Текст книги "Волчьи ягоды (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)

– Спасибо, – серьёзно сказал парень, не мигая глядя на Михаила.

– Идите пока что, – предложил Роан. Его зрачки отражали лампы и будто светились. – Вам надо кое-что обсудить.

*

Верран был недоволен.

Он постукивал пальцами по столу, мрачное выражение делало его обезображенное шрамом лицо ещё более отталкивающим. Убиравшаяся в кабинете горничная поспешила удалиться, зная поведение шефа в плохом настроении. Работники Лектория, обязанные являться с докладами, где-то за дверями толкали друг друга, категорически не желая ступать первыми – всё равно что голодному льву в покои явиться.

Телевизор верещал, не переставая. Взрыв в парке, предположительно террористический акт… Никаких подозрений… Ведётся расследование…

Чушь, а не расследование. Никто не докажет, что это была бомба, и никто не докажет, что это был человек. Да и считаются ли странные людьми? Так-то они ими не являются. Некоторые – вроде метаморфа из NOTE – могут менять себя даже на биологическом уровне.

Тем не менее, они живут в России и подвластны её законам. Право человека и всё такое прочее; было бы куда лучше без этих норм. Веррану так поперёк глотки стояли бесконечные утайки NOTE, этих напыщенных блюстителей засекреченности. Чем мир, в котором странные управляют, хуже обычного? Им будут подчиняться все. Им не придётся таиться, наоборот, странность будет считаться предметом гордости. Они ещё поставят на колени этих…

Но происшествия не исправить. Однажды Верран обязательно начнёт открытие, но сошедшая с ума девчонка, явно подружка почти пойманной лифы, только испортила блестящий план. Знай он, что так случится, её бы убили заранее, как просил Вильгельм, не доводя дело до суда.

Кровавый суд лишил их нескольких перспективных сотрудников. Это воспоминание только усугубило настроение, и Верран в ярости хотел было разбить телевизор, передававший новость о таинственном взрыве. Сдержался, однако; лидеру будущей правящей компании следует держать эмоции в узде.

Дверь в кабинет отворилась. Через порог пихнули молодого человека с ярко-красными волосами (что за раздражающий цвет!) и с довольно вялым видом. Должно быть, его накачали обезболивающими, потому что расширенные зрачки его слабо подёргивались, а на лице застыло отстранённое выражение похлеще того, что носит Миднайт.

– Здравствуйте, – с задержкой поздоровался юноша, наконец, сфокусировав взгляд на Верране. – Я Файр…

Ещё один проблемный подросток.

Веррану не везло на подчинённых нормального уровня и возраста.

Этому человеку девчонка порвала барабанные перепонки своим воем. Вполне ожидаемо, что, несмотря на срочную операцию, слух ещё не восстановлен, так что Верран махнул рукой на кресло напротив. Тот с опозданием уселся.

Экстравагантная медицина… В городе есть врач со странностью – он способен исцелять какую-то часть, ухудшая состояние другой. Файру явно пришлось пожертвовать чётким мышлением ради того, чтобы подправить слух. Возможно, со временем всё встанет на места, тогда действие способности прекратится, а пока парня стоит отправить на больничный.

Зато ослабленный меньше лжёт.

– Как это произошло? – раздельно спросил Верран.

Вопрос дошёл не сразу. Файр слегка нахмурился, потом невнятно, но вполне логично составленными предложениями заговорил:

– Я охотился на лифу. Девчонка её защитила. Лифа защитила девчонку. В лифу попало. Девчонка взбесилась.

Ну, хоть это он помнит чётко. В принципе, Верран знал все детали, но спросить у непосредственного участника событий следовало так или иначе; его показания не расходились со срочными докладами. Значит, лифа заслонила девчонку… С чего бы ей так поступать? Лифы – народ пугливый и безраздельно осторожный. Просто так они никем не приручаются.

Дело в девчонке? Каринова Анастасия… Белый шёлк и волчьи ягоды. «Тени», напав на штаб, тоже её не тронули, даже провели к выходу. За ними уж точно альтруизма не наблюдалось.

Из Файра можно было вытряхивать душу и дальше, но он совсем поплыл. Бесполезная персона с полезной странностью. Отличный штурмовик, опытный в своей работе, никогда не выходил из послушания. Ему и нужны были только деньги, а уж на эти размалёванные бумажки Лекторий не скупился.

Верран со вздохом отослал красноволосого переростка прочь. Тот поднялся, пошатнулся, пытаясь поклониться, и нетвёрдо направился к выходу из комнаты.

Один из лидеров Лектория, устало потирая шрам, полез в ящики стола. Нужно было подписать направление на отпуск: в таком состоянии Файр совершенно не нужная делу тряпка. Даже худощавую девчонку удержать не смог, получил от неё леща и теперь ходит, тупо мерцая фонарями в глазах. Хлам бесполезный.

Но с ними всеми надо что-то делать, иначе NOTE перехватит события раньше, чем Лекторий успеет собраться с силами.

Осталось найти, куда они запрятали лифу, и тогда…

*

«Ты ничего не должна бояться, – звучал в голове лёгкий тон Роана. – Тебя, как и любого другого, защитят и прикроют».

«NOTE действует на благо странных, мы не сдаём их в любых обстоятельствах», – говорил Каспер.

«Всё, о чем ты должна беспокоиться – это контроль над странностью», – советовал Михаил.

«Понимаю я всё, – бессильно думала Настя. – Понимаю…»

В больничном парке росли высокие деревья с пышными кронами. Пахло зеленью. Аккуратные дорожки были подметены, по ним время от времени проплывали белые халаты врачей и розовые – медсестёр. Там и тут пестрели красным, розовым да снежным клумбы с небольшими аккуратными цветами, выложенными в форме звёзд.

Здание больницы казалось чем-то естественным: бежевое, с подтёками грязи под козырьком крыши, с отполированными стёклами, всё такое нормальное и спокойное. Оно молчаливо взирало с высоты своих пяти этажей на мирно гулявших больных под присмотром бдительных надзирателей, проезжавших в инвалидных колясках загипсованных или нет пациентов да всевозможных посетителей. Последних, правда, было немного: у ворот несколько подростков окружили своего товарища с перебинтованной рукой, которую тот гордо демонстрировал, да около одной из клумб врач в чистом халате разговаривал с пожилой семейной парой.

По сравнению с этими людьми Настя чувствовала себя одинокой, и дело было не в том, что она сидела на скамейке одна. Она вновь ощущала свою отдалённость от остальных, от простых обывателей, не вынужденных играть в смертельные игры с другими отсечёнными. Она принадлежала иному миру и не вернулась бы в прошлый, даже захотев.

Но как же им живётся… Все проблемы кроются в долгах за платежи, в работе или семье. Ровесники Насти тревожатся об отношениях, о свободном времени, о развлечениях. Сама же девушка с детства была лишена этого, а будущее представлялось чем-то страшным и бесформенным, потому что ей там не было места.

А здесь будет ли? Вечно прятаться от Лектория и его злых слуг? Вступить в NOTE и погрузиться целиком в окружение странных? Остаться нейтралом и скитаться, как некоторые?

Да она с нейтралами-то толком не разговаривала, так что не представляла, чем они занимаются, как живут. Неопределённость больше не пугала: казалось, что за последние две недели Настя совершенно отучилась бояться.

Но смысл существования найти всё-таки хотелось, как ни крути.

Теперь её вина, её раскол, неконтролируемая странность, безумные волны. Прежде всего – научиться ими управлять, во что бы то ни стало. Люди NOTE сказали, что позаботятся о последствиях, но Настя не могла вечно сваливать работу на них. Тем более, по словам Роана, организация избавляется от преступников.

Ответственность давила, и всё было тяжелым – но Настя не собиралась скрывать свою вину. Нужно было двигаться дальше и сделать всё, чтобы такого больше не повторилось.

Тая…

Ещё и эта девушка… Кто же она? Почему сердце разрывается от тоски при воспоминаниях о её голосе? Словно далёкий сон, от которого остались только ноты; даже образы не получается вспомнить.

К ней подошёл Михаил. Дядя успел снять больничный халат – врач настоял, чтобы даже столь необычные посетители соблюдали правила – и теперь нёс его, перекинув через плечо. Вид у дяди был встревоженный, и он даже не пытался этого скрывать, но нечто ещё – заботливое, горько-ласковое – мерцало в его светлых глазах, когда он взглянул на племянницу.

Михаил из всей семьи был единственным, кто когда-либо поддерживал её. Настю считали отбросом собственные родители, но только не дядя – хоть они и не виделись, Михаил звонил, при приезду в город навещал Настю, напоминал о себе подарками к праздникам и короткими, но тёплыми письмами. Он один искренне о ней заботился, так, как мог бы заботиться отец, если бы был рядом.

Родители его недолюбливали, открыто скалились при упоминании его имени. Тень между мамой и папой и братом мамы легла так давно, что Настя этого не помнила, но с тех пор и её перестали беречь.

А сейчас она смотрела на Михаила, смотрела и всё.

Он присел рядом на скамью, откинувшись на спинку. Никто ничего не говорил, а затем Настя внезапно сказала:

– Я ведь приёмная, да?

Дядя был ошарашен неожиданностью, но ничем не выдал – просто Настя поняла, что попала в точку. Ей не стало ни горько от правильности догадки, ни больно; только пусто, вот и всё. В конце концов, чего ещё было ждать? Та семья никогда бы не стала ей родной, даже если б была связана с ней кровью.

– Да. – Михаил не стал лгать, не стал утешать, за что девушка была ему благодарна. – Когда ты поняла?

– Не знаю. – Настя ковырнула носком кеды дорожку. – Они никогда не любили меня.

– Боюсь, это по моей вине.

– Но вы почему-то всегда заботились.

Разумеется, при их-то разнице в возрасте – всего пятнадцать лет – он не являлся её отцом, но нечто странное имелось. Михаил не стал объяснять, да и Настя не настаивала. Теперь он так или иначе скоро расскажет, момент просто не настал. Опять ждать истины… опять.

– Кто такая «лифа»? – спросила тогда Настя, решив начать хоть с чего-то. – Так назвали Таю, почему?

Рассказ обещал быть долгим. Михаил сидел расслабленно, в полоборота, чтобы видеть Настю, и выглядел отстранённым, будто целиком погрузился в прошлое.

– L-I-F-A, – произнёс он по буквам. – Кто знает, как расшифровывается? Бумаги сгорели, бывших работников не осталось. Величайший проект мира странных, нескольких безумных экспериментаторов – смелый, рискованный и совершенно бесчеловечный. Масса разработок, теорий, идей. Несколько людей со сверхспособностями задумались – а почему бы не попробовать создать настоящих воинов-странных? Ведь даже пара человек с шестыми категориями способна разрушить огромную территорию. А если таких будет армия?

– Армия странных? – повторила Настя. По спине пронёсся липкий холод.

– Мир был бы стёрт в пыль, если бы они вышли на войну, – кивнул Михаил. – И экспериментаторы получили бы власть над всей землёй, потому что никто бы не посмел возразить подобной мощи.

Девушка сглотнула. Ей вспомнился Файр, поджигающий что угодно, бессмертный Роан, её собственный крик, который без остановки наверняка мог бы целый район разрушить… И таких – армия? Как людям вообще пришла в голову столь страшная мысль?!

– И… что? – спросила она.

– Они действительно создали тайную лабораторию. – Михаил неотрывно смотрел куда-то мимо неё, далеко, недоступно. – Перед созданием армии, конечно, нужно найти способ держать воинов под полным контролем – своя воля может испортить дело. К тому же, отбирать нужно лучших, как-то усиливать их способности. Итак, организаторы проекта, промчавшись по роддомам, по сиротским приютам, набрали девятнадцать младенцев…

«Нет».

Настя смотрела на дядю с ужасом.

– Тая была одной из них… – сказала она, борясь с сухостью.

– Да. Она была в числе бедных детей. В лабораториях ставились жестокие, переходящие все границы человечности опыты; на ребятах испытывали все средства, заставляя их использовать странности раз за разом, повышая эффективность, повышая ущерб…

– Тая была одной из них, – повторила Настя, даже зрачки её словно побелели. – И я… тоже.

Михаил протянул руку, его лицо выразило боль, но девушка только отшатнулась, испуганная собственной догадкой. Она обхватила себя руками, стараясь унять дрожь.

– Тая тянула меня за волосы, – пробормотала она. – Она узнала меня по голосу и после этого.

– Всем подопытным ставили метки ниже затылка, – пояснил Михаил, с сочувствием глядя на неё. – Номер ребенка, классификация странности, возрастная категория.

– 6FL, – отозвалась эхом Настя.

– Код Таи – 7FM. Она влияет на волю, как ты влияешь на волны.

– Мы были с ней в одной лаборатории…

Было очень холодно. Страшно и холодно. Не каждый день узнаёшь, что когда-то ты была подопытной крысой страшного эксперимента над детьми.

– Но я ничего не помню! – жалобно вскрикнула она, вскидывая глаза на дядю – дядю приёмного и резко ставшего таким недоступным.

Её знало так много людей.

Её защищали.

Конечно, они знали, кто она.

Холод расползался по всему телу, сковывая льдом. Сердце билось так тихо, что Настя его почти не ощущала.

– Семь лет назад проект LIFA был обнаружен агентами NOTE. К тому времени некоторые дети уже доросли до двенадцати лет – столько исполнилось старшему. Лаборатория узнала о готовящейся атаке и успела перевезти часть приборов и восьмерых детей в иное место. NOTE опоздала, к тому же, в хаосе и шуме состоявшейся небольшой войны погиб один ребенок и бесследно исчезли трое. Остальных детей, оставшихся в первом корпусе, спасли.

Она не помнила ничего.

Ничего.

– А где была я?

Голос звучал бесцветно, как прозрачная вода на белых камнях.

– Тая была со второй частью детей. А ты исчезла во время хаоса вместе с двумя мальчиками.

Она не могла заставить себя встретить взгляд дяди. Не могла – и всё тут. Дело было не в стыде или чём-то схожем, вовсе нет; Настя сама бы не объяснила.

– Спустя несколько месяцев один мальчик привёл тебя в штаб и попросил позаботиться о тебе. – Теперь даже Михаил казался каким-то блёклым, расстроенным, будто воспоминания были нелёгкими. – Тебе было девять.

Стёкла зала разлетаются вдребезги. С этих пор Настя скрывает свой голос.

– Мне было всего двадцать четыре года, и я жил один. Больше всего я хотел взять тебя к себе – но всегда оставалось влияние NOTE; организация наложила запрет. Я не смог тебя усыновить.

– Вы отдали найденную девочку сестре, – ломко дополнила Настя.

– Она с мужем искала по детским домам ребенка, а у меня на руках оказалась ты.

– Но я ведь странная… Разве…

– Ты знакома с Дмитрием?

Юноша-гот с чёрными длинными волосами, изнурённым лицом и в чёрной одежде, так необычно обратившийся к ней в первый её день в Авельске…

– Его странность – влияние на воспоминания. Мы обсудили все детали, и он изменил твою память, внушил тебе мысль, что нужно хранить в тайне свою особенность, что нужно остерегаться. – Михаил поднес пальцы ко лбу, бледный, понурый. – Прости, Настюш. Ты не заслужила такого обращения – особенно после всех испытаний, выпавших тебе в столь юном возрасте. Но мы хотели, чтобы ты прожила в спокойствии хоть какое-то время, почувствовала себя обычным человеком…

– Родители ненавидели меня, – откликнулась девушка. – Навязанная братом, чудная, диковатая… Позор семьи, клеймо рода… – Она наконец встретилась с ним взглядом. – Но вы всё это время меня поддерживали.

– Я быстро полюбил тебя, – грустно улыбнулся Михаил. – Ты была сломанной, так нуждалась в заботе и ласке, а я не мог не привязаться к тебе. Я не стал твоим отцом, но я хотя бы попытался стать твоей семьёй.

Настя сжала губы, дрожавшие слишком заметно; перед глазами плыло, и она чувствовала странную смесь боли, горя, страха и благодарности. Поэтому не дрогнула, когда дядя её обнял, когда с новой тяжестью обрушилось понимание собственной сути, когда мир раскололся.

Она даже не та, кем себя помнит.

Можно ли такое вообще исправить?!

========== 2 / 3. Отсветы ==========

– 12 июля 2017

За тот месяц, который Антон провёл у Роана, он успел познакомиться с троицей Каспера, являвшейся, видимо, неким мобильным скелетом NOTE – несмотря на то, что в городе у организации имелось своё отделение с другими людьми, сенсей посоветовал обращаться именно к этим людям. Кроме того, Роан рассказал о известных сотрудниках Лектория, чтобы Антон был осторожен, и парнишка сам познакомился с несколькими нейтралами, справедливо полагая, что после всех уличных злоключений как минимум обладает такими же навыками, что и другие. Роан показывал Авельск, основные места, где следует находиться, где лучше поостеречься, и Антон тщательно всё запоминал. Однако в пригороде он был впервые, а в гостях у связующего – так тем более.

Здесь было уютно и тепло. Снаружи царила липкая прохлада, погружаясь в которую ощущал воздух сжиженным и ватным, но в доме дышалось свободно и сухо. Мягкие тона не резали глаз, яркие, но не броские краски украшали изнутри комнаты, и хозяйка дома – ровесница Антона, смуглая девушка в инвалидном кресле – встретила радушно и приветливо. Она сидела ровно, в осанке чувствовалось нечто стальное, в глазах, карих и тёплых, грелась солнцем уверенность человека, держащего всё под контролем. Роан назвал её «звеном».

– Оля, – представилась она, протягивая руку.

Антон отозвался своим именем, пожимая узкую ладонь. Для этого пришлось немного наклониться; девушка пристально его изучала, затем кивнула и отпустила, чуть улыбнувшись. У неё было приятное лицо, и в ней так мудрёно смешивалась внутренняя сила и внешняя мягкость, что ничто из этого не получалось назвать маской.

Кроме неё и Роана, Антон видел ещё двоих людей.

– Итак? – прозвучал прохладный голос со стороны.

Молодой человек лет за двадцать был одет в кожаную куртку и джинсы, его треугольное лицо имело отпечатавшееся выражение ледяной гордости. Острый взгляд сиреневых глаз, не схожих по оттенку с Настиными – у этого человека в них был только яд и холод, да и наверняка то были линзы – подчёркивался темнотой, не высыпался, видимо. Через левый глаз проходил короткий красный шрам. В правом ухе чернели серёжки. Виас. Странный со способностью «Желание», способный погрузить человека в иллюзию его желаемого или нежелаемого.

В стороне, ближе к Оле, стоя рядом на доверительном расстоянии, располагался Дмитрий. С ним Антон разговаривал и в прошлом, так что они только кивнули друг другу; гот с длинными чёрными волосами ничем не показывал какую-либо слабость, но его пальцы периодически подрагивали, и ритм его дыхания колебался. Запаха крови Антон не чувствовал, но рану видел в скованности Дмитрия.

Роан в тёмной футболке возился с заваркой, разливал чай, как будто у себя дома был. Остальные переглядывались. Взор Виаса жёг лопатки, но Антон привык к такому отношению к себе – пускай презирает. Плевать. Куда важнее, что собралось столько разных людей здесь не случайно.

– Всем привет! – со стороны коридора показалась фигура, которую Антон точно не ожидал увидеть. Девушка с зелёными кудряшками, убранными в два хвостика по бокам, и заколотой малиновой чёлкой; Люси, ничуть не скрывая принадлежность к NOTE, помахала ладонью Роану и его ученику и отвесила игривый и вежливый поклон Оле.

– Метаморф? – ощерился Виас.

– Собственной персоной, – откликнулась девушка, сверкнув глазами. – Что-то не устраивает, фокусник-младший?

Что она имела ввиду?

Роан хлопнул в ладоши:

– Ну-ну, ребята, давайте жить дружно! У нас тут четыре нейтрала да два сотрудника NOTE, и нам стоит сохранять спокойствие, даже если это трудно – верно, Виас? Люси, душенька, сядь, пожалуйста.

Последняя фраза не была укором, и метаморф, точно это учуяв, благодушно кивнула и устроилась в кресле рядом с Олей, обменявшись с ней мимолётными улыбками.

– Нужно решить, что делать, как можно скорее, – вздохнула Оля, оглядывая людей. – Роан, ты ведь за этим нас собрал?

– Собственно… – Роан, облокотившись на кухонную столешницу, принялся загибать пальцы. – Оленька, с помощью которой все нашлись. Дмитрий, меняющий воспоминания. Люси, меняющая тело. Виас, играющий с психикой. И Антон, конечно…

– Этот тоже? – фыркнул пренебрежительно Виас, стрельнув глазами.

– Проблема? – мрачно прищурился Антон. На его плечо легла ладонь: другой Люси поманила к себе, и он встал рядом с метаморфом. Та покачала головой и тихо сказала не реагировать. Парень пожал плечами: так-то ему всё равно. К плохой репутации он привык, это никогда и не задевало. Гораздо важнее было то, что они оставили Настю в больнице, что, разорвав пелену, ворвалась Тая, что она теперь лежала без сознания, существуя лишь в катетерах. Появление лифы посреди Авельска, того самого города, – неслыханно! Удивительно, что ее при таком открытом поведении не убили сразу.

Убили бы, не используй Настя свои силы.

– Я полагаю, здесь все в курсе дела, даже если лишь краем понимания, – продолжал Роан беспечно запутывать словами. – Семь лет – долгий срок, и весь он был укрыт мраком. Последние два года «тени» правили жестоким балом, и почти не осталось нигде людей, что некогда состояли в Лектории как одни из следователей проекта. Однако потому Лекторий и боится ныне, что результаты его страшных идей продолжат кровавую месть, и потому стремится истребить их, а прежде всего!..

Он замолк, оглядывая ребят. Люси с тяжёлым вздохом проговорила:

– Здесь очень не хватает переводчика. Ро, Каса тут нет, можешь по-человечески, пожалуйста?

Антон прислушивался к звучанию её голоса. Создавалось впечатление, что Люси со всеми разговаривает так – без напряжения и издёвки, легко, как со старыми знакомыми, даже если этих людей видит впервые. Это почему-то не раздражало и казалось естественным.

– По-человечески – это невозможно, – печально изрёк Роан. – Если короче… У меня есть для вас предложение. То, что утолит душевную жажду, – он взглянул на Виаса, перевёл глаза на Олю, – и что поможет уменьшить количество жертв.

– Почему должны быть жертвы? – тихо спросила связующая. На густых чёрных ресницах играли золотистые блики.

– Начинается большая охота, больше, чем была когда-либо, и от её результатов зависит само существование нашего хрустального покоя.

В комнате разрослась тишина, ядом проникая с дыханием. Все напряглись, но никто не произнёс ни звука, пока Люси со смешанным выражением недоумения и настороженности не сказала:

– Что ты имеешь ввиду? На кого охота?

Роан улыбнулся – колко.

– Охота на лифу.

Они возвращались на электричке, пустой, тихо гудящей. За окнами уже потемнело; в стёклах отражался салон, мерцая разводами старых пустышек. Проносились тёмные очертания леса, просёлочных дорог, станций. Слегка потряхивало.

Они были вдвоём на весь вагон. Жёлтое освещение делало светлые волосы Роана золотыми; на лицо Антона ложились блики, затемнённая радужка казалась сконцентрированным винным настоем. Антон смотрел в окно, прислонившись к нему краем лба, так, что при желании мог бы рассматривать сидевшего напротив учителя.

Всё выходило довольно сложно. Всё выходило нелогично. Роль Антона указывала на то, чего он страшился и желал одновременно, и он окончательно запутался, потерял нити возможностей.

Единственный выбор, который ему позволили совершить самостоятельно, определил его будущее. Сожалеть поздно, да и он не уверен, что непременно сожалеет. Скорее – он не хотел, чтобы всё так завернулось, зашло так далеко, так обошлось со всеми деталями. Выбрав один раз, он неосознанно обрёк себя на целые годы. Скитания, драки, разбитые костяшки. Антон был один в этом мире, один против этого мира, и он привык к такому положению, огрызаясь на любой контакт и пытаясь не соприкасаться с другими.

Но странные, даже чужие друг другу, даже друг другу глотки перегрызть желающие, остаются странными. Они особенные. Антон тоже особенный.

Останься он на улицах, всё было бы проще…

Роан смотрел на него внимательно, но непроницаемо. Роан был тем, кто когда-то давно пообещал забрать Антона, как истечёт срок его самоопределённой пытки. Роан своё обещание сдержал, и вот Антон тут – в Авельске, не беспокоясь за себя. Хотя – было бы за что беспокоиться. Даже сейчас Антон не был уверен, что когда-либо жил по-настоящему.

Если бы тогда он…

– Ты ненавидишь её?

Парень слегка вздрогнул, тут же устремляя взгляд на учителя. Роан выглядел так, будто в нём интерес и сочувствие переплелись. Антон не слишком хорошо разбирался в людях, мысли наставника вообще едва понимал, но это выражение почему-то заставило его напрячься.

– Кого?

Они оба знали, но Роан милостиво пояснил, подпирая подбородок рукой да локтем упираясь в согнутое колено.

– Настю. Ты её ненавидишь?

Вагон тряхнуло. Авельск не славился лучшими рельсами, как и его пригород. От освещённых окон вдоль дороги ложились размытые отсветы, не успевая следовать за своими создателями. Антону понадобились секунды, чтобы заставить себя говорить.

– Нет. Это не ненависть.

– Правда? – Роан не делал вид, будто всё понимает. Он не лгал, признавая, что в чём-то не разобрался, но его предположение почему-то ранило. – Но и не любовь.

– Я не ненавижу её, – повторил Антон веско. – Я всего лишь должен её защищать.

– Почему?

Потому что это она. Потому что это он. Потому что, несмотря на запутанный случай, на шрамы, не успевшие толком зажить, Антон отлично осознавал: он на самом деле Настю не ненавидел. Не мог. Но и проникнуться симпатией не смел, прекрасно помня приоритеты и устои.

Всё случилось из-за неё. Из-за неё ему пришлось столько вытерпеть, что в короткий человеческий век порою меньше укладывается. Из-за неё он и сейчас находился тут, в освещённом вагоне, лишённый выбора, свободы и возможности отвернуться от надвигавшейся бури. И ради чего? Пустой спектакль в пустом зале, картонные декорации, не отображающие сути. Это не была вина Насти, но всё случилось из-за неё.

Что же это за чувство тогда?

Хотел бы он сбежать? Антон не знал. У него было лишь то, за что он цеплялся, и это «то» выражалось целиком в риске, в боли и в шрамах. Сейчас он не представлял из себя ничего, потому что отказался, потому что предрёк это, потому что понял, что бесполезно сопротивляться. Ему уже не уйти. Он и не знал, какова бывает жизнь в те моменты, когда каждый твой шаг не предопределён.

– Вы устраиваете этот трюк, чтобы отвлечь? – спросил он через силу. Большего он проронить не мог, он не мог прямо так выплеснуть, что в душе накопилось. – Кого-то от чего-то. От кого-то. От Насти?

– Она не главная цель Лектория. – Роан переводом темы раздражён не был. – Так что нет, это не для неё. Это для всех, для тебя в том числе.

Ложь? Ради Антона давно ничего не делается. И всё-таки поверить бессмертному очень хотелось; так или иначе, но он оставался единственным человеком, которого судьба Антона честно волновала. О нём никто раньше не заботился, и потому ему придётся слова Роана принять.

– Мне казалось, вы против насилия.

– Смотря что ты подразумеваешь под насилием. – Учитель вздохнул, театрально взмахнув рукой. В его игре было мало фальши, скорее опытные движения. Он не актёрствовал. Он жил так. – Борис будет действовать напрямик, а я не собираюсь заходить с тыла. Моя ловушка в другом. Я не буду развязывать войну тогда, когда столкнутся столько группировок, что мир снесут.

«Я пытаюсь свести риск к минимуму», так это следует понимать? Антон утомлённо закрыл глаза, кожей ощущая прохладу окна. Холодное лето. Постоянные дожди. Огненные закаты, биение чужих сердец. Они все – живые. Они все будут участвовать. Их не спрашивают, когда начинают апокалипсис.

Эта таинственная организация NOTE и Роан – одновременно и единые элементы, и разные. Вспоминая о том, кто Роан такой, легко было предположить: Роан такой же сотрудник, хоть и действует отдалённо, планам чужим не подчиняясь. И всё равно… Борис готовится к крупному столкновению, а Роан начинает сложную сделку, основываясь на разномастных и довольно неслаженных нейтралах – зачем?

– Тимур и Вера нашли лифу, – сообщил Антон как бы невзначай. – Лифу из главных. Одного из руководителей проекта.

Роан не выказал удивления, хоть брови его слегка дёрнулись.

– Замечательно. События приближаются к развязке.

– Вы ведь знаете, что они будут мстить.

– Замечательно, да. – Восторгом бессмертный, однако, не блистал. – «Тени» так просто не выскальзывают из-за людских спин. Следовало ожидать, что они не просто по желанию забрались в штаб Лектория, да ещё и перерезали там людей. Их цель – один человек, но такой, ради мести которому они пойдут на всё, что угодно.

Из деревьев неспешно вырастали протяжённые крыши ближайшего пригорода, разрастаясь, как ступени лестницы. Дома складывались более тёмными очертаниями среди тёмного неба, касаясь квадратами пустого пространства, лишённого звезд. Горели ровно квадраты окон, цепочки круглых огоньков указывали трассы. Авельск не спал, лишь притворяясь тихим, и даже сейчас, возможно, где-то шла борьба насмерть.

Антон родился не здесь, не здесь вырос, но сейчас тут обитал. Авельск был и его городом, Авельск принадлежал странным, даже если их по соотношению меньше, чем обычных людей. Парень вновь взглянул на Роана; тот, как ни в чём не бывало, стучал по экрану сенсорного телефона, набирая послание кому-то далёкому. Почти сразу он хмыкнул удовлетворённо.

– Каспер может дать наводку на место событий, удобная позиция, – сообщил наставник, гася мобильник.

– Вы у него спросили?

Каспер был как раз сотрудником NOTE до самых костей – так Антон считал, во всяком случае. Разве его не должно напрячь стремление Роана подготовить нечто… довольно опасное, кажется? Бессмертный отмахнулся.

– Он не такой стереотипный работник, каким успешно притворяется. Не забывай, он один из сильнейших, а туда просто по уровню контроля не берут. Каспер – отличный союзник, хоть и не будет участвовать прямо.

Трюк был описан в кратких чертах, и Антон его назначения ещё не знал, как и кто-либо из собравшихся. Удивительно, что Роана послушали, даже этот холодный Виас, даже апатичный Дмитрий. Провернуть такое дельце не всем под силу, однако бессмертный выбрал именно их.

– Девять часов, – Роан взглянул на наручные часы. Электричка замедляла ход. – Иди к ней, Тош. Она наверняка ещё в больнице, Кев слишком мягок, чтобы выгонять из палат грустных милых девочек.

Поезд остановился, открывая дорогу в затемнённые дебри пригорода. С распахнутыми дверями в вагон ворвался свежий воздух, и в этот раз Антон не ощутил ни капли влаги.

Главная гроза только собиралась начаться.

Его шаги гулко раздавались по коридорам. Половина ламп погашены, света достаточно; трудится ночная смена, шуршат бумаги, врачи да медсестры снуют по отделам. Он прошёл беспрепятственно, по пути встретив только ответственного медбрата, направившего его в нужном направлении.

Антон миновал дальние коридоры. Последняя палата. Чистая, стерильная, едва слышно жужжащая аппаратами поддержания жизни. Светлые, но не выбеленные стены, зато до снежности идеальная кровать и прикроватный столик. Силуэт в центре ложа казался слишком мрачным; рассыпавшись по подушке, спокойно лежали русые волосы, лицо с кислородной маской ничего не выражало. Она словно спала, словно умерла, всё одинаково.