Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)

Никого из отсеявшихся Антон не помнил. Он мог воссоздать в памяти разве что обрывки: какие-то удары, ожоги, клеймо, раны и незаживавшие шрамы. Их заставляли сталкиваться. Возможно, поэтому после того, как их драки запретили, выжившие и утверждённые лифы, не сказав ни слова, молчаливо договорились: больше никакого вреда друг другу. Никакого. Они отныне – один боевой механизм, пусть разобщённый и по-разному испытуемый. Они – оружие, которое не будет направлено на себе подобных. Правило, которое нигде не прописано, кроме их собственных тел.

Роана слушали с ужасом, но и с интересом. Настя не двигалась, её плечи были напряжены, взгляд устремлен на колонки данных. Считала что-то, перескакивая со строчки на строчку.

– Итак, девятнадцать детей, – продолжил Роан. Он говорил без злости, спокойно, но не равнодушно. – Некоторые из них были… так скажем, повреждены: жестокие меры, применяемые к ним, сломали контроль или степень использования. Гигантский потенциал странностей был заперт из-за сломанности детей. Однако от таких не избавлялись. Их тренировали и дальше, добавляя больше препаратов и больших лазеек в применении сил. Тогда же, в 2008 году, они уловили, что NOTE могла раскрыть замысел. Как им удалось так долго таиться? Никто не знает. Однако LIFA шустро разделили лаборатории, пять лучших и одного для контроля переместив в другой сектор.

Тимур. Вера. Мария. Иосиф. Мария. Таисия. Те, с кем им не дали попрощаться.

– Лишь благодаря Каринову Михаилу и Круценко Борису, присутствующим здесь, наша организация вообще узнала об экспериментах и, соответственно, приняла меры.

На упоминание своего имени Борис не отреагировал. Михаил кратко улыбнулся, но в этой улыбке не было ни самодовольства, ни радости.

– В 2009 Первая лаборатория пала. При попытке вытащить детей погибла Надежда, номер 18NV, и без вести исчезло трое – Антон (2BI), Анастасия (6FL) и Савелий (8JN). В дальнейшем было обнаружено, что ещё пять детей окончательно сломано, и вскоре после освобождения они растеряли остатки самоконтроля. Сейчас они находятся на реабилитации. Шансы у всех разные. Исходя из этого, следует сказать, что операция провалилась – однако я считаю, что нам повезло. По крайне мере, некоторые дети сейчас в безопасности.

Он не называл их «лифами», кстати. Ни разу. Только «дети». Хм…

– Вторая лаборатория была скрыта, а в 2015 году из неё вырвались шестеро оставшихся. Подробности мы узнали из надёжного источника, так что достоверность подтверждена. Сейчас все шестеро живы. Я хотел бы также предупредить, что вмешательство в их дела для NOTE отныне закрыто. Уже спасённые дети остаются под нашим надзором, однако я подчёркиваю: к остальным это не относится. Они вольны сами выбирать свой путь. Надеюсь, Управление, которое несомненно получит запись сегодняшнего собрания, это учтёт.

Роан говорил без волнения, а на последних словах даже слегка усмехнулся. Антон прищурился: он что, отказывал своей же организации в информации? Он не обмолвился ни словом ни о Тае, ни о её друзьях, а там ведь Иосиф и ещё один странный. Почему? Ладно. Это они обсудят позже, всё равно официальная речь и личные объяснения – разные вещи.

– Несколько дней назад благодаря храбрости Антона и мастерству Сугу из Октябрьска мы получили данные о существовании Третьей лаборатории, где содержатся ещё восемь детей. Именно поэтому сегодня мы и собрались. Я хочу, чтобы вы задумались над этим.

Роан чуть склонил голову, глядя на собравшихся внимательно, уже не ласково, и понизил голос, заставляя вслушиваться в каждое слово.

– Создание первой лаборатории, разделение и нескольких детей уже упустили. Само создание проекта – наша тотальная ошибка, которую мы никогда не сможем исправить. Именно поэтому я говорю вам о Третьей. О детях, там заточённых. Вспомните себя и своё окружение, посмотрите и скажите мне – ведь я знаю, что вам не нравится рисковать жизнями ради чего-то столь неясного, как опасные, выращенные в искусственных условиях странности. Однако подумайте, готовы ли вы влачить это клеймо. Готовы ли вы отныне считаться трусами, отступившими, когда был шанс спасти детей? Они ведь дети. Посмотрите на ребят в первом ряду – разве это монстры? Это дети. Подумайте хорошо. Подумайте. Сейчас у нас есть шанс вытащить тех восьмерых – и мы им воспользуемся. Будет ли с нами отделение – решать вам. Я не прошу вас идти за мной, но я вам это предлагаю. Шагнуть в ад, но вытащить сломанные, слабые души. Они не спасутся, если вы им не поможете. Так помогите. Будьте людьми, теми, кто по-настоящему представляет NOTE!

Что-то в этой сумбурной речи заставило Антона вздрогнуть, и он оглянулся. Люди смотрели на бессмертного с сомнением, мрачно, недовольно. Они терялись, путались, боялись. Они не хотели бросаться в огонь ради каких-то крыс, понятно. И Роан не давил на них – однако почему тогда они злились? Он ведь оставлял им выбор?

Роан выпрямился, коротко улыбнувшись.

– Я хочу, чтобы вы помнили, что выбор не бывает правильный и неправильный, – уже совсем тихо произнёс он. – Но и не давали себя усомниться, что есть важные вещи. Чьи-то жизни к ним относятся. Жизни странных, таких же, как вы, для вас тоже должны быть драгоценны. Вспомните, как вы попали в организацию, и скажите, кем бы вы были, если бы вас не спасли. Так спасите кого-то тоже. Это дело, за которое стоит бороться.

Помещение погрузилось в безмолвие.

– Как думаете, они согласятся? – вздохнула Люси, накручивая на указательный палец вьющуюся зелёную прядь.

Ближний круг – Антон так их окрестил. Борис, Михаил, Каспер, Люси, Йорек и две лифы – те, кто последовал за Роаном первыми из первых, когда он сказал, что будет сражаться за детей Третьей. Они не спрашивали и не противоречили, и каждый, должно быть, понимал, что это и есть то настоящее «важно», которое бессмертный пытался донести до остальных сотрудников.

Антон и Настя шли, потому что сами были лифами. Они знали это всё от начала до разгрома – белые стены, разноцветные яды, бесконечные попытки сделать чудовищ ещё чудовищнее, и так до бесконечности повторяющимися циклами. Ещё восемь таких же – их нужно было спасти любой ценой, и они оба это понимали.

Что до остальных – их причины были едва ли понятны. Борис следовал за Роаном из уважения и потому что открыто заявил, что только он сможет поставить всё правильно, сократив жертвы и случайности, и бессмертный с ним согласился. Михаил шёл по своей причине, которую не оглашал, но Антон чувствовал: из-за Насти. Из-за того же, что далёкие годы назад побудило его сражаться за Настю, двигало его и сейчас.

Каспер… из-за Роана? За барной стойкой он выглядел умиротворённым, и следы тревоги пропали с его лица, словно эту неделю он никак не мучился. Под тёмной рубашкой не было видно бинтов: ранена была другая версия, теперь находившаяся в больнице с положительным диагнозом, что поправится быстро. Люси, понятно, следовала за братом. Йорек – за ними? Это настолько важно для этих троих – единство, где один, там и остальные? Антону не понять. Да и о причинах своих никто не распространялся.

– Кто знает, – промурлыкал Роан.

Каспер со вздохом обошёл стойку и остановился рядом. На нём была тёмно-синяя рубашка без галстука и с расстёгнутыми первыми пуговицами, брюки, а волосы частично убраны в хвостик – вполне обычный. И всё-таки в нём ощущалась перемена, словно после этой недели он наконец-то расслабился. Даже взгляд его сиял.

– Ты знаешь, – с подозрением протянула Люси, почти не сомневаясь в правдивости своего утверждения.

– Я знаю, как они могут думать. Но люди такие непредсказуемые. Оставляем всё на них.

Они будут сражаться. Они будут драться. Они спасут лиф. Проект должен быть уничтожен раз и навсегда, и больше ничто не будет запирать невинных детей в ядовитых стенах, обрубая им крылья на вздохе.

– Пойду, что ли, улажу дела относительно перевода Айзека, раз всё отменено, – вздохнул Михаил, поднимаясь и поправляя лацканы светлого пиджака.

Борис поднялся вместе с ним, не комментируя свои намерения: впрочем, ему всё равно пора было обратно в отделение. Люси и Йорек, сегодня подкинутые ему под опеку, закопошились, собираясь.

– Поедем к Тае? – обратилась Настя к Антону. Она держалась хорошо, но была порядком измотана.

– Да. Учитель?..

– Прогуляйтесь без меня, – отмахнулся Роан с улыбкой.

Они уже выходили из кафе; Настя оглянулась на миг, остолбенела, но тут же повернулась обратно и потянула Антона прочь. Он не был против. Он думал о том, что перед ними теперь стоит трудная задача. Трудная – но необходимая для выполнения. И они справятся, чего бы то ни стоило.

*

В маленьком кафе остались лишь они вдвоём – Каспер и Роан, юноша и бессмертный. Они стояли близко – так, как было для них естественно, но как не получалось уже давно. Между ними сгорало молчание, зыбкой осенней шелестя за окнами. Роан смотрел открыто – уязвимо. Он не отказывался от боли, а принимал её с благоговением. «Любое чувство – это боль», он сам так говорил, но теперь стоял и даже не пытался защититься.

– Спасибо, что дождался, – улыбнулся бессмертный. Его взгляд был тёплым, теплее солнца, такого прохладного в последние дни октября. – И что доверился, не бросившись сразу. Я не имел права о таком просить.

– Нет. – Каспер в той же эмоции неожиданно казался младше. Грусть его лицо красила. – Ты ведь знаешь: я пойду за тобой, даже если ты не позовёшь.

События, произошедшие несколько месяцев назад, теперь вставали перед глазами особенно ясно. Горела ладонь, и Каспер бездумно коснулся ею щеки Роана, ласково убрал несколько мешающихся светлых прядей.

– Я ударил тебя, – коротко сказал он.

Роан помнил, однако в нём не мелькнула ни обида, ни злоба. Он лишь слегка повёл головой, ловя столь желанное ощущение контакта.

– Не думай об этом, – попросил он.

– Не могу. Я ударил тебя. – У Каспера болезненно дрогнул уголок рта. – Мне было плохо и больно, но я не должен был…

Роан поцеловал его запястье, опустил его руку в своей, переплетая пальцы. Они так давно не касались друг друга. Малый по календарям, но безумный по напряжению срок. Время, за которое Каспер всё равно не смог забыть это родное, до удушья необходимое ему тепло – не смог и не захотел.

– Давай поговорим ещё раз, – предложил бессмертный.

– В прошлый раз мы и не говорили, – вздохнул Каспер. – Ты заявил, что мне будет лучше с Белль. А я тебя ударил. Всё. Так, Роан, почему? Почему ты это решил? Почему, чёрт возьми, ты не посоветовался со мной?

Должно быть, в его голосе прозвучало больше горечи, чем он хотел озвучить, потому что у Роана зрачки дрогнули. Но бессмертный его не отпустил. Только ближе встал, сокращая пропасть расстояния, воздвигнутую за их разделённость.

– Я никогда не стану тебе подходящей парой, Кас, – сказал Роан.

Свободной рукой Каспер вновь провёл по его щеке.

– Зачем быть парой? – с пылкой печалью спросил он. – Даже если мы не будем вместе, мы всегда будем друг у друга. Какая тогда разница?..

– Потому что я не человек. – Роан мотнул головой. – Я лишь замедляю тебя. Останавливаю. Торможу. Но я не желаю тебе такой судьбы – вечно стоять на месте из-за такого существа. Я хочу, чтобы ты был счастлив, Кирилл, даже если без меня, любой ценой…

Продолжения не последовало: Каспер подался к нему, накрывая его губы своими. Роан вздрогнул, но не отпрянул; наоборот, он ответил на поцелуй, прильнул к самому желанному человеку, обнимая его за талию. Каспер прижал его к себе, зарываясь пальцами в золотистые волосы, углубляя поцелуй, ловя короткий вздох – и только тогда отодвинулся.

Роан смотрел на него словно опьянённый. Каспер провёл по его губам пальцами, вызывая лёгкую улыбку.

– Ты самый человечный из всех, – немного хрипло произнёс Каспер. – Но что бы ты о себе ни думал, это ничего не меняет. Я люблю тебя, Роан. Если ты хочешь оттолкнуть меня, если ты от всего отгородишься – даже так, счастья другого мне не нужно.

– Я не хочу тебя отталкивать, – Роан не скрывал грусть. – Я лишь…

– Ты любишь меня.

– Да, и слишком сильно. Поэтому и не могу. Без тебя. А с тобой меня гложет вина. О Кирилл, знаешь, тебе лучше уйти сейчас, пока ещё не поздно, пока я не утянул тебя на дно…

– Если ты там рядом, то на дне мне самое место. Успокойся уже, Роан. Я не исчезну, даже если ты не собираешься это принимать. – Он был так ослепительно счастлив, что почти смеялся. Взял лицо Роана в свои ладони, заглядывая в глаза. – Так что? Будешь и дальше разделять нас или позволишь нам быть счастливыми?

У бессмертного глаза сияли, словно маленькая вселенная.

– Это твой окончательный выбор? – уточнил он, тут же улыбаясь, заметив наигранную ярость, промелькнувшую на лице Каспера.

– Окончательный, – подтвердил тот, – я выбираю тебя.

У Роана дрогнули губы, и он подался вперёд, ловя безудержную теплоту чужого тела – тела, целиком и без остатка отдававшегося ему. Вместе с сердцем.

*

– Значит, мы будем сражаться, – сказала Настя, откидываясь на спинку сидения. За окном проносились леса. В автомобиле слабо и приятно пахло хвоей, а из динамиков доносилось что-то лёгкое, нагонявшее сон. Проносились деревья. – Почему Вы тоже?

Она всё же осмелилась задать этот вопрос. Не то чтобы знала, что ей-то Михаил ответит, а просто понимала: ей следует это знать. Следует знать, ради чего всё затевалось. Зачем он пошёл тогда и зачем решил идти сейчас. У него не боевая способность, хоть и компенсацией выступают опыт и мастерство; это для него опасно, и не факт, что здешнее отделение NOTE согласится участвовать.

Михаил от дороги не отвлёкся, и его голос звучал несколько приглушённо.

– Я чувствую какую-то ответственность за лиф. Тем более, в прошлый раз спасли не всех.

– А я? Что насчёт меня?

Тут он уже оглянулся. Краткая улыбка, тёплый взгляд – и вернулся к вождению.

«Ищи ответ сама, Настенька» – вот как это называется. Настя вздохнула: пора привыкнуть, что суть ей придётся искать самой, только на себя полагаясь. Разбираться и верить, что разбирается правильно. Этот мир ей не друг и не союзник, но она всё равно обязана к нему прислушиваться.

На соседнем сидении Антон полудремал, скрестив руки на груди, ровный и спокойный. Он никогда на её памяти не смеялся. И всё, произошедшее во время спасения Роана, напоминало девушке что-то далёкое, мрачное, пахнущее металлом и кровью. Антон – узник собственной сущности. Он не может сбросить её оковы. Или не верит, что может.

Настя коснулась шеи, через плотную ткань нащупывая бусы из мелких острых камушков – она их не снимала. Что ж. Перед ней вставал выбор. И его следовало принять. Здесь или там, сейчас или тогда. Девушка закрыла глаза, облокачиваясь на Антона и кладя голову ему на плечо. Антон не отодвинулся, щекой коснувшись её макушки.

Они ехали к Тае.

========== Экстра / Дети темноты ==========

Айзек, Леви

– 5 октября 2017

– Попробуй хотя бы улыбнуться.

Она попробовала, повинуясь «Говорящим портретам». Айзек попытался придать картине роскоши, но всё равно получалось мрачно. В принципе, чего он ожидал? Хотя его натурщица была покорна и неподвижна, заставить её улыбнуться оказалось ему не под силу – даже теперь лицо девочки выражало полную отрешённость, и смех не проявлялся ни в чём. Плотно сжатые губы, такие бледные, что сливались с вытянутым личиком, большие, но тёмные глаза, полуприкрытые постоянно, но взгляд из-под недлинных ресниц казался подавленным, а вовсе не томным. Сделать из этой печальной в своём равнодушии девочки улыбчивое воспоминание для картины не было возможным.

Айзек со вздохом прекратил попытки добавить света на холст и потянулся за чёрной краской. Пусть лучше так, чем совсем ничего не выразить. Кто знает, когда пригодится его странность? Так что пусть она запечатлена будет такой отрешённой, чем вообще никакой. Парень добавил теней, и портрет вмиг приобрёл больше сходства с реальностью. Девочка на стуле, не двигавшаяся уже достаточно долго, даже плечами не пошевелила; вот уж кто умеет держаться. Даже жаль её стало.

– Эй, ты можешь пройтись, – позвал Айзек. – Разомни ноги, что ли.

– Чем скорее закончим, тем скорее пройдусь, – раздался спокойный ответ.

Идеальная дрессировка. Айзек окунул кисть в краску, поднёс к холсту, но не стал ничего добавлять. Только вздохнул и повернулся к окну, чтобы не видеть этого ровного выражения. Снаружи полыхала осень, яркая такая, по-настоящему осенняя, как в рассказах пишется. Ржаво-золотистая листва постепенно открывала своим опаданием всё больше голых ломких веточек, тротуары заметались вихрями отвергнутых листочков, и дворники шуршали мётлами, воюя с сезоном.

Из студии открывался вид на маленькую площадь, окружённую ровно подстриженными кустами, в центре красовался памятник какому-то писателю или политическому деятелю – в истории Айзек не был силён. Автомобили стояли у дорожки, и там уже кто-то пытался выбить недружелюбному соседу по парковки фары; изредка объявлялись люди, запахнутые в пальто и куртки, хотя холода ещё не наступили. Обыденный вид, но Айзеку он всегда чем-то нравился. Наверно, как раз этой обыденностью. Ненормального в его жизни и так хватало.

Например, эта девочка. Её вручили на весь день, сказали сделать портрет – и исчезли без следа. Ну и начальники, блин.

Одевали её явно представители движения косплееров или слишком ярые фанаты Японии. Закос под японскую культуру с уклоном в аниме, этакое короткое кимоно, чёрное с синими и багровыми узорами; угольно-чёрные волосы в длинном высоком хвосте. Ещё и сама по себе мрачная, чем не занимательный персонаж? За таким в истории ты наблюдал бы с интересом, но в жизни это смотрится скорее странно. Если не странно – то точно подозрительно. Тем более, одежду такого типа девочка носила всегда. Леви, «оживающая тень», такая же узница Лектория, как Айзек.

Он не мог похвастаться какой-то особенностью. Айзек носил обычную одежду, отдавая предпочтение рубашкам тёмных оттенком, и он всегда был в краске, даже на лице порой оставалось – но на том его оригинальность заканчивалась. Обыкновенный парень девятнадцати лет, чего уж тут мелочиться? Для Лектория это было необычно: традиция что ли, но в организации все выделывались, как могли. Что погибший этим летом Вильгельм, косивший под фокусника, что эта малютка-тень Леви, что седой Льюис. С такими на улице показаться может быть стрёмно. Благо, обществу Айзек предпочитал любимое дело, даже осквернённое клеймом рутины.

– Всё-таки пройдись, – посоветовал он, отодвигая от себя мольберт. – Давай, не сидеть же вечно. Можем чаю попить, что скажешь?

Леви пожала плечами, равнодушно смотря на него. Он никогда не видел её не отстранённой, точно в этом мире девочка не жила. Удручает. Она могла бы быть симпатичной, если бы не это мрачное безразличие.

Чай он всё-таки пошёл готовить, чуть не перепутав кружку с использованной кистями водой. Пришлось на всякий случай сполоснуть всё, что было; его маленькая студия включала в себя кухонный закуток, а там уже хранились запасы чая и печенья: натуре творческой бывает нужно оторваться от увлекательного занятия и подкрепиться. На вопрос о предпочитаемой заварке Леви снова пожала плечами, но зато она уже стояла, разминая затёкшие ноги и потягиваясь. Айзек притащил к кофейному столику кружки, сахарницу, откопал нетронутую упаковку крекеров и даже джем в закупоренной баночке, только потом обнаружил, что девочка разглядывала свой незаконченный портрет.

– Ну как? – полюбопытствовал он, подходя.

Леви быстро взглянула на него. Затем протянула руку; кончики её пальцев замерли около нарисованного лица. Она вздохнула и покачала головой.

– Красиво, – проронила. Дожидаться подробной рецензии Айзек не стал, приглашая её к столу, – всё равно она слишком сдержанна, чтобы полнее описывать эмоции. Даже если картина получилась плохо, вряд ли она об этом сказала бы. Что такое дитя делает в Лектории?

Леви он усадил на промятый диван – здесь он отдыхал и спал, так что пружины совсем продавились и недовольно скрипели, зато всяко лучше сидеть там, чем на табуретке. Сам парень на ней и устроился, наклоняясь, чтобы достать со столика свою кружку. Только поднёс к губам – раздался звонок. Леви тут же вскочила и исчезла. Айзек, дёрнувшись и не обнаружив её нигде, взглянул себе под ноги – тень от него была чернее, чем должна быть при условии свободно лившегося дневного света из высоких и широких окон.

– Вряд ли это враг, – заметил Айзек вслух. – Но если хочешь, можешь и так. Только не отставай.

Он направился к двери, и тень перемещалась за ним, точно влитая. Помучавшись с дверной цепочкой, отворил Айзек врата в свою скромную обитель и тут же скривился.

– Я за девчонкой, – без приветствия сообщил Льюис, вовсю оглядываясь. Нынешний главарь псов словно активнее стал за два с половиной месяца, прошедших со дня смерти предыдущего; он быстро прибрал к рукам власть над сворой, а там уже стал наглеть и изворачиваться, заметно метя в верхушку. Айзеку было всё равно, кто управляет Лекторием, но эту седую гончую всё равно видеть не хотелось.

– Я ещё не закончил портрет, – сказал он. Тень под его ногами нервно пошевелилась.

– Где эта мерзавка? На глаза хозяину нужно сразу показываться, – мрачно, точно не дослушав, изрёк Льюис.

Леви тут же возникла, как будто вытекла из темноты, приняв облик той же двенадцатилетней девочки. Она стояла немного за Айзеком, и он краем глаза увидел, что она зацепилась пальцами за подол его кофты, незаметно для владельца. Льюис недовольно кивнул.

– В следующий раз появляйся сразу. – Он обратился непосредственно к Айзеку: – Когда закончишь?

– Сложно назвать время, – уклончиво протянул парень. – Может, к вечеру…

Всё равно потом студию закрывать: у него дела дома, несколько дней так уже не появлялся. Вожак псов нахмурился, но даже так он не вызывал у молодого художника благоговейного страха. Поняв это, Льюис скривился и резко бросил, что зайдёт за девчонкой в конце дня. Айзек кивнул, и вожак вышел, хлопнув за собой дверью, чуть не задев, собственно, владельца студии. Со вздохом Айзек задвинул цепочку и повернулся к Леви. Девочка стояла, опустив глаза.

– Зато точно сможем чай попить, – оптимистично заявил парень. Леви всё-таки подняла взгляд. – Пойдём, а то остынет. Тебе сахара класть?

– Три ложки, – отозвалась Леви, и это был первый ответ не по теме, который от неё был услышан.

Не очень всё-таки любезен Лекторий со своими подчинёнными. Может, и не вся организация, но некоторые типы точно. Айзек не так долго состоял в Лектории, но наслышан был многого, да и застал события последнего года, когда в NOTE изменилось что-то, что они обратили внимание на росшую группу врагов. А этим летом – Охота на лиф, завершившаяся совсем не так, как планировалось, гибель одного из верхушки, что взбаламутило воду в низах Лектория, вступление Льюиса в должность… Так себе сезон выдался. Прошёл сентябрь, более-менее свободный, а теперь Айзек нарывался на конфликт с влиятельным лицом и не мог остановиться.

– Ты его боишься, – заметил он вслух.

Леви, понемногу глотавшая обжигающий чай с химическим ароматом фруктов, напряглась. В её болезненной угловатой фигурке проскочило волнение, словно короткий ток, и художник испугался было, что её задел, но девочка никак агрессии не выказала.

– Значит, я прав. И всё-таки мне интересно, почему?

Он у неё доверия не вызывал. Что ж, вполне объяснимо – они первый день как знакомы, да и девчушка зашуганная какая-то, совсем потерянная. Сложно представить, что такой ребёнок попал в организацию по собственному желанию. Льюис вообще назвался её хозяином, а к псам девочка не относилась: Айзек интуитивно чувствовал. Что-то тут зарыто, причём довольно-таки серьёзное, раз она при появлении владельца спрятаться пытается.

– Ты можешь попросить перевести тебя в другой отдел. – Он хотя бы предложил. – Я слышал, под командованием Веррана спокойнее.

– Не могу. – Её мрачные глаза были печальны. – Я принадлежу Льюису.

– Ты не из псов.

– Не из псов.

– Из какого ты отдела?

– Никакого. – Леви посмотрела ему в глаза впервые с момента их встречи, и узловатые руки в странных перчатках, закрывавших кисть наполовину, потянулись к вороту платья-кимоно. Айзек, не ожидавший такого, не успел хотя бы отвернуться, но и не потребовалось: девочка слегка спустила ткань, обнажив область ниже ключиц с левой стороны. На ладонь выше места, где бьётся сердце, проступала чернильная метка странного геометрического узора. – Я принадлежу ему, – повторила девочка с тоской.

Айзек такого ещё не встречал, но он рисовал многих сотрудников, много разговоров слышал, так что…

– Он купил тебя? – удивлённо спросил он.

Леви кивнула, натягивая ткань обратно и целиком обращая внимание на свой чай. Многое становилось понятным, но от этого Айзеку стало больно. Торговля странными… дело, за которое многие поплатились. Однако даже выравнивание ситуации не спасло детей, которых уже успели выгодно протолкнуть. Леви, видимо, из этих проданных ребят. Льюис – по-настоящему её хозяин, раз заплатил на чёрном рынке, или где там покупают невинные души.

И неудивительно тогда, что она не улыбается.

Бывает ли Лекторий милосерден?

– Ты можешь приходить ко мне. – Айзек со стуком ставит кружку на стол. – Помогать, к примеру. Или просто посидишь. Это если хозяину будешь не нужна.

Леви посмотрела на него с таким радостным изумлением, что он порадовался собственному предложению. Вообще-то он откровенно не знал, что с ней делать, да и помочь ничем не мог. Однако это хоть что-то. Может, одиночество малышки как-нибудь скрасится.

Льюис забрал её в восемь вечера. Портрет оглядел снисходительно, согласился оставить его в студии вместе с другими, пока не будут востребованы, щёлкнул пальцами, призывая свою ручную тень. Леви бросила на Айзека последний взгляд, уголки губ её на мгновение приподнялись, и она растворилась в тени. Она должна была находиться рядом с хозяином, даже если не хотела.

Ощущения от слития с тенями сложно было передать словами. Леви казалось, что она целиком растворяется в темноте – единственной материи, принимавшей её со всей готовностью, как свою естественную часть. Поначалу это кружило голову, но теперь она привыкла, легко входя и покидая черноту за очертаниями предметов. Не боевая, но всё-таки полезная странность, за которую её быстро стал ценить владелец. Ценил он её своеобразно, выражая это более мягким поведением относительно поведения с псами. Элементом его своры Леви не была. Она была тенью Льюиса. Она слушала то, что владелец говорил слушать, и следила за теми, за кем он велел следить, так что наказаний избегала почти всегда. Главное – послушание. Главное – не дать повода.

– Здесь ещё? – обратился к ней Льюис. Из тени всплыла голова по плечи, взглянув на него тёмными очами, и мужчина кивнул: – Отлично. Сейчас будешь ловить каждое слово, ясно? Каждое.

– Да, сэр, – отозвалась безразлично Леви, вновь погружаясь в родную стихию. Так было приятнее. Она ощущала себя по-настоящему целой.

Встреча состоялась у моста через реку. Авельск делился на три почти равные части тремя реками – одна разделялась на две, и мосты красовались через эти синие линии карты. Хорошее место для переговоров было устроено как раз у первого, у самого берега. Вода лизала бережок – здесь было мелко, дорога спускалась к мини-пляжику, на котором всё равно никто не загорал. Пологий склон порос травой. На нём, глядя в быстро темневшее небо, устроился какой-то человек из Лектория.

– Пришёл, – усмехнулся Льюис.

– Вашими молитвами, – откликнулся человек. Его голос был похож на эхо, такой же туманный и далёкий. Человек даже не оглянулся. Леви аккуратным силуэтом, прячась в тенях травинок, подобралась ближе. Теперь голос человека звучал над ней.

– Я не молился о смерти Вильгельма.

– Даже если так, Небеса всё равно услышали. – Человека не интересовал собеседник, только облака на фоне темноты. Сидеть наверняка было холодно. Леви прощупала мелкими каплями теней его одежду – плотная ткань, частично мех. Ясно. Он не замёрз бы и так. Человек пошевелился, и зазвенькали какие-то металлические украшения, стукаясь друг о друга.

– Ты ведь знаешь, почему я решил переговорить с глазу на глаз.

– Мне карты уже подсказали, что доблестный вожак своры дикой будет нуждаться в совете.

– Отставь свои формулировки, предсказатель. Мне нужна точность. В июне ты сказал Вильгельму, что его убьёт девчонка-лифа с силой звука?

– Сказал, коль необходима точность.

Леви вслушивалась в слова, но не задумывалась над ними. Её всё это не касается, а даже если бы касалось, то что ей тревожиться? Худшее, что могло произойти, произошло, и собственная судьба её не волновала. Были так, мелкие желания. Возможно, подавляемые мечты. Но надежды не было, а потому беспокойства о себе тоже.

– И он пытался судьбу изменить?

– Невозможно отречься от того, что тебе предначертано.

– Однако он пытался?

Теперь в голосе человека проскользнула тонкая, как стекольная пластинка, насмешка:

– Фокусник выкинул последний трюк, решив пойти наперекор решению Неба, поймать дитя заранее, порешив её жизнь. Однако в той попытке голову он и потерял. – Он неожиданно сказал совсем тихо, так, что слова в воздухе растворились незаметно: – Приятно, что есть те, кто способен к изменениям без страха. Таких и судьба милует. – Человек поднялся на ноги, и Леви пришлось перетечь. – Совет, который Небо может дать, таков: если знаешь ты свою судьбу, так не пытайся предотвратить. А если есть возможность её не знать – не знай дальше.

– Ты бесполезен, Миднайт, – хмуро сказал Льюис.

– Как знать.

Странный человек в мехах и с украшениями уже скрылся, и только тогда Леви приняла материальный облик. Хозяин выглядел раздосадованным, и она не решалась заговорить, чтобы не получить за своевольность. Он обратился к ней сам:

– Он шептал что-нибудь помимо громкого?

– Нет, – ответила Леви без промедления.

Она боялась владельца и боялась ему лгать, но… Но у неё было ощущение, что фраза про изменения была адресована именно ей. И что с этим делать – она пока что не представляла.

Хозяин с разочарованным лицом отвернулся от моста, и она скользнула в его тень – её постоянное место, из которого она не может выбраться.

«Изменения без страха…»

*

– 5 октября 2017

Бывают такие дни, когда нет никакого настроя работать. К величайшему сожалению, Айзек страдал таким время от времени: у него валились из рук кисти, выплёскивалась вода, засыхали краски, а сам он дулся и пытался что-либо сделать, чтобы окончательно не испортить работы, но… в общем, было разумным решением свернуться на сегодня и отправиться охладить голову.

Он посидел на скамеечке в парке, потягивая кофе. Прошёлся по набережной реки, любуясь на волнистую от ветра воду. Помотался в торговом центре, разглядывая витрины. Вдохновение так и не появилось, зато ему захотелось есть.