребовалось усилие над собой, чтобы прогнать вылезший осколок с отражениями каких-то людей и окровавленных худых рук.

Её жизнь – если можно так выразиться – не была лёгкой, но другой она не знала. Остальное было лживой иллюзией, но Настя даже благодарила бы это обстоятельство: в конце концов, не помня, она действительно жила несколько лучше. Нет смысла винить Михаила. Он поступил, как считал правильным и лучшим для неё. На мысль о Михаиле в памяти возникло его лицо, и Настя горько усмехнулась самой себе: много времени и сил уйдет, чтобы воспоминания разрозненные в более-менее обстоятельную картинку объединить.

В одном она ошиблась. Настя полагала, что личность её сотрётся, уступив место другой, но при этом на самом деле абсолютно не учла: память второй половины жизни ей и принадлежит. Всё, что изменилось – это только прошлое до девяти лет. Правда ранила, правда убивала, но она показывала Насте её же. Это была она. Не кто-то другой. Не расстройство личности, не уничтожение фальшивой подмены, ничего. Она просто вспомнила всё, что полагается.

Да, да, это больно, но это, наоборот, придало ей смелости.

Настя набрала полную грудь воздуха и —

Кажется, это был зов. Странность, бушевавшая столько времени, впервые была покорна абсолютно её власти, отступив перед волей девчонки-лифы. Волна разнеслась по воздуху, прозрачностью его пролившись, во всех направлениях унеслась с ветрами наперегонки. Зов прозвучал, подобный птичьей песне завершительной, лебединому кличу тоски. Настя звала лишь двоих, и они только могли эту волну распознать: так решила она, а уже странность приняла необходимую частоту. Где бы они ни были, они должны услышать. Настя перелезла через подоконник, неловко пошатнувшись и оперевшись на парту; постояла, привыкая, затем пошла прочь. Она сделала выбор. Время нести за него ответственность.

*

Псы были различны по одиночке и безлики вместе. Это была свора – неорганизованная, дикая, свирепая свора, рвущая на куски неприятелей, воющая по единым поводам, словно единый, хоть и не умный, организм. Но в надёжных руках псы превращались в покорную, умиряемую стихию; нужна была сила, чтобы их подчинять, но один раз показал авторитет – и больше не придётся, псы к ногам ластиться будут, глядя снизу вверх на сильнейшего, и за ним с обрыва последуют. Свора жила законами, свора ждала распоряжений, свора обожала кровь – лить, не проливая.

Псы знали, чего желает их хозяин, и потому принесли ему весть скорее, чем иному из верхушки. Псы знали, что их ждёт вознаграждение, их ждёт Охота – они поняли это по тому, как навострился вожак, как глаза его сверкнули. Льюис – своеобразная бета стаи – поклонился коротко и вышел, объявляя своим подчинённым, что они открывают охоту, что они ищут следы: всё утверждено, им нужно лишь поймать. На арене общих действий Лекторий открыто заявлял, что лифы принадлежат ему. Организация дала «добро». Они вольны искать.

Семь лет прошло с момента, как накрылся грандиозный проект, сокровище научных достижений странных. LIFA, эта глобальная скорбь, эта великая идея, принесла свои плоды – не те, на которые рассчитывали зачинщики, но влиятельные, значимые и теперь образующие нынешнее положение дел. NOTE вроде как брала найденных лиф под контроль, но, видимо, не уследила: как минимум пятеро разгуливают сейчас по Авельску, а Лекторий слишком внимателен к таким мелочам. Псы чувствуют цели за километры. Псы умеют в толпе выделять особенных. Псы жестоки и жалеть никого не будут.

Люди в разной одежде, разных стилей, разных возрастов – они ждали лишь сигнала. Льюис подавал команды через ошейники – удобный способ, учитывая, что их можно и на шее, и на руках носить. Код, который не расшифровали бы хакеры вражеские, короткие и длинные сигналы, не опирающиеся на азбуку Морзе – и вот уже все шавки Авельска знают, кого надо искать. Они двигаются своими маршрутами, прочёсывая толпы, и каждый путь отмечается на карте в комнате управления, там, где их ожидает главный вожак. Но Льюис не он. Льюис – тоже пёс, и он собирается искать.

– Удачной охоты, – прошептал он себе и покинул холл, хлопнув дверью. Его встретили два самых верных пса, и вместе они направились прочь от штаба. Наступала самая интересная часть: им предстояло ловить лифу.

А поймав, они свернут ей шею. В этот раз – точно.

Их цель обнаружилась быстро – было бы странно, не найди они её в первые же полчаса, всё-таки поисковые псы с удобными странностями. Один из пяти оставшихся; один из них, жалкий мальчишка, который и до двадцати не доживет уже. Чутьё острое, лифа-то бывалая; озирался по сторонам, на людей смотрел, но не уходил с главной улицы. Подозревал, что за ним слежка, или Атриум успел его предупредить? Всё равно. Они так или иначе его поймают.

Лифы принадлежат Лекторию. Все до единой.

Льюис не показывался – его-то этот подросток видал, тогда ещё, на поле, когда бессмертное существо встало на их защиту. Теперь его здесь нет, и мальчишка в их руках. Остаётся загнать его.

Заместитель вожака поднял голову. Он занял балкон ресторана на втором этаже, он даже достал бинокль, чтобы лучше всё видеть. Силуэт мальчишки двигался размеренно, но с увеличением было видно, как он постоянно оглядывался, как петлял среди людей. Осмотрительно с его стороны податься в люди, однако он не учёл важный момент: Лектория мирное население не интересует. Если нужно будет, ему перегрызут глотку хоть посреди толпы. Однако действительно, вожак будет недоволен, если они наведут шумиху сейчас. Льюис нервно озирался, но не замечал никого из вражеской организации.

NOTE не яро заинтересована в лифах. Для них представляет значимость лишь обычное население, значит, мешать не станут. Льюис видел планы и сводки – кажется, Атриум ничего не собирается предпринимать. Лекторию плевать. Лекторий хочет обратно маленькие результаты своих скромных экспериментов.

Стереть в порошок. Вылить кровь всю. Изничтожить, чтобы не осталось ни напоминания о провале – а если не убивать, так принимать к себе, они пригодятся. Лифы – страшные существа, это создания лаборатории, искусственно усиленные странности, и один такой может заменить боевой отряд. Контроль над способностями у них хромает, зато ударная мощь превзойдёт все ожидания. Вожак будет доволен, если Льюис притащит ему парочку живых лиф.

Например, ту девчонку, управляющую голосом. Или другую, которая влияет на психику. «Тени» исключаются из списка мгновенно: они слишком буйны и неуправляемы даже для Лектория. А этот парень… Льюис облизнулся. С ним можно поиграть. Давненько он не чувствовал обжигающей крови тех, кого долго и упорно загонял, даже позабыл, каково это – наслаждаться охотой.

Через облака прорывалось солнце – несмелое, золотисто-рыжее, как осенние листья, переходящее в перламутр на мощёных дорогах. Проносившиеся по трассе автомобили рассыпали искры брызг, мигали фарами, и люди двигались ближе к обочине. Он сновал среди них, сунув руки в карманы джинсов, то и дело вертя головой, цепким взглядом территорию окидывая: знал, что здесь что-то не так. Номер 2BI, Антон. Пацан, купивший себе новую странность на смену родной, но не переставший от этого быть лифой – ребёнком экспериментов, белых коридоров и лекарств от нормальности, которые в него вливали долгие годы. Можно сбежать на другой край земли, но не отречься от своего происхождения. Он, как и все ему подобные, – никчёмная крыса, провалившая опыты. Его существование требует удаления. Он будет удалён.

С севера по его маршруту продвигался офисный работник в пиджаке и лакированных ботинках, стараясь не ступать в лужи. С востока вприпрыжку нёсся хипстер со скейтбордом под мышкой. С запада, отрезая от обратного пути, вышагивал спортсмен в полосатом костюме и с накачанным телом. Они мало чем выделялись из толпы, даже хипстер, будучи ярким, среди других людей являлся частью их общины, а не кем-то изумительным. Псы бывают разные. Лицо Льюиса прорезала усмешка.

Попался.

Антон этого ещё не понял, даже когда с ним в переулок свернули спортсмен и офисный работник, даже когда закатил хипстер. Льюис поспешил, он спустился на первый этаж, едва дождался светофора, хотя вполне мог бы его игнорировать. Он отдал сигнал, чтобы пацана не убили до его прихода, и получил мгновенный отклик. Он свернул в закуток и остановился, с язвительным торжеством скрестив руки на груди.

– Главная крыса, – фыркнул парень.

– Ты мне поговори ещё тут, отброс. – Льюис щелкнул пальцами. Хипстер и офисный работник, державшие его под руки, чуть пододвинулись. Антон не пискнул, когда ему по лицу прилетел удар, только поморщился; голова его дернулась, откинувшись, обнажив горло. Льюис едва сдержался, чтобы не прирезать его тут же. – Может, мальчик хочет рассказать, где его союзники? Те, что бросили его?

– Босс, – страдальчески протянули его псы. Им тоже хотелось крови. Они охотились. Они имели право. Но Льюис был непреклонен.

– Где остальные? – жёстко спросил он.

– Псы по всему городу, – хрипло отозвался Антон. Он уронил голову и посмотрел на него исподлобья, во взгляде скользила издёвка. Он висел на руках закалённых псов, его уже пару раз точно ударили, но держался, как победитель. Мелкий подонок. Льюис кивнул, и ему врезали ещё раз, и ещё.

– Лифы, – произнес он. – Где лифы? Где твоя подружка, ублюдок?

Антон покачал головой. Под его левым глазом расплывалось кровавое пятно, а дыхание вырывалось со свистом. Ах, с каким удовольствием Льюис бы остался! Наконец-то пойманная лифа, наконец-то месть, поимка, смывание позора кровью – но ему нужно идти, ведь тут есть другие его сородичи, не только этот исчерпанный ребенок.

Проиграл особый код датчик. Льюис тут же выловил прибор связи – смесь рации с мобильным телефоном – и быстро просмотрел сообщение. Хмыкнул. Они нашли, нашли. Самое время присоединиться к более интересной части охоты – к той, где ловят сразу троих.

– Твоя нынешняя странность бесполезна, – заметил он, обращаясь к Антону, затем повернулся к псам: – Заканчивайте с ним. И скажите Вильгельму, что с одним всё.

Он отвернулся и быстрым шагом направился в сторону следующего донесения. Там видели следующую крысу. Эта охота началась благоприятно.

В то же время Вильгельм был занят делом другим, не менее важным.

– Неужто бессмертное существо решило купить жизнь той девочки? – протянул он, тасуя колоду карт. Старые, обветшавшие, но с ещё горевшими красочными рисунками, они были его маленькой любимой вещицей, которую было просто приятно повертеть в руках. У фокусника вообще было только две слабости – его карты и лифы.

– И мальчика тоже, – подтвердил кивком дипломат. Весь такой лучезарный, он вызывал расположение своими манерами и любезным обращением, но голову не запудривал: Вильгельм отлично знал, что ему нужно. Вильгельм был в курсе, какая история связывала дипломата с одной из лабораторных крыс.

Они находились в совершенно пустом уличном ресторанчике. Михаил – в светлом пальто, со светлыми волосами, со светлыми глазами. И Вильгельм – в плаще и перчатках, такой, как всегда. Однако сегодня не их день, сегодня его день. Он сегодня победитель.

– Это крысы Лектория, – заявил он, с глухим стуком ставя колоду на стол. – Без разговоров. Без компромиссов. NOTE ведь не лезет не в свои дела, не так ли?

– Отдайте детей, – попросил Михаил, попросил с выражением мрачным, так не подходящим его обаятельной улыбке.

– Лекторий против. Лекторий сегодня забирает свою добычу, и никакой Атриум не помешает ему это сделать. Вы проиграли, Каринов, с самого начала – это добыча Лектория, а не ваша.

Михаил только слегка прищурился. Вильгельм откинулся на спинку стула, пряча карты в карман плаща. Больше незачем задерживаться. Миссия посла провалилась, а ему нужно торопиться – они уже отыскали Второго, дело за малым. Вильгельм встал и направился к выходу, но там резко затормозил.

– Мы настаиваем, – сказал с искристой вежливостью Каспер, перекрывший проход. Тёмные татуировки, тёмные волосы, тёмный, внимательный взгляд.

– Не советую вам уходить, – подал голос Михаил сзади. – Мы не окончили разговор.

Вильгельм неотрывно смотрел в окно за соседним столиком. Там ходили люди, мелькали пёстрыми своими одеждами. Промчался на скейте знакомый хипстер в полосатой бандане, он черкнулся ярким пятном среди полусерой дождливой промозглости. Фокусник медленно развернулся вполоборота, чтобы видеть и Каспера, и Михаила.

– Знаете ли вы истинную ценность иллюзий? – почти ласково произнёс он. – Она не в том, что человек видит желаемое или нежелаемое. Она в том, что человек становится в своих желаниях беспомощен. А раз он беспомощен, то вреда никакого не причинит.

– Каспер, – позвал было Михаил, но тут же дёрнулся вперед, лицо его резко побелело; мужчина отшатнулся обратно, невидяще уставившись зрачками в пустоту. Вильгельм, воспользовавшись моментом, прыгнул на Каспера так, как никогда бы не прыгнул уважающий себя джентльмен; пара ударов, жестокие несколько секунд, выстрел оказавшегося под рукой пистолета – и Вильгельм уже был на улице. Он поправил плащ, захлопнул дверь кафе и хмыкнул.

– Говорил же, иллюзии ценны, – заметил он.

Пора было спешить. Он ещё собирался посетить охоту.

*

Откровенно говоря, Люси было страшно.

Как ни стыдно признавать, за себя особенно. Роана не убить, даже если в дуло пушки засунуть, Каспер всегда ориентируется по ситуации, Йорек просто пройдёт пули насквозь. А вот Люси совершенно материальна и абсолютно не бессмертна. И ей было жутко.

Девушка-метаморф ждала сигнала. Она успела изучить улицу вдоль и поперёк, каждый раз мелькая новым обликом, чтобы сбить с толку псов – они оживились, активно рыскали среди толпы обычных, и если бы не знания Люси как разведчика NOTE, она бы ни за что их от граждан не отличила. Проглядывало зябкое солнце, но оно не красило Авельск, хмурый, оттеночный; для Люси каждый штрих казался опасным, каждая чёрточка заставляла ежиться. Она не было трусихой, нет. По работе ей приходилось посещать мероприятия, на которых отсчитывался каждый вдох. Просто сейчас… сейчас она должна была выйти к своре псов с голыми руками и продолжать играть свою роль при этом.

Люси, разумеется, справится, ведь на неё рассчитывают. И всё равно жутко.

Вильгельм оставил нескольких охранников у дверей кафе, в которое зашёл. Просто так туда не пробраться – чёрный выход тоже перекрыт, это Лекторий, а не какая-то жалкая команда сопляков. Они умеют обустраивать удобные места для переговоров. А ведь там внутри Каспер и Михаил; Люси прикусила ноготь большого пальца, забыв, что при её минутной внешности старой бабушки этот жест покажется странным. Она зашла за угол и тут же столкнулась с Йореком.

Он выглядел так же, как обычно, разве что поверх футболки не накинул ничего. Парень явно мёрз; Люси оставалось только посочувствовать. Вообще-то Йорек был выпущенным учеником Каспера, но она тоже приложила немало усилий для его воспитания как сотрудника NOTE, да и числились они в одной группе. Зато так Йореку наверняка было бы удобнее использовать странность, а лишние слои одежды помешали бы. Люси, стараясь отвлечься, спросила, который час. Йорек изогнул брови и сказал, что время приключений. Люси попыталась ткнуть его в бок, но рука свободно прошла через тело, как будто она попыталась пощекотать призрака; парень хмыкнул и протянул ей ворох одежды. Точная копия того, что сейчас на Вильгельме. NOTE, как всегда, работает оперативно.

– У них наверняка есть пароль или позывной, – встревожено говорила Люси. – Лекторий же знает, что у нас есть метаморф. Спросят ещё, настоящий ли я…

– На вопрос «Кто вы такой» ты должна ответить: «Ответ у плачущей цикады» и вот так сложить руки, – терпеливо пояснил Йорек, подтверждая слова демонстрацией. Люси выглянула из-за угла. Охранники стояли, как изваяния.

– Ты и это разнюхать успел?

– Естественно. – Парень вздохнул. – Меня напрягает только то, что Роан куда-то делся. А план так и не объяснил целиком, кстати. Всё ли будет нормально?

– Мы должны ему верить. – Девушка вручила ему широкий плащ. – Теперь держи его так, чтобы на меня не пялился никто. И не оборачивайся.

– Больно надо на всяких бабулек смотреть…

В этот раз активировать странность он не успел.

Мужские тела Люси не любила. Да, вот тут в ней говорила женская натура, которая в свои двадцать два года не желала постоянно пялиться на разномастные облики особ противоположного пола – тем более что ей далеко не всегда приходилось перевоплощаться в красавчиков. Вильгельм был симпатяжкой, но её передёргивало от самого факта нахождения в шкуре врага. Пусть хорошая фигура и лицо ничего так, этот ублюдок в своём молодом возрасте загубил столько жизней, сколько пол-Лектория ещё не успело. Отвратительно. Чего стоит воспоминание о Роановых детишках, а ведь таких было девятнадцать!

Люси запахнулась в плащ и откашлялась в кулак, привыкая к новому телу. Вообще-то у каждого человека свои характеристики, и приспосабливаться к ним нужно постоянно: вес, привычка двигаться, смещение центра тяжести. Даже голос подделать просто так не получится – голосовые связки такие же, но интонации могут отличаться. Люси много практиковалась по наставлениям Роана… «Он что, заранее это планировал?» – мрачно подумала девушка-теперь-уже-не-совсем, придирчиво поправляя круглую шляпку. Хотя быть Вильгельмом ей удовольствия не доставляло, она значимо успокоилась. Всё нормально. Это не первая её операция, последней тоже не станет.

– Ни пуха, – пожелал Йорек, ступая в стену, – я отвлекаю охранника, у тебя максимум десять секунд.

– К чёрту. Я успею.

Парень улыбнулся и скрылся из виду. Люси одёрнула одежду, немного постояла и направилась к дверям кафе, держась так, чтобы не попадаться на глаза даже этим бдительным стражам. Она справится. Они все справятся.

Метаморф обратился к псам. Теперь всё находится в её руках. Её задача —повернуть их в другую сторону. Они должны искать не Настю и не «теней», они должны искать Антона.

Потому что Антон – приманка. И Лекторий несомненно на неё клюнет.

*

– Каспер… Эй, Каспер…

Он пришёл в себя, только ощутив, как его слабо толкают. Рядом сидел на коленях Михаил, до серого бледный, и его обычно привлекательное лицо превратилось в натянутую бумажную маску с вычерченными болью скулами, каждой прорисованной чёрточкой так остро, что взгляд коробился. Дышал Каринов судорожно, руки его, пытавшиеся Каспера перевернуть, дрожали.

– Что… – начал Каспер; захлебнулся собственной кровью, заливавшей рот и горло, закашлялся, стал отплевываться, измазав губы и щёку. – Он с тобой?..

– Иллюзии, – коротко отозвался Михаил, слабо пытаясь его поддержать, но не в состоянии помочь ему сесть. – Сила Вильгельма такая же, как у Виаса. Он наслал то… что я не хочу видеть.

Больно. Каспер перевернулся набок, упёрся локтем, содрогаясь от мерзкого вкуса во рту. Перед глазами плавали цветные разводы, его трясло от дикой боли, разрывавшей тело и рассудок. Он глотал кислый воздух помещения и едва не терял сознание. Мудак-фокусник прострелил ему не сердце, нет, но пуля застряла где-то близко. Каспер уже не жилец.

– Сюда едет «скорая»…

– Пофиг. – Каспер сплюнул багровый сгусток. Его мутило. Кое-как удалось отогнать размышления о телесной боли, и тогда он начал думать о плане. – Они не успеют. Я уже…

Михаил помог ему сесть, прислонив к стене комнаты. Первоначальная боль сменилась шоком, и Каспер на благодатные мгновения выпал из осознания своего ранения. Ничего не ощущалось. Он старался неглубоко дышать, но постоянно об этом забывал. Нахлынула вторая волна боли, и Каспер глухо застонал, закусывая щёку изнутри; голова кружилась, внутри словно гвоздь раскалённый вращался, и боль всё разрасталась, занимая больше и больше пространства его рассечённого тела. Каспер ненавидел ловить пули. Ненавидел. Но опять и опять ловил.